— Прошу… — Служка с легким поклоном пропустил меня вперед.
Едва сделал первый шаг, как из-за поворота коридора, шагая в ногу, появились три церковных гвардейца в начищенных кирасах и с алебардами в руках. Возглавлял их дюжий сержант с бантом на плече — знаком своего чина.
— Прошу сдать ваше оружие, сир… — сухо проговорил сержант.
Одновременно позади меня раздался лязг латных башмаков о каменные плиты пола.
«Сзади тоже латники… — сделал я вывод про себя. — Окружили, демоны… А раньше с клинками пропускали. И зачем, спрашивается? Хотят арестовать? Или кардинал до конца не уверен в моей благонадежности? Задержать меня де Бургонь вряд ли решится, да и незачем ему. Значит, решил подстраховаться. Действительно, мало ли что может вытворить сумасбродный граф де Грааве? В последнюю нашу встречу я едва не ввязался в драку с гвардейцами. Или просто жути наводит, чертов поп? Скорее всего. Придется разоружаться. Так сказать, наглядно продемонстрировать смирение. Н-да… А стремно безоружным в логово инквизиции лезть. Как голым на рыночной площади прогуливаться…»
— Ваше оружие, сир… — повторил сержант.
Выдержав короткую паузу, я снял перевязь с эспадой. Потом, еще немного помедлив, добавил к ней мизерикорд и все вместе передал гвардейцу.
Но тычковый кинжал в креплении на внутренней стороне пояса и стилет в рукаве оставил. На всякий случай, который, как всем известно, разный бывает. Толку от этих зубочисток мало, но для того, чтобы не попасть живым в руки палача, вполне хватит.
К счастью, обыскивать меня не стали.
— Прошу за мной, сир… — Сержант четко исполнил команду «кругом» и потопал по коридору.
Через пару минут мы подошли к окованной фигурными железными полосами двери. Сержант легонько стукнул костяшками пальцев по дубовым плахам и сделал мне приглашающий жест.
«Не приведи тебя господь даже залапать мои клинки… — буркнул я про себя. — Своими руками вспорю…»
И перешагнул через порог.
Кабинет ординария архиепископства Камбре кардинала де Бургоня ничуть за это время не изменился. Те же дубовые резные панели и шелковые драпировки на стенах, тот же палисандровый паркет на полу, та же мебель и облицованный рельефными изразцами камин. Вот только кресло, в котором сидел де Бургонь, оказалось развернутым от камина к входу.
Сам же кардинал слегка постарел и оттого стал еще больше похож на Ришелье в исполнении замечательного российского актера Трофимова. В свое время я даже принял его за собрата-попаданца, но, к счастью, подозрение не подтвердилось.
Вставать мне навстречу кардинал даже и не подумал, руку для целования тоже не пожаловал, надо понимать, подчеркивая сухостью приема свое отношение ко мне.
— Ваше высокопреосвященство… — Я обмел перьями берета свои ботфорты, исполняя образцовый придворный поклон.
Но на колено, как того велят правила, вставать не стал. Обойдется пройдошный попик.
Кардинал поморщился и, подпустив в голос изрядную долю насмешливости, поинтересовался у меня:
— Итак, чем же мы обязаны возвращению блудного сына?
— Никогда не отдалялся от матери нашей святой католической церкви, ваше высокопреосвященство… — оскорбленным тоном ответил я.
Де Бургонь сделал пренебрежительный и нетерпеливый жест рукой.
— Бросьте, барон. Или граф, простите, запамятовал? Кстати, вы еще получаете ренту от графства Грааве?
«Ага, напоминает, что я не потерял титул графа только по его милости, козлина… — ругнулся я про себя. — Ну-ну. Напомнить тебе, какой кардинал до сих пор получает честную долю от прибыли в моей торговой компании? Хотя нет, лишним будет…»
— Исправно получаю, ваше высокопреосвященство. Однако хочу смиренно напомнить, что, помимо титула графа де Грааве, я еще владею титулом графа Албемарла, пэра Англии, милостью кинга Британии Эдуарда.
Думал, что кардинал вспылит, но случилось совершенно наоборот.
— Ладно, Жан, хватит пикировок… — Де Бургонь растянул губы в приветливой отеческой улыбке и протянул руку в шелковой перчатке для целования. — Признаюсь, совершенно неожиданно для себя я вам рад…
— А как я рад, ваше высокопреосвященство… — не удержавшись от ерничанья, я с громким причмокиванием изобразил на кардинальской длани поцелуй.
Де Бургонь в очередной раз поморщился и показал на кресло напротив себя.
— Итак, Жан…
— Я к вам за содействием, ваше высокопреосвященство.
— За каким именно? — небрежно поинтересовался кардинал, не забыв при этом пристально заглянуть в мои глаза.
— Вам должно быть известно… — я слегка помедлил, подчеркивая притворное волнение, — …что моего отца, графа божьей милостью Жана Пятого Арманьяка, в свое время предали анафеме. Так вот, настало время обелить его имя, вернув посмертно в лоно матери нашей католической церкви.
— Да, достойный был человек… — Кардинал с задумчивым видом повертел в руках гусиное перо. — Хотя глубоко погрязший в гордыне и грехе. Но почему вы решили заняться этим делом именно сейчас? Хотя не отвечайте, попробую ответить на этот вопрос сам. Насколько мне недавно стало известно, вы без стеснения представляетесь при дворе его величества короля Наваррского Франциска своим истинным титулом. Мало того, приняты в кавалеры ордена Горностая как граф божьей милостью Жан Шестой Арманьяк, а также стали под этим именем гранд-адмиралом Наварры.
— У вас весьма осведомленные источники… — воспользовавшись паузой, подольстил я.
— Не жалуюсь… — Кардинал самодовольно улыбнулся. — Кстати, сии факты уже стали известны руа Луи, так что поберегитесь, Жан. Но не суть… К чему это я… Так вот, скорее всего, вы собираетесь в ближайшем будущем под стягом Франциска силой вернуть свои владения. А для полного признания вам как раз и необходимо окончательно обелить имя отца, следовательно, и свое. Учитывая еще некоторые другие сведения, могу сделать вывод, что все идет к войне Наварры против Франции? Не так ли, ваше сиятельство?
— Могу только сказать… — осторожно ответил я, — что исключать все эти факты не стоит, но говорить о них как о данности пока преждевременно.
— Что можете сказать о короле Франциске? — как бы невзначай поинтересовался де Бургонь.
— Под личиной юного красавца скрывается умудренный и изрядный умом государь… — предельно честно признался я. — И у страны под его мудрым правлением великое будущее. Поверьте, очень скоро Наварра займет место Франции в политических раскладах Европы. Так что тот, кто станет ее союзником именно сейчас, примет предусмотрительное и умное решение.
— Мы еще обсудим все это… — пообещал де Бургонь. — Но вернемся к вам. Вы богаты как Крез, но некоторые вещи невозможно купить за деньги. Отмена отлучения от церкви — практически невыполнимая задача. Особенно в вашем случае.
— То, что нельзя купить за деньги… — решительно отрезал я, — можно купить за очень большие деньги, ваше высокопреосвященство.
— А не поужинать ли нам, Жан? — Кардинал с улыбкой взял в руки серебряный колокольчик. — С самого утра во рту маковой росинки не было…
— Не откажусь, ваше высокопреосвященство…
В общем, разговор с кардиналом продлился почти до утра. А из архиепископства я вышел уже вновь под саном рыцаря-коммендатора ордена защитников истинной веры. И с рекомендательным письмом к великому пенитенциарию Святого Престола кардиналу Джулианно делла Ровере.
Свою задачу я выполнил, но… возобновленный союз с де Бургонем принес новые хлопоты. Впрочем, вся моя жизнь — сплошные хлопоты, так что сделка выглядит выгодной. Пока выглядит, а дальше видно будет.
Из аббатства Камбре я сразу отправился в Гент, ко двору Максимилиана Габсбурга, герцога Бургундского и Австрийского, в будущем — императора Священной Римской империи. Описывать дорогу нет нужды, ничего примечательного в пути не случилось. Все как всегда: адская усталость и онемевшее до полной бесчувственности седалище. Кроме того, всю дорогу шел проливной дождь, и к тому времени, как конюх забрал у меня поводья, я насквозь промок и был покрыт коркой грязи толщиной в пару сантиметров.
Это поместье подарил мне в свое время покойный Карл Смелый. Ничего особенного: смахивающий на маленькую крепость особняк, просторная конюшня, другие хозпостройки и большущий сад. После того как меня отлучили от бургундского двора и запретили появляться в Генте, я совсем было собрался его продать, но потом передумал, оставил минимум обслуги, чтобы поддерживать в имении порядок, и озаботился их жалованьем на время своего отсутствия. И, как очень скоро выяснилось, поступил очень предусмотрительно. Правда, за прошедшие годы я посещал поместье всего два раза: в тысяча четыреста семьдесят девятом году, накануне битвы при Гинегате, и в тысяча четыреста восемьдесят третьем, после смерти Марии Бургундской, дочери Карла Смелого. И вот сейчас пригодилось. Нет, ну не на постоялом же дворе мне ночевать.
Мосарабов с комфортом разместили в помещениях для дворни, у Логана в поместье имелась своя комната, для Луиджи и Клауса тоже нашлась комнатушка, а я отправился в личные покои.
Ошалевшие от счастья слуги живо окружили своего блудного господина максимально возможным комфортом. Сначала добрый час отмокал в бочке с горячей водой, а потом изволил отужинать вместе со всеми своими людьми. Ничего нет лучше после долгой дороги, чем миска наваристой бараньей похлебки со свежим хлебом и парой чарок чего-нибудь покрепче.
Основательно заправившись, завалился в постель, но сразу заснуть не смог, в голове роилось множество мыслей. В том числе и о миссии в Бургундских Нидерландах.
Да уж, задачку я на себя взвалил не самую тривиальную. В реальной истории Максимилиан почти вчистую проиграл Пауку войну за Бургундское наследство. Да, в битве при Гинегате он формально выиграл, но она почти ничего не принесла, все остались при своих, хотя военные действия сошли на нет. После смерти его жены Марии согласно завещанию герцогом назначался ее сын Филипп, а Максимилиан — регентом при нем до его совершеннолетия. И вот тут взбрыкнули Генеральные Штаты Бургундских Нидерландов и отказались признать Макса регентом. Всемирный Паук немедленно воспользовался моментом и возобновил боевые действия. Далее последовал Аррасский мирный договор, заключенный Генеральными Штатами с Пауком за спиной Максимилиана, по результатам которого Луи полностью отходили Франш-Конте, Пикардия и Артуа. Мало того, Штаты согласились отдать дочь Макса за сына Паука, малолетнего дофина Карла, причем с воспитанием девочки до ее совершеннолетия во Франции при дворе. Максимилиан, естественно, возмутился, навербовал себе наемников, обозвал их теми самыми ландскнехтами и начал мочить своих неблагодарных подданных наряду с Пауком. Но особо не преуспел, добившись в тысяча четыреста восемьдесят пятом году всего лишь возврата опеки над сыном Филиппом. А свои земли окончательно потерял.
В моей же действительности все случилось не так. Франки при Гинегате были наголову разбиты, а Паук потерял добрый кусок уже завоеванной им Пикардии. Взбрыкивание Генеральных Штатов после смерти Марии ни к чему не привело, бюргерам быстро вправили мозги. Аррасский мир так и не был заключен, брак дофина Карла с дочерью Максимилиана тоже не состоялся.
Вынужден без ложной скромности сказать, что все эти отличия от реальности случились при моем прямом участии. Верней, вследствие моего участия.
Под Гинегат я приволок кучу наемников: швисов с англами, вдобавок к ним — две десятиорудийные батареи шестифунтовок с расчетами. Мало того, почитай лично взял город Теруан, тем самым окончательно оформив победу.
Далее, после смерти Марии Бургундской и фронды Генеральных Штатов несколько их видных членов, особенно яро отстаивавших союз с руа Луи, внезапно скончались при загадочных обстоятельствах, а посольства франков, следующие морем и пешим порядком, даже несмотря на внушительную охрану, регулярно пропадали, так и не добравшись до Фландрии.
Да, было дело, повеселился всласть, выполняя клятву, данную Карлу при его смерти.
К чему это я? Так вот, даже при всем этом задача завербовать Макса в союзники выглядит очень сложной. Сам-то он с радостью накинется на Паука, потому что Франш-Конте и часть Пикардии до сих пор у поганца Луи, но есть одно жирное «но». Без согласия чертовых Генеральных Штатов на войну руки у него связаны. А эти паршивые бюргеры опять стали голову поднимать и искомое согласие ни за что не дадут. Так просто не дадут. Видимо, опять придется слегка простимулировать уродов.
— Н-да, задачка еще та. Но посмотрим… — Я встал, выхлестал двумя глотками кубок с подогретым вином, а потом завалился обратно в постель. — Утро вечера мудреней, а теперь — спать…
И неожиданно быстро заснул, благополучно проспав до рассвета. Провел утреннюю тренировку во дворе, еще раз вымылся и принялся готовиться к визиту в резиденцию вдовствующей герцогини Мергерит Бургундской, от рождения — принцессы Йоркской.
В процессе неожиданно вспомнилось, как несколько лет назад в день своей отставки с должности гранд-камергера Бургундского отеля я точно так же прихорашивался перед тем, как наведаться к Мегги. Даже одет был в тот же колет, что и сейчас, — пришлось извлечь из гардероба в поместье, так как те, что вез с собой, помялись в дороге.
Тот визит закончился тем, что я стал ее официальным фаворитом. А сейчас чем закончится?
Глянул на себя в зеркало и подметил, что почти совсем не изменился с того времени. Так, мелочи — мордашка жестче стала, да легкие морщинки в уголках глаз появились, вот и все.
Интересно, а она? Она изменилась? Черт, а ведь я ее искренне любил. Но… все уже прошло. Давно прошло. Смерть Матильды перечеркнула все. Даже несмотря на то что Мегг в этом была виновата только косвенно.
— А ничем не закончится… — сделал я вслух вывод и добавил на русском языке: — Proshla lubov, uvjali pomidory…
Закончив собираться, пристегнул меч и стал спускаться со второго этажа. Но, услышав разговор в трапезной, остановился.
— Да, ваша милость… — озадаченно протянул голос Энвера Альмейды. — Но это дело поправимое.
— Каким образом? — быстро поинтересовался у него Уильям. — Я уже по-всякому пробовал — одни девки получаются.
Клаус за моей спиной прыснул, я обернулся и погрозил ему кулаком. Эскудеро тут же закрыл себе рот ладонью.
— Святым молился, свечи в церкви ставил… — продолжил шотландец. — И пожертвование делал… два раза… Один черт — бабы. Лекарь мою Брулю тоже смотрел, грит: все в порядке, жид окаянный.
— Сколько их у вас, ваша милость? — участливо поинтересовался еще один мосараб.
— Святые угодники, четыре! — в отчаянии рявкнул Логан. — Анна, Гертруда, Мария и… ага, последняя — Маргарита.
— Девки получаются оттого, что баба верхом на мужике ездит в постели! — авторитетно заявил Альмейда.
— Что, правда? — ахнул Логан.
— Истинно говорю! — горячо подтвердил мосараб. — Не давать — и точка!
— Не давать? — озадаченно протянул шотландец.
Я невольно ухмыльнулся. Ага, его Брунгильде попробуй не дай. Может так приложить, что мало не покажется, а потом сама возьмет.
— Ага, не давать! И еще… — Энвер таинственно понизил голос: — Перед тем как возлечь, трижды перекрестить ее сосредоточие похоти, потом свой уд столько же и трижды прочитать «Пресвятая Богородица»! Дело верное, я всегда так делаю! А у меня два парня!
— И три девки! — остальные мосарабы дружно заржали.
— Тьфу, ослы паршивые! — обиделся Альмейда. — Я тогда спешил, может, чего и пропустил…
Тут уже я сам едва не заржал, представив в лицах ритуал, и, дабы не расхохотаться, явился пред соратниками.
— Так, хватит гоготать. Шевалье ван Брескенс, со мной. Остальные остаются в поместье. Из дома днем носу не казать, наблюдать за обстановкой скрытно. И повнимательней.
Резиденция Маргариты находилась недалеко от поместья, так что через час я уже подъезжал к замку. И чем ближе к нему находился, тем сильней накатывала непонятная ностальгия. Хотя почему непонятная. С Мегги я провел не самое худшее свое время. Вот только впустую…
А дальше… дальше все повторилось вплоть до мельчайших подробностей. Майордом… Узкие коридоры… Первая статс-дама…
— Ваше сиятельство… — Стройная и пышная блондинка присела в книксене, — ее высочество вас уже ожидает.
Анна де Стутевилл мило и обезоруживающе улыбнулась.
— Анна, вы сама прелесть…
— Я скучала, Жан… — Статс-дама всхлипнула и отвернулась. — Но идите, идите…
— Мы еще увидимся… — Я осторожно прижал ее к себе.
Отворил дверь, шагнул через порог и застыл, словно пораженный громом.
Герцогиня, придерживая портьеру рукой, смотрела в окно. Яркие солнечные лучи создавали вокруг ее фигуры призрачный сияющий ореол, и мне на мгновение даже показалось, что Мергерит парит в воздухе.
«Все один в один… — ахнул я про себя. — И в том же платье…»
Услышав шаги за спиной, Мергерит медленно повернулась.
— Жан…
Хрупкая стройная фигурка… Классические, правильные черты лица… Чувственные губы и огромные, слегка раскосые глаза… Ослепительная холодная красота… Казалось, что Мергерит со временем совершенно не изменилась, даже стала красивей.
Меня словно поразило громом. В груди плеснулись давно забытые чувства. Но только на мгновение.
«Сдурел, баран? — мысленно рявкнул я на себя. — Кардинал ее оповестил голубиной почтой, вот герцогиня и оформила те же декорации, чтобы сыграть на ностальгии. Даже то платьице напялила. Окстись, бастард, опять лезешь на тот же крючок!..»
Наваждение мгновенно прошло. И сразу стала заметна некрасивая одутловатость на лице герцогини и слегка дрябловатая кожа на шее. Да и фигура вдруг перестала быть стройной. Даже Мадлен, которая была старше Мергерит, сейчас выглядела гораздо лучше ее.
Н-да…
— Ваше высочество… — Я исполнил строго официальный придворный поклон.
— Жан… — Герцогиня шагнула ко мне.
— К вашим услугам, ваше высочество… — изобразить холодность оказалось совсем не трудно.
Мергерит все поняла и на глазах сникла. Но обошлось без слез и прочего женского инструментария для влияния на мужчин. К счастью, ее природная холодная практичность и ум возобладали над эмоциями.
— Прошу, граф… — Она показала мне на кресло. — Так что вас к нам привело?
— Важные дела, ваше высочество…
Далее последовал долгий разговор; герцогиня с энтузиазмом встретила идею союза с Наваррой, но, в свою очередь, подтвердила все мои опасения: без Генеральных Штатов, Максимилиан даже шагу не может сделать, не то что войну Пауку объявить. Правда, Мергерит все же пообещала задействовать своих агентов влияния и подсказала некоторые пути решения вопроса. А также согласилась поспособствовать скорейшей аудиенции у зятя.
Попрощались мы вполне радушно, без холодности, но уже не как люди, соединенные прошлыми чувствами, а как единомышленники.
От предложения заночевать в своих прежних покоях в замке я вежливо отказался и вернулся к себе. Вечер провел за вином и раздумьями. Ничего не имею против Генеральных Штатов, мало того, с пониманием отношусь к их решениям. Люди в первую очередь радеют за свою страну, и плевать им с высокой колокольни на войнушку и прочие хотелки герцога. Но, черт побери, бюргеры встали у меня на пути, а значит, если понадобится, я с легкостью повторю то, за что меня в свое время назвали Гентским Палачом.
А как только стемнело, в ворота поместья кто-то громко заколотил.
— Кого принесло? — рявкнул постовой.
— От имени Генеральных Штатов Бургундских Нидерландов! — ответил надменный сиплый голос. — Приказ арестовать графа де Грааве, такоже именуемого Гентским Палачом, за пролитую кровь невинных вдов и детей!..