Госпожа преподаватель и Белый Феникс

Глава 11. Когда прошлое подкралось незаметно..

Необходимость скрывать свои истинные навыки

развивает умение выкручиваться из любых ситуаций.

То, что меня ждёт большая взбучка, стало понятно, едва я бросила на Фицпатрика взгляд. В голове пронеслись мысли, что ректору донесли о моих невеликих преподавательских способностях, что кредиторы, несмотря на оплату части долга, всё же нашли моё место работы, и что Фицпатрик решил самолично вытурить из Академии.

— Пару минут? — прошипела я в сторону ректора, натянуто улыбаясь студентам. — ПАРУ МИНУТ? Да они за пару минут учебник перепишут!

— Дайте парням шанс, — Фицпатрик выразительно посмотрел в мою сторону. Он безмятежно улыбался, однако взгляд был холодным и острым, как заточенная пика. Под ложечкой неприятно засосало. — Пусть учатся пользоваться возможностями, которые подкидывает жизнь.

По аудитории пронёсся одобрительный шёпот, который тотчас стих, едва мои дрогнули.

— Будь по-вашему, — сдалась я и подняла руки в знак смирения перед неизбежным. — Молодые люди, у вас есть пара минут, чтобы проявить врождённые способности к списыванию у соседа. Но только пара минут. Если поймаю хоть одного, вся группа получит неуд без права переписать.

— Жёстко, — отметил Фицпатрик.

— Справедливо. Жизнь не любит предоставлять шансы. А если и предоставляет, то дерёт за это в три шкуры.

Ректор не ответил. Только не то хмыкнул, не то фыркнул и вышел из аудитории. Чувствуя, что грядёт буря, я погрозила студентам кулаком и выскользнула вслед за Фицпатриком.

В коридоре было тихо и пахло мыльным раствором, которым обычно натирали полы и стены в Академии. Солнечные зайчики лежали жирными жёлтыми пятнами на почерневших от времени известняковых статуях древних учёных, невольно навевавших мысли о пожаре в здании.

— Что случилось? — не выдержала я, едва дверь с глухим щелчком захлопнулась за моей спиной.

— Это я хотел узнать у тебя, Эжена, — Фицпатрик смотрел на меня так, что неприятное чувство усилилось, а ноги стали ватными. — Сегодня я получил письмо от некой конторы «Гордон и братья». Тебе ничего не говорит это название?

Отпираться не было никакого смысла. Наверняка в письме кредитор выставил меня ужасным человеком, мошенницей, которая решила присвоить чужие деньги. Так что честность была главным оружием сейчас. Обоюдоострым мечом, подумалось мне. Я судорожно сглотнула, задержала дыхание и, сосчитав до десяти, медленно выдохнула.

— Это кредиторская компания, которой я задолжала денег. Когда открывала свою артефакторную лавку, брала у них ссуду и прилежно выплачивала. А потом мою лавочку сожгли, и платежи прекратились, так как возвращать долг мне было нечем.

Фицпатрик медленно кивнул. Его лицо окаменело, сделав ректора похожим на одну из тех статуй, что стояли в коридоре.

— Три письма, Эжена, — сказал он и поджал губы. — Три письма, и всё от разных кредиторов. Что ты на это скажешь?

— Что не все кредиторы нашли меня, — мрачно усмехнулась я и, сложив руки на груди, посмотрела на зеленеющие кроны клёна, раскинувшиеся за стрельчатым окном коридора. — А что я ещё должна сказать, Фиц? Я в безвыходном положении. И мне просить помощи не у кого. Да, я в своё время сглупила, что влезла в долги. Но другого выхода тогда не было. Я крутилась, как могла. Хорошо, когда родился и вырос в обеспеченной семье, которая поможет в трудную минуту. А если нет, то что? В заведение мадам Фанрик идти работать?

Ректор поморщился. То ли ему не понравилось, что я, наплевав на субординацию, назвала его Фицем, как в студенческие годы. То ли, представив меня работницей блудильни, испытал отвращение.

— Слушай, у нас полстраны так живёт. Кредиторская система работает только потому, что большинству граждан некуда деваться. Я не одна, у кого есть проблемы с долгами…

— Но они есть! — взорвался Фицпатрик. Проходящий мимо студент от неожиданности подпрыгнул и ускорил шаг. Ректор же понизил голос и яростно зашептал: — Мне наплевать, что там у большинства. Меня больше волнует Академия. И ты.

— Так, я и не сижу сложа руки! — в тон ему ответила я, уперев руки в бока. — Я из кожи вон лезу, чтобы рассчитаться с кредиторами. Единственное, что тебе грозит, — это слегка подмоченная репутация Академии, которую легко можно восстановить. В то время как мне грозит долговая тюрьма. Реальность такова, что наше государство платит ровно столько, сколько порядочным людям не хватит на кусок хлеба. Ты, что, думаешь, что я влезла в долги только потому, что захотела выпендриться в новом платье от «Рани Саваж»? Или я потратила всё на дорогущие украшения? Нет, Фиц! Я на эти деньги открыла своё дело, которое, к моему величайшему сожалению, прогорело. В прямом смысле слова. Я осталась с голой задницей на улице. И спасибо Марте, которая предложила мне место здесь. Работа в Академии — это единственный шанс для меня оправдаться перед кредиторами и не попасть в застенки. Да, я понимаю, это очень неприятно для тебя: преподаватель оказался должником. Но ты не представляешь себе, что я чувствую! Я каждый день просыпаюсь с мыслью, где достать денег, а засыпаю с расчётами в голове. Потому что помимо долгов мне ещё хочется кушать, одеваться и выглядеть прилично, а не как умертвий из шкафа профессора Вилокса.

— А что же твой новый поклонник? — спросил Фицпатрик. — Тот, от которого ты сбега́ла в одних панталонах.

Голос сочился такой язвительностью, что захотелось плюнуть в его прищуренные глаза. Но трезво оценив последствия, я вздёрнула подбородок и фыркнула.

— Простите, господин ректор, — я машинально разгладила юбку и снова фыркнула, — две минуты давно закончились. Мне пора возвращаться к студентам.

Перед лицом тотчас промелькнул рукав серого камзола. Рука Фицпатрика упёрлась в стену, преграждая мне путь к двери.

— Решай свои финансовые проблемы как можно скорее, — зловеще прошипел он. — Иначе, клянусь богами, ты останешься без преподавательского кресла.

— О, разумеется, господин ректор! — зло ответила я, бросив искоса на него взгляд. — Я ценю ваше понимание и сострадательность. Оставить человека без средств к существованию, а, соответственно, и решению финансовых, как вы выразились, проблем — это так… благородно. Хорошего дня, господин ректор!

Я оттолкнула руку и взялась за ручку двери, чувствуя затылком разгневанный взгляд Фицпатрика на себе.

Значит, кредиторы всё же нашли моё место работы. Что ж, немудрено. Любой работодатель обязан предоставлять на каждого нового сотрудника справку в Бюро Занятости. А те, в свою очередь, могли представить данные кредиторам. Если это так, то мои дела, куда гораздо более плачевнее, чем казалось ранее.

— Грегори! Отвернись от Андреаса! Он сам не знает, что пишет. Толку от его помощи — как от козла молока, — я сурово посмотрела поверх журнала. Грегори уткнулся в свой лист с заданиями, но через секунду медленно вытянул шею и скосил глаза в лист соседа. — И хватит строить глазки Сандро! Вы не юная барышня, а ему вряд ли понравятся ваши тощие волосатые ноги.

Сидящий за задней партой Фархух хрюкнул от смеха, но поймал мой взгляд и сделал вид, что погружен в задание.

В тишине аудитории слышались лишь скрип перьев по бумаге и недовольное сопение студентов, внезапно осознавших, что предмет всё-таки необходимо учить.

Я вынула из кармана жилетки часы и громко оповестила:

— Ещё пять минут, и сдаём работы.

— А сколько надо, чтобы сдать на минимально допустимый балл? — отозвался Тим, не отрываясь от своего листа.

— Всё.

— А если написал только половину? — поднял голову Том. Судя по заискивающей улыбке, озаряющей лицо близнеца, он надеялся на снисхождение.

Однако подпорченное настроение твердило мне, что работы студентов я буду проверять чуть ли не с микроскопом.

— Тэбэ сказалы всо, значыт всо, — вместо меня ответил Фархух и грозно нахмурил кустистые чёрные брови.

Спорить с алеранцем никто не осмелился. Снова послышалось скрипение перьев и недовольное сопение. Если с преподавателем иногда можно препираться и ничего страшного не произойдёт, то Фархух мог объяснить на кулаках. И его бы ничего не остановило. Даже разговор в кабинете Шершена. Подумаешь, очередной выговор. Зато объяснять дважды не придётся.

Секунды длились невероятно долго. Время, словно издеваясь, тянулось, как резина. Глядя на студентов, я несколько раз ловила себя, что мысли нет-нет, да и возвращаются к разговору с Фицпатриком. Меня невероятно раздражала собственная беспомощность. Я сделала всё, что в моих силах, но легче не становилось. Казалось, долговая петля обвила и стянула мою шею, лишая возможности здраво мыслить.

«В конечном счёте я не одна такая», — снова напомнила себе. Да, подобные неприятности случаются. Но одно дело, когда скрываешься и не платишь вообще ничего. А другое — когда пытаешься разобраться и вдруг осознаёшь, что этих усилий недостаточно. Просто потому, что не можешь выплатить всё и сразу. А ждать кредиторы не любят.

Если бы только обнаружилась богатая тётушка, которая решила оставить мне наследство! Но богатых родственников у меня не было. А те, что были, не горели желанием делиться банковскими запасами.

— Так, сдаём свои работы, — я поднялась из-за стола и хлопнула в ладоши. — Считаю до трёх. Кто не сдаст, превращу в майского жука и подарю господину Шершену.

Не успела я досчитать до трёх, как на краю моего стола выросла бумажная стопка. Глядя на ворчащих студентов, я достала из ящика планшет, похожий на лоток, и пару раз провела указательным пальцем по едва различимым рунам. Артефакт тихонько зашипел, зажужжал, руны загорелись жёлтым светом.

— Ух ты! — Андреас вытянул шею, стараясь разглядеть прибор. — А что это такое?

— Мой верный друг «Проверяльщик», — сказала я, подняла глаза и хмыкнула: — Вы же не думали, что я буду ваши работы вручную проверять?

— Другие преподаватели им не пользуются, — в голосе Тима слышалось нечто похожее на упрёк. Однако любопытство разбирало его так, что он даже поднялся со своего места. — Предпочитают использовать красные чернила.

— На это уйдёт слишком много времени. А время — это единственный невосполнимый ресурс. Предпочту провести его с книгой или в прогулке по парку, а не над вашими работами.

Я аккуратно положила листы на планшет. Тот загудел, заскрипел, как несмазанная телега, и над столом попеременно засветили зелёные и красные полусферы. Через две минуты у меня лежали две стопки проверенных работ с отметками: справа набравшие допустимый балл, слева — работы студентов, которые следовало бы переписать.

— Вы разочаровываете меня, — я тяжело выдохнула, называя фамилии на зачтённых работах. — Складывается неприятное чувство, что вы стали учить материал.

— А разве это плохо? — спросил Том. Он не скрывал радости, когда он услышал, что его работа зачтена. На минимальный балл, но всё же.

— Плохо. Даже возмутиться не дали мне шанса. А как же поорать, что все студенты — оболтусы, которые ничего не учат? У нас всего две не зачтённые работы: у Грегори и Тима. То ли потому что они не умеют списывать, то ли потому, что слишком понадеялись на соседей по парте, — за дверями послышался раскатистый гул звонка. Я осторожно сложила проверочные работы и поднялась из-за стола. — Итак, мои дорогие, так как сегодня была проверочная, домашнего задания не будет.

— Ура!

— Мы вас любим, госпожа де Вальдан!

— Спасибо огромнейшее!

— Вы же знаете, как мы вас любим, да?

Я тряхнула головой и хмыкнула. Как мало порой надо для радости! С ностальгией вспомнила собственные студенческие годы, когда единственной неприятностью было получить «неуд» у преподавателя или забыть про домашнее задание.

— Не расслабляйтесь. У нас ещё с вами есть пары, так что от учёбы вы никуда не денетесь, — я улыбнулась, глядя на посмурневшие лица. Впрочем, перспектива провести выходные с друзьями, а не за столом с учебниками радовала больше, чем отдалённые занятия. — Те, кто не сдал сегодня проверочную, жду через два дня после занятий в своей аудитории. Вопросы есть?

— Никак нет, госпожа преподаватель, — послышалось в ответ, и вереница студентов, радостно галдя на все лады, потянулась к выходу.

— Я так понимаю, вы неплохо справляетесь без моей помощи. А говорили, что вам нужен призрак для лекции.

Сержан вылез из шкафа со свитками, едва за последним студентом закрылась дверь, медленно проплыл между рядами парт и завис напротив портрета Элурия Высокого. Древний архонец смотрел на Жана с явным неодобрением, как будто пристальное внимание потревожило его многовековой покой.

— Надо же! Столько лет прошло, а Элурий по-прежнему висит здесь. Боги, сколько лет утекло с тех времён, когда я учился здесь! — с ностальгией произнёс Сержан и, глубоко вздохнув, перевёл взгляд на меня. — Как будто вчера бегал по коридорам и сидел за вот этими партами. Помнится, наш преподаватель архонского языка, профессор Итар, был редкостным занудой. Заставлял учить наизусть речи покойных ныне философов и учёных. Как будто это могло дать нам больше, чем схема построения заклинаний. И несмотря на все усилия, у меня всегда было «удовлетворительно» по его предмету.

— Если начинать учить язык, то с подражания, как это делают маленькие дети, — я убрала в стол проверочные работы и воззрилась на призрак с явным неодобрением. Меньше всего мне хотелось видеть Сержана, разгуливающим по своему кабинету и вспоминающем о своём прошлом. Особенно когда голова была забита мыслями о кредиторах. — Они сначала коверкают слова, придумывают новые, пытаясь рассказать о том, чего хотят и что чувствуют. Но взрослые их не понимают. Со временем они учатся более чётко и слаженно говорить. Так, чтобы их понимали взрослые. А после, когда достигают в этом более или менее успеха, некоторых не заткнуть. Никто не рождается со знанием языка. По сути, овладение языком — родным или иностранным — это процесс подражания. Мы произносим слова и видим реакцию от окружающих. Если результат совпал с нашими ожиданиями, то мы повторяем слово или фразу ещё раз. Если нет, то не используем их. В этом, собственно, вся трудность изучения любого языка. В особенности мёртвого. Труднее всего запомнить то, у чего нет практики. А у нас архонский практикуется только в одном месте — в зале боевых заклинаний. И то не всеми курсантами. Так что нет ничего удивительного, что у вас было «удовлетворительно» по предмету, который не имел практического применения.

Ящик с грохотом захлопнулся. Пустая столешница вызвала чувство лёгкого удовлетворения — хоть здесь у меня есть подобие порядка. В голове промелькнула мысль: надо найти время и перебрать все документы и учебники, и аккуратно всё сложить. Разумеется, через несколько дней снова воцарится бардак. Но несколько дней аудитория будет радовать взгляд безупречным порядком.

— Что вас привело ко мне в аудиторию? — поинтересовалась я, поднявшись со своего места.

Сержан поджал губы и подлетел к моему столу. Он дрожал серебристым туманом, а мне вдруг вспомнилось его хватка — ледяная, но крепкая. Этот чёрт что-то скрывает. Но что, я никак не могла понять. Мне с трудом верилось, что призрак увязался за мной от скуки.

— Проплывая по коридору, я случайно услышал ваш разговор с тем влюблённым ослом, который ныне зовётся ректором Академии. Мак-Вигелем. Насколько серьёзны проблемы, о которых он говорит?

— Вы хотели сказать «самовлюблённым ослом», — поправила я Сержана и стала разглядывать настенный стеллаж, словно сбившиеся в неровные стопки рукописи вызвали небывалый интерес. Потом вздохнула и упёрла руки в бока, как рассерженная кухарка. — Всего три года в долговой тюрьме Ньюбейта. Так что проблемы не настолько серьёзны, как может показаться на первый взгляд.

— Нет, Эжена, я не оговорился, — цокнул призрак и уселся в моё кресло. — Он действительно влюблён. В вас. Уж не знаю, что на него так повлияло: отсутствие жены или ваша изменившаяся магия, но это так.

— Три года в долговой тюрьме, Жан, — равнодушно бросила я, но навострила уши и затаила дыхание: услышать, что Фицпатрик влюбился в меня, было невероятно приятно. Так, что захотелось злорадно подхихикнуть на манер горвенской ведьмы, устроившей показательную пакость жителям городка. Однако положение обязывало не выказывать своих истинных эмоций. — За три года он женится и забудет обо мне.

— Непременно женится. А вот забыть… Я сомневаюсь. Вы из тех барышень, которых при всём желании не забудешь, — он замолчал. Я уже хотела поблагодарить его за комплимент, но призрак продолжил: — Не забудешь, потому что будете сниться в кошмарах.

Я застыла разинув рот, со стопкой бумаг в руках.

— Ну вы и сволочь! — растягивая слова, прошипела я и прищурилась.

Бумаги со шлепком рухнули на стол. Пальцы зачесались от собирающейся на кончиках магии, но пустить заряд в Сержана не успела. Расхохотавшись, призрак растворился в воздухе.

Ну мерзавец! Я снова собрала бумаги и запихнула на полку.

— Зачем приходил-то? — фыркнула я, подозревая, что Сержан всё ещё в кабинете, только прячется, чтобы я не смогла метнуть в него золотистый шар порчи.

— Господин О'Рэйнер просил передать, — откуда-то сверху раздался голос призрака, что сегодня заедет за вами в восемь вечера. Зачем — не сообщил. Но просил напомнить, что библиодари скучает без вас. И что она заплевала ему всю библиотеку.

— А почему он сказал вам об этом, а не написал мне? И как он вообще вас обнаружил, ваша светлость?

Ответа не последовало.

Я вытащила из кармана часы. Стрелки показывали начало двенадцатого.

Первокурсников забрал к себе профессор Вилкос на практику боевых заклинаний, а значит, остаток дня — в моём распоряжении. Отлично. Будет время заявиться в кредиторскую компанию «Гордон и братья» и разобраться, почему они продолжают терроризировать письмами о невыплатах, хотя деньги стали поступать на их счёт.

Закрыв дверь, я неспешно направилась по коридору. Почти возле лестницы внутреннее чутьё неожиданно заорало: «Прячься». Сама не понимая, зачем это делаю, я прошмыгнула и спряталась за огромной гранитной колонной, подпирающей потолок третьего этажа.

В нескольких шагах от меня быстрым уверенным шагом прошли господин Шершен и… Абрахам ван Вилсон.

Сердце заколотилось как сумасшедшее. Стало трудно дышать. Я прижала руку к груди, едва держась на ватных ногах. В голове сделалось пусто, и я не чувствовала ничего, кроме безотчётного ужаса, накрывшего меня ледяной волной.

Я не видела его с тех пор, как сбежала из поместья в Аренхеме. Прошло более десяти лет, а Абрахам нисколько не изменился. Всё та же горделивая осанка, все те же отчеканенные движения аристократа, надменное, скучающее выражение лица, будто его ничто не могло удивить.

Шершен что-то объяснял ван Вилсону, размахивал руками. Лишь когда они оба скрылись за поворотом, я наконец-то смогла спокойно вздохнуть. Проведя рукой по холодному лбу, я уставилась на собственную ладонь и заметила, как дрожат мои пальцы.

«Какого чёрта…» — подумалось мне, но мысль на этом оборвалась. Крадучись я поспешила к лестнице и едва ли не бегом бросилась из здания Академии.

— Эй, посторонись! — возница заорал так, что все окружающие испуганно переглянулись, а потом уставились в мою сторону. — Совсем ослепла? Или жить надоело?

Отскочив на тротуар, я промямлила в ответ извинения. Всё ещё ругаясь красочной бранью, возница резко стеганул лошадь, и та, громко заржав, помчалась по мощёной дороге.

Я же окончательно пришла в себя. Захлопав глазами, огляделась. Прохожие то и дело кидали в мою сторону недоумённые и любопытные взгляды. Но тотчас отворачивались и спешили по своим делам, стоило мне повернуть голову в их сторону.

Большая Торговая улица тянулась вдоль канала, в котором за высоким гранитным парапетом темнели грязные воды реки Кальны. Яркое солнце играло бликами на мелких волнах, и от разогретых вод несло приторной вонью, отчего тошнота встала комом в горле.

Несколько долгих секунд я стояла, глядя на острые шпили городских зданий, показавшихся непривычно тёмными и неуютными. Потом развернулась и медленно направилась в сторону Кривого переулка, который горожане называли Барыжным.

В голове крутился только один вопрос: что ван Вилсон забыл в Академии? Вряд ли такой человек, как он, обратил бы внимание на учебное заведение. Ему больше по душе места, где водятся большие деньги. А Академия не слишком похожа на фондовую биржу, или как там правильно называются все эти места, где серьёзные люди решают серьёзные финансовые вопросы.

На ум не приходило ни одного внятного объяснения. Впрочем, Абрахам был не единственным, кого заинтересовала Академия, напомнила я себе. Министр магической безопасности тоже проявил изрядную долю любопытства к ней. Но если появление О'Рэйнера в стенах учреждения можно было объяснить будущими кадрами для Министерства, то появление ван Вилсона оставалось непонятным.

Нельзя найти ответы на все вопросы. Особенно если эти вопросы не касаются меня. Хотя почему не касаются? Если Абрахам увидит меня, то наверняка заинтересуется, что его бывшая любовница делает в Академии. А может, и нет. В конце концов, прошло достаточно времени, чтобы он смог меня забыть.

На золотистой вывеске было выгравировано чёрными буквами: «Кредиторская компания «Гордон и братья: быстрые займы под выгодные проценты»». Я невесело хмыкнула. Проценты никогда не бывают выгодными. Особенно если они превышают ставку госбанка в десятки раз. Однако, несмотря на это, люди продолжают обрастать ссудами и долгами, а вот такие Гордоны вместе со своими братьями — жиреть и открывать новые офисы.

Мне снова поплохело. Да так, как будто я пришла не отстаивать себя перед обнаглевшими кредиторами, а поднималась на эшафот. От нервов в животе заурчало, к щекам прилила кровь. Я протянула руку и ухватилась за полированную ручку.

Дверь беззвучно распахнулась, и я оказалась внутри. Помещение было без окон, однако под самым потолком висели люстры из искусственного хрусталя, от которых лился приятный желтоватый свет. В холле, больше похожим на коридор обычного дома, но с претензией на финансовый офис меня встретила улыбчивая женщина лет пятидесяти. Первое, что бросилось в глаза, — так это её рот. Неестественно красный, как будто она в темноте перепутала помаду и гуашь. Белая блуза, длинная чёрная юбка и высокий пучок волос делали женщину похожей на строгую гувернантку.

Если бы не этот её красный рот.

— Добрый день! — поприветствовала она. В блёклых глазах промелькнуло нечто среднее между раздражением, плохо скрываемым за маской вежливости, и пониманием, что её зарплата зависит от того, как она хорошо втюхнет очередную ссуду клиенту. — Рады приветствовать вас в нашей компании. Сегодня день выгодных процентов и…

— Благодарю, — я не дослушала её и, нахмурившись, огляделась. — У меня уже есть ссуда в вашей компании…

— О, вы наш клиент! Для наших клиентов сейчас действует акция «Особый заём» — проценты ниже, чем в банке. А если выплачиваете раньше даты возврата, то вам возвращаются проценты…

Я прикрыла на долю секунды глаза. Так и подмывало высказать всё, что я думаю и о займах, и об их особенной акции для особенных клиентов. Но, с другой стороны, во мне заговорила совесть: она это делала, потому что очередной ссуды зависел её заработок. И уж точно не виновата, если кто-то из клиентов оказался неплатёжеспособным.

Поэтому я ограничилась лишь лаконичным:

— Я должник. И пришла разбираться, на каком основании компания продолжает слать письма с угрозами, хотя платежи стали поступать на регулярной основе.

Дружелюбное выражение сползло с размалёванного лица женщины. Она недовольно поджала губы и коротко бросила:

— Вам в третий кабинет. Но сейчас там не примут. У них обеденный перерыв.

— До обеденного перерыва ещё полтора часа, — я собралась всё своё спокойствие в кулак и натянула вежливую улыбку. — Так, на вывеске написано…

— Не знаю. У них обед.

— В таком случае мы бы хотели поговорить с господином Гордоном, — раздалось за моей спиной. — И немедленно.

Да вы издеваетесь!

Мне захотелось завыть от отчаянья. Но вместо этого я натянула вежливую улыбку и повернулась к нежданному спасителю.

— О! Рада видеть, господин О'Рэйнер, — произнесла я, надеясь, что улыбка всё же вежливая, а не похожа на гримасу человека, которого мучает изжога. — Хотя премного удивлена вашему появлению… в таком месте.

Вэлиан пропустил мимо ушей язвительный тон.

— Господина Гордона нет на месте! — запротестовала барышня с красным ртом, однако как-то испугано, а не напористо. — Он уехал. Его не будет в городе до следующей недели.

— Вот как! Жаль, искренне жаль, — сочувственно сказал Вэлиан. Вот только сочувствия в его голосе было ровно столько же, сколько у нищеты — денег. — Тогда, госпожа...

— Девери, Эоис Девери.

— Госпожа Девери, передайте старшему управляющему, у которого наверняка сейчас обед, чтобы он подготовил все необходимые бумаги. Госпожа де Вальдан, — он протянул мне руку, — прошу.

В голове закипала настоящая каша из вопросов и противоречивых чувств. Но стоило признать, в глубине души я испытывала к нему невероятную благодарность. А заметив, как побледнела красноротая Девери, ещё и облегчение.

— Подождите! — окликнула нас женщина, когда мы уже подошли к двери. — Какие бумаги? Для кого?

Вэлиан остановился и нахмурился, словно смущённый тем, что забыл сообщить нечто важное.

— А разве я не сказал? Для господина Эдельмана, экономиста. Он прибудет с минуты на минуту.

Девери побледнела ещё больше, став похожей на мраморную статую.

— Что ты делаешь? — мои пальцы со всей силы сжались на локте Вэлиана, едва за нами захлопнулась дверь.

— Как что? Пользуюсь своим служебным положением, — беззаботно ответил О'Рэйнер и поднял голову, будто небо его интересовало куда больше происходящего. — Можешь так не сжимать локоть? Рукав помнёшь.

Рукав? Рукав?! Я отдёрнула руку, как ужаленная, и воззрилась на него.

Вэлиан выглядел безупречным: наглаженный камзол, белоснежный шейный платок с сапфировой булавкой. Чего не скажешь о его лице. Под глазом залегла тень, кожа приобрела неприятно сине-зелёный оттенок, черты заострились и осунулись. Невольно подумалось, что министра одолела желудочная болезнь. Однако я отмела в сторону эти мысли: если бы это было так, то он просиживал бы в уборной, а не шастал по городу.

— Тебе плохо? — неуверенно спросила я, нервозно теребя ручку ридикюля.

— Привычно, — Вэлиан нахмурился и кивнул в сторону экипажа, запряжённого четвёркой гнедых. На двери красовался герб с птицей, расправившей крылья над всполохами огня. — Пойдём. Довезу тебя домой.

— Спасибо, но… — не договорив, я бросила обеспокоенный взгляд на дверь конторы.

Вэлиан чуть скривился.

— Плевать. Теперь у них будут проблемы посерьёзнее, чем преследование должницы.

— То есть ты не шутил, когда сказал, что к ним придут с проверкой? Не запугивал?

Светлая бровь Вэлиана чуть приподнялась, а от снисхождения в его взгляде захотелось презрительно фыркнуть. Его лицу тотчас вернулась прежняя беспристрастность, отчего я почувствовала замешательство.

— Если пообещал ребёнку открутить голову, открути. Иначе в следующий раз не поверит, — негромко произнёс Вэлиан. Несмотря на мягкий тон, мне показалось, что говорил он с лёгкой укоризной. Как будто мне должно быть стыдно не знать таких простых вещей. — К тому же к этой конторе давно есть вопросы, которые требуют ответов.

Склонив голову в приветственном поклоне, возница распахнул перед нами дверцу экипажа. Я забралась на сидение с грацией мешка картошки: запутавшись в юбках, наступила на подол и едва не растянулась. Однако тотчас взяла себя в руки и забилась в угол экипажа в надежде, что О'Рэйнер не станет едко комментировать мою неуклюжесть.

А он и не стал. Усевшись напротив меня, он откинулся на спинку, запрокинул голову и прикрыл глаза. Послышался щелчок хлыста и грубое «Пошла!», и карета тронулась с места.

В тени лицо Вэлиана приобрело более сизый оттенок, отчего я встревожилась ещё больше. Его вид меня пугал едва ли не больше, чем спокойный тон, с которым он разговаривал с работницей конторы.

— Что случилось? — тихо спросила я, чувствуя себя крайне неловко. Зачем спрашивать, если не знаешь, чем можно помочь? Если вообще можешь хоть как-то помочь.

— Воскрешение — процесс весьма неприятный и утомительный, — проговорил Вэлиан, не открывая глаза. — Но, в общем-то, ничего особенного.

Заплямкав, словно пытаясь разобрать на вкус его ответ, я покрутила головой по сторонам и сложила руки на груди. Как реагировать правильно, я не знала и не была уверена, что существует хоть какая правильная реакция на подобное признание.

— То есть ты умер? — переспросила я спокойным тоном, как будто не произошло ничего необычного.

— Да.

— Тебя убили или ты сам? От старости, например. Или неудачно спустился с лестницы.

— Убили. Но хотели выставить так, будто умер от остановки сердца.

— И ты воскрес, чтобы покарать своих врагов? — абсурдность ситуации, как и самого диалога зашкаливала, но удивляться почему-то не получалось.

Не открывая глаз, Вэлиан поджал губы, молча покачал головой и потряс ладонью с вытянутыми пальцами.

— Святой Игнатис, ты ли это? — заговорщицки прошептала я, подавшись вперёд. — Я тебя удивлю, но все твои враги давно мертвы, — заметив взгляд О'Рэйнера из-под полуопущенных ресниц, закивала головой: — Да-да. Лет этак с две тысячи. Если не больше.

Бледные губы министра изогнулись в улыбке, и на душе сразу как-то потеплело.

— Очень мило, что ты, зная правду, продолжаешь притворяться несведущей.

— Люди не воскресают, Вэлиан, — я вздохнула и выпрямилась. — Они умирают, и на этом всё.

— Люди нет, а Фениксы да. Но мне и вправду нравится, когда ты юлишь. У тебя вид нашкодившего ребёнка, который стащил конфеты из буфета. И тебе это очень идёт.

— Почему это?

— Потому что огонёк жизни чувствуется. А его порой очень не хватает.

Это прозвучало как признание. Вроде бы ничего особенного, но стало приятно.

Смутившись, я отвернулась к окошку. За стеклом проплывали коричневые и серые стены зданий, разноцветные прохожие, зелёные деревья, а я ничего не замечала.

— И часто приходится… вот так… приходить в себя? — помолчав, произнесла я.

— Если бы мне давали по медяку за каждую смерть, — вздохнул Вэдиан, — то я стал бы богаче самого короля.

— А что помогает быстрее всего вернуться к жизни?

— В карете это делать неудобно.

— Почему?

Вэлиан открыл глаза и так улыбнулся, что сразу стало понятно почему.

— О-о! Только и всего, — сконфуженно выдавила я и снова отвернулась к окну. Мысли о том, чтобы помочь страдающему после воскрешения Фениксу, отпали сами собой. Мы не настолько близки, чтобы я ему помогала. В конце концов, он же как-то возвращался к жизни без моей помощи. Вот и сейчас справится. Чтобы сгладить неловкую паузу, решила перевести тему: — Зря ты запугал ту женщину в конторе. Она же только выполняла свою работу. А теперь останется без неё.

— А тебе что с этого?

— Ничего, — хмуро отозвалась я. — Просто как-то немного жаль ту женщину. Да и остальных работников тоже. Они же не виноваты, что начальство занимается махинациями.

— А им тебя не жаль. Ты им продолжаешь платить, хотя сама еле-еле концы с концами сводишь. Но почему-то вместо снисхождения и предложения пойти навстречу, они продолжают слать письма с угрозами в деканат Академии. Они не думают о том, что ты можешь лишиться работы. Они думают лишь о том, чтобы ты поскорее вернула им деньги. Таким, как Гордоны, плевать на то, откуда люди возьмут деньги. Главное, чтобы они были. Так что поменьше забивай свою прекрасную голову мыслями о том, как справятся другие люди. И побольше думай о себе. Станет легче жить.

Цинично, но логично. Возразить особо было нечего, а потому я предпочла сложить руки на коленях и наблюдать за прохожими из окошка экипажа. Ни дать ни взять, примерная ученица.

Однако в груди бушевала буря. С одной стороны, мне польстила откровенность, с которой Вэлиан говорил о себе, а с другой — я не понимала его мотива.

Как и того, что он оказался в кредиторской конторе в самый подходящий момент.

— Некоторые призраки бывают на редкость болтливыми, — сказал Вэлиан.

Я повернула голову в его сторону. Вэлиан смотрел на меня в упор, но его отсутствующий взгляд буквально кричал, что мысли витали где-то далеко. Серость и усталость отступили, и теперь он выглядел куда более бодрым, чем когда мы вышли из конторы.

И тут что-то щёлкнуло внутри меня, как бывает, когда пытаешься найти подходящие пазлы и наконец-то находишь недостающий фрагмент.

— Подожди-ка… — протянула я, тщательно подбирая слова. — Так это ты подослал шпионить за мной Сержана?

Лицо О'Рэйнера вытянулось, будто он услышал небывалую ахинею. Но внутри меня зародилось подозрение, что я попала в точку.

— Ты про того герцога с тараканьими усиками, который следил за тобой в ванной? — Вэлиан небрежно почесал подбородок, потом нахмурился и тряхнул головой. — Понятия не имею, о ком ты говоришь.

— Я не говорила, что он следил за мной в ванной, — я прищурилась и посмотрела на него исподлобья. — Вэлиан!

— А тебе и не нужно рассказывать. Я это увидел. В Разломе. Точно так же, как ты увидела Феникса.

Звучало вполне логично. Если я увидела его последние минуты, как человека, то почему он не мог увидеть этот момент? Но спокойнее от этого не стало. Наоборот, сделалось тревожно, что он мог увидеть то, что я скрывала ото всех. Даже от себя само́й.

— Как ты узнал, что я была в конторе?

— Знаешь, в чём твоя проблема? — Вэлиан потёр переносицу пальцами и зажмурился, как будто у него разболелась голова. — Ты слишком добра к незнакомым людям и недоверчива к тем, кто предлагает тебе помощь.

— Не уходи от темы!

— А я и не ухожу, — он снова посмотрел на меня так, что я почувствовала, как в груди сжимается сердце. Хотелось, чтобы он переубедил меня, чтобы показал, как сильно я ошибаюсь. Это было глупо, неправильно, но тем не менее этого я желала больше всего. — Я видел Сержана в Междумирье, пока Феникс не возродился. И он просил помочь тебе. Вообще-то, это очень странно для призраков — просить за кого-то, кто не имеет к ним родственного отношения. Должен признаться, я был впечатлён и не смог ему отказать.

— Не смог или не захотел?

— И то и другое, — Вэлиан улыбнулся тепло и как-то грустно. — Твой дом.

Экипаж проехал по мощёной дороге, вдоль которой тянулись аккуратно подстриженные кусты самшита и заозерских роз. Пара студентов остановилась, глядя вслед карете с министерским гербом, а потом побрела в противоположную сторону, о чём-то горячо споря.

Не удивлюсь, что завтра Академия будет жужжать от новости, что оскандалившегося преподавателя подвозил некто иной, как министр.

Этого Фицпатрик явно не переживёт. Наверняка устроит мне внеплановый нагоняй по поводу недозволительного для преподавателя поведения. Он ещё не забыл историю с панталонами. А если Сержан оказался прав, и декан пал под чарами изменяющейся магии, то сложно представить, что может сделать ревнующий человек, наделённый властью.

— Полагаю, у тебя на вечер были планы, — выдернул меня из размышлений Вэлиан.

— Были, — призналась я и вцепилась покрепче в ридикюль, чтобы скрыть невесть откуда взявшееся волнение. — Хотела вернуть Книгу. Ту, что вы у меня отобрали на днях.

Бровь О'Рэйнера вопросительно изогнулась.

— Несколько минут назад мы вполне прекрасно общались на «ты». С чего вдруг такие переходы?

— А с того, что… — я запнулась, пытаясь понять, в какой из моментов перешла на «ты» и почему это сделала. — А с того, что у нас разные статусы, и об этом не сто́ит забывать.

— И что? От того, что у нас разные статусы теперь нельзя… общаться?

Я моргнула несколько раз и внимательно воззрилась на Вэлиана. Спокойный, как и всегда. Вот только не было привычной язвительной ухмылки, а взгляд стал напряжённым, как будто ему сделалось неловко. Словно он попал на чужую территорию и теперь не знал, как себя правильно вести.

Весьма странное поведение для человека, одно слово которого могло повлиять на жизни огромного количества людей. Если только…

Ну нет! Да быть такого не может!

Захотелось хлопнуть себя по лбу и закрыть глаза. Помнится, как в мои юные годы одна из приятельниц бабушки сказала: «Какими бы сильными и умными ни казались мужчины, они начинают вести себя, как бараны, когда влюблены».

Это было странно, очень непривычно и даже как-то человечно. Это подкупало, и я сдалась.

— Откровенность за откровенность, господин министр, — помолчав, сказала я тихо, словно боясь наговорить лишнего. — Вы мне очень напоминаете одного человека из моего прошлого. Очень страшного человека. Возможно, это глупо, потому что вы совершенно разные люди, и я вас толком не знаю. Но порой ваша напористость, мотивов которой я не понимаю, пугает. Словно возвращаюсь в прошлое. А для меня самое страшное — это вернуться в тот ад, из которого я с больши́м трудом сбежала.

Вэлиан выслушал меня не перебивая. Лишь напряжённо кивнул и нахмурился, отчего на лице проступила маска горечи.

— Я говорил правду, когда сказал, что ты мне понравилась, — его губы превратились в тонкую ниточку, как будто он сдерживал внутри себя эмоции, рвущиеся наружу. — Это не имеет никакого отношения к статусам.

— Я это вижу. И ценю, — я покачала головой и вздохнула. — Поэтому и была откровенна. Чувства — это не та штука, которой играют. Но и прогибаться только потому, что вы сильнее меня, и у вас больше власти, я не стану.

— То есть у меня нет никаких шансов?

Я снова вздохнула и всё же прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. Беда с этими влюблёнными мужиками! Никогда не знаешь, как им правильно объяснить свои переживания, не чувствуя себя так, словно предала родную мать, друзей и государство в придачу.

— Шансы всегда есть, — я помедлила, взвешивая каждое слово. — Мне нужно ощущение безопасности, а не красивая жизнь. Ощущение, что я могу быть собой, а не постоянная головоломка «А что сказать? А как правильно себя вести?» Вы живете в мире, где люди рождаются с золотыми ложками во рту и окружены с малых лет людьми, натаскивающими на этикет и манеры. Я же совсем из другого общества. У нас тоже принято держать вилку в левой руке, а нож — в правой. Но этого невероятно мало, чтобы составить пару такому человеку, как вы.

— А если я дам тебе то, что ты хочешь?

Вэлиан явно не собирался сдаваться без боя. И это подкупало едва ли не больше, чем проступившая в нём уязвимость. Я, насколько могла, ободряюще улыбнулась и молча кивнула в ответ.