Госпожа преподаватель и Белый Феникс

Глава 2. Первое правило преподавателя

Первое правило преподавателя: покажи студентам,

что ты ещё более безумный и непредсказуемый, чем они.

Если меня и раздирали сомнения относительно правильности принятого решения, то, когда я переступила порог своих апартаментов, они полностью исчезли. Конечно, не роскошные покои на Золотом Поле, но — боги! — это же две просторные комнаты, кухня и ванная с уборной! И никакой домовой хозяйки, которая ходит по пятам и суёт нос в личные вещи.

Стены были обиты светлыми тканевыми обоями. Сквозь большие окна с прозрачными занавесками лился полуденный солнечный свет. В небольшой спальне стояли кровать, дамский столик и гардероб из дерева, который, судя по внешнему виду, был такого же возраста, что и я. Другая комната совмещала в себе гостиную и кабинет: несколько стеллажей с книгами, большой письменный стол, обитый зелёным сукном, чуть продавленный диванчик и кофейный столик, стоя́щий перед камином. Всё просто и без претензий на роскошь.

— Что думаешь? — негромко спросила Марта, когда мы осматривали ванную комнату.

— Уборка не повредить, — помедлив ответила я, окидывая придирчивым взглядом ванну и латунные краники, покрытые мыльным налётом. Мнение относительно работы в Академии качнулось в позитивную сторону.

Проскользнув между подругой и дверным косяком, прошла в кухню.

— Так вы когда думаете переезжать? — усталым голосом спросила комендант с грустными глазами бассет-хаунда. Она стояла возле входной двери и терпеливо ждала, пока я осмотрю апартаменты.

Я обернулась и пожала плечами.

— Полагаю сегодня. Сколько стоит проживание?

— Для вас бесплатно. Академия платит за жильё своих работников.

Ещё одна отличная новость! За такое можно потерпеть даже присутствие Фицпатрика в свое жизни.

Ни с того ни с сего подумалось, что если не получится остаться в Академии, то можно будет устроиться на работу в пансион для девочек. Где-нибудь в курортном городе. Почему именно там, я так и не смогла объяснить себе.

Когда мы с Мартой покинули Дом Преподавателя, часы на академической башне пробили ровно два. В голове было пусто и тихо, как бывает всякий раз, когда очередная цель достигнута, а новая ещё не созрела. Подруга предложила помочь мне перевезти вещи, а заодно пообедать в «Серебряной луне» — небольшом кафе, которое находилось в Чайном переулке.

Необходимого набралось немного — всего три чемодана одежды и белья да пара коробок женских мелочей. Пожар и дальнейший крах существенно повлиял на отношение к вещам. Никогда не знаешь, в какой момент придётся переезжать, а потому не имело смысла обрастать предметами удобства. Пока возница Марты, кряхтя, относил чемоданы, я нашла бывшую домовую хозяйку, оставила ей ключи от квартиры и спустилась на улицу.

Ворча что-то себе под нос, возница закрепил последнюю коробку в отсеке для багажа и кивнул мне.

— Будешь скучать по этому дому? — спросила Марта, когда я забралась в экипаж и устроилась на сидении напротив неё.

— Нет, — я покачала головой и выглянула из-за бордовой шторочки, скрывающей от глаз улицу. — Только не по этому месту.

Впереди ждали перемены, но мне почему-то стало грустно.

Когда молод, то несильно обращаешь на них внимания. Но, становясь старше, хочется уже чего-то более стабильного и понятного. Своего места, где можно прорасти корнями. Вспомнились истории об аристократах, которые жили поколениями в одном доме. Они могли себе позволить жить в любой точке мира, переезжать, сколько их душа пожелает. Но у них всегда было место, куда они могли при желании вернуться.

Перемены — это отличная вещь. Когда есть точка опоры. А если её нет, то невольно возникает неприкаянность. Должно быть, так чувствуют себя бродяги, которые вынуждены скитаться по дорогам в поисках нового убежища.

— Почему ты решила мне помочь? — поинтересовалась я у Марты, пока экипаж ехал по Главному Проспекту. — Ведь мы столько времени не виделись и не общались, а тут внезапно такая помощь.

Подруга выпрямилась, разгладила складки на юбке и совершенно серьёзным тоном ответила:

— Исключительно из собственных эгоистических соображений. Я пообещала Фицпатрику, что найду себе достойную замену. Так сказать, решила выслужиться перед начальством, чтобы в дальнейшем иметь возможность вернуться на прежнее место, — она глубоко вздохнула и, задержав дыхание, уставилась на моё изумлённое лицо. Но, не стерпев, расхохоталась: — О Боги! Эжена, неужели ты и вправду считаешь, что для помощи необходима причина? Мы с тобой дружили с первых дней университета. Так почему бы мне не помочь старой подруге, которую знаю много лет? Да, последнее время мы не общались. Но ведь друзья на то и даны, чтобы прийти на выручку в трудный момент.

Я улыбнулась в ответ и кивнула, стараясь не показать сомнений, которые неприятно заскреблись в груди. Раньше подобное объяснение удовлетворило бы меня. Но сейчас что-то подсказывало, что не всё так просто.

— Не веришь мне? — произнесла Марта, не сводя с меня взгляда.

Я неопределённо пожала плечами.

— Не знаю, что чувствую. Видишь ли, собственный опыт мне подсказывает, что человек — это такая сволочь, которая будет действовать исключительно в собственных интересах. Даже если эти интересы не всегда осознаваемые.

Подруга закатила глаза и застонала.

— Ну хорошо! Хорошо, Эвгера Неверующая, пусть будет, что я действую исключительно из собственных интересов. Мне срочно нужна замена, а потому я разыскала тебя, прекрасно зная, что ты не откажешь. Не все жаждут обучать великовозрастных оболтусов, а у тебя нет выхода. Поэтому потерпишь и их, и бумажную волокиту, и даже самого Фицпатрика. Так лучше звучит?

Внутри не отпускало чувство, что именно так всё и было. Однако я рассмеялась, надеясь, что моё веселье выглядит убедительным.

— Да пожалуй, это правдоподобнее, — почесав кончик носа, я воззрилась на Марту, саркастично поджавшую губы. — Ну что? В «Серебряную Луну»?

Следующие три дня подруга потихоньку передавала дела. Во время занятий я сидела за последней партой, записывала основные моменты ведения уроков и впадала в тихую панику. Со стороны этого не было заметно. Однако незримая часть меня билась в истерике, орала дурным голосом, просила отказаться от авантюры стать преподавателем и вздрагивала от чрезмерно пристальных взглядов студентов.

— Я думала, что ты всё же сбежишь, — бросила как бы между прочим Марта, когда мы остались одни в аудитории. — У тебя такой непередаваемый взгляд! Как будто посадили на раскалённую сковородку.

— Потому что я себя чувствую, как будто меня посадили на раскалённую сковородку, — призналась я, собирая записи со стола. — Всё же удерживать внимание толпы студентов — весьма трудная задача.

Подруга пожала плечами, как будто не видела ничего особенного в той работе, которую делала каждый день.

— Поначалу мне тоже было страшно, — отозвалась она и слегка улыбнулась. — Один преподаватель против тридцати молодых людей, у которых в голове твориться неизвестно что. Ты можешь из шкуры вылезти, стараясь быть милой, а они просто затопчут тебя, как стадо диких зубров. На их стороне многолюдность, отсутствия внутреннего сигнала «стоп» и законы, ставящие преподавателя на уровень обслуживающего персонала. На твоей стороне — только ты сама. Так что не старайся понравиться им. Это не получится. Просто будь собой. И будь готова отстаивать себя. Студенты любят продавливать преподавателей. Конечно, в большинстве своём они это делают неосознанно. В целях самозащиты или чтобы заслужить статус в глазах сокурсников.

— Звучит так, как будто вместо аудитории, я иду на войну.

Марта ухмыльнулась и, подхватив учебники, направилась к двери.

— А это и есть своего рода война, — пожала она плечами. Потом пропустила меня вперёд в коридор и вышла следом. Заскрежетал ключ, и подруга тихонько выругалась на хозяйственника, который до сих пор не сменил замок на двери аудитории. — Вот только каждый преследует свои цели в этой войне. Мы хотим вложить в их головы хоть что-то, чтобы сделать из них специалистов, за которых не будет в дальнейшем стыдно. А студентам хочется ничего не делать, ни за что не нести ответственности и при этом, чтобы никто их не трогал.

— Совсем как взрослые, — задумчиво хмыкнула я.

Подруга наградила меня таким взглядом, будто я ляпнула несусветную чушь

Коридор заливал яркое весеннее солнце, и было так тепло, что не хотелось думать ни о чём плохом. Мимо торопились студенты, приветствуя на бегу, и скрывались в кабинетах. Другие же стояли группками возле окон. Слышался громкий смех и шелестели страницы конспектов. Кто-то заинтересованно смотрел нам вслед. Пару раз я услышала за своей спиной, как студенты шептались. Точнее, они думали, что их шёпот никто не слышит: «Кажется, это наш новый преподаватель».

Внимание было таким же, как если бы в Академии появилось некое мифическое существо — исподтишка, но оче-е-ень пристальное.

— В своё время мы относились с бо́льшим уважением к преподавателям. Мы были осознаннее, ответственнее. А сейчас…

Мне вспомнились наши преподаватели. Должно быть, они тоже считали нас неуправляемой массой, которую следовало воспитывать и обучать. И они также жаловались, что нынешнее поколение безответственное и дурное, в отличие от предыдущих.

— В самом деле? А мне кажется, что нет, — отозвалась я. — Или ты и вправду считаешь, что у достойного поколения родились идиоты, каждый со своей степенью придурковатости? Нет, Марта, так не бывает. Один-два, может быть. Но всё подряд… Просто сейчас мы по разные стороны баррикады. Но в студенческие годы мы тоже были придурками для своих преподавателей.

Недовольно поджав губы, Марта медленно и шумно выдохнула. «Совсем как в рекомендациях по сдерживанию гнева», — подумалось мне. Чванливость и проскользнувшее высокомерие по отношению к студентам вызвало глухое раздражение. Как будто студенты были не люди, а стадо, которое надо дрессировать.

— Вот поработаешь преподавателем, тогда и поймёшь то, о чём я говорю, — тихо произнесла Марта. В её голосе проскользнула какая-то знакомая нотка обиды и злорадства, едва различимая, но оттого не менее неприятная. Словно подруга уже ждала, что я прибегу к ней жаловаться на обнаглевших студентов.

Я лишь пожала плечами.

— Знаешь, меня ещё со студенческих времён занимал один вопрос: каждое поколение обвиняет последующее в отсутствии мозгов и адекватности. Но кто воспитывает эту молодёжь? Не может же быть так, что у всего замечательного поколения внезапно появилось вот это. Если молодёжь неадекватна, то возникают вопросики к старшему поколению. Ведь они служат примером для молодых людей. И что-то мне подсказывает, что одними напутственными словами в воспитании не обойтись.

— Ты идеалистка, Эжена, — рассмеялась Марта, когда мы вышли из Академии и направились через лужайку к Дому Преподавателей. — Но скоро это пройдёт. Преподавателей считают нечто вроде света в оконце, который несёт знания и манеры. Хороший преподаватель должен быть примером для студентов. Только так он может достичь чего-то в своём деле.

— Из меня такой себе пример. Не дай боги, узна́ют, какая я на самом деле. Тогда мне и месяца не продержаться здесь.

— Не рассказывай о себе. Поверь, люди слишком слепые, чтобы обращать внимание на что-то, кроме себя самих.

«Логично», — подумала я и поджала губы. Что ж, это только играет мне на руку.

Мы молча дошли до Дома Преподавателя. Уже на пороге Марта сунула мне учебники и записи, которые были у неё в руках, и сказала, окинув меня задумчивым взглядом:

— А знаешь, с твоим авантюрным характером у тебя получится стать хорошим преподавателем. Студенты любят неординарных личностей. Но всё же хочу тебя предупредить: всегда держи дистанцию между вами. Тогда работа пойдёт легче. И удачи тебе в завтрашнем дне.

Часы на академической башне пробили ровно восемь, когда я, ёжась от пронизывающего ветра и измороси, торопилась скрыться под тяжёлым портиком, под которым уже толпились студенты и другие преподаватели. Неловко отвечая на приветствия, я вошла в здание и быстро поднялась по лестнице на второй этаж, где находилась моя аудитория.

Полутёмное помещение встретило меня прохладной сыростью и каким-то приторно-сладковатым запахом старых книг. Плотно прикрыв за собой дверь, я огляделась по сторонам, словно впервые попала сюда. Когда я сидела за задней партой и внимательно слушала, как Марта рассказывает о построении прошедшего времени в архонском языке, всё представлялось таким лёгким и простым.

Но сейчас, оказавшись один на один с собой и осознанием того, что меньше чем через час аудитория наполнится незнакомыми людьми, почему-то стало неуютно. Одно дело продавать артефакты и знать, что всё зависит от тебя. Но совершенно другое — день изо дня находиться с одними и теми же студентами и доносить им прописные истины, не обращая внимания на их сопротивление.

Парты с деревянными стульями тянулись от стеллажей с книгами и рукописями к преподавательскому столу. Огромных размеров меловая доска занимала почти всю стену. Над ней висела длинная табличка с надписью на архонском языке: «Селенцио вердаро вер», что означало «Знания — путь человечества».

Когда-то подобная табличка висела в кабинете истории архонского языка В Университете. До сих пор оставалось загадкой, почему все так любили эту фразу архонского философа Скинха, но при этом не забывали её полную версию.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. По стёклам барабанил дождь, набирая силу. Блеснула молния, и послышался глухой раскат грома. «В такую погоду надо сидеть дома с кружкой чая и, завернувшись в плед, читать роман Виленторна», — с тоской подумала я.

«Виленторн — это, конечно, хорошо, — тотчас поддакнул внутренний голосок. — Особенно когда над головой не висят долги, как мекадинский меч».

Дверь за спиной распахнулась, заставив вздрогнуть от неожиданности. Сердце тотчас быстро-быстро заколотилось в груди, а по телу пробежал холодок. Сколько бы ни готовилась, но я всё не была морально готова встретиться со студентами.

Однако вместо оголтелой толпы в аудиторию вошёл Фицпатрик.

Честно говоря, к нему я тоже не была готова. С небрежно взъерошенными волосами и в чёрном ректорском камзоле с серебристой вышивкой на стоячем воротнике, он сиял, как натёртый медный чайник. Хорош, ничего не скажешь. Не удивлюсь, если студентки всячески пытаются обратить его внимание на себя. Девочки в таком впечатлительном юном возрасте любят мужчин постарше. От них веет уверенностью, властностью и чертовским обаянием. Последнего у Фицпатрика было хоть отбавляй. Снова вспомнилось, как я сама украдкой по нему вздыхала в студенческие годы. Впрочем, с тех пор прошло много времени.

— Как ощущения на новом рабочем месте? — не удосужившись поздороваться, спросил он.

Я небрежно повела плечами, от всей души надеясь, что ректор не заметит нервозности, звеневшую внутри, как натянутая струна. Пересекаться с ним не хотелось. Однако его появление почему-то успокоило. Наверное, потому, что я хотя бы знала, чего ждать.

— Как будто готовлюсь в ледяную прорубь нырнуть. И боязно, и неприятно, но без этого никак.

Фицпатрик кивнул, словно ожидал услышать нечто подобное.

— Первый раз всегда так, — сказал он, пройдя в аудиторию. — Но потом привыкаешь. Просто помни, что они боятся тебя больше, чем ты их.

Я нервно рассмеялась.

— Так заметно, что я переживаю?

— Для преподавателя в первый рабочий день держишься неплохо, — он покачал головой и скупо улыбнулся. — А если научишься решать с ними вопросы, не покидая аудитории, то тебе цены не будет. Студенты уважают тех, кто сам с ними разбирается, не прибегая к помощи начальников.

— Я не боюсь студентов. Больше беспокоит то, что не знаю, как себя вести с ними.

— Если ты никого не убьёшь и не превратишь в жабу до конца первого учебного дня, то будем считать это победой.

— Я не настолько ужасна, — фыркнула я и почему-то обиделась.

— Ты — нет, — совершенно серьёзно сказал Фицпатрик. — А вот твои вспышки гнева… В общем, постарайся никого не покалечить, и будем считать, что день прошёл успешно.

Я чуть не взвыла. Да боги всемогущие! Столько времени прошло, а он до сих пор помнил этот случай! Не знаю, что отразилось на моём лице, но ректор весело рассмеялся и подмигнул.

— Просто помнить, кто главный в аудитории. И не дай им одурачить себя, — с этими словами он исчез за дверью.

Уж чего-чего, но моральной поддержки я не ждала. Тем более от Фицпатрика. На долю секунды даже показалось, что это другой человек, а не тот заносчивый красавчик, которого я знала в студенческие годы. «Если и дальше так пойдёт, я начну считать его хорошим человеком», — промелькнуло в моей голове. Однако одно доброе слово, сказанное в трудную минуту, не делает человека добрый и порядочным.

Сто́ит отдать Фицпатрику должное — мне действительно стало легче. Нет, волнение и страх никуда не исчезли, но всё же отступили, позволив собраться с силами.

— Главное, никого не покалечить, — пробормотала я, доставая учебник, и усмехнулась. — Что ж, это можно сделать…

В этот момент распахнулась дверь, и в аудиторию сунулась рыжая голова студента.

— Разрешите, госпожа преподаватель?

Глядя на нахальное выражение конопатого лица и блеск карих глаз, я глубоко вздохнула и повторила про себя: «Главное, никого не покалечить».

— Мэвера номинэ вэр Эржабета де Вальдан. Виа аль вер терето лангви амен Архон.

В аудитории моментально наступила тишина, и двадцать пар глаз уставилось с таким выражением, будто я только что призвала демонов из Бездны.

На миг показалось, что я перепутала слова в двух простеньких предложениях, которые знала ещё с университета, и случайно обратила толпу парней в серых мундирах в каменные статуи.

Подняв руку, я замахала ею, несколько раз щёлкнула пальцами, как делала в тех случаях, когда требовалось снять заклинание

— Хэ-эй… Меверто вер аудиор? — вкрадчиво поинтересовалась я.

Судя по моргающим глазам, никто не окаменел и не умер. А судя по оловянному выражению в них, студенты лихорадочно соображали: то ли им представились, то ли обругали последними словами.

«И это я сомневалась в своих способностях», — я тяжело вздохнула, взяла кружку с чаем, который успела заварить до начала занятий, и вопреки всем правилам приличия присела на краешек столешницы.

Горячая стенка обожгла костяшки пальцев. Тихонько зашипев, я перехватила кружку поудобнее, сдула поднимающийся пар и, не сводя пристального взгляда со студентов, отпила маленький глоточек.

Если так и дальше пойдёт, то им можно будет вливать всевозможную ерунду. Никто даже не спохватится. А ещё у меня есть фора на повторение материала, который когда-то изучала в университете. Пожалуй, даже тех крох знаний, что осталось в голове, хватит на первое время преподавания.

Первыми пришли в себя задние ряды. Чернявый парнишка, чуть повернувшись к своему соседу, с нескрываемым изумлением прошептал:

— А… а чой-то тут происходит?

— Ваши предположения, молодые люди? — я шумно отхлебнула чай и приподняла брови.

— Пока ничо непонятно, — отозвался рыжий студент, сидящий на правом ряду возле окна. Тот самый, который отважился первым попроситься в аудиторию. — Но по ощущениям, вы только что нас прокляли.

Прищурив правый глаз, я почесала щеку. Потом возвела глаза к потолку и задумчиво покачала головой.

— Вполне возможно. Но для этого пока что рано. Вы ещё не успели мне так испортить настроение, чтобы я вас прокляла…

— Наша ваша не понимать!

Аудитория разразилась хохотом. Я же тихонько выдохнула с облегчением. Если смеются, значит, будет легко найти общий язык. Студенты оживились, начав перешёптываться друг с другом. Как-никак новый преподаватель, и это нужно было тотчас обсудить. До перемены не хватило бы ни терпения, ни желания.

Хуже было бы, если бы молчали истуканами.

— Я сказала, — чуть повысив голос, произнесла я. — «Меня зовут Эржабета де Вальдан. И я буду вашим преподавателем архонского языка».

— Ага, — кивнул рыжий студент и широко улыбнулся, — в другая фраза?

— А какая другая фраза? — я приподняла бровь, улыбнувшись в ответ.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить. Лицо покраснело от лихорадочных усилий, а между бровей появилась глубокая морщинка.

— Мерто вераудио, — зажмурился и тряхнул головой. — Она-то что означает?

— «Меверто вер аудиор»?

— Да-да, она самая. Я только вот это «вераудио» услышал.

— «Есть живые в аудитории». Напомните мне, вы какой курс?

— Третий!

— Третий курс!

Я кивнула и задумчиво хлюпнула чаем. Снова покачала головой, встала со стола и медленно с важным видом прошлась перед доской.

— Значит, вы третий курс, — пробормотала я. — А в будущем пойдёте служить в департамент магической безопасности, верно? Другими словами, вы инквизиторы.

— Сейчас так не говорят, — сказал блондинистый парнишка, сидящий за рыжим.

— А как говорят? — поинтересовалась я.

— Дознаватели третьего звена.

— О как! Звучит очень… очень весомо, — я кивнула, остановилась и посмотрела на них с нескрываемым восхищением. — Я бы сказала очень статусно.

Нет, всё же восторженно распахнутые глаза, выражение одобрения и искренней заинтересованности сделали своё дело. Все же мужчины, — они в любом возрасте мужчины. И женская похвала, едва заметная, проброшенная во взгляде, в выражении лица, в тоне голоса оказывает поистине магическое воздействие. Особенно в юности, когда шишки ещё не набиты, и все их эмоции как на ладони.

«Павлины», — подумала я, взирая на довольно улыбающиеся лица приосанившихся студентов. Каждый поглядывал на соседа краем глаза, подсознательно сравнивая себя и остальных: кто из них весомее и статуснее. — «Натурально павлины. Сейчас будут мериться у кого более пушистый и расписной хвост».

— Да, — с оттенком гордости проговорил рыжий, расслабленно развалившись на спинке стула, — ни дать ни взять довольный лев под жарким солнцем саванны. — Мы такие. Наша будущая профессия и опасна, и трудна.

— Ага, — не сводя восхищённого взгляда, сказала я. — А, правда ли, что вы уже изучаете боевые заклинания?

— Пока только заклинания обездвиживания, — отозвался блондинистый студент. — Ну там, порча-сеть, путы…

— Оу! Девчонкам из корпуса Женского Университета наверняка нравится нечто подобное? — театрально смутившись, пробормотала я и многозначительно приподняла бровь. — Это так… горячит кровь…

По аудитории прокатилась волна смешков, сконфуженных и откровенных. Кто-то даже закашлялся от смущения — студенты явно не ожидали подобного.

От преподавателя обычно ожидаешь что угодно: нудных нотаций, долгих лекций, монотонного голоса. Но только не того, что в первое же занятие он начнёт забрасывать в толпу фразы на грани приличия.

Я же чувствовала, что иду по краю. По очень хрупкому краю. «Не дай боги, Фицпатрик об этом узнает», — подумала я. — «Вылечу из Академии раньше, чем скажу слово "Прощай!"»

— Тогда вы точно осведомлены, что все эти заклинания на архонском языке? — продолжила я, пока студенты пытались придумать ответ.

— Да, конечно! — выкрикнул рыжий. Вот сразу видно, кто не пропадёт в жизни. — Мы их проходим на тренировках.

— И как?

— Да ничего так. Вроде правильно, — пожал он плечами. — Но только непонятно зачем мы учим язык, на котором никто не говорит три тысячи лет? Просто запомнили заклинания и всё.

— Действительно, — поджав губы, я покачала головой, словно задумываясь над верностью его слов. А потом внезапно выплеснула чай в его сторону. — Альдо!

От неожиданности рыжий подался назад, едва не заорав. Лицо побледнело, в широко раскрытых глазах отразилось непонимание, страх и изумление. Но чай, вопреки всему, не ошпарил его и застыл коричневым пятном в воздухе.

В аудитории стало так тихо, что слышалось, как барабанит дождь за окном и тяжёлое дыхание. Никто не ожидал подобного, и теперь лихорадочно пытались понять, что делать дальше.

— Это чай, — спокойно объяснила я и подняла глаза на замерших студентов. — В нём сейчас около восьмидесяти градусов. Если я отпущу, ваш товарищ максимум ошпарится. Неприятно, но выжить можно. Ему. Насчёт себя не знаю. Скорее всего, меня за подобное уволят. Вентера! — коричневая жижа забугрилась, приобретая очертания розы. — Красивая, не правда ли?

В ответ снова тишина.

— Но стоит мне неправильно произнести всего лишь одну букву… Вентеро! — роза вытянулась, превращаясь в длинный клинок, остриё которого было направлено в лицо студента. — Стоит мне перепутать букву, и вот вместо розы получается грозное оружие, способное убить противника. В данном случае, — не отрывая взгляда от студентов, я указала двумя руками на рыжего, — вот этого молодого человека, который решил, что можно не заморачиваться с изучением древнего языка. Молодые люди, я хочу, чтобы вы услышали и поняли меня сразу, потому что два раза повторять я не намерена. Ваши знания и отметки — это исключительно ваша ответственность. Я понимаю, весна, любовь и полное отсутствие желания работать. Возможно, архонский язык действительно очень древний и сейчас на нём не говорят. Возможно, он и не пригодиться в дальнейшем. За исключением боевых заклинаний. Но наш мозг так устроен, что, если вы будете изучать другой язык, он начинает быстрее справляться с любой задачей. Если решили, что можете прогуливать мой предмет, то я просто ставлю «неуд», и мы распрощаемся с вами. Ещё раз: ваши знания и отметки — это ваша ответственность. Если вы не учите и не выполняете домашнее задание, то и оценка будет соответствующая. Если вы считаете, что мой предмет не важен и не нужен, — я указала на дверь, — никого не держу. Что ещё? Ах да! Я ещё очень не люблю хамства. Поэтому если есть вопросы и претензии, то вам придётся научиться вежливо доносить свои мысли. В противном случае прокляну, и будете три дня сидеть в уборной комнате. Надеюсь, понятны, мои простые требования?

Несколько секунд тишины, а потом по аудитории прокатилось робкое «Да, понятно… Чего уж тут непонятного?»

— Полагаю, мы с вами быстро найдём общий язык, — я улыбнулась как можно доброжелательнее. — Я человек нервный, но добрый. Злить не советую. Не учить и забывать про лекции — тоже. Вопросы есть?

— У меня, — поднял руку рыжий студент и дрожащим голосом спросил: — Госпожа де Вальдан, а… а сколько мне ещё сидеть вот так… с кинжалом перед носом?

Я едва сдержалась, чтобы прилюдно не хлопнуть себя по лбу.

На рыжего было жалко смотреть. На побелевших висках проступили капли пота. Он сидел, боясь пошевелиться. Лишь умоляюще скосил на меня карие глаза, перед которыми, казалось, вся жизнь пробежала.

Мило улыбнувшись, я вытянула руку с кружкой и скомандовала: «Мерлено!» В ту же секунду чай с тихим плеском вернулся в кружку.

Послышались вздохи облегчения. Рыжий едва держался, чтобы не сползти под парту. Однако желание болтать отпало у него. Останешься тут разговорчивым и весёлым, когда преподаватель внезапно начал угрожать чайным ножом?

— О! Чайочек остыл. Какая прелесть! — я отпила маленький глоток и довольно улыбнулась растерянным студентам. — Итак, когда мы поняли всю важность изучения этого древнего, но такого нужного языка, предлагаю начать наш урок.