Госэкзамен

Первая глава

Газетные строчки тлеют огнём будущих пожарищ, воняют неубранными с полей сражений трупами, звучат надрывающими душу бравурными военными маршами и вколачиваются в мозг речами будущих победителей, уже начавших передел территорий, экономики и сфер влияния.

Война! Славная, победоносная, справедливая! Она ещё не началась, но подготовка к ней ведётся полным ходом, и уже сейчас можно предсказать накал ненависти, всеобщего озверения и готовности умереть, вцепившись из последних сил в горло Врагу.

Всегда – с Большой Буквы. Исконный, страшный… и между строк читается – Враг рода Человеческого.

В роли Человечества – читатель, его родные и близкие, его народ и страна. Нация. Он, Читатель, воплощение всех мыслимых добродетелей, а недостатки подаются столь лестным образом, что само их наличие говорит исключительно о высоких нравственных и моральных качествах лучших представителей Человечества.

О союзниках пишут комплиментарно, но непременно с душком. Чуть-чуть… ровно настолько, чтобы Читатель покачивал снисходительно головой, читая о них, и пропитывался ощущением собственного и национального совершенства. Они, союзники, тоже представители Человечества, но представители второстепенные, запасные.

Противник – расчеловечивается, кастрируется морально и интеллектуально. В газетах – призывы уничтожить, растоптать, стереть с лица Земли! Никакой пощады Врагу!

Война уже началась и первые выстрелы уже прозвучали – с газетных разворотов, с парламентских трибун, со страниц спешно печатаемых книг. Басовито рявкают гаубицы политических партий, на прямую наводку выкатываются радикалы и националисты всех мастей, пулемётными очередями статей стреляют газеты. Война разгорается с каждым днём, с каждым выступлением политика в поддержку вражды, с каждой статьёй в поддержку грядущих битв.

Роты добровольцев уже заняли позиции в ближайших кабаках, выпуская ругательства и шовинистические высказывания в сторону противника. Боевой дух их высок, и как правило – тем выше, чем меньше шансов отправится на войну лично у них. А пока добровольцы пробуждают пыл недостаточно патриотичным и воспитывают своим примером молодёжь, которой предстоит отправится на позиции, но уже не в кабаки, а в окопы!

Школьные учителя пылают дешёвым казённым патриотизмом, накачивая подрастающее поколение сладкой патокой государственной пропаганды. Вытряхиваются пропахшие нафталином, старинные, порой откровенно сомнительные истории о Героизме, Чести и Славе. Сомневаться нельзя! Верь!

Умиляйся, роняя на пожелтевшие страницы слёзы и мечтая о такой же славной судьбе и героической гибели, после которой о тебе напишут несколько строк в провинциальной газете. Это ли не счастье!? Это ли не завидная судьба?!

Быть убитым, замученным, умершим в госпитале от ран и тяжёлой болезни, от эпидемии и злого поноса… Список этот почти бесконечен и всегда страшен, но положено – завидовать! Трескучие фразы о том, как "Отрадно и почётно умирать за Отечество[2]" повсюду, на любой вкус.

Газеты, книги, речи политиков и школьных учителей, разговоры родителей за ужином и книги, рекомендованные для чтения, уроки патриотического воспитания и молебны. Победоносная война! Справедливая! Славная!

Выбирай лозунг, под которым пойдёшь на смерть! Ну?!

Это – государственная политика, политика правящего класса. Людей, которые кричат "Вперёд!", а не "За мной!" и позируют для придворных художников верхом на коне, держа за древко развевающееся знамя, и указуя вперёд перстом или обнажённым клинком. Они не будут лично вести пехотные цепи в атаку, не будут делить окопы с пехотными ротами и кормить вшей, страдая от дизентерии и "траншейной стопы[3]".

Тяжек их удел… Оставаясь в тылу, они будут ковать Победу в парламентах и тихих чиновничьих кабинетах, вести тяжёлые бои в ресторанах и на званых ужинах, бесконечно страдая от геморроя, похмелья и запора. Скромные герои Тыла!

За свой тяжкий труд, за героические битвы с оппонентами, за раненую алкоголем печень и больной желудок они не попросят от Нации ничего… кроме власти, денег и гарантий, что так будет – всегда! Ныне и присно и вовеки веков[4]! Ведь это они и никто другой выковали Победу, подарив её Нации. Они и есть Государство. Соль нации. Сыны Отечества.

Некоторые из них всё-таки погибнут на войне, и это тот самый случай, когда гибель миллионов – статистика, а смерть одного человека – трагедия! Будут портреты в газетах, украшенные траурным крепом, и погибшие представители элиты будут смотреть на живых с вечным укором.

Они погибли, чтобы жил Ты! Ценой своей жизни…

… именно они, а не миллионы погибших остановили Врага! Они лучшие. Самые светлые, самые чистые…

… и Тебе не дадут это забыть. Никогда. Они Герои, и навсегда останутся в учебниках истории, на парадных портретах и везде, где только возможно. Титаны. Полубоги.

Думать иначе – нельзя! Это попытка осквернить Священное, оскорбление Нации и пляска на костях. Святотатец!

Даже если ты сам воевал, терял родственников и друзей, Герои всё равно они, Титаны и Полубоги, а твои родные и ты сам…

… просто выполняли свой Священный Долг! Может быть, тоже героически, но уж точно – не с Большой Буквы! Без упоминания в учебниках истории и без…

… преференций. Её получат родственники тех, Настоящих Героев.

Думать нельзя. Сомневаться нельзя. Задавать вопросы нельзя.

Ради чего мы будем воевать? Честь? Слава? Государственные интересы? Претензии на уровне государств? Долг Родине?

Каким образом интересы частных лиц внезапно оказываются – государственными?!

Какие претензии могут быть у английского рыбака к французскому виноградарю?!

Что успел задолжать нищий, угнетаемый русский крестьянин своему Государству?! Да и своему ли?

… и всё-таки встречаются люди, которые не боятся задавать неудобные вопросы. Листать пожелтевшие, пыльные страницы газет в архивах и делать выписки о Долге, Чести и Государственных Интересах в войнах минувших времён.

А потом, несколькими архивными годами позднее, на соседней полке, находят газетные статьи и статистические выписки, показывающие ситуацию как есть. Без Долга, без Чести и очень часто – вопреки реальным Государственным Интересам.

Зато неизбежно всплывают интересы финансово-промышленных групп, у которых всегда имеются имена и фамилии. Почти всегда – те самые, Соль Нации, с портретами в учебниках истории.

Люди, которые не боятся задавать неудобные вопросы, пытаются отделить государственные интересы от клановых. Родину от Государства.

" – Государство, это аппарат управления страной, собранной группой лиц, наделённых властью! – говорят они, – Нужно учиться понимать, где находятся интересы всей страны, а где – группы лиц, осуществляющей управление страной!"

" – Государство и Родина – это не одно и то же!" – вторят им другие.

Где-то их голоса звучат достаточно уверенно, и люди, не боящиеся задавать неудобные вопросы, ведут споры с государственным аппаратом. Разные.

О сути патриотизма, национальных интересах и том, что это эта война может принести народу. Что получат от войны фермеры, шахтёры и рабочие. Снижение налогового бремени? Строительство школ на деньги от репараций и контрибуций? Что?!

Говорят о том, что это война в интересах капиталистов, а трудящимся стоит, получив оружие, повернуть его не на солдат вражеских армий, а на настоящих врагов, заседающих в родных парламентах.

Где-то их голоса звучат еле слышимым комариным писком, и приходится прислушиваться, чтобы услышать мнение, отличное от государственного.

… а где-то иные мнения иметь запрещается!

Политика в моей голове – набатом гудит! Официальное мнение государственных аппаратов разных стран и политических партий, финансово-промышленных групп и отдельных граждан льётся пасхальным перезвоном с газетных страниц, брошюр, докладов и записок.

Одна из гостиных в моём доме целиком отведена под штабную комнату, и везде, на каждом свободном пространстве – информация, информация, информация… Портреты политических деятелей, финансистов и офицеров генштабов. ЮАС, Франция, Британия, Пруссия, Австро-Венгрия, Российская Империя, Япония, Турция и всякая европейская мелочь, вращающаяся в орбите серьёзных игроков.

На стенах, на столах, на стоящих посреди комнаты школьных грифельных досках, на протянутых вдоль и поперёк бечёвках – информация. Финансовые интересы, родственники в других странах, политические симпатии членов семьи, дружеские привязанности, любовные связи, порочные пристрастия и всё, что мы только можем отыскать.

Иногда написанное на доске стирается, и кто-то из нас, постукивая мелом, пишет новые вводные, а мы ломаем головы и спорим до хрипоты, перекрепляя чуть иначе ниточки-связи, тянущиеся от ключевых личностей политического Олимпа.

Мишка называет это Большой Игрой, а в моей голове огромными коваными гвоздями вбито название…

… "Всемирная Паутина", но о сути происходящего мы никогда не спорим.

… мы просто работаем.

Считается, что я оправляюсь от последствий ранения и заодно занимаюсь творчеством. Я и правда много пишу. Статьи в газетах, переписка с именитыми репортёрами, писателями, политиками, революционерами и финансистами. Со всеми, кто обладает хоть крупицей влияния.

Переписка приватная и дискуссии с оппонентами на газетных страницах. Небрежные письма в несколько строк с намёками на намёки, и многостраничные, юридически безупречные договора.

Я велик и многогранен…

… хотя точнее – мы! Просто так получилось, что на гребне волны сейчас я, и читающая публика охотней прислушивается именно к моим словам.

Целая команда занимается анализом ситуации, выписывает основное в паре абзацев, набрасывает начерно статьи и письма, а переписываю начисто – я. Ну или надиктовываю, не суть.

Команда… как это грозно звучит и как перекликается со словом "коммандо"! Воображение рисует суровых бородатых мужчин с оружием, а потом, спохватившись – умных, но несколько болезненных людей, непременно в очках! Очки эти грозно сверкают, а сами библиотечные воины способны словесно дать отпор любому политикану!

… а правда куда интересней, чем рисует воображение.

Генштаб ЮАС "течёт". Староверы себе на уме и не оставили мыслей взять реванш. Социалисты стоят на классовых позициях и многие из них считают само существование Государства архаичной настройкой, готовые бросить в топку Мировой Революции весь континент. С иудеями не проще.

Вся наша команда – полтора десятка человек, включая Наденьку, Фиру и учителок. Сила! Мощь!

… а некого больше привлечь.

Да собственно, и не очень-то надо. Мы не подменяем собой правительство, не пытаемся объять необъятное, а просто корректируем какие-то моменты, которые считаем особенно важными. Как можем…

… а можем немногое, переоценивать свои силы мы не склонны.

Впрочем, недооценивать нас тоже не стоит.

За Мишкой стоит Сниман и значительная часть Генштаба. Да, там "течёт"… но право слово, Генштаб ЮАС даже в таком виде даст фору иным европейским коллегам! Заковыка в том, что брат может использовать дай Бог пять процентов этой силищи.

Владимир Алексеевич слишком занят делами Дурбана, чтобы всерьёз участвовать в наших делах, но руку на пульсе событий держит и не стесняется использовать административный ресурс. Впрочем, с ресурсом этим такая же беда, как с Генштабом.

Политические баталии в городском совете переходят подчас в рукопашные схватки, дуэли, перестрелки из засад, убийства, шантаж и прочие реалии провинциальной политики. И мы в этой грязи…

… с головой! Собственно, в этом случае скорее мы получаемся ресурсом для Владимира Алексеевича, а не наоборот.

Но это тот случай, когда деваться некуда, и нам кровь из носа нужно перехватить власть в Дурбане! Ситуация сложилась так, что город – наш, и защищать его предстоит – нам. А власть – пока что – у буров, притом из числа националистов, готовых воевать до последнего русского солдата.

Юлия Алексеевна и Степанида Фёдоровна, то бишь директриса единственной в Дурбане гимназии, и её заместительница – дамы влиятельные, и влияние их сложно переоценить. Правда, за пределами города и отчасти Кантонов это влияние сходит на нет, но и там у нас есть свои люди, например…

… Корнейчуков. Плантатор, революционер, известный писатель и (внезапно!) один из вождей матабеле. Фигура!

Ситуация престранная, и я мог бы сравнить её с шахматной баталией, но…

… пожалуй, всё-таки нет! Это какой-то дурной сеанс одновременной игры в сумасшедшем доме, когда кто-то играет в шахматы, кто-то в шашки, а кто-то и вовсе – в дурака! Вслепую притом.

Дикая, невообразимая смесь тончайших, математических расчётов, интуиции и авося. Я предпочитаю называть это работой подсознания… но хрен редьки не слаще. Думаем, строим козни, а потом оп-па!

… и кто-то из нас говорит:

" – Как хотите, но я считаю…" – и что характерно, половина аргументов в стиле "Я так вижу" и "Ну вы что, не понимаете, што ли?"

… и иногда мы поступаем вразрез с расчётами, по интуиции. Потому что потому. ВотЪ!

У противника, по словам Мишки, ситуация не слишком отличается от нашей. Это только в теории в Генштабах и правительстве великой страны сидят сплошь высокообразованные патриоты, думающие исключительно о Деле и Родине.

На деле же всё как всегда, непотизм[5] процветает. Где-то всё совсем печально, как в богоспасаемом Отечестве. Где-то, например в Пруссии, ситуация более-менее приемлемая, но и там хватает потомков древних фамилий, которых непременно нужно устроить на хорошую, социально приемлемую должность.

Единственное, в Пруссии этих самых потомков развелось столько, что среди идёт нешуточная конкуренция на интересные места… Собственно, за счёт этого страна и не тонет.

Отдельно – Балканы и Османская Империя с извечным бардаком, заговорами и переворотами.

Румыния с территориальными претензиями к соседям.

Польша и Княжество Финляндское, вечно беременные Революциями…

… и прочая, прочая…

Отпустив самокатчика[6], внешне забавного лопоухого парнишку с цокающим акцентом скобаря[7]… и жёстким, тяжёлым взглядом человека, познавшего Глад, Мор и Войну, я дождался, пока он выйдет со своим велосипедом за калитку, и только потом вскрыл конверт.

Записку читал прямо на веранде, не заходя в дом. Недавно прошёл дождь, воздух напоён ароматами растений так, что кружится голова, но очень уж сыро, а в помещении даже несколько душно, не спасают даже настежь распахнутые окна и крутящиеся вентиляторы под потолком. Если бы не опаска лишних глаз и порывы ветра, перебрались бы с бумагами на веранду, но увы…

– Однако, – поискав глазами одну из пепельниц, которые держу для гостей, сжёг в ней бумаги, и ведомый паранойей, растёр в ладонях пепел. Тяжело (рана всё-таки саднит) усевшись в кресло-качалку, я некоторое время сидел без движения, сматывая обрывки мыслей в один пёстрый клубок.

– Никак не могу привыкнуть, – меланхолично пожаловался я неведомо кому, и встав с кресла, вошёл в дом, пребывая в задумчивости.

– Курьер, – ответил я на невысказанный Надей вопрос, – из Генштаба.

Девочка только кивнула молча, и хотя её мучает неутолимое женское любопытство, она уже знает, что несмотря на доверие, некоторые тайны умрут вместе со мной. Ведомая инстинктами, она пытается иногда молочными зубками, как бы играясь, прокусить броню чужих секретов, и бывает, обижается немного на молчание, но не всерьёз, а как бы пробуя пределы дозволенного.

Ещё раз кинув на меня взгляд, Надя снова закопалась в бумаги, занимаясь перепиской и анализом данным. По сути, она выполняет роль секретаря, притом не моего личного, а всей нашей команды.

Работоспособность у неё потрясающая, а что ещё важнее – необыкновенное чувство Слова. Мельчайшие смысловые оттенки, полутона и нюансы она видит так, как будто к каждой строке и каждому слову прикреплено подробное пояснение с картинками.

В голове мелькает иногда сожаление о том, что Надя тратит своё время на учёбу в гимназии…

… но увы, общение со сверстниками это часть терапии, медики в этом непреклонны и единодушны. А всё-таки жаль… даже так, тратя три-четыре часа в день на разбор переписки, она ухитряется не теряться в бумажном море из личных и деловых связей, бюрократических отписок и газетных статей.

Эсфирь, закалённая ведением Палестинских дел, занимается финансовым аудитом. Надо признать, небезупречно… Я её очень люблю, но не считаю воплощением всех мыслимых достоинств. Она восхитительная, любимая и любящая, очень умная, но вполне земная девушка.

Финансы – наука далеко не гуманитарная, где можно выехать за счёт врождённого таланта. Бывают гениальные поэты и в пятнадцать, но вот гениальных финансистов пока не встречалось! Таланта у Фиры хватает, равно как и желания разобраться, а вот именно что знаний и опыта пока не достаёт.

Ладно… не страшно, всё равно есть ещё дядя Фима с Ёсей на подстраховке. Младшенький Бляйшман, когда перестал баловаться Революцией, оказался ни разу не полупоцем с идеологией в голове, а жёстким и хватким дельцом. Допуска ко всем тайнам у Бляйшманов нет…

… но подозреваю, помогая Фире разбираться с финансовыми документами, они поняли много больше, чем мне хотелось бы…

… равно как и у меня нет допуска ко всем тайным делам Иудеи и иудеев, но притом знаний о ситуации с делами жидовскими сильно больше, чем хотелось бы Бляйшманам!

В общем, весёлая и интересная игра с союзниками "мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем…", с засылкой шпионов и вербовкой агентов влияния. С попыткой самую чуточку скорректировать экономику и политику союзников в нужную тебе сторону и прочими увлекательными, сугубо дружескими интригами.

Без обид! Есть правила игры, а мы уже не дети и можем играть в такие игры, не наливаясь гневом и пожимая руку после проигранной партии.

– Итак, – начал я, и Санька, медитирующий перед перепутанным макраме из статей и фотокарточек, нехотя повернул ко мне голову, потирая виски. С недоумением взглянув на надгрызенное яблоко в руке, успевшее изрядно потемнеть, он усмешливо качнул головой и кинул его в корзину для бумаг.

– Нам стало известно, – продолжил я, – что в Сербии произошёл переворот и династия Обреновичей, занимающая уверенно антироссийскую политику, жестоко уничтожена толпой восставших[8].

– Пардон… – сверившись с запиской и поглядев на часы, поправляюсь с неловкой кривоватой усмешкой, – будет уничтожена. Разница во времени… как раз сейчас убивают.

Надя прикусила губу, но смолчала, только вздохнула прерывисто. Кажется, до неё только что дошло, что чужие тайны могут быть столь неприглядными. В глазах девочки мелькнуло сомнение и я сделал паузу…

… но нет, упрямо наклонив голову, Гиляровская осталась сидеть, обратившись в слух и глядя мне в глаза. Несколько секунд мы играли в гляделки, но потом я отвёл глаза, признавая за ней право…

… и помня совет Адольфа Ивановича. В психологии и психиатрии Елабугин будет покомпетентней многих признанных светил, и если он говорит, что борьба со своими страхами кажется ему подходящей терапией, то так тому и быть!

"Обреновичи", постукивая мелом, пишу на доске и перечёркиваю жирной линией, показывая пресечение династии.

– На смену Обреновичам придёт пророссийская династия Карагеоргиевичей.

"Карагеоргиевичи", выписываю на доске.

– Организатор переворота, капитан Драгутин Димитриевич, известен как один из лидеров националистов, имеющих своей целью объединение южнославянских народов в одно государство, – продолжаю я, – Достоверно известно, что переворот осуществили при поддержке военной разведки Российской Империи.

Прерываюсь ненадолго, чтобы дать время на осмысление ситуации.

– Можно сказать с большой долей уверенности, – продолжаю монолог, – что заговорщики не собираются уходить в тень, предоставляя всю полноту власти королю Петру Первому Карагеоргиевичу или парламенту. Напротив, они собираются взять страну под контроль[9], а в планах у них – объединение южных славян в королевство Югославия!

– Красиво, – нехотя признал Санька, – грязно до предела, но красиво! Одним ударом вывести из-под влияния Австрии Сербию, а учитывая территориальные претензии сербов к соседям, то и все Балканы!

– Полыхнёт, – кусая губу, соглашаюсь с братом, – хорватов и словенцев они рассматривают как "сербов католического вероисповедания". К Болгарии и Македонии у них претензии территориального характера.

– Ещё румыны, – неуверенно сказал Санька, – ввяжутся ведь, а?! Не удержатся, не смогут удержаться!

– Пожалуй, – чуть помедлив, кивнул я, – Румыния де-факто вассал Австро-Венгрии и Франции разом, то бишь союзным Болгарии странам, но нет… не удержаться! Какой-нибудь пограничный инцидент на границе болгарского княжества…

– Да не один! – живо перебил меня Чиж.

– Считаешь? – я чуть задумался, проворачивая в голове страницы Истории и вспоминая поведение этих стран в сходных ситуациях, – А ведь пожалуй!

– Сильный ход, – вздохнул Санька и закусал губы.

– Сильный, – эхом отозвалась Надя, и встав со стула, подошла к карте Европы, висящей на стене и частично перегораживающей оконный проём. Некоторое время она молча стояла перед ней, вздёрнув подбородок и заложив руки за спину.

– Народно-либеральная партия Болгарии выступает за самые тесные политические и экономические связи не только с Германией и Австро-Венгрией, но и с Великобританией, – начала она тоном гимназической учительницы, – Лидеры партии считают, что Болгария должна занять максимально нейтральную позицию.

– … и продать себя подороже в конце войны, когда победитель уже определится, – дополнил я девочку.

– Грубо, но верно, – усмехнулась она, покраснев едва заметно, а я с трудом удержался от закатывания глаз… Ох уж эти барышни в пубертатном возрасте! Всё-то у них вызывает смущение!

– Либеральная партия близка по духу Народно-Либеральной, но в отличие от неё, видит войну средством решения национальных проблем, – продолжила Надя всё тем же менторским тоном, несколько неуместным для её возраста и ситуации, – Партия эта имеет поддержку князя Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, который претендует на гегемонию Болгарии на Балканах, видя себя основным претендентом на европейское наследство Османской Империи.

Замолчав, Надя прикусила губу и принялась рассматривать карту – так, будто видит с высоты птичьего полёта марширующие отряды славян, готовых вцепиться друг другу в горло. На красивом её лице начала наливаться тоска…

– Война, – тихонько сказал Санька, до сих пор не переболевший славянофильством в тяжёлой форме, подхваченным у Гиляровских, – Балканы взаимно аннигилируются…

Он отчаянно сморщился и заморгал часто. Надя, посмотрев на него, скуксилась ещё сильней.

– А нам очень нужна эта война? – тихохонько спросила она, моргая набухшими веками.

– Нет! – рявкнул я и тут же смутился, – Извини… нервы ни к чёрту!

Надя тут же сочувственно посмотрела на мой раненый бок, а взгляд брата сделался по-собачьи виноватым.

– Да нет же! – отфыкнулся я и промокнул платком потный лоб, – Это так… мелочь, право слово! Просто кувырком всё… как всегда.

– Нам не нужна война, – повторяю ещё раз, для убедительности постукивая себя кулаком по ладони, – Даже если отбросить к чертям единство славян и прочие благоглупости… Да, Сань, я знаю твоё мнение по этому поводу! Война нам не нужна ещё и потому, что боевые действия на Балканах приближают войну Мировую!

– А у нас, – продолжаю, борясь с внезапно накатившей усталостью, – каждый мирный день – это ещё один пароход с переселенцами из России. Ещё один самолёт. Десяток пулёмётов. Обученный санинструктор…

Вздохнув прерывисто, заставляю себя замолчать, хотя список этот едва ли не бесконечный.

– Не нужна… – задумчиво повторила Надя и снова обернулась к карте. Короткое, задумчивое молчание…

– А если… – она обернулась ко мне, и в голосе её прозвучал злой азарт, – уничтожить партию войны?! Физически?

В несколько минут, постукивая на доске мелом, она вывела основных фигурантов и предложила весьма дельные, а порой даже изящные, пути их устранения. И даже…

… не всегда насильственные. Да, будут трупы, в том числе и людей непричастных. Но…

– Работаем, – сухо киваю я.

– Нет… – Надя даже попятилась, – ты хочешь сказать, что мы…

Она выразительно обвела руками нас.

– … вот так вот?! Просто?

– Вот так, – спокойно отозвалась Фира, – Не самые умные, не самые компетентные… но кто, если не мы?

– Нет никаких других, Надя, – грустно усмехнулся я, – оглянись! Мы и есть отцы-основатели, столпы общества и государства!

– Ужас, да? – невпопад отозвался Санька от грифельной доски, сбивая пафос и эпос момента, – Мы, и столпы!

Он потряс нечёсанной головой, будто пытаясь выбросить оттуда эти дурацкие мысли. Столпы… Ха!

– Действительно… – Надя растерянно улыбнулась и болезненно сощурилась, массируя виски и наверное, пытаясь вспомнить более компетентных и влиятельных, – а ведь и некому больше… Боже мой…