Глава 29

Теперь я думал только о том, как не упасть.

Мутило жутко, раны болели, горели, пульсировали и сочились кровью. Тошнило от вони и жажды. Комната кружилась, а за иллюминаторами плыла и качалась Тесса.

Главное не потерять сознание. Главное, не повиснуть на руках. Про «не повезет» и почему так важно, что Ги физик, я старался не думать. Все потом! Сейчас главное не отрубиться!

Стрелять почему-то перестали. Стало очень тихо: ни звука голосов, ни шагов, ни шуршания переборок, ни лязга, ни скрипа. Только Тесса в иллюминаторе бесшумно падает вниз, и остается только тьма с точками далеких звезд.

Я даже не догадался, а совершенно четко понял, что корабль покинут, я здесь один, меня бросили. И неизвестно, что это означает: смерть или жизнь.

Потянулись бесконечные минуты безмолвия и одиночества. Оставаться в сознании труднее с каждым мгновением. Пару раз я почти терял контроль, но брал себя в руки, кусал губы и поднимался на ноги.

Наконец, где-то вдали послышали голоса и топот ног. И я понял, что все, больше я не выдержу. И провалился во тьму.


Когда я очнулся, надо мной сиял белизной потолок, свет падал откуда-то справа. Я попытался повернуть голову, но увидел только размытый силуэт.

— Вы меня видите? — спросил незнакомец.

Я попытался ответить, но язык и губы не слушались меня. Я успел только понять, что боль ушла, и снова погрузился в забытье.

Второе пробуждение оказалось удачнее. Я увидел больничную палату и даже понял, что это именно она: высокая кровать с белоснежным бельем, пахнущим чистотой и свежестью, подушка у меня под головой, которую кто-то бережно поправил и приподнял так, чтобы мне было легче дышать. Справа окно, а за ним желтые деревья и моросит дождь.

Желтые? Почему? Еще не кончилось лето. Еще яблоки падают в траву, еще цветут розы, а мы с Эли не успели поставить сидр. Что я здесь делаю?

По другую сторону от окна — целая батарея медицинского оборудования, и сотни тоненьких полупрозрачных проводков тянутся оттуда ко мне и входят в мое тело.

Приоткрылась дверь, и в палату вошел человек. Я видел его нечетко, но все же понял, что это человек и что он вошел.

— Вы меня слышите? — спросил человек на языке РЦС.

Я попытался сказать «да», но звуки не получались. Наверное, я просто шевелил губами.

— Вы меня слышите? — повторил он по-тессиански.

Со звуками опять не сложилось. Я попытался улыбнуться и пожать плечами, но и это не получилось тоже.

— Если слышите, просто закройте и откройте глаза, — терпеливо попросил визитер.

Потолок. Тьма. Потолок. Веки слушались.

Он поднял палец вверх.

— Супер, Анри! Меня зовут Серж Сэлтон. Я ваш врач.

Тессианское имя. Я вспомнил, что это РЦС, а значит, имя может быть любым.

— Мы на Мистрали? — попытался спросить я.

Он смотрел очень внимательно, но плохо умел читать по губам и, видимо, не понял.

— Вы что-нибудь помните?

— Эли… Марго… Лиз…

— Хотите видеть родственников? Я им напишу. Уже написал. Они очень обрадуются, что вы очнулись. Они очень ждут.

Не думаю, что он услышал, не думаю, что прочитал по губам, скорее, догадался.

Первым ко мне прорвался Эли. Думаю, что бросил все.

Он рассказал мне историю моего спасения, нимало не смущаясь тем, то я мог общаться с ним, только открывая и закрывая глаза.

— Ну, сначала предыстория, — улыбнулся он. — Только не обижайся. Пока мы купались в озере и обедали в ресторане, к нам домой пришли ребята из Бюро и нашпиговали жучками буквально все твои вещи. Но сумку у тебя отобрали, одежду тоже. Только с одной вещью твой друг не смог расстаться — с твоим разерным пистолетом, который я тебе подарил. Подслушивающее устройство и камера были заключены в микроскопической капле среди узора на дуле. Точечка такая. Ги никогда бы ее не заметил. Он даже не подумал об этом. Кроме РЦС больше нигде нет этой технологии.

Там была не только камера и микрофон. Мы смогли подключиться к его кольцу и вскоре были в курсе всей его переписки. О, да! Это нам очень помогло.

Но все по порядку. Наши корабли следовали за маячками в твоих вещах, когда тебя везли на Тессу. Стараясь держаться подальше, чтобы остаться незамеченными. Мы не были уверены, что ты жив, но маячки работали.

Мы не могли тебе об этом сказать. Ги из тебя бы все вытряс, и операция была бы сорвана.

Ты меня понимаешь, Анри?

— Да, — хотел сказать я, но смог только закрыть и открыть глаза.

— Супер! — улыбнулся Эли. — Мы не могли ничего предпринять, пока не были разминированы Остиум и Кратос. Да, да, Кратос. Наши специалисты оттуда уехали, так что мы выполнили требования Ги. Но детекторы они там оставили вместе с инструкциями. На Кратосе тоже есть физики. Мы работали параллельно. Сначала по следам. Но так нашли только одного смертника на Остиуме — махдийца с выжженными мозгами. На Кратосе, кстати, тоже было три закладки. Следы в космопорте нашли быстро, но дальше они прерывались. И тут нас спасла переписка Ги.

Он никому не доверял и всех контролировал сам. Вся переписка с закладчиками деглюона и смертниками шла только через него. И мы накрыли всю.

Когда он пытал тебя, мы уже были готовы к задержаниям на обеих планетах. Но нужно было заранее согласовать время, чтобы они не могли друг друга предупредить, и мы задержали их всех одновременно. Мы не могли действовать спонтанно, а потому опаздывали.

Наконец, мы их всех накрыли и вывезли закладки подальше от известных Ги координат. Сейчас уже на необитаемые планеты. Ни на Остиуме, ни на Кратосе деглюона больше нет.

Знаешь, он на каждой планете обязательно держал смертника из РАТ. Нашел ведь двоих, что согласились умереть за него. Не был уверен в этих «полумертвых куклах», как он называл махдийских ассасинов.

Как только это было сделано, наши корабли свалились ему, как снег на голову, и двумя выстрелами срезали все вооружение с крейсера, на котором тебя держали.

Мы с точностью до деталей знали и где ты, и что с тобой происходит.

Ги понял, что на безоружном корабле ему больше делать нечего, он его не защитит, и решил сбежать. Мы очень боялись, что он добьет тебя. Мы бы могли воспользоваться биопрограммером, чтобы отключить всю компанию (на боевых кораблях стоят сверхмощные, и расстояния уже хватало). Но мы понимали, что вместе с ними накроем и тебя, а ты висел прикованным к стене наручниками и мог задохнуться, повиснув на руках.

Серж говорит, правда, что это все страшилки, что смерть от позиционной асфиксии не быстрая, и мы бы все равно успели, но наши военные решили перестраховаться. Думаю, если бы стало ясно, что Ги собирается немедленно выстрелить, они бы рискнули и воспользовались БП.

У них была бригада реаниматологов, так что присоветовали бы. Они тебя и вытаскивали в первый момент. Ты все-таки потерял сознание, но провисел на скобах меньше пяти минут.

Гораздо хуже было то, что ты схватил дозу. Он же тебя из рентгеновского пистолета расстреливал. Хорошо, что не из гамма-лазера, все-таки помягче. Но острая лучевая болезнь у тебя была.

Да, на любой планете, кроме РЦС — это гарантированный смертный приговор. Наши эскулапы тоже были не вполне уверены, что они тебя вытащат. Пару диссертаций про тебя написали. У нас тоже, знаешь, не очень приняты расстрелы из разеров.

Деглюон, который он бросил тебе под ноги, мы вывезли и обезвредили. Он него доза была незначительной, даже меньше, чем то, что ты схватил, когда выносил пробирки с виллы РАТ на Дервише.

Видимо, он надеялся на наш выстрел. Но мы знали, что стрелять нельзя.

— Не устали, Анри? — в палату вошел Серж и осуждающе смотрел на Эли. — Не замучил он вас?

Я умел говорить только «да». Я не знал, как сказать «нет». Попытался покрутить головой, но пока безуспешно.

— Я рассказываю Анри про лучевую болезнь, — сказал Эйлиас. — Так что вы очень кстати.

— Он вас замучил? — еще раз спросил Серж и снова не получил ответа.

— Пусть останется? — тогда спросил он.

И я прикрыл и открыл глаза.

— Мне рассказать, как мы вас лечили?

Я снова закрыл глаза, открыл и вопросительно посмотрел на него.

— Месяц в медикаментозном сне, Анри, — начал он. — Потому и осень.

— Мы поставили сидр, — встрял Эли. — А О-Шенноны налили нам вот такую бутыль кальвадоса, — и он развел руки на полметра. — Но Серж говорит, что тебе нельзя.

— Ни в коем случае, — сказал Серж. — Дня через три попробуем воду. Ткани желудка постепенно восстанавливаются, надеемся, что вы сможете есть самостоятельно. Но пока рано. Пока только питательный раствор в вены через катетеры.

— Тебя практически вырастили заново, — сказал Эли. — Они как-то заставляют клетки в ускоренном темпе производить белки. Серж, я не очень перевираю?

— Не очень. Растили ткани прямо внутри организма. Хорошо, что начали лечение сразу, нам удалось значительно замедлить процесс. Но прежде всего надо было спасти мозг. Анри, ты все понимаешь, что мы с Эйлиасом говорим?

Я закрыл и открыл глаза.

— Ну! Супер!

Погода улучшилась, серые клочья облаков ветер унес вдаль, небо стало лазурным.

И в палате появилась Лиз. Положила ладошку мне на плечо, улыбнулась.

— Жаль, что тебе пока нельзя есть. Даже розы из нашего сада Серж, поросенок, запретил. Говорит, в них бактерии, а у тебя слабый иммунитет. А они еще цветут. У меня есть фотографии. Ты можешь пользоваться кольцом?

— Нет, — ответил за меня Серж. — Мозг недостаточно восстановился. Но вы ему принесите кольцо, пусть пытается.

Кольцо появилось у меня в этот же день, на закате, потому что пришла Марго и притащила кольцо. Мне надели его на палец, но оно оставалось совершенно мертвым. Я его не чувствовал, с ним не было связи.

— Моды мы сменили, — сказал Серж. — Старые погибли от радиации. Так что должно заработать. Это вопрос времени.


Через неделю я уже мог пить воду из стакана в руке Лиз и говорить. С огромным трудом, шепотом, очень тихо, путая звуки и перевирая слова, но меня уже понимали.

Марго с Эли загрузили меня политическими новостями.

Хазаровский отрекся от власти и передал императорский перстень Нагорному. Так что на референдум идет Нагорный, и он решил не тянуть: референдум через две недели.

Не то, чтобы я испытывал к Леониду Аркадьевичу какие-нибудь верноподданические чувства, но это было ужасно несправедливо. Он же дважды всех спас. Первый: когда отпустил Тессу. И второй: когда принял помощь РЦС, смог ею воспользоваться, и Кратос был разминирован.

Ги сбежал на Тессу, точнее его просто отпустили, и правил ею как диктатор, уничтожая одну свободу за другой. Так что теперь и Кратос по сравнению с Тессой что-то вроде РЦС.

Он по-прежнему держал в заложниках все население Тессы, угрожая активировать деглюон при любом неповиновении. Так что они жили, как на вулкане. А Ги не столь часто спускался на поверхность, управляя в основном с орбиты. Его заместителем и правой рукой был Эжен. Честно говоря, правил он не так плохо, если не считать приведенных выше нюансов, он же не дурак. Но не хотел бы я жить на его Тессе.

Планета почти закрылась. С РЦС не впускали вообще никого. С Кратоса — только родственников тессианцев после жесточайшего обыска в космопорте с просвечиванием всех частей тела и вскрытием багажа. Он слишком боялся детекторов деглюона. И, думаю, только их. Всякая ерунда, вроде наркотиков, ему, думаю, была глубоко пофиг, как истинному тессианцу. Но, может, еще оружие ловил, как всякий тиран, боящийся восстаний.

Планета закрылась не только на въезд, но и на выезд. Эмиграция была жестко ограничена. Кто не успел сбежать в первые дни его правления — тот опоздал. Да и информация с Тессы теперь просачивалась скупо и не было понятно, насколько она правдива.

По моим искам расплатился Центральный Бюджетный Фонд РЦС.

Эту новость я услышал от Марго и обалдел.

— Но там же почти миллиард, — проговорил я.

— Гео? — предположила Марго. — Так это паршивый миллион арок. Даже меньше. Тысяч семьсот. Для ЦБФ все равно, что для тебя чашечка кофе.

Фонд Героев РЦС, который записал меня в свои почетные списки, пока я спал под наркозом, обиделся на ЦБФ за подобное самоуправство и перечислил мне миллион арок прямо на счет. Правда увидеть это я смог только спустя две недели после пробуждения, когда худо-бедно заново научился управляться с кольцом.

Тогда же стало известно, что Нагорного поддержало Народное Собрание Кратоса, и он стал императором. Первым указом он простил меня. Честно говоря, не ожидал я от него такой прыти. Я уже научился смотреть через кольцо новости, но письмо с благодарностью надиктовал Лиз.

Все то, к чему я столько стремился, о чем мечтал, вдруг упало ко мне в руки, когда я отказался от всего.

Когда я очнулся и впервые посмотрел на себя в зеркало, волос у меня не было совсем, да и выглядел я в общем и целом больше не для больницы, а для гроба: глубоко запавшие глаза с темными кругами вокруг них, сухая желтая кожа, бледные губы, впалые щеки.

Потом у меня на голове начал появляться белый пушок, который постепенно превращался в столь же белую волнистую шевелюру. К выписке это выглядело, как парик эпохи барокко. Да, ладно! В конце концов я не так уж радикально сменил окрас: был белобрысым, стал седым.

Выписка, впрочем, была условной. Я не мог есть и пить сам и научился только управлять через кольцо инвалидным креслом. И пока даже речи не было о том, чтобы ходить. Так что Серж предупредил, что мне придется иногда снова ложиться в больницу.

Надо было возвращаться домой. Вопрос: куда? Очень не хотелось обременять Эли и девчонок. Я уходил, чтобы не вернуться, и вернулся калекой. Что им теперь со мной делать? Кормить с ложечки и задницу мне вытирать?

Деньги у меня были, так что отселение не представляло проблемы. Сиделку я найму.

Я осторожно намекнул об этом Марго, чтобы прозондировать почву.

Она посмотрела на меня так, словно была готова залепить пощечину.

— Ты нас бросаешь, да? Мы тебя бросали?

— Зачем я вам?

— Не смей так говорить! Просто не смей!

И я понял, что вопрос закрыт. Закрыт и все тут.

Еще пару недель мы прожили в старом доме, но он был плохо приспособлен для инвалида. Даже, чтобы мое инвалидное кресло вынесли через порог на балкон, мне приходилось просить Эли, либо Марго и Лиз. Сад и вовсе был недоступен.

Сиделку я все-таки нанял им в помощь, но она не спасала ситуацию: кормила и одевала меня успешно, но проблема прогулок оставалась.

Так что я присмотрел большую виллу на самом берегу озера, которую за месяц переоборудовали для путешествий в инвалидном кресле. С моим миллионом арок это вообще не было проблемой.

Мы отмечали новоселье в самом начале зимы. Было холодно, но день стоял ясный. Озеро подернулось тонким ледком, отражавшим закатное солнце. Были мы вчетвером и Серж. Он даже разрешил мне выпить немного кальвадоса. У меня уже получалось держать бокал и пить без посторонней помощи. И даже немного есть.

Кальвадос от О-Шеннонов и впрямь был божественным.

Я попросил вывезти мое кресло на открытую веранду с видом на озеро. Меня одели в теплую куртку и еще зачем-то закутали в плед. Солнце садилось за горы и окрашивало багровым лед.

В последнюю неделю я даже вернулся к книге, только не мог сам собирать материал. Это делали за меня все остальные: тащили мне карты, схемы, фотографии, заваливали статистикой и описанием политической системы. Но увидеть все самому и потрогать руками все равно было бы лучше.

— Ты обязательно все обойдешь сам, когда сможешь ходить, — сказала Лиз.

Я воспринял это как успокоительные слова от дипломированного психолога, пожал плечами и отпил еще кальвадоса. Ноги не слушались совсем. Я их даже не чувствовал.

— Анри, ешь, пьешь? — спросил Серж.

— Да, вроде.

— Говоришь?

— Да.

— И с чего ты взял, что не будешь ходить?

Эли посмотрел на меня и улыбнулся. Марго поправила плед.

Солнце коснулось гор, обозначив их черные силуэты и зажгло сердоликом кальвадос в моем бокале.


Конец.

Январь 2021 г.

Загрузка...