Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу

3

Пески снова пели.

Сун Лянь остановилась, чтобы послушать, и поправила дули[1], плотнее натягивая на лицо газовую вуаль.

Под лучами послеполуденного солнца дюны Эмаранской пустыни растекались сверкающим океаном золота. Тишина превращала песок в бесконечную неподвижную полосу, но с наступлением темноты поднимался ветер, и пустыня пела. Торговцы, путешествующие в верблюжьих караванах по Нефритовой тропе, и местные жители, населяющие редкие в этой части царства серовато-коричневые строения, окрестили это явление шамин, или «песней песка». Лань же это больше напоминало завывание умирающей собаки.

Последние несколько недель она, Дилая и Тай шли по тропе на запад, к границе Последнего царства, которое заканчивалось там, где начиналась эта пустыня. Дальше лежали никому не принадлежавшие земли, ведущие к королевствам Эндхира и Масирия, великой империи Ахеменидов… и мифическому городу Шаклахира. К этому времени Лань начала бояться песни песка и того, что она означала – ухудшение погоды, надвигающуюся песчаную бурю. Среди местных жителей Нефритовой тропы и торговцев, что по ней путешествовали, ходили слухи, будто бы буря, предсказанная шамин, была вызвана духами и демонами пустыни. Пусть простой народ давно забыл о магии и практиках, считая их скорее частью мифов или легенд, суеверия все же укоренились в Последнем царстве, поскольку люди помнили отголоски настоящей истории.

Первую ночь в пустыне Лань и ее спутники провели, съежившись за утрамбованными земляными стенами руин, слушая, как завывают небеса, и наблюдая, как темнеют звезды. И все же, когда она сосредоточилась на смешавшейся с бурей ци, то не обнаружила ничего сверхъестественного. Ничего, что бы указывало на дисбаланс инь и ян, двух составляющих энергии этого мира.

За некоторыми суевериями не скрывалось что-то большее.

Но в любом случае им нужно было найти где укрыться, прежде чем разразится песчаная буря и станет невозможно не только разглядеть что-то, но и дышать.

Лань приложила руку козырьком, чтобы защититься от солнца, и вгляделась вдаль. Песчаные дюны. Только они вокруг. Она видела столько песка, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь. И на несколько следующих.

– Время устроить привал.

На Лань упала тень остановившейся рядом с ней Ешин Норо Дилаи. После нескольких дней, проведенных под палящим солнцем, ее бледная, присущая жителям севера кожа стала песочно-коричневой. Она сменила обычную газовую вуаль на менее прозрачную, скрывающую ее лицо. На то имелись веские причины. С повязкой на глазу Дилая бросалась в глаза, а вся элантийская армия, скорее всего, разыскивала трех хинских практиков, которые сумели ускользнуть от высокопоставленного королевского мага.

Лань приготовилась к боли, которая возникала всякий раз при воспоминании о битве на Краю Небес. Рана была все еще свежей, а боль – рекой печали, в которой она могла бы утонуть. Не прошло и одной луны, как элантийская армия обнаружила последнюю школу практики. Двое мастеров спасли младших учеников, которые еще и половины не узнали о практике. Их местоположение все еще оставалось неизвестным. Остальные восемь мастеров, среди которых был и Старший, остались, чтобы принять бой.

Все превратилось в кровавое побоище.

Лань сморгнула воспоминания об их лицах.

Именно во время падения Края Небес и Школы Белых Сосен, в последние минуты жизни Старшего мастера, Лань узнала, что ее мать, Сун Мэй, когда-то участвовала в подпольном восстании, стремившемся положить конец циклам борьбы хинов и других кланов за право управлять четырьмя Богами-Демонами. После того как Девяносто девять кланов были истреблены, а на смену им пришло элантийское завоевание, Орден Десяти Тысяч Цветов продолжил тайно выслеживать пропавших Богов-Демонов… и оружие, что вернуло бы хранившуюся в их ядрах ци в круговорот энергий этого мира.

Некогда призванный служить гарантом баланса бесконечной силы Богов-Демонов, Убийца Богов был спрятан императорской семьей, стремившейся контролировать сразу четырех древних существ. Правители втайне построили дворец, в котором хранила свои самые драгоценные сокровища… Шаклахира, Забытый город Запада. На протяжении веков его размеры и местоположение хранились в тайне, так что вскоре Шаклахира стала не более, чем мифом.

В Последнем царстве оставалось только одно место, где сохранились все мифы и легенды этих земель – город Бессмертных, чьи жители были его же охранниками. Когда-то там правил легендарный клан ЮйЭ, который, по слухам, обладал секретом бессмертия.

В самом же городе якобы имелась волшебная библиотека, которая появлялась только в полнолуние и была кладезем старинных исторических трактатов. Если и существовали записи о Шаклахире или ведущая к ней карта, то они точно были спрятаны в городе Бессмертных.

Самое главное, город выдержал испытания временем, войной и сменой режимов. По сей день он, известный среди местных жителей как Наккар, располагался в Эмаранской пустыне и был обозначен как торговая точка на Нефритовой тропе. А еще Наккар бдительно охраняли элантийцы.

Лань бросила взгляд на тропу, по которой они шли. В это время суток на ней никого не было, если не считать нескольких караванов вдали, чьи тени, напоминающие длинные пальцы, тянулись по нескончаемым дюнам. Позади нее тащился Чо Тай, облаченный в фиолетовый тюрбан и черную тунику, которые они выменяли у одного из ахемманских торговцев. Тай слышал о Забытом городе от самого принца, с которым он вместе рос в императорском дворце. Ему было предначертано стать императорским Заклинателем Духов, ведь как член клана Чо, Тай слышал шепот мертвых и умел общаться с призраками.

Это становилось очевидным при взгляде на серебряный колокольчик, что висел у него на поясе. Не простая вещица, а семейная реликвия клана Заклинателей Духов, колокольчик Тая звенел только в присутствии сверхъестественной ци.

– Пошевеливайся, Чо Тай, – крикнула Лань. – Чего ради мама даровала тебе длинные ноги, если ты ими не пользуешься?

Они решили придерживаться Нефритовой тропы и переодеться, чтобы смешаться с торговцами, прибывающими с разных уголков Востока и Запада. И все же, в то время как торговые караваны с удовольствием останавливались на контрольно-пропускных пунктах, чтобы передохнуть и пополнить запасы, Лань, Дилая и Тай сходили с тропы, чтобы, свернувшись калачиком под тканевыми тюфяками, ночевать под звездами. На то имелась причина: хотя элантийские военные в значительной степени сосредоточились на восточном побережье Последнего царства, ворота городов, которые располагались вдоль Нефритовой тропы, охранялись, дабы следить за тем, что происходит на западе. Остановившись на контрольно-пропускном пункте, они могли привлечь внимание элантийских патрульных или того хуже – королевских магов.

Путешествие вдоль Нефритовой тропы также накладывало запрет на использование Искусств Света для более быстрого передвижения, ведь любая практика могла выдать их личности и месторасположение. Пусть хинская практика отличалась от элантийской металлической магии, они обе основывались на ци, а значит – одна легко распознавала присутствие другой. Это означало, что Лань не могла прибегнуть к помощи двух самых ценных для нее вещей: черной глиняной окарины с инкрустированным перламутровым лотосом и маленького кинжала, который сверкал как звезды.

У Лань, которая смотрела, как Тай с трудом взбирается на дюну, от жажды першило в горле.

– Я что… – произнес Заклинатель Духов, тяжело дыша, – разрешал тебе называть меня настоящим именем? – И он рухнул на песок.

Лань присела рядом с ним.

– Сложновато тебе сохранять самомнение, в таких-то обстоятельствах. – Она ткнула его в съехавший набок фиолетовый тюрбан. – Хотя, должна признать, этот цвет подходит твоим то ли золотым, то ли серым глазам. Тебе очень идет.

– Идет. Идет быть песчаным духом? – посетовал Тай.

За последние несколько недель к Заклинателю Духов вернулся его сарказм, и казалось, что он снова стал прежним. Но иногда Лань замечала, как он неотрывно смотрит вдаль, на восток. Она знала, о ком он думал в такие моменты – о Шаньцзюне, ученике Целителя.

При мысли о Шаньцзюне сердце Лань болезненно сжалось.

Последний раз, когда она видела его, ученик Целителя стоял на коленях под дождем и изо всех сил пытался воскресить Старшего мастера.

Ее отца.

Которого убил Цзэнь.

Цзэнь.

У Лань перехватило дыхание, когда боль – безудержное горе и жгучая ярость – обожгла легкие. Немного глубже таилась ненависть к себе самой, за то, что когда-то любила того, кто ее предал. Он заключил сделку с Черной Черепахой, предложив свой разум, тело и душу в обмен на безграничную мощь – самый опасный и темный вид практики, которая когда-то почти разрушила Последнее царство.

Он убил Старшего мастера, который вырастил его.

В воспоминаниях, которые преследовали ее в часы бодрствования и приходили кошмарами по ночам, Цзэнь стоял перед ней, с почерневшими белками глаз, с равнодушным выражением лица, окутывая их вихрем демонической ци. Такой красивый… Цзэнь всегда был красивым.

Ужасающий.

Демонический.

Я выбрал свой путь. Если ты не со мной, значит, ты против меня.

– Есть вероятность, что этим вечером мы не доберемся до города.

Лань вернулась к реальности. Дилая откинула вуаль: ее уцелевший глаз был серым, как сталь клинка, рот – красной полосой на длинном угловатом лице, чья уникальная красота заключалась в свирепости. Единственной рукой она развернула пергаментную карту.

– Руины. А потом еще руины, – простонал все еще лежащий на земле Тай. – Ночи на холодных камнях. А когда-то я спал во дворце, на шелковых простынях.

Лань придвинулась к Дилае, чтобы внимательнее рассмотреть карту. По их расчетам, они должны были прибыть в Наккар сразу после заката солнца, но из-за сгущающихся на горизонте сумерек и поющих песков возможность нормально поесть и улечься в мягкую кровать казалась далекой.

Она провела пальцем вниз по Нефритовой тропе в попытке установить их точное месторасположение. Они выменяли карту у одного торговца, который объяснил, что изображение верблюда обозначало стоянку, на которой можно было наполнить бурдюки и купить продуктов на день-другой. Дом символизировал город, где можно найти убежище, а корона с крыльями – элантийские пропускные пункты – оживленные поселения с кучей припасов и ресурсов, предназначенных специально для приема путешествующих по Нефритовой тропе.

– Рядом нет элантийских пунктов, – сообщила Дилая. – Я уже проверила. – Она подняла взгляд и вздохнула. Всех их тяготила мысль об еще одной ночи, проведенной на холодной твердой земле.

Дилая порылась в своей сумке, на которой, как и на сумке любого практика, была вышита уникальная эмблема. На мешке из овчины красовались две скрещенные сабли, зажатые в когтях сокола. Тай же носил с собой сумку из серого шелка, на которой был вышит белый колокольчик. Оба носили отличительные знаки некогда процветающих кланов, которые были уничтожены жестоким Императором-Драконом в эпоху Последнего царства.

Когда Дилая вытащила руку, между ее пальцами поблескивало приспособление, напоминавшее две концентрические доски из розового дерева, расписанные непонятными символами и окантованные золотом. В самом центре от каждого движения мягко подрагивала серебряная игла. Лопань, или магнитный компас, принадлежал к инструментам, которые использовали в геомантии, и для Лань оставался полной загадкой. По-видимому, древнейшие знатоки геомантии разработали его для отслеживания положения звезд и движения Земли, чтобы определить точное направление к тому или иному объекту или месту.

Его показания были неочевидны, так что Лань считала компас бесполезной вещицей.

– Зачем он тебе? У нас же есть карта.

Дилая разместила лопань на раскрытой ладони и, прищурившись, посмотрела на него. Циферблат слегка сдвинулся, словно под действием невидимого ветра, а потом застыл на месте.

– Лопань приводит в действие астрология и ци, так что он может уловить то, что на карте не указано. Я проверяю, нет ли сдвигов энергии, подразумевающих деревянные или глиняные строения. Понять бы только… Чо Тай, ты помнишь, что это значит, когда первая триграмма на земной табличке пересекается с седьмой триграммой на небесной, а циферблат указывает на флейту и лошадь?

– Музыкальную кучу лошадиного дерьма? – не удержавшись, предположила Лань.

Когда Дилая бросила на нее пронзительный взгляд, Лань практически видела, как все контенсианские аналекты так и норовят сорваться с ее языка. Их отношения прогрессировали с взаимной неприязни до своего рода сотрудничества и даже уважения, раз уж они преследовали общую цель. Тем не менее Лань не могла отказать себе в удовольствии уколоть Дилаю, а та никогда не оставалась в долгу.

– Как смешно, – отрезала Дилая. – Возможно, ты могла бы помочь, если бы уделяла больше внимания на занятиях мастера Фэна.

Она замолчала и с шумом втянула воздух. Усмешка сползла с лица Лань, а Тай медленно сел; в его выглядывающих из-под черных кудрей глазах отражался свет заходящего солнца. Когда тишину наполнили скорбные завывания песка, Лань поняла, что они думают об одном и том же: о падении Конца Небес, о мастерах, что остались защищать Лазурного Тигра, Бога-Демона, которого они так долго прятали в горах. О доме, что отобрали у них элантийцы той ночью, когда дождь смешался с огнем и кровью. Дилая тогда потеряла и мать, Ешин Норо Улару – мастера Мечей, и матриарха клана Джошеновой Стали, которым теперь стала ее дочь.

Все трое испытывали невысказанное чувство вины, побуждающее предполагать «А что, если бы…». Что, если бы они остались сражаться с мастерами? Что, если бы им удалось увести элантийскую армию подальше от Конца Небес?

Что, если бы Лань могла управлять силой Серебряного Дракона, Бога-Демона Востока, которого мать запечатала внутри нее?

Теперь, когда она подумала о нем, то с примесью страха и отвращения почувствовала его присутствие. За последние несколько недель Лань убедилась, что при желании могла общаться с Богом-Демоном. В остальное же время он, ядро невероятной силы, спал глубоко внутри нее. Существовали разные демонические сделки, но Лань была известна только та, что заключил Цзэнь: каждый раз, когда он использовал магию Черной Черепахи, то отдавал Демону часть своего тела, разума, а потом и души.

Двенадцать циклов назад ее мать заперла Бога-Демона внутри себя, а перед смертью передала его Лань, руководствуясь безнадежным желанием спрятать древнее существо от элантийцев. За эту сделку она отдала свою душу.

А Лань изменила условия: когда сделка подойдет к концу, Бог-Демон отпустит душу Сун Мэй и возьмет вместо нее душу ее дочери. Лань дотронулась до печати, которую Серебряный Дракон оставил на ее запястье. В ней были отражены все условия. Пески завыли громче, жуткий призрачный хор пронесся по стремительно темнеющему небу.

– Нам придется использовать Искусство Света, – сказала она Дилае.

– А что, если нас раскроют? Я не для того целыми днями вышагивала в этих проклятых песках, чтобы…

– Поблизости же нет контрольно-пропускных пунктов, – заметила Лань. – А с песчаной бурей на носу все патрули королевских магов вернутся на свои посты.

Честно говоря, любой, кто находился в здравом уме, к этому моменту уже укрылся бы где-нибудь.

Дилая медлила с ответом. Лань видела, как она заколебалась, когда на них обрушился еще один порыв ветра с песком.

– Согласен. Как же я согласен, – вмешался Тай. Заметно оживившийся, он сел прямее, и с его взъерошенных волос посыпался песок. Когда он стряхнул пыль со своего духовного колокольчика, тот даже не звякнул. – Либо отправимся дальше, либо умрем здесь, посреди песчаной бури.

– Или наши души высосут песчаные демоны, – добавила Лань. Она изобразила такой звук, как если бы ела лапшу, а после причмокнула губами.

Дилая выглядела так, будто серьезно подумывала о том, чтобы убить Лань.

– Ладно, – прорычала матриарх Джошеновой Стали. – Но если мы наткнемся на магов, клянусь могилами ваших предков, Сун Лянь и Чо Тай, я сама выловлю вас из реки Забвения только для того, чтобы убить еще раз. – Она потянулась к лопаню, но замерла.

Серебряная стрелка на магнитном компасе, который отливал золотом в лучах заходящего солнца, шевельнулась. Она дернулась влево, вправо, потом снова влево, пока не начала крутиться. Быстрее и быстрее, так что описываемый ею круг стал размытым.

– Что… – приоткрыла рот Дилая.

Но Лань заметила кое-что другое. На западной линии горизонта сгустилась тьма, полностью скрывающая отблески заката. На вершинах дюн появились вытянутые, искаженные тени.

Караван. Лань даже смогла различить очертания верблюдов – зрелище, к которому они, путешествуя по Нефритовой тропе, уже привыкли. Но все же что-то было не так. Животные приближались слишком быстро: рассредоточившись, они неслись в их сторону. Как если бы от чего-то спасались.

Лань уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут они услышали это: отдаленные крики, нарушающие скорбные напевы песков.

На них налетел порыв холодного и пронизывающего до глубины души ветра. Он принес с собой зловоние энергии, от которой Лань стало нечем дышать. Она сталкивалась с таким видом ци только несколько раз.

Демоническая энергия.

Низкий грохот эхом разнесся по пустыне, словно кто-то на небесах бил в огромный барабан.

И колокольчик Тая залился звоном.