Глава 8. За два дня до похода в Вендию. Аграпур, казармы.

Десятников в новую сотню Конана киммериец и Илдиз отобрали еще вчера. Царь немало удивил северянина тем, что знал многих из перечисленных сотником людей. Так что правитель Турана принимал активное участие в обсуждении кандидатур, но право окончательного выбора оставил за киммерийцем. Впрочем, Конан им не злоупотреблял и старался прислушиваться к мнению царя.

В итоге удалось найти десять человек, которые и Туран бы в глазах иноземцев не посрамили, и за товарищей бы горой стояли.

Через три колокола после встречи с царем все избранные десятники явились к Конану для получения распоряжений, касающихся подготовки к походу. На обсуждение деталей, существенных и не очень, ушло целых четыре колокола, и прощались с киммерийцем его новые подчиненные уже далеко за полночь. Набирать солдат в свои десятки Конан поручил им самостоятельно.

Этим людям он верил.

Первого из десятников звали Хасан. Это был старый вояка, повидавший на своем веку не одно сражение. В последнее время он занимался тем, что руководил борьбой с разбойничьими шайками на полуденной оконечности Турана. Но месяц назад умудрился насмерть рассориться с одним из тамошних тысяцких. В результате был в который уже раз понижен до десятника и переведен на службу в Аграпур. Главным недостатком Хасана считался именно его тяжелый характер. Если бы не это, быть бы ему, несмотря на незнатное происхождение, одним из военачальников.

Вторым человеком, на чьей кандидатуре сошлись Конан и Илдиз, был выходец из Самарры по имени Ясир. Большую часть своей жизни он посвятил тому, что служил наемным охранником при караванах либо сопровождал богатых и знатных людей, совершавших длительные путешествия. Что заставило его оставить прежнюю профессию, неизвестно, но год назад он поступил на службу в армию Турана и к настоящему времени успел дослужиться до десятника. Конан много слышал о Ясире, хоть лично и не был с ним знаком, и решил, что опыт самаррца пригодится в дальнем путешествии.

Третий десятник свое первое повышение получил одновременно с Конаном. Этому человеку киммериец доверял больше всего, хотя ему лишь недавно исполнилось двадцать. Звали его Джан. Смысл своей жизни он видел в служении царю и Турану. Еще Джан был невероятно религиозен и строго соблюдал все заповеди, ниспосланные Эрликом через его пророка Тарима. Того же он требовал и от своих солдат. Его за это недолюбливали.

Четвертым был друг детства Джана – Артан. Он был не в пример мягче своего младшего товарища, голос повышал лишь в исключительных случаях. Несмотря на это, авторитет его среди подчиненных был невероятно высок. Артан никогда не ленился лично разбираться с проблемами своих солдат и вообще стоял за них горой. Единственной его явной отрицательной чертой киммериец полагал стремление Артана угнаться за Джаном в его умении обращаться с оружием и обхаживать приглянувшихся девиц.

Пятого десятника звали Масул. Родом он был из Султанапура. Там же он прожил большую часть своих сорока лет. Занимался этот усач, если верить его словам, рыбной ловлей. Если же полагаться на жизненный опыт и здравый смысл, по всему выходило, что был он контрабандистом. Но и Конан, и Илдиз согласились закрыть на это глаза. Неглупый, очень уравновешенный султанапурец умел замечательно поддерживать дисциплину среди вверенных ему людей, к тому же считался одним из лучших стрелков из лука во всей туранской армии.

Шестой десятник был единственным в отряде человеком, кто мог похвастаться голубой кровью. Бернеш был бастардом. Во всяком случае, так утверждала его мать. Но сам Бернеш большого значения своему происхождению не предавал и к отцу никаких претензий не предъявлял, желая добиться всего исключительно своими силами. Конан не сомневался, что эта задача ему по плечу. Помимо приятной внешности, Бернеш отличался живым умом и умел находить общий язык абсолютно со всеми. Сколько киммериец помнил бастарда, на его губах всегда играла легкая полуулыбка.

С седьмым десятником Конан познакомился еще в бытность свою вором в Аренджуне. Талат состоял там охранником при посольстве Турана, сундуки которого однажды изрядно опустели не без содействия киммерийца. Талат был единственным, кто сумел напасть на след вора. Выследить Конана ему не удалось, но северянин запомнил смекалистого туранца и не преминул привлечь его в отряд, благо он почти сразу же вслед за киммерийцем перебрался в Аграпур.

Восьмой человек, избранный Конаном, был одной из самых известных персон в туранской армии. Прославился Газил своей жестокостью. Только на дуэлях он убил не меньше ста человек. И солдат своих он не щадил, наказывая плетьми за глупость и нерадивость. Многие после этой экзекуции оставались калеками, кое-кто даже умирал. Нетрудно догадаться, что и врагов Газил в плен никогда не брал. Конану не нравился ни этот человек, ни его методы, но в дальнем путешествии необходим был тот, кто напоминал бы солдатам о дисциплине.

Последних двоих десятников киммериец знал по рейдам против пиратов, что состоялись месяц назад. Исмаил и Кюрсум проявили себя там смелыми, самоотверженными бойцами. Еще на выбор Конана в значительной мере повлияло то, что эти двое выходцев из Аграпура были умелыми моряками. Северянин не исключал той ситуации, когда отряду могли понадобиться эти их способности.

Конан полагал, что нет таких трудностей, что его люди не смогли бы преодолеть. В такой компании путешествие на край света превращалось в загородную прогулку.

С самого утра киммериец начал обходить своих десятников и знакомиться с теми воинами, которых они пожелали видеть у себя в подчинении. По мере возможности северянин беседовал с каждым из них и проверял навыки владения оружием. Больше всего ему по душе пришлись люди Хасана. Впрочем, этого и следовало ожидать. Джан, Артан и Бернеш оставили свои прежние десятки без изменений, хотя Конан и говорил им, что царь Илдиз позволил ему привлекать в отряд любых воинов из числа пребывающих в столице. Киммериец посетовал на это их решение, но менять ничего не стал. Если желали видеть в десятке своих людей, тех, которым доверяли, то пусть так оно и будет. Приятно удивил выбор Газила. Он привлек в десяток ветеранов, известных своим умением верховой езды и обращения с луком. Обстановка среди людей Газила вопреки ожиданиям киммерийца царила спокойная, даже дружеская.

Следующим на очереди был десяток Масула.

— Рано вы, сотник, — обратился к Конану усатый туранец.

На тренировочную площадку к Масулу киммериец пришел в начале десятого колокола.

— Мне в полдень нужно будет идти знакомиться с послом, — сказал северянин. — К этому времени хочу знать всю свою сотню в лицо. Я гляжу, ты крепких ребят набрал.

Из девяти солдат, упражнявшихся с саблей и щитом, Конан знал только двоих. Султанапурцы, как и сам Масул. Можно было предположить, что и остальные оттуда же. Киммерийцу такой выбор пришелся не по душе, не хватало еще, чтобы кто-то в отряде держался особняком от остальных. Прав был Илдиз, когда советовал брать только аграпурских десятников.

— Что хмуритесь, сотник? — заметил Масул изменившееся выражение лица командира. — Воины все отличные.

С этим Конан не спорил. В умении фехтовать этим солдатам отказать было нельзя. А про физическую крепость киммериец уже поминал. И поведение их сотника порадовало. Они, конечно же, заметили появившегося на площадке Конана, но занятий не прекратили, продолжая выполнять упражнения с прежним усердием, но без показушного рвения.

— Все ведь из твоего города? — спросил киммериец.

— Да, — в голосе десятника послышался вызов. — И я не вижу в этом ничего плохого. Предпочитаю иметь под своей командой тех, на кого даже в преисподней смогу положиться. Если верите мне, сотник, то будьте добры верить и им!

Удивительно было видеть Масула, выведенного из равновесия. Обычно десятник реагировал на внешние раздражители со всей возможной флегматичностью. Такое его поведение перед лицом начальства или врага вселяло уверенность в солдат.

— Успокойся, Масул, — потребовал Конан. — Я ничего плохого о твоих людях не говорил, но я не желаю, чтобы среди солдат начались раздоры из-за того, кто откуда родом. Еще я очень надеюсь, что среди них нет рыбаков вроде тебя. Полагаю, в ваши сети не раз попадалась вендийская рыбка.

— Нет, сотник, они все простые солдаты, — ответил десятник. Никаких следов от недавней вспышки гнева не осталось. Конан даже начал сомневаться, уж не показалось ли ему. — Я никого из них не видел среди рыбаков. В Вендии могут узнать только меня. Вероятность, конечно, небольшая, но всё-таки есть, так что можете начинать подыскивать мне замену.

— Ни к чему, — отрезал киммериец. — Люди из тайной службы проверят всю сотню, и вынесут решение о том, кого можно отправлять в качестве сопровождения для посла, а кого – нет. По твоей кандидатуре, как и по всем десятникам, уже дали добро, но мне хотелось бы избежать проблем и с солдатами.

— В моих можете быть уверены, — сказал Масул.

— Хорошо, — кивнул Конан. — Останавливай тренировку. Будем знакомиться.

Масул развернулся к солдатам.

— Прекратить занятия! — приказал он. — Строиться!

Девять воинов отреагировали мгновенно. Убрали в ножны оружие и выстроились в линию в трех шагах от Масула. На первый взгляд выучка у солдат казалась отличной. Конан сравнивал этот десяток со столь приглянувшимися ему людьми Хасана, и сравнение было не в пользу последних.

— Это ваш сотник, — объявил усатый туранец, указывая на киммерийца. — Его зовут Конан. В его подчинении мы с вами будем находиться в течение нескольких ближайших месяцев.

— Все знают о цели нашей миссии? — осведомился Конан у солдат.

— Да, — стройным хором ответили девять воинов.

— Замечательно, — кивнул киммериец, прохаживаясь перед строем. — Это не обычная военная кампания, нам предстоит представлять в Вендии нашу страну, так что я не желаю слышать жалобы, нытье и прочий скулеж. От тамошней жары вы еле на ногах стоять будете, но лица своего и чести Турана не посрамите, иначе вам придется очень плохо. Надеюсь, вы понимаете, что я не шучу и не запугиваю. Наказывать за несоблюдение дисциплины вас будут еще строже, чем в ведущих военные действия частях армии.

Солдаты слушали спокойно.

Трудно было сказать, верят они словам киммерийца или нет. Лучше бы верили. Конан по собственному опыту знал: чем дальше поход, тем больше вольностей позволяют себе солдаты. Разумеется, если под боком не было врага, готового напасть в любой момент, который сочтет подходящим, – а опасностей такого рода на пути следования посольства не предвиделось. Если не встретятся и разбойники, то к окончанию путешествия солдаты могут совершенно распуститься. Конан собирался не допустить подобного развития событий, но желал по возможности обойтись без методов Газила.

— Помимо прочего, – продолжал киммериец, — вы должны будете обращаться с послом и людьми из его свиты со всем возможным почтением. Никакого подобострастия, но просьбы, исходящие от него, станете исполнять беспрекословно, если они, конечно, не будут противоречить моим приказам. Спорные моменты разрешать будете через вашего десятника. Масул – человек умный и опытный, он сумеет во всем разобраться. Вам все ясно?

— Да!

— Молодцы, — похвалил солдат Конан. — Теперь посмотрим на то, что из себя представляет каждый из вас.

Киммериец подошел к крайнему справа воину.

Парень был высокий, широкоплечий. Смотрел он на командира прямо, глаз не отводил. Чувствовалось, что он придерживался высокого мнения относительно своей персоны. Определенные основания для этого имелись. Орудовал он саблей, если судить по тренировке, здорово. Внешность тоже не подкачала. Черты лица у султанапурца были правильные, красивые. Немного портила впечатление его показная серьезность – губы поджаты, брови сведены.

— Имя, — потребовал киммериец.

— Сабир, — коротко ответил туранец.

— Как давно служишь? В сражениях участвовал?

— Полгода в армии. Был в составе тысячи, отправленной усмирять восстание горцев Кезанкии, но в боях участия не принимал.

— Немудрено, — усмехнулся Конан. — Всего две коротенькие стычки, вот вам и все восстание.

— Три, — чуть помедлив, поправил киммерийца Сабир. — Просто о последней встрече с горцами болтать не принято. Два наших десятка кезанкийцы заманили в ущелье и насмерть забили камнями. До возвращения в Аграпур оставалось два дня, и тысяцкий, чтобы лишние дни не торчать в горах, приказал придерживаться версии обвала, о которой говорили местные.

— Любопытно, — проговорил Конан.

Становилось понятно, почему Масул взял Сабира в свой десяток. Даже одно пребывание в горах Кезанкии многого стоило. Внешне доброжелательные горцы в самый неожиданный момент могли извлечь из-за пазухи кривые ножи и зарезать чересчур беспечного солдата. Тело скидывали с обрыва и говорили, что произошел несчастный случай. От такого гостеприимства воинов гибло во много раз больше, чем в открытых столкновениях. Конан своими глазами видел, как менялись люди, побывавшие в Кезанкийских горах.

— Тебя как зовут? — спросил северянин у солдата, стоявшего по левую руку от Сабира.

— Хамар.

Этот воин вызывал у киммерийца наибольшие опасения. В отличие от своих товарищей, Хамар богатырским телосложением не отличался. Среднего роста, очень худой. Руки его на вид тоже не были особенно сильными, мышцы едва просматривались. Но держался солдат уверенно. В темных глубоко посаженных глазах было заметно легкое ехидство, через призму которого Хамар воспринимал реальность. Он понимал, какую реакцию должен был вызвать его вид у сотника, и теперь ждал продолжения.

Конан, хоть убей, не помнил, как Хамар обращался с саблей. Как-то это ускользнуло от его внимания.

— В каких кампаниях участвовал? — задал обязательный вопрос киммериец.

— Весь мой опыт сводится к патрулированию столичных улиц.

Парень явно напрашивался.

Ну, что ж, можно было устроить небольшую разминку.

— С саблей обращаться умеешь? — спросил Конан, обнажая оружие.

— Лучше, чем с девицами, — ответил Хамар. — А их после ночи со мной еле ноги держат.

Конан кивнул на ножны туранца, разрешая тому достать саблю. Хамар довольно улыбнулся и извлек клинок.

— Расступитесь, — приказал оставшимся солдатам Масул.

Они отошли к десятнику, освобождая место для предстоящей схватки. Все, за исключением Сабира, выглядели чрезвычайно довольными. Похоже, они ожидали, что их товарищ если не побьет гиганта-северянина, то окажет ему достойное сопротивление.

Конан и Хамар разошлись на три шага.

— Начали, — сказал киммериец и занял оборонительную позицию.

Туранец показал, что будет атаковать сверху справа. Киммериец ему не поверил и едва за это не поплатился. Финта не было. В последний момент Конан успел заблокировать удар, который оказался ко всему прочему более сильным, чем этого можно было ожидать от Хамара. Туранец инициативу противнику отдавать не собирался и еще дважды пытался достать Конана. Действовал он очень быстро, сабля казалась продолжением руки туранца. Хамар стал со своим оружием единым целым, и оно без промедления исполняло приказы его сознания. Солдату Масула удалось в первые мгновения боя настолько ошеломить Конана, что киммериец, справившись с тремя первыми ударами, выкинул из головы все мысли о контратаке и приготовился дальше держать оборону. Решение, как выяснилось, было правильным. Туранец, успевший почувствовать своего соперника, включил обманные движения. Конану приходилось несладко. Он держался лишь благодаря своей реакции. Более медленный боец на его место уже вынужден был бы признать свое поражение и сложить оружие.

По Хамару было видно, что он получает от схватки настоящее удовольствие. На губах его плясала широкая улыбка. Казалось, еще немного, и он рассмеется в голос. И погубило его именно то, что он позволил себе увлечься красотой боя и стал затевать все более замысловатые финты. Конан действовал спокойно, совершая минимум движений саблей. Он ждал, когда туранец начнет выдыхаться. Но шанс закончить схватку представился ему раньше. Хамар проводил одно обманное движение за другим, готовясь ужалить в самый неожиданный момент, и не заметил, что слишком близко подошел к киммерийцу. А вот Конан обратил на это внимание. Он атаковал первым, направляя удар слева сверху. Туранец заблокировал его клинок и приготовился бить в оставленную неприкрытой ногу киммерийца, даже слегка развернул саблю, чтобы не поранить сотника. Но все эти предосторожности оказались лишними. Левый кулак киммерийца влетел Хамару в висок, и туранец рухнул на землю.

Раздались аплодисменты.

Киммериец улыбнулся солдатам и помог Хамару подняться с земли.

— Хороший бой, — сказал Конан.

— Отличный, — согласился туранец. Он слегка морщился от боли, но всё равно выглядел довольным.

— Иди в тень, — велел ему Конан. — Отдохни. Я пока познакомлюсь с остальными. Если здесь все такие же бойцы, я за свою шкуру спокоен.

Загрузка...