Последние километры до графской усадьбы мы ехали уже по темноте. У лошадей не было фар, поэтому скорость передвижения заметно снизилась. Не хватало нам ещё, чтобы кони ноги переломали, оступившись.
Я уже не лежал, развалившись в сене, а сидел, сжимая в руках заряженное и снова поставленное на предохранитель ружьё. Почему Тихон подаёт мне его всегда заряженным, я понять пока не мог. Вроде бы, что сложного в том, чтобы переломить стволы и подать в патронник патроны? Но, нет, ружьё мне подавалось заряженным, словно кремневое, чтобы зарядить которое, нужно целый танец с бубном станцевать.
Глядел я в темноту с таким напряжением, что ещё немного, и глаза на лоб бы полезли. Когда начала возвращаться головная боль, темнота вокруг, внезапно стала серой. Исчезли все краски, и мне удалось разглядеть вдалеке силуэт какого-то животного. Судя по всему, это был волк. Он был почему-то один, хотя, скорее всего, это был разведчик, который пристально смотрел в нашу сторону. Разглядев много вкусного мяса, волк не побежал за нами, а сел, запрокинул голову и завыл, призывая стаю, которая ответила ему протяжным воем вдалеке.
От неожиданности я моргнул, и меня снова стала окружать темнота, скудно подсвеченная то появляющейся, то снова исчезающей в тучах луной. Темнота была насыщенная красками. Я, наверное, только сейчас понял, что даже у черного цвета существует множество совершенно неожиданных оттенков. А вот когда я разглядывал волка, то сам он был светло-серым на темно-сером фоне.
Если честно, то я едва не пальнул в сторону волчары, но вовремя опомнился. Было слишком далеко, чтобы выстрел даже испугал его. Про то, чтобы убить, или хотя бы ранить, речи вообще не шло. В какой-то момент мне показалось, что волк просто привиделся, что был обман зрения, и никакого исчезновения красок на самом деле не было.
Поместье было освещено. Свет лился не только из окон виднеющегося вдалеке в глубине обширного парка дома. Парк пересекало много дорожек, заканчивающихся в самых неожиданных местах беседками. Это кроме довольно широкой подъездной дороги, ведущей от ворот прямиком ко входу в дом. И все эти дороги и дорожки были освещены мощными фонарями, испускающими ровный белый свет.
Мой медальон сверкнул. И ворота открылись. Вот только на въезде нас тормознули дюжие охранники, которые к тому же были не дураками, если судить по цепким взглядам. Нас быстро осмотрели, командир нахмурился, глядя на мою перебинтованную голову и спящего в корзине котёнка, и не стал долго задерживать.
Проехали мы по дорожке прямо до широкого, но не слишком высокого крыльца. К телеге и моим спутникам тут же подбежали мальчишки, чтобы принять лошадей и увести их обихаживать на конюшню. Тихон помог мне вылезти из телеги и практически насильно вырвал из рук ружьё, в которое я вцепился мертвой хваткой, потому что мне постоянно мерещилось, что нас нагоняет стая волков. В итоге пальцы на цевье замёрзли и вдобавок их свело судорогой, так что я с трудом их разжал, когда Тихон решил меня разоружить.
Корзину с рысёнком я забрал из телеги и шагнул к крыльцу, на котором стоял высокий, поджарый старик, одетый в костюм-тройку. На его плечи было наброшено кашемировое пальто. Лицо старика слегка вытянутое, морщин не слишком много, седые волосы довольно коротко и аккуратно пострижены. Зеленовато-желтые глаза смотрели пристально, но я точно видел промелькнувшую в них тревогу.
— Женя, что за детские выходки? — он шагнул ко мне навстречу, не обращая внимание на гостей.
— Вы кто? — невольно вырвалось у меня, и я сделал шаг назад.
Старик нахмурился ещё больше, но тут вперед вылез Тихон.
— Ваше сиятельство, на Евгения Фёдоровича напали, да по голове приласкали, хорошо хоть не до смерти. Прямо на старом тракте. Много их было, истоптано там всё вокруг. — Он замолчал, а потом выпалил. — Рысь тати проклятущие убили. Котёнка видать защищала она. Судя по кровище, подрала как минимум троих.
Тут взгляд старика остановился на корзине с шевелящимся пушистым комочком внутри, а затем метнулся к моему лицу. Я-то уже понял, что это граф и мой предполагаемый дед. Вот только как-то исправлять ситуацию было поздно. Теперь он точно будет уверен, что боги за какие-то грехи его ущербным внуком наградили.
Но старик шагнул ко мне и весьма бережно снял шапку. Я молча наблюдал за ним исподлобья. А он осторожно ощупывал мою повреждённую голову.
— Кто? — я даже не разобрал поначалу в вырвавшемся шипении, что же конкретно он сказал.
— Не знаю. Я позже Евгения Фёдоровича прибыл на место, — покачал головой Тихон. — Только и смог что-то по следам прочитать, а потом не до этого было.
Я же готов был еще раз пробить себе башку, теперь уже самостоятельно. Охотник херов. Даже не заметил, что там полно следов было. Ещё потоптался по ним, попрыгал, идиота кусок. Меня оправдывает только то, что действительно было лихо. Когда блюешь в тридцать три струи, не считая мелких брызг, как-то не до чьих-то следов, которые вокруг твоего тела были натоптаны.
Зато теперь понятно, почему меня не ограбили до трусов, и котенка не забрали, или не убили, Тихон громко моё сиятельство звать начал. Тут не то что бандиты сбежали, я в себя пришёл, хотя не сомневаюсь уже, что как раз почти при смерти валялся.
— Женя, я твой дед, Сергей Ильич Рысев, — он заглянул в корзинку, и присвистнул.
— Не свисти, денег не будет, — машинально произнёс я.
— Что? Почему? — граф удивленно вскинул брови.
— Не знаю, так говорят… — Тут фонарь, под которым мы стояли, мигнул и погас. Всё пространство вновь, как и тогда с волками окуталось в серые цвета.
— Женя… — Граф слегка запрокинул мою голову и заглянул в глаза. Затем отпустил меня и обхватил себя за руку на безымянном пальце которого красовался массивный перстень. А когда отнял руку от своего кольца, то я увидел, что у него на ладони лежит второе, почти точная копия, только темно-красный камень печатки был чистый, хотя у самого графа на камне была изображена рысь. Он протянул мне перстень. — Надень.
Я возражать не стал, и надел кольцо на безымянный палец левой руки, пользуясь подсказкой в виде руки деда. А граф тем временем кивнул Тихону, и денщик потянул меня в дом, оставляя деда с непрошенными гостями, чтобы тот уже определился, что же с ними делать.
Комната, куда меня притащил Тихон мне понравилась. Большая светлая. Дорогая мебель, собственный санузел, мольберт у окна. Так, стоп. Мольберт⁈
Пока Тихон суетился, готовя ванну, я подошёл к мольберту. Набросок был сделан карандашом, но черты всё равно узнаваемые. Маша Соколова на только что начатом портрете улыбалась, наклонив головку с венком из полевых цветов. А не потому ли я сбежал, что девица всё-таки произвела на меня впечатление? Откуда же я её увидел, если Тихон сказал, что к гостям я не спускался? Тут мой взгляд упал на окно. Ну, конечно. Они выходили прямо на крыльцо. Я видел, как она приехала, и мне, похоже, этого хватило.
Вот только почему я сейчас не ощущаю этого трепета, который заставил увидеть в пацанке чуть ли не богиню Весны? Но, я, похоже, и правда учусь в Академии изящных искусств. И вообще, кто мне запретит рисовать понравившийся объект вот так? Я художник, вашу мать, я так вижу!
Взяв в руки карандаш, которым был сделан набросок, я задумчиво поднёс его к холсту. Нет, не могу. Словно не просто забыл, как меня зовут, но и как карандаш в руке держать. А что, если… Прикрыв глаза, я постарался не думать, позволив рукам действовать самим. Тут произошла история противоположная той, когда я орлапера завалил. Тогда я знал, что нужно делать, только руки не слушались, а теперь я понятия не имею, что творю, но руки, как оказалось, помнят.
— Красотища какая, ваше сиятельство, — я вздрогнул, и рука тут же провела слишком жирную линию. Растушевав её пальцем, я посмотрел на то, что получилось. В принципе, довольно прилично. Девушка на портрете была юная, хорошенькая и очень женственная. В общем, мало похожа на воинственную баронессу, но вполне узнаваемая. — Зря его сиятельство Сергей Ильич на вас гневаться изволит. Вот увидит эту красотищу, сразу простит и не будет ворчать про выброшенные на ветер деньги. — Тихон подошел и начал настойчиво подталкивать меня в сторону ванной комнаты. — Пойдёмте, ваше сиятельство. Вымыться вам надо, пока целителя привезут.
Я бросил карандаш, и позволил себя утащить мыться. Только погрузившись в горячую воду, я понял, насколько устал и замёрз. Ноги гудели, и я всё никак не мог понять, как я очутился так далеко от дома, да ещё и пешком. Голова кружилась, а глаза так и норовили закрыться.
— Тихон, как я так быстро убежал от тебя, что ты на телеге не мог догнать? — тихо спросил я, пока денщик осторожно намыливал мне спину. Было немного больно. — У меня там что, синяк? Вроде почки не отбитые, мочусь нормально, без крови.
— Синяк, — вздохнул Тихон. — Вот здесь прямо промеж лопаток. А то, что догнать не мог, так не пешком вы из дома рванули, а с оказией. Почту как раз графскую привезли на почтовой карете, вот с почтарями до развилки и доехали, а там пешком до заповедных мест, где покровительницы наши появляются. Пока хватились, пока охрану на воротах расспросили. У них же не было наказа не выпускать наследника, как и докладывать о его отлучках. Седлать коня было некогда, на машине не угонишься, да и не проедет она много где. А во дворе телега стояла, молочко свеженькое из деревеньки привезли. Ну я в неё запрыгнул и рванул за вами. Лошадка вроде справная, не должна была утомиться. Его сиятельство, похоже, выкупил и телегу, и лошадку, потому как мужика того я здесь не вижу. Голову наклоните вперед, ваше сиятельство. — Мне на шею полилась теплая вода и я закрыл глаза, едва не мурлыча от удовольствия.
Целитель заявился, когда я свежевымытый, свежевыбритый и в свежей одежде сидел на кровати и изучал в зеркале свою физиономию. Зеркало было на длинной ручке в серебряной оправе с завитушками и мелкими макрами по ободку. Макры выполняли роль подсветки, наверняка, чтобы женщинам было ловчее брови выщипывать. В целом же зеркало отличалось красотой, в отличие от лица, в нём отраженного.
Волосы какого-то неопределенного цвета, пестрые — самое лучшее определение. Глаза почти как у деда зелено-желтые, только желтизны поменьше. Рот крупноват, нос с горбинкой. Красавец, просто глаз не отвести. И самое главное, я совершенно не узнавал этого лица. Вот никаких вспышек озарения при виде физиономии в зеркале не появилось. От этого меня охватило раздражение. Бросив зеркало на прикроватную тумбочку, я подумал, что найду тех ублюдков, которые рысь убили и меня лишили возможности самого себя в зеркале узнавать. Найду и на ленты распущу. И буду делать это долго и с непередаваемым удовольствием.
Скрипнула дверь, и в комнату вбежал невысокий энергичный человек. Полноватый с красными от мороза щеками.
— Доброго вечера, ваша светлость, вы меня помните? — сразу же спросил он, ставя на стол, стоящий недалеко от мольберта объемный саквояж.
— Нет, а должен? — хмуро спросил я.
— Так, интеллект не нарушен, очень хорошо, просто отлично, — проговорил целитель, если это, конечно, он был. — И, нет, ваша светлость, вы меня помнить не должны, потому что мы видимся с вами сегодня впервые. Но радует, что вы не пытались меня «вспомнить». Кстати, Аристарх Григорьевич Лебедев, целитель первого класса к вашим услугам, — он поклонился, после чего нырнул в свой саквояж.
— Аристарх Григорьевич, в своё оправдание, за то, что разрушил ваши надежды на более интересный случай, я даже парня в зеркале не помню, и, разумеется, не буду даже пытаться вспоминать кого-то ещё. — Я откинулся на подушку. — Вы можете меня осмотреть побыстрее. Я очень хочу спать и у меня болит голова.
— Конечно-конечно, я не буду вас долго мучить, — закивал как болванчик Аристарх и принялся меня осматривать. При этом рану на голове он осмотрел в последнюю очередь.
— Ну что, что вы можете мне сказать? — в комнату без стука вошёл дед.
— Потрясающая регенерация, — прошептал целитель, который уже полчаса осматривал мою голову. — Вы только посмотрите, рана выглядит так, словно прошло уже не менее двух недель с тех пор, как её нанесли.
— Что с моим внуком, Аристарх Григорьевич? — с нажимом повторил граф.
— Кроме того, что у него глубокая амнезия? Да практически ничего. — И целитель принялся собирать инструменты в саквояж. — Рана на голове была глубокая, даже кость черепа задета. Если бы не молодость, вовремя проснувшиеся способности и просто сказочная регенерация, этот удар стал бы смертелен. А так… Именно сейчас сидит в постели и зевает абсолютно здоровая половозрелая особь мужского пола восемнадцати лет отроду. Если бы не амнезия графа, я бы вам попенял, ваша сиятельство, на то, что вы меня за зря притащили.
— Память Евгения вернётся? — от пристального взгляда графа целителю стало явно не по себе. Он заметно нервничал, и я не мог его в этом винить, взгляд у деда был очень тяжёлым.
— Этого никто не сможет сказать и что-то гарантировать. Случаи, когда и вовсе не возвращались воспоминания очень хорошо известны. Так же как и те, в которых всё возвращалось, как вспышка, как удар молнии. К сожалению, никаких лекарств для излечения прописать не могу, так как нет таких лекарств. Будем надеяться, что нахождение молодого графа в знакомой обстановке отчего дома поможет выздоровлению. — И Аристарх захлопнул свой чемоданчик. — Голова будет болеть ещё с неделю. Такие удары всё-таки не случаются без последствий. Достаточно принимать стандартное обезболивающее. А я поспешу отклоняться, мне ещё вернуться в город нужно.
— Вы останетесь здесь, Аристарх Григорьевич. Незачем посреди ночи ездить туда-сюда. Сейчас частенько прорывы случаются, так что я настаиваю, — с нажимом произнёс граф.
— Вы мне просто руки выкручиваете, ваше сиятельство, — целитель сжал губы.
— Ну, да, и что? — Дед даже удивился. Правильно, не в темницу же он целителя Лебедева хочет кинуть, а всего лишь переночевать оставить во вполне уютной комнате. — Идите, Аристарх Григорьевич, идите, вам вашу комнату покажут.
Когда пыхтящий от возмущения целитель вышел из комнаты, я успел заметить, как его под руки принял стоящий под дверью слуга. Дверь закрылась и я перевёл взгляд на деда.
— Покажи перстень, — тихо попросил он.
Я вытянул руку и мы оба уставились на камень. Я вздрогнул, увидев, что тёмная пластина уже не пустая.
— Красиво, — одобрительно кивнув, продолжил рассматривать оскаленную морду рыси.
— Ну, хвала богам, с тотемом определился. Рысь взяла над тобой покровительство, как и над всеми Рысевыми. Правда, художников среди нас ещё не встречалось, всё больше вояк, да авантюристов, — хмыкнул дед и пожал мне руку. Отторжения это прикосновение не вызвало, и я потихоньку перевёл дух. — Мне тут барон Соколов поведал, что ты двумя выстрелами орлапера снял, когда тот на тебя уже падал.
— Да, было дело, — я смотрел на него, пытаясь понять, почему эта новость вызывает подобный ажиотаж. — А что в этом такого?
— Да ничего особенного, если не учитывать тот факт, что ты стрелял в последний раз, когда тебе двенадцать лет было. А так, всё нормально, правда, маловероятно. Кто тебе ружьё заряжал?
— Тихон протянул уже заряженное, — ответил я не понимая в чём проблема зарядить ружьё. Взял патроны и вперёд.
— А, ну тогда другое дело. Я не могу не верить барону, но небольшое сомнение всё же меня гложет. — Он задумчиво смотрел на мой перстень. Потом провёл над ним рукой. — Ещё прадед твой придумал, как просто можно доступный уровень ограниченный перстнем посмотреть, — объяснил он, заметив мой недоуменный взгляд. — Ого, щедро тебя покровительница одарила, — мы вместе смотрели, как сформировавшаяся из уплотненного воздуха семёрка медленно истаивает. Для меня это вообще ничего не значит, а вот граф заметно разволновался.
— И что это значит? — спросил я.
— Это значит, что в перспективе ты можешь стать очень неслабым магом. Вот только объясни мне, каким образом ты им станешь, рисуя картинки и шляясь по борделям нулевого уровня изнанки? — он обхватил голову руками. — Как ты сумеешь развить дар, если сможешь встретить того же паршивого орлапера только дома при прорыве и абсолютно случайно. Ты же сам видишь, тварь около второго уровня, а макр из неё и дар пробудил и уже рысинная регенерация проявилась. Да и кошачье зрение начало проявляться.
Я только плечами пожал. Откуда я знаю, как буду эту самую семëрку получать? Для меня всё, что он говорит, не имеет смысла. Я представить себе не могу, как вынутый из сердца твари кристалл повлиял на какой-то дар. Правда, были странные эпизоды со зрением, но, это я просто устал. А волк мне почудился. Не хочу ни о чём сейчас думать. Мне бы поспать, а то уже голова не просто болит, она конкретно не варит.
— Котенка надо покормить, и, не знаю, на улицу вынести, чтобы не напакостил прямо на ковёр, — я потер виски и зевнул.
Граф заметил моё состояние и поднялся.
— Ладно, отдыхай, Женя. Завтра будем решать, что со всем этим делать. Особенно с тем, чтобы найти ублюдков, которые на тебя напали. С утра жандармы прибудут, пораспрашивают. Но и сами мы, естественно, сидеть и ждать результатов не будем. Я уже послал людей: тела тварей от охотничьего домика убрать, запасы пополнить, да следы почитать. А насчет котёнка не беспокойся, все мы сделаем, как надо. Поди, не первый раз рысь выращиваем.
Он ушёл, прихватив с собой корзину с котёнком, а я практически сразу провалился в беспокойный сон с суматошными сновидениями.