Граница миров

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Андрей лежал на траве, глядя на пустынную пока дорогу. Ринф ворочался рядом, никак не находя для себя удобного положения. Он часто вздыхал и матерился. Андрей выплюнул травинку и посмотрел на эльфа. Те семьлет, что они просуществовали в одной команде, никак не изменили эльфа. Как, впрочем, и всех остальных — Синичку, Вееллу и самого Андрея. Все они не менялись с годами: Ринф и Веелла из-за своей эльфьей природы, а Элайн и Синичка из-за того, что были Лишенными Памяти. Об этом Ринф рассказал как-то года четыре назад Андрею, хотя не должен был бы этого делать. Сотник не только ничего не вспомнил, а стал подозревать Ринфа во лжи, что осложнило их отношения почти до вражды. В Приграничье Андрея пока что держала только Веелла, которую сотник уже почти любил.

— Кочки… — простонал Ринф, в очередной раз переворачиваясь. — Достали…

— Нежное эльфское телосложение, — съехидничал Андрей. — Sqwillitto в этом плане почему-то грубее удались.

— То-то и оно, — Ринф мрачно взглянул на дорогу. — Интересно, долго нам еше этого giidenga ждать? — поинтересовался он злобно.

— Не знаю, — флегматично промолвил Андрей. — Наверное, столько, сколько нужно.

Снова умолкли. Ринф продолжил ворочаться, а Анд-Рей сорвал очередную травинку и опять принялся ее жевать, пытаясь разглядеть на другой стороне дороги точно так же укрывшихся за кустами Синичку и Вееллу. Однако девушек видно не было.

— Lagras, — вдруг выругался Ринф, к чему-то прислушиваясь, — Lagras. Tswin. Ethas. Agtsenhatswin. Zutsh. Klurg giilte.

Продолжая ругаться по-эльфьи, он приподнялся и вгляделся в поворот дороги. Андрей, зная, что слух Ринфа намного лучше человеческого, тоже приподнялся и с беспокойством взглянул на тракт. Никого пока видно не было.

— Что там? — спросил Андрей резко. Он ненавидел эту манеру Ринфа — ждать вопроса и лишь потом объяснять что случилось.

— С нашим купцом большой конный отряд идет. Надо сворачиваться, —эльф дважды коротко свистнул, и меньше чем через минуту Веелла и Синичка верхом промчались через дорогу. Они взобрались на склон и, продравшись через кусты, остановились около уже влезших в седла Ринфа и Андрея. Эльф быстро сообщил про конный отряд, и четверо разбойников поспешно удалились от дороги на приличное расстояние. Только после этого они пустили своих лошадей шагом и поехали рядом. Лес был негустой, почти без подлеска, и они могли себе это позволить.

— Как бы не по наши души был тот отряд, — буркнул Ринф. В последнее время он стал подозрительным и во всем видел руку императорского коронера.

— С чего ты взял? — Андрей зло посмотрел на эльфа и отвернулся. — Все знают, что в Приграничье опасно, и нанимают предостаточно охраны.

— Нам-то от этого не легче, — Веелла, ехавшая по левую руку от Андрея, пожала плечами. — А тот отряд впол —не мог быть по наши души. В деревне мог кто-нибудь из крестьян проболтаться, что мы уехали в эту сторону, а коронеру только того и надо. Он за нами уже не первый день гоняется.

— И если поймает, то всех повесят, невзирая на чины и лица, — согласилась Синичка. Андрей буркнул в ответ что-то злобное, и все замолчали. Сезон действительно был неудачен. Коронер со своим отрядом в полсотни человек здорово прижал местные банды и не давал им жить нормально. Купцы пользовались большими вооруженными эскортами, и численность разбойников резко поползла вниз. «Ночные работники» покидали Приграничье или же попадали в лапы коронера. Последним невезло. В лучшем случае их вешали на майдане ближайшего населенного пункта, в худшем — отвозили в какой-нибудь город и там колесовали или натягивали на кол.

Банда Ринфа относилась к тем, кого не повесят, если поймают. Всех четверых ждала не слишком приятная участь быть колесованными. Даже чин сотника Серого Отряда не спас бы Андрея от позорной казни. Единственное, как он мог себя спасти, — это немедленно вернуться в Литгрэнд и во всем покаяться. Однако он медлил. Ему почему-то не хотелось бросать на произвол судьбы Ринфа и Вееллу. Оба эльфа уже стали ему по-своему дороги. Элайн решил подождать.

— Стоять, — послышался чей-то тихий голос, и все четверо натянули поводья коней, одновременно выхватывая мечи. —Железяки на землю! — приказал тот же голос, и из-за дерева вышел седой человек со взведенным арбалетом. Этого человека Андрей не знал, но Ринфу он оказался знаком.

— Ний! Ты чего на своих кидаешься? — удивленно поинтересовался эльф, опуская клинок острием к земле, но не убирая его в ножны.

— Не узнал, — Ний опустил арбалет, но тетиву оставил натянутой. — Вы чего по лесу мотаетесь, а не на тракте сидите?

— Да опять купчишка с большой охраной едет, — Ринф поморщился. — Коронер этот меня достал.

— Не тебя одного. — Ний посмотрел куда-то в сторону. — Ладно, мотайте отсюда. Не вас мы ждали, так что не мешайте. У нас работа.

— А кого вы ждали? — проявил совершенно лишнее любопытство Ринф.

— Вообще-то, это не твое дело, — огрызнулся Ний, Приподнимая арбалет. — Но, если уж так любопытно, то скажу. Императорского коронера Генриха Щука мы ждем, этот giidenga, — выругался он по-эльфьи, — много крови мне попортил.

— Да и не только тебе, — согласился Ринф. — Может, помочь?

— А что, это было бы неплохо, — согласился Ний — Вы рубаки известные, а с ним отряд немаленький. Так что присоединяйтесь. Тут и так половина Приграничья собралась. Схоронитесь где-нибудь и ждите. Он этого местечка никак не минует. Знает, что тут сходка разбойничья. Обязательно заявится. Засядьте где-нибудь и ждите сигнала — три свиста коротких.

Ринф кивнул в знак согласия и оглянулся на остальных.

— Что за постные морды?! — рявкнул он. — Ну-ка, прекратили уныние! Марш за мной!

Они пустили коней рысью и довольно быстро нашли удобное месторасположение для своей банды — небольшую группу елей чуть в стороне от того места, где прятался Ний.

Не успели слезть с коней, как послышался дробный топот многих копыт. Ринф напрягся, прислушиваясь, и выругался.

— Тот же отряд. Говорил я вам, что то по наши души, — злобно прошипел он, обращаясь преимущественно к Андрею. Элайн пожал плечами и выглянул из-под еловых лап. С юга, из-за небольшого всхолмья, что Ринф со товарищи миновали с полуночной стороны, выехал довольно многочисленный отряд гвардейцев. Впереди па крапчатой лошадке ехал представительный и очень немолодой мужчина с длинными, спускающимися ниже подбородка рыжими усами. На его синем камзоле красовался знак императорского коронера — скрещенные чекан и акинак. Андрей нахмурился, разглядев коронера повнимательнее. Он его знал и оченьхорошо, как знал и многих из отряда. За коронером ехала Анна Купа, с коей у Андрея были весьма неплохие отношения в период его службы в Сером Отряде. Позади и немного правее Анны Андрей увидел Гая Малыша. Ему Элайн до сих пор был должен пять талеров за проигранный заклад. Левее Гая гарцевал на прекрасном черногривом гафлингере Лука Даньша, известный своей любовью к кухне «Семерых Козлят», где и познакомился почти со всеми сотниками Серого Отряда. Помимо этих людей, среди гвардейцев было немало просто знакомых и почти друзей

Андрея.

— Я не буду с ними драться, — сообщил мрачно Андрей, опуская лапы елей и поворачиваясь к Ринфу. — Не буду.

— Не будешь?! — зашипел Ринф, подскакивая к Андрею и хватая его за воротник кафтана. — Не будешь?! А вот представь, каково было им, когда они были вынуждены сражаться с вами! Почувствуй себя на их месте!!! — Ринф с ненавистью смотрел в глаза ничего не понимающего Андрея, шипел и плевался. — Что, не нравится? Не хочешь убивать друзей?! А придется, сукин ты сын! Продал душу свою и кровь!!!

— При чем тут моя кровь? — чудом сохраняя спокойствие, спросил Андрей. Не первый раз он слышал эти странные упреки про кровь и не понимал их. Сейчас он надеялся, что Ринф проговорится, но ошибся. Эльф отпустил воротник кафтана Андрея, аккуратно расправил его и отступил на шаг, вынимая меч из ножен.

— Ты не помнишь многого. И этого тоже не помнишь, — Ринф оскалился страшно на секунду и проговорил совсем уж зло: — Ты будешь сейчас сражаться. Или уходи. Навсегда. И знай: встречу тебя — убью.

— Ринф, не сходи с ума, — тоненько пискнула Веелла. — Ринф, пожалуйста…

— Заткнись! — рявкнул эльф и поднял клинок. — Ну! Сотник, решай!

Андрей молчал. Молчал долго, пока не услышал три отрывистых свиста. А потом вскочил на коня и погнал его прочь от места побоища. В горле клокотала то ли злоба, то ли слезы. Андрей ругался по-эльфьи и по-имперски, клял судьбу и эти Сумерки, призывал гнев богов, в которых не верил, на головы Императора Лакхи и Лишенных Имен, просил прощения у Вееллы и Анны Купы… Андрею казалось, что он сходит с ума, и не так далеко это было от истины.

Он остановил коня только уже когда стемнело. Небо залилось глубоким синим цветом и казалось велюровым. Андрей долго смотрел на Саарнатту — первую вечернюю звезду, указывающую на юго-запад. В сторону Литгрэнда. Смотрел долго, жалобно подвывая от безысходности и глотая горькие слезы.

А потом развернул коня в сторону Саарнатты и пустил его шагом. Он уже знал, что произошло и что ему теперь делать…

***

Ринф несколько мгновений смотрел вслед Андрею, а потом сплюнул зло, выматерился и поднял клинок. За елями уже кипела сеча. Слышался звон стали, всхрапы сталкивающихся коней, крики раненых и стоны умирающих.

Эльф оглянулся на сестру и Синичку и смерил их взглядом.

— Ну? — грубо осведомился он.

Веелла ничего не ответила. Она молча оправила свой расшитый зелеными трилистниками камзол и вытащила меч из ножен. Синичка выматерилась сквозь зубы. перевязала оранжевый нашейный платок на голову и тоже обнажила клинок. Ринф кивнул, заорал что-то непонятное даже ему самому и рванулся прямо сквозь ели к месту сражения. Девушки последовали за ним, крича что-то такое же невразумительное.

Отряд коронера окружили со всех сторон, не давая ему рассеяться по лесу. Часть гвардейцев уже валялась на земле. Кто-то был убит арбалетным болтом, кто-то стрелой из лука, кого-то сняли с седла рогатиной, а кому-то и меч в живот достался. Разбойников тоже уже немало полегло. Многие из них сражались пешком, а у конника всегда преимущество перед пешим. Однако и под многими гвардейцами уже убили лошадей.

Ринф влетел во всеобщую свалку и принялся размахивать мечом направо и налево, не задевая, однако, «своих» из Разбойничьей Гильдии. Гвардейцы бились как звери и весьма мастерски, но и среди бандитов были не слабые рубаки, а разбойников было примерно в полтора раза больше. У коронера и его отряда не было шансов.

Лука Даньша оттеснил в сторону какого-то невысокого бандита в ярком желтом дублете и рубанул его сплеча, наискось. Бандит захрипел, попытался заорать, но не смог. Схватившись руками за разрубленное лицо, он повалился на колени, а потом упал на землю, тут же попав под копыта разгоряченного гафлингера Луки.

Место разбойника в желтом дублете занял коренастый мужчина с пышными седыми усами и яркими, но равнодушными, зелеными глазами. Он холодно усмехнулся и одним движением воткнул клинок в шею гафлингера Луки. Конь страшно заржал, вылупил глаза и резко присел на задние ноги. Лука не удержался в седле и полетел на землю. Конь, почувствовав, что освободился от седока, подскочил, взбрыкнул и помчался прочь. Люди едва успевали выскакивать из-под его копыт. Лука не смотрел вслед коню, сосредоточив свое внимание на противнике.

Усатый разбойник не нападал, ожидая, пока Лука поднимется. Когда тот уже прочно стоял на ногах, бандит атаковал колющим в лицо. Даньша вскинул руку с мечом и едва успел отмести клинок противника в сторону. Отбить-то он отбил, но не смог ни сам атаковать, ни поставить блок. Усатый на возврате развернул клинок плашмя и огрел Луку по уху, полностью его дезориентировав. Следующим ударом он отсек кисть правой руки гвардейца.

Лука замер, чувствуя, как вдруг легко стало в правой руке. Он уже знал, что произошло, но верить не хотел. Нахлынула боль, и он закричал, поднимая такую нелепую культю на уровень глаз.

Усатый поморщился, с отвращением глядя на рухнувшего на колени Луку. Бандиту было противно, и он одним ударом все закончил. Ударом по косой, сверху вниз, располосовавшим грудь Луки.

Гай Малыш бился плечом к плечу с Анной Купой. Они сражались молча, страшно оскалившись, прикрывая друг друга и помня, что за их спиной Генрих Щук, коему надо было уйти из этой свалки живым. Коронеру надо было во что бы то ни стало сохранить жизнь. И они бились не за себя — за него.

Гай развернулся на носках и каким-то чудом успел подставить окованное топорище секиры под удар разбойничьего клинка. Анна увидела, что Малыш развернулся к другому противнику незащищенной спиной, и тут же сама переместилась, неосторожно открыв свой правый бок. Двое ее противников заметили это и кинулись в атаку. Удар в голову она отбила легко и непринужденно, от второго — в живот — уклонилась, а третий ее настиг. По бедру потекло что-то мерзко теплое, и нога Анны подкосилась. Она выматерилась и упала на одно колено, одновременно блокируя удар в голову справа. Гай Малыш гортанно вскрикнул и повалился рядом на траву, заливая ее своей кровью из разрубленной головы. Анна опять выматерилась и бросила взгляд на Генриха. Старый коронер отбивался от двух бандитов и отбивался весьма успешно. Он вот-вот должен был оказаться за пределами драки и тогда он сможет уйти. Но почему-то он поступил совсем не так.

Взгляд на коронера стоил Анне очень дорого.

Чей-то клинок свистнул у нее над самой головой, взлохматив волосы, другой сплясал перед лицом отвлекающий финт, а третий, слишком поздно замеченный, с омерзительным хрустом вместе с мелкими кольцами кольчуги вошел в правый бок.

«Жалость-то какая!» — отстранение подумала Анна, заваливаясь на бок и уже понимая, что ничего дальше нет…

Императорский коронер Генрих Щук в миллионный раз проклял свою работу и свое вечное желание самому заниматься погонями. Он совершенно автоматически отбился от двух бандитов и оглянулся. Живых противников на расстоянии клинка не было, и путь был свободен, но тут коронер заметил Анну Купу, уже давно работавшую с ним. Женщина, нелепо взмахнув руками, заваливалась на бок. Ее кольчуга была вспорота, и из раны хлестала кровь. Бандит с седыми усами внимательно следил затем, как Анна падает. Это оказалось превыше сил Генриха. Он бросил один из своих мечей в ножны, дал шпоры коню и наехал на усатого разбойника, не ожидавшего такой прыти от императорского коронера. Бандиту пришлось резко отскакивать в сторону. Не удержав равновесия, он упал на одно колено, но тут же вскочил. Однако этой заминки Щуку хватило на то, чтобы перегнуться из седла, подхватить Анну одной рукой и, бросив ее поперек седла, умчаться с поля битвы. Бандитам ничего не оставалось, кроме как проводить коронера глазами.

Веелле было страшно, но она даже самой себе не смела признаться, что ей страшно. Она билась ожесточенно и правильно, как на тренировке. Руки сами выполняли положенные движения, выставляли блоки, парировали удары, атаковали. Ноги сами вытанцовывали сложнейшие па подшагов и отскоков. Эльфка билась слишком автоматично и слишком предсказуемо, забыв, что перед ней не рядовые наемники из купеческого обоза и не обезумевшие от жадности торговцы. Она забыла, что сражалась с императорскими гвардейцами, причем лучшими из лучших.

Долго ее выручали природная гибкость и быстрота. Она легко уходила от ударов, моментально выставляла блоки, но слишком редко атаковала сама, боясь не успеть прорваться сквозь стальную завесь зашиты гвардейцев и слишком долго остаться открытой.

Блок, отшаг, прыжок, блок.

Веелла не заметила, кто и когда ее ранил. Она просто перестала чувствовать правую руку и едва успела перекатить меч в левую. Левой она никогда не умела сражаться. И гвардейцы это поняли. Их навалилось сразу трое. Они медленно, но верно, оттесняли Вееллу к старому дубу, заставляя ее прижаться к нему. Эльфка не сразу по-няла, зачем им это нужно, а потом было уже слишком поздно.

Она почувствовала под лопатками шершавую кору дуба и беспомощно закричала. Она звала брата, но тот почему-то не приходил. Зато появилась Синичка. Она быстро и легко разобралась с двумя из трех противников Вееллы, но вдруг, уже когда собиралась атаковать третьего, замерла, выгнувшись дугой, закрыв глаза и закусив губу. Эльфка видела, как медленно-медленно разжались пальцы Синички, меч плавно, словно стекая, упал на траву, а потом туда же рухнула Синичка, так и не произнеся ни звука. Из ее спины торчал арбалетный болт.

Веелла закричала, страшно, обреченно, уже не обращая внимания на своего последнего противника и на то, как он поспешно отскочил в сторону. Только в самый последний момент она увидела мощную грудь закованного в броню гвардейского коня и направленное ей в грудь острие копья…

Ринф выругался страшно и резко обернулся. Гвардеец у него за спиной еще не успел нанести удар, и эльф смог отбить его клинок в сторону, тут же полоснув своим по открытому горлу противника. Гвардеец не успел коснуться спиной травы, а Ринф уже поворачивался обратно.

— Риииииинф!!! — услышал он голос Вееллы и на секунду отвлекся, отыскивая ее глазами. Сестра отбивалась сразу от трех гвардейцев и шансов у нее не было. Правая рука ее безжизненно висела вдоль тела и с пальцев капала яркая эльфская кровь.

— Риииииииинф!!! Брааааат!!! — закричала она снова.

Ринф автоматически отбил клинок противника в сторону и, заметив, что к Веелле прорубается Синичка, вернул взгляд на гвардейца. Тот уже перевел меч в среднее положение и атаковал из низкой стойки. Ринфу ничего не стоило отшвырнуть резким ударом его клинок в сторону, тут же переведя собственную защиту в атаку. Гвардеец попался на вязь обманных махов, и меч Ринфа вспорол его от паха до солнечного сплетения. Гвардеец захрипел, обиженно посмотрел на равнодушного эльфа и медленно стал оседать на землю, прижимая руки к распоротой брюшине, словно надеясь удержать внутри вы-раливающиеся кишки и вытекающую кровь.

Ринф на него уже не смотрел. Он видел только пришпиленную к старому, как сам Танэль, дубу Вееллу. А потом он уже вообще ничего не видел, впав в состояние амока.

Ринф очнулся поздно ночью, когда вокруг уже никого не было — ни своих, ни чужих. Обагренный кровью по самую рукоять меч и горы трупов — больше ничего и никого не было в окружающем лесу. Эльф помотал головой, стараясь вспомнить, что произошло, но кроме смерти сестры он ничего не помнил. Дальше все скрывал багровый туман амока. Ринф выронил меч из руки и прижал ладони к мокрому от слез лицу. Потерял друга, любимую, единственную сестру… У него ничего больше не осталось, и он сам был полностью виноват в этих потерях. Эльф вскинул взгляд и увидел уже высоко забравшуюся Саарнатту. Звезду, указывающую на юго-запад. А Ринф уже знал, в какую сторону ляжет его дорога. Прямо противоположную — на северо-восток, в Айлегрэнд.

Эльф поднял меч, попытался отскоблить запекшуюся уже кровь, а потом махнул на все рукой и побрел к елям, где оставили коней. Все три, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, оказались на месте. Ринф, отвязав всех скакунов, взобрался в седло своего и, закинув поводья остальных на высокую луку седла, направил коня на северо-восток. В Айлегрэнд.

Стефания обворожительно улыбнулась, глядя на Медведя, и изящным движением отбросила за спину длинные рыжие волосы. Сотник выругался едва слышно и хлопнул по столу рукой. Отчитывать Стефанию он не любил, как не любил этого делать никто из преподавателей. Очаровательная, изящная девушка шестнадцати лет прекрасно умела пользоваться своим обаянием, и всякая злость при взгляде на нее у любого преподавателя пропадала.

— Огнянка, прекрати выпендриваться! — пытаясь «сохранить лицо», рявкнул Медведь. — Что это такое? Почему ты вечно одеваешься черте во что, совсем забыв про форму?! А?

— Но… — Стефания невинно взмахнула ресницами, и из ее васильковых глаз, как показалось Медведю, посыпались искры. — Я же закончила обучение… Теперь мне можно одеваться, как заблагорассудится, — она опять улыбнулась, показав в улыбке идеальные белые зубы, предмет своей гордости. Только она сама знала, что у псе расколота левая нижняя семерка — последствия неудачной тренировки.

— Разумеется, но что-то я не припомню, чтобы ты во время обучения носила форму! — Медведь мрачно осмотрел фиолетовый брючный костюмчик Стефании, подчеркивающий все, что необходимо, в должном количестве. Девушка была очаровательна. Невысокая, стройная, немного более плечистая, чем требовалось, но тем не менее в достаточной мере изящная и обаятельная. Стефания не была красавицей, но она была из того типа девушек и женщин, кому смотрят вслед на улице, совершенно не понимая, что в ней привлекательного. И еше эти огромные васильковые глаза…

Медведь грозно посмотрел на нее и вздохнул. Не мог он злиться на Стефанию. На кого-то другого — мог, а на нее — нет. Катрин прекрасно воспитала девчонку, привив ей в должной мере вкус и стиль. Волшебница каждый год проводила достаточно времени в Саулле, чтобы Стефания не оставалась без присмотра и занятий по предметам, необходимым ей в будущем. Однако за все эти семь лет Катрин так и не смогла выяснить, какой талант у Стефании главенствующий, так и продолжая обучать ее всему понемногу. Стефания же, с благодарностью принимая любые знания, так и оставалась рядовой ученицей, только в мечемашестве обойдя сверстников на целый корпус. И при этом особого Дара за ней никто не замечал.

Теперь, после шестнадцатого дня рождения, Стефания считалась совершеннолетней, могла носить любой меч и ее обучение считалось законченным. Она пока еще не решила, будет ли готовиться к поступлению в Академию Чародейского Искусства или же к службе в Императорской Гвардии, и болталась по Саулле, развлекаясь дружескими поединками и спаррингами с еще обучающимися.

— Собственно, я позвал тебя не для разговора о модах, — проворчал Медведь мрачно. — Новости у меня нехорошие. Надо бы с иллиа Катрин связаться, чтобы все подробнее узнать. У тебя, насколько мне известно, с ней прямая связь. Помоги мне.

— А что за новости? — полюбопытствовала Стефания, не спеша доставать свой артефакт связи и произносить необходимые заклинания. — Мне тоже интересно.

— Экая ты любопытная! — огрызнулся Медведь, но, уже давно зная Стефанию, понял, что чем быстрее все ей расскажет, тем скорее она свяжется с Катрин, находящейся сейчас в Альтхгрэнде. — Дело в том, что три недели назад на отряд императорского коронера Генриха Щука, разгоняющего в Приграничье разбойничьи банды, напали, заманив в ловушку. Коронер смог спастись. Кроме него ушли не больше десяти человек из отряда. Иллиа Анна Купа ранена, и Генрих только чудом смог довезти ее до деревни, сделать перевязку и отправить в Альтхгрэнд. Кроме того, в Литгрэнде объявился давно пропавший Андрей Элайн, начисто отказывающийся сообщить, где пропадал почти десять лет… — Медведь помолчал, глядя на помрачневшую и кусающую губы Стефанию. — Теперь, насколько мне известно, Серый Отряд действительно предпримет большую карательную экспедицию в Пограничье. Если предыдущие затеи так и заканчивались ничем, то теперь, я думаю, все будет не так. Я должен знать— стоит ли мне покидать Саулле. Потому свяжись, пожалуйста, с Катрин.

Стефания немного помедлила, глядя в пол, потом кивнула и сняла с руки браслет черненого серебра с единственным, очень мелким изумрудом всего в пару карат. Что-то прошептав, она как-то хитро покрутила браслет в руках, и вдруг его охватило зеленое пламя и из него сформировалась не выше ладони проекция Катрин в халатике, довольно вольно распахнутом на груди. Волшебница ойкнула и поспешила привести себя в относительный порядок.

— Здравствуйте, иллиа Катрин, — не вставая поклонившись, произнес Медведь.

— Привет! — помахала Волшебнице рукой напустившая на лицо беззаботную улыбочку Стефания. — Иллих Медведь поговорить с тобой желает! — сообщила девушка, поворачивая браслет, чтобы Катрин стала видна только проекция Медведя.

— Здравствуйте, здравствуйте, — пробормотала все еще слегка смущенная Волшебница. — Что случилось? Опять Стефанию хотите выставить из Саулле? На сей раз за что?

— Нет, все не так! — замахал на Катрин руками гвардеец. — Мне просто надо кое-что узнать у вас, иллиа Катрин.

— Что? — не слишком вежливо осведомилась Волшебница и демонстративно зевнула.

Медведь быстро изложил известные ему факты и попросил либо их подтвердить, либо опровергнуть.

— Ну что я могу сказать, — Катрин долго смотрела в сторону и молчала, кусая губы. — Вам известно практически все. Да, Серый Отряд перестает бездельничать и предпримет карательную экспедицию, сроки которой являются строжайшим секретом, потому что в Литгрэнде завелся шпион. Кроме того, Анна Купа жива, но еще очень плоха. Именно из-за нее я задержалась в Альтхг-рэнде. Из отряда коронера спаслось семь человек, не считая самого Генриха и Анны. Вроде бы все. Так что, иллих Медведь, рекомендую вам вернуться к своему основному роду занятий.

— Ясно. — Медведь потер ладонью подбородок и поклонился. — Благодарю вас, иллиа Катрин.

— Не за что, — буркнула Катрин и, не попрощавшись со Стефанией, исчезла.

— Я пойду? — поинтересовалась Стефания, надевая браслет на руку и вставая.

— Иди, — кивнул задумчивый Медведь, — Через три дня я уеду…

— Через три дня Медведь уедет, — закончила свой рассказ Стефания и села на траву рядом с Одди. Его всякий год по семь раз грозились вышибить из Саулле или вообще повесить, но пока он все еще был здесь, уже перейдя на преподавательскую деятельность, так как ему уже исполнилось двадцать три года. Со Стефанией он кое-как наладил отношения, но все равно девушка держалась с ним на расстоянии вытянутой руки, как и со всеми остальными в Саулле. Это раздражало Одди, но ничего поделать было нельзя.

Стефания же с неожиданным для себя интересом заглядывалась на весьма симпатичного Одди, что, в свою очередь, ее саму жутко бесило. Именно поэтому она держалась с ним довольно холодно и отчужденно, однако информацию от Медведя поставляла исправно, уже зная, зачем она нужна. Одди как-то раз, года два назад, все ей рассказал. Разумеется, с санкции Гюрзы.

Стефания сначала испугалась, когда узнала о том, что Одди уже давно и прочно связан с Лишенными Имен. А потом вспомнила странные, давно ее преследующие сны и поняла, что она сама не меньше Одди с ними связана. И приняла это уже как свершившийся факт. В Айлегрэнде, правда, она так ни разу и не побывала, решив, что для этого еще не пришло время.

— Ну что ж, пришла, значит, пора мне попрощаться с Саулле, — без всякой печали в голосе проговорил Одди и откинулся на траву, уставившись в небо, едва видимое за еще не облетевшей, но уже пожелтевшей листвой. — Может, и ты со мной уйдешь? — спросил он, переводя взгляд на обтянутую фиолетовой курточкой спину Сте-Фании.

— Да нет, наверное. — Девушка вытянула ногу и осмотрела свой сапожок из черной кожи. — Мне пока и здесь неплохо. Подожду еще.

— Смотри, дождешься, — Одди усмехнулся, не отводя взгляда от Стефании и наблюдая за тем, как она потягивается, изящно выгибая спинку. Выглядела она весьма соблазнительно, и Одди, как уже вполне взрослый мужчина, не мог этого не отмечать. Все время.

Они сидели на траве, довольно далеко уйдя в лес от Саулле и поставив волшебную защиту от непрошеных гостей. Они всегда так делали, когда требовалось поговорить без лишних глаз и ушей. Так поступили и в этот раз. Было еще достаточно тепло, стояло бабье лето.

— Что ты будешь делать в Саулле? — спросил Одди, осторожно проводя пальцем вдоль позвоночника Стефании. Девушка никак не прореагировала на это ласковое прикосновение, как не реагировала никогда. Внешне. Однако Одди почувствовал, как на мгновение напряглась ее спина и тут же расслабилась.

— А что я буду делать в Айлегрэнде? — промурлыкала девушка, не оборачиваясь.

— Вот уж где тебе дело найдется. — Одди выругался про себя и, осторожно обняв Стефанию за талию, притянул к себе, заставив улечься рядом на траву. — Там много чего интересного, — ожидая пощечины, тихо проговорил парень, но Стефания, вместо каких-то действий, просто лежала рядом и смотрела на него огромными васильковыми глазами, ожидая, что будет дальше. — И мечом помахать придется. — Одди коснулся губами губ Стефании, и она улыбнулась. В ее глазах заплясали веселые чертики.

— Тебе всегда этого хотелось, — проговорила она, проведя пальчиком по старому шраму на виске Одди. — С того самого дня.

Одди смутился и ничего не ответил. Он помнил, что в тот день у него впервые появилось какое-то не совсем нормальное влечение к малолетней девчонке. Только много времени спустя он понял, что не видел тогда млад-шеклассницу, его сбили с толку эти огромные васильковые глаза, сузившие мир до своего размера. Всякий раз, думая о Стефании, он в первую очередь вспоминал эти глаза, а уже потом все остальное. А теперь, когда девчонка превратилась в желанную, очаровательную и невероятно притягательную девушку, Одди просто не мог с собой совладать. Он долго крепился. До того момента, пока не пришла пора расставаться.

Одди запустил руку в пышные волосы медного цвета на затылке Стефании и долго вглядывался в ее глаза, не боясь уже в них утонуть. Она не отводила взгляд, задумчиво, поглаживая шрам, знакомый до самой последней мелочи. Одди вздохнул и поцеловал Стефанию, как никогда не целовал ни одну женщину. Раньше для него это была необходимая и не слишком важная прелюдия к самому главному, как правило, ничего кроме физического удовлетворения и облегчения не приносившему. Теперь все было не так, все изменилось. Одди хотелось продлить каждое мгновение до размера вечности, хотелось, чтобы эти губы всегда были рядом, хотелось целовать их бесконечно долго и жадно, выпивая дыхание до капли.

Стефания не слишком умело, но искренне ответила на поцелуй. Она, когда раньше целовалась, не думала, что это можно делать так ласково, нежно и получать от этого столько удовольствия. Стефания расслабилась и уже совершенно не замечала течения времени.

Руки Одди расстегнули пуговки ее рубашки и скользнули по телу. Он на секунду отстранился и вдруг его лицо исказилось.

— Откуда это? — спросил он, проводя пальцем по тонкой белой полосе, пересекающей грудь Стефании. Катрин не смогла убрать шрам, не хватило квалификации, тем более что с момента нанесения раны прошло слишком много времени.

— Что? — Стефания непонимающе покосилась на свою грудь и вдруг вскочила на ноги и, отвернувшись, стала торопливо застегиваться.

— Огнянка, подожди. — Одди тоже поднялся и попытался обнять ее за плечи. — Я же просто спросил!

— Убери руки! — взвизгнула Стефания, отскакивая в сторону, словно ладони Одди ее обожгли. — И вообще, это не твое дело, понял! Катись к демону! Я так и знала, что этот шрам все испортит! Да! Понял? Вали в свой Айлегрэнд! Знать тебя не хочу!

Продолжая на ходу застегиваться и поправляться, Стефания бегом помчалась к Саулле.

Одди сел на траву и зло ударил по ней кулаком. Меньше всего он хотел ссориться со Стефанией, и теперь, в свете своего отъезда, он уже совершенно не представлял, как наладить отношения. Девушка явно сильно переживала из-за своего шрама, даже, наверное, комплексовала. Сделать с этим в такой короткий срок ничего было нельзя. А Одди уже не хотел расставаться со Стефанией. Он всегда был честен перед собой и теперь откровенно признался себе, что влюбился, как последний дурак. Утонул в этих васильковых глазах, утонул навсегда. Он понятия не имел, что по этому поводу скажет Гюрза и уж тем более Тигр, не упускавший случая подколоть Одди. Но парню это было уже неважно. С ними он уж как-нибудь разберется. В крайнем случае Белочка всегда возьмет его под защиту, но что было делать со Стефанией?

Одди выматерился и откинулся на траву, прижав ладони к лицу. Надо было что-то придумать и придумать срочно. Но в мыслях ничего, кроме скорого отъезда, не было…

Стефания остановилась перед зеркалом и расстегнула рубашку. Белая полоса шрама пересекала ее грудь от ключицы почти до солнечного сплетения. Шрам не уродовал, он был едва заметен, но девушка уже знала, как отпугивают мужчин подобные «метки».

— Ний, — тихо проговорила девушка. — Ний. Я тебя ненавижу. Я тебя найду.

Стефания застегнула рубашку, заправила ее в брюки и осмотрела комнату. Вещей было немного. Большую часть можно было бросить. Стефания стала собирать небольшой заплечный мешок со всем необходимым. Она уже больше ничего не хотела, кроме как отомстить. Что будет дальше — она не знала и не хотела об этом думать, боясь, что дальше уже не будет ничего.

Стефания не надеялась выжить после встречи с Нием, прекрасно оценивая свои шансы. Однако остановиться она уже не могла. Она была готова умереть, лишь бы увидеть, как ненавистный бандит с яркими зелеными глазами подыхает в луже собственной крови. Стефания всего лишь хотела отомстить.

***

— Как — уехала? — изумленно спросил Медведь, покосившись на стоявшего рядом Одди. — Куда уехала?

— Не могу знать, иллих Медведь. — Девочка из младшеклашек шмыгнула носом и утерла его рукавом. — Сказала, что все в комнате оставшееся себе могу забрать. Потом мешок к седлу приторочила, курточку одела…

— Надела, — автоматически поправил девочку Одди, и та кивнула.

— Нуда, надела и в седло вскочила, как птица взлетела. Потом уехала, — девочка махнула рукой на северо-восток. В глазах Одди на мгновение мелькнуло что-то не совсем ясное и пропало.

— Так, замечательно. — Медведь насупился, помолчал и, поблагодарив, отослал девочку прочь. Потом сотник повернулся к Одди, которого отчитывал за долгое отсутствие днем.

— И ты тоже смыться собираешься? — поинтересовался Медведь неожиданно спокойно. — Не отвечай, знаю, что у тебя уже и мешок собран и вещи оставшиеся пацанам раздарил. Да и куда собираешься — знаю. Держать тебя я права не имею, так как не подчиняешься ты мне. — Медведь помолчал, глядя на потупившегося Одди. — Что ж, встретишь Огнянку, передай, что огорчил меня ее отъезд…

Медведь хотел еще что-то сказать, но потом просто махнул рукой и тяжело потопал прочь, сразу состарившись на сотни лет. Одди тоже мог похвастаться, что знает о сотнике кое-что никому неизвестное. Одди знал, что есть только Сумерки…

Айлегрэнд, окруженный протянувшимися на много миль слободами, кипел, как забытый над огнем котел. Одди даже улыбнулся, разглядывая город с небольшого взгорья на достаточном удалении, чтобы оно не было опасным. Черный детинец, окруженный стеной с острыми зубцами, врастал в мрачное осеннее небо и почему-то не нависал над городом мрачным памятником, а просто был, никому не мешая и никого не раздражая. Город был великолепен, как бывают великолепны творения Истинного Волшебства.

Одди кольнул шпорами бока своего весьма своенравного гафлингера, и тот, взбрыкнув задними ногами, танцующей иноходью потащился к городской заставе на дороге.

На заставе, куда парень добрался довольно быстро обнаружились знакомые Одди из городской стражи. Одди спешился, и они обменялись ритуальной приветственной бранью и ритуальными похлопываниями по спине.

— Говорят, что у тебя с Ринфом неплохие отношения были, — вдруг не спросил, а констатировал факт Грайн, один из знакомых Одди.

— Виделись пару раз. Не больше. — Парень пожал плечами, забрасывая поводья гафлингера ему на шею. Конь замотал головой и недовольно фыркнул. — Вот своенравная скотина!

— Ринф? Это уж точно, — серьезно согласился Грайн.

— Вообще-то я гафлингера своего имел в виду, — со смехом поправил стражника парень. —А что, Ринф опять в Айлегрэнде?

— Да уж… — Грайн погрустнел и навалился всем весом на упертую в землю алебарду. — Слыхал про нападение на коронерский отряд в Приграничье?

— Ну? — уже подозревая неладное, грубо подстегнул рассказчика Одди.

— Вот и Ринф наш там отличился, причем очень и очень сильно. Кроме того, потерял сестру, любовницу и какого-то друга, с которым работал очень долго. Уж не знаю, что там был за друг, но Ринф ушел в дикий запой и не хочет из него выходить… — Грайн вздохнул. — Мы уж и так к нему, и этак. Даже Гюрза с Тигром приезжали. Не реагирует. Ругается по-эльфьи, пьет и грозится зарубить первого, кто ему на глаза попадется. Там целую улицу из-за него перекрыли. Ты ж знаешь, какой он рубака!

— Знаю. — Одди поставил ногу в стремя и со вздохом взобрался в седло. Хотелось пройтись пешком, но это, судя по всему, было несбыточной мечтой.

— Поговоришь с ним?

— Поговорю, но на эффект особый не надеюсь. Мы с ним не слишком хорошо друг друга знали. Встречались по курьерским надобностям только.

— А может, ты знаешь, что он за друга потерял? — Грайн смотрел на Одди снизу вверх и явно скучал. Парня это раздражало.

— Знаю, — Одди покачал головой, перебирая поводья коня. — Знаю, но лучше бы не знал…

Местонахождение Ринфа Одди указали сразу, словно весь город был осведомлен о запое эльфа. Да так оно почти и было. Прохожий, сообщивший как проехать к трактиру «Акимская Слободка», предостерег парня, что эльф не в себе и зарубит «доброго иллиха не жалеючи». Одди принял информацию к сведению и направился прямиком к указанному трактиру. Хотелось отдохнуть и выспаться, но время еще не пришло. Сначала надо было закончить дела.

Улица, ведущая к трактиру, была пустынна. Не было ни прохожих, ни стражников, ни нищих, никого. Одди неспешно проехал по дороге и, остановив своего коня около трактира, спешился. Не торопясь, привязал гафлингера к коновязи и, поправив меч за спиной, направился к входу. Дверь была распахнута, рогожа откинута, и Одди открылся вид на разгромленный зал трактира. Многие столы и стулья были разломаны, оставшиеся находились в ужасающем беспорядке и частично были перевернуты. Пол устилали черепки битой посуды, какие-то объедки и огрызки. Запах тоже был соответствующий — воняло прокисшим пивом, застарелым вином и протухшей рыбой.

Одди поморщился и переступил порог, тут же пригнувшись и отпрыгнув в сторону, потому что в его голову полетел пустой кувшин в ивовой оплетке.

— А… Это ты… — мрачно проговорил Ринф, сидевший в углу. — Заходи…

Одди перевел взгляд па эльфа. Ринф расположился на лавке у стены. Одну ногу он уложил на лавку, вторую вытянул под столом. Прислонившись спиной к стене, он облокотился на столик и мрачно взирал на пришельца. Вглядел эльф как-то не по-эльфьи. Лицо его опухло и отекло под глазами набрякли мешки синюшного цвета, волосы были взлохмачены и в них застряли какие-то крошки. Яркий красный кафтан Ринфа был расстегнут как и некогда белая, а теперь залитая вином и заляпанная жиром, рубашка. Узкие черные брюки выглядели не лучше и были продраны на правом колене. Сапог пе было. Одди поискал их глазами, но не нашел, зато увидел онучи, заброшенные почему-то на ножки перевернутого стола.

— Ты это чего, Ринф? — наивно поинтересовался Одди, осторожно пробираясь к столику эльфа и отмечая, что пальцы бывшего разбойника унизаны огромными золотыми перстнями, а на запястье красуется широченный платиновый браслет с рубинами. — С ума сошел или только готовишься? Белой горячки захотел?

— Это у вас, Sqwillitto, бывает белая горячка. Мы просто тихо умираем от алкогольного отравления, — Ринф говорил ровно и правильно. Излишне ровно и правильно. Глаза у него были пьяные.

— А, так это у тебя такой способ самоубийства! — восхитился Одди, осклабившись. — А чего ты тогда в Приграничье не остался? Или не сдался коронеру? Он бы побыстрее нашел способ. Образцово-показательный…

— Эх, ничего ты не понимаешь, — с сожалением проговорил Ринф, наливая в стакан отвратительно пахнущее вино и придвигая его к Одди. — Пей.

Парень пожал плечами и одним махом осушил стакан. Ринф немедленно налил второй, но уже из другой бутыли. Это была какая-то пахучая и, судя по всему, жутко дорогая настойка. Одди выпил и этот стакан, после чего понял, что и крепость у настойки была соответствующая предполагаемой цене.

— Так что с тобой приключилось? — поинтересовался Одди, чувствуя, что сам неудержимо хмелеет. Давали о себе знать долгая дорога, голод и усталость.

— Только не говори, что не знаешь, — Ринф усмехнулся, наливая стакан той же настойки и залпом ее выпивая. — Знаешь ведь уже все… Вееллу убили. Синичку. Андрей сбежал. Вернулся в Литгрэнд. Теперь он снова сотник Серого Отряда. И опять все забыл. Лакха уж постарается, чтобы так было, чтобы его личная гвардия ничего не помнила.

— Вот оно что, — Одди покачал головой, тупо глядя в стол и не зная, что еще сказать. — И это повод, чтобы доставлять столько беспокойства Лишенным Имен? У них, знаешь ли, есть и другие проблемы, чтобы с каждым пьяным эльфом возиться. Серый Отряд очередной поход затевает, Лакха собрал достаточно силы, чтобы напасть на Пограничье… Много чего, а ты тут пьешь.

— У тебя ведь тоже не все ладно, — усмехнулся эльф. — Что там в Саулле случилось такого, что ты сюда примчался, как на крыльях?

— Медведь покинул цитадель. — Одди сам уже налил себе все той же настойки и медленно выцедил стакан. — Вот и я привез кое-какие новости…

— Не умеешь ты врать, человек, — печально проговорил Ринф. — Не умеешь…

И тут Одди прорвало. Он говорил долго, бессвязно, перескакивая с одного па другое, то возвращаясь к прошлому, то жалуясь на несостоявшееся будущее. Он то принимался описывать Ринфу чудесные васильковые глаза Стефании, то клялся найти того, кто оставил ей шрам в память, то порывался прямо сейчас искать Огнянку…

Ринф слушал долго, внимательно, не перебивал, давая Одди выговориться. Когда поток его речи стал совершенно несвязным и парень уже явно был готов заснуть на середине фразы, эльф влил в него еще два стакана крепчайшей настойки и позвал испуганного, трясущегося от жадности и количества убытков, хозяина трактира.

— Вот что, дружище, — Ринф встал, даже не покачнувшись. — Причинил я тебе многие неудобства, — Эльф снял с пальца золотой перстень с громадным бриллиантом, стоившим раза в три больше всего трактира, и бросил его на стол. — Возьми. Это тебе и неустойка, и плата за неудобства, и за мебель, и за выпитое да съеденное. А теперь приберись тут, но сначала для нас пару комнат, чтобы мы могли проспаться…

Хозяин судорожно кивнул, сгреб со стола перстень и с поклоном указал Ринфу на лестницу, ведущую наверх.

Эльф взвалил на плечи уже крепко спавшего Одди и пошел следом.

***

Стефания замерла на пороге и опустила меч. Здесь опасности быть не могло по определению. Узкие лучи света пересекали помещение во всех направлениях. Из прозрачного потолка лился рассеянный солнечный свет, Стефания долго смотрела на хрустальные призмы, разбросанные по помещению, казалось, в художественном беспорядке. Смотрела и понимала, что во всем здесь есть свой строгий порядок. И нарушить его было бы кощунством.

— Привет, — услышала Стефания и медленно, словно во сне, повернулась на голос. Чуть поодаль, прямо на пересечении двух лучей стояла девушка в легкой белой тунике. Она была голубоглазой блондинкой и настолько красивой, что хотелось зажмуриться и не смотреть на это столь невероятное лицо. В него попросту нельзя было поверить.

— Здрасте, — выдавила из себя Стефания хрипло. — Я, наверное, не вовремя… Я пойду, пожалуй. До свидания.

— Не торопись, дщерь Огня, — девушка засмеялась— Ты всегда вовремя приходишь, как, впрочем, и любое другое существо. В нашем храме никогда не закрываются двери…

— Я знаю. — Стефания тяжело сглотнула и отступила на шаг. — Только…

— Что есть Свет? — со смешком, но совсем не обидным, вопросила девушка. — Что есть Тьма? Как разделить единое целое? Почему ты забыла о Сумерках?

— Ты знаешь?.. — изумленно выдохнула Стефания, гут же забыв о своем желании немедленно покинуть храм Световида. — Откуда ты знаешь и что ты знаешь о Сумерках!

— Идем.

Девушка поманила Стефанию за собой и, словно танцуя, скрылась где-то в глубине светлого лабиринта. Стефания покосилась на хрустальный, пронизанный разложенными на спектр лучами света, алтарь Световида и несмело спустилась по ступенькам в храмовое помещение. Оглушающая тишина поразила Стефанию до глубины души. Только что на пороге она слышала все звуки внешнего мира, а тут, спустившись всего на три ступеньки, оказалась отсечена от них глухой стеной света. Сначала она испугалась, а потом просто махнула рукой — раз уж пришла, то поздно отступать.

Хотя, собственно, Стефания не хотела даже приближаться к храму Световида. Она собиралась обойти его по пологой дуге, но не смогла. Ей сказали в одной из приграничных деревень, что Ний ушел в эту сторону. И Стефании пришлось идти сюда же. Правда, на храм она натолкнулась случайно и все-таки решила войти. Из чистого любопытства.

Стефания осторожно, стараясь пересекать как можно меньше лучей, двинулась в ту сторону, куда ушла девушка в белой тунике. Свет не слепил, что было удивительно. Он просто разливался искрящейся радостью по телу, уводил в лабиринт лучей. Стефания и сама не заметила, как попала под его влияние. Она уже даже не помышляла о том, что на нее могут напасть, что здесь может быть какая-то опасность. И совсем уж кощунственной и невозможной казалась мысль об убийстве в этом храме…

— Повернись, — услышала Стефания голос все той же девушки и медленно, словно зачарованная, повернулась на звук. Девушка сидела на искрящейся хрустальными прожилками каменной скамье. Перед ней находился невысокий столик розового дерева с инкрустацией перламутром на крышке. Со стороны Стефании стоял стул с резной спинкой.

— Садись, — с улыбкой проговорила девушка, красиво поводя перед собой рукой. Стефания послушно уселась на стул и положила меч на колени, забыв, что с ним надо делать. По привычке она сидела прямо, не откидываясь на спинку, автоматически помня про ножны на спине.

— Меня зовут Арна, — представилась девушка в белой тунике, и Стефании показалось, что ее волосы вспыхнули в разлитом вокруг свете. — А тебя, дщерь Огня?

— Огнянка, — несмело проговорила Стефания и смущенно улыбнулась. Арна кивнула, словно соглашаясь с какой-то своей внутренней оценкой.

— Все верно. Ты пришла, чтобы узнать и чтобы вспомнить, — не спросила, а констатировала Арна. — Что-то я могу тебе рассказать, но над памятью твоей не властен никто. Ты никогда не вспомнишь все. Этой памяти просто больше не существует. К сожалению. Хочешь есть?

— Да, — Стефания кивнула и опустила взгляд, кусая губы. — Почему этой памяти больше не существует? — спросила она совсем уж тихо.

— Вас не просто заставили забыть. — Арна хлопнула в ладоши и из света появилась девочка лет десяти. Она молча поставила поднос на столик и так же тихо удалилась. — Память уничтожили. Что-то, возможно, сохранилось, но далеко не все. Если бы вы остались живы, то… — Арна грустно улыбнулась. — Ваша смерть стерла память и теперь, когда вы все вернулись, вы не можете ничего помнить. Смерть Лишенных Имен стерла их имена, а смерть Лишенных Памяти — стерла Память… — она помолчала. — Отведай этих яств.

Стефания молча кивнула, придвинула к себе поднос, взяла ложку и, не чувствуя вкуса, стала поедать какое-то рагу. Арна смотрела на нее, кроша тонкими пальцами кусочек хлеба. Крошки сыпались на столешницу и, вспыхивая искрами, исчезали.

— А почему Лакха не разрушит ваш храм? — спросила Стефания, лишь бы что-то сказать.

— Ни он, ни Лишенные Имен никогда не трогали наш храм. Ему уже больше пяти тысяч лет. Когда-то сюда приходили не только Люди, но и другие Чуды. Световид — это не просто бог. Это бог над всеми, и никто не рискует с ним связываться. Когда-то на наш храм нападали, позарившись на бриллианты в сокровищнице, но мало кто из нападавших смог уйти. Световид защищает своих слуг. — Арна помолчала, тепло улыбаясь. — Потом нас под свою защиту приняли и Империя, и Пограничье. Мы ни с кем не ссоримся, нам политика не нужна.

— Но ведь Лишенные Имен приверженцы Тьмы, — изумленно проговорила Стефания, ерзая на жестком сиденье стула, стараясь как-то поудобнее устроиться и не замечая, что мешает ей лежащий на коленях меч.

— Что есть Тьма и что есть Свет? — Арна серебристо засмеялась. — Все существует только в нашей оценке. Световид избрал своей стихией Свет, но это не значит, что он проклял Тьму. Просто она другая и никакого касательства к нашему богу не имеет. Запомни, Огнянка, есть только Сумерки и ничего более.

Стефания замолчала, разглядывая серебряную, украшенную растительным орнаментом, ложку в руках. Ей было трудно понять все происходящее. Она знала, что ей надо вспомнить. Хотя бы то немногое, что сохранилось…

— Отдохни с дороги, выспись. — Арна встала и тут же из-за стены света материализовалась приносившая поднос девочка. — Утром поговорим.

Девочка поклонилась Стефании и жестом предложила следовать за собой. Девушка взглянула на Арну, вздохнула, встала, едва не уронив меч, подхватила его и убрала в ножны. Арна, улыбаясь, следила за ней глазами.

— Быть может, сегодня ты найдешь часть ответов на свои вопросы. — Жрица Световида пожала точеными плечами. — Главное, чтобы ты верно задала те вопросы, на которые ищешь ответы.

Девочка все так же молча провела Стефанию по лабиринту света и отворила какую-то дверцу в почти невидимой за разлитым по помещению сиянием стене. Так и не промолвив ни слова, девочка указала на комнату за дверью, и с поклоном исчезла. Стефания некоторое время медлила, не зная, входить ли или попросту попытаться смыться. Но потом решила войти и воспользоваться мредложением отдохнуть. Дорога была долгая и трудная. Комнатка оказалась маленькой, освещенной совершенно обычно — рассеянным желтым светом из окна с хрустальным стеклом. Из мебели здесь была только кро-вать, правда, достаточно удобная и мягкая с виду. Стефания сняла перевязь с мечом и аккуратно положила его на пол рядом с кроватью. Стащив с ног сапоги, она, не раздеваясь, повалилась на перину прямо поверх шелкового покрывала.

«Интересно, — подумала она, переворачиваясь на спину и закидывая руки за голову, — долго ли Медведь злился на мое исчезновение? И где теперь Одди? — девушка смущенно улыбнулась и закрыла глаза. — А он ничего, даже очень ничего…» Она поерзала на перине, устраиваясь поудобнее, и опять принялась думать об Одди. Она так и не заметила, когда заснула.

Стефания открыла глаза и некоторое время просто лежала, прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Она не помнила, что ей снилось, но почему-то казалось, что сны имели какое-то и немалое значение. Возможно, это и были весьма конкретные ответы на еще не заданные и даже не до конца сформулированные вопросы, только вот смысл их ускользал от Стефании, просачиваясь тонкой золотистой пылью сквозь пальцы.

Тихонько скрипнула дверь. Стефания повернула голову и посмотрела на нее. На пороге стояла Арна. Она была одета все в ту же тунику и все так же мягко улыбалась.

— Ты узнала, что хотела? — негромко спросила Арна.

— Наверное. — Стефания вскочила на ноги и стала быстро собираться. — Пожалуй, мне пора в путь. Я и так непозволительно долго проспала.

— Прошло всего три часа, — Арна слегка удивленно посмотрела на Огнянку. — Едва стемнело. Куда ты на ночь глядя? Я хотела пригласить тебя на ужин…

— Ладно, за едой и решим, что делать дальше. — Стефания отметила про себя, что никаких смущения и неловкости больше не испытывает перед Арной. Должно быть, это было действие тех странных, забывшихся снов.

— За эти три часа ты переменилась, дщерь Огня, — Арна настороженно следила глазами за надевающий па спину меч Стефанией.

— Арна, скажи, ты меня называешь «дщерью Огня» просто так?

— Мы всех называем дочерьми или сыновьями Огня Световидовича. Он создал людей и других Чуд.

— Он всего лишь приложил руку к их созданию. Это во-первых. Во-вторых, если ты вылепишь из глины человечка, то разве он будет считаться твоим сыном? — Стефания улыбнулась, и Арна непроизвольно попятилась. — Так как? Будет или нет?

— Нет, — выдавила из себя Арна. — Не будет… Идем.

Они прошли через залитый светом зал, уже почему-то не пугавший Стефанию. Этот свет стал казаться ей родным, близким. Теперь лучи не просто падали на девушку, они одевали ее в удивительный ореол, ласково прикасались и обтекали. Арна, оглянувшись на нее, лишь только изумленно качнула головой и снова отвернулась.

Жрица Световида привела Стефанию к давешнему столику и опустилась на скамью. Огнянка села на стул напротив и несколько неуверенно улыбнулась.

Все та же молчаливая девочка принесла поднос с нехитрой едой и удалилась. Стефания, не дожидаясь приглашения, набросилась на жаркое из зайца, а Арна, как и в прошлый раз, принялась крошить на стол хлеб.

— Незадолго до твоего появления в храме, — заговорила жрица тихо, — одной из наших ясновидящих было видение. Световид, точь-в-точь такой, как на барельефах на внешней стене храма, явился ей в блеске и свете своего величия…

— Да, это он умеет, — неожиданно даже для себя сообщила Стефания.

— Возможно… — пробормотала Арна. — Он явился и сказал, что той, кто явится в день Грома, ни в чем не отказывать. А главное, это дать ей ответы на вопросы, что она задаст. Когда ты пришла, я думала, что ты просто одна из смертных женщин, за что-то одаренная милостью Световида. Я не догадывалась, что ты хочешь узнать, но когда ты спросила про Сумерки… В нашем храме людям часто снятся пророческие сны. Я решила дать Световиду возможность самому ответить на те вопросы, что ты еще даже не задала…

В этот момент свет в зале на мгновение пришел в движение и прямой, отвесный луч золотистого света упал на Стефанию. Жрица изумленно уставилась на Стефанию и вдруг отшатнулась.

— Я… Простишь ли ты ничтожную… — пролепетала она, простираясь на полу.

— А? — Огнянка непонимающе уставилась на рухнувшую на колени Арну. — Случилось что?

— Прости, прости, не узнала, не поняла… — Арна уткнулась лбом в пол и застыла, голос ее из-за этого звучал глухо. — Я должна была догадаться…

— О чем? — Стефания непонимающе покачала головой и отерла тыльной стороной ладони губы. Аппетит пропал. — Ты бы это… встала… — Огнянка внимательно следила за тем, как Арна поднимается с пола и с виноватым видом усаживается на край скамьи, воспитанно сложив руки на коленях.

— Ты не помнишь? — Арна подняла на мгновение таза на Стефанию и тут же снова отвела взор. — Странно… Я думала, Световид действительно ответил на все твои вопросы…

— Я просто забыла, что мне снилось. — Огнянка виновато пожала плечами. — Я не запомнила ни вопросов, ни ответов… Жаль, наверное.

— Да, действительно жаль. Твоя память пострадала сильнее, чем мы думали. — Арна не поднимала глаз, пялясь в пол, и это раздражало Стефанию. — Я не знаю, что можно сделать.

— Да прекрати ты из себя невесть кого строить! — рявкнула девчонка не слишком убедительно, так как рявкать не умела никогда. — И не надо ничего, наверное, делать! Сама разберусь, без божественной помощи!

— Ты?! — в голосе Арны прозвучало такое огромное изумление, что Стефания даже несколько смутилась. — Боги тебе все равно помогут…

— Ага, делать им больше нечего, — Стефания зло оскалилась, — Лучше им в мои дела вообще не вмешшзать-ся! Это их не кас… — девушка осеклась на полуслове и прислушалась. Ей показалось, что где-то забряцали шпоры. Арна тоже встрепенулась и тут же вскочила на ноги.

Из сверкающей стены света вышли трое людей в сером. Гвардейцы Императора.

— Вот она, — констатировал один из гвардейцев с на-щивками десятника на рукаве, указывая на Стефанию, — Наш информатор не подвел. Вяжите ее.

Стефания моментально слетела со стула и застыла в низкой стойке, обнажив меч.

— Нет! — грозно воскликнула Арна и нахмурилась. — В нашем храме все равны! Преступники, чернь, императоры! Здесь не может быть насилия! Уходите все четверо и за пределами храмовой территории выясняйте свои отношения!

— Иллиа Арна, —заговорил десятник с почтительным поклоном, — мы ни коим образом не хотели оскорбить вас и ваш храм, но за его пределами, боюсь, мы не сможем связать эту преступницу, бежавшую из цитадели Саулле…

— Врешь, — прошипела Стефания, осклабившись. — Срок обучения закончился и теперь я вольна ехать туда, куда мне заблагорассудится.

— Верно, в сторону Пограничья, — десятник усмехнулся. — Сделаем так. У меня с собой три десятка воинов. Мы выйдем из храма, покинем его территорию, и ты нам сдашься. Если нет, то мы устроим террор не самому храму, а прихрамовой школе.

— Да уж. Лакха действует ничуть не лучше Ния, — Стефания горько усмехнулась. — Может, мне хотя бы предъявят более серьезное обвинение, чем побег из Саулле?

— Да, но не здесь. — Десятник поклонился Арне и пошел к выходу. Остальные солдаты потащились за ним.

— Ты сдашься? — спросила жрица, когда гвардейцы Удалились. — Световид не позволит…

— Световид не вмешивается в политику. Я так думаю, что он скорее позволит разграбить школу. — Стефания серьезно взглянула на Арну и убрала меч в ножны. — Меня, Должно быть, повезут в Альтхгрэид. Я смогу сбежать по Дороге… Это не Серый Отряд, это обычные гвардейцы, не пойдут через порталы. У меня полно времени. А Рна кивнула и поклонилась Стефании в пояс.

— Я буду молиться за тебя.

Андрей вошел с «Семеро Козлят» и удивился. Нет, он даже не просто удивился, он изумился до крайности. Совсем не изменившаяся за десять лет Кобра сидела в уголке и перебирала струны лютни. Перед ней сидел Медведь и что-то рассказывал.

— Привет, — поздоровался сразу с обоими Андрей, когда добрался до столика менестреля. — Вот уж кого не чаял увидеть здесь!

«Зачем ты вернулся?..»

— Ну так Серый Отряд собирается в поход, и мне будет о чем петь, — с непонятной усмешкой проговорила Кобра, откладывая лютню в сторону. — Хотя эти мои песни вряд ли будут удачными.

«Лучше бы ты оставался в Приграничье…»

— Мне нравятся все твои песни. — Андрей смахнул с глаз челку и взглянул на Медведя. — А ты чего своих учеников бросил?

Есть только Сумерки, а впереди — только Смерть…

— Это они меня побросали, — мрачно и степенно ответствовал Медведь. — Огнянка с Одди попросту смылись, трое погибли в какой-то приграничной стычке..

«Лучше бы ты не возвращался, брат…»

Андрей зло ударил кулаком по столешнице, и Медведь с Коброй изумленно воззрились на него. Элайм некоторое время успокаивался, а потом смущенно улыбнулся.

— Вспомнилось плохое, — проговорил он, ругаясь про себя. Видения и чужие голоса не тревожили его, пока он был далеко от Литгрэнда, а теперь вернулись. Андрей был зол, Андрей их ненавидел…

— И что теперь? —непонятно спросила Кобра, но Медведь сразу догадался, что она хочет узнать. Должно быть, это было продолжением их предыдущего разговора.

— Да ничего, — сотник пожал плечами. — Собрались если не все, то многие. Кое-кто не захотел прийти, но это ерунда. Теперь нами будет командовать Чайка. Она одна из самых старших и опытных офицеров. Должен

был бы командовать Гриф, но тот словно сквозь землю провалился. Найти его мы не смогли…

Андрей кивнул, как бы соглашаясь со словами Медведя, и задумался. Серый Отряд разваливался на глазах. Без железной руководящей руки Нимфы начался какой-то идейный разброд и анархия. Люди разбегались, как тараканы, и не было возможности остановить это бегство. Сам Андрей первым и побежал…

— Может, я вам спою что-нибудь веселое? — предложила Кобра, выдергивая Элайна из его мыслей…

***

Гюрза взбежала по лестнице, швырнула лютню на стол в каминном зале и промчалась дальше, в покои Слепого Эла.

— Эл! Эл! Что с тобой? — спросила она с порога, едва открыв дверь комнаты Волшебника.

Слепой Эл лежал на кровати под лиловым балдахином и казался мертвым. Его дыхание было очень поверхностным, едва заметным, кожа напоминала высушенный солнцем пергамент и была просто невероятно бледна. Губы Волшебника посинели и запеклись.

— Эл, что случилось, а? — едва ли не со слезами в голосе проговорила Гюрза, присаживаясь на край его кровати. — Эл, не умирай, брат…

— Ты все никак не поймешь, что нет у тебя родственников, что ты уже выросла из этих коротких штанишек, — Слепой Эл повернул к ней голову и впился в ее лицо взглядом незрячих глаз. — И мальчишка этот…

— Что происходит? — Гюрза принюхалась и неожиданно соскочила с края кровати, где сидела, отлетела в угол и прижалась там к стене, страшно ощерившись. — Кто ты?! — выкрикнула она, глядя в направлении окна.

Она не видела находящегося в комнате, но чувствовала его невероятную Силу, растекшуюся по помещению.

Силу, против которой она ничего не могла сделать.

Тень балдахина колыхнулась, вспыхнула на мгновение неукротимым пламенем, и в вихре искр у окна возник человек с удивительными васильковыми глазами ц длинными, ниже подбородка, рыжими усами.

— Узнала, Лишенная Имени? — спросил человек, усаживаясь на каменный подоконник и усмехаясь.

Гюрза судорожно сглотнула. Губы ее пересохли от страха. Она уже давно забыла, что это такое страх и сейчас вспоминала. Ей казалось, что в горло ей насыпали толченого стекла — так трудно было говорить. Температура в комнате поднялась, но она этого не чувствовала. Страх сковал ее ледяными оковами.

— Огонь Световидович, — еле слышно выдавила из себя Лишенная Имени и неуверенно поклонилась. Гнуть спину она тоже уже отвыкла и теперь опять вспоминала, Можно быть сколь угодно гордым перед людьми и любыми иными существами, но перед богами, для кого ты, повелитель хоть всего этого Мира — ничто, — приходилось вспоминать давно забытые навыки вежливости и покорности.

— Помощь твоя требуется, Лишенная Имени. Когда-то я помог тебе, теперь ты поможешь мне, — сообщил Огонь Световидович, глядя на Волшебницу так, словно и не видел ее.

—Да, конечно, —безропотно согласилась Гюрза. За все надо платить. Она это знала. Когда-то Огонь Световидович доплел за нее то заклинание, уничтожившее Дэгха. Сама она не успела, потому что ее слишком быстро лишили волшебных сил, и Огонь Световидович ей помог. Не объясняя, что к чему и зачем он это делает, он просто сотворил то, что даже Гюрзе было бы не под силу. И теперь пришло время платить. Лишенная Имени даже представить себе не могла, сколь высокой может оказаться плата. И боялась, что не сможет отдать долг.

— Да, нужна твоя помощь. — Огонь Световидовпч перевел взгляд за окно и некоторое время молчал. — Что со Слепым Элом? — вдруг спросил он.

— Не знаю, — вместо Гюрзы ответил Чародей. — Что-то случилось… Словно надломилось во мне что-то…

— Душа устала, — Огонь Световидович усмехнулся. — Я мог бы тебе помочь, но не буду. Так будет лучше

— Я умру? — как-то почти весело спросил Слепой Эл. — Ведь верно?

— Верно. Да ты сам все не хуже меня знаешь. — Огонь Световидович улыбнулся, и Волшебник, казалось, успокоился. — Гюрза, речь пойдет о Стефании. Она опять влезла в какую-то авантюру. Надо послать несколько человек и вытащить ее.

— Что случилось? — хрипло спросила Лишенная Имени, боясь взглянуть на бога, сидящего на подоконнике и легкомысленно болтающего в воздухе одной ногой.

— Ее пытаются доставить в Литгрэнд. Не Серый Отряд, а простые гвардейцы. Так что время у вас пока еще есть. Пошли кого-нибудь ей на выручку. Потом пусть отправляется в Айлегрэнд. А то опять на Ния нарвется… — Огонь Световидович горько хмыкнул. — Все не так, как вчера, все не так, как всегда…

— О чем ты? — проявила совершенно лишнее в данной ситуации любопытство Гюрза.

— О своем, о божественном. — Огонь Световидович встал и протянул руку Лишенной Имени. — Дай руку, — потребовал он.

Гюрза несмело вышла на середину комнаты и вложила свою ладонь в обжигающе горячую ладонь Огня Световидовича.

И закричала.

В трактире было душно и дымно. Пахло прокисшим пивом, дрянным вином и подгоревшим мясом. Стефания сморщилась и тут же получила увесистую оплеуху от одного из солдат.

— Будешь тут еще кривиться! — рявкнул он. — Вы поглядите, ей не нравится запах!

И еще одна оплеуха.

Стефания бросила на солдата короткий взгляд, решив, что при случае припомнит ему эти удары. Так припомнит, как ему даже в самом страшном сне не приснилось бы.

Стефанию усадили за стол около одной из поддерживающих потолок вертикальных деревянных балок и крепко связали за спиной руки. Солдаты, хоть и вели себя в отношении Стефании развязно и нагло, боялись ее. Во-первых, должно быть, сказались предупреждения из Аль-тхгрэнда, а во-вторых, они хорошо запомнили, как она едва не сбежала в одном из таких трактиров, устроив жуткий бардак и покалечив двух гвардейцев. Они это ей запомнили и сообщили, что если б не четкий приказ, то на ближайшем сеновале сделали б с ней то, чего она заслуживает.

Стефания не боялась. Она знала, что до Альтхгрэнда не доедет. Если не сможет сбежать, то попросту постарается погибнуть тем или иным способом.

— Есть хочешь? — сквозь гогот солдат спросил скалящийся командир этого отряда.

— Нет, спасибо, — зло ответила Стефания. — Руки заняты…

Солдаты заржали и кто-то здорово врезал ей в бок кулаком.

Трактирщик принес заказ гвардейцев, глянул на Стефанию, сделал пальцами знак, отгоняющий демонов, и вернулся на кухню. Девушка проводила его глазами и снова уставилась в стол. Ей было противно смотреть вокруг. И в первую очередь на солдат, жадно пожирающих заказанную еду, хлебая скверное пиво прямо из кувшинов. О хорошем тоне они, судя по всему, не слышали.

Стефания вскинула взгляд на рядом сидящего гвардейца и пожелала ему про себя скорой смерти. Солдат заметил этот злой васильковый взгляд и несильно съездил ладонью Стефании по лицу, разбив губы.

— Чтоб я больше не видел зенок твоих демонских! — рявкнул он, рыгнув и обдав Огнянку запахом пива. — Поняла, курва, я тебя спрашиваю?

— Поняла, — прошипела в ответ Стефания и получила еще один удар в живот. Она согнулась, насколько это позволяли веревки и попыталась как можно быстрее восстановить дыхание. Сухой позыв к рвоте заставил ее скорчиться самым невероятным образом. Она только порадовалась, что в желудке вот уже второй день ничего нет.

Солдаты заржали, указывая на нее пальцами.

Стефания выпрямилась и попыталась принять независимый вид. Еще один позыв не позволил ей этого сделать.

Поначалу ее кормили и относились довольно сносно, не обращая внимания на ее хамство и нахальство. Пока она не попыталась сбежать. После этого вот уже второй день ей не давали еды, чтобы она ослабла, и тащили почти все время связанную, от чего ее руки и ноги затекли невероятно.

Хлопнула дверь, и в зал трактира кто-то вошел. Стефания, сидевшая спиной к входу, не могла видеть, кто это. Однако солдаты тут же обратили на вошедших внимание.

— Ты глянь, морды какие знакомые, — сообщил один из гвардейцев, тыча обглоданной костью в сторону столика сзади Стефании и правее. — Где ж я их видел?

— Известно где. — Командир отряда вытер жирные руки о кафтан и с хрустом потянулся. — В Саулле ты их и видел. Ученики тамошние.

— А, ну тогда ладно, — проговорил первый солдат, и все вернулись к еде.

Стефания скосила глаза в сторону и едва заметно повернула голову, чтобы разглядеть, кого еще из цитадели Саулле занесло в Приграничные Степи. Увидела и чуть было не задохнулась, от удивления забыв о необходимости дышать.

За столиком чуть в стороне сидели Одди и Дори. Они совершенно не обращали на солдат внимания, о чем-то оживленно беседуя. Стефания отвернулась, чтобы не привлекать к себе внимания гвардейцев, и задумалась.

«Быть может, они действительно из-за меня здесь, — Размышляла она, краем глаза поглядывая на солдат. — А может, и нет. Кто их знает? Однако, если они не за мной пришли, как бы привлечь их внимание?..»

— Простите, — услышата она голос Одди и резко вскинула голову. Парень стоял перед столиком гвардейцев и мило улыбался, не глядя на Стефанию.

— Простите, — повторил он еще раз, — вы не подскажете, что вы собираетесь делать с девушкой?

— А тебе что за печаль? — Командир отряда рыгнул. — Тебе ее все равно не отдадим.

— Жаль, — Одди притворно вздохнул. — Очень жаль. Стефания не успела заметить движения Одди, когда он выдернул что-то из-под плаща и швырнул в командира гвардейцев. В ту же секунду девушка почувствовала, что руки у нее свободны и кто-то бросил ей на колени короткий меч. Она хотела было схватить его, но затекшие руки почти не слушались. Тогда она кубарем скатилась со скамьи и, неловко прижимая к себе меч, отскочила подальше. За балкой, к которой она была привязана, стоял Дори с обнаженным клинком в одной руке и ножом в другой. Он внимательно следил за развитием событий и даже не повернул голову в сторону Огнянкн. когда она вскочила на ноги.

Гвардейцы не сразу поняли, что происходит. Сказалось и количество выпитого пива, и неожиданность нападения. Им потребовалось достаточно много времени, чтобы разобраться что к чему.

Командир их лежал на полу с метательным ножом в глазнице. Постепенно гвардейцы вышли из ступора и схватились за мечи. Оставшиеся во дворе два десятка еше не были привлечены шумом, и время пока было.

— Там во дворе еще солдаты! — звонко выкрикнула Стефания, обращаясь к Одди и попутно растирая руки. Тонкие иголочки кололи под кожей, но чувствительность быстро возвращалась.

— Были солдаты, — Одди ухмыльнулся. — Были. Теперь их нет.

Гвардейцы напали одновременно и на Одди, и на Дори. Стефания пока была в стороне от общей схватки, но это было ненадолго. Она прошипела сквозь зубы вдруг вспомнившееся заклинание, и руки мгновенно обрели чувствительность. Перехватив клинок, она бросилась в бой, моментально оценив ситуацию и выбрав себе противника — того самого гвардейца, что ее бил и обзывал курвой.

Обманный мах, мгновенно переведенный в выпад-вольт, косой рубящий, и Стефания отскочила от хлынувщей из обрубка руки гвардейца крови. Она одним ударом отсекла ему руку по локоть. Правую. Которой он ее бил. Кровь и бой пьянили. Визг покалеченного гвардейца заставлял двигаться быстрее, еще быстрее, просто невероятно быстро. Стефания как никогда напоминала расшалившееся пламя. Казалось, еще чуть-чуть и от огненного вихря ее волос вспыхнут деревянные стены трактира…

— Не убивать! — вдруг перекрыл шум боя крик Одди. — Не убивать! Отходим!

Стефания даже не услышала. Она продолжала рубить направо и налево, уже ни на что не обращая внимания. Бой пьянил. Ошалев от крови и азарта, девушка выделывала совершенно невероятные вещи, и временами казалось, что она не одна, а много языков пламени бросаются ватаки, выставляют блоки и пляшут, пляшут, пляшут…

— Не убивать! — еще раз выкрикнул Одди, кто-то схватил Стефанию за талию и поволок к выходу. Она хотела было извернуться и отрубить помешавшую ее развлечению руку, но вовремя остановилась, натолкнувшись на злой взгляд серых глаз Одди.

Дори прикрывал отход. Гвардейцы и не думали бросаться следом. Из восьми солдат в схватке против двух парней и одной девушки выжили всего трое, двое из которых были покалечены.

Два с половиной десятка гвардейцев, оставшихся во Дворе, мирно спали и ничего не слышали. Стефания тут же разгадала заклинание, каким усыпили воинов, и даже узнала имя его автора — Дори.

— Уходим! — Одди отпустил Огнянку и запрыгнул в седло своей лошади, даже не привязанной к коновязи.

Стефания оглянулась и увидела своего гафлингера чуть в стороне. Отвязав его, она тоже взлетела в седло и с места пустила коня в карьер. Следом за ней несся Одди, а за ним — Дори, все еще опасавшийся погони.

Огнянка не знала, куда ехать, и потому, удалившись на достаточное расстояние от трактира, остановила коня и оглянулась на Одди, едва поспевавшего за ней. Дори вообще отстал и еще даже не показался из-за поворота.

Глаза Стефании сияли от восторга, словно она только что не сражалась, а танцевала.

— Это было здорово! — звонко выкрикнула она, едва Одди подъехал к ней поближе. — Великолепно! Давно я так не развлекалась! — она радостно рассмеялась. — Но почему ты сказал — не убивать?

— Нанести удар — проще простого, — Одди серьезно и задумчиво разглядывал Стефанию, и она смутилась под этим взглядом. — Вспомни науку Медведя, Satenfaes[23], — назвал он ее эльфьим именем, — вспомни, что он говорил об убийствах?

— Нанести удар просто, — тяжело проговорил подъехавший в это время Дори, — а удержать руку — невероятно сложнее.

— Вспомнила? — Одди усмехнулся краешком губ. — Нанести удар — проще простого, а ты попробуй руку удержать. Ты слишком жестока, Satenfaes. Слишком. Убивать ты умеешь. Теперь еще попробуй научиться НЕ убивать…

Одди тронул поводья коня и пустил его неспешной рысью. Дори, буркнув что-то невразумительное, направился следом, а Стефания еще некоторое время стояла и смотрела им вслед, размышляя о словах Одди.

И ведь действительно, легко научиться убивать. Потом гораздо сложнее научиться сдерживать руку, не наносить смертельного удара. Научиться жалеть. Этого Стефания не умела.

Огонь Световидович нервно теребил полу куртки и исподлобья смотрел на отца. Световид же внешне выглядел совершенно спокойным. Его предстоящая встреча не пугала, тогда как у Огня поджилки тряслись от страха. А ну как получится все не так, как им хотелось, и Алура — внучка Перуна — не явится? Или вообще затеет очередную свару здесь? Недаром же Перун удалил ее подальше от Небесного Дома… Алура… Невероятно красивая, но воинственная и злобная девушка, способная на всяческие авантюры, часто идущие вразрез с правилами и политикой любого из богов. Как-то раз она даже с фригг поссорилась. Вот уж на что редко с кланом Асов ссоры происходили, так и то умудрилась…

— А вдруг не придет? — Огонь нахмурился и покачал головой. — Вдруг ей в Сквилэль так понравилось, что не придет? Как ее отец погиб, так у нее совсем характер испортился и в Сквилэль ей самое место. Поганый Мир…

— Поганый не поганый, но не хороший, — Световид тоже качнул головой. — Жаль, что про нас там совсем забыли. Не чтят…

— Ну не все уж про нас забыли, — раздался мелодичный голосок, и оба бога стремительно обернулись. На пороге комнаты стояла высокая и невероятно красивая девушка с пышной копной совершенно белых волос. Дочь Зимы. Алура.

Голубые глаза Алуры больше всего напоминали две ледышки, и казалось, что никакое выражение, кроме равнодушия, их никогда не касалось. Кожа Алуры была такой же снежно-белой, как и волосы, но зато брови и ресницы оказались чернильно-черными, словно сурьмой крашенными. Дочь Зимы и сына Перуна — Яровита. В Небесном Доме, где жили все боги всех Миров, коих было не так уж и много, как могло бы показаться, Алуру не любили. Она не стремилась, чтобы ей строили храмы и почитали, она не любила собирать себе последователей и о ней мало кто знал.

Не любили же Алуру за воинственный, даже круче, чем у отца и деда, нрав, бесшабашность и авантюризм. Она часто влезала в переделки, откуда ее не всякий раз даже сам Перун мог вытащить, а появления ее в Небесном Доме часто сопровождались скандалами и сварами. Все запомнили, как она схлестнулась с Зевсом, и это вылилось в грандиозную дуэль. Друзей у Алуры было мало, а после того как в какой-то сваре погиб ее отец, и того меньше стало. С кланом Харона она разорвала отношения напрочь, решив, что они повинны в смерти отца, но из клана Хеймдалля у нее оставалось несколько приятелей, включая Локи и Тора, с которыми она водила дружбу.

Чаще всего Алура пропадала по Мирам, выискивая всяческие редкости и драгоценности. Перунова внучка была падка на реликвии и имеющие ценность даже для бога вещицы. Пользы от этого ей было не много, но сво ей коллекцией редкостей она гордилась по праву.

Иногда, когда кому-то из богов требовалось выполнить некую работу среди людей и самому не вмешиваться в ход истории, они нанимали Алуру. Но услуги ее стоили недешево. И мало кто рисковал не платить ей.

Алура прошла через комнату и села в кресло, стоявшее в стороне от Огня и Световида. Перунова внучка, как дочь Зимы, не любила жару и огонь, но уже давно научилась мириться с ними.

Одета Алура была в светло-серую кожаную куртку с невероятным количеством карманов и клепок. Огню даже показалось, что эта куртка вполне может заменить Алуре доспех. Помимо куртки на девушке были темно-серые брюки и белоснежная рубашка. Оружия при ней не оказалось, но Огонь моментально приметил петлю для секиры на широком ремне Перуновой внучки. Светови-дович заломил бровь и удивленно хмыкнул.

— Давно ты на секиру перешла? — поинтересовался он как можно небрежнее. — Или дед тебе свою подарил?

— Подарит он, как же, — Алура Яровитовна серебристо рассмеялась, — Просто решила попрактиковаться немного… — она помолчала. — Ладно, выкладывайте, зачем звали?

— Я хотел бы предложить тебе… — заговорил Свсто-вид и осекся, заметив, как недовольно дернулась щека Алуры. — Что-то не так?

— За Огнянкой присмотреть небось надо? Да? — Алура закинула ногу на ногу и мрачно уставилась в пол. — Дорого я с вас за такое возьму, очень дорого.

— В общем, ты верно поняла наше предложение. — Огонь неторопливо потер ладони друг о друга и с неудовольствием ощутил, что они вспотели. Алура была опасна. Она была очень опасна, и даже Световид не представлял себе насколько. Огонь Световидович как-то раз сталкивался в поединке с Алурой, и о том бое у него остались не самые приятные впечатления, а также шрам под ключицей. Но Яровитовна владела очень важным умением, какого была лишена Стефания, — умением не убивать. Это было очень важно и при всей опасности Алуры, она была полезна и нужна.

— Ний не дает ей покоя, — Огонь покачал головой. — Нам нужно, чтобы ты позаботилась о ее безопасности. Не скрытно, а явно. Мы хотим, чтобы ты была при ней, покуда она не вернется в Небесный Дом.

— Ний… Темный бог, забывший или не понявший Сумерки, покровитель Дэгха, Лэгри и Лакха… Странно, что он все еще не оставил свои мечтания и топчет землю Танэль… Ний — это вам не шуточки, — Алура изящно потянулась, и у Огня во рту пересохло — столь изумительно умела двигаться Перунова внучка. Но в то же время, несмотря на ее внешне расслабленный вид, Огонь чувствовал ее опасность и готовность в любую секунду взорваться каскадом стремительных движений, — Стоить эта услуга будет вам очень дорого.

— Мы согласны заплатить любую цену. — Световид выпрямился, всем своим видом стараясь показать, что ему, главе клана Световида, все по плечу.

— Ну что же, — Алура взглянула на Световида, и что-то мелькнуло в ее глазах, что-то, напоминающее некое выражение. — Мне нужна Чаша Мира, что хранится у тебя, Световид. Вместе с живущим в ней Рарогом.

— С ума сошла, — ахнул Огонь, — Ты, Алура, переходишь все границы!

— Я отдам тебе Чашу, если ты выполнишь мою просьбу. — Световид поджат губы. — Вместе с Рарогом отдам.

— Отец!

Алура невыразительно улыбнулась, не разжимая губ, и одним плавным движением оказалась на ногах.

— Я пошутила, — Алура опять улыбнулась, на сей раз показав зубы — клыки были острыми, словно у вампира. Огонь знал, что означали эти клыки, и непроизвольно поежился, почесав шрам под ключицей. — Забери я Чашу — такой хай поднимется в клане, что мне деваться будет некуда. Да и Рарог у меня в холоде замерзнет… Пусть уж наполняет огнем ваш чертог, Световид. — Она покачала головой. — Я возьму иную плату. Совсем иную. Камень Аладырь. А Чаша мне и так достанется. Но несколько позже…

Огонь скрежетнул зубами, но все же промолчал. Камень Аладырь издревле принадлежал роду Световидовичей, и никто не смел его коснуться, кроме рук Световнда и его отпрысков. Но этот изумительный камень золотисто-огненного цвета в шестьсот двадцать пять карат был не больше, чем просто камень, хоть и был он покрыт изумительной гравировкой — тончайший орнамент, изображающий причудливое переплетение животных, рас гений, символов. Аладырь был дорог Световиду как память о его приходе в Небесный Дом, куда привел его этот камень. Память, но не более.

— Хорошо, ты получишь его, когда Стефания прибудет в Небесный Дом, — Световид согласно кивнул, — Клянусь Светом.

— А раньше он мне и не понадобится. — Алура провела рукой по волосам, и на пол упало несколько снежинок. — Где ваша драгоценная Огнянка, судари?..

Междуглавье

Бабка Стефания сделала резкий выпад, и трость, так и не коснувшись живота Жанны, замерла. Каким-то чудом старуха умудрялась долго держать на весу тяжеленную трость, и руки ее при этом не дрожали, тогда как ходить ей было трудно, и она все время жаловалась на слабость.

— Нанести удар — проще простого, — едва слышно проскрипела бабка Стефания, возвращая трость в исходную позицию, то есть в естественную и наиболее подобающую этой вещи — вертикальную. Жанна скрестила руки на груди и прислонилась к стене. За три месяца, что она жила в этой квартире, она уже успела привыкнуть к повадкам бабки Стефании и сейчас сразу догадалась — будет лекция. Опять о чем-нибудь непонятном и фантастическом, но заставляющем задуматься.

— Наносить смертельные удары — просто. Это невероятно просто. Раз — и человек лежит на земле, а вокруг него растекается багряная лужа. Раз — и покатилась рука с зажатым в ней клинком. Раз — и у противника вместо лица — кровавая каша. — Бабка Стефания села в кресло и насмешливо посмотрела на свою домработницу. — Тебе этого не понять, Жанна. Ты никогда не была в бою. Даже в ваших, местных, когда садят друг в друга из автоматов, не видя противника. И здесь тоже убивать — легко. Смотри, ты стреляешь, летит пуля и попадает врагу в глаз. Ты даже не видишь его, не знаешь, кому и куда попала выпущенная тобой пуля. Убивать, Жанночка, легко. Гораздо сложнее сдержать себя и не выстрелить, не добить уже беспомощного врага, сдержать руку и не нанести смертельного удара. Немногие, научившиеся убивать, умеют НЕ убивать. Это гораздо, гораздо сложнее… — бабка Стефания помолчала, глядя в стену и задумчиво водя тростью по полу. — Да… Тяжело остановить руку с уже занесенным для убийства клинком. Это все равно, что остановить разогнавшийся поезд. Невероятно трудная задача. Особенно, если видишь, что это твой враг, которого ты ненавидишь всей душой и хочешь уничтожить. Вот он, стоит перед тобой на коленях, беспомощный, истекающий кровью, трясущийся и молящий о пощаде. Трудно остановить руку, тяжело не нажать на курок. И почти невозможно этому научиться.

Убивать легко. Этому быстро учатся. Достаточно всего раз нанести смертельный удар — и готово. Понимаешь, что нет ничего в смерти ни красивого, ни возвышенного. Все умирают одинаково. И не важно, кем ты был при жизни — бродягой или императором, портовым нищим или королем. Не важно, от чего ты умираешь — от клинка врага или случайности в дружеском поединке, болезни или дурной пули… Не важно. Все умирают одинаково, агонизируя и не желая умирать. Не бывает тех, кто не боится смерти. Это все ложь про бесстрашных людей. Таких не бывает. Да, Жанночка. Я многое видела и сталкивалась с самыми смелыми людьми и нелюдями. И все они, что бы ни говорили и как бы красиво ни старались принять смерть, боялись ее. Боялись до умопомрачения и судорог. Даже если знали, что их ждет за Гранью… Точнее, не так — особенно, если знали…

Убивать легко. Достаточно просто не останавливать руку, когда клинок занесен для удара, не убирать палец с курка. Этому легко научиться. Страшно только в первый раз. Потом — это как привычная работа, иногда приносящая радость, иногда противная, но все равно привычная. И потому странно задерживать руку, останавливать смертельный удар и уходить, оставляя за спиной хоть кого-то. Ведь когда идет бой, самое главное, чтобы за спиной никого не было — ни друзей, ни врагов. В такие моменты совершенно перестаешь различать, кого ты убиваешь. Это так просто. Удар или выстрел — и не думаешь о том, что этот может на тебя напасть.

Убивать легко, Жанночка, очень легко. К этому привыкаешь и уже странно слышать: взять живым! Тогда, спрашивается, зачем посылать убийц? А затем, чтоб они удерживать руку научились. Ведь если научишься убивать, то уже не различаешь мужчин, женщин, стариков, детей… Есть враг. Его надо уничтожить и желательно подчистую. Чтобы мстить никто не мог.

А потом учишься удерживать руку. Учишься различать детей, каких еще можно вылечить от ненависти, каких еще можно заставить научиться любить и НЕ убивать. Вот это и есть самое сложное. Научиться не убивать, оставлять за спиной тех, кто, возможно, никогда не постигнет этой страшной науки.

Убивать легко, Жанна. Этому быстро и легко учишься,..

Бабка Стефания умолкла, глядя в стену. Жанна с сомнением смотрела на нее и пыталась понять, к чему была вся эта лекция. Сама она никогда и никого не убивала, если не считать комаров и колорадских жуков. Тем более она врач. Ей это вообще заказано…

«А может, бабулька сама в свое время навоевалась где? — лениво подумала Жанна, поправляя волосы. — шрамы-то у нее отнюдь не от операций в клинике…»

— Ты права, — опять угадала ее мысли бабка Стефа-ния. — Некогда я хорошо повоевала. Прекрасно научилась убивать. Потом долго пришлось учиться сдерживать руку. Жаль, что я так и не постигла этой науки до конца… Световид так и остался мной недоволен. И братья стораз говорили, что надо научиться не убивать… А я так и не умею сдерживать руку. Всегда наношу смертельный удар.За то, наверное, и пострадала…

Бабка Стефания тяжело поднялась и ушла в спальню, шаркая и кряхтя. Жанна смотрела ей вслед и думала, что трудно себе представить эту старую развалину воюющей и убивающей. Да, девушка прекрасно понимала, что люди не рождаются стариками, они ими становятся, но легче от этого не было…

Поход опять откладывался на неопределенный срок. Чайка беспрестанно ругалась по этому поводу, но приказ Императора Лакха был однозначен: отложить поход на неопределенный срок. Это раздражало. Серый Отряд снова начал ворчать и подумывать о самороспуске. Андрей тоже стал прикидывать, куда бы ему податься, и ничего, кроме степей Приграничья, в голову не приходило… Он пришел в «Семеро Козлят» и подсел к столику Кобры, скучающе перебиравшей струны лютни, глядя куда-то в пространство перед собой.

Что, опять поход откладывается? — мягко улыбнулась она, но взгляд ее холодным лезвием полоснул по лицу Андрея. Сотника всегда поражало это несоответствие взгляда и улыбки менестреля. Создавалось ощущение, что они принадлежат двум совершенно разным людям. — Откладывается, — Андрей вздохнул и криво ухмыль-нулся. — Я никак не пойму, чего хочет Император? Он постоянно меняет свои решения. Один его приказ противоречитдругому…

— Он боится. — Кобра отложила лютню и внимательно посмотрела на Андрея. — Он страшно боится и не знает, что ему делать, как поступать, какие отдавать приказы. Он чувствует, что сейчас за его спиной нет поддержки которая была всегда. Напарники и дружки Лэгри и Догха ушли куда-то, и он остался один..,

— Откуда ты знаешь? — Андрей вскинул на Кобру изумленный взгляд.

— Мы, менестрели, знаем многое. Слухами Танэль полнится. Не зря же теперь у Лишенных Имен гораздо больше войск, чем раньше. Лакха уже не может сдерживать дезертирство. А, кроме того, ты заметил, что Лишенные Имен не нападают, хотя могли бы уже давно раздавить Альтх. Они чувствуют, что их главный враг ушел, а Лакха не так опасен…

— Не так опасен? — Андрей невесело рассмеялся. — Но я-то пока по эту сторону фронта!

— Не мне вас судить.

Кобра встала, взяла инструмент и, не прощаясь, ушла.

Черный детинец Айлегрэнда врастал в небо. Удивительным образом он не нависал над посадами и слободами, не подавлял их. Он просто был.

Гюрза сидела на холме и смотрела на город, на свой город. Ей было страшно как никогда. Она думала, что уже отвыкла от этого чувства, забыла, что это такое, а оно опять вернулось. Сразу после появления Огня Световидовича в спальне Слепого Эла. И Гюрза знала, чего боится.

Одиночества.

Она видела, что произойдет если не в этом году, так в следующем или через пять лет. Она знала это. И боялась. И понимала, что никто уже не поможет. С Огнем Световидовичем она и так никогда уже не сможет расплатиться. Она спасла, но чужими руками, Стефанию, вот уже вторую неделю жившую в Айлегрэнде и просто сиявшую от счастья. Наверное, у нее какие-то шашни с Одди… Гюрзе было все равно. Единственное, что вызывало у нее легкое недоумение, — это как Огнянка смогла забыть того, другого…

Гюрза знала, что никто ей помогать не будет. Никто, даже ее соратники — Чародеи. Слепой Эл умер в тот же день, когда появился Огонь Световидович. Остальные… Что ж, они не отвернутся от нее до конца, они будут сражаться до последней капли крови, но больше не вернутся в Темницу у Корней Земли. Никогда. Хотя сами они об этом еще не знали…

Гюрза оглянулась на едва слышный шорох за спиной и увидела Стефанию.

— Здравствуй, Огнянка, — с улыбкой проговорила Гюрза и указала на траву рядом с собой. — Садись, поговорим. Нам есть о чем поговорить.

Стефания пожала плечами и села рядом. Гюрза ощущала скрытый в девушке огонь, чувствовала его невероятную, невозможную природу, смешавшую в себе смертную и бессмертную сущность. Ощущала и не могла понять — как Стефания не сгорит от этого пламени?

— Никто не поможет нам, — тихо проговорила Огнянка, и на глазах ее сверкнули слезы. — Боги и так вмешались слишком сильно в наши дела…

— Я знаю, девочка, — Гюрза печально улыбнулась. — Я все знаю. Огонь Световидович приходил ко мне.

— Да? — Стефания вытерла глаза рукавом. — И Ний где-то рядом.

— У меня все не было времени спросить… — Гюрза помолчала. — Что случилось с тобой тогда? Ты вернулась к отцу?

— Да. Через тридцать лет.

Стефания закрыла глаза и поняла, что помнит все тогда произошедшее. За острой белой вспышкой последовало воспоминание о сне в храме Световида, и Стефания разглядела сквозь пелену боли и заливающей глаза крови Элайна. Он был одет в какие-то немыслимо яркие и легкие одежды. Он стоял перед столом, застеленным черной бархотной скатертью. Напротив него Стефания увидела Дэгха с перекошенным не то от боли, не то от злобы лицом. Взгляд Элайна был каким-то просветленным и… глупым.

— Элайи, ты должен сделать это, — Император протянул бывшему Пограничнику кинжал с тонким клинком — От этого зависит все.

— Я… — Элайн тяжело сглотнул, глядя на несколько пор, третов, лежащих на столе. —Почему? Почему я?

— Твоя кровь сможет решить все, лишить ИХ сил, сломать! — Император настойчиво протягивал Элайну кинжал. —Сделай это!

Элайп кивнул, взял клинок и закатал рукав рубахи. Стефания заорала по-эльфьи, прося Элайна остановиться, уже зная, ЧТО произойдет дальше и КТО был изображен на портретах. Огнянка пыталась вырваться, но что-то ее держало. Она не смела отвести взгляд и посмотреть, что ей мешает, она продолжала смотреть на Элайна.

— Не-е-е-ет! Не делай этого! — закричала она уже на языке Альтх. — Не-е-е-ет!

Элайн не обращал на нее внимания. Он ее не узнавал. Он поднес кинжал к правому запястью и осторожно провел лезвием по коже вдоль вены. Тонкий порез тут же набух кровью.

— Замечательно, —Дэгха довольно улыбнулся. —Это все, что от тебя требовалось. Остальное я сделаю сам.

Он выхватил кинжал из руки Элайна и в мгновение ока располосовал ему оба запястья. Кровь полилась на черный бархат, постеленный на стол. Кровь капала на портреты, расплывалась росчерками багрового пламени, и показалось, что закричал кто-то — мучительно и обреченно. Стефания уже знала, кто это кричал и почему. И сама вторила крику, словно это ее сжигал огонь Темницы у Корней Земли…

Дэгха обернулся к Огняыке.

— Ты последняя помнящая, —он хмыкнул. —Но это поправимо. Ты забудешь, но не сразу. Тридцать лет в подвале и счастливое избавление от памяти. И жизни. —Дэгха снова повернулся к Элайну, наклонился над портретами и рукой с полированными ногтями написал кровью: "Лишенные Памяти».

Стефания всхлипнула и принялась ругаться. Но и это продолжалось недолго. Неожиданно даже для себя она потеряла сознание.

Стефания втянула воздух сквозь стиснутые зубы и продолжила рассказывать, роняя слова в воздух, словно капли раскаленного свинца. Она вспомнила, как ее протащили по коридору и впихнули в какую-то комнату. Стефания не удержалась на ногах и рухнула на колени. Скованные руки и ноги мешали двигаться, тянули к полу, придавливали сво-им весом, ошейник изmarrinollсдавливал горло, не давая говоришь… Огнянка подняла глаза и увидела Дэгха. Он стоял прямо перед ней и усмехался.

— У вас, Световидовичей, это семейное, — проговорил он. Голос у него был приятный, завлекающий за собой, но Стефания слишком ненавидела этого человека, чтобы оценить красоту и прелесть его голоса.

— У всех Световидовичей и Огнивовичей были такие глаза — совершенно невероятного василькового цвета. — Дэгха отступил на шаг, и его место занял человек в красной рубахе с закрытым черной маской лицом. Сквозь прорези в ней на Стефанию взглянули равнодушные зеленые г.ааза. Глаза, показавшиеся невероятно знакомыми.

Человек в маске одним движением перехватил цепь кандалов на руках Стефании и заставил ее подняться. Огнянка встала, с ненавистью глядя на застывшего в отдалении Дэгха.

— Мой отец… —начала было говорить Стефания, но Император с брезгливой миной перебил ее:

— Твой отец после разговора со Световидом не посмеет вмешаться. Сам Световид уже давно не лезет в политику Танэль. Он доволен тем, что никто не нападает на его храмыи не насилует его жриц. Люди и Чуды уважают Световида, и ему этого хватает. Даже ради единственной внучки он не пошевелится. Не останавливайтесь, иллих, —бросил он уже человеку в маске и снова брезгливо сморщился.

Стефанию повалили на крепкий стол черного дерева, с обитой черным же бархатом столешницей. Двое невесть откуда взявшихся подмастерьев схватили ее за руки, еще один навалился на грудь, намертво придавив к столешнице, человек в маске исчез из глаз на мгновение, и когда он вернулся, Стефания заорала так, как никогда не орала, моментально поняв, что произойдет дальше.

Человек в маске держал в руках небольшую заостренную рогатину, раскаленные шипы которой багрово светились.

— Световид!!! — последний раз воззвала к богам Стефания, а потом стало не до того.

От невероятной боли она выгнулась дугой, задрыгала ногами, пытаясь вырваться, отпихнуть подмастерьев и отшвырнуть подальше ослепивший ее огонь в глазах. Она кричала, брыкалась, извивалась, каждым движением только причиняя себе дополнительную боль. Кто-то засмеялся. Стефания уже не могла воспринимать окружающую действительность. Она не понимала, что происходит, рассудок отказывался ей подчиняться. Она кричала, призывала богов, но эта чудовищная боль не проходила, ничего не менялось. И самое страшное было в том, что она никак не могла умереть. Или хотя бы потерять сознание.

Наконец ее отпустили. Боль стала чуть меньше, но от этого не менее мучительной.

Стефания упала на колени и зашарила вокруг себя руками, не вполне понимая, что делает. Она не видела ничего, кроме багровой тьмы.

Стефания хотела прикоснуться к лицу, но боль не позволила ей этого сделать.

— Уведите ее прочь! — с ужасом в голосе взвизгнул Дэгха. — В самый глубокий подвал ее засадите! Чтобы я тридцать лет ничего о ней не слышал!!!

Стефанию поставили на ноги и потащили прочь. Они уже не кричала. Она смеялась, зная, почему Дэгха был так напуган.

— Огонь! Отомсти за меня! — закричала Стефания, когда за ней захлопнулась дверь камеры.

Стефания замолчала на мгновение, пытаясь успокоиться илучше понять эти сны, но руки уже казались стянутыми тяжелыми кандалами. Цепи изmarrinollтянули и давили. Стефания ненавидела их, словно личных врагов. Они не позволяли двигаться, не позволяли жить.

Годы шли. Стефания не знала, сколько прошло времени и сколько осталось. Ей казалось, что время застыло, как желе, и не движется совсем. Еду ей приносил какой-то немой.Он просто открывал окошечко внизу двери, ставил щарелку и кувшин на пол и уходил. Стефания как-то раз пыталась с ним заговорить, но тот только промычал что-то ине оставил в этот раз еды.

Огнянка пыталась морить себя голодом. Она не ела и почти не пила два месяца, едва не рехнувшись от голода и жажды. И не умерла. Она разбивала тарелку и резала себе вены, но кровь моментально сворачивалась и забивала рану. Стефания уже знала, что как ей не дали потерять сознание, когда ее ослепили, так ей сейчас не дадут умереть. И это было страшнее всего.

Иногда ей казалось, что она уже умерла и находится где-то на полпути к Ирию, к дому Огня Световидовича. Но скрип открываемого окошечка и стук дна тарелки о камень пола лишали ее этой иллюзии.

Она не знала точно, сколько просидела тогда в той камере. Не знала и вряд ли хотела бы узнать. Из молодой женщины она превратилась в сморщенную и немощную старуху. И, самое главное, она была слепа. Волшебство оставило ее, никто не мог ей помочь. Она была одинока и мечтала только о смерти.

Ей даже не позволили сойти с ума. Однажды дверь отворилась. Стефания, отвыкшая от этого звука, встрепенулась, но тут же все поняла.

Ее поставили на колени и зачитали приговор, который она не могла воспринять полностью. Единственное, что она запомнила — это то, что она никогда не вернется. Никогда, даже лишившись Памяти.

Палачи и Император еще не знали, как ошибаются. Они не знали, с кем связываются…

Гюрза слушала, и опять ненависть к Лэгри захлестнула ее. Стефания, какая она бы ни была, всего лишь девочка. По любым меркам она едва повзрослела. И тут на нее сваливается такое.

Гюрза ненавидела Лэгри, но еще больше ненавидела себя, за то, что допустила все тогда происшедшее. Она не должна была позволять Стефании выходить на поле боя…

«Я за все заплачу, — подумала Гюрза зло. — Заплачу. Но кто заставит платить Лэгри?»

Огнянка умолкла. На ее глазах опять показались слезы, и она отвернулась.

— А после этого Одди читает мне лекции о том. чтобы я училась НЕ убивать.

— Тебе это особенно нужно, — Гюрза качнула головой и улыбнулась как можно мягче. — Ты стала слишком жестокой. А когда огонь жесток— это страшно. Ты не умеешь различать людей. Для тебя они все враги, желающие причинить тебе вред. Ты должна научиться сдерживать себя, не наносить смертельный удар. Это первое, чему учат мечников в Айлегрэнде. И лишь потом их учат убивать.

— Но почему? — Стефания явно не понимала, зачем сохранять врагу жизнь. Не понимала или не хотела понимать.

— Потому что, сохранив жизнь, ты сделаешь гораздо больнее гордому и не замараешь клинок ничтожным. А может быть, и обретешь друга. Так я однажды сохранила жизнь Грифу. Взгляни, он до сих пор верен мне…

Стефания молчала.

— Научившись НЕ убивать, ты становишься выше своих врагов, не умеющих сдерживать руку. Ты учишься различать тех, кого нельзя оставлять в живых, и тех, кто должен жить во что бы то ни стало. Ты становишься менее жестокой и учишься чувствовать что-то большее, чем ненависть и злость. Огонь, ненавидящий живое, — смертелен этому миру. Если ты не научишься этим простым истинам, тебе придется уйти.

Стефания молчала.

— Ты уйдешь, и никто не ведает, где ты остановишься, когда Вихрь Времени перестанет тащить тебя все дальше и дальше. Никто не поможет тебе, никто не спасет. Жестокость наказуема. За все надо платить. Мы учились тому, что нет Добра, нет Зла, нет Тьмы и Света. Мы учились тому, что есть только Сумерки. И мы научились этому. Одновременно с тем мы поняли, что не все в мире существует только в нашей оценке. Есть вещи, оценивающие нас по которым оценивают нас. Одна из таких вещей — умение НЕ убивать. И нам пришлось учиться снова.

Стефания молчала.

— Пойми, если ты будешь нести смерть на конце меча, убивать и калечить, то Мир отторгнет тебя. И каждый последующий будет гнать тебя все дальше и дальше, отбрасывая от себя, исторгая тебя прочь, пока ты не научишься НЕ убивать. Тогда ты сможешь остановиться. И понять. А может, и вернуться. За все надо платить, Огнянка, за все абсолютно. За свое неумение НЕ убивать ты заплатишь слишком много.

Стефания молчала. Замолчала и Гюрза.

Они сидели на холме и смотрели на врастающие в небо черные башни. Смотрели и молчали. Каждая о своих мыслях, каждая о своей боли, каждая о своем будущем.

— Что там у тебя с этим мальчишкой? — вдруг спросила Гюрза, когда молчание вот-вот грозило сорваться камнепадом жестоких видений и страха.

— С Одди? — уточнила Стефания и покраснела. — Ничего. Ну почти ничего…

— Да? Странно, а мне казалось, даже больше, чем ничего.

— Ну… Он довольно мил, а у меня уже возраст… Я имею в виду, физический возраст уже как бы располагает и требует некоторого… —Стефания запуталась в словах и смущенно умолкла.

— Завтра я возвращаюсь в Литгрэнд. В последний раз, наверное, — Гюрза едва слышно вздохнула. — А дальше — одиночество…

Стефания смотрела на врастающие в небо шпили и молчала.

Одди сидел за трактирным столиком напротив Ринфа и смотрел на мрачного эльфа.

— Ну что опять с тобой такое? — поинтересовался парень и отхлебнул пива из кружки. — Опять неудачно влюбился?

— Если бы, — Ринф угрюмо взглянул на Одди и опять принялся возить вилкой в остатках соуса на тарелке, — Предчувствие у меня нехорошее. Словно змея в сердце поселилась. Или жаба. Холодное, мерзкое ощущение.

— Это бывает, — Одди серьезно кивнул. — Ничего страшного.

— Вы, люди, тем и отличаетесь от нас, эльфов, что умеете пропускать мимо самое очевидное. Мы никогда не отмахиваемся от предчувствий. Потому, когда они сбываются, — а это происходит практически всегда, — не разводим удивленно руками: как же так-то?

— И что говорит тебе твое предчувствие?

— Говорит, что все скоро закончится. Бродит что-то рядом. Что-то страшное, чужое…

— Лэгри?

— Дурак! — Ринф даже вилку отбросил, так его возмутило предположение Одди. — Какой Лэгри, giidenga? Это что-то поближе, попроще, но оттого не менее страшное…

Хлопнула дверь, и в зал трактира вошла Стефания. Улыбнувшись, она сразу же направилась к столику Одди и Ринфа. Она села рядом с парнем и поставила локти на стол.

— Что с тобой, Ринф? — спросила она весело.

— У него ПРЕДЧУВСТВИЕ! — со значением произнес Одди, привлекая к себе девушку.

— Кретины… — вздохнул Ринф, глядя на целующихся людей. — Самые настоящие кретины…

Стефания тихонько соскользнула с постели, чтобы не разбудить Одди. Парень спал и даже не пошевелился. Огнянка быстро и бесшумно оделась, взяла плащ, сапоги, перевязь с мечом и вышла из комнаты. Ее тоже томило нехорошее предчувствие, и она решила проверить его прежде, чем случится что-то страшное.

А для этого ей надо было уйти.

Она обулась уже в коридоре, надела на спину перевязь с мечом и на цыпочках, едва слышно звякая шпорами, пошла к лестнице, ведущей в зал трактира, где они ночевали з этот раз. По пути она надела на себя плащ и заколола его на плече фибулой с мелкими рубинами. Эту фибулу ей подарила Гюрза, и Стефания очень ею дорожила.

Она спустилась вниз, прошла через полупустой зал и направилась прямиком к конюшням, где ждал ее игреневый гафлингер по имени Торнайт, оставленный еще с вечера под седлом.

Бросив конюшему монетку, Стефания прошла к стойлу и вывела гафлингера.

— Ну что, Торнайт, — проговорила Стефания, поглаживая коня по морде, — устроим скачки?..

Стефания остановила Торнайта и вгляделась в поворот дороги. Она чувствовала, что Ний где-то рядом, совсем близко, но не видела его.

Неожиданно кусты на обочине шевельнулись и бандит и темный бог, покровитель и Дэгха, и Лакха, и Лэгри, виновник всего происходящего в Танэль, вышел на дорогу. Стефания спешилась и вытащила клинок из ножен.

Так они и застыли друг против друга — рыжеволосая девушка с васильковыми глазами, стоящая в средней базовой стойке, и седовласый мужчина в яркой одежде, скрестивший на груди руки и не спешивший доставать меч. В его ярких зеленых глазах стыло привычное равнодушие, через которое вдруг стало пробиваться что-то неестественное, чуждое этому взгляду.

Это была боль.

Так они и стояли друг против друга, не шевелясь и не говоря ни слова. Потому что знали: все будет именно так, как должно быть. И никак иначе.

— Ты изменилась, Огнянка, — проговорил, наконец, Ний. — Сильно изменилась.

— Я знаю, — Стефания кивнула, не меняя положения.

— Только в одном ты осталась прежней. Не научилась НЕ убивать. Это же так сложно…

— А ты умеешь?

— Да.

Он одним плавным движением перетек в стойку и вытащил из-за спины меч. Знакомый, слишком знакомый клинок.

Стефания усмехнулась краешком губ и напала.

Атака была простой, направленной в первую очередь на то, чтобы Ний среагировал. Это была проба сил.

Ний отбил клинок Стефании и на возврате атаковал сам. Клинки столкнулись с невозможно громким в утренней тишине звоном. Столкнулись и отлетели в стороны.

Розовое солнце испуганно выглянуло из-за деревьев и тут же спряталось за облако, дабы не смотреть на этот никому не нужный, бесполезный, глупый и страшный поединок. Хоре не хотел смотреть на происходящее, посчитав это слишком страшным…

Стефания вывернулась в «огне на ветру» и попыталась уколоть Ния в сонную артерию.

И сталь опять обиженно звякнула о сталь. Ний кружил вокруг, сплетая морочащую вязь смертельных ударов. Стефания и сама не знала, как успевала выставлять блоки к контратаковать.

И знала, что все равно когда-нибудь не успеет. Первый удар она пропустила из-за того, что не успела выйти из собственной атаки в блок или хотя бы просто парировать удар. Острие меча Ния полоснуло ее по лицу, от уха к шее и ниже, только каким-то невероятным чудом не задев сонную артерию или какой другой не менее важный сосуд. Тонкий порез набух кровью, и живое тепло побежало по лицу, шее, груди Стефании.

Она не обратила на это внимания, зная, что времени теперь совсем нет. Что скоро она потеряет сознание от потери крови.

Она закружилась в дикой и невероятно сложной, но очень ею любимой серии «огненный смерч», и достала Ния, полоснув его наискось по груди и животу. Порез был длинный, но неглубокий. Разбойник засмеялся невесело и вдруг, развернув меч плашмя, ударил Стефанию по ноге.

Что-то отвратительно хрустнуло и перед глазами Oгнянки вспыхнули яркие точки боли.

Она упала, вес еще сжимая ставший бесполезным меч.

Ний ударил еще несколько раз. Стефания уже не чувствовала, куда наносятся удары, и быстро потеряла сознание.

Чайка вызвала Андрея к себе для разговора. Он не хотел идти, потому что знал — этот разговор ему не понравится, а его последствия могут быть самыми неприятными.

Когда он вошел, Чайка сидела за столом и что-то разглядывала во внушительной книге. Андрей коротко поклонился и остался стоять. Чайка не предлагала присаживаться, и это было плохим признаком.

Однако Чайка начала разговор издалека.

— Ты заново собрал свою сотню?

— Не всех я смог найти, — Андрей усмехнулся. — Правильно говорят, что Серый Отряд расползается, как тараканы.

— И кто в этом виноват?

— Не знаю. Вряд ли виноват кто-то персонально.

— А вот это ты зря. — Чайка встала и отошла к окну. Дальше она разговаривала, стоя спиной к Андрею и глядя на закат.

— Где ты пропадал почти десять лет? — спросила она, не оборачиваясь, и Андрей горько усмехнулся краешком губ.

— Это важно?

— Да. Я ни в ком сейчас не уверена. Мне надо знать, где ты был, с кем, что делал…

— Я был в Приграничных Степях. Один, как волк. Наемничал, в основном. Потом пристал к разбойничьей банде и накануне расправы над. отрядом коронера Щука ушел оттуда. На своих нападать я не обучен.

— А жаль, — Чайка усмехнулась. — Как же ты будешь сражаться с Ринфом и Грифом? Они тоже для тебя «свои».

— Были свои. — Андрей даже не смог удивиться, откуда Чайка знает про эльфа и старого наемника. Он уже разучился удивляться. Чувства казались словно замороженными.

Чайка молчала. Это молчание давило на Андрея, словно потолок комнаты вдруг стал опускаться на него, как пресс. Элайн рванул ворот рубахи, почувствовав, что задыхается от этого молчания. Шнуровка треснула и порвалась. Андрей провел рукой по лицу и почувствовал выступивший на коже ледяной пот. Чайка резко повернулась к нему и испуганно уставилась на сотника, рухнувшего на колени и упершегося рукой в пол. Она хотела что-то сказать, но Андрей ее уже не слышал, потому что смотрел на свое отражение в огромных васильковых глазах. Смотрел и боялся утонуть в этих синих омутах.

— Стефа, — он усмехнулся и провел рукой по ее рыжим, невероятно пушистым и мягким волосам, казавшимся на солнце языком пламени. —Огнянка, дочь Огня. Сама горишь и других сжигаешь…

— Да ты сам кого хочешь сожжешь. — Она привстала на цыпочки и осторожно коснулась губами его губ. — Огонь смертный, Огонь бессмертный и между ними я. А теперь и ты. Выдержишь? Не побоишься?

— А чего мне бояться? — Андрей рассмеялся невесело. — Я уже давно ничего не боюсь.

— Это хорошо. — Она отступила на шаг и вдруг, страшно оскалившись, повалилась на землю, словно подкосила ее невидимая стрела. Андрей едва успел поймать ее невероятно легкое тело около земли, и руки его обожгло от прикосновения к коже дочери Огня. Она же его не видела, уставившись в небо остекленевшими от боли глазами. Зрачки ее сузились до величины булавочной головки и были почти не видны на резко потемневшей, почти черной радужке.

Ее тело забилось в руках Элайна, выгнулось дугой и вдруг замерло.

Стефания спала.

И лишь показалось Андрею на мгновение, что мелькнуло темная тень, на секунду заслонившая солнце, мелькнуло, полоснула по Элайну взглядом ярко-зеленых глаз и исчезла…

— Что, опять? — тихо поинтересовалась Чайка, когда Андрей пришел в себя. Звать лекарей она не стала, уже зная, что произошло с сотником.

— Да, опять. — Андрей сел и стал неловко затягивать остатки шнуровки у горла. Пальцы плохо слушались и казались обожженными. Элайну на мгновение стало страшно, и он украдкой взглянул па свои ладони. Они были целыми и невредимыми.

— Именно это меня и беспокоит, — Чайка опять отвернулась к окну. — С кем из них ты связан? Почему? Не только же из-за своего родства с неким Элайном?

— Не только из-за того, — тихо проговорил Андрей, поднимаясь. — Не из-за родства. Из-за того, что тот Элайн и я суть одно и то же.

Лишенный Памяти.

Он закатал рукав рубахи и продемонстрировал резко повернувшейся Чайке шрамы на запястьях. Она изумленно смотрела на них и, судя по всему, не понимала.

— Мне сказали: в детстве ты играл с отцовским кинжалом и порезался. Я этого не помнил, но зато после того как побывал в Приграничье, я узнал многое. В частности и то, что значит Лишенные Памяти…

— И что это означает? — Чайка напряглась в ожидании ответа.

— Нам все равно это уже не поможет.

Андрей резко отвернулся и вышел. Он не хотел никому ничего объяснять. Тем более, что ему все равно никто бы не поверил. Даже он сам себе не верил…

— Пак, глянь, чего это? — Кужик ткнул пальцем во что-то лежащее на дороге. — Девка, что ль? Али не девка. — Девка, — Пак слез с телеги и подошел к телу, валявшемуся прямо посреди дороги. Лужа крови была совсем свежей. Видать, недавно драка была. Пак испуганно оглянулся, побоявшись, что лихие людишки все еще поблизости. Но никого видно не было. Только горихвостки мелькали яркими пятнами в листве, да тенькала где-то синичка.

Неподалеку от тела стоял изумительный игреневый гафлингер и косил на людей лиловым глазом. Пак посмотрел на коня и покачал головой — такой жеребчик дорого стоил.

В руках лежащая на дороге девка сжимала клинок, испачканный то ли ее, то ли чужой кровью.

— Мертвая? — поинтересовался с телеги Кужик. Он до ужаса боялся мертвецов и вряд ли задержался бы около трупа хоть на мгновение, не будь здесь Пака.

— Не знаю. — Пак присел рядом с девкой на корточки и осторожно дотронулся до ее лица. Кожа была ледяная.

— Дык, коли мертвяк, поехали скорее, — немедленно разнылся Кужик. — А то душа ее неприкаянная коня напугает, да еще и нас пришибет…

— Молчи, — зло огрызнулся Пак, прижимая пальцы к шее девушки. Биение пульса почти не ощущалось, но оно было. Пак задумался на мгновение, а потом решительно встал, поднял легкое девичье тело на руки и положил на телегу. Подобрал выпавший из ее руки клинок, бросил на сено рядом. Попытался поймать коня, но тот фыркнул и отскочил в сторону, но, когда телега тронулась, пошел следом на небольшом расстоянии.

Детинец крепости совсем не угнетал, он просто был и его можно было не замечать или долго смотреть и восхищаться.

— Эй, Стефа! — окликнул ее кто-то, и она натянула поводья коня. —Стефа, подожди!

Она оглянулась и увидела Грифа. Наемник догонял ее, должно быть, от самого детинца и только теперь приблизился на расстояние оклика. Конь его был весь в мыле.

— Стефа, ты куда собралась? — спросил он, осаживая коня рядом с ней.

— Сам знаешь, — она отвернулась и сделала вид, что разглядывает дальние деревья. —Ты не сможешь меня остановить.

— Разумеется, — Гриф усмехнулся. — Я похож на самоубийцу? — Он помолчал, но так и не дождался ответа. — Стефа, тебе нельзя идти с ними. Кто-то должен остаться. Сохранить Память. Память о нас и о них.

— Мне жаль, Гриф, но это буду не я, — Стефания потупилась. —Тем более, что там Элайн. Я не могу быть здесь, когда он будет умирать под секирами наемников Альтх.

— Ты еще слишком молода, девушка. — Гриф с сожалением вздохнул. — Огнянка, дщерь Огня Световидовича, — он невесело рассмеялся. —Мне будет тебя не хватать.

— Мне тоже будет себя не хватать, — попыталась отшутиться Стефания, но не получилось. Гриф даже не улыбнулся.

— Ладно, я не вправе тебя задерживать. Уходи. Я постараюсь справиться один. Я привык.

Стефания кивнула, пробормотала что-то прощальное и бросила коня с места в карьер. Гриф долго смотрел ей вслед и уже знал, что дальше случится…

Две линии войск выстроились на заросшем зеленой травой поле. Серая — Альтх и разноцветная, но преимущественно тоже серая и черная — Пограничъе. Стефания спешилась и побежала к командирскому шатру. Ей надо было узнать, где сейчас Элайн, чтобы…

Она не знала, зачем ей это узнавать. Наверное, она просто хотела повидать его последний раз перед боем. Зная, что потом он ее уже не вспомнит.

Гюрза и Белый Тигр стояли перед шатром и смотрели на линию войск Альтх. Лишенные Имен, помнившие тогда еще свои Имена, о чем-то едва слышно переговаривались.

—Я же сказал, что она не усидит в Айлегрэнде, —донеслось до Стефании, и она застыла на полушаге, смущенно потупившись. Чародеи повернулись к ней, и Гюрза неожиданно тепло улыбнулась.

—Дщерь Огня, —проговорила она ласково, —внучка самого Световида. Разумеется, что она не могла усидеть на месте. — Гюрза поманила Стефанию к себе, и девушкаnoдошла, поклонившись в пояс. —Стефа, может, попросишь у дедушки защиты для нас? И для себя в первую очередь.

— Дед никому не помогает, —Стефания виновато улыбнулась. —Он политикой не интересуется. Он и отца-то проклясть пытался, но потом передумал и ограничился выговором. Огонь Световидович уж слишком нужен людям.

— А кто твоя мать? — поинтересовался Тигр, с которым Стефания почти и не общалась. Из Чародеев она поддерживала отношения только с Гюрзой, но и то достаточно слабые.

— Моя мать из Огнян была. Ее Золотой Огняной звали.

— А она Огню Световидовичу не родственница? — спросил Тигр, явно заподозрив, что Стефания — плод кровосмесительной связи.

— Нет, что вы! — Стефания даже оскорбилась на такое предположение. —Огняны — это просто огненные Чуды, не более того! Может, отец и приложил руку к их созданию, но это не значит, что они его дети!

— И то верно, —Тигр кивнул на поле. —Так как, попросишь защиты у деда?

— Я бы с радостью. Да не будет он нам помогать. И Альтх не будет. Он никогда не вмешивается в политику. Он считает, что это его унижает.

Тигр кивнул и отвернулся, потеряв к Огнянке всякий интерес. Гюрза еще спросила что-то об Огне Световидо-виче и, указав, где находится сотня Элайна, вернулась в шатер. Стефания вздохнула и, поклонившись в спину ушедшей Гюрзе, помчалась к Элайновой сотне, все еще надеясь успеть…

Горстка выживших прижалась спиной к лесу, все еще на что-то надеясь. Справа от себя Стефания видела Гюрзу, Белочку и Тигра. Слева были Андрей Элайн, Вилх и Нимфа. Скорпион и Ястреб уже были мертвы. Однако все знали, что эта смерть была не надолго. Император найдет способ их вернуть и снова казнить. Так, как ему хотелось.

Наемники Альтх напирали со всех сторон. Пограничников осталось уже не больше полусотни, но они продолжали сражаться, сами не зная зачем, ведь смерти как таковой не будет.

Стефания изогнулась в невероятном выпаде и достала противника колющим в пах. Кольчуга врага не выдержало, и тот свалился, истошно заверещав.

— Беги, Стефа! — услышала Стефания. —Беги!!!

— Отец! — заорала Стефания, разворачиваясь, словно пружина, и на секунду наемнику, пытавшемуся ее достать, показалось, что она обернулась языком пламени. —Отеи!

Помоги!

Но молчал Огонь Световидович, молчал Световид. Стефания уже знала, что никто ей не поможет. Никто никому не поможет.

— Беги, Стефа! — снова закричала Гюрза, отбиваясь сразу от трех врагов. — Кто-то должен остаться!

Стефания завертелась в страшной серии «огненный смерч» и легко освободилась от двух наседавших на нее противников. Обернувшись лицом к остальным врагам, она застыла и перехватила меч поудобнее. Один из наемников целился в нее из арбалета. Стефания знала, что может отбить болт, но только в том случае, если никто не будет мешать, но сейчас она поймала краем глаза движение сбоку и полуобернулась к очередному противнику.

— Беги, Стефа! — закричала Белочка и бросилась между ней и волонтером с арбалетом, осеклась на полушаге, вскрикнула коротко и упала. Стефания перехватила меч обеими руками и, чувствуя, что впадает в состояние амока, бросилась на наемника.

— Берегись! — услышала она голос Тигра и обернулась в ту сторону, на секунду потеряв из вида своего противника. Но тому хватило этого мгновения, чтобы ударить Стефанию по шлему, да так, что он даже смялся…

— Отец… — простонала Огнянка, оседая на землю и видя, как ткнулся лицом в траву Тигр, как на Элайна накинули сразу несколько арканов, как срезали арбалетным болтом Гюрзу, распластавшуюся в невероятном прыжке…

Стефания почувствовала легкое прикосновение и открыла глаза. Солнечный свет ослепил ее на мгновение, но глаза очень быстро привыкли, и она различила склоненное к ней лицо усталой женщины с забранными назад, под цветастую косынку, светлыми волосами.

— Вот и добре, вот и хорошо, — проговорила женщина невыразительным голосом. — А то мы уж и не чаяли, что очнешься ты. Волхв говорил, что такие раны не лечатся. Тело-то залатать легко, а душу… На то Высокие Волшебники нужны. Не нынешние.

— Как твои дела? — Огонь Световидович улыбнулся, и его такие же, как у самой Стефании, васильковые глаза ласково оглядели ее с ног до головы.

— Спасибо, пока неплохо, —ответила Стефания, не меняя положения. — А где мама?

— Я отослал ее в гости к родственникам. Мне не хотелось ее расстраивать.

— Правильно сделал, —Стефания согласно кивнула. —Что вы хотели мне сказать?

— Твои отношения с Лишенными Имен — твое дело, — заговорил Световид, поднимаясь и подходя к окну. Из него никогда не было видно ничего, кроме яркого синего неба. Подошел, остановился и умолк.

Световид был совсем не похож на свои статуи в храмах. Это не был огромный старик с бриллиантовыми глазами, раздетый по пояс и грозно взирающий на прихожан. Световид находился в самом расцвете сил. По человеческим меркам он выглядел лет на сорок пять, может быть, на пятьдесят. У него были русые волосы и спокойные, как два речных омута, голубые глаза. Светлая кожа его никогда не знала загара. Окладистая русая борода ниспадала ему на грудь, и едва приметная седина в ней серебрилась нитями света.

Огонь Световидович совсем не был похож на отца. Это был высокий, стройный человек лет тридцати с виду, огненно-рыжий, с бархатными васильковыми глазами. Он не носил бороды, но его пышные, с изрядной долей седины усы спускались ниже подбородка. Стефания знала, что она виновата в большей части этой седины. Огонь Световидович любил свою дочь.

Неукротимый нрав Огня Световидовича был известен всем, и Стефания частично унаследовала его. Сам же Огонь получил его от своей матери — Сивы, повелевавшей плодородием земным, но была она почему-то совсем не того нрава, какой был бы приличен такой богине. Цветом же глаз Огонь Световидович, как и все его дети — три сына и одна дочь. — не был похож ни на кого из родичей. Сива была зеленоглаза, Световид — голубоглаз, а Огонь уродился с васильковыми глазами. Это было бы удивительно, если бы речь шла о простых смертных.

— Где я? — Стефания попыталась встать, но сильные руки женщины удержали ее.

— В Айлэаанэ, Приграничье. — Женщина мягко улыбнулась и присела на край кровати. — Бывшее эльфье поселение. Теперь люди тут живут. Изгои.

— Изгои? — Стефания сморщилась и тут же тихо пискнула от боли, — Что со мной?

— Муж мой, Пак, привез тебя. Говорит, что нашел на дороге, в крови всю. Ну и привез. Не бросать же умирающего? Не по-человечески это как-то… Волхв наш тебе помог.

— Что со мной? — тихо, но настойчиво повторила вопрос Стефания.

— Ноги сломаны были, да волхв сумел правильно их сложить. Болеть, правда, будут долго еще, но это ничего, это бывает, главное, что жива… — женщина помолчала, глядя в сторону. — На лице рана резаная да ребра… Много чего было, да волхв на теле раны залечил. Только шрамы остались.

— Шрамы… — Стефания всхлипнула и закрыла глаза, — Опять…

— Спи, детка, спи, потом будешь думать, — женщина коснулась лба Огнянки, и та почувствовала, как на нее наваливается сон. Еще успела подумать, что женщина не так проста, как кажется, а потом провалилась в черный омут сна…

— Здравствуй, внучка.

— Здравствуй, дочка.

Стефания знала, что этого не может быть, если она не умерла, но все равно факт оставался фактом — она виде-па одну из комнат в доме Огня Световидовича и видела отца с дедом, сидящих в креслах. Сама она стояла рядом с камином и опиралась на гранитную полочку, знакомую с детства. Даже трещина от удара чем-то тяжелым невероятно давно осталась на прежнем месте.

— Как братья? — поинтересовалась Стефания, когда молчание затянулось. О своих земных делах она говорить не хотела.

— Братья живы и здоровы, —Огонь Световидович с немалым облегчением заговорил о делах домашних, стараясь отвлечь Световида от тяжелой темы. — Занимаются, чем им и положено. Старший, Ветер Огнивович, женился на Ладе. Недавно женился, а она уже понесла. Скоро племянник тебе будет — Горынушка. Средний, Гром Огнивович, опять с Чернобогом сцепился. Уж не знаю, чего они не поде —лили, но снова к поединку готовятся, попутно осыпая друг друга проклятиями. Младшенький, Святогор Огнивович, со своим дружком Чуром долго Ладу обхаживал, но вдруг выяснилось, что она любит Ветра. Так и пришлось Чуру со Святогором отступиться. Чур на лоскоталке какой-то женился и сейчас где-то в мире смертных обитает. По-моему, в Драконьих Пределах Танэль. А Святогор на Марьяне женился, Мариной дочери. Тоже скоро родит. Воина нам принести должна, Водой назвать решили… А так… У остальных тоже все хорошо. Стрибог недавно заезжал в гости. Его дети тоже все как один жениться или же замуж выходить собираются…

— Почему ты выбрала из всех миров смертных именно мир Танэль? — вдруг спросил Световид от окна.

— Не знаю, —Стефания смутилась, — Наверное из-за... А может, и нет…

— Ну, этого смертного я тебе притащу сюда, —пообещал Световид, не поворачиваясь. — Уходить тебе надо. Не успокоится Ний, найдет способ тебя извести.

Стефания склонила голову набок и внимательно прислушалась к себе. Еще часть памяти проснулась, и теперь она помнила, кто такой зеленоглазый разбойник, пытавшийся зарубить невинного ребенка, казалось, вечность назад в деревне Пышково. Не видел тогда Ний ребенка, видел только васильковые глаза. И все из-за того, что когда-то давно Стефания отказалась выйти за него замуж. Просто Ний не стерпел обиды и до сих пор мстить продолжал, хотя любил Стефанию Огнивовну до умопомрачения. Но слишком гордый был, не мог простить ей, что не только отказала ему, но и посмеялась при большом скоплении народа.

Вряд ли тогда, в Пышково, Ний знал, кого пытался убить. Может быть, Стефанию и не тронули бы, кабы не цвет ее глаз и волос.

— Стефа, я не знаю, почему для тебя стали так важны этот мир Танэль и Лишенные Имен. Твою любовь к смертному я еще могу понять, сам таким по молодости грешил, но все остальное… Тебе надо вернуться, — Световид повернулся к внучке и внимательно на нее уставился. — Здесь ты будешь в безопасности. Я и Стрибог, Огонь и братья смогут тебя защитить, — он вскинул руки, пресекая попытку Стефании что-то сказать. —Я знаю, знаю, что ты сама прекрасно можешь защититься, но… Ний — бог, а ты всего лишь Огнянка, полубожественное существо, почти что смертная…

— Не совсем так. —Стефания посмотрела на отца, и тот едва приметно кивнул, соглашаясь с тем, чтобы поведать Световиду то, о чем давно уже договорились никому не рассказывать. — Когда-то давно, я была еще маленькой, отец случайно увидел, как я играю в саду и руками обжигаю глиняные куличики. Сначала он ничего странного в этом не заметил, а только потом, взглянув на меня другим зрением, он понял ЧТО я и КТО я. Во мне слились две природы огня — смертная и бессмертная, —Стефания улыбнулась внимательно слушавшему ее деду. — Я не просто дщерь Огня, я Огонь, но другой. Отец — божественный огонь, всесжигающий и всепорождающий; мать — смертный огонь, в кострах да печи живущий, кормящий и обогревающий. А я между ними оказалась. Я и согреваю, и я же сжигаю в пепел, я кормлю, и я же убиваю. Ний не властен надо мной, дедушка. Он может бесконечно долго убивать меня в Танэль, гоняться за мной по всем Мирам, но я одного с ним Уровня. Я тоже имею божественную природу…

И никто об этом не знает? — поинтересовался Световид у сына, вздергивая одну бровь.

Нет, —Огонь Световидович помотал головой. —Если уж я не сразу это увидел, то остальные и подавно не узнают. Мы не хотели, чтобы Стефанию признали еще одной моей, а соответственно, и твоей наследницей. Пусть уж Ветер Огнивович пока равным претендентом будет. В случае же, если придется Огнянке доказывать свою принадлежность к богам, она сможет это сделать… — Огонь кивнул дочери, и та усмехнулась, отошла подальше от каминной полки и вдруг обернулась пламенем, взметнулась под потолок огненным клинком, закрутилась опаляющим смерчем… Предметы от одного ее прикосновения обращались в пепел, а после второго — восставали из него. Световиду не надо было большего доказательства, хотя другим, божественным зрением он видел, что Стефания и есть богиня огня. Другого огня.

— Хватит, —Световид взмахнул рукой, и тут же ревущее и заливающееся смехом пламя исчезло. Вместо него на ковре стояла Стефания и, тяжело дыша, радостно оглядывалась.

— Этот огонь сожжет ее, —Световид покачал головой. — Нельзя скрывать свою сущность, особенно огненную. Это спалит ее.

— Нет, —Стефания упрямо помотала головой. —Среди смертных — я смертная… Ну почти. Здесь я огонь, верно, но не там. Если я захочу, чтобы мне строили храмы и возносили молитвы, я вернусь и устрою дворцовый переворот в нашем семействе. А пока я этого не хочу. Власть претит мне.

— Хорошо, — Световид кивнул, отворачиваясь обратно к окну. —Может быть, и так. Только бойся Ния. Точнее, не столько самого Ния, сколько Вихря Времени, подвластного ему. Супротив этого ты ничего не сможешь сделать, а вернуться будет ох как сложно…

Вторичное пробуждение было проще. Сон успокоил. выбил дурь и жалость к себе из головы, а из тела боль и слабость. Стефания чувствовала себя почти здоровой и, едва открыв глаза, немедленно вскочила на ноги. Резкая боль метнулась от лодыжек к коленям, взобралась по бедрам, вспыхнула в груди и руках. Огнянка вскрикнула негромко и рухнула обратно па кровать. «С этим надо что-то делать, — зло подумала она. — Но что?!»

Было ясно, что боец из нее теперь никудышный. Мысль лихорадочно заметалась, выискивая выход из сложившейся ситуации, но пока придумать ничего не получалось.

В дверь комнатки, где лежала Стефания, негромко постучали, и после разрешения войти на пороге возникла та же женщина. Теперь Огнянка могла рассмотреть ее подробнее. Это была высокая, немолодая, но очень хорошо сохранившаяся женщина, явно родившая больше одного ребенка. Светлые волосы хозяйки дома были заплетены в плотную косу, опускавшуюся до колен, а голова покрыта все той же цветастой косынкой. Широкоскулое лицо с острым подбородком и большими голубыми глазами было приятным и не выражало ничего, кроме усталой заботы обо всех сразу — домашних, гостях, больных, животных. Стефания моментально разглядела в женщине примесь эльфьей крови, а одежда хозяйки только подтвердила это подозрение. На ней была широкая, длинная юбка синего цвета, рубаха из грубого льна, черный жилет из шерсти в рубчик и мягкие туфли из толстой кожи. Так одевались небогатые эльфы Тан эль, и Стефания это прекрасно знала,

— Тебе еще рано вставать, — встревожено проговорила женщина,

— Как тебя зовут? — нахально поинтересовалась Стефания, игнорируя предостережение и опять поднимаясь на ноги. Боль была терпимее, чем в первый раз, но о мечемашестве надо было забыть на неопределенный срок.

— Найелла, — женщина мягко улыбнулась, присаживаясь на край кровати и наблюдая за медленно передвигающейся по комнате Стефанией. — А тебя?

— Ст… — девушка осеклась. — Огнянка, — она помолчала, остановившись у окна и глядя на улицу. — Далеко отсюда до Айлегрэнда?

— Недели две пути через Приграничные Степи и еще столько же по Пограничным лесам. — Найелла склонила голову набок и поправила косынку, — Что с тобой приключилось?

— Не важно, — Стефания стиснула кулаки и втянула воздух через сжатые зубы. — В тебе есть примесь эльфьей крови?

— Да, на четверть, — женщина, улыбаясь, смотрела на девушку и думала о чем-то своем.

— Чем я могу отблагодарить вас за спасение и лечение? — Стефания обернулась, и взгляд ее васильковых глаз совсем не понравился Найелле.

— Ничем, — она пожала плечами. — У нас есть все, нам ничего не нужно. А помогать друг другу завещал Световид, и мы выполняем его волю.

— Да уж, — Огнянка невесело хмыкнула. — Где мой конь? Клинок? Одежда?

— Все здесь. Только гафлингер твой долго не хотел в стойло идти. Думал, наверное, что мы тебя тут обижаем. Но потом голод привел его к людям. Теперь стоит в сарае, тебя ждет.

— Это хорошо, — Стефания серьезно кивнула. — И все-таки я должна как-то вас отблагодарить.

— И даже не думай об этом! Сейчас я принесу твою одежду, одевайся и пойдем обедать. Муж как раз должен вернуться…

За обедом собралось все семейство, а также Стефания. Помимо Найеллы и ее мужа Пака в большом и явно небедном по людским — отнюдь не по эльфьим! — меркам доме жили пятеро их детей — четыре сына и малютка-дочь, старуха — мать Пака, незамужняя сестра Найеллы, такая же тихая, работящая и чем-то неуловимо смахивающая на эльфку.

Найелла и ее сестра хлопотали около печи, накрывали на стол, младшие дети носились по просторной горнице и шумно играли во что-то, им одним понятное. Те, что постарше, сидели рядом с отцом и о чем-то вели беседу, стараясь выглядеть как можно более солидными перед странной гостьей, хоть и со шрамом на лице и шее, но все равно красивой. Старуха дремала в уголке и не замечала ничего вокруг.

Стефания присела на лавку рядом с Паком, где для нее немедленно освободил место старший сын.

— Спасибо тебе, — тихо проговорила Стефания, потом встала и, превозмогая боль в покалеченных ребрах, поклонилась. — Я не знаю, как тебя отблагодарить, что не бросил меня на дороге, — продолжила она, усевшись обратно.

— Не надо меня благодарить, — Пак усмехнулся, глядя на Огнянку из-под длинной темной челки. — Я не Кужик, чту Световида, а он завещал помогать слабым и беспомощным.

— Хорошо, что хоть где-то его еще чтят. — Стефания подняла глаза к потолку и усмехнулась. — И все же…

— Успокойся, — Пак положил ей тяжелую руку на плечо, и ключица отозвалась острой болью. — Прости, — он смущенно убрал руку и опять тепло улыбнулся. — Погости у нас, набирайся сил, а когда захочешь — уезжай. Может, новости какие с Пограничья расскажешь. Или еще что.

Стефания кивнула, уже не слушая, потому что Найелла и ее сестра принялись выставлять на стол разносолы, какими собирались кормить семью. Помимо обычного жареного мяса, Найелла выставила на стол огромный пирог с многослойной начинкой из грибов, мяса, сметаны и еще чего-то, пахнущего невероятно аппетитно; рыбу с пряностями, запеченную под винным соусом; нарезанный тонкими ломтиками сыр; хрустящие хлебцы; грибной суп; котелок сваренной на меду каши с фруктами; сметану; кислое молоко; творог… Стефания непроизвольно сглотнула и едва сдержалась, чтобы не облизнуться. Только сейчас она поняла, насколько голодна. Она не знала, сколько пролежала без сознания, подпитываемая только энергией лечившего ее волхва. К. тому же, прислушавшись к себе, она осознала, что желудок вполне спокойно может воспринять не только легкий бульон, но и более основательную пищу.

Найелла пригласила к столу, и Стефания, вдруг вспомнив о правилах приличия, пропустила вперед хозяев и села последней.

— Что в поле? — спросила Найелла мужа, пока тот степенно хлебал суп большой расписной ложкой. — Какие новости?

Стефания, благодарная, что не пристают с расспросами к ней, быстро ела из своей тарелки, но тем не менее прислушивалась к разговору.

— Да ничего особенного, — отвечал Пак. вытирая усы тыльной стороной ладони и отламывая себе кусок хлеба. — Покос вот-вот закончится, люди довольны, что нет дождей… Только вот… — он помолчал, глядя в стену и на минуту забыв о еде. — Последи за младшими, чтоб в поле нe убегали, а уж тем более в лес. Да и сама одна не ходи. Лихие людишки завелись под боком. Вчера ребятенка Тургайла нашли в лесу, с перерезанным горлом. Сегодня нашли дочь Вулдина… повесилась на березе. Похоже, что снасильничал над ней кто-то. А девка хороша была… Позавчера еще кто-то жаловался, уж и не упомню кто…

— Раньше разбойников в округе не было? — Стефания оторвалась от поглощения каши и внимательно вгляделась в лицо Пака. Мужик, смутившись под этим васильковым взглядом, понял, что даже если бы и хотел соврать, то не смог бы.

— Как же не было? Были, конечно, — он пожал плечами и мрачно взглянул на жену. — Приграничье, тут же вся людская нечисть селится, изгои, отщепенцы. Мы ж и сами беглецы… Только никто безобразить у нашего села раньше не смел. Село-то большое, почитай триста дворов, и мужики все — не крестьяне все ж… У нас кто бывший наемник, кто разбойничал сам, кто еще что… Это сейчас оседлые стали, ленивые, в поле работаем. А раньше… В общем, тихо вокруг было, ничейная земля, спокойная…

— Ясно, — Стефания кивнула и опустила взгляд. На глаза ей попался кусок пирога с огненно-золотистой корочкой. Огнянка долго смотрела на него, пытаясь что-то вспомнить, и вдруг, словно маленький огонек вспыхнул в душе — воспоминание.

— Спасибо, отец, — тихо шепнула она и впилась крепкими белыми зубами в кусок мяса.

— Странные вещи творятся, — Пак покачал головой. — Очень странные. В лесу тигра видели. А потом нашли целую шайку, какую кошка эта подрала. Странно все это, очень странно. Отродясь так далеко от Пограничья тигров не видели, — Пак пожал плечами и обвел взглядом слушателей — жену, Стефанию и детей. — Потом этот же тиrp жену Маргула спас, когда ту лихие людишки ограбить хотели. А баба, похоже, немного двинулась с того случая. Говорит, что у тигра голубые глаза были. Она бы еще что невероятное придумала…

Стефания покачала головой и поджала губы. Она только подумала о том, как решить проблемы селения, и они не замедлили решиться очень похожим способом. Это было действительно странно.

Пак еще что-то рассказывал, но Огнянка его уже не слушала. Ей надо было подумать. А еще лучше посоветоваться с отцом, но как это сделать — она не ведала.

Ни на кого не обращая внимания, Стефания встала и, провожаемая удивленными взглядами Пака и Найеляы, отправилась в выделенную ей комнатушку.

Еще не войдя в нее, Огнянка почувствовала, что там кто-то есть. Кто-то очень опасный, готовый нападать. Стефания резко ударила ладонью по двери и отпрыгнула в сторону, готовя боевое заклинание. Но в ту же секунду все Волшебство куда-то пропало, а сама Огнянка замерла на месте. У нее возникло ощущение, что ее спеленали по рукам и ногам, и она не могла даже шевельнуться. Только смотреть, говорить и вертеть головой.

Что-то приподняло Стефанию, и она влетела в комнату. Та же сила опустила ее на пол и развернула лицом к окну, у которого стояла стройная беловолосая девушка в зеленой одежде, состоящей из кожаной куртки со множеством карманов, брюк, высоких сапог и темно-зеленой рубашки, вышитой у ворота серебром. К широкому поясу были прикреплены два довольно коротких меча с перевитыми шнурами рукоятями. За спиной девушки был виден лук в расшитом серебром черном налучье и колчан со стрелами. Голубые глаза-ледышки девушки внимательно изучали Стефанию, сердито хмурившуюся и старающуюся выглядеть не слишком напуганной. Она-то узнала пришелицу и перепуталась, но пыталась вида не показать.

— Меня зовут Алура Яровитовна, — проговорила, наконец, девушка и, развернув один из стульев, села на него верхом, сложив руки на спинке. — А ты Стефания Огнивовна, верно?

Стефания кивнула и непроизвольно сглотнула. Алуру она боялась так же, как и все, но именно ее услугами она собиралась воспользоваться, чтобы очистить окрестности от разбойников. О способности Алуры оборачиваться тигрицей знали немногие, но Стефания слышала от отца и надеялась, что Перунова внучка не откажется побродить по окрестностям в этом образе.

— Твой отец оплатил и эту услугу, — проговорила Алура, усмехаясь. Губы она старалась разжимать как можно меньше, чтобы не стали видны остроконечные клыки — клыки тигрицы. — Мне заплатили, дабы я обеспечивала твою безопасность, и теперь я буду это делать, хочешь ты того или нет, — Алура шевельнула изумительно красивым пальчиком, и путы, удерживающие Стефанию, пропали, и она снова почувствовала, что может пользоваться Волшебством. — Пока ты не вернешься в Небесный Дом, я буду рядом. Твой дед и твой отец заплатили за это очень высокую цену. Они даже сами не представляют насколько высокую.

— Алура Яровитовна, — Стефания тяжело уселась на край кровати. Снова разболелись ноги и ребра, а шрам, сбегающий от уха по шее за ворот рубахи и заканчивающийся почти у солнечного сплетения, вдруг страшно зачесался. — Я сама могу о себе позаботиться.

— Да? — Алура вздернула черную, идеально очерченную, тонкую бровь и рассмеялась, коснувшись своей шеи. — Я вижу, как ты о себе заботишься! Ний — это не просто лихой человек с большака и даже не Пограничник. Он гораздо, гораздо хуже. И не тебе с ним равняться, деточка. Я старше тебя раза в три, наверное, если не больше, и то не смогу победить Ния, коли схлестнусь с ним в честном бою. У него опыта раз в десять больше, чем у меня, а это кое-что значит!

— Не называй меня «деточкой», — обиженно буркнула Стефания, почесывая шрам на шее.

— А ты меня Алурой Яровптовной, — Перунова внучка хмыкнула. — Зови просто Алурой. Думаю, что тебе ясно — я с этого дня стану твоей тенью. И не пытайся сбежать, Огнянка. Я тебя все равно найду. А еще лучше — вернулась бы ты в Небесный Дом. Световид доставит тебе твоего смертного…

— Кого? — Стефания вскинула голову и внимательно всмотрелась в равнодушную и спокойную Алуру. — Кто этот смертный?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — Алура пожала плечами. — Я давно не была в мире Танэль, и тут многое переменилось… — она задумчиво коснулась своей ключицы и досадливо поморщилась, словно от боли. Стефания знала, что у Огня Световидовича на том же месте жуткий шрам, полученный невесть где и когда. Он никогда и никому о том шраме не рассказывал, но сейчас Огнянка могла поклясться, что Алура знает, откуда тот у Огня появился.

— Ну, хорошо. — Стефания подумала, что постарается найти способ улизнуть. Все равно постарается.

— А твое согласие мне и не требовалось, — Алура пожала плечами и встала. — Я буду рядом. Всегда. Пока ты не вернешься в Небесный Дом. Запомни это и не пытайся улизнуть. Теперь, когда соберешься уезжать, сообщи мне. Я же пока по лесам поброжу. Тут тебе пока ничего не угрожает. Ний пока что далеко.

— Ты его чувствуешь?

— Да. — Она открыла дверь и замерла на пороге. — Мы давние враги и хорошо знаем, кто и где находится, — Алура опять хмыкнула. — Я буду рада, если получится ему насолить хорошенько.

Когда дверь за Алурой закрылась, Стефания сообразила, что та не сказала ей, как сообщить об отъезде. «Быть может, забыла? — с надеждой подумала Огнянка. — И мне Удастся смыться незамеченной?» Стефании было неприятно, что к ней приставили телохранителя, а уж тем более Алуру. Воспользоваться услугами Алуры один раз, на краткий срок — это было нормально, принято у всех в клане Световида, да и не только, но вот использовать ее на такой работе… Это было уму непостижимо. Что же такое пообещал отдать Световид или Огонь, что Алура согласилась болтаться как привязанная за Стефанией, славящейся своей нелюбовью к Небесному Дому? Огнянка не знала ответа и потому пока оставила размышления об этом на потом. Сейчас же ей надо было суметь исчезнуть из-под бдительного присмотра Перуновой внучки.

Стефания встала и тут же застонала от боли, пронзившей ноги. С этим надо было что-то делать, но, так как переломы были уже достаточно стары, вряд ли кто-нибудь, кроме Лишенных Имен, мог исправить дело. Огнянка постыдно всхлипнула и не сразу смогла взять себя в руки. Надо было не хныкать, а собираться в дорогу. И все же Огнивовна понимала, что далеко с такими ногами и ребрами не уедет.

Кто-то взвизгнул, и почти сразу запахло дымом. Стефания насторожилась и прислушалась. За пределами комнаты раздавались какие-то крики, среди коих был хорошо различим спокойный голос Найеллы, отдававшей какие-то указания. Огнянка нахмурилась и выглянула из комнатки в короткий коридорчик, ведущий к горнице. Дым валил клубами и ничего за ним не было видно. Стефания шагнула за порог и вдруг повалилась на пол. Ноги отнялись, и она неожиданно совсем перестала их чувствовать. От ужаса у Огнянки перехватило дыхание и она даже не смогла закричать.

«Ну нет же! Нет! — в панике подумала она, словно червь, извиваясь по полу и стараясь заползти обратно в комнату. — Этого быть не может!!! Где же ты, Алура! Где?! Так ты заботишься о моей безопасности?!»

Дым уже заполнил коридор и теперь вползал в комнату. Дышать было совершенно нечем, слезы застилали глаза Стефании, а кашель делал безуспешными ее попытки вдохнуть. Ноги все так же были бесполезным грузом и не шевелились. Стефания кое-как доползла до стены, где было окно, но не смогла достать до него, даже вытянувшись, насколько получилось. Неожиданно пришло понимание, что на этом-то все и закончится. Более глупой смерти дочь Огня Световидовича не могла для себя придумать — Огнянка, погибшая в огне! Да над ней весь Небесный Дом потешаться будет до примирения Алуры с Фригг!

Стефания скорчилась под стеной и попыталась вздохнуть, но это вызвало новый мучительный приступ кашля. Дым уже полностью заполнил комнату. Он был серый, обжигающе горячий и почему-то не родной. Совсем не родной. С любым проявлением Огня Световидовича или же Золотой Огняны Стефания чувствовала родство, но в этом дыму и огне было что-то чужое, мертвое, неживое. И языки пламени, уже заглядывающие в комнату, были какие-то неправильные. Не было в них золотого великолепия разбушевавшегося Световидовича и не чувствовалось суровой непреклонности разгорячившейся Огняны. Это пламя было мертвым.

— Ний… — простонала Стефания, влепляя кулак в дощатую стену и даже не заметив заноз, вонзившихся в пальцы. — Ний! Скотина! Ничего другого придумать не мог?! Мало того, что убил, так еще и на посмешище выставил!!!

— Не торопись, Огнянка, — услышала Стефания ледяной голос, и неожиданно из пламени в комнату шагнула Алура. Дым моментально рассеялся, да и огонь в коридорчике куда-то исчез. Мертвое пламя словно шарахалось от Перуновой внучки, и не обратившей внимания на этот факт. Она задумчиво смотрела на Стефанию и качала головой. Что-то странное почудилось Огнянке, когда она взглянула в голубые ледышки глаз Алуры. Что-то странное и неуловимо знакомое, виденное тысячу раз, что-то такое, никак не вязавшееся с обликом Яровитовны.

Огонь. Стефания едва не рассмеялась, когда поняла, что такого странного и знакомого ей всегда виделось в Алуре. Только сейчас, видя, как от нее шарахается неживое Ниево пламя, она поняла, почему сводная сестра Снежины — дочери Зимы и Вихоря — не таяла от прикосновения солнечных лучей и жаркого Огня, хотя и инстинктивно сторонилась его. Снежина легко могла растаять от огня свечи, а вот Алуру так просто было не взять. Недаром она дочь Яровита — такого же безудержного и Развеселого бога-громовержца, как и его отец Перун.

Огонь, хоть и небесный, был в крови Алуры, и — Стефания хорошо это теперь почуяла — он во многом был пострашнее бушующего пламени Огня Световидовича.

Огонь, хоть и тщательно скрываемый — слишком много Алуре досталось от ее ледяной матери Зимы, — был страшен, и Стефании уж точно не хотелось бы увидеть как он когда-нибудь себя проявит. Пока же Алура была холодна и равнодушна. Только в глазах ее мелькнуло что-то, напоминающее одобрение.

— Ну хоть кто-то огонек во мне разглядел, — буркнула Яровитовна, сверкнув острыми клыками. — Хватит разлеживаться, пора отсюда сматываться. Следом за мертвым пламенем жди мертвой молнии, но ее вряд ли дедуля направит…

Стефании ничего не надо было объяснять. Все знали, что у Перуна было два вида молний — живые и мертвые, могущие как убить, так и сотворить нечто новое. А вот мертвые молнии Ния были совсем иными. Перун давно уже хотел бы узнать, как это Нию удается так ловко имитировать огонь небесный, а Огню Световидовичу хотелось бы знать, как Ний мертвое пламя создает, но бог ревниво хранил свои секреты и не собирался делиться ими даже с собственным кланом.

— Далеко он? — Стефания силилась встать, но ноги, хоть и обрели некое подобие чувствительности, все равно двигались плохо.

— Уже достаточно близко. Похоже, воспользовался порталом, — Алура закусила ноготок на мизинце и равнодушно наблюдала за Огнянкой, что только злило девушку. — Наверное, даже слишком близко, раз смог не только ноги тебе отнять, да еще и пламя мертвое направить… Ладно, подымайся.

Стефания мгновенно ощутила свои ноги и легко вскочила, встав рядом с Алурой. Яровитовна оказалась почти на ладонь выше Огнянки, и это неприятно удивило девушку. Она опустила взгляд и только сейчас заметила, что вместо двух клинков у Перуновой внучки на поясе висит секира из темного металла с изящным лунообразным лезвием, выдающимся вверх острием, и крюком на обухе. Конструкция была весьма внушительной и, судя по виду, весила немало. По лезвию шел орнамент в виде сплетенных знаков Перуна и Зимы, а на крюке и острие красовались знаки Световида и самой Алуры. Колчан со стрелами теперь висел на другой стороне пояса и словно бы уравновешивал секиру. Лук в черном налучье все так же находился за спиной Перуновой внучки.

— Как это Ний смог отнять у меня ноги? — недоуменно поинтересовалась Стефания, быстро собирая свои немногие вещи.

— Он их тебе сломал, он у тебя их и отнимает, — пальцы Алуры пробежали по лезвию секиры и замерли на острие. — Я научу, как от этого защититься, но не сейчас. У нас мало времени.

Стефания запихала все свои вещи в переметные сумы и выпрямилась. Алура хмуро кивнула и, резко развернувшись, направилась к выходу. Огнянка поспешила следом.

Проходя через коридорчик и гостиную, Стефания обратила внимание, что сгорела вся мебель и пострадало слишком много вещей, даже глиняная посуда потрескалась и теперь уже была ни на что не годна.

— Надо бы оставить семье Пака денег, — промолвила девушка, глядя в прямую спину Алуры и поражаясь, как та изумительно грациозно и красиво идет. Словно кошка скользила, охотясь за добычей. Шаги Яровитовны были плавными, мягкими, изящными и один словно бы перетекал в другой. Насколько могла судить Стефания, этот расслабленный с виду шаг без всякого изменения мог перейти в одну из боевых связок, и вряд ли кто успел бы заметить, как в руках Алуры появилась бы секира.

— Женщина с секирой? — первое, что произнес Пак, Увидев Стефанию и Перунову внучку на крыльце. — Ну и ну… И впрямь, Танэль меняется…

— Не твое это дело, земледелец, — холодно и равнодушно бросила Алура, но Стефания видела, как напряглись ее пальцы на древке секиры. Но движение это было скорее нервным, чем опасным. Стефания изумленно воззрилась на воительницу. Для нее было откровением, что эта женщина может разнервничаться из-за такой простой фразы, Казалось, ничто не пробьется через холодную завесь равнодушия Алуры, но тут выяснилось, что это не совсем верно.

— Тебе за все уплачено сполна, — уже откровенно презрительно проговорила Алура, проходя мимо Пака, — и за беспокойство, и за пожар, и за молчание. Так что воздержись от лишних вопросов.

Яровитовна прошла мимо Пака, и тот проводил ее злым взглядом. Найелла, стоящая рядом с мужем и прижимающая к себе ревущих в три ручья младших детей, неодобрительно покачала головой. Стефания тоже злобно глянула в спину Перуновой внучке. Значит, пока она там задыхалась в дыму, Алура расплачивалась с Паком и лишь потом соизволила войти в дом! Действительно, ну и ну… И чтобы на это сказал Световид?..

— Простите ее, — торопливо заговорила Стефания, видя, что Пак вот-вот готов взорваться потоком ругательств, а Алура уже скрылась в сарае, где пока что оставили Торнайта Стефании, — она нездешняя…

— Чего уж, — Пак взвесил в руке белый замшевый кошелек и ухмыльнулся. — Заплатила она действительно хорошо. Золота девица не считает, да только… — мужчина из-под насупленных бровей оглядел Стефанию. — Плохая она тебе компания, Огнянка, очень плохая. Такая руку с клинком никогда не удержит.

— Да некуда мне от нее деваться, — Стефания пожала плечами и поклонилась в пояс Паку, а потом Найелле. — Спасибо вам за все, добрые люди. Пусть ваш кров Световид осияет!

— Хватит болтать, — резко оборвала ее появившаяся из дверей сарая Алура. Она вела в поводу двух лошадей — игреневого Торнайта и белоснежную тонконогую кобылку с выгнутой шеей и шелковистыми гривой и хвостом. — Ний уже на пятки наступает. Сматываться надо.

Стефания порывисто обняла Найеллу, чмокнула ее в щечку и уже через секунду взлетела в седло.

— Световид обязательно о вас позаботится! — выкрикнула она на прощание и дала шпоры Торнайту. Тот, отвыкший за несколько недель болезни Стефании от седоков, дико взбрыкнул и сорвался с места, явно соскучившись по дикой скачке. Белоснежная кобылка Алуры была уже далеко впереди, и ее пришлось нагонять, распугивая редких прохожих, грозивших вслед заливавшейся смехом Стефании кулаками.

— Алура, а почему ты ходишь с секирой? — поинтересовалась Стефания, заставляя своего Торнайта выплясывать на дороге, но не вырываться вперед. — Когда ты первый раз пришла, у тебя два клинка было, а потом вдруг — секира… Да еще такая.

Стефания взглянула на Яровитовну и ахнула — Алура зарделась, словно маков цвет, до корней волос. Даже ее изумительно изящные ушки покраснели. Вот уж чего Огиянка не ожидала от вечно ледяной дочери Зимы. Пальцы Алуры уже привычным Стефании движением скользнули по лезвию секиры и замерли на древке.

— Не твое это дело, — огрызнулась Перунова внучка, по Стефании стало так любопытно, что она не собиралась отступать.

— Ну уж нет, рассказывай, давай, а не то я у самого Перуна спрошу! — пригрозила Огнянка, и Алура вскинула на нее взгляд своих голубых глаз, в которых на сей раз промелькнуло нечто, похожее на испуг.

— Только попробуй! — прошипела Яровитовна, и ее верхняя губа вздернулась, обнажая белоснежные клыки, — Я с тебя потом шкуру этой же секирой спущу!

— Тогда рассказывай!

— Дед меня заставил, — буркнула Алура, отворачиваясь и ерзая в седле, словно вспомнив о том, как Перун ее заставлял. Всем в клане Световида было известно, как Перун обходился со своими детьми и внуками — сек розгами в любом возрасте. А рука у старика была тяжеленная.

— И давно? — Стефания все еще сдерживала смех, по с каждой минутой это становилось делать все труднее и труднее.

— С полгода назад, — бросила Алура и пришпорила свою белоснежную кобылку Вьюгу. Вырвавшись вперед на три корпуса, Алура оглянулась и, что-то раздраженно пробормотав, натянула поводья. Удаляться от Стефании больше чем на пятьдесят шагов она почти никогда себе не позволяла за все шесть дней пути.

— А чего это он тебя заставил-то? — Стефания попыталась не рассмеяться, но не удержалась и прыснула. Ей было невероятно смешно, едва она представляла себе, как Перун хлещет розгой по белоснежному заду голосящей Алуры. Сама же Перунова внучка это не считала столь забавным, и взгляд, каким она одарила веселящуюся Огнянку, был сродни полярным льдам, но, пожалуй, на несколько порядков холоднее.

— Не был бы он мне дедом… — буркнула Алура, сдерживая Вьюгу, чтобы Стефания могла ее нагнать. Всем было известно, что единственным, чей авторитет для Яровитовны был непререкаем, — был ее дед Перун, и на него она не могла долго злиться и обижаться, хотя розгами он свою внучку порол примерно раз в полгода, то есть каждый раз, когда она появлялась в Небесном Доме. Иногда, если не находилось повода, то порол для профилактики. Стефания, никогда не испытывавшая на своей шкуре такого наказания, никак не могла понять, почему Алура терпит, а сама воительница не спешила пояснять.

— Сказал, что традицию нарушаю, — заговорила Алура через какое-то время привычным ледяным тоном, лишенным всяких эмоций, но щеки ее продолжали пылать. — У него, мол, золотая секира, у Яровита платиновая была, у тети Магуры — серебряная, а я чего-то не по правилам живу, с двумя клинками расхаживаю, будто Локи какой. И потребовал, чтоб я себе тоже секиру приобрела. Так что…

— У тебя секира из чего? — Стефания напряглась, надеясь услышать название какого-нибудь необычного сплава или металла, но Алура ее разочаровала:

— Сталь. Всего лишь сталь. Хоть здесь я на поводу у деда не пошла.

Насколько Стефания знала Перуна, это уже было большим достижением. Перечить вспыльчивому и скорому на расправу старику никто бы не стал, даже сам Световид. Пойти наперекор — означало получить порку. Рассказывают, что еще до рождения Стефании и Световид удостоился такой чести — быть выпоротым самим громовержцем. Перун был справедлив, но мог иногда и погорячиться, а со своими детьми да внуками вообще не церемонился. Чуть что — снимай штаны. Стефании это все было непонятно, но даже она почувствовала частичку той гордости — секира из стали, а не из чего-то экзотического и жутко дорого! Вот как! Деда вокруг пальца обвели!

Огнянка негромко рассмеялась и тут же примолкла, поймав на себе злой взгляд Алуры. Воительница неодобрительно покачала головой и оглянулась назад, словно что-то почувствовав. На ее лице не дрогнул ни один мускул, но что-то изменилось во взгляде, а пальцы привычно ослабили плотно затянутую петлю, удерживающую секиру на поясе.

— Нагоняет нас кто-то, — отрывисто бросила воительница. — Двое. Молодые. Один светловолосый, другой — темненький.

Огнянка оглянулась и изумленно покачала головой. Сама она различила только две точки на горизонте, а Алура, наверное, могла и больше про всадников сказать, чем посчитала нужным сообщить.

Тем временем всадники приближались. Стефания и Алура, остановив своих коней, спокойно ждали. Точнее, это они выглядели спокойными, но Огнянка уже успела свить сложное огненное заклинание, а Алура едва приметно и нежно поглаживала обух своей секиры. Пальцы то и дело пробегали по хищному крюку и замирали на знаке Алуры — колесо или снежинка из шести переви-тых листьями какого-то растения молний. Голубые глаза дочери Яровита не выражали ровным счетом ничего. Она только раз бросила взгляд на придорожные кусты, но Стефания могла поклясться, что Алура уже оценила рельеф местности и наметила пути отступления.

Через несколько минут всадники приблизились настолько, что Огнянка смогла их узнать. От удивления она распахнула рот и глупо захлопала глазами. Алура едва приметно нахмурилась и вопросительно уставилась на Стефанию, уловив распустившиеся нити заклинания, но в то же время она продолжала краем глаза следить за приближающимися Одди и Дорн.

— Это друзья, — выдавила Стефания, когда оба парня оказались в пределах слышимости. Алура кивнула, но не убрала руки с секиры, продолжая ласково оглаживать орнамент на краю лезвия. Она даже петлю покрепче не затянула, оставаясь в полной боевой готовности. Хотя Стефания не была уверена, что даже плотно прикрученная к ремню секира остановила бы Перунову внучку хоть на миг. Скорее всего, она сорвала бы оружие вместе с ремнем, если не с брюками.

— Я же сказала тебе, что это друзья! — взорвалась Огнянка гневным выкриком, но тут же осеклась под холодным и спокойным взглядом Алуры.

— Я обеспечиваю твою безопасность, — негромко проговорила она, глядя на Стефанию холодно и равнодушно…

Но оттого, что Огнянка разглядела за этим спокойствием — тот самый небесный огонь, глубоко и прочно скрытый где-то в глубинах души Алуры, — ей захотелось забиться куда-нибудь подальше, сжаться и молиться только о том, чтобы Перун отхлестал ее покрепче розгами. Это было бы более легким наказанием, чем находиться под взглядом Алуры, вздрагивая от каждого ее тихого, исполненного ледяного спокойствия слова, произносимого слишком, слишком четко, словно Яровитовна разговаривала с несмышленым ребенком.

— …Я всего лишь обеспечиваю твою безопасность, а не подчиняюсь твоим приказам. И буду делать то, что сочту нужным я, а не ты. Тебе все ясно, Стефания Огнивовна?

— Да, — Стефания тяжело сглотнула и перевела взгляд на остановившихся в метре от них Одди и Дори. Оба парня изумленно пялились на Алуру и хлопали глазами. Выглядели они донельзя глупо.

— Женщина с секирой… Ну и ну… — с ухмылкой, почти слово в слово, повторил Дори слова Пака, и Алура немедленно гордо вздернула подбородок. — Звучит почти как женщина с веслом…

Алура зашипела что-то злобное и покраснела до кончиков ушей. Стефания опять распахнула рот и захлопала глазами. Для всех жителей Небесного Дома словосочетание «женщина с веслом» несло довольно забавный и не всем приятный подтекст. Только непонятно, какое отношение имела к той давней истории Алура.

А история была проста. В клане Харона почти все боги любили окружать себя собственными скульптурами, как изъятыми из реальных миров, так и сотворенными в Небесном Доме приглашенными скульпторами. Афина не была исключением и как-то раз украсила сад своего дома изумительной статуей, изображавшей саму богиню в полуобнаженном виде, но зато в шлеме и с копьем в руке, тупым концом упертым в землю. Это была одна из немногих скульптур, где люди без всяких подсказок со стороны довольно точно изобразили облик богини. Афина была довольна. До определенного момента.

Однажды, когда богиня вышла в сад, дабы насладиться созерцанием своей скульптуры, она увидела совсем не то, что хотела. Вопль ярости, исторгнутый глоткой Афины, запомнился всему Небесному Дому надолго. Дело в том, что какой-то шутник заменил копье в руке скульптурной богини на длинное весло с узкой лопастью. Весло было выполнено из того же мрамора, что и вся каменная Афина, и крепко соединено с остальной статуей.

Искать виноватых, как всегда, начали с клана Световида, потому что только там были способные учинить подобное издевательство шутники. Перун с розгами в руках расхаживал по домам клана и предупреждал, что если узнает, кто сотворил подобное… Но глаза его смеялись.

В итоге виноватого нашли. Им оказался Локи из клана Хсймдалля. Афина долго скандалила с этим кланом, но потом сошлись на ритуальной порке бога. Ну вроде бы тем все и закончиться должно было, но не тут-то было. Афина заменила весло на копье, но не смогла до конца уничтожить заклинание, и копье исправно сменялось веслом. Афина не могла даже разбить статую — ее ограждал прочный барьер незнакомого никому сквилла, и автора его узнать не смог никто. Но с тех пор клан Хеймдалля находился едва ли не в состоянии войны с кланом Харона.

Насколько помнила Стефания, Алуры тогда вообще не было в Небесном Доме, и чего она так вспыхнула при упоминании Женщины с Веслом, Огнянка поняла не сразу.

— Так… — Стефания расхохоталась. — Выходит, Локи подставил свой зад под розги из-за тебя?! Тебя прикрывал?!

— Да! — огрызнулась Алура злобно, и глаза ее засверкали, но неожиданно покраснел Дори. — Не беспокойся, дедуля и со мной переговорил!

— Вот это номер!!! Что бы сказала тетка Афина, ежели б узнала?! — Стефания заливалась смехом, совершенно не обращая внимания на замершего в изумлении Одди и красного, как вареный рак, Дори. — Демоны, а может, и «молодильные» яблочки твоя проделка?

«Молодильные» яблочки тоже были известной шуточкой Локи. Суть ее заключалась в том, что надо было вырастить такое дерево, на каком росло бы нечто поуниверсальней обычных эликсиров бессмертия. Локи почему-то решил избавить богов от необходимой привязки к людским восхвалениям, амброзии, хаоме, амрите и прочим «пахтаниям океанов». Ну, если совсем честно, то эта зависимость была не столь велика, как могло показаться на первый взгляд. Стефания и Алура прекрасно жили и без подобного питания, но в таком случае время от времени богам приходилось облекать себя в смертную плоть, в результате чего они становились уязвимы. Из-за этого и погиб отец Алуры Яровит.

Так вот, Локи решил вырастить такое дерево. И вырастил. Чего ж не вырастить, раз божественное могущество под рукой? Божественное дело нехитрое… Боги пришли посмотреть на этакое чудо. Уж неизвестно, кто их надоумил попробовать яблочки, но неожиданно даже для самого Локи через некоторое время все пришедшие боги уже аппетитно хрустели наливными плодами. А еще через несколько минут все скопом гонялись за рыжеволосым богом, грозясь ему что-нибудь оторвать.

Получилось так, что вместе с омоложением у мужчин-богов резко повысилась волосатость и отросли рога, а у женщин вымахали очаровательные ослиные ушки и свинью рыльца. У некоторых они были в пушку.

А дерево потом запихали куда-то в Межмирье и так там и оставили под охраной старого, грустного и печальною Змея, ушедшего на покой и предававшегося в уединении философствованиям и размышлениям о вечном. Рассказывают, что многих приходивших к нему смертных искателей вечной жизни он забалтывал насмерть или же обращал в свою веру, и они уходили обратно просветленные.

— Идея была моя, — буркнула Алура, краснея так, что едва не светилась. — Он сам все остальное делал.

Стефания зашлась еще одним приступом смеха. Теперь-то она точно знала, КТО стоит за всеми наиболее злыми шуточками и проделками Огненного Лиса Локи. Oтныне у Стефании, как ей казалось, появился рычаг давления на Алуру. Но Перунова внучка разбила эту мысль, едва та появилась.

— И только попробуй рассказать хоть кому-то, — прошипела воительница, и ее пальцы сжались на древке секиры так, что побелели костяшки. — Мне-то что, меня дед опять повоспитывает — и ладно, а вот Локи тогда уж точно несдобровать. С ним все, что угодно, сотворить могут! Ясно тебе, глупая девчонка?

Стефания дернула плечиком, кивнула и перевела взгляд на обалдевших парней. Одди захлопнул рот и выдавил из себя кривую улыбку. В его глазах метались непонимание и страх. Дори же был красен и, нервно перебирая поводья, поглядывал то на Огнянку, то на Алуру, и при этом его губы шевелились, словно он шептал какие-то проклятия.

— Локи… — Дори покачал головой, — Это тот, что в Небесном Доме?

— Небесной Коммуналке, — не совсем ясно высказалась Алура и чему-то заулыбалась, глядя на парня. Краска медленно сползала с ее лица и к нему возвращалось привычное ледяное выражение. — Или Общежитии… Какой это, к демону, Дом, когда всюду соседи, всюду… — она осеклась под пристальными взглядами трех пар глаз и еще раз, но уже неуверенно, улыбнулась. — Да это я так, к слову пришлось.

Одци кивнул, словно соглашаясь со своими мыслями, по на его лице все еще читалось непонимание. Дори же пристально смотрел на Алуру, словно о чем-то раздумывая.

— А Локи разве не женат? — вдруг спросил парень и был награжден ледяным взглядом Алуры. — Да это я так, к слову пришлось.

Вдруг в глазах Перуновой внучки мелькнуло что-то опасное и злое, но она промолчала, даже не изменившись в лице. Стефания же принялась объяснять Дори, что Локи не был женат никогда. Мало кому захочется пойти за такого хитрюгу и непоседу.

— А ты вообще откуда про него знаешь? — неожиданно дошло до Стефании, и она всплеснула руками. Она точно помнила, что клан Хеймдалля в Танэль не почитали и вообще не были с ним знакомы. Здесь в основном наследили Световид и Асмираг.

Дори смутился. Он отвел взгляд и долго молчал.

— Наслушался всякого в Айлегрэнде, — промолвил он через какое-то время, — Вот и запомнил одно имечко.

Стефания сделала вид, что поверила, но на самом деле всего лишь отложила размышления об этом до лучших времен. Сейчас она стала выяснять, что оба парня делают так далеко от Айлегрэнда, и оказалась, с одной стороны, весьма польщена, что они отправились ее искать, а с другой стороны, расстроилась, потому что сделали они это по приказу Белого Тигра.

— Ладно, давайте двигаться дальше, — постановила Стефания, когда все было сказано и разъяснено. — До Айлегрэнда никак не меньше двух, а то и трех недель добираться.

— Ну почему Световид к клану Индры не обратился, а попросил меня за тобой присмотреть? — вдруг пробормотала Алура, не спеша разворачивать Вьюгу. — Куда ты собралась, а? Там впереди бой через несколько часов начнется, а она— вперед, вперед…

— Какой бой? — Стефания настолько изумилась осведомленности Алуры, что даже забыла ее одернуть за слова и тон.

— Я тебе что — ясновидящая? — немедленно огрызнулась .Алура. — Просто я слышу топот копыт. Многих копыт. Чувствую запах лагеря, запах людей и животных… От них пахнет по-разному. Сомневаюсь, что это два отряда идут на соединение. Скорее уж один решил напасть на другой.

— Верно, — Дори серьезно кивнул, мрачно поглядывая на Алуру. — Мы видели наступающих. Это имперцы. А лагерем стоят Пограничники. Наступающих где-то тысяч семь, не больше, но Пограничников едва ли пять тысяч будет. Зато имперцы, похоже, давно на марше и вряд ли знают о лагере. Они еще далеко, и их разъезды и разведчики не добрались, скорее всего, до Пограничников.

— Мы еще успеем их предупредить. — Стефания едва ли не подпрыгнула в седле. — Давайте поторопимся!

Дори прошипел что-то ругательное и, судя по малоприятному взгляду Алуры, каким она одарила паренька, воительница прекрасно все расслышала. Одди пробурчал нечто невразумительное и пнул своего коня под ребра каблуками. Стефания посторонилась, пропуская его вперед, и отправила Ториайта следом легкой рысью. За пой ехали насупленные Алура и Дори. Точнее, по их липам мало что можно было сказать, но Огнянка уже слишком хорошо знала обоих, чтобы суметь прочесть малейшее изменение их настроения. Время от времени Дори и Алура перекидывались мрачными фразочками весьма мутного для Стефании смысла, и вскоре она перестала прислушиваться к их разговору.

Тем временем Одди уверенно вел их маленький отряд к лагерю Пограничников. Ради этого им пришлось свернуть с дороги и порядочно времени проплутать по оврагам и сопкам, Пограничники расположились в довольно приличной ложбинке между двух сопок и совсем непонятно чего ждали, явно сидя здесь не первый день. Стефания определила это по стойкому духу конского навоза и человеческого пота. Потому и караульных она учуяла задолго до того, как они вышли из кустов, и потребовали назвать пароль. Алура, морщившая носик позади Оптики, явно учуяла их еще раньше, но ничего не сказала, потому что ничто пока еще Стефании напрямую не угрожало.

— У нас важные вести, — нахально заявила Стефания, гордо выпрямляясь в седле и глядя на солдат сверху вниз. Один из них, облаченный в кое-как залатанную кольчугу с зерцалом поверх нее, был, судя по всему, здесь главный, и ему совершенно не понравился тон Огнянки. Солдат недовольно поморщился и потащил меч из ножен. Люди у него за спиной тоже зашевелились, а в кустах раздался отчетливо различимый даже ухом Стефании скрип натягиваемых тетив. За спиной шевельнулась Алура, а следом за ней и Дори. Перунова внучка и Пограничник обменялись короткими репликами еще более завуалированного смысла, чем раньше.

— Петлей захолодишь? — спросил Дори.

— Ну да, может, и ты полынью Индры пройдешься? — фыркнула Алура.

— Козырная карта, ничего не скажешь. Только рубашкой вниз.

— Ты считаешь? Тогда хоть что-то из старого вспомни.

— Все не кошерно.

— Плохо…

— Бубновая тройка с короной?

— Не-е-е… Мат в два хода. И защита теоремы Ферма.

Дори тихо выматерился и усмехнулся. Стефания пыталась хоть что-то понять из их разговора, но ничего не вышло, и тогда она снова переключила свое внимание на солдат.

— Именем Айлегрэнда! — проговорила Огнянка, вскидывая руку в приветственном салюте Пограничников. — Отведите меня к вашему командиру.

— Точно. В шашки играет, — послышался за спиной голос Дори.

— Ути-пути, в шашки! — голос Алуры источал столько яда, что вполне мог отравить небольшое озерцо. — Это даже до шашек не дотянет.

— А ты прямо специалист?

— Да уж получше тебя в преф сыграю!

— Нуда. Ты еще партию в покер предложи!

— А это мысль!

— Хотя я всегда предпочитал то же, что и ты — кости.

— Тогда действительно бубновая тройка в короне.

— И секира на ручье.

— Ну хоть здесь мы сошлись во мнениях.

Стефания кисло улыбнулась солдатам, поглядывающих на нее и Алуру и о чем-то размышлявшим. Дори тихонько что-то напевал, а Перунова внучка время от времени хмыкала то ли на какие-то свои мысли, то ли вспоминая слова песенки. Одди круглыми глазами оглядывался на находящуюся позади всех парочку и изумленно качал головой. В одно мгновение и Алура, и Дори так переменились, что и узнать их было нелегко. С Яровитовны неожиданно слетели надменность и равнодушие, хотя холодное спокойствие, все еще превращающее се лицо в ледяную глыбу, никуда не делось. Дори же вдруг словно повзрослел, и в его глазах появились непонятные огоньки, живо напомнившие Стефании свет мудрости в глазах Хеймдалля. Да и во многом другом он стал иным. Он стал опаснее. И почему-то роднее.

— Интересно, а чем кормят Гарма в Гнипахеллир? — влруг поинтересовалась Стефания, сама не сразу понявшая, зачем задала этот вопрос— Да и Йормунганду надо что-то есть… Не всю же жизнь ему свой хвост жевать.

— Тебе-то что за интерес? — буркнул Дори неожиданно зло, — Это не твоего клана дела.

— Ух ты! — восхитилась девушка. — Ты уже нас по кланам разделять начал?!

— Кого это — вас? — с подозрением поинтересовался Одди, но Стефания отмахнулась от пего и развернула Торнайта, заставив его наехать грудью на попятившегося коня Дори. Вороной жеребец оскалил зубы и попытался хватануть гафлингера за шею, но Дори одним движением успокоил животное.

Солдаты, собиравшиеся что-то сказать, с непониманием уставились на Стефанию. Она же их не замечала, потому что только сейчас стала подмечать знакомые, слишком знакомые с самого детства черты в Дори. И рыжеватый отлив в его темно-каштановых волосах был такого знакомого оттенка, и нити седины в челке и на затылке располагались так, как она их помнила, и глаза зеленого, словно бутылочное стекло, цвета с этакой привычной лисьей настороженностью, и слегка заостренные черты довольно приятного липа…

— А что ты так плохо о своих детишках заботишься? А? — Глаза Стефании засверкали злым синим светом. — Дай Фенрир себе, наверное, на цепи уже все лапы отгрыз!..

— Ты что себе позволяешь?! — взревел Дори и влепил Огнянке увесистый подзатыльник. Алура, сложив руки на груди, спокойно кивнула, как бы соглашаясь с действиями парня. — И никогда, слышишь, НИКОГДА не смей при мне повторять этот бред пьяного скальда!

— Ах так, значит, предания врут? — Стефания, потирая затьглок, коротко и злобно рассмеялась. — Не было никогда Ангрбоды?

— Соплячка! — Дори провел рукой по лицу, и оно слегка изменилось, стало чуть более правильным и более взрослым, суровым, а волосы полыхнули яркой рыжиной, почти такой же, как и у самой Огнянки, но цвет был без медного оттенка, скорее напоминая о лисьей шубе. — Я тебе давно грозился уши оборвать, так, значит, и сделаю! Либо к Тору отведу — он с тобой разберется!

— Это было бы нелишне, — подала голос Алура. — С ней и дедуля мой справился бы, но суть в том, что неплохо бы ей обратно в Небесный Дом отправиться. Тогда и я бы освободилась от контракта. Сейчас занялась бы… — она помолчала, явно не собираясь посвящать окружающих в свои планы.

— Локи, — словно ругательство выплюнула Стефания. — Как ты смел!.. Ты…

— А что я? — Локи решительно замотал головой. — Мне за это не платят, как Алуре! Хотя я и так сделал больше, чем даже за любую плату.

— Ну вы еще подеритесь, горячие скандинавские боги, — ухмыльнулась Алура. — Хотя и вправду горячие… Оба азиатские…

— Но-но, — Локи погрозил Перуновой внучке пальца. — Мы хоть и выходцы из Азии, но все ж скандинавы, а она, — Локи кивнул па Стефанию, — евразийка. Скорее, даже европейка.

— А какая здесь-то разница? — равнодушно пожала плечами Алура. — Танэль настолько далеко от Сквилэль, что и говорить не о чем.

— А все-таки валет. Пиковый.

— Не-е-е… Червонная шестерка.

— Тогда три туза на запад.

— Пять точек на пяти костях.

— Ага! Мат в три хода!

— Обломись, дорогой, ты не в Асгарде! Так что три карты — рубашкой вверх на выбор!

— Летела стая напильников на север..

— Ну да, а один берсеркер думал.

— И в суп попал, — Локи вздохнул. — Приятна с тобой игра, но пора и земными делами заняться, а не то Огнянка нас сейчас собственными зубами загрызет.

— И все-таки один крокодил был зеленый, — добавила Алура, со спокойной улыбочкой поглядывая на взбешенную Стефанию. — Конвой уже заждался, поедем. — Она взмахнула рукой, отметая возможные вопросы Одди, — Потом поговорим.

— А у бегемота четыре ноги, — тихо продолжил их разговор Локи, когда Стефания развернула Торнайта и пустила его следом за перепугано оглядывающимися солдатами, явно решившими спровадить поскорее странных пришельцев своему командиру.

— Тогда у туза длинный хвост, а на рубашку три фигуры,

— Шесть точек и одна шашка.

— Тумблер, — явно огрызнулась Алура. — Хватит. Помолчи. Потом продолжим!

— Эту партию, похоже, мы закончим нескоро…

Стефания заскрежетала зубами, но смолчала. Световид рассказывал, что Локи и Алура начали эту партию над колыбелью дочери Огня, откуда обоих игроков погнали няньки. Смысла игры, сводившейся к перебрасыванию вот такими с виду совершенно глупыми фразами, не ведал никто, кроме самих Локи и Алуры. Однако оба бога всякую свободную минуту посвящали этой игре. Стефания как-то раз пыталась разобраться в правилах, но после объяснения «когда ты говоришь, что три цветка на северо-востоке, то имеешь в виду, что семь карт рубашкой вниз на рашпиле, что, в свою очередь, означает законный шах двумя шашками на мраморной доске» поняла, что никогда не сможет уразуметь не только правила, но и даже смысл этой игры. И тем не менее Алура и Локи были столь ею увлечены, что временами казалось, что их ничто более не интересовало. Ничто, кроме других игр, среди которых оба превыше всего ценили кости. И могли резаться в них так же долго, как и перебрасываться глупыми фразочками.

Кроме развлечения, насколько знала Стефания, у этой игры Локи и Алуры была одна польза — когда им требовалось что-то сказать друг другу так, чтоб никто не понял, они начинали перебрасываться совершенно бессмысленными для посторонних репликами, но сами прекрасно друг друга понимали. Потому и не уверена была Стефания, что в данный момент они играли. С таким же успехом они могли обсуждать и дела межклановых отношений, и поступки Стефании, и даже материть Отци. Все могло быть, а спрашивать было бесполезно — вряд ли Алура или Локи согласятся объяснить хоть что-то.

Именно то, что почти сразу Дори и Алура принялись перебрасываться игровыми фразами, и навело Стефанию на мысль о том, что Дори, если уж не сам Локи, прозванный в Небесном Доме Огненным Лисом, то нечто вроде его аватары, а вышло вон оно как…

Тем временем солдаты привели их к командирскому шатру, отличавшемуся от остальных палаток не только высотой, но и богатым шитьем на пологе. Стефания спешилась и бросила поводья Торнайта на столбик невдалеке от входа. Алура и Локи передали поводья своих коней солдатам, а Одди застыл в сторонке, не зная, что делать и как поступать. Стефания кивнула ему па столбик, и тот тоже привязал своего скакуна.

Кто-то доложил командиру о прибытии гостей, и через несколько минут тот вышел из шатра. Лет ему было, наверное, едва ли восемнадцать, да и держался он не слишком уверенно, хотя пытался показать гордо вздернутым подбородком и прямой спиной, что он здесь главный. Локи за спиной Стефании заржал самым неприличным образом, но пинок Алуры заставил его заткнуться. Командир слегка зарделся, но тут же с собой справился.

— С кем имею честь беседовать? — поинтересовался он как можно солиднее, но голос на последней фразе сорвался предательским фальцетом.

— Мы воины Пограничья, — заговорила Стефания, не давая времени Локи вставить какую-нибудь шуточку. По очереди она представила себя и остальных, причем Локи назвала именно Локи, а не Дори. Одди, услышав это имя, дернулся, но смолчал, мрачно уставившись в землю.

— Мое имя Ашерри тайх Сург, — представился командир. — Я командую этим воинским соединением.

— У нас для вас важные вести, — проговорила Стефания поспешно и указала куда-то на юг. — К вам приближается большой отряд имперцев. Скоро он выскочит на наш лагерь, если дозорные уже его не заметили.

— Ну это вряд ли, — подала голос Алура. — Они еще далеко. Пока есть время подготовиться. Я видела, что у вас тут не только кавалерия.

— Да. — Ашерри тайх Сург подозрительно вгляделся в липа своих нежданных гостей. — Только непонятно, почему я должен вам верить, а не отдать приказ допросить с пристрастием?

Теперь расхохотались Алура и Локи вместе. Одди поморщился, как от зубной боли, и опять смолчал. Стефания зло взглянула на веселящихся богов и наклонилась к самому уху командира.

— Три месяца назад Гюрза дала твоему предшественнику два пакета. Один он вскрыл, прибыв в Приграничье, а второй до сих пор, наверное, валяется среди бумаг. Там содержатся указания на случай падения Айлегрэнда. Среди прочего есть и такой пункт: поступайте, как вам подсказывают честь и здравый смысл. Если ты его найдешь, то сможешь убедиться в моей правоте.

— Я его уже вскрыл, — командир помрачнел. — Но Гюрза раздала такие пакеты всем.

— Я могла бы тебе рассказать, когда, где и как она это сделала, но, боюсь, ты там не присутствовал, — Стефания выпрямилась и улыбнулась. — Я права?

— Права, — буркнул Ашерри тайх Сург и пригласил всех в шатер.

Едва только они подошли к расстеленной на походном столе карте, Алура немедленно кинулась ее изучать. Стефания, стоя за ее спиной, поглядывала одним глазом на Локи, жующего вытащенное из кармана яблоко.

— Что скажешь, Локи? — поинтересовалась Алура, водя пальцем по какому-то оврагу милях в трех к северу.

— Я не Тор, — огрызнулся Локи, мотнув ярко-рыжей головой. — Я в битвах ничего не понимаю.

— Ну да, ну да, — спокойно, но при этом язвительно проговорила Перунова внучка и указала Ашерри тайх Сургу на тот же овраг. — Советую вам отступить вот сюда. Тут можно расположить копейщиков и сскиропосцев, а легкую кавалерию определить вот сюда… — Она водила пальцем по карте, указывая, где кого лучше поставить. Ашерри слушал Алуру и постепенно светлел лицом.

— Пожалуй, что и так, — он кивнул стоявшему у входа солдату. — Поднимай всех!..

Междуглавье

Жанна читала «Мастера и Маргариту» уже, наверное, в пятнадцатый раз и в очередной раз получала от этого не меньшее, чем в первый раз, удовольствие. Из спальни пришаркала бабка Стефания и остановилась у кресла, где расположилась Жанна. Девушка вскинула на старуху глаза и застыла в немом ожидании.

— Хорошая книга, — проговорила бабка Стефания, поглаживая шрам на шее узловатыми пальцами. В последнее время старые раны все чаще беспокоили старушку, и иногда она не могла встать по несколько дней.

— Да, мне тоже нравится, — Жанна улыбнулась как можно мягче.

— Есть там одна замечательная фраза, — Стефания Александровна задумалась на мгновение. — Как же она звучит… «…все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере…»— процитировала она точно по тексту. Жанна даже могла свериться, потому что книга была открыта на этой странице, но бабка Стефания вряд ли видела цитату, так как стояла не с той стороны.

— И ведь верная фраза, — продолжила бабка Стефания через некоторое время. — Каждый находит свой мир мертвых. Атеист и тот находит нечто такое, о существовании чего он только подозревал. Вот веришь ты в Одина и Тора, так попадешь на Валгаллу; веруешь в Зевса, и Аид тебе обеспечен; признаешь существование Даждьбога и Перуна, и пойдешь прямиком в Ирий или Навь… Тяжело, конечно, всем этим силам и богам сосуществовать вместе. Тяжко. Но необходимо. Да, бывают и стычки, и бои, и даже гибнут некоторые, как Яровит, например. Да только все равно в Небесной Коммуналке приходится мириться с капризами Афродиты и шуточками Локи. Может, кому-то и не нравятся какие-либо кланы, но это ничего не меняет. Да, помнится, первое время все кланы ополчились на этого новоявленного выскочку Христа, мнившегося невесть откуда и заявившего свои права на монотеизм, но вскоре и ему пришлось смириться с порядка ми Небесного Дома и жить как все, на своей территории, и не выказывать никаких претензий на соседние. Трудно было смириться с его появлением, но смогли все-таки. Кое-как, скрепя сердце.

А потом остальные кланы начали свою тихую экспансию в стан Христа. И появился Илья-пророк… В общем, это было развлечением, а Христос оказался настолько умен, что не стал мешать. Он уже прочно стоял на ногах и был доволен своим положением. Верно ведь говорят, что хорошими богами не рождаются, хорошими богами становятся.

Кланы других богов были настолько стары, что во многих Мирах их уже успели позабыть, и они начинали возвращаться после иной раз почти пяти тысяч лет забвения. Да и то часто это бывало в странном, искаженном виде. Хотя и так неплохо. Больше всех, конечно, повезло клану Будды. Уж слишком удачную философию он придумал и вдолбил своим последователям. Световиду и Одину пришлось тяжелее: воины и стихии — они и есть воины и стихии. Тут уж ничего ни прибавить, ни убавить… Но все же и их иногда вспоминают даже здесь, в Сквилэль. Хотя это не так уж и плохо. Например, про Аймана здесь никогда и не знали, а про Турриаэлля и не слышали. Боги бывают разные, но все они объединены одним — без людей им не прожить. Да и людям без богов будет ой как тяжко…

Бабка Стефания покачала головой, глядя на спокойную и невозмутимую Жанну сверху вниз. Девушка терпеливо ждала продолжения, но старушка только лишь коротко усмехнулась и потащилась обратно в комнату.

«Во дает! — подумала Жанна, глядя ей вслед. — Уже на богов перешла! В следующий раз прочитает мне лекцию о строении Вселенной?..»

В дверь позвонили, и Жанна немедленно помчалась открывать. Гости в этой квартире были редки, но каждый оказывался настоящим событием. Как-то раз даже приезжал министр обороны и вручил бабке Стефании какой-то орден с мудреным названием.

Распахнув входную дверь, Жанна изумленно застыла на пороге и некоторое время просто таращилась на невероятно красивую женщину с совершенно белыми волосами, но зато черными бровями и ресницами. Волосы явно не были крашеными, что только подтверждала белоснежная кожа без единого изъяна. Выглядела женщина лет на тридцать или тридцать пять, являя миру просто идеальный вариант красоты в самом расцвете. Зато одета она оказалась не совсем подобающим ее возрасту образом — в короткую кожаную куртку-косуху с огромным количеством карманов и всяческих металлических клепок, белую футболку с абстрактным рисунком, черные джинсы и грубые армейские ботинки.

За спиной женщины, которая была почти одного роста с Жанной, стоял рыжеволосый человек с зелеными глазами. На его слегка заостренном лице, казалось, навечно застыло хитрое лисье выражение, но зато в глазах светилась небывалая мудрость.

Мужчине на вид было где-то около сорока. Одет он был примерно так же, как и женщина, но вместо футболки на нем был черный балахон с надписью «Алиса».

— Стефания здесь? — резким тоном поинтересовалась женщина, мрачно глядя в глаза Жанне.

— Да, — негромко пролепетала девушка, отступая в глубь коридора. Непонятным образом беловолосая женщина сумела всего одним ледяным взглядом довести Жанну до состояния легкой паники.

Женщина проскользнула внутрь квартиры, и мужчина вошел разве что не след в след за ней. Беловолосая сориентировалась почти мгновенно и направилась в дальнюю комнату. Рыжий шел за ней, не отставая. Оба они не разулись и теперь топтались по только что вымытым Жанной полам. Это вызвало недовольную гримасу домработницы, но так, чтобы гости не заметили. Закрыв дверь, Жанна поспешила следом за странной парочкой.

— Стефа! Ах ты, old pepper-box! — завопила женщина, едва увидев бабку Стефанию, и Жанна скривилась, уже отвыкнув от таких громких звуков. — Как ты?

— Алура? Локи? — Стефания Александровна несмело улыбнулась. — Откуда вы?

— Мне заплатят только после твоего возвращения в… — Алура покосилась на Жанну, — домой. Так что пришлось тебя нагонять, А Локи просто решил мне составить компанию. Иначе с кем ему играть?

— Да… — бабка Стефания сокрушенно покачала головой. — А про него вы что-нибудь знаете?

— Нет, — ответил вместо Алуры Локи. — Пока что мы его не встретили. Да мы тебя-то еле нашли. Хорошо, что Мир и время знакомые, не раз и не два мы здесь были. Как вместе, так и порознь… Ты лучше расскажи, как ты?

— Похоже, что скоро дальше побегу. — Старушка потерла горло.

— Ты пока отдыхай. Мы кофе попьем, а уже потом и поговорим, — непререкаемым тоном заявила Алура. —Места у тебя много, так что мы пока здесь поживем. Надо же мне свой контракт отрабатывать.

Алура коротко глянула на Жанну, и девушка метнулась на кухню варить кофе. С этой женщиной домработница ссориться не собиралась.

Появились Алура и Локи.

— Семь гербариев за шесть часов, — говорила Алура совершенно спокойным голосом.

— Восемь валетов, — таким же тоном отвечал ей Локи. У Жанны волосы на голове едва не встали дыбом. Вместо одной сумасшедшей, но безобидной старухи, — теперь трое. И двое вполне могли быть опасны.

— Ха! Шар в лузу у причала!

— Шах на западе!

— Звезда Давида в полете!

— Серый король и бубновый туз!

— Не кошерно, но все равно петля в загоне.

— Козырной шашкой с семью очками!

— Ну тогда получи забубённую косточку семь-пять!

— Ах так!..

Жанна едва слышно застонала сквозь зубы, разливая кофе по маленьким чашечкам…

Гюрза отложила в сторону очередное донесение из Приграничных Степей и устало потерла ладонями лицо. Спать хотелось ужасно, но времени на это не было.

Едва приметно колыхнулось пламя свечей, и тени, сплясав свой ветреный танец, сложились на стене в фигуру человека. Тень тени среди теней, почти незаметный абрис, но Лишенная Имени моментально догадалась, кто это.

— Хоори, — едва слышно произнесла она, медленно поднимаясь. — Тень Огня…

— Верно, — тень колыхнулась, но плоти не обрела. — Узнала, хотя сколько веков прошло.

— Нас лишили Имен, а не Памяти, — Гюрза стояла неестественно прямо, уронив руки вдоль тела.

— Мы виделись лишь раз, слишком давно, — Хоори хмыкнул. — Ты знаешь будущее?

— Да, Хранитель Памяти Пограничья, — Гюрза хрипло рассмеялась. — Свою смерть я вижу,

— А то, что будет за ней? — Хоори переместился по с гене немного правее. — Ваш Мир Танэль… Мне он нравится, но именно отсюда начнется то, что произойти не должно. Но произойдет. Ты и это знаешь?

— Вихрь Времени? Да, я знаю о нем. — Гюрза устало опустилась обратно на стул. — И что?

— Смотри… Это алмаз изначалья…

Хаос безбрежен, Хаос вечен. И лишь временами озаряют его вспышки огня, иногда бросающие тонкие ломкие тени на НЕЧТО, возникшее из сплетения отражений пламени Хаоса. Серые волны накатывают па это НЕЧТО, поглощают его, смывают и возрождают другое НЕЧТО.

Вспухает малиновый шар безумной темноты фиолетового сияния, выворачивается наизнанку, чернеет, рассыпается молнией червленого золота и снова пропадает в серых волнах.

Желтые искры окутывают рыжее пламя, разрывая его на миллионы серебряных птиц, рассыпавшихся пригоршней белых колокольцев.

Бесконечная зеленая лестница врастает в серые волны Лаоса, сворачивается в спираль и обрушивается внутрь себя розовым водопадом маслянистого света.

Лиловый бархат темноты складывается в непонятную фигуру голубого оригами, мнется под пальцами серых волн, выворачивается канареечным раструбом и бесконечное мгновение коллапсирует в ореоле бежевого света.

Снова вспышка золотого огня озаряет Хаос, бросает сеть неясных теней, едва различимых абрисов будущих замыслов на НЕЧТО, миг назад бывшее огромным сияющим алмазом в обрамлении янтарей, а сейчас перетекающее в серебряный поток рубинового пламени…

И над всем этим простираются огромные черные крылья. Если бы был кто-то, имеющий уши, он бы услышал лязг бронзовой чешуи и свист ветра в напряженных до пределах крыльях. Если бы здесь был кто-то, обладающий зрением, то он увидел бы исполинское змеевидное тело, вытянутую голову, на которой горят, словно залитые расплавленным золотом, равнодушные глаза Воплощения Хаоса, Хозяина здешних мест.

Тень черных крыльев на мгновение пересекается с абрисом, отброшенным вспышкой пламени, взгляд золотых глаз скользит по ней, и вдруг тень обретает четкость, повторяя формой язык огня. И Дракон Хаос замирает на месте, понимая, что ЭТО ПРОИЗОШЛО ОПЯТЬ!

Тень шевелится и продолжает существовать, хотя пламя давно угасло, обретает объем, цвет, но остается тенью. Тень Огня, но не Огонь.

Дракон Хаос запрокидывает голову, и лязгающий смех тонет в глубинах серых волн, а в золотых глазах просыпается, казалось бы, давно забытая жажда творить. Дракон снова счастлив.

А тем временем тень ломается, пляшет в рубиновых сполохах невидимого света, ищет и все никак не может найти форму, не может до конца обрести ЖИЗНЬ.

И тогда Дракон резко взмахивает крыльями и тень становится СУЩЕСТВОМ. Оно изумленно оглядывается и судорожно пытается вдохнуть, но вокруг только Хаос, безбрежный, многоликий и безличный.

Дракон хмурится и вторично взмахивает крыльями. В —его золотых глазах стынет непонимание, но СУЩЕСТВО вдыхает полной грудью, и по его лицу с пока еще не оформившимися, смазанными и неясными чертами текут слезы. Оно стонет и всхлипывает.

И тогда на мгновение Дракон теряет контроль над творением. Всего на миг, на один всхлип-вдох новорожденного существа, и Хаос вдруг наполняется звуками, обретает на миллионную долю секунды мириады образов и запахов, становится другим. И Дракон понимает: ОПЯТЬ РОДИЛАСЬ

ЖИЗНЬ. И все возникшее на это мгновение есть ни что иное, как намек, абрис, набросок будущего Мира, будущей Вселенной. И опять вместе с Жизнью родилась Смерть, Дракон видел уголком глаза Их размытые силуэты в серебристом сиянии алмазной крошки Хаоса.

И Дракон, запрокинув голову, расхохотался.

— Смотри, это хрупкий хрусталь ожидания…

Алура сидела рядом с Локи и внимательно смотрела на висящую над его лицом чашу. Она боялась смотреть непосредственно на своего мужа, чтобы опять не разрыдаться. Первое время она только и делала, что рыдала, а потом впала в апатию. Снова пришел дед Перун. Потоптался у входа, опасаясь смотреть на внучку и Огненного Лиса. Было видно, что ему страшно и неудобно.

— Может, нужно что? — спросил он несмело, отводя глазaв сторону.

Алура качнула головой и даже не взглянула на деда.

— Ты же понимаешь, так было нужно, —в миллионный раз начал он оправдываться. —Ты понимаешь?! Алура, я не мог пойти против всех!

— Поначалу он кричал, — вдруг заговорила она впервые за много веков, и Перун вздрогнул. — Часто терял сознание, бредил, просил убить… — она говорила ровно, слишком ровно. Чаша уже почти переполнилась, и Алура протянула руку, поймав следующую каплю яда в ладонь. Тем временем чаша отплыла в сторону и жидкость выплеснулась па почерневшие камни у стены. Яровитовна подождала, пока чаша вернется на место, и убрала ладонь, стряхнув яд с пальцев. При этом она совершенно не изменилась в лице. — А потом… Потом я не знаю, что произошло. Теперь он все реже и реже приходит в себя, постоянно пребывает в прошлом и совсем не разговаривает. Дед, надо было убить его раньше. Пограничье сходит с ума вместе с ним.

— Я знаю. — Перун отвернулся и судорожно стиснул кулаки. — Только тогда открытое Пограничье погибло бы в одночасье.

— Нет, —тихо ответилаAлypa. —У Локи был преемник, которому он мог бы передать власть. Он хотел сделать это, но вы ему помешали. Теперь все кончено. Тиля тоже больше нет и… —она замолчала, глядя неотрывно на чашу. — Я говорила вам тогда, но меня никто не слушал. Тоэнно взяла свое…

— Все уходит, —послышался вдруг негромкий, похожий на шелест весенней листвы на ветру, голос. — И я тоже.

— Тоэнно?!

Локи иногда еще приходил в себя и временами видел вместо чаши над собой узкую ладонь, сложенную лодочкой. И тогда ему хотелось закричать, но голос пропал, отданный века назад, когда приходил Хоори, за то, чтобыAлypaне чувствовала боли от яда. Локи молчал и смотрел, как снова подплывает чаша и заслоняет собой ладонь. Такую родную и любимую. Но нужно было молчать.

«Если бы я успел тогда, если бы успел… — думал Владыка Тимериннона, не успевший отказаться от своего звания. —Если бы я не замешкался в пути, не отвлекся на бесконечно малую величину в этой игре — жизнь совершенно чужого мне человека, если бы я не сбился с пути, не проплутал в том Мире столько времени, если бы я вернулся вовремя… О ллирриа! Если бы конь не сбил подковы, если бы я не побоялся разрушить всего лишь часть Мира, если бы я предупредил Тиля или Алуру, если бы… Если бы… Если бы…

Как все было просто, как все было замечательно, но мне хотелось большего. Прости меня,Aлypa, если можешь, прости…

Да ведь никто тебя не просит сидеть в этой пещере! Никто тебя не просит держать ладонь под каплями жгучего яда! Уходи, брось меня! Ты не должна, не можешь делать это лишь из-за меня! Алура… Я умру без тебя…»

Алура молча сидела рядом с камнем, к которому был прикован Локи. С высокого потолка прямо над лицом бога свешивался длинный перекрученный сталактит и с него капал яд. Яд был жгучий, черный, выжигающий на коже паленые тавро. Поначалу, пока Перун не приволок чашу, в которой когда-то жил Рарог, яд капал на лицо Локи, изуродовав его до неузнаваемости. Бог сначала скрипел зубами, прокусывал губы насквозь, но молчал; потом ругался, плевался зубным крошевом, а когда боль превысила все мыслимые пределы, охрип от крика. Алypaподставляла ладони, но намного ли хватит маленьких девичьих ладошек, почерневших от яда?

Она плакала, не чувствуя собственной боли. Она, подвесив чашу над лицом потерявшего сознание Локи, билась в истерике, измолотила кулаки в кровь, содрав кожу до кости. Она ненавидела всех. А потом осталось просто тупое ожидание, короткие взгляды на заживающее лицо Огненного Лиса, медлительно, словно поток янтаря, тянущееся время и мимолетно возникающее удивление: почему моя рука тоже заживает и я не чувствую боли?

А за пределами пещеры сходило с ума Пограничье.

Гюрза вскрикнула и схватилась за голову. От видений сознание поплыло, размножилось на мгновение, обрушилось в Хаос. Лишенной Имени на миг показалось, что она то первое существо, но она понимала — это был Хоори. Что он хотел сказать этим, зачем явился — Гюрза не знала, да и не слишком стремилась узнать. У нее были дела поважнее. Точнее, это она думала, что поважнее…

Гюрза подняла глаза и обвела затуманенным взором комнату. Было пусто. Хоори исчез, показав ей то, что смертному знать не нужно, не требуется, просто нельзя. Гюрза хотела бы узнать — зачем, но понимала, что этот вопрос здесь не задашь. Боги делают только то, что они сами хотят делать. Не больше и не меньше…

— Ринф… — Гюрза помотала головой и метнулась к двери, — Найдите Ринфа и Грифа!

Охранник в коридоре вздрогнул от вопля Лишенной Имени и умчался. Гюрза вернулась за стол и опять уселась за него. Пришедшая ей в голову мысль была дика по своей нелепости, но в то же время отказываться от нее особого смысла не было. Все сейчас происходящее было Нелепо дико и дико нелепо…

Эльф и Гриф вломились в комнату без стука, с совершенно шалыми глазами. Гюрза непроизвольно хмыкнула, когда представила, как их обоих вытряхнули из постелей и заставили мчаться сломя голову в покои Лишенных Имен.

— Чего случилось? — Ринф с перепугу растерял все свои хорошие манеры и, похоже, ожидал самого худшего.

— Ринф, в мифологии эльфов есть сказания о Тени Огня, упавшей на клинок? — Гюрза встала и отошла к темному окну, повернувшись к эльфу и наемнику спиной.

— Ну есть, — Ринф пожал плечами и переглянулся с Грифом, совершенно не понимая, куда клонит Лишенная Имени. — Мне их полностью пересказывать?

— Нет, — Гюрза усмехнулась, поворачиваясь к эльфу лицом. — Хоори был здесь…

Ринф шумно, совсем не по-эльфьи, сглотнул и провел рукой по мигом вспотевшему лбу. На его бледном лице отразились ужас и непонимание. Даже недоверие.

— Этого не может быть…

— Может, — Гюрза кивнула, как бы подтверждая правоту своих слов. — Именно поэтому я позвала тебя и Грифа. Мне нужно… — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Вы поедете с Тигром. Нужно навестить пару храмов и найти у них оригинальный вариант эпоса «Янтарь Вечности». Самый близкий к оригиналу. Кажется, я знаю, что происходит в Танэль и чем это все закончится…

— Когда ехать? — Гриф выглядел так, словно уже прикидывал, куда ему направиться в первую очередь.

— Как только я поговорю с Тигром. К завтрашнему вечеру будьте готовы…

— Надо ехать. — Скорпион покачал головой, глядя мимо Тигра и Гюрзы, сидевших напротив. — Приграничные Степи требуют нашего надзора, там… Я не знаю, но чувствую — там произойдет самое главное.

— Угу, — Гюрза хмыкнула и перестала нервно теребить ворот куртки, чем занималась все время на совете Лишенных Имен. — И ехать, естественно, мне. Чего еще удумаете?

— Гюрза! — Ястреб вскочил и заходил по комнате. — Ты же сама знаешь!..

— Да, знаю. — Волшебница печально улыбнулась. — Уж я-то знаю… Ладно, нллна и иллихз, я попытаюсь… Только… — она перевела взгляд на Белого Тигра. — Только и Тигру надо бы уехать. Есть у меня для него задание.

— Какое? — Тигр явно не воодушевился от такой новости.

— Надо найти «Янтарь Вечности». Возьмешь Грифа и Рипфа и пошерстите в приграничных храмах Световида. У них должны быть списки.

— Ух ты! — восхитился Лишенный Имени. — А еще чего тебе? Хвост Огненного Лиса?

— Думаю, мы его и так увидим…

***

Локи, завалившись в траву, смотрел в небо. Алура сидела рядом, скрестив ноги и положив на колени секиру. Одди и Стефания скандалили где-то в сторонке. Алура прекрасно слышала их голоса и при желании могла бы и разобрать слова, но ей достаточно было знать, где эта парочка находится, чувствовать запах ярости и огня. Мешать влюбленным она не собиралась. Как не собирался это делать и Локи.

— Что за дурацкое имя Дори? — пробурчала Алура, поглаживая крюк на обухе секиры. — Где ты его откопал?

— Простейшая фонетическая игра, — отозвался Локи, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. Его огненные волосы полыхнули на солнце ярким пламенем. Алура любила смотреть на его волосы, любила прикасаться к ним, потому что они были на удивление мягкими и шелковистыми. — Я подговорил Световида, чтобы после моего рождения он явился к той женщине и сообщил, как меня назвать. Я бы и Локи выбрал, но это имя все равно, что маяк для Индры. А ты знаешь, как он ко мне относится.

— Да уж знаю, — Алура покачала головой. — Зря ты тогда на него с кулаками бросился.

— А мне надо было смотреть, как мою жену оскорбляют?

— Может, и нe надо. Только ты же не Тор, чтобы врукопашную кидаться на кого бы то ни было. — Алура резко подкинула секиру, поймала ее и с силой ударила лезвием по земле.

— Если я предпочитаю действовать умом, в отличие от вас, вояк, то это не значит, что я не умею махать мечом, — Лежи внимательно смотрел на Алуру, и в его глазах цвета бутылочного стекла загорелись теплые огоньки. — Да и тебе бы пора прекращать всякой ерундой заниматься. Ум у тебя развит, пожалуй, получше мускулатуры…

— И что я тогда делать буду? — Перунова внучка с искренним недоумением воззрилась на Локи. — Да и дед меня со свету сживет за такие выходки.

— Да уж, с твоим дедулей я встречаться больше не хочу.

— А придется, — Алура хмыкнула и тоже улеглась на землю, положив секиру под руку, чтобы оружие всегда было наготове. — Дед очень жаждет тебя увидеть, после твоей стычки с Индрой.

— Подождет. — Локи протянул руку, легко коснулся щеки Алуры и тут же отвернулся, словно ничего и не было. Некоторое время оба лежали молча, прислушиваясь к звукам леса. Алура слышала шум лагеря Пограничников в стороне, слышала голоса Одди и Стефании, слышала птиц, зверей, листья на ветру… Более тонкий слух был разве что у Хеймдалля, но зато тот не мог чувствовать все запахи, какие чувствовала Алура. Нельзя сказать, что ей это мешало, но иногда хотелось побыть обыкновенным человеком, понять, каково это. У Стефании это получалось очень даже неплохо, а вот у Алуры с Локи так толком и не вышло.

Алура смотрела в синее безоблачное небо и размышляла обо всем подряд. Вспомнила бой с имперцами и довольно хмыкнула. Пограничники показали себя с лучшей стороны и прекрасно себя вели. Больше всего Алура опасалась, что легкая кавалерия не сможет вовремя я правильно выполнить фланговые удары, но солдаты проявили великолепную выучку и не опоздали ни на минуту, переломив ход сражения. После этого боя Ашерри таих Сург едва ли не силком удерживал четверку странноватых пришельцев около себя и спрашивал совета, даже когда это не было нужно и он сам прекрасно все знал. Однако Алуре было приятно вновь окунуться в такую привычную атмосферу военных действий, заняться планированием, стратегией, готовить и осуществлять рейды к лагерям противника, самой ходить в разведку… Удовлетворенное состояние Алуры портило только одно обстоятельство, и имя ему было Стефания. Девчонку всегда надо было иметь в поле зрения, и лишь в крайних случаях она могла доверить охрану Локи, не больше нее любившего Ния и, собственно, из-за него-то и явившегося в Танэль. А тут еще и этот впечатлительный юнец Одди. Алура поморщилась, вспомнив о нем. Парень был умен, но почему-то ему сильно не понравилось, что последние месяцы ему приходилось спать с дочерью Огня Световидовича. Сама Перунова внучка не понимала, что в этом такого этакого, уже забыв о своих отношениях со смертными.

— Локи, у тебя после свадьбы кто-нибудь из смертных был? — поинтересовалась Алура как можно небрежнее и ленивее.

— При такой жене? — Локи захохотал. — Чтоб мне ночью голову тупым лобзиком отпилили? Нет уж, увольте!

Алура облегченно перевела дух. Вранье Локи она могла почувствовать почти с такой же легкостью, как запах кучи навоза с десяти шагов. Он это знал и не рисковал ей лгать.

— Чего они там собачатся? — недовольно пробурчал Локи, снова переворачиваясь на боки протяжно зевая. — Может, и нам с тобой поссориться? Что-то давненько мы так не развлекались!

— А может, не стоит? — тоскливо попросила Алура, очень хорошо помнившая, как испуганно разбегались от нее в Небесном Доме как боги, так и полубожественные существа, когда они с Локи поссорились в последний раз. А Локи опять сцепился с Нием и потом долго отлеживался в какой-то пещере. Чуть ли не в Гнипахеллир. Нию, правда, тоже крепко досталось, но это ничего не значило. Тот живой-здоровый бегает по Танэль, да опять козни строит, а у Локи седина в волосах так никуда и не делась. А еще был шрам под лопаткой в виде креста — подлый выстрел в спину стрелой с четырехгранным наконечником. И еще один на груди слева, напротив сердца — след от меча. Всего на волосок клинок не дошел до сердца, всего на волосок.

Алура зарычала и тоже перевернулась на бок. Локи, усмехаясь, смотрел на нее, словно знал, о чем она сейчас думала. Перунова внучка осторожно коснулась волос Локи, пробежала пальцами по седой прядке в челке и неожиданно тепло улыбнулась. Мало кто, кроме Локи и Перуна, удостаивался таких улыбок.

— Эх, куда мне от тебя деваться, — пробормотала Алура, водя пальцем по лицу Локи. Бог улыбался, и в его глазах появилось знакомое лисье выражение.

— Значит… — заговорил было Локи, но его прервало появление Стефании. Девчонка была настолько взбешена, что даже не обратила внимание, как Алура и Локи отскочили друг от друга подальше. Перунова внучка немедленно занялась пристраиванием своей секиры на бок, а Локи затягиванием шнуровки рубашки. У него всегда был расстегнута куртка, как и у Алуры, просто покрытая карманами и кармашками, шнуровка у горловины рубашки часто была распущена, манжеты болтались кое-как. Раньше, когда он был еще Дори, никто за ним такого не замечал. Сейчас же, вернув себе имя Локи, он вернул себе не только внешность и возраст — теперь Локи выглядел лет на тридцать или тридцать пять, — но и привычки. Так, хотя одежда его всегда была чиста, зато часто находилась в жутком беспорядке, и казалось, что в ней же Огненный Лис и спит.

— Проклятие! — прошипела Стефания, оглядывая Алуру с ног до головы. — Я…

— Попридержала бы ты язычок, — посоветовала Яровитовна Огнянке самым ледяным тоном. — Не слишком ли много ругательств с него сыплется?

Стефания зарычала и, развернувшись на каблуках, бросилась к лагерю. Алура вскинулась и помчалась следом. Локи отставал от нее всего на несколько шагов.

Запах четко вел Перунову внучку по следам Стефании, но все равно они прибежали в лагерь, уже когда та вскочила в седло своего игреневого гафлингера и рванула куда-то в северную сторону. Теперь зарычала Алура.

— Нет времени седлать Вьюгу, — заявила она Локи. — Я обернусь тигрицей и следом за девчонкой. Ты же возьмешь одежду и оседлаешь коней. Только потом нагоняй.

Алура нырнула в кусты и уже буквально через несколько мгновений оттуда высунулась морда здоровенной тигрицы с голубыми глазами. Локи дернул Алуру за ус, и она в отместку клацнула зубами у его руки. Прорычав что-то по-звериному, тигрица скрылась за кустами, и Локи заметил только мелькнувшую огненно-золотую шкуру.

Локи спустился с сопки и продрался сквозь кусты на дорогу. Белоснежная Вьюга и черный Ворон стояли там же, где он их и оставил вместе с Одди. Парень недовольно поглядел на Локи и покачал головой. Он все прекрасно понимал — Стефания и сам Локи ему постарались объяснить, но принять все еще не мог. Да много ли людей спокойно отнесется к тому, что вдруг окажется в компании с тремя богами, причем один из них, хоть и совсем чужой, был его другом, а второй, точнее вторая, — любовницей. Локи пытался себе представить чувства Одди, но не мог. Он уже слишком давно стал богом и забыл о том, каково это — быть человеком. Когда старый ворон по имени Баллир привел его в Небесный Дом, Локи был самонадеянным юнцом. С тех пор прошло много тысяч лет, а человеческая жизнь, предшествующая божественной, оказалась слишком короткой, чтобы запомниться.

— Так и будешь теперь на меня дуться? — Локи раздражено ударил перчатками по раскрытой ладони левой руки. — Бог я там или не бог, я пока что во плоти, и мое могущество осталось в Небесном Доме. Сейчас я человек, понимаешь?!

— Понимаю. — Одди забросил поводья на шею своему гафлингеру и взлетел в седло. — Я все понимаю, но не значит, что принимаю.

— Мудр, как сам Баллир, — буркнул Локи, взбираясь в седло Ворона. Он мог бы, как и Одди, вскочить в седло, не касаясь стремян, но сознательно не демонстрировал своей ловкости, как никогда не афишировал своих умений при работе с любым оружием. Для Индры было большим потрясением осознать, сколь ловок оказался Локи в обращении с куйтсом[24] и ваджрой[25]. Да и Тор весьма удивился, когда решил устроить состязания по стрельбе из где-то раздобытого пистолета системы «Вальтер». Все боги при общении с Локи или Алурой не учитывали, сколь долго они оба провели среди людей, узнавая новое, совершенствуя старые умения. Локи хотел, чтобы его считали просто хитрым авантюристом и ловкачом, но уж никак не воином.

— Да уж, Хеймушка был бы рад, — рассеянно пробормотал Локи, даже не заметив, что произнес это вслух. — Кстати, Одди, ты никогда не думал о канонизации?

— Зачем? — Парень дернулся так, словно ему в челюсть врезался здоровенный кулачище Перуна. —Я простой человек!

— Ну да… — Локи задумчиво рассматривал Одди, вспоминая, как сам ввалился в Небесный Дом и тут же нарвался на Афину…

…Клан Харона уже тогда был почти в том же составе, что и сейчас, а Афина была одним из самых старых его членов. И каково же было ее удивление, когда она обнаружила в своем саду рыжеволосого варвара в дрянных — это Локи сейчас прекрасно понимал, а тогда считал свою бронь великолепной — доспехах и с литой (не кованой!) секирой. Зеленые, слегка раскосые глаза варвара сразу навели Афину на мысль о клане Хеймдалля, где почти все были такие, слегка раскосые. Разумеется, тут же богиня заподозрила козни Тора или Одина…

Локи, доказывая, что он сам по себе, раздолбал пару скульптур и расколол чашу изумительного фонтана, пока Афина не приперла его к стенке, причем в самом буквальном смысле. Локи до сих пор помнил ощущение острия наконечника копья у своего горла. И тогда впервые проявились хитрость и изворотливость варвара, от которого несло прогорклым жиром и плохо выдубленными шкурами, а в шароварах коего ползали вши весьма впечатляющего размера. Локи, поняв, что дамочка в шелках и газовых тканях лучше его знает, с какой стороны подходить к клинку, немедленно принялся убеждать ее, что пришел не с войной, но с миром, обязался ей служить, клялся в вечной верности и послушании…

Между делом он узнал, как найти кого-нибудь из клана Хеймдалля и где он, собственно, очутился. То, что он теперь не во плоти, удивило Локи, но не слишком. «Бог — так бог», — рассудил он тогда и решил, что раз кости легли так, то надо попытаться выиграть и с таким набором очков. И выиграл. Афина отпустила его с миром, напомнив о данных клятвах, а уже через три месяца, встретив респектабельного и весьма привлекательного рыжего бога, сама не поняв как, освободила его ото всех обязательств….

С тех пор в Небесном Доме бытовало присловье: «Если перехитришь Локи, то можешь считать, что жизнь состоялась». Поговаривали, правда, и по-другому: «Если бьют морду, то она обязательно окажется рыжей». И обе эти поговорки были правдой. Особенно после появления Алуры. Внучка Перуна была охоча до всяческих шуточек и авантюр, но разве кто подумает, что она может сотворить ТАКОЕ?! Холодная, рассудительная, спокойная, невозмутимая, интересующаяся только драками да оружием… Да взять хотя бы эту выходку с веслом вместо копья! Разве кто, кроме Локи и Перуна, подумали на Алуру? Вот и пришлось Локи раз за разом брать на себя прегрешения Перуновой внучки…

— Дор… — Одди осекся и помотал головой. — Локи, ты нашел следы?

— Нашел, да не те. — Локи сморщился. Своим талантом следопыта он гордился и по праву, но в этот раз Алура так запутала след, что он с трудом мог понять, куда она направилась. Она столь торопилась, что даже привычных знаков не оставляла. — Опять в другую сторону заморочены. Проедем еще пару миль и, если не будет ничего свежего, вернемся к развилке.

Одди прорычал что-то непонятное, но больше ничего не сказал. Локи подумал, что парень и в самом деле любил взбалмошную Стефанию, и сочувствовал ему всей душой. Огнянка была чем-то таким, что, по мнению Локи, надо было держать подальше от Людей на цепи да за крепкими стенами.

Мысль о цепи всколыхнула воспоминания о том, что сделали со Стефанией после первого падения Айлегрэнда, Локи и Алура, вопреки запретам Хеймдалля, Перуна, Световида, Тора, Одина и прочих, пытались тогда ей помочь, но не смогли пробиться в Танэль. Ний оградил этот мир непроницаемым барьером, и пришлось ждать целых триста лет. Долгих триста лет… За это время родители Стефании и Алура с Локи ногти до локтей сгрызли. А потом барьер рухнул. И вся троица опять оказалась в Танэль, хотя после тех событий Локи предпочел бы мир поспокойней. «Стареешь? — усмехнулся внутри Локи противный голосок того самого варвара, пришедшего за Баллиром в Небесный Дом. — На покой не пора? Детишек нянчить?» Локи отогнал голос подальше и лишь подивился — как в нем человек умудрился выжить?..

Одди вскрикнул, но Локи среагировал много раньше. Тревогу он почувствовал давно, а сейчас, услышав щелчок, всего одним взмахом отбил полетевшую в лицо стрелу. Вторая угодила Одди в бедро. Парень каким-то чудом удержался на затанцевавшем гафлингере, но следующая стрела, попавшая ему в живот, смела его на землю. Локи отметил это краем глаза и не позволил ярости затопить себя. Ярость означала проигранную схватку. Только ледяное спокойствие, только невозмутимость могли позволить выжить.

Локи загнал ярость поглубже, но все равно продолжал чувствовать ее жаркий огонь. Одди скорчился на земле, но Локи лишь заставил Ворона отступить подальше, чтобы не задеть случайно парня. Стрелы сыпались градом, но не долетали до Локи, скорее рефлекторно, чем осознанно, оградившего себя плотным барьером. Рыжеволосый бог огляделся и заметил едва приметное движение в придорожных кустах. В туже секунду с его пальцев сорвалась ослепительная молния. Если бы Локи не зажмурился, то потерял бы зрение на несколько минут, если не часов. Даже сквозь плотно стиснутые веки пробился этот невероятно яркий свет.

Кто-то коротко вскрикнул, и Локи, открыв глаза, соскочил на землю. Ворон стоял на одном месте и только зло скалил зубы и мотал головой, пытаясь, видимо, понять, что с ним произошло. Локи зло сплюнул и ринулся к обочине, вытаскивая на ходу висевшие на поясе короткие клинки с прямоугольными гардами и клеймами — бегущий лис — у рукояти.

Первого Локи заметил еще с дороги и полоснул просто — двумя параллельными ударами по косой. Человек, даже не успевший перезарядить арбалет, взвизгнул, закатил глаза и повалился на землю. Второй успел выстрелить, но Локи ничего не стоило уклониться. Даже не будь у него за спиной долгих тренировок в цитадели Саулле, он смог бы уйти в сторону без напряжения — так медленно для него сейчас летели и стрелы, и арбалетные болты. Он же для посторонних наблюдателей двигался столь стремительно, что они вряд ли замечали хоть что-то, кроме мелькания огненно-рыжего пятна.

Успевшего выстрелить Локи свалил колющим в горло. Третий оказался дальше, чем Огненный Лис думал, и два скользящих подшага подарили тому время, чтобы вытащить клинок. Ас смел короткий, похожий на гладиус, меч в сторону, полоснул противника по животу и закончил все рубящим, едва ли не сплеча, в ключицу. Стремительно развернувшись на носках, Локи поймал на левый клинок топор четвертого и врубил правый меч точно над ухом напавшего.

Если кто с этой стороны дороги и оставался, то вряд ли стал дожидаться своей участи. Локи крутанулся вокруг своей оси, высматривая противников, и двумя прыжками оказался на тракте. Те, что затаились на другой обочине, успели только показаться из кустов. Кое-кто из них подслеповато щурился на солнце, но двое смотрели вполне нормально. Значит, рассудил Локи, у них хватило ума вовремя зажмуриться.

Скользящим и мягким, но ощутимо опасным, шагом Локи преодолел отделяющее его от пятерых мужчин в серой форме императорских гвардейцев расстояние. Убивая тех, за спиной, он даже не обратил внимания на их одежду, а сейчас лишь мог неодобрительно хмыкнуть — и это лучшие из лучших?

Пятеро напали почти одновременно, стараясь взять Локи в кольцо. Он крутился среди них огненно-стальным смерчем, и люди падали.

Одного, самого ближнего, Локи достал простым колющим в лицо и, тут же упав на одно колено, разворотил вторым клинком живот успевшего подойти справа. Гвардейцы даже не успевали атаковать. В глазах оставшихся троих Локи увидел ужас, и этот ужас коснулся его, словно был собственным — такова была его расплата за ответы на вопросы, которые он и задавать-то не должен был. И уже много, слишком много лет ему приходилось платить ощущением ужаса, страха, боли. Локи знал это и не боялся.

Из-под атаки левого противника Локи ушел перекатом и тут же оказался на ногах, подшагнул, и клинок вонзился в основание черепа среднего. Оставались двое. Они стояли, опустив мечи и тупо ожидая своей участи. Мастер всегда может признать свое бессилие в той или иной ситуации. Не умей он этого — не стать ему мастером. И богом тоже.

— Марш отсюда! — рявкнул Локи на гвардейцев, и те, испуганно вздрогнув, рванулись в кусты на обочине, словно там их ждало нечто вроде пожизненного счастья. Локи опять крутанулся вокруг своей оси, оглядев обочины, разбросанные мертвые тела, преградившую дорогу ель с острыми рогатинами, скрывшимися среди пушистых веток, Ворона, жмущегося к кустам гафлингера Одди и самого парня. Ничто не ускользнуло от взгляда Локи, и лишь убедившись, что живых врагов нет на расстоянии выстрела, Локи позволил своим чувствам пробиться к холодному и казавшемуся зеркальным прудом разуму. И тут же гладь этого самого пруда была взбаламучена яростью, злобой, недовольством и прочими чувствами, Теперь это зеркало больше напоминало штормящий океан, Локи только одного не допустил до своего разума — чувств тех людей, что он убил сегодня, и тех, что перепугал до полусмерти. Это все придет как-нибудь потом, ночью, в тишине и покое, когда никто не будет видеть и не о ком будет заботиться.

Локи бросил абсолютно чистые, без единой капли крови на клинках, мечи в ножны и рванулся к Одди. Парень лежал в дорожной пыли, скорчившись и прижимая руки к животу, где засела бело-оперенная стрела. Глаза его были закрыты, но он все еще был жив. Локи ощутил это даже не коснувшись Одди.

Опустившись рядом с ним на колени, Локи положил ладони на ледяной лоб паренька и закрыл глаза. Стрела увязла глубоко, очень глубоко. Задето легкое… Локи покачал головой и вздохнул, впустив в себя боль Одди. Так надо было поступить, чтобы суметь исцелить рану. И тут же Локи задохнулся от впившейся в него боли. Справиться с собой и не завопить было трудно, но необходимо.

Трехгранный наконечник с маленькими крючочками вызвал злобную гримасу бога, но тут же он попытался придумать, как извлечь стрелу, не разворотив уцелевшие органы. Со стрелой в бедре Одди можно было повременить, а что делать с этой — надо было решать немедленно. Локи чувствовал, как уходит из парня жизнь. Ощущение было такое, словно золотящаяся на солнце вода протекала сквозь скрещенные пальцы, сбегала по запястьям и капала в песок. И с каждым мгновением этой жизни оставалось все меньше и меньше. Хорошо было одно — сейчас Одди боли не чувствовал. Ее целиком и полностью забрал Локи. Он уже давно привык терпеть любую боль, а Одди был человеком — хрупким и недолговечным созданием. И обрывать его нить Локи не мог позволить.

— Лежи, — негромко простонал Одди, переворачиваясь на спину. Это простое движение, когда шевельнулась стрела, отозвалось дикой болью в теле Локи, но бог просто сцепил зубы и молчал, боясь открывать глаза, чтобы они его не выдали. — Я понимаю в Целительстве очень хорошо, — говорил тем временем Одди, постоянно облизывая губы, — и я вижу, что ты делаешь. Не надо… Зачем?..

— Заткнись! — прорычал Локи, вливая в Одди новые силы и стараясь удержать золотистые капли в ладонях. — Замолчи и дай мне делать свое дело!

Одди действительно замолчал, но последняя капля упала в песок. Локи открыл глаза и взвыл, как обезумевший волк. Изо рта Одди хлынула кровь, и тело забилось в предсмертных судорогах. Локи стискивал голову парня в ладонях, стараясь почувствовать хотя бы одну капельку жизни, хотя бы одну неразорванную ниточку, но не видел ничего, кроме пустоты и холода смерти.

Через несколько минут Одди затих. Боль исчезла. Локи не сразу понял, что забыл отпустить себя, дабы не чувствовать боли умирающего. И в ту же секунду то, что он не пускал к своему разуму — чувства убитых им немногим ранее, — прорвалось и смыло все, затопило половодьем боли и ужаса, ярости и страха. Локи скорчился на дороге рядом с трупом Одди и зарыдал, не зная, как удержаться на зыбкой грани сознания.

— Алура, — простонал он сквозь стиснутые зубы, — какого черта ты так запутала следы?..

А потом пришла Тьма.

Локи очнулся, когда уже стемнело. Он со стоном расслабил все еще напряженные мышцы и растянулся на спине. Расцепить сжатые зубы оказалось сложнее, но и это он сделал. Ножны правого меча оказались под поясницей и теперь больно вдавливались в кожу. Но Локи не спешил их поправлять. Это была его собственная боль, не чужая, пришедшая извне, от тех, кого он убил.

Локи открыл глаза и уставился в звездное небо. Краем глаза поймал движение, но тут же понял, что это переступившим с ноги на ногу Ворон. Странно, но никто, похоже, по этой дороге не проехал за те несколько часов, что прошли до темноты.

Локи смотрел в звездное небо и старался ни о чем не думать. Просто каждая мысль вела прямиком к смерти Одди и тому, что он не остановил вытекающие из пальцев золотистые капли жизни парня. И друга. У богов так редко бывают друзья, что потеря каждого была просто невероятно страшна. Смириться с такой потерей было сложнее всего в жизни бога. Локи уже давно это понял, а сейчас ощутил вновь.

«А ведь мог бы помочь, — с горечью подумал Локи, чувствуя неприятное жжение в глазах. — Отказался бы от плоти, обрел божественное могущество… Только успел бы?»

Локи приподнялся на локте и взглянул в сторону трупа Одди. Парень все так же лежал на спине, из его живота торчала стрела. Локи зарычал и встряхнул головой. Так трудно было забыть про текущие сквозь пальцы золотистые, как будто наполненные солнцем, капельки жизни друга. Они словно бы до сих пор жгли его руки.

— Ладно, малой, — проговорил кто-то резким и хриплым голосом, и Локи вскинул взгляд на человека, стоявшего около Ворона, — поплакал и будет. Пора бы и земными делами заняться.

— Тор? — Локи на мгновение даже забыл о смерти Одди и своих невзгодах — настолько оказался изумлен. Тор — невысокий жилистый мужчина, на вид лет пятидесяти с небольшим, с седой бородой до середины груди., пышными усами, синими глазами и словно вырубленными в камне чертами бесхитростного лица. Таким его помнил Локи и таким он явился сюда, на пустынную дорогу в Близком Приграничье. Даже его боевой молот Мьелльнир спокойно висел на поясе. Локи поверить не мог, что воинственный бог явился во плоти, и оказался прав. Тора окружило сияние, и он выпрямился.

— Дело вот в чем, — проговорил бог степенно, строго глядя на Локи, — ты, малой, Ния ищешь, а у него неожиданный союзник появился. Гхатоткача. Ракшас Гхатоткача. Помнишь его? — Локи кивнул. — Сам знаешь, какой он мастер иллюзии наводить. Ну и все такое прочее. — Тор кашлянул в кулак. — Так что поберегись. Ты и Алура твоя. И Стефку домой верните целой и невредимой. — Тор помолчал, глядя на Локи и кривя губы в ухмылке. — Не знал бы я тебя столько лет, давно бы Мьелльниром приласкал, — вдруг сообщил он. — В Небесном Доме вас с Алурой днем с огнем не сыщешь! А ведь боги еще!

— Тор, Гхатоткача из-за Индры с Нием связался? — Локи сам поразился тому, как неприятно прозвучал его голос — словно песок на несмазанной тележной оси скрипел.

— А кто их, ракшасов, разберет. Может, и из-за Индры, хотя я сомневаюсь зело, — Тор пожал плечами и поднял сжатую в кулак ладонь на уровень уха. — Бывай, малой. И возвращайся скорее. Мне в кости не с кем играть стало, как ты ушел. И пусть удача тебя не покинет.

И Тор исчез. Локи с трудом поднялся и некоторое время стоял, покачиваясь и мечтая лишь о том, чтобы побыстрее перестала плясать перед глазами дорога. Только более или менее придя в себя, Локи смог подойти к Одди и опуститься на колени перед телом. Если бы не стрела и потеки крови вокруг рта юноши, то можно было подумать, что он спит — столь спокойным и мирным выглядело его лицо. Локи зло потер глаза тыльной стороной ладони и замотал головой. Хотелось плакать, но слезы никогда не помогали делу, и Локи опять встал на ноги. Закрыв глаза, он сплел перед собой пальцы и негромко запел. Перед его глазами покатились игральные кости. И остановились двумя шестерками вверх. Значит, он все сделал верно. И другого выхода все равно не было. Если бы какой-то его шаг мог бы изменить нынешнюю ситуацию, то кости остановились бы пятерками или хотя бы пятеркой и шестеркой вверх. Кости никогда не врали. Локи это знал, пожалуй, лучше всех.

Песня продолжалась, пока Локи не почувствовал, что теперь она крепко вплетена в мировые нити в этом месте дороги. Только после этого он расплел пальцы и поднял тело Одди на руки. На обочине уже была вырыта могила. Грамотно свитое заклинание позаботилось обо всем.

Опустив тело Одди в могилу, он отпустил одну из нитей заклинания, и на месте могилы вновь стала покрытая жухлой травой земля. Ничто не напоминало о том, что под ней покоится тело. Даже сам Локи не смог бы этого заметить.

— Жаль, что единственным надгробием тебе, друг, станет песня, — тихо проговорил Локи, склоняя голову. — Ты был хорошим парнем и надежным другом. Если ты верил в Световида, то, может быть, в Нави увидимся с гобой, Я постараюсь тебя найти. — Локи преклонил колено и коснулся рукой земли над могилой, — Ты, наверное, должен был уйти в огонь, но тебя приняла Матушка-Земля. Думаю, что она отнесется к тебе ничуть не хуже Огня Световидовича. Прощай, друг.

Огненный Лис встал и направился к Ворону, терпеливо поджидавшему хозяина. Вьюга куда-то пропала. Только Локи подумал, что не худо бы ее найти, как морда кобылы показалась из-за кустов на обочине. Рыжеволосый бог зло хмыкнул и подошел к Вьюге. Поймав ее за повод, он вытащил кобылу на дорогу и привязал ее к луке седла Ворона. Гафлингер Одди куда-то смылся, и у Локи не было желания его искать. «Пусть оба обретут свободу», — подумал он отстраненно.

Топот копыт он услышал не сразу — сказалась усталость. Но когда услышал, то стремительно развернулся к предполагаемому противнику, положив руки крест-накрест на рукояти мечей. Но клинки так и не покинули ножен. Всадника Локи узнал издалека. Это была Стефания, а у стремени бежала огненно-золотая тигрица.

Стефания на взмыленном Торнайте в мгновение ока домчалась до Локи и спешилась. Тигрица рыкнула что-то, бросив взгляд на трупы гвардейцев, и мгновенно обернулась Алурой. Перунова внучка, даже не обратив внимания на Локи, прошествовала к Вьюге и принялась неспешно одеваться.

— Где Одди? — требовательным тоном вопросила Стефания, явно едва сдерживающаяся, чтобы не вцепиться в воротник куртки Локи.

— Убит, — бесцветным голосом ответил Локи и только после этого убрал руки с рукоятей клпнков. — Я похоронил его у дороги…

Стефания долго смотрела на Локи, а потом отвернулась и всхлипнула. К ней подошла Алура, но ничего не успела сказать. Огнянка дернула плечом и отошла подальше, к самой могиле Одди. В очередной раз сбегать у нее не было желания.

Только потом Алура подошла к Локи и коснулась седой прядки в его челке.

— Ты убил их? — спросила она, мотнув головой в сторону трупов. — Верно?

— Да. — Локи потер лицо ладонями и, обняв Алуру за плечи, притянул к себе. Яровитовна прижалась к нему и вздохнула.

— Знаю, это тяжело, но тебе надо будет… — заговорила она сочувствующим тоном, а жалости или сочувствия к себе Локи не терпел.

— Уже, — жестко обронил он, и Алура пискнула — так крепко он ее сжал. — Все уже прошло.

— И ты был один. — Она прижалась к нему еще теснее, словно хотела слиться с Локи и никогда больше не расставаться. — Прости, что меня не было рядом.

— Мне надо было быть одному, — Локи покачал головой и коснулся губами белоснежных волос Алуры. — Надо было. За все надо платить, а богам платить втройне.

— А за потерю друзей вдесятеро, — негромко добавила Алура. — И ты заплатил. Так что честь твоя не запятнана.

Локи просто кивнул, зажмурился и зарылся лицом в пушистые волосы Алуры. Краем уха он слышал всхлипывания Стефании, шорох листьев на ветру, дыхание коней, движения птиц в гнездах. Мало кто знал, что слух и обоняние Локи так же остры, как у Алуры или Тора. Точнее, не знал никто, кроме Ния и Гхатоткача.

— Ний союзника себе нашел, — тихо проговорил Локи и, предупреждая движение Алуры, чуть сильнее сжал кольцо рук. Яровитовна даже не шелохнулась, продолжая обнимать его за талию и уткнувшись лицом в его грудь. — Тор являлся. — Локи усмехнулся. — Сиял весь… Гхатоткачу помнишь? Ракшаса?

— Ну да, — глухо отозвалась Алура с груди Локи. — Как же мне его не помнить, когда вы с ним каждый год лаетесь.

— В этом году еще не лаялись, — беззлобно огрызнулся Локи. — Задача-то наша усложняется. Теперь Ний и Гхатоткача такие иллюзии могут сотворить, что даже нам мало не покажется.

— А нам привыкать, что ли? — Алура вздохнула и отстранилась от Локи. Тот нехотя разомкнул руки. — Главное, чтобы он не добрался до нас раньше, чем мы до него. А тут еще война эта дурная… Эх, сюда бы танковый полк…

— И увяз бы он в нашей грязи. — Локи вскинул руки, как бы защищаясь от негодующего взгляда Алуры. — Шучу, шучу! Не надо мне лекций о самоходном вооружении!

Алура покачала головой, поджала губы, но смолчала и отошла к Стефании, все еще рыдающей над могилой Одди. Локи смотрел на девушек и едва заметно улыбался. Скорбь и боль он загнал подальше и не собирался пока выпускать их из этой резервации. Пока. Потому он и мог себе позволить поулыбаться.

— Три взятки на мизере… — тихо пробормотал он. Алура оглянулась на Локи и неодобрительно покачала головой.

Тигр подбросил еще сушняка в огонь и оглянулся на спящего Грифа. Эльф, сидящий рядом, тоже нервно глянул в ту сторону и протяжно вздохнул, кутаясь в теплый плащ.

— Не хочу я искать этот «Янтарь», — буркнул он.

— А кто пас спрашивает? — Тигр пожал плечами, поправляя повязку на лбу. Эту моду он перенял у Ястреба, только цвет выбрал совсем иной — серебристый. — Гюрзе вздрючилось его получить — значит, хоть из-под земли добудь, хоть с неба сними.

— Этот эпос запретен, — эльф нахмурился, — Я его даже касаться не желаю.

— А почему? — с неожиданным интересом спросил Тигр, вскидывая на Ринфа взгляд.

— Потому что любому Чуду нельзя знать, что будет дальше, чем все это закончится… — Эльф поежился под порывом холодного ветра, выбившего из костра сноп искр, — Знаешь, у нашего народа есть несколько сказаний о Границе, Хранителе Памяти Пограничья, Владыке Тимериннона, но все они передаются только под большим секретом и лишь избранным. Мой отец входил в их число и я, соответственно, тоже. Только… Я никогда не был рад, узнав все эти истории. Будущее надо прожить, а не узнать заранее.

Тигр пожал плечами и промолчал. Ринф тоже не стал продолжать и через некоторое время улегся спать.

Наутро эльф, наемник и Лишенный Имени отправились дальше. На пути у них был последний из приграничных храмов Световида. В трех предыдущих им отказались выдать список «Янтаря Вечности», причем отказали в довольно грубой форме, пояснив, что с такими запросами Айлегрэнд и все в нем проживающие могут отправляться прямиком на пресветлый Световидов жезл, коим он и сотворил всех Чуд в Мире. Белый Тигр на первый раз оскорбился было, но потом передумал обижаться и просто махнул рукой. Не дадут — ну и ладно. Гюрза побесится пару дней, а потом успокоится.

Путь к храму пролегал через небольшую деревеньку, жившую не столько земледелием, сколько охотой и торговлей, так как через нее проходил большой тракт на Айлегрэнд из Приграничных Степей.

В деревню путники въехали чуть позже полудня и решили остановиться в трактире перекусить и немного передохнуть в тепле. До храма оставалось всего ничего, и задержка на пару часов не должна была кардинально что-то изменить.

Трактир обнаружился, как и предполагалось, на центральной площади деревеньки и был довольно приличным заведением, причем не слишком дорогим. Тигр, Ринф и Гриф, оставив своих лошадей у коновязи под присмотром служки, вошли в зал и заняли места за длинным общим столом. Посетителей было немного. Пара подвыпивших корредов дремала в углу, какой-то человек, по виду купец, обнимался с лоскоталкой на другом конце стола, еще несколько, похожих на гномов, Чуд шумно хлебали из своих мисок за отдельным столиком. Ринфа поразило, что здесь еще выжили какие-то иные, кроме Людей существа, но долго размышлять над этой странностью не стал. Явился половой, и Белый Тигр быстро сделал заказ на троих, уже зная вкусы своих спутников.

— Ринф, — негромко проговорил Гриф, глядя на купца с лоскоталкой, — Чуды опять стали возвращаться в Приграничье…

— Ага, — эльф хмыкнул. — От нас зависит — выживут ли они здесь…

— Ох вряд ли… — Гриф покачал головой.

А дальше стало не до разговоров. Служка принес заказ, и трое путников по достоинству смогли оценить местную кухню. Им подали осетринку с хреном, налимью печенку с белыми грибами, креветочный суп (совершенно неизвестно откуда здесь взявшийся), жареного поросенка с хрустящей корочкой, судака в горчичном соусе, копченые ребрышки со спаржей, сырный пирог с опятами, соленые грузди, селедочку в пряном соусе, карпа с лисичками и в сметане, разнокалиберные салатики — крабовые с тертым лимончиком, овощные с нежным майонезом, мясные с гвоздичкой и кисловатым соусом на меду — и, конечно, замечательный темный эль гномьего производства. Даже Белый Тигр, не ожидавший такого разнообразия, несколько ошалел. А когда узнал цену за всю эту благодать — так и вовсе пришел в восторг.

— Хоть каждый день сюда обедать мотайся! — восторженно сообщил он спутникам, уминая карпа. — Это ж просто чудо какое-то!

— Угум-с, — невнятно согласился с ним Ринф, налегающий в основном на ребрышки и поросенка. — Я давненько такого не едал!

Дальнейшее потребление блюд происходило в молчании, прерываемом только просьбами чего-нибудь передать поближе. Казалось, что все трое совершенно забыли о своей миссии и теперь бездумно предавались радости насыщения желудков. Однако вскоре спутники наелись и, медленно попивая эль да закусывая его вяленой корюшкой, вернулись к цели своей поездки.

— Ну вот на фига Гюрзе «Янтарь Вечности»? — горестно вопросил Тигр, откидываясь на спинку стула. — За этот обед я ей, конечно, благодарен, но все-таки не стоило нас так далеко гнать, чтобы вкусно угостить…

— Что верно, то верно, — согласился с Лишенным Имени Ринф. — Еда тут хорошая, но уж больно далеко мы влезли в Приграничные Степи… Хотя… Знаешь, легенды о Хоори, в принципе, имеют довольно большое значение, но… — он замолк, не обращая внимания на ожидающие взгляды Грифа и Тигра.

— Что «но»? — не выдержал наемник, громко ставя свою кружку на стол. — Что?

— Но значение их понимаешь только после смерти… — Ринф помотал начавшей кружиться от хмеля гномьего эля головой. — Умирая, так или иначе сталкиваешься со своими богами. И Гюрза уже знает, с кем повстречается, знает, что они от нее потребуют. Поэтому хочет знать, что будет дальше.

Ринф полуприкрыл глаза и вдруг негромко, нараспев начал цитировать…

«Серебристая струпа, натянутая до звона, до крика, до болезненной ломоты в висках. Это пограничная тропа. Что мы знали о ней? Мы трое? Мы — Тень Огня по имени Хоори, Жизнь по имени Осаннэль и Смерть по имени Тоэнно… Да ничего мы не знали и не понимали. Был просто звук, обретший на мгновение плоть, на мгновение, равное всего лишь размазанному взгляду… Тихий-тихий, но такой резкий, ввинчивающийся в виски звук. И кажется, что уже невозможно его забыть, но лишь на миг отвернешься — и ничего. Серебристая струна, повисшая где-то между не-бытъ и нигде. Что-то, ставшее реальным. Мы смотрели и не видели, но слышали. Мы слушали, и тишина отзывалась кровавой болью, номы видели. Это невозможно описать. Это можно только знать.

Нас было трое. Осаннэль всегда была немного впереди, я видел лишь Ее спину, время от времени замечая точеный, тонкий, словно вылепленный из фарфора, профиль. Тоэнно была за спиной. Иногда мелькал Ее нервный абрис, проступали на взмах ресниц черты невероятного лица и — опять тишина и ничего. А я был между Ними. И так мы шли, шли, шли, шли… По серебряной струне между ничем и нигде, между никогда и…

Мы шли. Наверное, надеясь куда-то прийти, но Отец наш, Дракон Хаос, еще не придумал, куда бы мы могли прийти. Мы просто шли. И была боль. И была радость. И была кровь. И быт тень тени среди теней — я. Никто и нигде, распятый между вечностью и бесконечностью абрис на кресте безвременья. И этот выматывающий душу звукKAП-КАП… Боль. Боль. Это всего лишь память о боли. Ни о чем. О тишине и звуке, о плоти и пустоте.

А пока была лишь струна, была лишь тонкая нить звука е пустоте, наполненной жизнью. В Хаосе.

А еще был лязг бронзовой чешуи. Рядом. Вокруг. Во мне. В нас. Лязг, отдающийся болью, сладостной и невыносимой. Потому что этот лязг — то, куда мы идем. Еще не придуманное и не оформленное, но уже тут. Уже где-то поблизости. Я чувствовал это всем своим еще не живым существом. И Дракон Хаос смеялся над нами, над струной, над еще не созданным Миром. Но он имел право. А потом возникло видение, и этот невероятный, еще не созданный, но уже завершенный Мир вторгся в нас, заново сотворил и разрушил все, что мы из себя представляли.

— Тоэнно всегда возьмет свое…»

— Это цитата из «Алмаза Изначалья», одной из глав «Янтаря Вечности», — Ринф хмыкнул. — Пусть Гюрза поинтересуется у Огненного Лиса о смысле этого эпоса. Ведь Хоори записал в него не только то, что видел сам, но и то, что знал Локи…

— Ладно, хватит. — Тигр отставил кружку и решительно поднялся. — Едем. Нам надо поторопиться.

Гриф некоторое время помедлил, допивая свой эль и глядя поверх кружки на собирающихся эльфа и Лишенного Имени, а потом решительно встал и, подхватив клинок, направился впереди всех к выходу.

К храму Световида трое путников выбрались уже под вечер. Закатное солнце окрасило шпили строения в кровавые цвета, и Ринф невольно передернул плечами. На мгновение ему почудилось, что ледяной северный ветер принес дыхание свежей могилы. Слишком многое и слишком часто стало говорить о смерти.

Двери храма, как всегда, были открыты, и изнутри на портал входа падало яркое сияние. Гигантская статуя Световида нависала над путниками, и огромные хрустальные глаза ее, показалось, осветились на мгновение багровым закатным светом.

— А бог-то гневается, — хмыкнул Тигр, но тут Ринф с неожиданным бешенством прошипел:

— Заткнись! Здесь не место для шуток!

Лишенный Имени открыл было рот, собираясь отбрить наглеца эльфа, но вдруг смутился и ничего не сказал. Гриф хмыкнул и первым спешился. Привязав коня, он, не оглядываясь, пошагал к входу в храм. Эльфу и Волшебнику ничего не оставалось, как двинуться следом.

Гриф поднялся по ступеням и шагнул внутрь храма, тут же канув в белом сиянии. Ринф и Тигр, прежде чем войти, помедлили, но только мгновение.

Свет обнял всех троих и, казалось, принялся осторожно подталкивать к замершей в отдалении жрице Световида в белой тунике. Она стояла подле алтаря и не смотрела на вошедших, но Ринф мог поклясться, что она знала, кто пожаловал в святилище.

— Здравствуйте, дети Огня, — пропела жрица, не оборачиваясь. — Меня зовут Арна. Что вас привело в наш храм?

Белый Тигр дернулся было вперед, потом шарахнулся в сторону и замер в нелепой позе, словно связанный светом, разлитым по помещению. Ринф с недоумением глянул на Лишенного Имени и покачал головой, не понимая происходящего. Зато Гриф, похоже, знал причину такого странного поведения Тигра и теперь, судорожно стискивая рукоять клинка, молча буравил спину жрицы. Та еще некоторое время подождала ответа и медленно обернулась. На мгновение Ринф даже зажмурился — столь невероятно красивой оказалась Арна.

— Я ждала вас— Она изящным движением откинула за спину стекающее по плечам золото волос и перевела взгляд на Тигра. — Здравствуй…

— Здравствуй, — шелестом пергамента на легком ветерке прозвучал ответ Лишенного Имени. — Я не знал, что ты жива… До сих пор…

Арна улыбнулась и жестом пригласила следовать за собой. Трое путников послушно побрели следом за ней, пробираясь сквозь свет, словно через чащобу, пока не вышли к столику розового дерева с двумя скамьями друг проти в друга. Эльф, наемник и Тигр уселись по одну сторону стола, а Арна опустилась на скамью по другую.

— Что привело вас в наш храм? — повторила она вопрос, тепло оглядев всех троих и лишь на мгновение задержав взгляд на Тигре, сидевшем опустив голову и уронив руки на колени.

— Нам нужен «Янтарь Вечности», — взял на себя перс говоры Ринф, так как Чародей и Гриф молчали. — У вас наверняка должен быть список.

— Разумеется, — Арна склонила головку набок и улыбнулась. — И даже не один. Вы можете получить список, если на то будет соизволение Световида. Переночуйте в храме, а наутро поговорим.

Тигр обреченно кивнул, и у эльфа с Грифом не оказалось другого выбора, как тоже согласиться.

— Арна… — Тигр отлепился от стены, у которой стоял уже битый час, ожидая жрицу. Его спутники давно спали, а к нему сон не шел. Потому что где-то здесь была Арна.

— Я слушаю тебя, — откликнулась жрица, останавливаясь и оборачиваясь к Лишенному Имени. — Только если ты хочешь говорить о прошлом, то… Нет, не стоит ворошить канувшее во Тьму.

— Нет Тьмы, нет Света… — негромко проговорил Тигр, глядя в сторону, и лицо его исказилось от боли воспоминаний. — Нас лишили Имен, а не Памяти…

— Я знаю, — Арна кивнула и отошла на шаг назад, почти слившись с сиянием. — Ты мне говорил: есть только Сумерки. Ты говорил: разделяющая их Граница только в нас. Ты говорил: мы можем выбирать. Я выбрала. Мы теперь по разные стороны одного Рубежа.

— Арна… — Тигр сжал кулаки, зажмурился на секунду и отвернулся. — Арна, я не собираюсь ворошить прошлое, я же все понимаю, но почему ты и тогда, и сейчас выбираешь совсем иное, совсем чужое…

— Ты говорил: есть вещи, по которым оценивают нас. Я не хочу, чтобы меня оценивали так, как вас. Я слишком слаба для этого. Мне не выдержать плена в Темнице у Корней Земли.

— Ты была сильной Волшебницей, свободной, яростной, бешеной, часто злой, но всегда вольной… Не верю я в то, что и теперь это — ты.

— Главное, что верю я, — Арна усмехнулась. — Ты считаешь, что быть тайной любовницей одного из поднявших восстание легче, чем гнуть спину перед алтарем Све-товида?! — в голосе Арны прорезались злые, металлические нотки, и Тигр резко обернулся, но перед ним была жрица этого храма, а не прежняя Волшебница. Изменился только голос— Ты ошибаешься, сильно ошибаешься. Оказалось, что мне проще ломать комедию перед Ог-нивовной, чем терпеть ваши — не мои, заметь! — муки!

— Арна, Арна… — Тигр горько хмыкнул. — Похоже, что каждый из нас теперь должен сталкиваться со своим прошлым. С тем прошлым, что мы помним, но уже не в силах вернуть. Прощай, Арна.

— Прощай, — она запнулась, явно не помня имени Тигра. — Прощай, мое прошлое.

Лишенный Имени развернулся на каблуках и стремительным шагом направился в комнату, где расположились на ночлег все трое. На душе у него была сумятица, гнетущее чувство сжало сердце холодными пальцами предвестника скорой беды. «Теперь уж точно — всё, — вдруг подумал Чародей, протискиваясь через душный свет. — Все ниточки оборваны, все долги оплачены. Нет, еще не все, но уже почти…»

Ринф проснулся еще затемно. На фоне чуть более светлого оконца он различил черный неподвижный силуэт Тигра, стоящего, опираясь на свой клинок. Эльф шелохнулся, и Лишенный Имени неспешно повернул на звук голову. За ночь, как показалось Ринфу, профиль Тигра заострился, приобретя хищность и жесткость.

— Ты не спал? — шепотом поинтересовался эльф, приподнимаясь на локте.

— Нет, — Тигр едва приметно качнул головой. — Как только рассветет, едем обратно, в Айлегрэнд.

— Айлегрэнд… — едва слышно повторил за Волшебником Ринф и упал обратно на подушку. Ему и хотелось вернуться, и в то же время — нет. Черный Город перестал манить эльфа, как это было когда-то, казалось, века назад, в Драконьих Пределах за Пепельными Равнинами. Там все мнилось простым и понятным. Пришли Лишенные Имен, сильные и смелые. Они просто непременно должны были навалять злой и нехорошей империи Алых, а потом наступит Золотая Эра…

В реальности же все оказалось совсем другим. Люди, боги, Чуды — все смешалось, все сорвалось с привычных, тысячелетия назад отведенных им мест и закружилось в причудливом вьюжном вихре, понеслось к пропасти, где за краем..,

Ринф не хотел знать, что там, за краем. Он вообще ничего уже не хотел знать. Просто плыл по течению, несся вместе со всеми в вихре и просто молился всем богам без разбору: пусть это будет в последний раз, больше уже никогда не повторится и, быть может, принесет какую-то пользу… Ну хоть какую-то.

— Ринф, Гриф, подъем, — проговорил Тигр, и наемник завозился на своей постели. — Все равно уже оба не спите.

— Да рано еще, — буркнул было нежелавший покидать теплую кровать Гриф, но Лишенный Имени довольно грубо, с активным использованием ненормативной лексики, повторил свое требование. И эльфу, и наемнику пришлось подниматься и, позевывая, собираться в путь. Бесшумно отворилась дверь, и в комнату, смешавшись со светом свечей, ворвалось белое сияние из основного помещения храма. На пороге застыла Арна и мрачно оглядела всех троих путников.

— Забирайте список и выметайтесь с территории нашего храма, — глухо произнесла жрица, швыряя на незаправленную кровать Грифа тяжелую шкатулку черного дерева с бронзовой оковкой, покрытой толстым слоем патины.

— Что случилось, Арна? — встревоженно спросил Тигр, резко отворачиваясь от окна и плавным, текучим движением вкладывая клинок в ножны. — Это из-за… — он запнулся и поджал губы.

— Нет, нет, — жрица замотала головой, и на ее глаза навернулись слезы. — Это из-за Альтх. Мне… И не только мне, сегодня было видение. Световид своей властью простер наш взор до Альтхгрэнда, до покоев Императора и… и… — она всхлипнула, вытирая тыльной стороной ладони мокрые щеки. — И мы все увидели жуткое чудовище об одном глазе, покрытое клочковатой черной шерстью, клыкастое и когтистое. Оно приняло облик Лакха и отдавало приказания его голосом… Оно… — Арна судорожно вздохнула и вдруг выкрикнула: — Мы не вмешиваемся в политику! Нас не интересует, что происходит! Зачем Световид нам это показал?! Это все из-за вас!

— Успокойся, маленькая. — Тигр бесшумно пересек комнату и обнял плачущую жрицу Световида. — Это не из-за нас, это потому, что видение ваше — чистая правда. А мысли богов нам знать не положено. Если Световид захотел так сделать, значит, так необходимо…

— Уходи! — вдруг люто, сквозь зубы, выплюнула Арна и, оттолкнув Лишенного Имени, убежала.

— Я убью его, — тихо произнес Тигр, оборачиваясь к Грифу. — Я убью Лакха!

Старый наемник покачал головой и, ничего не сказав, продолжил собираться.

Ринф сидел на кровати в своей комнате на постоялом дворе и нерешительно смотрел на черную шкатулку. Тигр и Гриф где-то пьянствовали уже второй день, и эльф надеялся только на благоразумие наемника, который не должен был допустить какой-нибудь беды. Сам же Ринф решил пока заняться изучением «Янтаря Вечности». Этот эпос он никогда воочию не видел. В Драконьих Пределах не сохранилось ни одного списка, и все передавалось на уровне легенд. Память у эльфов была долгой, но тем не менее многое потерялось. Однако Ринф вот уже второй день все никак не мог решиться открыть черную шкатулку. Он просто боялся.

— Страх — чувство постыдное, нам, эльфам, не присущее, — дрожащим голосом проговорил Ринф и решительно откинул крышку шкатулки. Ничего особенного не произошло. Подсознательно Ринф ожидал чего-то волшебного и необъяснимого, чего-то хотя бы яркого, но в шкатулке просто спокойно лежала небольшая по формату, но при этом пухлая книжица в бледно-зеленом сафьяновом переплете. Ни названия, ни тиснения — только серебряные застежки, отполированные многими прикосновениями. Видимо, к эпосу часто обращались служители Световида, хотя для других он считался запретным.

Ринф осторожно достал книгу из шкатулки и повертел в руках. Страх постепенно уходил, оставалось только жгучее любопытство, больше присущее людям, чем эльфам, но Ринф об этом не думал. Он осторожно расстегнул обложку и раскрыл книгу примерно на середине.

— «Изломанный нефрит воспоминаний», — прочел он название главки и на мгновение прикрыл глаза. Снова стало страшно. Мысли и чувства Хоори, первого существа, созданного Драконом Хаосом, записанные в эту книгу, манили своей чуждостью и ею же отталкивали. Ринф и хотел в них разобраться, и боялся этого.

— Эх, терять-то уже все равно нечего, — обреченно махнул он рукой и открыл первую страницу. — «Сумеречный аметист теней»? Отлично! С него и начнем…

«В темноте мерно капает вода. Однообразный, давно приевшийся до тошноты звук падающих на пол капель.

И почему-то известно: пол каменный, гранитный, с вырезанными на нем цветами, формы которых столь разнообразно-однообразны, что если бы не было темноты, то они в одно мгновение свели любого с ума. Говорят, что это и есть барельеф жизни и смерти, плоти и духа, бодрствования и сна. Говорят… Кто?!

Темнота окутывает все. Когда-то наполненное жизнью пространство теперь мертво и тихо. Только это разрывающее мозг кап-кап, кап-кап, КАП-КАП!!! И ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ!!!

Когда-то на гранитном полу, источенном сейчас капающей из ниоткуда водой, стояли столы и вокруг них толпились гости, смеющиеся, танцующие, поедающие яства. Шорох шелков и бархата, шепотки, загадочные взмахи ресниц и волнующие колебания вуалей… Теперь — темнота, теперь — тишина. Бронзовые светильники на тысячу свечей не вспыхнут, повинуясь едва приметному движению брови, не вызолотят своим светом яшмовые, нефритовые и янтарные колонны, не расцветят парчовые драпировки на стенах… Величественный слуга в серебряной ливрее и с рубиновым жезлом в два его роста, больше не войдет в эти залы, не объявит звучным голосом о прибытии гостей… Не заиграет невидимый оркестр божественную мазурку, изящный вальс или задорную польку… Ничего. Пусто. Темно. Кап-кап. Ждать. Вспоминать. Ненавидеть…

Навеки затворилась камнем в пещере и обратилась в мумию скандалистка Аматэрасу; омрачила свой лик и исчезла во Тьме Ночи Тоэнно; не станцует более развратница Амэно Удзумэ; навеки изгнан буян Сусаноо… Тхен Фак-хын утонул в потопе, им же самим и устроенном… Паньгу раздавлен обломками грязного неба, и останки его смешались с землей; девочка по имени Жэнь заживо спалила на жертвенном алтаре Нюй-ва; запутался в собственных сетях Фу-си; без всякой причины поубивали друг друга Фэн-бо и Юй-ши… Упал с небес и разбился Сурья; Индра случайно убил ваджрой Шиву и умер от мук совести; Вишну сошел с ума и растворился в Асат, тоже больше не существующем…BoxyМана, Ахура-Мазда и Ашу Вахишта не поделили с Другом, Ака Мана и Айшмой ездового льва-грифона, передрались и были развеяны в прах Заратуштрой, впоследствии растворившимся вместе с Буддой в нирване… Инара повесилась на Иггдрасиле; сгинул в неведомом Теле-пину… Шамаш и Ушу, Иштар и Инанна, Адад и Ишкур, Син и Наина, Осирис и Сет, Анубис и Тот, Исида и Нут, Тосмису иAнy… Где они теперь, что с ними стало? Куда пропали Владыка Тимериннона Локи, вспыльчивый Перун и прячущий от Фригг поллитровку Один, замученный вечными поездками Скирнир и виршеплет Браги, недалекий Зевс и хромоногий Гефест, шлюха Афродита и воительница Алура, мрачная красавица Магура и истеричная Мария?..

Неведомо. Тишина, темнота и лишь эта осточертевшая капель в темноте…

Тень тени среди теней. Она бродит по сумеречным залам, слушает стук капель о гранитный пол и с ужасом думает о том, когда опять все укутает тьма и растворит тень е себе, когда исчезнет это бледное подобие формы, таская жизнь в мертвом мире. Тень бродит из зала в зал, мечтает всего лишь о вдохе, глотке вина или звуке ветра, но мертво все в чертогах, наполненных вечность назад жизнью.

«Когда-то меня звали Тенью Огня…»

Тень тени среди теней шепчет плоскими губами свое имя, цепляясь за него и мечтая снова увидеть живой золотистый огонь. Но застывшая в капле янтаря, упавшей в бесконечность океана Вселенной, вечность намертво сковывает тень, сдавливает ее в два измерения, вырывает из уст имя, но все напрасно. Тень продолжает помнить, как ее звали тысячи миллионов веков назад всего на одной исчезающе малой песчинке материи среди безбрежной, наполненной жизнью пустоты. Но именно это и не нравится Хозяину залов и снова укрывает чертоги мертвых богов, припавших где-то между вечностью и бесконечностью янтарной реки липкого времени, Тьма…

«Меня звали Хоори, Тень Огня, — говорит тень тени среди теней, — меня так звали,.. Теперь я тень-воспоминание, абрис боли на мраморной стене, гниющая муха, попавшая в янтарь…»

И тень тени среди теней, которую когда-то звали Хоори, вспоминает, пока снова не наступают сумерки и он не отправляется бродить по пустым залам с гранитным полом. Бесконечно долго падает на пол вода, стачивает вырезанные цветы и все никак не может сточить. Разрывает мозг этот звук: кап, кап, кап-кап, кап… И остается — ненависть.

Тень Огня падает на мраморную колонну с рубинами, но не чувствует этого. Хоори давно мертв, как и все здесь, но признать этого никак не может, не хочет, не в силах. Жить, ненавидя вечность, храня воспоминания о том, что здесь было раньше, о Небесном Доме, пограничной тропе, скале Мудрости Тимеринноне, Межмирье… О жизни.

Хоори осталось только вспоминать и слушать звук падающих на пол капель вечности. И звук такой же вязкий, как янтарь, бесконечный, медленный, выматывающий силы и душу. По ненависть сильнее смерти, хотя ненавидеть уже давно некого…»

Ринф отложил книгу и подошел к окну. Читать дальше он не мог: руки дрожали, перед глазами все плыло, зубы лязгали от страха, в голове что-то звенело. Эльф понимал, что он просто слишком свыкся с мыслью о том, что всего этого знать смертным не положено, чтобы не случилось беды или еще чего похуже, но ничего не мог с собой поделать.

Вдруг кто-то пинком отворил дверь, и Ринф едва не подпрыгнул от слишком резкого звука. Стремительно обернувшись, эльф имел сомнительное счастье наблюдать загулявшую парочку его спутников, причем Гриф, с основательно попорченным лицом, нес на плече совершенно невменяемого Белого Тигра.

— Эт' наш' комнат', — глотая окончания, заплетающимся языком произнес то ли вопросительно, то ли утвердительно наемник.

— Ваша соседняя, — устало проговорил эльф. — Пойдем, провожу.

Он взвалил Тигра себе на плечо и тут же понял, что зря это сделал. Гриф, потеряв ношу, потерял и равновесие и теперь был способен передвигаться исключительно при посильной поддержке со стороны всегда радой прийти на помощь стены. Хорошо, что комната наемника была поблизости. Эльф решил не тащить Тигра в его номер и, не слушая возражений Грифа, уложил Лишенного Имени на единственную постель в комнате.

— Agtsenhaeslagrassel. Zihazutshaesgiilte…Tsvin, короче, — выругался Гриф, усаживаясь на пол и закутываясь в плащ. — Чего ты, r'okke ol zutsh gliignteg, смотришь? Думал, мы напиться не можем? Можем… Tuel ilh wes ag-tsenha отсюдова!

Ринф хмыкнул. Ругань наемника прогнала страх, вызванный чтением «Янтаря Вечности», и теперь эльфу уже совершенно не хотелось уходить из этой комнаты и возвращаться к книге. Потому он и не спешил. Ринф стащил сапоги со спящего мертвым сном, пьяного в стельку Тигра, поставил их рядом со столом и теперь придумывал, куда бы уложить умолкшего, но так и не поднявшегося с пола Грифа.

— Начитался своего драгоценного «Янтаря»? — вдруг поинтересовался наемник, поднимая мутный, залитый спиртным, взгляд на эльфа. — Умный теперь, наверное… Все наперед знаешь. А ведь частенько гораздо меньше мы знаем о прошлом. Вот, например, эта Арна. Кто ж знал, что она жива и теперь всего лишь жрица Световида? А раньше… О, ты не видел ее до падения Айлегрэнда! Сумасшедшая красота совершенного тела не вступала в диссонанс с острым умом и прекрасно гармонировала с бешеным нравом… И кто бы мог подумать… А я и не знал, что Тигр ее действительно любил… Я думал…

Гриф так и не высказал свою мысль, упал на бок и захрапел. Ринф вздохнул, махнул рукой, решив, что в теплом плаще крепкий наемник не замерзнет, и вернулся в свою комнату.

Закат червонным золотом стекал по оконным стеклам, уступая место лиловым сумеркам. Ринф сел па широкий подоконник и прислонился щекой к холодному стеклу.

— Я всего лишь снежинка в вихре подобных, — пробормотал он негромко. — Я всего лишь…

— Ты эльф и этим все сказано, — прозвучал знакомый голос, и Ринф приоткрыл один глаз, успев заметить около двери синюю нить схлопывающегося портала. Рядом со столом посреди комнаты стояла Гюрза и медленно стягивала с рук перчатки. — Вы нашли?..

— Да. — Эльф кивком указал на черную шкатулку. — Только… Тебе надо бы поговорить с Локи. Огненный Лис знает гораздо больше, чем кажется.

— Где же я его найду? — хмыкнула Гюрза, осторожно беря в руки бледно-зеленую книжицу.

— А ты угадай! — Ринф рассмеялся. — Кое-что в «Янтаре Вечности» может оказаться полезным и при жизни, не только после смерти.

Гюрза вскинула на эльфа непонимающий взгляд, а потом вдруг несмело улыбнулась.

— Ты ведь знаешь уже, что я еду в Близкое Приграничье, верно?..

Ответить Ринф не успел. Лишенная Имени, явно воспользовавшись заранее заготовленным сквиллом, открыла портал и канула в его черно-фиолетовом нутре.

Локи встряхнул стаканчик и выбросил кости на стол. Три шестерки и одна тройка. Результат более чем замечательный, особенно когда он выпадает пятый раз подряд. Чужими костями. Локи поморщился. Если кости падали не шестерками вверх, значит, где-то он совершил промашку, что-то сделал не так.

Рослый Пограничник хмыкнул и сгреб кости. Его это уже не забавляло. Он пять раз подряд выбросил три шестерки и единицу. Самое минимальное, в чем он подозревал Локи, — это в использовании Волшебства, но пока опасался об этом заговаривать.

Локи закрыл глаза, загадал желание и представил катящиеся по столу кости. Пять и три. Действительно, где-то он здорово дал маху. Но где?

— А мне-то почем знать, — пожал плечами Пограничник и бросил кости. Три шестерки и единица.

Локи хмыкнул, поняв, что произнес последний вопрос вслух. Такая игра в кости его не развлекала, а лишь заставляла задуматься. На равных в игре он чувствовал себя только с Алурой, но и тогда случались вот такие шуточки, когда иллиа Судьба настойчиво намекала на что-то. На что?

От подобных размышлений третий день подряд разболелась голова, но и откинуть эти мысли Локи не мог. По опыту он прекрасно знал, что последствия подобного небрежения к намекам Судьбы заканчивались, как правило, очень большими неприятностями. А Локи неприятностей не любил. Когда они приходили, он их встречал лицом, а не бегал от них, но все же они были неприятны.

— Еще раз кинем? — предложил Пограничник.

— А какой толк? — Локи пожал плечами и отодвинул стаканчик с костями в сторону. Пограничник закрыл его крышечкой и убрал в карман. После второго совпадения они даже ставок не делали, просто надеясь переупрямить кости, но они всегда падали одинаково.

— Может, в карты? — Пограничнику было так же, как и Локи, муторно от долгого стояния на одном месте, и он не знал, чем бы ему заняться.

— Да нет, пожалуй.

С картами было еще хуже. Локи на руки шли все самые крупные карты, но всякий раз он едва не проигрывал. Вот это «едва» и «чуть-чуть» раздражало больше всего. Что имела в виду Судьба? Что?

Локи не знал.

После смерти Одди прошел целый месяц. С того момента лагерь Пограничников совсем немного продвинулся на юг, а командование целиком и полностью перешло в руки Алуры. Яровитовна занималась этим с превеликим удовольствием, но кидаться в бой не спешила. А осень уже вступила в свои права и того гляди могли начаться дожди. Вряд ли кому хотелось мокнуть в открытом всем ветрам лагере или на марше, и Алура металась в поисках выхода.

Локи же скучал. Он не помогал Алуре, не следил за Огнянкой. Он просто хотел понять, на что ему настойчиво намекала Судьба. Просто понять.

Пограничник оглянулся на ближайший костер и потер переносицу средним пальцем. Локи тоже учуял запах разваренного мяса и ячменя. Есть совершенно не хотелось, и он максимально вежливо надоумил Пограничника, что тому неплохо бы подкрепиться и оставить на время Локи в покое. Воин ушел, оставив рыжеволосого бога в одиночестве за походным столиком. Этот столик со стулом смотрелся довольно странно на голом месте посреди лагеря, но Локи не позволял его убирать, часто используя для игр в карты или кости.

— Не пора ли нам в Айлегрэнд? — сам у себя спросил Локи и потер лицо руками. Объясняться с Лишенными Имен ему совсем не хотелось, как не хотелось бросать на произвол судьбы это соединение, неплохо себя показавшее в нескольких довольно серьезных стычках с имперцами. Но нельзя же было сидеть на этих сопках вечно?!

Локи вытащил из кармана стаканчик с костями и вытряхнул их на столешницу. Кубики из огненно-золотого янтаря покатились по столешнице и замерли четырьмя шестерками вверх. Локи помотал головой и снова собрал кости в стаканчик. Хорошенько его встряхнув, он бросил кости на стол. Четыре шестерки. Кости были идеально сбалансированы и ни одна из граней не была тяжелей другой. И это не была случайность.

«Что мне хотела сказать иллиа Судьба? — недоуменно подумал Локи. — Какая моя мысль так разительно изменила расклад последующих событий?» Уразуметь этого он не смог. Судьба — загадочная дама и чувство юмора у нее весьма своеобразное. В этом Локи убедился довольно давно, когда Судьба четко и недвусмысленно объяснила молодому обожествленному варвару, что даже боги обязаны ей подчиняться. Судьбу не сломить и не развернуть, как тебе угодно. Девица сама решала, что и кому выпадет. Иногда, правда, соизволяла давать Людям подсказки. Для богов она почти всегда шла на такую уступку, И, значит, какое-то решение Локи, еще им самим не осознанное, что-то переменило в будущих событиях. И Локи очень хотелось бы знать, какое именно. Но Судьбе не задают вопросов, а просто делают так, как она велит. Иначе смерть.

— Пожалуй, надо до снега вернуться в Айлегрэнд. — услышал Локи голос Алуры.

— Да, конечно, — поддакнул ей Ашерри тайх Сург. Локи поморщился. Алура прибрала этого юнца к рукам так быстро и так нагло, что тот даже не успел опомниться, а военачальников, даже таких молоденьких, надо уважать. Вот уж чего Алура не поймет никогда, считая, что сравниться с ней могут лишь Перун да Тор.

— Конники! — раздался крик караульного с северного конца лагеря,

Локи бросил взгляд на Алуру, и та кивнула. Они оба уже знали, кто пожаловал в лагерь затерянного в Близком Приграничье отряда.

***

Андрей сидел в «Семерых Козлятах» за угловым столиком и мрачно поглядывал на вход. Ему хотелось, чтобы вернулась Кобра и разогнала его мрачное настроение своими замечательными песнями. Хотелось, но менестрель пропала уже больше трех месяцев назад и с тех пор не появлялась. А назавтра был назначен поход на Пограничье. Лакха считал, что больше откладывать его не стоит. Для начала посылали Серый Отряд, дабы он побродил по Близкому Приграничью и, по возможности, разведал обстановку. За это время к лесам Пограничья будут стянуты силы, способные раздавить войска Айлегрэнда.

В зал трактира вошел Медведь и, заметив Андрея, направился к его столику. Лицо сотника было мрачнее тучи.

— Гоже не нравится предстоящее дело? — вместо при-ветствия поинтересовался он у Элайна, подсаживаясь к нему за столик.

— Ну да, — Андрей кивнул и хлебнул пива из объемистой кружки. Напиток показался кислым и слишком уж сильно пахнущим солодом. Сотник раздраженно отодвинул кружку и поставил локоть на стол, подперев кулаком подбородок. — Не пойму, почему. Раньше проволочки и отсрочки раздражали и злили, но не вгоняли в мрачность. Теперь же, когда наконец-то решили раздавить Пограничье, — муторно сделалось…

— Вот-вот. — Медведь хлопнул по столешнице раскрытой ладонью, и его брови съехались к переносице. — Чайка, сама того не понимая, все повод ищет остаться в Литгрэнде. Она не хочет вести отряд в Приграничье.

Андрей вздохнул и на секунду закрыл глаза. О его выходке в покоях Чайки не знал никто, но командир Серого Отряда с тех пор часто беседовала с Элайном, стараясь вытащить у него как можно больше информации о тех странных словах Лишенные Памяти. Она словно бы сама чувствовала что-то, рвущееся со дна души к сознанию. Чувствовала и боялась этого, как когда-то боялся Андрей. Теперь он свыкся с мыслью о том, что когда-то Серый Отряд воевал на стороне Лишенных Имен и за то был наказан лишением Памяти. Теперь это все не имело значения. Андрей был уверен, что Пограничники точно так же поубивают их, ежели представится такая возможность. Единственное, с кем не хотелось никому, кроме буквально нескольких человек, столкнуться — это с Грифом. Андрей глубоко сомневался, что у него поднимется рука на старого наемника, но кое у кого она очень даже поднялась бы.

— Жаль, Кобры нет, — вздохнул Медведь, окинув зал тоскливым взглядом. — Она всегда и всех умела успокаивать. Хороший менестрель.

Андрей пробормотал что-то согласное и закрыл глаза, чтобы не видеть раздражающего серого плаща на плечах Медведя. И не думать о том, что на нем самом точно такой же. Об этом думать не хотелось, как не хотелось думать ни о чем вообще.

— Ладно, хватит киснуть. — Медведь встал. — Пора бы начать сборы. А то получится, что рядовые будут готовы, а командиры в спешке носки забудут. Или платки носовые.

— Дюжину носовых платков, — усмехнулся Андрей и тоже встал. — Ладно, идем.

Локи надеялся, что ему удастся отвертеться от встречи с Гюрзой, но глубоко ошибся. Уже затемно, когда он у костра играл с Алурой в кости, Гюрза возникла из темноты и окинула божественную парочку взглядом, способным коня на скаку остановить и свалить всадника на землю.

— Дори, что с твоими волосами? — поинтересовалась Лишенная Имени таким ледяным тоном, что даже Алуре было чему поучиться. — Да и что-то слишком ты повзрослел буквально за пару месяцев, посуровел…

— Локи, — поправил рыжеволосый бог Гюрзу. — Мое настоящее имя Локи.

— Локи? Огненный Лис, значит… — Гюрза заломила тонкую бровь и смерила Локи взглядом, словно кафтан ему собралась шить. — А ты? — Она посмотрела на Алуру, и та поднялась на ноги, положив руку на рукоять секиры, — Откуда ты взялась? Тоже из Небесного Дома?

— Да, говорили мне, что осведомленность Лишенных Имен переходит все границы, — холодно проговорила Перунова внучка, но в ее голубых глазах загорелся огонек интереса. — Мое имя Алура. Я сопровождаю Стефанию Огнивовну до тех пор, пока она не вернется домой.

— Ясно, семейные и клановые дела, — Гюрза понимающе хмыкнула, словно что-то знала, раздраженно мотнула головой и снова уставилась на Локи, словно намеривалась с него шкуру снять. — А тебя-то как сюда занесло? В такую даль от твоего Небесного Дома?

— Ний. — Локи тоже поднялся на ноги и теперь смотра на стройную Лишенную Имени сверху вниз. Гюрза даже непроизвольно отступила на шаг. Локи знал, что богов она уважала, но не боялась. Но сейчас в ее глазах Метнулся страх. — Он нашел себе помощника или союзника — не знаю еще — ракшаса Гхатоткачу. Очень неприятная парочка получилась. А если они примут решение о Связи, то все… Со Стефанией можете попрощаться.

— Ясно. — Гюрза едва заметно постукивала каблуком сапожка по земле и смотрела на пламя костра. — Огонь Световидович не предупредил меня, что ты здесь будешь. Про Алуру сказал, а про тебя — нет.

— А он и сам не знает, что я здесь, — Локи передернул плечами и решил, что все-таки стоит затянуть шнуровку у горловины рубашки. Холодный ветер уже начал пробирать его, но застегивать пуговицы и затягивать шнуровки на одежде Локи страшно не любил, предпочитая, чтобы его вид ясно давал понять вероятному противнику, что перед ним какой-то очередной бессмертный раздолбай, но уж никак не серьезный враг. В Небесном Доме подобным вряд ли бы кого удалось обвести вокруг пальца, но здесь вполне могло сработать. Но не с Лишенными Имен, как понял Локи. С этими Волшебниками надо было держать ухо востро.

— Локи, ты сможешь переломить ход битвы? — поинтересовалась Гюрза, глядя в зеленые глаза бога и непроизвольно ежась от того, сколько видела в них мудрости и знания, — У нас не так много сил, а Лакха все-таки начал поход.

— Нет, я же сейчас не бог, — Локи невесело рассмеялся, — Сейчас я простой смертный, самый обыкновенный Волшебник не из самых сильных… Знаю, конечно, побольше всех вас пятерых вместе взятых, но это мало поможет как вам, так и любому другому.

Гюрза кивнула, словно этот ответ и ожидала услышать, а потом просто развернулась и канула во тьму. Алура покачала головой, глядя вслед Лишенной Имени, но промолчала. Локи тоже ничего не хотел говорить. Ему надо было подумать.

Гюрза приехала в отряд, плутающий по Близкому Пограничью, из-за того, что узнала о планах Серого Отряда и его скором здесь появлении. Привести войско она не могла, да и большую часть этого отряда отправила обратно в Айлегрэнд, оставив всего пятьдесят воинов, Стефанию с Алурой и Локи. Что Гюрза задумала, было

неясно, но сколько бы Локи не кидал кости, они выпадали тремя тройками и единицей. А это означало такие неприятности, что все предыдущие покажутся просто приятными сюрпризами.

После прибытия Гюрзы Локи старательно избегал встречи с ней, всегда находя отговорку, когда его приглашали в шатер Лишенной Имени. Ему очень не хотелось рассказывать ей о себе и о том, почему он оказался в Танэль. Но пришлось. Врать и юлить Локи не собирался. В данном случае правда была лучше всякой лжи.

Алура осторожно коснулась плеча Локи и тот непроизвольно вздрогнул.

— Я чую сражение, — проговорила Алура, умевшая с точностью до часа предсказывать время предстоящей драки. — Завтра будет бой, — проговорила Яровитовна, и впервые Локи не увидел в ее глазах радостного блеска от предчувствия сражения. — Нам надо уйти и увести с собой Стефанию.

— Она не уйдет, а применять силу не хочется, — Локи качнул головой и сел на одеяло, скрестив ноги. Алура опустилась рядом с ним на колени и наклонилась к самому его лицу. От нее пахло снегом и свежестью. Локи улыбнулся, когда пальцы Алуры коснулись седой прядки в его челке и зарылись в волосы. Он знал, что ей нравилось прикасаться к его волосам.

— Ты никогда не рассказывал мне о том, откуда у тебя появилась седина, — негромко проговорила Алура, всматриваясь в лицо Локи. — Она появилась у тебя так давно, еще до моего рождения. Ний только добавил серебра в огонь.

— Пустое, — Локи мотнул головой, и Алура отдернула Руку. — Давно это было, забыл уже.

Это было враньем. Локи просто не любил вспоминать о том, как в его огненно-рыжих волосах появилась седина. Алура была права — Ний только добавил маленькую седую прядку в челку. А все остальное было приобретено много раньше, почти сразу после его прихода в Неясный Дом.

Когда Локи был еще слишком молод и самонадеян, хотя уже в те годы стяжал славу хитрого и изворотливого бога. Но этого было мало, ему в те времена всего было мало, и он решил обрести знание и мудрость, да так, чтобы они пришли сразу, как к Одину. Об одном Локи забыл — о единственном глазе Отца Дружин. Он не думал, что платить надо за все и даже богам, и отправился на Тимериннон — скалу Мудрости, где каждый может получить то, что хочет, да не каждый может добраться до ее вершины. Волшебство и все свое могущество даже боги оставляли у подножия Тимериинона. Человек ли, бог ли, Чуд любой мог подняться на вершину, пройдя множество испытаний и не полагаясь ни на что, кроме себя самого и своего клинка. И еще нельзя было повернуть назад. Ступив на первую каменную ступень лестницы, вырубленной в скале Тимериннона, уже нельзя было остановиться.

Локи пришел к Тимериннону и начал восхождение. Он даже не задумывался о том, почему Один предпочел отдать глаз, а не лезть на Тимериннон. Но вскоре понял и пожалел о том, что потащился на эту скалу. Вернуться Локи не мог — его в этом случае ждала неминуемая смерть; не мог и хитрость свою применить — не было тех, на ком он мог бы ее применять. Он просто тупо шел вперед, отмахиваясь от диких видений, накатывающих на него, стоило лишь отвлечься и подумать о чем-то ином, кроме пути наверх. Он отбивался от появляющихся из ниоткуда монстров, терпел боль от ран, которые не мог обработать и перевязать, смирился с голодом, жаждой, страхом — раньше он был варваром и привык ко всему этому, но самое страшное ждало его впереди.

Когда он добрался до вершины — Локи не ведал, сколько времени ему потребовалось на этот путь, — его ждало последнее испытание. Последнее и самое страшное.

Лестница заканчивалась огромным полупрозрачным кольцом из какого-то неведомого искрящегося голубизной камня. Только сквозь это кольцо и можно было пройти на плоскую вершину Тимериннона. И Локи вступил в кольцо.

То, что в летописях называли «испытанием самим собой» и «испытанием будущим», казалось чем-то забавным и просто любопытным, но совсем не страшным. Но первый же шаг Локи убедил его в обратном. Сначала на него обрушились видения, связанные с какими-то его поступками, и были они слишком реальными. Локи жил в них, в каждом отдельно и во всех разом. Он проживал тысячу тысяч жизней, и каждая из них была наполнена страданием и болью. И все они заканчивались страшными и дикими смертями. Тимериннон заботливо указал Локи на все его страхи и на самый главный, от которого он и сбежал в Небесный Дом. Тогда тот юный варвар просто не хотел умирать и боялся смерти. И Тимериннон самым жестоким и диким образом излечил молодого бога от этого страха. Заставил его понять и принять неизбежное и подготовил к неминуемому. К тому, что называется Судьбой.

Локи не ведал, через сколько мгновений, часов, лет, веков или эпох он сделал следующий шаг, чтобы встать лицом к лицу со своим будущим. Вся его судьба, раскрытая, словно развернутый пергаментный свиток, предстала перед ним во всех подробностях. При всем желании увиденное не могло понравиться Локи, и он хотел бы обо всем забыть, выкинуть из головы и памяти или хотя бы изменить предрешенное, но не мог. И каждый год убеждал его в том, что неминуемое потому и называется неминуемым, что никуда от него не деться. Конечно, Локи не запомнил мелких подробностей, наподобие завтрашнего боя, в итоге в голове остались только самые крупные, поворотные события, но и этого с лихвой хватало, чтобы трястись от страха, ожидая Судьбы.

Когда же Локи сделал третий шаг, то оказался на вершине Тимериннона, на ровной площадке, шагов пятьдесят в ширину и столько же в длину. Посреди этой площадки стоял золотой постамент, и на нем покоилась огромная книга. Из-за кольца Локи не видел всего этого, но сейчас это казалось неважным.

Локи приблизился к постаменту, и книга медленно превратилась в платиновую чашу, украшенную горным хрусталем и золотистыми «драконьими слезами»— исключительно редкими и дорогими камнями. Чаша была наполнена серебрящейся жидкостью, и время от времени на ее поверхности вспыхивали едва заметные голубые язычки пламени.

«Ты возжаждал мудрости и довольно за нее заплатил, — проговорила неожиданно соткавшаяся из воздуха туманная фигура в сером плаще. — Тебе осталось заплатить последнее и цена будет взыскана с тебя полностью и со всей строгостью. Пей и возвращайся в свой дом».

Локи не успел даже слово сказать, а фигура уже исчезла. Рыжеволосому богу ничего не оставалось, кроме как поднять оказавшуюся неожиданно тяжелой чашу и в два глотка выпить обжегшую рот и горло жидкость. Локи чувствовал, как она скатилась в желудок и застыла там ледяным комом. Он уже знал, что произойдет дальше, и приготовился, вцепившись зубами в рукав куртки. Но нахлынувшая боль превосходила все мыслимые пределы, и Локи закричал так, что, казалось, сам Тимериннон содрогнулся от этого вопля.

А потом он потерял сознание.

В себя Локи пришел через довольно много времени. Он открыл глаза и с удивлением понял, что лежит у подножия Тимериннона, где оставил своего коня и некоторые вещи. С трудом встав, Локи прислушался к себе и ощутил очаги медленно гаснувшей боли, но после всего случившегося она казалась совсем не страшной и далекой. Локи не знал, почему та, другая боль не убила его на месте, и сейчас просто радовался тому, что остался жив. «Пока еще», — напомнил богу из самой глубины души голос насмерть запуганного варвара. Но Локи все равно радовался, что уцелел, и, хотя не чувствовал в своей голове прибавления знаний и мудрости, был доволен.

А потом, по пути обратно, он заметил, что легко мог судить о совершенно ранее незнакомых вещах, гораздо легче стал обращаться с Волшебством… Он сразу догадался, что приобретенное им знание просто выплывает наружу из глубин сознания, когда в нем есть необходимость. И тогда Локи понял, что заплатил не напрасно и получил то, что хотел.

Вернувшись, он никому не сказал о том, где был, и лишь уже в Небесном Доме, подойдя к зеркалу, увидел, что в огненно-рыжих волосах его засеребрилась седина. Когда конкретно она появилась — Локи не знал, ко и убрать Волшебством он ее не смог.

«Напоминание о плате», — прозвучал в голове Локи голос той самой туманной фигуры.

И Локи помнил, как помнил обо всем увиденном на Тимеринноне. Нынешний же Локи предпочел бы отдать оба глаза и правую руку, но никогда не подниматься на скалу Мудрости. Боги никогда не заглядывали в будущее, в свое будущее, и, как правило, не хотели о нем знать. А Локи теперь знал свое и не был рад этому обстоятельству,

— Я почему-то плохо чувствую завтрашний бой, — вырвал Локи из воспоминаний голос Алуры. — Что ты можешь сказать? Может, твоя удачливость нам поможет?

— Сомневаюсь. — Локи обнял Алуру и уткнулся носом ей в макушку. — Главное, это увезти оттуда Стефанию. Три тройки и единица выпадают не зря.

— Ох… — Алура обняла Локи за шею и прижалась щекой к его груди. — Дамкой на а5.

— Шар в угловую лузу, — привычно откликнулся Локи, моментально проанализировав все смыслы брошенной Алурой фразы.

— Фазан в клетке.

— Шах на третьем ходу.

— Дубль пять.

— Три тройки и единица, — еще не договорив фразу, Локи вздрогнул. Она подходила по всем смыслам, и он свил ее автоматически, не сразу заметив еще один смысл, не предусмотренный игрой.

— Да, похоже, завтра у нас начнутся очень большие неприятности. — Алура отстранилась от Локи и взглянула ему в лицо. — Надо поспать. Не хотелось бы завтра задремать в седле и рухнуть под копыта коней Серого Отряда.

Анна Купа ехала по правую руку от Андрея Элайна и рассеянно слушала его болтовню о кухне «Семерых Козлят». Она понимала, что он будет говорить о чем угодно без умолку, лишь бы Анна не начала задавать вопросы о том, где он пропадал столько лет, чем занимался и с кем. Частично она знала о его похождениях в Приграничье, но хотела бы услышать подробности, а Андрей наоборот стремился сохранить если не все, то очень многое в тайне. И Анне это было неприятно. Она считала Андрея почти что своим другом, а сейчас чувствовала толстую стену скрытности и лжи, выросшую между ними.

В поход с Серым Отрядом Анна напросилась из-за того, что ей хотелось бы побывать в Приграничье и — может, улыбнется Удача? — встретить хоть кого-то из выживших в той схватке разбойников. Она попросту хотела отомстить, но в одиночку не собиралась даже приближаться к Близкому Приграничью. А экспедиция Серого Отряда оказалась очень даже кстати.

Из леса, находившегося примерно на расстоянии семи миль, вылетел конный разъезд Серого Отряда и помчался к Чайке, ехавшей во главе колонны.

— Отряд! — выдохнул один из разведчиков, осадив своего коня около Чайки, и все, услышавшие это, навострили уши. Андрей и Анна находились прямо за спиной Чайки, и им не пришлось напрягать слух, чтобы услышать рапорт разведчика. — Небольшой отряд, порядка полусотни. Судя по одежде и нашивкам — Пограничники! Идут к опушке и скоро выскочат прямо на нас!

Чайка кивнула и велела разведчикам встать в строй. Хмуро оглянувшись на колонну Серого Отряда, Чайка скользнула взглядом по Андрею и пожала плечами. На ее изуродованном шрамом лице отразилась внутренняя борьба, словно она спорила сама с собой.

— Две с половиной тысячи на полусотню, — тихо проговорила Чайка, но Анна ее услышала. — Но приказ есть приказ.

Меньше чем через минуту Чайка отдала соответствующие обстановке приказы сотникам, и Серый Отряд рассыпался по полю, выстроившись широкой дугой от лысого холма до покрытой деревьями сопки на опушке леса. Едва только они перестроились, из леса показались конники. Их действительно было около полусотни. Они выехали на опушку и остановились. Анна могла поспорить, что они знали о Сером Отряде — столь спокойно и невозмутимо Пограничники выглядели. Сначала иллиа Купа подумала, что они выкинут белый флаг переговоров, но конники просто стояли, и трое из них о чем-то совещались. Серый Отряд начал медленно перестраиваться, стягивая дугу и готовясь к атаке. Чайка оглянулась на Андрея и окинула его мрачным взглядом.

— Возьми еще пятерых и поинтересуйся у Пограничников, не хотят ли они сдаться, — приказала она, и Элайн так же хмуро кивнул. Анна просто поражалась настроению Серого Отряда. Вместо радостного возбуждения от похода на Пограничье, они мрачнели с каждым днем, и хмурость их была просто поразительной.

Андрей махнул рукой Анне и еще четверым гвардейцам из своей сотни и направил коня в сторону замершего на опушке леса отряда. По мере приближения Анна все четче видела Пограничников и поразилась, сколь разношерстной была эта компания. Наемники в легких и причудливых бронях, часто столь плотно покрытых золотой или серебряной таушировкой, что и основной металл не видно. И в то же время у многих кирасы и бахтерцы были излишне потрепаны, словно их носили, не снимая много лет, и каждую неделю доспех участвовал в жестокой сече. Но большинство было облачено в добротные кольчуги и вооружено внушительными полуторниками или секирами. Во главе отряда находились четверо тоже довольно странного вида людей. Один человек был облачен в кольчугу плотного плетения. На его голове красовался круглый шлем с кольчужной маской, скрывающей лицо. На зерцале, надетом поверх кольчуги, Анна рассмотрела странный знак— спираль, внешний конец которой распрямлялся вверх и раздваивался. Больше всего это напоминало свернутую змею. По левую руку от человека в шлеме Анна увидела высокого рыжеволосого мужчину, показавшегося ей смутно знакомым. Она некоторое время пыталась понять, кого же он ей так напоминает, пока в голове не всплыло имя Дори — одного из кадетов Саулле, которого Анна несколько раз там видела. Только этот рыжий не мог быть Дори. Тот был совсем еще юнцом, а этому человеку на вид было под сорок, и в его лице было слишком много суровости и мужественности, чего было лишено лицо Дори.

Одет Пограничник был довольно странно — доспехов он не носил, но зато на нем была кожаная куртка с множеством карманов и застежек. Даже на рукавах были карманчики и застежки. Анна покачала головой, не понимая, зачем нужно столько всего с собой носить. Белоснежная рубаха рыжеволосого была расстегнута у горла, хотя время отнюдь не летнее. Весь вид этого человека словно бы говорил о том, что он простой раздолбай, а не кто-то серьезный. Однако два относительно коротких меча на поясе рыжеволосого намекали об обратном.

Подле развалившегося в седле и флегматично поглядывающего на приближающихся парламентеров рыжего находилась стройная девушка с белоснежными волосами и черными бровями и ресницами. Она была одета почти в такую же куртку с множеством карманов и застежек, как и у рыжеволосого, но вся ее одежда была умеренного серого цвета стального оттенка и находилась в гораздо большем порядке. Да и вид у девушки был такой, что, несмотря даже на то, как расслабленно она сидела в седле, сразу было понятно — она чрезвычайно опасна. Едва ли не опасней всех здесь присутствующих. Поперек седла девушка держала секиру с острием и крюком на обухе.

Но Анна лишь скользнула взглядом по этим трем и уставилась на четвертого. Это тоже была девушка. Рыжеволосая, с глазами василькового цвета, одетая в лиловый брючный костюмчик. Поверх курточки из плотной замши на ней была довольно легкая кольчуга, а из-за плеча выглядывала рукоять одноручного меча. Эту девушку звали Стефания.

Анна, не веря своим глазам, смотрела на смущенную Огнянку, тоже узнавшую иллиа Купу. Ее лицо побледнело и глаза увеличились до невероятных размеров.

Тем временем отряд, ведомый Андреем, приблизился настолько, что его отделяло от Пограничников не больше пяти шагов. Элайн скользнул взглядом по находившейся впереди четверке и нахмурился, зацепившись за знак на зерцале человека в шлеме.

— Личная гвардия Гюрзы? — со смешком поинтересовался он.

— И сама Гюрза, — ответил человек в шлеме мелодичным женским голосом, а Анна, как и остальные четверо воинов, ахнула. Вот уж с кем им всем меньше всего хотелось столкнуться. — Думаю, что будет лучше разойтись мирно. Вряд ли ваш командир — Чайка, да? — захочет схлестнуться со мной лично.

— Открой лицо, Лишенная Имени, — потребовал Андрей, и глаза его опасно сузились.

— Вряд ли ты уполномочен отдавать приказы мне, сотник Серого Отряда, — ледяным тоном проговорила Гюрза, выпрямляясь в седле, а беловолосая девушка улыбнулась, не разжимая губ. Анна покосилась на нее и покачала головой. Она-то думала, что эта девица с секирой самая опасная в этом отряде!

Андрей молча смотрел на Гюрзу и, казалось, о чем-то напряженно размышлял.

— Вы могли бы скрыться в лесу, — вдруг заговорил он звенящим от напряжения голосом, и остальные гвардейцы, кроме Анны, согласно кивнули. — Вы могли бы уйти, сбежать, скрыться, не выходить, в конце концов на опушку! Вы же знали о нас и могли избежать драки!

— Что мешает вам пропустить нас сейчас? — заговорил рыжеволосый, но тут же осекся под холодным взглядом серых глаз Гюрзы.

— Помолчал бы ты, Локи. Раз не можешь помочь, то хоть помолчи, — тихо проговорила Гюрза, и глаза рыжего Локи сверкнули. Анна покачала головой и решила, что Локи это какой-то родственник Дори, а для кадета Саулле иметь таких родственников очень опасно. — Но вопрос был задан верный, хотя и не вовремя. Почему бы нам сейчас мирно не разойтись?

— С нами наблюдатели Лакха, — по своей тяжести тон Андрея вполне мог соперничать со свинцом, да и взгляд его золотисто-медовых глаз мог свалить на землю весь отряд, имей он реальную силу. — Если вы сможете уйти, то никто за вами серьезно гнаться не будет, клянусь. Я смогу удержать Чайку и посланных за вами в погоню.

— Ты считаешь, что мы сможем без кровопролития уйти? — Гюрза серебристо рассмеялась, и Андрей еще сильнее нахмурился, а Стефания деланно заулыбалась Анне.

— Постарайтесь. Я в любом случае обязан сообщить Чайке, а значит, и наблюдателям о том, что ты идешь во главе отряда. — Андрей склонил голову в поклоне и развернул коня. Анна и остальные гвардейцы последовали за ним, но иллиа Купа всю дорогу оглядывалась на Стефанию, мучительно пытаясь понять, как недавняя ученица Саулле оказалась в отряде самой Гюрзы. Но в голове это не укладывалось никаким образом.

Андрей, подъехав к Чайке, доложил ей результаты переговоров, и та мрачно кивнула, когда Элайн шепотом передал ей соглашение о том, что если Пограничники смогут уйти, то за ними не будет погони. Это ее вполне устраивало, как и всех остальных в Сером Отряде, кроме, разве что, Анны и наблюдателей Императора.

«Надо будет попытаться вытащить Стефанию из этого! — яростно подумала Анна, с ненавистью глядя на отряд на опушке. — Надо сделать все, чтобы вернуть ее в Саулле!»

В этот момент какое-то шевеление в отряде привлекло внимание всех гвардейцев и Анны Купы. Она попристальней всмотрелась туда и увидела, как три конника отделились от обшей массы и умчались обратно в лес. Двое конников были рыжими — один коротко острижен, а у второго Анна разглядела тонкую черточку косы почти до пояса, а третий — беловолосым. Анна украдкой перевела дух и вытерла лицо ладонью. Стефанию можно будет найти потом, а сейчас, самое главное, она оказалась вдали от этого боя, где — Анна почему-то верила в это — уцелеют немногие. Правда, она не знала, с чьей стороны.

Андрей мрачно следил глазами за удаляющимися конниками и никак не мог отделаться от чувства, что ту рыжую девушку он уже неоднократно видел. Потом он припомнил, что она появлялась в его видениях и ему было довольно неприятно встретить ее во плоти. Но и в то же время он чувствовал облегчение от того, что она уехала. Теперь он был спокоен… Ну почти спокоен. Убивать своих он не хотел и не собирался этого делать. Как, впрочем, и Чайка, и Медведь, и многие, и многие другие. Но были и такие, чья Память была стерта полностью, и они, не сомневаясь, нанесли бы удар по Гюрзе или любому другому Пограничнику. Андрей не хотел бы этого допускать и надеялся, что полусотня сможет уйти.

Тем временем отряд Пограничников развернулся и, не нарушая строя, погнал коней к левому флангу построения Серого Отряда. Гвардейцы, уже подготовившие мечи, спешно построились плотнее, а остальные стали неторопливо, но так, чтобы со стороны этого не было заметно, стягиваться к левому флангу. Еще Андрей молился о том, чтобы наблюдатели Лакха не обратили внимания, что ни один лук так и не был извлечен из налучья. Никто не хотел стрелять в друзей. Хоть и бывших.

Андрей, рядом с Анной Купой и Чайкой, быстрее многих помчался к месту прорыва и по пути еще успел подумать — почему Пограничники не ушли лесом? Это затруднило бы их преследование, но Гюрза решила прорываться.

Полусотня врезалась в построение Серого Отряда, и тут же вскипела схватка. Многие летели на землю, но Андрей не видел среди гвардейцев хоть кого-то, получившего больше, чем ссадины и ушибы. Среди же Пограничников уже наметились бреши. Некоторые валялись на земле либо мертвые, либо умирающие. Один скорчился в седле, зажимая руками рану в животе и заливая кровью бок очумевшей от запаха смерти лошади. Она вскинулась на дыбы, и Пограничник мешком полетел на землю. От удара внутренности вывалились из распоротой брюшины, и тут же кто-то на них поскользнулся. Андрей сморщился, но ничего не мог поделать. Здесь, на этом фланге оказалось много новичков и тех, кто совершенно потерял Память. Они просто выполняли приказ и рубили Пограничников так же, как и любого другого.

Гюрза была в самом центре схватки и рубилась столь изящно и красиво, что Андрей не мог не залюбоваться. Но на это времени не было. Он, как и Чайка, старался держаться подальше от схватки, но как-то незаметно вдруг оказался почти рядом с Гюрзой и уже рубил направо и налево. Он старался бить, разворачивая меч плашмя и просто сбивая противников на землю. Точно так же поступали и Пограничники. Особенно Гюрза. Андрей видел, как всего одним ударом она ловко дезориентировала любого гвардейца, приблизившегося к ней, но одна рука у нее уже висела плетью и с пальцев капала кровь. Где-то она потеряла перчатку и теперь Андрей видел длинные, красивые пальцы с тщательно обработанными ногтями и ярко-красными дорожками крови. Это всколыхнуло что-то в душе Андрея, но он тут же переключился на драку.

Если бы не было необходимости бескровного или почти бескровного прорыва, то сражение закончилось бы в считанные минуты — кого-то пристрелили бы из луков, а остальных прирезали, навалившись массой, но не в этот раз. Бой длился намного дольше того, что мог себе позволить Серый Отряд. Но неожиданно возникла брешь, и полусотня Пограничников рванулась в нее. Было ли это спланировано или получилось случайно — Андрей не знал, но видел, как за отрядом Гюрзы устремился длинный клин погони, и сам помчался следом.

Кто-то вспомнил про луки, и вслед отряду от преследователей понеслись стрелы. Под некоторыми убили коней, кому-то стрелы попали в незащищенные доспехами места. Андрей видел все это и скрежетал зубами от злости. Сейчас Пограничников уходило едва ли два десятка, а сколько из них сможет оторваться?

Вороной конь Гюрзы встал на дыбы и повалился на бок. Лишенная Имени ловко соскочила на землю, что-то закричала тем, кто собрался повернуть, и Пограничники продолжили бегство. Возле Гюрзы остались только те, под кем раньше убили скакунов. Их было человек пять.

Из-за холма вылетела та самая, уехавшая до начала драки троица, и понеслась к Гюрзе. Спешившись рядом с Лишенной Имени и, судя по всему, отмахнувшись от ее приказов, все трое встали наизготовку и ждали преследователей. Андрей безжалостно гнал коня, зная, что должен первым достичь Гюрзы и попытаться как-то все изменить.

И он умудрился обогнать гвардейцев, решивших взять Пограничников живыми и переставших стрелять. Андрей всего на несколько секунд опередил остальных, но этого ему хватило, чтобы крикнуть:

— Волшебство, Гюрза!

Лишенная Имени покачала головой, но на Андрея кинулась беловолосая девушка с секирой. Элайн уже изготовился встретить атаку, но тут воздух взрезал звонкий крик:

— Не убивать! Алура, Локи! Не убивать!!! Кричала рыжая с васильковыми глазами девушка.

Андрей бросил на нее взгляд и поймал рядом с собой движение — Локи отступил обратно к Гюрзе. Точно так же поступила Алура и лишь загородила собой рыжую девушку. Андрей смотрел в ее васильковые глаза и вспоминал, как Стефания забралась с ногами на оттоманку и принялась расчесывать волосы. Медный водопад как всегда завораживал Андрея, и он, молча восхищаясь, следил за девушкой, скользил взглядом по ее ладной фигурке в тонкой бледно-зеленой сорочке… Он вздохнул и откинулся на спинку кресла, не отводя глаз от Стефании.

Дверь распахнулась, и в комнату, как всегда без стука, ввалилась Гюрза. Андрей вздрогнул, а Стефания выронила гребешок.

— Брат, я… — Гюрза осеклась, заметив, что Андрей не один. — Прости, я не вовремя…

— Ты была бы вовремя, если бы научилась стучать. — Андрей усмехнулся и провел рукой по все еще влажным после купания волосам. — Что случилось? Судя по твоему лицу, не меньше, чем нападение императорских войск.

— Все шутишь, — мрачно буркнула Гюрза. — Ты даже не знаешь, насколько близка твоя шуточка к истине. Разведчики донесли, что Император и Круг Волшебства принялись перебрасывать войска в Близкое Приграничье. Надо, чтобы ты занялся своей кавалерией.

— Я же сказал, что не буду командовать кавалерией! '— огрызнулся Элайн, вскакивая на ноги. —Я тебе это сразу сказал!

— Ну да, — Гюрза повернулась к выходу. — Я не прошу тебя командовать соединением больше сотни, но натаскать конницу ты обещал. Лучшего учителя для них я придумать не смогу. Так что поторопись. Через неделю мы выступаем.

Андрей зарычал, благоразумно дождавшись, когда за сестрой закроется дверь. Стефания, мягко улыбаясь, следила за Андреем глазами, продолжая расчесывать волосы. Элайн опустился рядом с ней на колени и уткнулся носом ей в ноги.

— Обещай мне, что останешься в Айлегрэнде, —проговорил он глухо и почувствовал, как Стефания коснулась его макушки легкими пальчиками. — Обещай.

— Я не могу тебе этого обещать. Гюрза сказала, что я должна остаться как Помнящая, но я не знаю, смогу ли усидеть, когда вы будете там…

— Усиди, пожалуйста…

Андрей смотрел на рыжеволосую девушку с васильковыми глазами и смаргивал слезы. Он не сразу заметил, что окружен со всех сторон гвардейцами. На него и Стефанию никто не обращал внимания, и лишь сейчас Андрей увидел, как жутко скалилась Алура на одного гвардейца. Клыки у беловолосой девицы были невероятно острыми, словно у хищного зверя. Локи по другую сторону Стефании застыл со своими клинками в руках. Лицо его было спокойным и невозмутимым, но в глазах светилось какое-то странное знание. Было такое ощущение, что он наперед мог предсказать, чем все это закончится.

Андрей не понимал, почему гвардейцы, обступившие Пограничников, не нападают. А потом увидел, что Гюрза о чем-то переговаривается с иллиа Купой. Почему именно она вела переговоры — было не ясно, и Андрей только и сумел, что уловить смысл: Гюрза обязалась сложить оружие, если остальным дадут уйти.

— Нет, — тихо прошептал Андрей. — Не надо, сестра…

Его никто не услышал. Гвардейцы расступились, давая возможность Пограничникам уйти. Гюрза кивнула, словно соглашаясь со своими мыслями, и вдруг окликнула Стефанию:

— Огнянка! Держи подарок! — Она перехватила свой меч с причудливой гардой и таким же знаком на перекрестье, как и у нее на зерцале, за клинок и бросила Стефании. Девушка ловко поймала меч и поклонилась Гюрзе в пояс. А потом она, Локи, Алура и остальные Пограничники ушли. Их никто не преследовал. По сравнению с Гюрзой они были мелочью.

Между гвардейцами протолкался высокий человек средних лет с черными как смоль волосами и остроконечной бородкой. Коронер Деббрин — здесь и сейчас исполняющий роль наблюдателя императора.

— Так, так, — возбужденно затараторил он, спешиваясь. — Почему вы отпустили остальных, а? Я вас спрашиваю! — И тут же его взгляд вернулся к Гюрзе, а мысли об остальных явно вылетели у него из головы. — Что же, Император будет очень, очень доволен. Вы можете рассчитывать на достойную награду!

Гюрза стояла прямо и спокойно смотрела на коронера. С пальцев ее левой руки капала кровь — настолько яркая на бледной коже, что становилось страшно. Андрей непроизвольно сглотнул и стиснул рукоять клинка до боли в пальцах. Он знал, что ничего не сможет сделать. Пока не сможет. Но он, по крайней мере, помнил.

Двое прихлебателей Деббрина по его знаку подскочили к Гюрзе и быстро ее обыскали, нимало не заботясь о том, чтобы не задевать резаную рану у нее под ключицей. Оружия при Лишенной Имени не оказалось. Да и вообще никаких больше вещей не нашлось. Деббрин явно был разочарован. После его короткого приказа Гюрзу поставили на колени и, перерезав крепежный ремешок, сдернули с ее головы шлем. Все это происходило в полной тишине, и даже Деббрин чувствовал неуверенность и часто оглядывался на мрачных гвардейцев вокруг. Когда же с головы Гюрзы сдернули шлем, тишина стала просто всеобъемлющей. Люди молчали, и в их молчании чувствовалось изумление, смешиваемое с горечью, скорбью и болью. Андрей понял, что не он один сегодня вспомнил.

— Зачем? — только и сумел проговорить Андрей, сглатывая тяжелый ком в горле и глядя в такое знакомое, ставшее почти родным лицо Кобры.

— Как ты могла? — прогудел рядом Медведь.

— Сестра… — совсем уж тихо проговорил Элайн, глядя на то, как люди коронера связывают руки Гюрзе, вывернув их ей за спину. Лишенная Имени оскалилась, и Андрей видел полоску белоснежных зубов под вздернутой губой. Он видел, что Гюрзе больно, и чувствовал ее боль.

— Зачем? — еще раз повторил Андрей.

— Слепой Эл умер, — вдруг заговорила Гюрза, не глядя на Андрея. — Так хоть ты выживи, брат…

Гвардейцы молчали, старательно отводя взгляд от Элайна. Те же, кто не мог вспомнить или кому нечего было вспоминать, недоуменно крутили головами и пытались хоть что-то понять. Даже Деббрин выглядел озадаченным. Андрею же было просто больно.

«Я должен найти Стефанию, — подумал он, глядя на Гюрзу, — Но сначала я помогу сестре… Жаль Слепого Эла, брата…»

— И не смей мне помогать, — заговорила Гюрза так, что слышал ее один Андрей. — Я пошла на это, чтобы остальные выжили, чтобы вы все вспомнили и ушли из Приграничья. Я не могу рисковать, что вас опять лишат Памяти или вообще убьют. Вы должны жить. И ты в первую очередь, брат. Меня казнят, но зато потом, если что случится, остальные не попадут в Темницу у Корней Земли. Я хочу избавить их от этого. Брат, найди Стефанию и беги. Хоть куда. Есть много земель, не только Альтх или Драконьи Пределы. Найди ту землю, где сможешь жить, брат.

И помни: нет ни Тьмы, ни Света, нет ни черного, ни белого, только Сумерки, а все остальное — наша оценка. Помни об этом, брат…

Грубый удар латной рукавицей оборвал речь Гюрзы. Она пошатнулась, но люди коронера удержали ее от падения. По подбородку Лишенной Имени потекла кровь. Она взглянула на Деббрина и мало приятного было в ее бархатных глазах серо-стального цвета.

— Тебе кто Волшебство использовать разрешал?! — рявкнул коронер, и на шее и талии Гюрзы защелкнули два стальных обруча из темного металла. Этот металл marrinoll пресекал попытки любого Чародея свить заклинание. Андрей это знал и помнил, как такие же обручи однажды были надеты на него и Стефанию… Сотник заскрежетал зубами и на секунду закрыл глаза. Ему надо было успокоиться, чтобы начать соображать нормально, но ничего не вышло.

— Прости, сестра…

Локи равнодушно смотрел на ревущую на плече Алуры Стефанию. Девчонка сетовала на свою Память и никак не могла взять в толк, почему она забыла его, хотя и сама не совсем еще четко представляла — кого его. Локи знал, почему, как и зачем, но не спешил давать ответы на эти вопросы, чтобы не сделать хуже, а именно к этому и привело бы излишнее знание. Все равно тут никто не мог помочь. А понять такую любовь к смертному, точнее, почти смертному, Локи не мог.

— Хватит ныть! — резко прикрикнул он на Стефанию. — Нос распухнет, и твой Андрей убежит, перепугавшись…

Алура недовольно посмотрела на Локи и покачала головой, словно осуждала его.

— Вы бы лучше о Гюрзе подумали, — не глядя на Перунову внучку, говорил Локи, стараясь чтобы голос его звучал помягче, но это не получалось. — Никогда она мне не нравилась, дура — она дура и есть, но помочь ей как-то надо. Если бы не твоя глупая выходка на поле, то сейчас все не осложнилось бы до такой степени! Ты чем думала, кидаясь в драку?

— Локи, прекрати! — рявкнула, не выдержав, Алура. — Ты никогда женщин не понимал и теперь будь добр заткнуться, пока девочка не успокоится!

Локи зло рассмеялся и наставил на Алуру указательный палец.

— Ты хочешь сказать, что ей необходимо порыдать вволю? — язвительно поинтересовался Локи. — Что это необходимо делать всем женщинам и богиням?

— Ты думаешь, я мало рыдала, когда ты пошел на Тимериннон, к примеру? — взъярилась Алура. — Ты считаешь, что я мало рыдала, когда от тебя не было вестей по столько лет и никто не знал, на каком дне Межмирья ты, может быть, мертвый валяешься? Ты даже представить себе не можешь, каково это — видеть, что каждый раз в твоих волосах все больше и больше седины! И ты никогда не говоришь, откуда она у тебя!..

Алура осеклась, заметив, как потемнело лицо Локи. Он смотрел на нее, и в глазах его сверкала холодная ярость, смешанная с воспоминанием о боли.

— Откуда ты знаешь о Тимеринноне? — ломким голосом спросил Локи и едва удержался, чтобы не закусить губу, не закусить до крови, чтобы избавиться от воспоминания о том походе.

— Хеймдалль знал, куда ты направился, но в доме у подножия Тимериннона тебя не оказалось… Ион, всеслышащий и всевидящий, из любопытства проследил за тобой. — Алура обеспокоенно вглядывалась в лицо Локи, словно надеялась увидеть там некую весть. — Хеймушка мне и сказал, когда я тебя в очередной раз бросилась искать…

— Хорошо, что у тебя хватило ума не идти следом, — буркнул Локи, отворачиваясь.

— Ты тогда уже вернулся и прятался от меня и моей заботы в только тебе и ведомом логове, — Алура покачала головой. — Почему ты никогда не желаешь принимать помощь даже от меня? Гордость мешает?

— Она самая, — огрызнулся Локи и погнал Ворона вперед, дабы прекратить этот разговор.

Второй поход на Тимериннон оказался много хуже первого, но он был действительно необходим. Локи предвидел гибель Яровита и хотел как-то изменить предначертанное, а для этого ему надо было получить ответ на вопрос: можно заставить Судьбу измениться? Ответ он мог получить только на Тимеринноне, но Локи прекрасно знал, что вступивший на скалу Мудрости вторично получит ответ на свой вопрос и погибнет. Мудрый ворон Баллир самол.ично предупредил Локи, чтобы тот не пытался выяснить хоть что-то подобным образом. Но Локи не хотел, чтобы Яровит погиб.

И он отправился на Тимериннон.

До скалы Мудрости Локи добрался быстро и легко, но едва ступил на каменную лестницу, ведущую к вершине, как на него навалились все беды, катаклизмы и несчастья. Каждая ступень была смертью, болью, страхом и безумием. Каждая ступень означала сотню жизней и сотню смертей, причем совсем чужих, жутких и отторгаемых сознанием, цепляющимся только за две фразы: «Я Локи!», «Мое имя Локи!»

Локи не знал, сколько ему потребовалось, чтобы преодолеть лестницу, но этот путь он запомнил надолго. Он умирал от проказы, сходил с ума, тонул, горел, задыхался, и теперь для него не осталось даже тени такого понятия, как страх смерти. Каждый из видов смерти он мог оценить и выбрать наиболее оптимальный. Да и любая из предложенных людьми ли, богами ли оказалась бы только бледной тенью всего, что Локи пережил на той лестнице. Ныне он вполне мог бы сказать, что «гореть ничуть не лучше, чем тонуть». И лишь потом Локи смог подивиться: вроде бы юный, трясущийся от страха перед смертью так, что наколенники стучали друг об друга, варвар внутри него давно уже сменился спокойным и ничего не боящимся богом Локи — Огненным Лисом, как его называли в Небесном Доме, но вот опять вылез этот древний и так надоевший ужас. Хотя после второго посещения Тимериннона даже тень этого страха исчезла из разума и души Локи.

Как он добрался до вершины — Локи не ведал, да и не хотел бы вспомнить. Многие воспоминания стерлись временем, и это было к лучшему. Только чудом этот путь не вверг Локи в пучину безумия, хотя первое время, когда он очутился перед Вратами Вершины — громадным кольцом над последней ступенью лестницы, — он в этом сомневался. Ему потребовалось порядочно времени., чтобы осознать — кошмар закончился. Путь пройден.

А потом он шагнул в кольцо. И тут же понял, что путь еще далеко не пройден. Потому что теперь он видел и знал будущее всех жителей Небесного Дома. Всех до одного, и при необходимости мог предсказать его на любой срок. По счастью, большую часть воспоминаний о будущем Локи смог спрятать подальше в сознание, но все равно время от времени эти видения возвращались, и тогда Локи становилось очень неприятно, словно подглядывал за чем-то крайне непристойным и совершенно неприличным.

И лишь после этого Локи шагнул на вершину. Его встретила туманная фигура, которую Локи видел в прошлый раз. Ничего больше не было на скальной площадке. Локи оглянулся и недоуменно пожал плечами.

«Ты пришел во второй раз и, что самое интересное, дошел, — раздался голос от туманной фигуры. На сей раз существо говорило, как самый обычный человек, без всяких высокопарностей. — Мало кому удавалось преодолеть этот путь дважды, но ты, я чувствую, сможешь сделать это и в третий раз, а потом стать Владыкой Тимериннона, то есть всего Межмирья или, как его зовут у вас, —Пограничья. Так что милости просим! — послышался сухой смешок. — Ты можешь задать четыре вопроса, но за полученные ответы ты должен будешь заплатить дополнительную цену. И вот какова она. Все боги чувствуют людей, а если кого-то из них убивают собственноручно, то ощущают его смерть, но не сильно, а так, словно ниточка в душе оборвалась. Ты же будешь чувствовать их боль и смерть целиком и полностью. Всю, до последней капли, за каждого павшего от твоей руки, бог Локи. И в качестве скидки за второе твое посещение Тимериннона ты никогда не сможешь от этого ощущения чужой боли и смерти погибнуть или сойти сума. Ты согласен платить?»

Локи ничего не оставалось, кроме как согласиться. Он не мог уйти с пустыми руками и задал четыре вопроса. И ни один из ответов ему не понравился. «Нет, предначертанного не изменить. Не мелочи, вроде двух щепок у поленницы, которые могут в надлежащее время не оказаться на месте — Судьба не может следить за всем, но такие вещи, как Смерть Яровита, исполняются всегда». «Нет, ты не можешь отказаться от знания своего будущего. Даже Владыка Тимериннона не может отказаться от этого. А ты когда еще им станешь…». «Нет, не в твоей власти возвращать людям жизнь. Ты можешь отобрать жизнь или исцелить рану. Но смерть — есть смерть и ты над ней не властен». «Нет, ты не сможешь стать прежним. Никогда».

А потом снова нахлынула боль, и Локи очнулся уже только у подножия Тимериннона. Поход опять был почти что впустую, если не считать приобретенного сомнительного счастья ощущать смерть убитых своей рукой людей. Алура, узнав о таком «таланте» Локи, не прекращала его жалеть, и это раздражало бога.

Тогда, после возвращения, Локи был уверен, что никогда больше не пойдет на Тимериннон, даже за звание Владыки Тимериннона, а следовательно, и всего Межмирья. Думал, что никогда больше не ступит на каменную лестницу, и продержался довольно долго. А потом…

— Я отправляюсь в Айлегрэнд прямой дорогой, — заявила Стефания безапелляционным тоном, глядя мимо Алуры. — А оттуда в Альтхгрэнд. Я хочу попробовать помочь Гюрзе. И не настаиваю, чтобы вы ехали со мной.

— В Айлегрэнде надо будет прихватить с собой Грифа, — пробормотал Локи, оглядываясь на Алуру, — И еще кое-что и кое-кого по мелочам. А потом можно и в Альтхгрэнд. А что — божественное дело нехитрое…

Тигр выглядел так, словно был готов вцепиться в горло спокойному и невозмутимому Локи, излагающему последние новости, включая и захват Гюрзы в плен. Алура и Стефания стояли позади Локи и смотрели мрачно, но вызывающе. Когда они через порталы пришли к окрестностям Айлегрэнда, то обе девушки всю дорогу до детинца обсуждали, как вытащить Гюрзу из той беды, в какую она угодила. И ничего путного не придумали.

— Мне кажется, что я тебя уже когда-то видел, — вдруг пробормотал Тигр, вглядываясь в лицо Локи. — Ты мне кого-то напоминаешь…

Локи пожал плечами и отвел взгляд в сторону. Ему не хотелось, чтобы Тигр прознал, кем на самом деле был простой воин Дори. Стефания за его спиной пробурчала что-то нечленораздельное, но этим и ограничилась.

— Я считаю, что у нас есть шанс ее вытащить. — Локи надоело стоять, и он без разрешения уселся на один из находившихся поблизости стульев с высокой изогнутой, но неожиданно удобной спинкой и гнутыми ножками, изображавшими змей с открытыми пастями.

— Есть один фокус… Ему я обучился, шляясь по Межмирью, — небрежно проговорил Локи, помахивая рукой и, казалось, даже не замечая, как с пальцев сыплются искры.

Тигр изумленно таращился на рыжеволосого бога, явно ощущая мощный поток Волшебства, каким легко и небрежно жонглировал Локи. Да и упоминание Межмирья не могло пройти незамеченным. Об этой тонкой границе между Мирами или, по-другому, Границе Миров, ходили самые невероятные легенды среди Волшебников и богов, но мало кто отваживался ступать в нее. Ходить сквозь нее — прокалывая или используя Врата — это было одно, а вот «шляться» по самой Границе мог не каждый.

— Этот фокус состоит в том, что с человека снимается матрица и моментально творится дубликат, который некоторое время — до года — может полностью заменить живого человека. Вся сложность в том, что самого человека надо очень изящно и незаметно перенести подальше, чтобы он не слился с дубликатом, что грозит немедленной смертью. И еще одна сложность: я обязательно должен видеть дублируемого с расстояния не больше мили. — Локи шевельнул пальцами, и в ту же секунду Волшебство исчезло, словно и не было.

Тигр ошарашенно крутил головой, словно надеясь воочию увидеть, как Чародейство уходит через дверь, да сто напоследок и язык показывает.

— Это означает, что ты должен отправиться в Альтхгрэнд. — Тигр согласно кивнул, — Ты бы мог и не испрашивать моего разрешения, так как ты не Пограничник.

— Ну, так-то оно так, хотя каждый из нас в какой-то мере Пограничник. Одни стоят на границе стран, другие — времен, а третьи — Миров, — Локи кисло усмехнулся, бросив короткий взгляд на Алуру. — Суть в том, что мне нужно кое-кого с собой прихватить, дабы быть уверенным, что все удастся.

Тигр никак это не прокомментировал. Он молча отошел к окну и уставился на происходящее па улице. Что он такого там увидел, Локи не знал, да и не особенно интересовался. Ему хотелось побыстрее убраться из этого Черного Города, который сейчас почему-то давил на него и ввергал в мрачное настроение. Да и признать его мог кто-нибудь…

Локи вздохнул и взял со столика кубок и кувшин. Наполнив кубок вином, он отхлебнул глоток и решил, что вино не такое уж плохое. Можно было бы одним заклинанием обратить его во что-нибудь более привычное, но Локи решил, что не стоит этого делать. Пусть уж лучше кисловатый вкус напомнит ему, что сейчас он во плоти, a нe бог, и, следовательно, не имеет права на очень многое. Слишком многое.

— Локи очень созвучно Дори, — вдруг проговорил Тигр, и Локи поперхнулся вином. — Если бы не цвет твоих волос и возраст, я бы принял тебя за Дори. А Локи… Я слышал, так зовут одного из богов. Про него рассказывают всякое, но, как правило, не слишком для него лестное.

— А про кого говорят только хорошее? — огрызнулся Локи. — Ты позволишь мне забрать тех, кто нужен?

— Кого конкретно? — Тигр повернулся лицом к трем богам и досадливо поморщился, словно увидел их истинную сущность.

— Стефа, конечно, Алура, Ринф, Гриф и все, пожалуй, — Локи залпом допил вино и встал.

— Забирай. И поторопитесь. Времени не так уж и много.

— Его всегда не хватает…

Андрей шел за караульным по коридору и мрачно смотрел в обтянутую серым кителем спину. Сам Элайн тоже был облачен в серое, но иного оттенка. Все войска в империи Альтх носили серую форму, но разных оттенков. Часто разница была столь тонкой, что непривычный взгляд не мог ее уловить. Андрей уже давно привык различать самые тончайшие нюансы.

Караульный остановился и недобро покосился на Андрея. Факел в его руках едва приметно подрагивал, а на лице был написан страх. Даже усы его обвисли и казались напуганными.

— Иллих, не стоит вам ходить туда, — проговорил он, откашлявшись. — Ведьма хоть и в оковах, но вдруг чего учудит, как тогда…

— Я справлюсь, — холодно бросил Андрей, и караульный, недовольно ворча, принялся отпирать дверь, окованную marrinoll — металлом, пресекающим всякие попытки применить Волшебство. Листами этого же marrinoll была обшита камера и изнутри. Даже боги вряд ли смогли бы выкрутиться из этой ситуации, не говоря уж об обычных Волшебниках.

Дверь бесшумно отворилась. Петли, похоже, смазали перед тем, как эту камеру посетил Император, а значит, всего три дня назад. Андрей отобрал у караульного факел, велел тому оставаться снаружи и шагнул в камеру. Дверь за его спиной так же бесшумно закрылась.

Гюрза сидела у стены и, едва дверь отворилась, вскинула руку, защищая глаза от нестерпимо яркого света всего одного факела. Почти все десять дней, что она провела в этой камере, вокруг нее была темнота, а призвать Волшебство и восстановить зрение всего одним простейшим заклинанием она не могла. Помимо окружавшего ее со всех сторон marrinoll, ее руки были скованы цепью из того же металла, а на шее тускло поблескивал ошейник. Металлический обруч на талии не был виден из-за того, как сидела Гюрза, но Андрей знал, что он там.

Гюрза сидела у стены, привалившись к ней спиной и вытянув одну ногу. Другую она согнула в колене и подтянула почти к рамой груди. Выглядела она расслабленно и спокойно, словно не ждала ее скорая — всего через тринадцать дней — смерть.

— Сестра… — на сей раз Андрей почти без напряжения выговорил это слово. Он много размышлял о том, что случилось за эти десять дней, и пришел к выводу, что от памяти и родственников — кем бы они ни были — никуда не деться.

— Брат, — Гюрза спокойно улыбнулась, все еще прикрывая глаза ладонью. — Как твои дела, брат?

— Все хорошо. — Андрей воткнул факел в кольцо в стене на высоте своего роста и сел на пол. — Серый Отряд в шоке, но пока еще у людей хватает ума не выступать в открытую и не трепаться о Памяти на улицах.

— Это хорошо… Все равно вы не выступите на стороне Пограничья, — Гюрза покачала головой и опустила ладонь, продолжая щуриться. — Зачем ты пришел?

— Я подумал… — Андрей замялся, вглядываясь в такие знакомые черты лица родной сестры. За нее когда-то он был готов перегрызть глотку хоть самому Лэгри. Был готов и сам же ее предал. — Я подумал, что смог бы устроить твой побег.

— Нет, — ответ был мягким, но решительным, и в голосе Гюрзы проскочила привычная ледяная уверенность, что против ее слова не пойдет даже родной брат. — Слепой Эл ни раз и ни два повторял, что у нас нет родственников и мы должны забыть об этих чувствах, но мы никак не могли. Мы все еще продолжаем считать вас своими. Вы для нас так и остались родственниками и друзьями. Мы никогда не сможем убить хоть кого-то из Серого Отряда. Пойми, Андрей, мое присутствие здесь и скорая казнь отсрочат неизбежное. То, что должно случиться, все равно случится. Те, кому суждено умереть, — умрут… Но так я дам им всем хоть какое-то время. Я — кость, брошенная собакам, чтобы они хоть на время успокоились. А там… — она замолчала, глядя в стену, обшитую листами marrinoll. — По крайней мере, я буду уверена, что никто из остальных не попадет в Темницу у Корней Земли. Да и противостояние наше уже лишено смысла. Лэгри покинул Танэль. Теперь только Вихрь Времени ведает, где он скрывается. Может, Тигр или Скорпион когда-нибудь догонят его… — Гюрза горько усмехнулась. — А мне теперь уже все без разницы…

— Хорошо. — Андрей ощутил свое полное бессилие и оттого хотелось взвыть в голос. — Сестра, — добавил он после краткого молчания.

— И еще, — Гюрза задумчиво пожевала губу, — Стефания, Алура и Локи попытаются меня выручить. Точнее, Стефания. Алура просто пойдет за ней, а Локи за Алурой. С ними могут оказаться Гриф и Ринф. Не думаю, что кто-то из Лишенных Имен сунется в Альтхгрэнд, но и такое может случиться. Постарайся найти Стефанию до того, как эта божественная троица предпримет хоть что-то. Обещай мне.

— Клянусь, сестра, что сделаю все возможное. — Андрей встал. — Мне пора… — Но, прежде чем уйти, он все-таки задал еще один вопрос: — Объясни, почему меня все эти годы преследовали Сумерки?

— Сумерки? — Гюрза едва приметно улыбнулась. — Сумерки — это своеобразный моральный дальтонизм, не позволяющий выделять Зло или Добро в качестве квинтэссенции. Они смешивают все и позволяют нам самим решать и оценивать Миры, жизнь, поступки… Андрей, это просто то, от чего отказалась Империя. Так уж случилось, — она помолчала, глядя в сторону. — Что же, тебе действительно пора. Прощай, брат.

— Прощай, сестра.

Андрей вытащил факел из кольца и толкнул раскрытой ладонью дверь. Бросив прощальный взгляд через плечо, он шагнул за порог, и обшитое marrinoll дерево отрезало его от сестры, которую он все же должен был оставить, по сути дела, отправить на смерть и вечную пытку в Темнице у Корней Земли. Во второй раз. Андреи снова с трудом подавил желание завыть.

Локи, снова принявший обличье Дори, стоял у стены дома и равнодушно поглядывал на площадь. Он лениво подбрасывал на ладони подобранный с земли пестрый камушек и время от времени демонстративно зевал, показывая, как ему скучно тут стоять. Отсутствие привычных клинков раздражало, но привлекать к себе лишнее внимание он не хотел. В Альтхгрэнде оружие на улицах разрешалось носить только императорским гвардейцам, и простой паренек с парными клинками вызвал бы как минимум недоумение.

Площадь не была запружена людьми, но все же их было предостаточно. Торговцы с тележками сновали туда и сюда, предлагая всем и каждому свой нехитрый товар — от булавок и кружев до пирожков с грибами и серебряных украшений. Сам Локи уже съел четыре пирожка с мясом и собрал впечатляющую коллекцию всяческих мелочей, за что выложил немалые деньги. Но золото волновало его в последнюю очередь. Сейчас он должен был оценить расположение улиц и попытаться угадать, с какой стороны привезут Гюрзу, чтобы оказаться к ней как можно ближе. От мысли освободить ее в пути Локи уже отказался, так как вызнал, что улица, по которой ее повезут от Башни Справедливости — темницы для особо опасных преступников, — будет перекрыта. Даже на крышах выставят дозорных.

Локи в очередной раз зевнул и швырнул камушек в пробегавшего мимо кота. Животное мяукнуло и удрало в сторону. Какая-то женщина в синем платье и с закрытым вуалью лицом неодобрительно взглянула на Локи и покачала головой. В ее серых глазах отразился такой упрек, что даже богу стало бы неудобно. Богу и было неудобно. Он виновато улыбнулся и отвесил женщине один из самых своих галантных поклонов. Рука привычно скользнула вбок, чтобы придержать сейчас отсутствующий меч, и это немного смазало впечатление. Женщина гордо вздернула подбородок и последовала своей дорогой, даже не оглянувшись па скалившегося ей вслед Локи.

— Дорн, сучий потрох! — услышал Локи густой бас за спиной и непроизвольно присел. Этот голос он знал слишком хорошо и даже себе не любил признаваться, что до полусмерти боялся его обладателя.

— Иллих Медведь? — нацепив свою самую невинную улыбку, Огненный Лис обернулся и поклонился Медведю, как кланялся все долгие годы обучения в Саулле. — Как приятно снова с вами встретиться…

— Я бы о тебе такого не сказал. — Медведь стоял примерно в трех шагах от Локи, и его голос разносился над площадью, что не могло понравиться ни самому богу, ни косившимся в его сторону прохожим. Рядом с Медведем стояла стройная невысокая женщина в платье приглушенного голубого цвета. Она была столь хороша собой, что Локи едва не расплылся в одной из своих безотказно действующих улыбочек. Удержало его только то, что эту женщину он знал.

— Иллиа Катрин, — он отвесил ей немного иной, более изящный поклон. Чародейка грациозно склонила головку, отвечая на приветствие, но этим и ограничилась.

— Дори, ты объявлен в розыск как Пограничник, — проговорил Медведь уже значительно тише. — Тем более кое-кто из Серого Отряда заявил, что видел похожего на тебя человека рядом с Гюрзой, когда ее захватили.

— Все может быть, — задумчиво проговорил Локи, поглядывая на меч Медведя и размышляя о том — зарубит ли его сотник на месте или же отпустит с миром.

— Одди с тобой? — Медведь покосился на Катрин и добавил: — А Стефания?

— Одди погиб, когда на нас напали гвардейцы, — голос Локи против воли затвердел и похолодел. — Они не разбирались, кто перед ними, и просто всадили ему стрелу в живот, распоров еще и легкое.

— Да пусть упокоится он в мире, — пробормотал Медведь, а иллиа Катрин только покачала головой. — Стефания?

— Жива, здорова и незнамо где, — Локи осклабился. Ему совсем не хотелось говорить, что Стефания где-то здесь, в этом городе, бродит в компании эльфа и объявленного вне закона Грифа.

— Если ты здесь, то и она где-то рядом, — вдруг проговорила Катрин и неожиданно нежно коснулась руки Медведя. — Но ведь нас это уже не касается, верно?

— Верно, — проворчал Медведь и поспешил объяснить, натолкнувшись на вздернутую бровь Локи. — Мы решили пожениться с иллиа Катрин и уехать… — он понизил голос так, что его слышали только Локи и Катрин, — в Драконьи Пределы. Надеемся, что сможем миновать Пограничье без проблем.

— Вы сможете это сделать, — уверенно заявил Локи, — если не нарветесь на разбойников, а с ними вы можете столкнуться только в Приграничье.

— Вот и чудненько, — заключил Медведь и поднял пудовый кулачище на уровень уха. — Прощай, парень. Надеюсь, что ты сможешь вывернуться из этого и остаться в живых!

— И вам удачи, иллих Медведь, иллиа Катрин, — Локи улыбнулся как можно дружелюбнее, но уходящую пару проводил довольно злобным взглядом. Ему совсем не хотелось, чтобы Катрин и Медведь хоть кому-то обмолвились о его присутствии в Альтхгрэнде. Осталось надеяться только на их сообразительность.

Вздохнув, Локи бросил прощальный взгляд на неспешно работавших на другом конце площади плотников и потащился обратно к гостинице, где остановился он и все остальные, прибывшие из Айлегрэнда.

Стефания пробиралась через толпу, запрудившую улицу, и тихо рычала, злясь, что Гриф и Ринф отстали так сильно. Но и остановиться она не могла, потому что в этом случае ее просто смыло бы потоком идущих в противоположную сторону людей. Цветастый платок, покрывавший голову Стефании и прятавший яркий цвет ее волос, сполз на спину, открыв взорам прохожих часть сложной косы, в которую Огнянка заплела волосы. Сейчас это волновало ее меньше всего. Немного людей в Альтхгрэнде могло бы ее узнать, а в такой толпе — и подавно. Тем более мало кто смог бы подумать, что отучившаяся в Саулле и практически всегда ходившая в брюках Стефания наденет юбку, а на сей раз она была в бледно-зеленом платье с узким лифом и широкой юбкой. Поверх платья она накинула белый плащ длиной до колен, а голову, по настоянию Алуры, покрыла цветным платком. Выглядело все это сочетание просто дико, но зато вряд ли кто признал бы в этой ярко разряженной купчихе ученицу Саулле.

Алура, пробирающаяся следом за Стефанией, что-то пробормотала и схватила девушку за локоть. Огнянка вскинула взгляд и замерла на месте. Прямо перед ней стоял тот самый молодой человек с золотисто-медовыми глазами, кого она видела, когда захватили в плен Гюрзу. Человек был одет в серую форму, и Стефания моментально уловила, что стальной оттенок указывал на принадлежность его к Серому Отряду.

Толпа, словно что-то почувствовав, подалась в стороны и теперь обтекала троицу странных людей по широкой дуге. Краем глаза Стефания уловила какое-то движение и услышала смущенный возглас Грифа, а за ним хмыканье Ринфа. Но Андрей Элайн — теперь-то она знала имя того смертного — смотрел только на Стефанию и грустно улыбался.

— Куда-то торопишься? — негромко спросил он, и Стефания, сдавленно охнув, опустилась на руки Алуры. И уже через секунду Огнянка не видела улиц Альтхгрэнда, потому что бежала по коридору, сдавленно ругаясь и проклиная этогоgiidengaGrifae, посмевшего ей — дочери самого Огня Световидовича! — указывать, где ее место и что ей надлежит делать! Этого Стефания стерпеть не могла и теперь мчалась к Гюрзе, чтобы нажаловаться на распоясавшегося солдата, возомнившего о себе слишком и совершенно непозволительно много. Мало ли что он будет помнящим — это не давало ему права так орать на нее!

Стефания повернула за угол и налетела на что-то твердое, но мгновенно ее подхватившее и не давшее упасть. Огнянка ругнулась и попыталась вдохнуть, нелегким потребовалось целых три секунды, чтобы оправиться от выбившего из них воздух удара. Только после этого Стефания подняла взгляд на того, кто все еще держал ее за плечи. Этого человека она не могла не узнать. Брат Гюрзы был известен всем и пользовался заслуженным уважением. Стефания видела его всего-то пару раз, хотя эти золотисто-медовые глаза уже давно преследовали ее во снах.

— Простите, иллих Элайн, — пробормотала Стефания, стараясь вывернуться из державших ее рук. Державших крепко, но нежно.

— Куда-то торопишься? — поинтересовался Андрей и улыбнулся, сверкнув белизной идеальных зубов.

— Да нет, — пролепетала Стефания и постаралась как можно жестче прикрикнуть на себя, чтобы согнать с лица это дурацкое выражение. «Он смертный! — напомнила она себе, но тут же внутри нее раздалось глупое хихиканье. — Но до чего красив!» — Я бы хотела увидеть вашу сестру, иллих Элайн…

— Боюсь, что она отправилась в Близкое Приграничье. — Андрей оглянулся, и на его лице опять расцвела самая обаятельнейшая из всех улыбок. — Не хочешь ли прогуляться?

Стефания кивнула, и только после этого Элайн отпустил ее плечи и предложил руку. Огнянка положила ему ладонь на предплечье и с трудом сдержалась, чтобы не прижаться к смертному — смертному! — всем телом. А ведь ей так этого хотелось…

Андрей привел ее во внутренние покои, отведенные, судя по всему, ему, и предложил проследовать в зимний сад, расположенный на одном из громадных балконов. Стефания уже была согласна на все…

Стефания приоткрыла на мгновение глаза и увидела склонившегося к ней Андрея. Она попыталась улыбнуться, но тут же лицо Андрея превратилось в лицо Огня Световидовича, строго взиравшего на дочь.

— И что еще ты удумала? Чем тебе этот смертный так дорог?

— Я люблю его! — с совершенно непозволительным вызовом ответила Огнянка и вздернула подбородок, словно разговаривала не с отцом, а с кем-то из низших богов.

— Любишь… —в голосе отца было столько презрения, что Стефания непроизвольно поежилась. —Смертных мы не можем любить. Тебе замуж надо!

— Я пойду только за Андрея Элайна! — заявила Стефания и тут же стушевалась под взглядом отца. — Его тоже можно причислить к богам! Не все же родились в Небесном Доме?! Многие приходили из смертных земель!

— Это не по правилам, — скривился Огонь Световидович, — Так нельзя! Если сейчас мы кого-то сделаем богом из-за его женитьбы на тебе, то все каноны будут порушены, люди станут стремиться к любовной связи с богом, чтобы самим обрести бессмертие! Свой божественный статус можно только заработать. Твой смертный пока еще не сделал ни одного шага в сторону Небесного Дома. Вот если он придет сюда по пограничной тропе, то, возможно…

— Он придет, —заявила Стефания безапелляционным тоном. —Придет. Не скоро, не сейчас, со мной или без меня, но придет, запомни мои слова, отец…

Стефания опять открыла глаза и уставилась на потолок гостиницы «Рука Императора», где все они остановились. Чуть-чуть скосив глаза в сторону, Огнянка увидела дремавшую Алуру. Перунова внучка сидела на стуле, положив голову на скрещенные на столе руки. Вид у воительницы был донельзя усталый. Стефания шевельнулась, и Алура тут же вскинула голову. В ее покрасневших глазах застыла тревога.

— Ну вот, — едва слышно пробормотала она. — Двое суток я места себе не находила. Ты все время в горячке и бреде металась…

— Я знаю, — едва слышно промолвила Стефания и постаралась улыбнуться.

— Твой смертный в компании с Локи обшаривает окрестности, боясь, что появится кто-то из гвардейцев. Какой-то сотник узнал Лиса, а Андрей слишком хорошо знает Грифа и Ринфа. Кто-нибудь еще мог их признать. Не пойму, зачем Локи притащил их с собой…

— У Локи всегда в голове не меньше трех планов, а наготове еще сотня, — вспомнила Стефания бытовавшее в Небесном Доме присловье. — А еще, говорят, он всегда знает триста очевидных и еще в три раза больше скрытых способов бегства.

— А это уже самая настоящая чушь, — Алура бледно улыбнулась. — Локи умеет драться ничуть не хуже любого, но просто никогда не лезет на рожон.

Стефания кивнула и неожиданно почувствовала, как глаза ее закрываются. Ее неудержимо клонило в сон, и она мечтала только о том, чтобы не было снов.

— Вы не должны ничего предпринимать, — заявил Андрей, обнимая Стефанию за талию и привлекая к себе. Огнянка доверчиво прижалась к Элайну спиной, словно это само собой разумелось. Все остальные тоже восприняли это спокойно, только в глазах Локи промелькнуло что-то такое, словно он хотел напомнить ей об Одди. Стефания надеялась, что рыжеволосый бог ничего такого не сделает. Одди остался в прошлом, далеком и словно чужом прошлом.

— Почему? — насупился Гриф, глядя на Андрея. Из всех присутствующих он дольше всех знал сотника Серого Отряда, он знал его еще со времен до падения Айлегрэнда.

— Гюрза сама так хочет. — Андрей помолчал, наморщив лоб. — Лирэйн Элайн, — вдруг промолвил он, и глаза его изумленно расширились до невероятной величины. — Лирэйн Элайн, сестра Андрея Элайна, — он выдохнул сквозь крепко стиснутые зубы. — Я вспомнил ее Имя!

— Ого, — Гриф покачал головой. — Даже я, помнящий, не могу вспомнить то, чего не существует, а тебе это удалось… Да уж… А остальных ты не можешь вспомнить?

— Нет, — Андрей замотал головой, и вдруг на его лице отразилась решимость. — Перед казнью я должен вернуть ей Имя. Это последнее, что я могу для нее сделать.

— Андрей, она твоя сестра, — вкрадчиво проговорил Локи, — и я могу ее спасти.

— Нет. Мне больно, стыдно, горько оттого, что я позволяю ей во второй раз умереть на эшафоте, но я ничего не могу поделать и не нам менять ее решений.

— Да-а-а-а… — задумчиво протянул Локи. — Когда тебе отрубают голову — это неприятно, как сейчас помню.

Алура сокрушенно покачала головой, а на лице Андрея отразилось такое недоумение, что Стефании стало бы смешно, будь это в другой ситуации.

— На Тимеринноне я узнал много интересного, — пробормотал Локи только для Алуры, но и Стефания его услышала.

— Не думала, что есть еще психи, отправляющиеся туда неизвестно зачем, — бросила Огнянка, высвобождаясь из кольца рук Андрея. — Казнь через два часа. Нам надо быть на площади. Это последняя честь, которую мы должны оказать Лишенной Имени Лирэйн Элайн.

***

Площадь, обозреваемая Локи несколько дней назад, теперь была забита людьми. Разношерстная толпа заполнила ее от края до края и даже выплеснулась на стены и крыши домов. Локи поморщился и осторожно проговорил заклинание. Немедленно люди, даже сами того не заметив, раздались в стороны и открыли неширокий коридор до самого эшафота, обитого белым шелком. Три бога, два человека и один эльф проскочили по коридору, и он сомкнулся за их спинами. Локи, снова выглядевший самим собой, сунул руку в карман и проверил наличие хрустальной пирамидки. Этот артефакт он изготовил сегодня утром, надеясь, что Волшебство никто не заметил. Зато сейчас любое Чародейство скрывала эта маленькая вещица.

Ринф, скрывавший свой истинный облик за тщательно наложенной Алурой иллюзией, завертел головой и принюхался. Локи немедленно насторожился, но все было как прежде — вокруг гомонили люди, обсуждая предстоящее развлечение.

— Лакха, — одними губами проговорил Ринф, указывая подбородком на перекрытую улицу. Локи встрепенулся и обернулся в указанном направлении. Из перекрытой еще ночью улицы выезжала роскошная процессия. Впереди шествовали герольды, время от времени оглашавшие площадь ревом труб и криками, сообщавшими о прибытии Императора! Следом за разодетыми в бархатные кафтаны всевозможных расцветок герольдами ехали гвардейцы на тщательно подобранных гнедых конях. Все лошади были совершенно одинаковой масти и одной стати. Поначалу Локи показалось даже, что он не сумеет отличить одно животное от другого, как, в принципе, и седоков. Все они ехали с совершенно идентичными выражениями лиц, которые могли по своей эмоциональности поспорить с любым камнем. В руках, упирая тупой конец в стремя, они держали копья, наклоненные под одним утлом. На копьях трепетали раздвоенные на концах флажки со знаками императорской фамилии — солнце на голубом фоне, сокол с распахнутыми крыльями, пронзенный копьем Дракон…

Ринф зло прошипел несколько ругательств по-эльфьи, и ему очень повезло, что никто из рядом стоящих горожан ничего не услышал, потому что все вопили, приветствуя своего Императора.

Следом за гвардейцами шли пешие воины с мечами наголо. Время от времени, когда молчали герольды, они единым слитным движением вскидывали мечи над головами и орали какие-то славословия Лакха. И только за пехотинцами в открытом паланкине ехал сам Император. Восемь человек с восторженными лицами несли паланкин, а Лакха величественно кивал горожанам и время от времени снисходительно улыбался. Локи едва не подавился собственными ругательствами, стараясь не выпустить их наружу. Рядом отчаянно сквернословила Алура.

Лакха выглядел очень величественно и очень представительно, но Локи и Алура мгновенно разглядели тщательно наложенную иллюзию-фантом и смогли заглянуть за нее. Ракшаса Гхатоткачу они узнали бы даже с закрытыми глазами, а тут он сидел и скалился по сторонам, даже не догадываясь, что Алура и Локи стоят от него на расстоянии меньше чем двести метров. Знай он об этом, то вряд ли вел бы себя так уверенно.

— Так вот почему Ний стакнулся с Гхатоткачей, — злобно проговорила Алура, точно так же рассматривающая ракшаса. — Да я их обоих порву!..

— Только потом, дорогая, — Локи растянул губы в улыбке, но, судя по взглядам окружающих, она гораздо больше походила на злобную гримасу. — Если мы сможем уйти с этой площади.

Алура что-то еще пробормотала, а потом умолкла. Стоявшие в обнимку Стефания с Андреем даже ничего не заметили и не услышали, а Ринф с Грифом смотрели на богов как на помешанных.

— Потом объясню, — бросил Локи и вернулся к созерцанию «Императора». Тот тем временем уже расположился в императорской ложе и теперь лениво обмахивался платочком, скучающе глядя на пока еще пустующий эшафот. Единственное, чего не понимал Локи, — это почему Гхатоткача воспользовался иллюзией. Любой рак-шас — оборотень, и ему нет необходимости прикрывать свой облик всякими фантомами. Хотя, вполне вероятно, Гхатоткача боялся потерять голову при виде человеческой крови и решил себя обезопасить таким образом. В голове Локи стал созревать план, который он во что бы то ни стало решил претворить в жизнь.

Сначала он ощупал волшебную защиту, установленную вокруг императорской ложи, и с удовлетворением почти сразу же обнаружил около двух десятков внушительных «дыр» в небрежно свитом барьере. Потом Локи определил «нейтрал»— так назывались среди Чародеев нейтрализующие сквиллы, в сущности не являющиеся полноценными заклинаниями. Сквилл можно было свить и оставить, настроив на какого-нибудь человека или определенное действие. Сквиллы можно передавать даже не-Чародеям, и они все равно должны были сработать. Сквиллы бывали разные, но чаще всего использовали сигнальные — что-то вроде фейерверка, но срабатывающего при определенных условиях. В данном же случае Локи собирался свить несколько нейтрал-сквиллов, чтобы, когда ракшас укрепит барьер, они остались внутри и в любом случае сделали свое дело. Лишить Ния союзника, да еще и оказать услугу Индре, было бы очень кстати. А Локи все еще надеялся, что когда-нибудь помирится с Индрой. Избавление же Небесного Дома от злющего и довольно уродливого ракшаса было бы весьма удачным и большим шагом к примирению.

Сквиллы легко проникли сквозь барьер и прилепились к мировым нитям внутри ложи. Теперь Гхатоткача нипочем бы их не нашел — Локи был в этом уверен.

— При определенных условиях, если бессмертного убивает смертный, то Небесный Дом не примет душу хоть бога, хоть ракшаса, а сейчас эти условия сложились, — хрипло пробормотал Локи, покачнувшись. Сквиллы оказались неожиданно сложными и выпили из него почти все силы. Алура подозрительно всмотрелась в лицо Локи, но смолчала, только сердито поджала губы. — Андрей, — Локи дернул Элайна за рукав, и тот неспешно обернулся, — что бы ни случилось, держись подле меня. Ты мне потребуешься.

— Что ты задумал? — Алура уставилась на Локи так, словно вознамерилась его приморозить к месту и никуда не пустить.

— Потом узнаешь. Когда все начнется, уведи Стефанию, — Локи кивнул, как бы отметая следующие вопросы и возражения, и повернулся к Ринфу и Грифу. — А вы держитесь поближе ко мне. Не справится Андрей — попытаетесь вы. Даже эльф смертен по сравнению с ракшасом, хотя условия, конечно, будут уже не те…

Локи усмехнулся и потянулся к ближайшей мировой линии. Ему требовались силы, а мировые нити, или по-другому линии, лучше всего подходили для этой цели. Алура неодобрительно смотрела на него и явно испытывала беспокойство, что ничего не почувствовала.

— Я научился этому фокусу в Межмирье, — сообщил Локи с довольной и совершенно неуместной улыбкой, чувствуя, как в него вливаются свежие силы.

Алура смолчала, вновь переведя взгляд на эшафот. Толпа, выразившая должный восторг по поводу Императора, вновь вернулась к своим разговорам. Локи напряженно ждал. Наконец, он увидел, как Гхатоткача поспешно укрепил барьер, и тут же толпа заволновалась и по ней пошла рябь. С той же улицы на площадь выползла громоздкая повозка. На ней стояла огромная клетка. Повозку охраняла почти сотня гвардейцев, но никого из героев захвата Гюрзы не было видно, хотя Андрей заметил, что в толпе их немало и все они одеты в гражданское. Вокруг клетки на повозке суетились несколько человек в ярких трико и с раскрашенными лицами. Они разыгрывали какую-то пантомиму явно оскорбительного для Пограничников содержания, но внимание толпы было приковано к той, что находилась внутри клетки.

Гюрза стояла совершенно прямо, держась одной рукой за прутья из marrinoll. На ней были ошейник, кандалы и пояс из того же металла. На ней не было ни куртки, ни сапог, белоснежная рубашка оказалась запятнана кровью и один рукав наполовину оторван. Брюки темно-серого цвета тоже были разодраны на одном колене, и сквозь прореху виднелась свежая ссадина. Волосы Гюрзы были встрепаны и на левом виске слиплись от крови, а в челке виднелись седые пряди. Локи непроизвольно коснулся своих волос и тут же отдернул руку, когда Алура оглянулась на него. Он совершенно точно знал, отчего люди седеют, и это ему не понравилось.

Несмотря на свой вид, Гюрза умудрялась держаться просто с царственным достоинством, и даже легкая улыбка коснулась ее губ, явно недавно разбитых в кровь. Взгляд Лишенной Имени скользнул по толпе и невероятным образом нашел Локи со товарищи. Улыбка Лирэйн Элайн стала шире и теплее. Локи склонил голову в поклоне, прижав руку к сердцу, и Алура скопировала его движение. Стефания всхлипнула, но пока еще сдерживала себя. Андрей стиснул зубы, но его губы против воли шептали Имя сестры. Гриф и Ринф выглядели потрясенными. Похоже, что они до конца так и не смогли поверить, что все это происходит наяву, а не в кошмарном сне.

Повозка остановилась около эшафота, и один из гвардейцев распахнул дверцу. Гюрза едва приметно кивнула ему, словно благодаря, и неспешно вышла из клетки. Гвардеец ошеломленно воззрился на нее, но быстро с собой справился. Грубо подтолкнув Лирэйн Элайн к ступеням эшафота, он спрыгнул с повозки и встал в строй.

Локи, занятый созерцанием Гюрзы, пропустил появление на эшафоте палача и герольда со свитком в руке. Только когда Лирэйн поднялась по ступеням, Огненный Лис их заметил. Гвардейцы, оцепившие эшафот по краю, приподняли клинки, словно были готовы атаковать в любой момент, но на их лицах отразилось замешательство — столь спокойно и уверенно вела себя Гюрза.

Лишенную Имени поставили на колени, и герольд зачитал приговор, где перечислялись все преступления Гюрзы. Основным было, как всегда на таких образцово-показательных казнях, — измена Родине. И приговор был, как всегда суров — отсечение головы с последующим заключением души в Темницу у Корней Земли.

Лирэйн Элайн спокойно выслушала все и ухмыльнулась. Даже ко всему привычного Локи передернуло, когда он увидел эту ее ухмылку, а про остальных и говорить нечего. Даже палач замешкался, расчехляя свой тяжеленный меч с гардой, украшенной золотым солнцем.

Лирэйн Элайн связали за спиной руки, сняли ошейник и заставили склонить голову. В последний момент Лишенная Имени вскинула взгляд на Андрея и тот, приложив руки ко рту рупором, закричал:

— Твое Имя Лирэйн Элайн! Слышишь?! Твое Имя Лирэйн Элайн! Запомни его!!!

Локи, едва заметив движение Андрея, поспешно скрутил заклинание, и голос сотника разнесся над толпой, многократно усиленный, и не понять было, откуда он идет. К тому же пришлось отвести глаза всем окружающим, чтобы они не заметили, кто кричит.

Гхатоткача вскочил на ноги и впился взглядом в толпу. Его единственный глаз под фантомом полыхал злобой. Подобное явно не входило в его планы. Но палач тем временем уже занес меч над тонкой шеей Гюрзы.

Удивленно-радостная улыбка на ее лице никак не вязалась с происходящим, и по толпе прокатился изумленный ропот.

А потом меч опустился.

— Спасибо, брат, — почти услышал Огненный Лис слова Лирэйн Элайн и впервые увидел в ее глазах что-то иное, кроме привычного холодного равнодушия. Теперь она снова стала самой собой, единым целым, заросла ставшая уже привычной саднящая рана в душе… А потом Локи не услышал, скорее, почувствовал дикий крик, когда первые языки пламени Темницы у Корней Земли впились в душу Лишенной Имени. Андрей повернулся к Локи, и в глазах сотника застыла такая боль, что становилось страшно на него смотреть. Похоже, Элайн продолжал чувствовать сестру до сих пор, и Локи поежился, прекрасно зная, что такое боль, когда огонь касается тела. Или души — разница небольшая, всего лишь в понятиях.

— Цена смерти всегда одинакова, — горько промолвил Андрей, прижимая к себе плачущую Стефанию. — Ценой смерти может быть только боль.

Локи вздрогнул. Столь близки эти слова оказались для него.

— Лис, — Алура впилась холодными пальцами в запястье уже готового активизировать сквиллы Локи. — Не сейчас, прошу!

— Почему? — Рыжеволосый бог недоуменно воззрился на Яровитовну. — Что случилось?

— Сейчас все может пойти не так, как надо, — она оглянулась на «Императора», уже покидающего площадь. — Надо выждать. Хотя бы пару дней. Я не могу тебе объяснить… пока…

Локи недовольно дернул уголком рта и отвернулся от Алуры.

— Уходим обратно в гостиницу, — буркнул он недовольно. — Операция «Тузик и грелка» пока что откладывается. А мои сквиллы никуда не денутся…

— Сквиллы? — Ринф вскинул взгляд на удалявшегося ракшаса и прищурился. — Сквиллы, говоришь…

Андрей осторожно выскользнул из гостиницы и огляделся по сторонам. Народа на улице почти не было. Где-то вдалеке, бряцая доспехами, топала городская стража. Опасности не наблюдалось. Элайн сам себе кивнул и, натянув капюшон плаща на лицо, быстро пошагал в сторону императорского дворца, стараясь держаться освещенных только луной переулков, где почти не было людей и стражи.

Уже на подходах к дворцу на плечо Андрея вдруг упала чья-то рука, и он, выхватывая на развороте меч, отпрыгнул в сторону.

— Один решил все закончить? — хмыкнул совершенно спокойный Ринф, насмешливо глядя на Элайна. — А ведь тут нужно Волшебство посильнее человеческого.

— Ты шел за мной? — Андрей медленно убрал меч в ножны и настороженно огляделся, — Зачем?

— За тобой следить — одно удовольствие, — эльф невесело рассмеялся. — Ты так поглощен своим предстоящим геройством, что ничего не замечаешь! — Он еще раз хмыкнул и посерьезнел. — В сущности, я просто не мог уснуть, бродил вокруг гостиницы, а потом заметил тебя. Решил проследить, посмотреть, куда это нашего Элайна тянет? И только сейчас догадался. Без помощи тебе не обойтись, Андрей. Сквиллы те слишком уж сложны. Я еле-еле в них разобрался.

— И что ты предлагаешь?

— Я пойду с тобой. — Ринф жестом заставил сотника замолчать. — Быть может, здесь от меня будет больше пользы Танэль.

Андрей пожал плечами, не решившись перечить, и повернулся спиной к Ринфу. Тот быстро нагнал Элайна и пошел рядом. Разговаривать им не хотелось, и они в молчании добрались до первых заслонов стражи, выставленной вокруг дворца. Ракшас Гхатоткача, похоже, боялся волнений после казни Гюрзы и потому постарался обеспечить свою безопасность по максимуму. Это несколько осложнило дело, но не намного.

Ринфу, как эльфу, вообще ничего не стоило прошмыгнуть мимо неповоротливых и слишком шумных, по его мнению, людей. Андрею пришлось немного сложнее, но и он справился со своей задачей — сказалась наука Приграничья. Только раз, зацепившись полой плаща за ограду, едва не нашумел. Рииф недовольно шикнул на сотника, но и только.

В дворцовом саду было шумно, людно и светло: липовый «Император» пышно праздновал сегодняшнюю казнь. Часть внутренней охраны была из новичков Серого Отряда, и потому Элайну ничего не стоило сойти за одного из них, а Ринф пробирался как-то по-своему, умудряясь никому на глаза не показываться. Андрей подозревал, что эльф воспользовался одним из отводящих взгляд заклинаний или же фантомных сквиллов. Здесь, среди буйства праздничного Волшебства иллюзий и фейерверков, ничего не стоило скрыть такое маленькое заклинаньице.

Андрей неспешно шел по усыпанной пестрым гравием дорожке между искусно выстриженных деревьев и спокойно оглядывался по сторонам. Страха не было. Лишь легкое нетерпение, предвкушение скорой драки заставляло двигаться чуть резче, чем обычно, и внимательнее смотреть по сторонам.

«Императора» Элайн увидел издалека. Гхатоткача сидел на балконе и любовался пестрой толпой придворных внизу. Играла музыка, люди танцевали или толпились Вокруг уставленных яствами столов, шумели фонтаны, небо время от времени расцвечивалось яркими фейерверками. Немудрено было здесь затеряться и не привлечь к себе никакого внимания.

Андрей остановился возле фонтана и бросил взгляд в сторону балкона. Ракшас ничем не выдал своего беспокойства и выглядел все так же благодушно.

— Как только облик нашего дорогого Императора изменится, — услышал Андрей за спиной шепот Ринфа, но не обернулся на голос, — беги к нему и постарайся вонзить клинок ракшасу в глаз. Локи как-то упомянул, что именно так и надо будет убивать Гхатоткачу. Я буду у тебя в качестве отвлекающего болтуна и магической поддержки.

Андрей едва заметно кивнул, подтверждая, что слышал, и медленно обернулся к балкону. Ринфу, видимо, потребовалось время, чтобы заставить сквиллы Огненного Лиса заработать, но зато когда это случилось, то даже Элайн едва не поддался общей панике. Визжащая толпа придворных едва не смела сотника, и ему пришлось влезть на довольно высокий бортик фонтана. Только после этого он смог как следует разглядеть Гхатоткачу.

Ракшас возвышался на балконе, приняв свое истинное обличие, — поросшее редкой черной шерстью одноглазое чудовище с выпирающими вперед клыками. Андрею не хотелось лезть против движения толпы, и он решил дождаться, когда на площади не останется людей, а потом уже заняться ракшасом.

Но у Гхатоткачи было свое мнение на этот счет. Взревев, словно уколотый пикой бык, он перескочил через перила балкона и тяжело рухнул на камни площади. Случайно попавший ему под ноги придворный даже пикнуть не успел, мгновенно превратившись в кровавую кашу. Гхатоткача с удовольствием пнул останки несчастного и те полетели в спешно удиравших прочь людей. Ракшас захохотал и огромными прыжками понесся вперед. Площадь перед дворцом стремительно пустела — и гвардейцы бежали не в числе последних.

Оглядевшись, Андрей заметил почти посередине уже пустой площади Ринфа. Эльф спокойно сложил руки на груди и ждал, когда же ракшас приблизится. Элайну на мгновение стало страшно — столь нелепо стройный невысокий эльф выглядел перед громадным чудовищем.

Гхатоткача остановился в нескольких шагах от Ринфа и расхохотался.

— Это ты, да?! — взревел Гхатоткача, тыча скрюченным пальцем с пятью фалангами в сторону эльфа. — Ты сумел меня перекинуть?! Ты за это очень неприятным образом сдохнешь!

— Только после вас, — со скверной ухмылкой проговорил Ринф. — Ты, Гхатоткача, дурак, если решил связаться с Нием. Его, знаешь ли, здесь не жалуют. Тебя теперь тоже. Следовало уйти вместе с Лэгри.

— С этим щенком? — изумился ракшас и опять расхохотался. — Да он мне в подметки не годится! Ты, кстати, тоже.

— Андрей, бей! — неожиданно завопил Ринф, заметив, что Элайн подобрался почти вплотную к Гхатоткаче, и бросил какое-то заклинание, сковавшее на несколько мгновений движения чудовища. Сотник не терял времени и среагировал мгновенно. Одним прыжком оказавшись рядом с ракшасом, Андрей вонзил ему в живот свой клинок.

— В глаз, кретин! — заорал Ринф, бросаясь вперед. Ничем серьезным эльф вооружен не был, кроме короткого кривого кинжала, и совершенно непонятно, что он хотел сделать таким маленьким клинком. Однако времени у Элайна на размышления почти не было. Ракшас, хоть и двигался медленно, но уже начал приходить в себя.

Андрей выдернул клинок из живота чудовища и отвел его для следующего удара. Гхатоткача был почти на две головы выше сотника, и потому Элайну пришлось развернуть меч не самым удобным образом. В этот миг ракшас вдруг резко дернулся и одним ударом отшвырнул сотника от себя. Андрей, пролетев несколько метров, рухнул на землю и, даже по мере возможностей смягчив падение, не сразу смог подняться. И потому сотнику пришлось совершенно бессильно наблюдать, как Гхатоткача подхватил лапой за талию подбежавшего к нему эльфа и поднял над головой. Андрей кинул заклинание, но оно просто разбилось о ракшаса, словно и не существовало.

— Ты умрешь гораздо страшнее Лакха! — тем временем взревел Гхатоткача и встряхнул безвольно обвисшее тело эльфа. Смешной кинжал, звякнув, упал на булыжник площади.

И в этот момент Андрей смог подняться на ноги. Неровной, вихляющейся походкой, он приблизился к ракшасу, совершенно не обращающему внимания на сотника. Гхатоткача с великим увлечением продолжал трясти и мять уже вряд ли живого Ринфа. Элайн видел яркую эльфскую кровь, потекшую изо рта Ринфа, слышал, как хрустели его кости.

— Спасибо, друг. И прости, друг, — едва слышно вымолвил Андрей, поднимая клинок и прыгая вперед. Гхатоткача среагировал моментально. Отшвырнув эльфа, он стремительно обернулся, и его лапы сомкнулись вокруг торса Элайна.

— Какой живучий щенок! — радостно возвестил ракшас, поднимая Андрея вверх. От нестерпимой боли в ломающихся костях Элайна замутило. Он хотел бы заорать, но в данный момент не мог себе позволить отвлечься от налитого кровью единственного глаза Гхатоткачи.

— И бессмертные боги имеют способность умирать, — выдохнул Андрей, разворачивая клинок. — А ты, тварь, тем более…

Клинок с едва слышным хрустом легко, словно в студень, вонзился в глаз ракшаса почти по рукоять. Гхатоткача завыл так тонко, словно запищал гигантский комар, отбросил Элайна и попытался выдернуть меч из глазницы. Но предсмертные конвульсии уже сотрясали его тело. Прежде чем потерять сознание, Андрей еще успел увидеть, как Гхатоткача повалился навзничь и задергался так, что раскалывались камни мостовой.

Локи сел на стул верхом и с улыбкой взглянул на Алуру. Яровитовна ответила мрачным взглядом и отвернулась, вздернув подбородок.

— Семь соцветий на картонке, — проговорила она задумчиво.

— Носорог на восьмой стороне света, — со смешком ответил Локи.

— Семьдесят и три журавля!

— Доминошный домик!

— Ферзь в дамках!

— Колодец через кольцо…

— А вот и попался! — Алура потерла ладони. — Орел Шестого Легиона!

— Ну тогда уж каракурт па бутерброде!

— Ага, ты еще скажи — три лопаты в пять минут!

— Нет уж, совещание под бровкой.

— Разговор двух идиотов перед палаткой, — Алура хмыкнула.

— Ты про нас? — Локи даже огляделся, словно собирался увидеть палатку.

— Ты проиграл! — радостно завопила было Ярови-товна.

— Нетушки, — Огненный Лис рассмеялся. — Я ответить еще могу: четверо на колее!

— Ну тогда держи саблезубого суслика… Ответить Локи не успел. Дверь комнаты отлетела к стене, и на пороге возник Гриф. Наемник был напуган, встрепан и явно принес недобрые вести. А этого оба бога не любили.

— Андрей с Ринфом что-то натворили во дворце, — вдохнул Гриф, нервно сжимая ладонь на рукояти меча. Локи и Алура переглянулись и моментально вскочили со своих мест. Не сговариваясь, схватили оружие, и Яровитовна в одно мгновение открыла портал.

— Идем! — выкрикнула она, и все трое нырнули в телепорт.

Выход из телепорта открылся недалеко от площади, где еще тоненько выл умирающий Гхатоткача. Локи быстро сориентировался и помчался на звук. Он уже чувствовал, что опоздал. «Ведь знал же! Знал! — корил он себя на бегу. — Мог бы предотвратить произошедшее! А теперь?»

Выбежав на площадь, Огненный Лис на мгновение замер на месте и зажмурился. Ему вдруг стало страшно. Он видел искореженное, залитое кровью тело Ринфа, бездвижного, валяющегося в темной луже Андрея и как раз в этот момент окончательно затихшего Гхатоткачу. «И опять я виноват во всем этом! — яростно подумал бог. — Владыка Тимериннона! Слишком уж много ты стал на себя брать!»

Первым делом Локи подбежал к Ринфу, как к наиболее пострадавшему. Склонившись над эльфом, Локи бессильно заскрежетал зубами и влепил кулак в булыжник мостовой: ни единой капельки жизни не оставалось в теле. Ринф был мертв. Огненный Лис чувствовал, что опоздал совсем на чуть-чуть, на несколько секунд, но все равно было уже поздно.

«Нет, не в твоей власти возвращать людям жизнь. Ты можешь отобрать жизнь или исцелить рану. Но смерть — есть смерть, и ты над ней не властен…»

Локи поднялся на ноги и оглянулся на замерших в отдалении Алуру и Грифа. Да, надо было сделать хотя бы то, что можно.

Огненный Лис, сбросив оцепенение, метнулся к Андрею и упал рядом с ним на колени. Прижав ладони к ледяному лбу сотника, Локи втянул воздух сквозь сжатые зубы и впустил в себя боль человека. И тут же возникло ощущение протекающих сквозь пальцы золотистых, напоенных солнцем капель. Андрей все еще был жив, но с каждым мгновением этой жизни оставалось все меньше и меньше.

Сломаны ребра и осколок вонзился в легкое… Повреждены печень, желудок… Капли стремительно текли сквозь пальцы, и Локи изо всех сил старался не упустить их, сдержать, не подпустить смерть. Перед его глазами покатились игральные кости и замерли двумя тройками вверх. Признак неминуемой смерти. Да и сам Локи знал, что Андрей сейчас должен умереть. Рыжеволосый бог видел это на Тимеринноне, проходя сквозь Врата Вершины. Видел и знал, что сделает все — лишь бы изменить предначертанное.

Негромкое рычание вырвалось из глотки Локи, и Гриф отскочил в сторону с таким видом, словно Огненный Лис обернулся ракшасом.

Но Локи едва обратил внимание на это. Сейчас он весь был поглощен золотистыми каплями, бегущими сквозь пальцы. И еще он пытался не позволить боли Андрея смыть тонкий барьер, выставленный сознанием. Локи не мог себе позволить грохнуться в обморок, не закончив лечение.

«Жаль, что нет ни одного готового сквилла», — мелькнула мысль и тут же Локи отстранился от нее, боясь потерять драгоценные мгновения.

Сначала он извлек осколок ребра и удалил кровь из легкого. Потом ему пришлось немедленно зарастить разодранную диафрагму. Ребрами можно было заняться и позже. Точно так же, осторожно и аккуратно, он собрал воедино другие поврежденные органы, заставил кроветворные органы заработать в полную силу. Сердце Андрея забилось сильнее, и он вздохнул полной грудью. Капли уже почти не текли на песок, но все еще опасность для жизни сотника была велика. Вздрагивая от волн накатывающей нестерпимой боли, Локи сложил сломанные и раздробленные кости, срастил их, насколько хватило сил, и лишь потом занялся мышцами. Волокно к волокну, нерв к нерву, сосуд к сосуду, он собрал и их и скрепил пока еще совсем тоненькими нитями. На большее сил не осталось.

Пригоршня золотящейся в солнечных лучах воды покоилась в ладонях Огненного Лиса, и теперь за жизнь Андрея можно было не волноваться. Конечно, какое-то время ему нужны будут покой, сон и нормальное питание, но умереть он уже не умрет. Прокатившиеся перед глазами Локи игральные кости остановились. Две шестерки. Огненный Лис изменил предначертанное, согнув вертихвостку Судьбу так, как ему было нужно.

Содрогнувшись в беззвучном рыдании, Локи отнял ладони ото лба Элайна и, не открывая глаз, повалился на землю, скорчившись в какой-то немыслимой позе. Боль не уходила, и это была расплата за изменение предначертанного.

«Владыка Тимериннона может все, даже изменить неминуемое. Ты — на границе не только Миров, но и Времен, и Судеб. Ты — властитель Пограничья, и многое в твоей власти, но за все придется платить. А теперь платить втройне. Ты получил все, что хотел, теперь ты можешь все, но за все ты отдашь больше любого другого. Таково проклятье Тимериннона. Как ты считаешь, почему Один предпочел отдать глаз?»

Локи опять содрогнулся, но на сей раз от новой волны боли, нахлынувшей на него. Тройная плата. А говорили, что предначертанного не изменить…

Стефания ласково смотрела, как ест Андрей, и мирно улыбалась. Локи сидел рядом, и на его осунувшемся лице застыло выражение бесконечного терпения. Казалось, что он готов ждать вечность, пока Элайн наестся. Однако сотник, словно бы поняв, что от него требуется, по-быстрому подмел, что было на тарелке, и протянул ее Стефании. Девушка неодобрительно покачала головой, но все-таки вышла из комнаты, потому как Локи сразу, едва вошел, заявил, что ему требуется поговорить с Андреем наедине.

— Как ты сумел меня вытащить? — поинтересовался Элайн, дожевывая кусок хлеба.

— Не твое дело, — злобно огрызнулся Локи. — Вытащил — значит, вытащил. Теперь об этом нечего говорить.

— А о чем нам стоит поговорить?

— Например о том, что произойдет меньше чем через месяц…

Локи обстоятельно и без всяких эмоций пересказал Элайну все, что знал о грядущих событиях, а знал он все. По мере рассказа, глаза Андрея все больше и больше выпучивались и под конец Локи показалось, что они вот-вот шлепнутся на одеяло.

— И… И что теперь делать? — растерянно проговорил Андрей, разглаживая складку на простыне.

— Такие события мне не под силу изменить, пока я во плоти, — Локи сокрушенно покачал головой. — Я просто хотел, чтобы все это не стало для тебя неожиданностью. С Нием я разберусь, да так, что он еще долго будет зализывать раны.

— И как ты это сделаешь?

— Вышвырну его в свою вотчину — в Межмирье, где и вытрясу из него всю душу, — Локи мрачно усмехнулся. — Знаешь, как-то я слышал такую теорию, что если бы существовали все боги, которых почитают в разных мирах и странах, то на небесах не прекращалась бы война… Если бы те люди знали, насколько они близки оказались к истине.

— А из-за чего у тебя нелады с Нием? — в голосе Андрея сквозила неподдельная заинтересованность, — И неужели все боги воюют друг с другом?

— Не все, но грызня идет постоянно, если Перун не решит это все прекратить. Даже царственный Зевс, ознакомившись как-то раз с розгами Громовержца, пару столетий сидел тихо-тихо. — Локи рассмеялся, вспомнив, какое лицо было у Зевса сразу после дружеской «беседы» с Перуном. — У старика крутой нрав и мало кто смеет пренебрежительно к нему относиться, а уж с розгами Перуна пообщались почти все боги и демоны. Он никому не дает спуску. В принципе дальше мелкой грызни редко у нас заходит, но иногда возникает кровная вражда, как у меня с Нием.

— А из-за чего она?

— Он убил Яровита, отца Алуры, — Локи скривился. — Только самой Алуре не говори. Боюсь, что в таком случае она раздолбает весь Танэль, а Перун только поможет ей.

Андрей кивнул, и Локи, быстро попрощавшись, ушел. Элайн еще был слишком слаб, чтобы его утомлять длинными разговорами, но все равно Огненный Лис видел, как в его комнату шмыгнула Стефания.

Со времени казни Гюрзы прошло уже пять дней, а все прибывшие из Пограничья еще оставались в гостинице «Рука Императора». Андрей был еще слишком слаб, да и сам Локи едва волочил ноги, хотя пытался всем показать, что он бодр как никогда. Никто ему не верил.

Когда Локи кое-как залатал Андрея на площади, Алура и Гриф каким-то образом отволокли его в гостиницу, а Элайна помогли перенести оказавшиеся поблизости гвардейцы из Серого Отряда. Никто ничего у троицы богов и их сопровождающих не спрашивал. Все оказались подавлены явлением ракшаса, и сейчас Альтхгрэнд пребывал в неком подобии массового ступора. А Локи было что сообщить всем, кто захотел бы его выслушать. Но самым главным сейчас был не рассказ о том, что Лакха несколько лет назад был убит Гхатоткачей и этот же ракшас выпроводил Лэгри из Танэль, а просьба — или приказ, это уж как потребуется, — об отзыве направленных в Близкое Приграничье войск Альтх. Локи опять хотел попробовать изменить предначертанное, но ему еще ни разу не приходилось делать таких крупных опытов. Сейчас у него было ощущение, словно он, вцепившись в поручни последнего вагона и упираясь пятками в железнодорожную насыпь, тормозит пятимильный товарняк…

Около комнаты Локи стояла Алура. При ней были ее секира и мрачное выражение лица.

— Где шлялся? — в лоб поинтересовалась она, опуская приветствие. — Тебе лежать еще надо, а не бродить по гостинице!

— Дорогая, — Локи нацепил на лицо самую обезоруживающую улыбку, какую смог изобразить, и Алура медленно начала оттаивать, — я всего лишь перекинулся парой слов с Андреем, да проверил, как его здоровье.

— Тебе о своем надо беспокоиться здоровье! А не будешь вести себя как следует, придется волноваться еще сильнее! — Алура схватила Локи за рукав и втянула его в комнату. — Да ты совсем не ложился с вечера!!! — возмущенно заорала она, заметив неразобранную постель. Локи смущенно улыбнулся, вспомнив, что он действительно всю ночь бродил из угла в угол, обдумывая, как ему надавить на Судьбу в этот раз. Игральные кости исправно вставали двумя единицами вверх. Пятьдесят на пятьдесят. Может, и получится.

— Локи! Если ты… — начала было Алура, но Локи весьма решительно закрыл ей рот поцелуем. Алура и не думала сопротивляться.

В Айлегрэнд они отправились прямо из гостиницы, используя порталы, через неделю после казни Лирэйн Элайн. Ни у кого не возникло желания выходить на улицы Альтхгрэнда, а у Андрея со Стефанией, судя по всему, меньше всех. У них, похоже, не было желания даже комнату покидать, но Алура чуть ли не пинками согнала всех в номер Локи, где и был открыт портал, ведущий прямо в покои Гюрзы в Айлегрэнде.

Первым из портала вышел Огненный Лис и тут же столкнулся с Белым Тигром, стоявшим посреди комнаты с клинком наголо. Локи усмехнулся, отвесил полупоклон и отступил в сторону, давая дорогу другим. Тигр немного расслабился, но клинка не убрал. Дождавшись, пока из портала выйдут все и черное пятно не схлопнется, он тут же набросился на Локи, словно бы и не замечая стоявших в обнимку Стефанию и Андрея.

— Ты же обещал! Обещал! — орал Тигр, размахивая клинком в опасной близости от лица Огненного Лиса. — Почему ты ее не спас?!

— Лирэйн Элайн сама так решила, — вдруг проговорил Андрей, и Тигр застыл, изумленно вытаращив на сотника глаза. — Я мог бы ее спасти, я предлагал ей помощь, но она отказалась и попросила меня убедить остальных не делать глупостей. Она же вас спасала, недоумки! Я не знаю кто — Хоори, Огонь Световидович, сам Световид, — но он даровал ей право одиночного заключения. Теперь никто и никогда не сможет запихнуть вас в Темницу у Корней Земли! Тигр… — Андрей помолчал, наморщив лоб и не замечая отвисшей челюсти Локи. — Ариддин тайх Лунгвин, — вдруг проговорил он и вздохнул, — она сделала то, что считала нужным, и мы не вправе менять принятые моей сестрой решения.

— Ариддин тайх Лунгвин, — тихо повторил Тигр и бессильно уронил руку с клинком. — Ты вспомнил мое Имя. Ты вернул мне его…

— Да, — едва слышно ответил Андрей. — Мы должны повернуть войска Альтх вспять и пролить как можно меньше крови.

Тигр кивнул, но выглядел так, словно не слышал слов Андрея. На лице Ариддина расцвела глупая улыбка, и он метнулся к выходу. Локи, справившийся с изумлением, вызванным упоминанием имени Тени Огня, покачал головой и подумал о том, что для этих людей Имя оказалось важнее жизни или смерти друзей.

— Боюсь, нам не удастся повернуть войска Альтх, — проговорил Локи, когда за Тигром захлопнулась дверь, — Я узнал об этом еще в Альтхгрэнде… Этими войсками командует Ний, но, разумеется, под другим именем. Теперь его величают Флайсх Айлино.

— Дурацкое имя, — прокомментировала Алура, поглаживая секиру.

— Ний — есть Ний, — пожала плечами Стефания и отошла на шаг от Андрея. — Что нам теперь делать?

— Выступить против Альтх, разумеется, — для Локи это был вполне ожидаемый вариант, как и для Андрея, но все-таки Элайн вздрогнул и непроизвольно вжал голову в плечи. Он тоже знал, чем все это закончится.

Тигр сидел в своем кабинете и задумчиво перелистывал «Янтарь Вечности». Читать эпос ему не хотелось, но он все-таки выхватил взглядом несколько строк. И они мало ему понравились. Хотелось бы, чтобы будущее было менее мрачным.

«А мы все же вернемся, — вдруг подумал он, проглядывая главу о Воинах Межмирья. — Никуда мы не денемся…»

— Верно, — хмыкнула одна из теней на стене и вдруг сложилась в темную фигуру человека. — Вернетесь, если на то будет воля Владыки Тимериннона. А она будет… Наверное.

— Кто ты?! — Тигр мгновенно оказался на ногах и схватил лежащий на столе клинок.

— Мое имя Хоори, Тень Огня, — проговорил абрис человека и колыхнулся, — Гюрза, наверное, упоминала обо мне.

— Да, она говорила, — Тигр вздохнул, но клинка не опустил. — Она много чего говорила.

— Это хорошо. — Хоори опять колыхнулся, словно пытаясь обрести объем, но не сумел, — В сущности, мне было просто интересно взглянуть на тебя, Ариддин тайх Лунгвин, не более. Я стал в последнее время непозволительно любопытен.

— Скажи, — Тигр облизнул сухие губы и впился в тень внимательным взглядом. — Огненный Лис сможет нам помочь?

— Да он себе окажется не в состоянии помочь! — Хоори рассмеялся. — Нет, предначертанного не изменить. Прощай, Ариддин тайх Лунгвин…

— Прощай… — Тигр опустил клинок и вздохнул. Он терпеть не мог предопределенности и надеялся, что может сам творить свою судьбу, но постоянно оказывалось что-то, называемое неминуемым. И никак не получалось это миновать. Никак…

Тигр бросил меч на стол и повел плечами. Словно легкий озноб коснулся его спины между лопаток. Это означало творимое поблизости Волшебство.

Ариддин тайх Лунгвин опять схватил клинок и обернулся к раскрывающемуся зеву портала…

***

Локи проснулся от неясного чувства тревоги. Рядом с ним, вздрогнув, вскинулась Алура. Боги переглянулись, и Локи едва заметно качнул головой. Он чувствовал что-то странное, но пока еще не несущее опасности. Алура все равно перелетела через Огненного Лиса и схватила секиру. Полностью обнаженная, но зато с секирой, она выглядела бы забавно, если б не посверкивающие в лунном свете, пробивающемся сквозь шторы, остроконечные клыки.

— Перекинься, — тоном, не терпящим возражений, потребовал Локи, и Алура, буркнув что-то, положила секиру на стул. Через мгновение вместо нее на ковре сидела огромная голубоглазая тигрица. Локи кивнул, встал и неспешно оделся. Чувство, что вскоре произойдет нечто нехорошее, не уходило, но торопиться Огненный Лис не любил.

Алура следила за ним глазами и что-то ворчала на зверином языке. Локи потрепал ее за уши, и она ткнулась ему в колено влажным носом, при этом многозначительно фыркнув. Рыжеволосый бог негромко рассмеялся и направился к выходу из комнаты, и тут его настиг пронзительный крик, раздавшийся откуда-то со стороны покоев Тигра. «Ариддина», — поправил себя Локи, а потом стало не до размышлений.

Алура промчалась мимо, едва не сбив Огненного Лиса с ног, и рванулась на крик. Локи спешил за ней следом, но две ноги все-таки хуже, чем четыре, и безнадежно отстал. Когда он прибежал, около входа в комнаты Ариддина уже толпились люди. Локи тут же заметил Белочку и протолкался к ней.

— Что случилось? — потребовал он ответа. Белочка вздрогнула и бросила на Локи кокетливый взгляд из-под ресниц. —Детка, я женат, — поспешил предупредить Лишенную Имени Локи. — И моя жена, если узнает, что ты мне глазки строишь, спустит с тебя шкуру, да не один раз, и таким способом, о котором ты и не слышала. Что случилось, рассказывай.

Белочка отвела взгляд, моментально поняв, что угрозы Локи не пустая болтовня, и поспешно сообщила:

— На Ариддина, — она произнесла это имя с нажимом и толикой зависти, — напало какое-то чудовище. Оно явилось через портал, но никто Ворожбу не учуял, хотя тут всюду растянуты сигнальные сквиллы. Там в покоях такой бардак, что не понять — жив Тигр или же нет.

— Ну, это поправимо, — буркнул Локи. — А сквиллы впредь ставьте вот такие…

Он быстро свил необходимый сквилл и сделал так, что Белочка увидела все тонкости заклинания. Лишенная Имени быстро повторила сквилл. Скопировала она его удивительно точно и с первого раза. Локи кивнул и вошел в покои.

До этого через головы людей он успел заметить немного, но сейчас его затошнило. Бурая слизь покрывала комнату с пола до потолка и отвратительно чавкала под сапогами. Тут и там были разбросаны останки какого-то зверюги, но ничего не шевелилось. Локи очень захотелось узнать, каким же заклинанием Тигр так размазал нападавшего. Однако вокруг не ощущалось последствий Волшбы.

Из другой комнаты вышла Алура и скорбно покачала головой. Локи вздохнул и побрел следом за тигрицей, чтобы взглянуть на то, что осталось от Ариддина тайх Лунгвина. А осталось там немного. Голова Белого Тигра оказалась насажена на его же меч, каким-то образом вплавленный в пол рукоятью. Руки Лишенного Имени были точно так же впаяны в пол и все еще сжимали меч. Локи покачал головой и поискал глазами остальное. Ничего не было. Только надпись кровью на стене:

«Saarin tiamain dililh ojell, Loki».

Локи передернуло. Дешевые эффекты, так любимые Нием, раздражали.

— Ний, — проговорил Локи, и Алура согласно кивнула. — Чудище какое-то сотворил… Ему это под силу, а потом оно самоуничтожилось в той комнате… — снова кивок Алуры. — Ладно, идем. Здесь закончат без нас.

Алура развернулась и неспешно потрусила к выходу. Локи бросил прощальный взгляд на голову Ариддина тайх Лунгвина и вышел следом. Если он не смог предотвратить это, то не сможет отвести и остальное. «Надо хотя бы всем имена сообщить, — усмехнулся про себя Локи, знавший Имена всех Лишенных Имен. — Хотя с этим Андрей справится без меня…»

Ястреб, Скорпион и Белочка стояли по правую руку от Локи. « Силорин тайх Зуриб, Анниан тайх Сумрин и Орио Маргх, — поправил себя Огненный Лис, — именно так и никак иначе».

Слева от Локи стояли Алура, Стефания, Андрей, Гриф и одна из Лишенных Памяти по имени Чайка, примчавшаяся в Айлегрэнд буквально в последние минуты перед походом. Все они были напряжены, и только Алура равнодушно поглядывала на раскинувшийся на поле огромный лагерь войск Альтх. Перунова внучка спокойно поглаживала лезвие секиры и мирно улыбалась, словно разглядывала пасторальную картинку.

Всего их было девять. Трое богов, трое Лишенных Имен, трое смертных. Три тройки на игральных костях, а следовательно, — смерть.

Их девятка пришла к лагерю без войска и разведки. Просто они нашли способ повернуть армию вспять почти без кровопролития. Нашли тот самый способ, которого больше всего боялся Локи. И Андрей, разумеется, тоже.

План был прост и прямолинеен. Самой сложной его частью было проникновение в лагерь, но и это было решено. Скорпион просто отправил Нию вызов на переговоры, и тот ответил согласием. Локи не сомневался, что темный бог обязательно постарается явиться с максимальным количеством вооруженных сопровождающих, но уже не волновался по этому поводу. Снова в уголке сознания билось тщательно свитое и спрятанное заклинание, а в одном из многочисленных карманов куртки покоилась хрустальная пирамидка.

Из лагеря показалась довольно внушительная процессия человек в двести. Локи хмыкнул, разглядев во главе вооруженных сопровождающих горделивого Ния. Заклинание в уголке сознания встрепенулось и напряглось, стаз похожим на взведенный арбалет.

— Плывет рыбка, — Алура осклабилась, показав клыки. Локи согласно кивнул.

Ний не торопился. Он неспешно взобрался на холм и остановился не меньше чем в десяти шагах от выстроившихся редкой цепью сотоварищей Локи.

— Неужто сам Огненный Лис? — деланно изумился Ний, вздернув одну бровь, а в его ярко-зеленых глазах мелькнула насмешка, — Давненько тебя не было видно. Всё раны зализывал?

— Да нет, — Локи равнодушно пожал плечами. — Понимаешь ли, у владыки Тимериннона не так много времени, как может показаться.

Ний изумленно выкатил глаза, но уже через секунду справился с собой и снова выглядел совершенно невозмутимо, но у Алуры и Стефании не получилось так лихо совладать со своими эмоциями. Обе они вытаращились на Локи, и тот поежился под их взглядами.

— Владыка Тимериннона? — Ний демонстративно расхохотался. — Ты-то?!

— Ну да, я, — Локи устало вздохнул и провел рукой по лбу. В ту же секунду готовое заклинание развернулось и хлестнуло по барьеру, спешно выставленному Нием. И все же поток Волшебства достал темного бога, сделав того почти прозрачным. Локи выкрикнул короткое слово «tsvin», на которое был настроен заранее заготовленный сквилл, и он взорвался под копытами чалого коня Ния. Жеребец дико взбрыкнул, и полупрозрачная фигура темного бога плавно взлетела в воздух и стала расползаться тонкими нитями тумана.

— Вы все равно не будете вместе! Да поглотит вас Вихрь Времени! — откуда-то издалека прилетел крик Ния, и Локи невесело усмехнулся.

Воины, сопровождавшие своего командира, ошалело уставились на то место, где он только что висел, но ничего, кроме быстро тающего цветного тумана, не увидели. Тогда они взревели, словно стадо взбесившихся мамонтов, и рванулись в атаку.

— Спиной к спине! — заорала Алура, и девять Пограничников немедленно перестроились. Едва они встали в круг, как на них налетели первые воины. Алура, бившаяся рядом с Локи спокойно, словно это ей ничего не стоило, сшибала своей секирой людей на землю, и никто после этого не мог уже подняться на ноги. Локи не менее результативно размахивал своими клинками, но умудрился уже пропустить несколько ударов, и чувствовал, как из ран в груди, животе, руках вытекает кровь вместе с золотистыми капельками жизни.

Первой пала Чайка. Лишенная Памяти отвлеклась меньше, чем на мгновение, но этого хватило, чтобы какому-то резвому гвардейцу всадить ей клинок в горло. Захлебываясь кровью, Чайка повалилась на землю и засучила ногами. Выгнувшись дугой, она заскребла руками землю, но уже через несколько секунд затихла. Огненный Лис видел все это краем глаза, но не позволял эмоциям взять над собой верх. Пока еще нельзя было отвлекаться.

Локи ждал.

Потом раненый Гриф рухнул на колени, и тут же его затоптал чей-то конь. Последний помнящий даже не пикнул.

Локи ждал.

Скорпион и Ястреб пали почти одновременно. Они все еще силились бросить какое-то заклинание, но не могли. Они не знали, что Вихрь Времени уже закружился вокруг, набирая обороты. А там, где властвовал Вихрь, любое Волшебство было запрещено.

Скорпиона подцепили на копье, а Ястреба срезали арбалетным болтом. Оба Лишенных Имен бесформенными кучами свалились на землю и замерли.

Локи ждал.

Только когда он перестал чувствовать обе руки, а ноги словно налились свинцом, Вихрь Времени обрел видимость и сплел сверкающие потоки вокруг Стефании и Андрея. Воины испуганно закричали и сыпанули в стороны, словно стая воробьев, в середину которой швырнули старый башмак.

Локи опустил окровавленные клинки и повернулся к Стефании и Андрею. Они силились дотянуться друг до друга, кричали что-то, но все поглотил тоненький вой Вихря Времени. Постепенно фигуры Огнянки и Элайна истончились до такой степени, что остались только едва приметные светящиеся абрисы. Локи смотрел на них и качал головой. Все это он предвидел, но не смог изменить. Оказалось, что есть все-таки вещи, неподвластные даже Владыке Тимериннона.

— Что с ними случилось? — с ужасом в голосе спросила Белочка, стоявшая на колене рядом с Локи. — Что ты с ними сделал?!

— Не я, — Локи усмехнулся, глядя в сверкающие потоки. — Вихрь Времени подвластен Нию, и он бросил его на Стефанию и Андрея. Их души теперь вечно будет тащить от Мира к Миру. Они будут рождаться, умирать, но эта гонка не закончится до тех пор, пока… — Локи помолчал и вскинул взгляд на Алуру. — Они будут догонять друг друга, пока Огнянка не научится НЕ убивать.

— Значит, вечно, — Алура взглянула на Вихрь и подошла к Локи. — Ты ранен… — неожиданно она прильнула к нему и впилась в его губы жадным поцелуем. — Владыка Межмирья, кто бы подумал… Я люблю тебя… — Она коснулась лбом его щеки и поспешно отступила в сторону, — Ты знаешь, у меня контракт и я не могу бросить Стефанию, где бы она ни была. Прощай.

Алура стремительно развернулась и прыгнула в Вихрь. В ту же секунду сверкающие потоки исчезли, а вместе с ними и Алура.

— Я — Владыка Пограничья, — негромко проговорил Локи, вонзая один из своих мечей в землю и распуская шнуровку рубашки у горла, что так некстати затянул сегодня утром. — Я найду тебя, чего бы мне это не стоило. Я пройду всю Границу, обшарю каждый Мир, но найду. Неужели ты думала, что я тебя брошу теперь, когда мне подвластно почти все? — он хмыкнул и принялся вбивать второй клинок рукоятью в землю. Белочка смотрела на Локи расширенными от ужаса глазами, но молчала, понимая, что она теперь не вправе ему мешать. — Эх, Алура, Алура, глупое ты существо… Я именно из-за тебя притащу Ния на Тимериннон и не пропущу через Врата Вершины. Посмотрим, как ему поможет его хваленое могущество…

Локи опустился на одно колено и вздохнул. Он уже мог сосчитать, сколько золотистых капель осталось в ладонях. Их было слишком мало.

— Я найду тебя, хоть для этого мне придется перерыть все Миры, — тихо проговорил Локи, наклоняясь над острием собственного клинка и чувствуя ледяное прикосновение к коже напротив сердца. — Я тебя найду…