Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу

2

Цзэнь оказался на лестнице, спиралью уходящей вниз. Он поборол желание достать фу и зажечь свет. Боязнь темноты была человеческим недостатком; Цзэнь же принимал тени и все неизведанное. Он мог ориентироваться по движению ци в пространстве.

А здесь она двигалась… намного ниже.

Он оставил на животе обсидиановой черепахи печать, которая предупредила бы, проскользни через нее какая-либо ци, а затем начал спускаться.

С каждым шагом инь становилась сильнее, а вскоре к ней присоединился тошнотворно приторный запах гниющей плоти.

Прошло какое-то время, прежде чем он коснулся земли и почувствовал, что камень под его ногами сменился деревом. А за ним… инь, бурлящая как паводковые воды за огромной плотиной.

Цзэнь выудил из мешочка фу. Со звуком, напоминающим зажигающуюся спичку, вспыхнул золотистый свет, открывший его взору ряд красных дверей. Вместо дверных ручек или молоточков были выгравированы печати. Через коричневые, растекшиеся штрихи на дереве циркулировала ци. Пусть Цзэнь не мог прочитать их, как и любые другие мансорианские печати, но он понял, что следует сделать.

Он прижал лезвие Ночного огня к кончикам пальцев. Жалящий укус боли, и из пореза потекла кровь.

Цзэнь прижал руку к гравировке печати. Ци вытекала из его тела вместе с кровью. Мансорианская печать засветилась, и на краске начали вырисовываться черты. Мансорианские знаки, которые были стерты с лица земли Императором-Драконом и его армией. Цзэнь едва успел изучить некоторые, до того как они стали вне закона.

Ярость вызвала острую боль в груди, пока он неотрывно смотрел на слова, которые должен был знать так же хорошо, как линии на своих ладонях. Из-за гнева он забыл об осторожности, из-за гнева он обратился к голосу с хрустом сухих листьев и мертвечины.

– Добро пожаловать, дитя Мансории, – прочитал за него Бог-Демон. – У тебя развиты инстинкты. Эту печать можно открыть лишь кровью мансорианского наследника.

С громким скрипом двери распахнулись.

Ходячие трупы хлынули разом: вихрь конечностей, волос и отслаивающейся кожи, со ртами, открытыми в прерывистом из-за сгнивших голосовых связок крике. Цзэнь едва успел поднять Ночной огонь, чтобы начать рассекать гниющую плоть, сухожилия и кости. Он зажег несколько фу, ощущая вспышки ци по мере того, как печати активировались и взрывались. Стены помещения и его одежда были покрыты брызгами жил и кишок. От невыносимо приторного запаха разлагающейся плоти у него закружилась голова… Ему нужна была помощь, нужна была…

Он не почувствовал, когда Бог-Демон взял над ним контроль, только момент, когда отпустил. Цзэнь снова открыл глаза, а в комнате, пустой комнате, царила тишина. Перед ним пылала печать, окутанная огнем и тенью, дарующая свой красный цвет пеплу, что падал вокруг подобно снегу. Цзэнь чувствовал циркуляцию ци в помещении и знал, что каким-то образом она исходила от него, от создания, что пряталось внутри него.

– Я не просил тебя о помощи, – сказал он в тишину.

И тишина ответила: «Нет, но она была тебе нужна».

От гнева сжало горло, но он приказал себе отвлечься. Целые слои сильных мансорианских печатей держали это место под замком.

Бесчисленное количество живых трупов стояло на страже. В этом месте точно таились секреты.

Тогда-то Цзэнь и заметил надгробия.

Их было около сорока: выстроенные по всей длине прямоугольной комнаты, наполовину зарытые в землю гробы. Крепко запечатанные, они были изготовлены из камня, что было необычно, поскольку народ Цзэня верил, что после смерти их тела забирала Великая Земля, а души – Вечное Небо. Подойдя ближе, он увидел, что на каждом гробу было выгравировано изображение человека в традиционном мансорианском наряде. Удивительно, но на портретах их глаза были открыты, а не закрыты. У Цзэня появилось ощущение, что за ним наблюдают.

В центре живота каждого изображенного располагалась печать.

Его охватило отчаяние. Здесь скрывалось то, что так бережно защищали его предки, что смогло пережить столетие и завоевание. А он, Ксан Тэмурэцзэнь, наследник Ксана Толюйжигина не мог до этого добраться, потому что не умел читать.

Цзэнь проглотил обжигающий горло гнев и принял решение.

– Создай ключ, – сказал он, и Бог-Демон выполнил его приказ.

Низкий грохот разнесся по залу, когда каменная крышка первого гроба со скрежетом отвалилась. Стоило Цзэню склониться над ним, как кровь заледенела у него в жилах.

Внутри лежало тело – определенно мансорианин и высокопочтенный генерал, это Цзэнь понял по золотой рукояти, зажатой между пальцами сабли и поясу из самита. Мужчина так хорошо сохранился, что, если бы не окружающий его вихрь инь, Цзэнь поверил бы, что он попросту спит. Здесь переплетение энергий было гораздо сложнее, чем в более грубых печатях, управляющих ходячими трупами: безмозглыми, слабыми существами, уже разваливающимися от гниения. Нет… этот труп отличался от них.

– Ах. – Зазвучал с новой, несвойственной ему интонацией голос Бога-Демона. Он узнал мужчину. – Сорок Четыре.

– Что это такое? – спросил Цзэнь, ненавидя тот факт, что это существо знало о его предках больше, чем он сам.

Бог-Демон помолчал, а потом произнес:

– Я могу показать.

– Так покажи, – стиснул зубы Цзэнь.

Погребальная комната замерцала. У Цзэня возникло ощущение, что он падает, наблюдая, как время, двигаясь вспять, растягивает стены. Замерзшая земля под его ботинками превратилась в траву, такую же зеленую, как изумруд под сапфировым небом. Там расположилась армия численностью в несколько десятков человек, верхом на длинноногих мансорианских лошадях. Внимание Цзэня тут же привлек тот, кто сидел на черном жеребце.

Его прадед, с гордостью носивший длинные волосы. Прикрыв землистую кожу доспехами, что мерцали черным и красным, в одной руке он держал копье, а в другой – поводья.

По ту сторону нагорья виднелась армия противника: кавалерия в десять раз больше, но на тонконогих дрожащих лошадях с короткой шерстью, которые явно не привыкли к пронизывающему холоду Северных степей. Цзэнь присмотрелся и узнал изображение на флаге – скрещенные сабли, зажатые в когтях сокола.

Клан Джошеновой Стали, членами которого были Ешин Норо Улара и Дилая из Школы Белых Сосен. Они сражались против клана Цзэня… пока императорская армия не уничтожила обоих.

Матриарх Ешин Норо, возглавлявшая армию, подняла свои двойные сабли и выкрикнула приказ. С грохотом, который, казалось, исходил из самой земли, ее армия бросилась в атаку.

Ксан Толюйжигин улыбнулся. Улыбка его становилась все шире, пока он не расхохотался, откинув голову назад. Остальные Всадники присоединились к нему, пока смех не перерос в воинственный крик.

Они понеслись вперед.

Поначалу Всадники скакали на всех парах, прижавшись телами к быстроногим жеребцам. Их тени растягивались на фоне проносящейся мимо травы. Цзэнь почти ощущал, как воздух наполнялся инь, по мере того как вокруг каждого мансорианского всадника сгущалась тьма, поднимающаяся от земли и приобретающая форму монстров.

Когда первый мансорианский Всадник прорвался через вражеские ряды, его демон расправил аморфные крылья. Те накрыли тенью десять человек, над которыми он пронесся. Вихрь тьмы, и на их месте остались лишь пустые седла и визжащие, бросающиеся прочь лошади, по шерсти которых стекала кровь.

Еще один взмах крыла, и другая дюжина джошенских воинов была стерта с лица земли.

Цзэнь, застыв то ли от ужаса, то ли от благоговения, наблюдал, как страх распространяется по рядам джошенской армии. Они начали отступать, но было уже слишком поздно – мансорианские Всадники и их демоны настигли клан Джошеновой Стали.

Сцена померкла, и Цзэнь обнаружил себя стоящим в тихой погребальной комнате. Крики джошенских воинов все еще звенели в его ушах.

– Сорок Четыре, – прошептала Черная Черепаха. – В ваших историях известные как «мансорианские Всадники Смерти». Сорок четыре самых сильных демонических практика, которые верно служили Ксан Толюйжигину. Когда-то они опустошили нагорье Северных степей, сделав Мансорианский клан одной из центральных держав Последнего царства.

Сердце Цзэня бешено заколотилось. Сорок Четыре и были магической армией его прадеда, которую он искал. Осматривая развалины мансорианского дворца, он надеялся получить хотя бы какую-то подсказку, свидетельствующую об их существовании.

Цзэнь даже и мечтать не смел, что отыщет сильнейших в истории воинов захороненными в этих самых руинах.

Старинное воспоминание, которое он пережил, словно невидимыми нитями тянуло его в дальний угол комнаты. Там, между двумя гробами, стоял большой сундук из березового дерева. Цзэнь с благоговением дотронулся до него. За сотни циклов на нем образовался толстый слой пыли, под которым в свете зажженной фу поблескивали гравюры. Краска со временем выцвела, но Цзэнь все еще мог различить изображения: дворцы в облаках, бессмертные с длинными шелковыми поясами кружились среди пантеона богов, которым поклонялись Девяносто девять кланов, чье наследие перешло хинам.

А между ними – зрелище, от которого у Цзэня перехватило дыхание, – безошибочно узнаваемые фигуры четырех Богов-Демонов. Они обозначали четыре стороны света: Черная Черепаха на Севере, Алый Феникс на Юге, Серебряный Дракон на Востоке и Лазурный Тигр на Западе. Бессмертные танцевали вокруг них, как и вокруг других богов.

Цзэнь неотрывно смотрел на гравюры. Что делали четыре самых злобных существа среди богов, которым поклонялись люди? Его предки поклонялись Черной Черепахе, но сам он никогда не думал о Богах-Демонах как о богах. Они всегда стояли особняком, как демонические существа с божественными силами.

Сердце Цзэня выбивало барабанную дробь. Он был уверен, что ответы на все его вопросы хранились в этом сундуке.

– Открой его, – приказал он Богу-Демону.

Вспышка ци, и сожженная мансорианская печать растворилась в воздухе. Символы, изображенные на сундуке из березового дерева, засветились, как раскаленная лава.

Когда крышка с щелчком открылась, Цзэнь наклонился вперед.

От увиденного он забыл, как дышать.

Сундук был полон мансорианских регалий. Дрожащими руками Цзэнь достал парчовый халат, расшитый изображениями красного и черного пламени. Украшения и головные уборы из роскошных коралловых и бирюзовых бусин; нефритовые кольца и другие драгоценности; бронзовые колокольчики и железные копья – та часть его наследия, которую он никогда раньше не видел. Цзэнь вырос, скитаясь по степям с теми немногими из его клана, кому удалось выжить. Его родители носили грубую, практичную одежду, подходящую для тяжелого труда, и прочные, защищающие от холода сапоги из овчины с острыми носами на случай, если придется бежать.

Он поднял сверкающий головной убор и попытался представить, какой красивой была бы в нем его мать. Однако он едва помнил ее черты – лишь эхо смеха и глубину взгляда. Воспоминания о ней таяли, как снег с наступлением весны.

Цзэнь осторожно отложил головной убор в сторону и снова сунул руку в сундук. Пальцы нащупали что-то твердое. Стоило ему только поднять вещицу, как он уже знал, что она отличается от остальных.

Книга, изготовленная с особой тщательностью несколько династий назад, на удивление хорошо сохранилась. По краям она была обшита золотом, а название было вытиснено черным шелком, переплетенным с перьями японского журавля. Цзэнь проследил взглядом за завитками мансорианского письма и обнаружил, что ему знакомы эти знаки.

Классика Богов и Демонов

По спине побежали мурашки. Он никогда не слышал об этой книге. Всем школам практиков были известны четыре трактата. И то оставшиеся в чужой памяти или переданные мастерами, которые сумели выжить при переходе Срединного царства в Последнее.

Цзэнь приподнял фу и провел пальцем по корешку. Он уже собирался открыть книгу, когда краем глаза заметил какое-то движение.

Крепко сжав трактат, Цзэнь повернулся к открытым дверям. На него смотрела пара глаз, горящих в темноте. Искаженное лицо демона, усмехнувшись, сверкнуло зубами и высунуло язык.

Цзэнь не стал думать дважды. Печать ожила под его пальцами, и он послал в незваного гостя струю пламени.

Темнота рассеялась, когда Цзэнь зажег еще одну фу, чей свет заплясал над дверным проемом. Там, где он видел лицо существа, теперь было пустое место.

И все же… Цзэнь взглянул вверх, на ступеньки спиральной лестницы. Ошибки быть не могло: воздух клубился там, словно некто, скрывшийся из виду, всколыхнул его своим плащом.

Здесь точно был кто-то… или что-то. Мог ли незваный гость оказаться достаточно сильным, чтобы пройти незамеченным мимо его печати? На ум приходили только двое, уже находившихся здесь, – бывшие мастера Школы Белых Сосен, – но ни один из них не владел демоническими практиками.

Капля пота скатилась по виску Цзэня. На фоне черного переплета книги костяшки его пальцев казались белыми.

К этому моменту он точно знал три вещи.

Первое: его предки запечатали самых сильных демонических практиков в этой самой комнате.

Второе: он должен выяснить, как пробудить их.

И третье: обо всем этом было известно кому-то еще. В этом дворце находился шпион.

Цзэнь осторожно спрятал трактат и остальные мансорианские сокровища обратно в сундук. У него возникло предчувствие, что секрет пробуждения Всадников Смерти скрывался именно в этой книге.

Но он ушел слишком давно и не мог больше задерживаться, не вызвав при этом подозрений.

Ему придется вернуться сюда позже.

В дверном проеме он оглянулся и бросил еще один взгляд на сундук, в котором тысячу циклов хранились секреты Мансорианского клана. Сорок четыре гроба, сорок четыре демонических практика. Легендарная армия так близко.

С их помощью он мог бы стереть в порошок элантийцев. С их помощью он мог бы возродить Последнее царство, которым снова правил бы Мансорианский клан. Восстановить честь прадеда, избавившись от режима, что отнял у него все.

Сорок четыре мансорианских Всадника Смерти, погруженные в сон на протяжении последних ста циклов.

Он собирался разбудить их.

Погасив фу, Цзэнь запечатал двери, за которыми неподвижные в своем сне лежали мертвецы. Лежали в ожидании.

Когда Цзэнь покинул руины, он нашел жавшихся друг к другу учеников, которые, по-видимому, обсуждали что-то с Шаньцзюнем. Безымянный Мастер и Нур, мастер Искусств Света, тихо беседовали, но при появлении Цзэня отскочили друг от друга.

Даже если победа над Элантийской империей не зависела от этих практиков, иметь союзников было неплохо.

Цзэню нужно было заработать их уважение, заслужить их доверие.

И он планировал начать прямо сейчас, воспользовавшись силой своего Бога-Демона, чтобы основаться на земле, которая когда-то принадлежала его предкам.

Цзэнь повернулся к руинам Дворца Вечного Мира и потянулся к нити, что связывала его с притаившимся внутри Богом-Демоном:

– Я приказываю тебе вернуть этому месту былую славу. Очисти его от нанесенного урона, избавься от снега и гнили. Восстанови его красоту настолько, насколько можешь.

Он почувствовал, как Бог-Демон смотрит на него хитрыми алыми глазами одновременно отовсюду и ниоткуда.

– Как прикажешь, – прогрохотала Черная Черепаха, и Цзэнь почувствовал, как ци демона расползается по венам, беря под контроль его тело.

Их печать накрыла нужную территорию, на которой время будто бы пошло вспять. Снег и лед отслоились, обнажив зеленые, выложенные из глиняной черепицы крыши с золотой каймой вдоль изогнутых карнизов. Обломки разрушенных строений снова стали целыми; изображения флоры и фауны и Четырех Богов-Демонов сбросили налипшую на них пыль и плесень, вновь обретя свой бронзовый блеск. Трещины вдоль стен закрылись, цвета снова просочились в камень: синий как символ Вечного Неба, а коричневый как символ Великой Земли. Эти элементы, по мнению мансорианцев, поддерживали баланс в мире. В канделябрах с ревом заплясали языки пламени, наполняющие помещение светом.

К моменту, когда Черная Черепаха закончила, Цзэню казалось, что он заглянул в прошлое. Земля вокруг была пустынна, любую жизнь, существовавшую здесь, уничтожили сначала императорская армия, а затем и неумолимое течение времени. Но теперь перед ним возвышался невероятный дворец, пылающий огнем и сверкающий золотом. Иллюзия была далека от совершенства – он видел трещины в тех местах, что были безвозвратно испорчены, на камне, что был опален пожаром.

Но все же это было уже что-то. Начало.

Цзэнь, смотревший на дворец своих предков, испытывал трепет, но в то же время внутри него разверзлась бездна одиночества. Когда-то в этом дворце царила жизнь: слышалось ржание лошадей и блеяние овец, смех детей и бой барабанов, крики стражников и воинов, шагающих по длинным коридорам. Цзэнь едва ли не чувствовал, как их призраки кружат вокруг теперь уже пустого двора. Казалось, что если он протянет руку и отодвинет завесу времени, то увидит своего прадеда, сидящего на троне, и еще малыша-дедушку, бегающего с гончими по коридору.

«Однажды, – подумал он. – я все верну. Совсем скоро. Клянусь».

Если духи предков, погребенные в дремлющей земле, и слышали Цзэня, они не ответили.

Что-то мокрое и холодное коснулось его щеки, и он с удивлением поднял глаза к небу.

Шел снег. С неба падали снежинки.

«Такие же тучные, как гусиный пух», – имел привычку говорить его отец.

Цзэню послышалась песня из воспоминаний, терзающих его долгими ночами. Из тех, что грозили сломить крепость, которую он воздвиг вокруг своего сердца. Бамбуковый лес, девушка с проницательным взглядом и озорной улыбкой, кружащаяся перед ним в белом, словно снег, платье.

– Назови свою любимую песню. Я в таком хорошем настроении, что готова спеть для тебя. – Ее смех, подобный переливам серебряного колокольчика, звенел в его ушах.

– Ты ее не знаешь, – сказал он тогда.

– Значит, ты должен меня научить.

– Нет. Я ужасно пою.

– Мой голос с лихвой это компенсирует. – Улыбка, сладкая, как сахарная пудра.

– Ты меня дразнишь.

От снега щеки Цзэня стали влажными. Он провел пальцами по лицу, прежде чем повернуться к остальным, к тем, кто последовал за ним, но все еще стоял за воротами дворца.

– Дорогие ученики, – начал он, а потом поклонился Нуру и Безымянному мастеру. – Шифу. Добро пожаловать во Дворец Вечного Мира.

Он замолчал. Там, где Цзэнь раньше бывал, здание имело одно название, а место – другое, часто заимствованное у гор, лесов или рек, возле которых оно располагалось. Школа Белых Сосен стояла посреди места, которое носило название «Где текут реки и кончаются небеса».

Он понятия не имел, придумали ли его предки имя для этого холодного и темного куска земли, но ему бы оно не помешало. Такое название, что соединило бы в себе прошлое, настоящее и будущее. Такое, чтобы признавало его, но при этом отдавало дань уважения его предкам.

Внезапно в просторах глубокой ночи полоса золотого света рассекла чернильно-черное небо. Появившаяся и тут же исчезнувшая падающая звезда ярко вспыхнула на краткий миг, достаточный, чтобы пересечь небосвод. Ночью, когда шел снег, а небо заволокли тучи, подобное казалось практически невозможным.

Древние шаманы его клана увидели бы в таком явлении знак.

Цзэнь провел пальцем по алому пламени, вышитому на его черном шелковом мешочке. Название родилось так естественно, словно так и было нужно.

– Добро пожаловать Туда, где рождается огонь и падают звезды. – Он заставил себя улыбнуться, хотя совсем этого не хотел.

Ксан Тэмурэцзэнь шагнул вперед, в последние мгновения золотого света и отблеска факелов.

Начиная с этого момента он собирался создать мир заново.