Глава 25

В этот день закат был еще круче, чем накануне.

Розовые облака тянулись перьями и пухом от карминного солнца по оранжевому небу, переходящему в бирюзу и синеву ближе к зениту. И Арка сияла ярко-оранжевым, словно стеклянная или стальная.

Мы соорудили чай по какому-то особому местному рецепту, и розовым был даже пар над чаем. Пахло травами и фруктами.

Эли настоял, чтобы я сел ближе к балконной двери, которую оставили открытой. Он устроился напротив меня, и я понял, что ему страшно. И что страх его красит: еще бледнее кожа, еще контрастнее на ее фоне черные брови и карие глаза, и черные волосы над высоким лбом.

Я похоже многого не знаю про себя. Подслушав мои мысли, мой тюремный духовник отец Роже обязательно бы заметил, что я давно не был на исповеди. Да, ни разу после освобождения. Чем дальше отдалялась тюрьма, тем ближе мне было научное мировоззрение и идеология гедонистической свободы.

Сколько же Эли лет? Он явно младше меня и, когда не напускает на себя солидность сотрудника Бюро, выглядит совершенно, как юноша. Прекрасный юноша. Я давно заметил, что он красив. Но заметил, просто как факт. Ну, красив. Как китайская ваза. До сих пор сей факт не вызывал во мне никакого эмоционального отклика. Но сегодня что-то изменилось.

Я не поленился залезть в базу налогоплательщиков РЦС. Эли там был и не скрывал информацию. Он младше ровно на десять лет. Ему двадцать восемь.

Что я делал десять лет назад? Ну, собственно сидел в тюрьме. Это был, пожалуй, самый тяжелый период, когда мне дали отсрочку, и психологи насели на меня на полную катушку и мне запороли вены. Хотя, честно говоря, годом ранее, когда я был приговорен и ждал смерти, было еще хуже. Неужели я выглядел таким же мальчиком?

— Эли, давай поменяемся, — сказал я.

— Нет. Кто кого охраняет?

Солнце село, небо на западе стало багровым, бирюза спустилась ниже, а синева с востока поднялась, перекрыв зенит. Небо обрело прозрачность, как цветное стекло: коснись — зазвенит, и звезды вспыхнули, как серебряные мониста.

Никто в нас не стрелял, и мы с Эли немного успокоились и, наконец, принялись за пирог и простывший чай.

— Эли, что еще меняет Сад Гостеприимства?

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Адам мне рассказывал, что многие наши ребята, которые решились пройти через Арку, потом радостно влились в большие РЦСовские семьи, хотя до того ни в чем таком не были замечены.

— А, ты об этом… Понимаешь, если твой гетеросексуализм или гомосексуализм есть следствие воспитания, традиций, детских травм, веры или идеологии — то, да, все снесет. Люди должны быть равными, и свобода выбора не должна быть ограничена полом. У нас же секс вообще не связан с размножением. Совсем! Ни пол, ни возраст не играют в этом никакой роли. Да и наличие партнера — тоже. В принципе ты можешь себя клонировать, а если есть не самые лучшие гены, заменить их на гены из базы или попросить у кого-нибудь кровь. Только психологи на это косо смотрят. Могут быть психологические проблемы, общественное же животное. Одиночество чревато депрессией. Посмотрят косо, но не имеют права запретить.

Секс — это для удовольствия и поддержания отношений, а семья для общения и детей. В большой семье детей воспитывать легче, если конечно ты хочешь передать им не только гены, но и мемы. К тому же можно скооперироваться так, чтобы помогать друг другу, и никому не надо было надолго отрываться от работы. Человек же несчастен без самореализации.

Но, если твой гетеросексуализм — следствие физиологии и анатомии — ничего не изменится. Сад физиологию не меняет.

— Насколько часто это физиология и анатомия?

— Нечасто, но бывает. Непредсказуемо.

— А зачем нужно лишать людей возможности к естественному размножению?

— Чтобы исклюить случайные рождения людей со случайными сочетаниями генов. Зачем, если можно создать оптимальные? Ну, и для свободы в сексе. Чтобы для женщины это было также безопасно, как для мужчины, независимо от пола партнера.

— А рожденные естественным путем, если это все же случилось, у вас как-то поражены в правах?

— Нет, если пройдут через Сад. Но у них меньше шансов на успех в нашем обществе. Просто объективно. Не оптимальный набор генов. Хотя бывают, конечно, исключния. Иногда просто везет.

Небо стало совсем синим, только на западе у самой земли осталась бирюзовая полоса. Подул прохладный ветер, воздух стал влажным и запах ночными цветами.

И я уже подумал, что нам пора уходить в номер.

Но Эли остановил меня.

— Мне передают, что что-то летит в нашем направлении.

Я напрягся, но сказал:

— Здесь все время что-то летает.

— Это отклонилось от обычных путей.

И тогда воздух за балконом заискрился, словно кто-то осветил прожектором капли росы.

Эли вскочил на ноги и бросился ко мне. Я тоже уже был на ногах. Он схватил меня за руку и утянул в распахнутую дверь. Впрочем, я бы и без него понял, что делать. Он захлопнул и запер дверь, и мы бросились под защиту глухой стены. Зато в трехстворчатом зеркале напротив нас разгорался огненный цветок с неровными лепестками: прозрачный в центре, затем голубой, лиловый, белый и, наконец, оранжевый по краям. Так горит спирт на поверхности воды или газовая горелка воздушного шара.

Я потянулся к пистолету.

— Не надо, — остановил Эли. — Их уже держат на прицеле.

Чудовищный цветок уже занял все зеркало: от пола до потолка. И тогда оконное стекло взорвалось и осыпалось осколками. Запахло горелым пластиком, и зеркало помутнело и начало испаряться.

И вдруг резко все кончилось.

— Сбили, — сказал Эли.

Он улыбнулся.

— Но, как всегда есть плохая новость.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Это дрон, — хмыкнул он. — Но мы найдем того, кто запускал. Уже восстановили траекторию.

Пожар тушить не пришлось. Пластик на окне был огнеупорный, так что как только его перестали поджаривать из гамма-лазера, потух сам. Но пахло отвратительно, и стекло перестало существовать.

— Переночуешь у нас, — не допускающим возражения тоном сказал Эли.

Мы вышли в коридор, и нас тут же встретили нимфы.

Марго повисла на Эли, а Лиз обняла меня, словно так и надо.

— Анри, я тебя умоляю, пойдем с нами на Мистраль, — сказала она.

Потом Марго обняла меня, а Лиз уткнулась носиком в грудь Эли.

Темной нимфы я немного побаивался и ждал упреков за то, что подверг опасности драгоценную жизнь господина Кэри. Мне казалось, что Марго в прошлом воплощении была нимфой какого-нибудь горного ущелья с крутыми обрывами, острыми скалами и бурной рекой внизу.

Но Марго сказала только:

— Слава Богу, оба живы!

Номер господ Кэри был трехкомнатным, так что ничего такого, на что я уж было понадеялся. Имелось в виду, что это были дружеские объятия. Им же на РЦС все равно, мужчина или женщина. Так что мне выделили комнату и постелили на диванчике. Окна выходили на противоположную сторону, что несколько успокаивало.

Но заснуть я не смог.

Утром я сказал Эли то, чего он так давно ждал.

— Я согласен уйти на Мистраль.

И он счастливо заулыбался.

Да, я, конечно, сдался. Но с кем было это сражение? Собственно, почему бы нет?

Сказал и завалился спать до вечера. Днем мне это почему-то удалось.

Когда я, наконец проснулся, Эли сообщил мне две новости. Во-первых, убийцу нашего идентифицировали, его генетический код восстановили, но он как в воду канул. В базе граждан РЦС его естественно не было. Либо махдиец, либо из РАТ. Хуже всего, что его не запомнила система космопорта.

— Ложная личность, скорее всего, — сказал он. — Значит, профессионал.

Вторая новость заключалась в том, что утром мы уходим на Мистраль.

— Во сколько? — спросил я.

— В четыре.

— Это не утро, это ночь, — заметил я и вздохнул.

— Самое безопасное время, — сказал Эли. — И будет красиво, не пожалеешь.

— Мне надо собраться.

И я вспомнил, что все вещи остались в старом номере без стекол и с испарившемся зеркалом. Возвращаться туда не хотелось.

— Мы все собрали в две коробки. Все шкафы осмотрели, ты уж извини. Не хотели тебя будить. Все в прихожей.

На полу у двери из номера действительно стояли две картонные коробки с моим скарбом. Мне осталось только переложить это в дорожную сумку.

— И пистолет упакуй, — сказал Эли. — Сейчас запрещено проходить через Сад с оружием.

— Но он же как на ладони!

— Он под защитой. Это самое безопасное место на Остиуме.

— Марго и Лиз с нами?

— Двумя часами позже. Думаю, так безопаснее. Багаж заберут в три. Так что пойдем налегке.

Я решил не ложиться. В три уехали сумки. Без пятнадцати четыре за нами прибыл гравиплан. Лета тут минут десять по максимуму.

Возле тройной арки Сада мы приземлились без пяти. До входа оставалось метра два, но Эли умолял поторопиться. Под центральной аркой — кованые ажурные ворота, которые я не заметил, когда мы провожали Вацлава. Слева и справа — такие же кованые калитки. И казалось: сад, как сад.

Левая калитка открылась, и человек в форме с эмблемой Бюро пустил нас внутрь.

— Обычно портал открывают в шесть, — пояснил Эли. — Но для нас сделали исключение.

И мы пошли по аллее вглубь сада.

Предутренние сумерки, под деревьями еще горят фонари, такие же резные как ворота, но не кованые, а из белого мрамора.

И аллея выложена белыми мраморными плитами.

Скорее всего, мрамор искуссвенный, натуральный не выдержит такого трафика, днем здесь полно народу. Но впечатление полное.

Впереди мраморные ступени, очень широкие, но всего три, и мраморная балюстрада. И таких коротких лесенок еще около десятка. И впереди, еще в ночной подсветке, царит Арка, совсем близко, чтобы увидеть ее свод, надо запрокинуть голову.

Мы поднимаемся к ней.

Фонари подсвечивают кусты роз и лилии выше человеческого роста и выхватывают из тьмы пышные лиловые кисти цветов какого-то кустарника. Похоже на глицинию, но ярче, похоже на гортензию, но великолепный аромат, растворенный в утренней свежести.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эли.

— Отлично! А что?

Действительно отлично, хотя мы поднимаемся вверх, так что последние месяцы сидячего образа жизни вполне могли сказаться. Но я даже не запыхался: дышалось легко и свободно.

— Та-ак… — протянул Эли. — Ты кольцо не снимал?

Я посмотрел на руку. Кольцо было на месте.

— Нет, как видишь. А что не так?

— Все совершенно так. Более, чем.

Небо на востоке начало светлеть и, наконец, окрасилось розовым. Запели птицы.

Мы все шли вверх. Впереди у дороги появилась беседка, такая же мраморная и кружевная, как все здесь. По-моему, именно эта беседка была в ролике с Валериси, который мне показывал Адам. Очень похожа. Хотя там арка была расположена иначе, и было видно море.

Арка была уже почти над нами, и ее свод на самом верху загорелся медом и янтарем.

— Не устал? — спросил Эли и кивнул в сторону беседки.

— Нисколько. Но оттуда, наверное, красивый вид.

Мы зашли внутрь, и Эли тяжело опустился на мраморную скамью. Отвернулся, положил руки на балюстраду и голову на руки.

— Полгода на Дервише даром не проходят, — вздохнул он. — Несвобода, казни, кровь. Приходилось смотреть. Иногда хотелось смотреть, если уж быть честным перед самим собой. И не всех удалось спасти. Здесь очень хорошо понимаешь, что ты должен сделать и чего не смог. Сейчас пройдет. Давно так не было.

— Биопрограммеры работают? — спросил я.

— Конечно. От самого входа.

— А я еще стою на ногах.

— Ты не стоишь, ты бегаешь.

— Нет, Эли! Я летаю! У вас великолепный сад, спасибо, что вытащил.

Вид из беседки и правда был замечательный. Ворота остались далеко позади, а перед ними — море листвы и цветов в серебристой росе, а за ними раскинулась Рэнд в розовой рассветной дымке. Я полюбовался на это чудо, опершись на белую колонну беседки и сел рядом с Эли.

— Наверное, мне уже нечего корректировать, — предположил я. — Должен же быть предел.

— Есть не сомневайся. Просто система не находит никакой особенной грязи. Пока.

— Ну, буду падать в обморок, ты меня подхватишь, — сказал я. — Ты как?

— Уже почти нормально. Еще минут десять.

Наконец, Эли встал, и мы пошли дальше.

Арка стояла над самой вершиной, уже вся оранжевая в лучах рассвета. Мы прошли под ней, перевалили через холм, и тогда перед нами открылся новый прекрасный вид. Перед нами уступами спускался сад, а вдали сияло море. Мы были на полуострове. А у самого берега возвышались еще несколько арок. Я посчитал: двенадцать. И, кажется, не меньше той, через которую мы уже прошли.

Здесь тоже была беседка. Вот это точно та самая.

— Откуда здесь море, Эли?

— Мы на Острове Ворот.

— На острове?

— Мы прошли через первый портал. Остиум в десятке световых лет отсюда. Мы на планете Нодус.

— Там внизу двенадцать арок по числу планет в РЦС?

— Конечно. Наша первая справа от центра. На Мистраль. Пойдем!

Мы спустились к аркам без приключений. Они были столь же огромны, что и первая, и, на самом деле, расположены довольно далеко друг от друга. Где-то на полпути нас ждала развилка: двенадцать дорожек с мраморными стелами с изображениями и названиями планет. Да, наша: первая справа. Идти оставалось меньше километра.

Мы прошли под аркой на Мистраль и попали в полдень. Солнце стояло в зените. Было жарко. И сад приобрел более южный колорит: появились пышно цветущие красным, синим, белым и фиолетовым кусты, похожие на олеандры и вытянулись вверх свечи совершенно явных кипарисов.

За аркой сад растянулся еще на полкилометра, но примерно через полчаса мы вышли в город, который, впрочем, мало отличался от сада: здоровые особняки в зарослях деревьев и цветов.

— Это Габриэла? — спросил я.

Что Габриэла — столица Мистрали и родной город Эли я уже знал.

— Нет. Габриэла в ста пятидесяти километрах. Это Остиум-Мистраль.

И вот я прошел через тот самый Сад, но не почувствовал в себе радикальной перемены.

— Вот ты и гражданин РЦС, — улыбнулся Эли. — Поздравляю!

Я еще не осознал, насколько стоит с этим поздравлять.

— Ты спрашивал о скорости наших кораблей, — напомнил Эли. — До ноль девяносто пяти от скорости света. Военные катера.

— Ни хрена себе!

Эли хмыкнул.

— Что ты там еще спрашивал?

— О судьбе корабля РАТ, который захватили ваши линкоры.

— Это сверхмощные биопрограммеры плюс силовое поле. Живы твои друзья. Им делают коррекцию на Остиуме.

— Не добровольную.

— Ну, что поделаешь! Не можем же мы им позволить обстреливать наши пассажирские лайнеры. Захотят пройти через Сад — будем только рады.

— На Остиуме есть Психологический Центр?

— Зачем? На Остиуме есть Сад.

— А если что-то серьезное? Если восстановление личности, как тому махдийцу? Сада хватит?

— Сада хватит для того, чтобы сделать человека не опасным. Потом можно жить дома или в гостинице и гулять в Саду со своим психологом.

— На Мистрали также?

— Да, примерно. Но что-то серьезное у нас экзотика, так что одной прогулки обычно хватает.

— А, если человек не хочет?

— Есть психологическая служба. Есть полиция, если уж человек совсем не адекватен. У нас мало полицейских, но, ты знаешь, существуют.

— Эли, а Адам остался на Остиуме?

— Пока да. Но не думаю, что его будут пытаться убить. Гнались за тобой.

Мы получили багаж, взяли на ближайшей стоянке гравиплан и поднялись в воздух. Внизу лежали квадраты полей и лугов, и острова лесов, вдали синела горная цепь.

— Анри, мне только что скинули информацию от Бюро. Мы нашли твоего убийцу.

— И кто он?

— Он мертв. Но мы установим личность. Он пытался пройти через Сад.

— Его убили ваши люди?

— Нет. Он вошел в Сад, как только открыли портал, в районе шести утра, и ему почти сразу стало плохо. Несколько человек тут же бросились на помощь, усадили на скамью, послали за врачом и местным психологом. Там были Марго и Лиз. Лиз, конечно, сказала, что она тоже психолог и подошла совсем близко.

Я отчаянно посмотрел на него.

Загрузка...