Глава шестая

Отреагировать можно по-разному, когда кто-нибудь скажет вам что-то, чего вы совсем не ожидали услышать. Можно испугаться, удивиться, вскрикнуть, попятиться. Особо нервные особы могут испытать и проделать все это вместе и одновременно. Элемрос же отреагировал просто как малолетка.

– Это все ткот, – сказал он, прежде чем осознал, что делает.

– Кот? – удивленно переспросил Гриф. – Не понимаю, о чем вы. Хотя удивление понять могу. На первый взгляд моя осведомленность может показаться странной, но это только на первый взгляд. Зачастую у самых необычных событий самое что ни на есть прозаичное объяснение. Дело в том, что я знаю кто вы, молодой человек, к какой семье вы принадлежите, так что, увидев вас сегодня вместе с сестрой, направляющихся в отдел древнеегипетской культуры, я сразу понял, какой именно экспонат вы хотели посмотреть.

– Не понимаю, – помотал головой немного пришедший в себя Элемрос. – Какое мы отношение имеем к этим зеркалам?

Гриф улыбнулся. Выглядел он, кстати, вполне презентабельно в темно-синей форме и седыми волосами, аккуратно собранными в хвост, пропущенный сзади через бейсбольную кепку темно-зеленого цвета с логотипом музея.

– Я, конечно, не имею чести близко знать вашу сестру, но судя по ее манере держаться, она вряд ли посвятит в семейные тайны своего брата до того, как тот станет совершеннолетним… Пойдемте со мной, я вам покажу то, на что вы хотели взглянуть. Надеюсь, госпожа Марта простит мне это небольшое вмешательство во внутренние дела вашей семьи. В конце-концов, вы и так все поняли бы сегодня, не случись эта неприятность с сигнализацией.

Гриф сделал приглашающий жест рукой и Элемросу ничего не оставалось, как пойти вслед за ним по пустому коридору музея. Сигнализация перестала возмутительно нарушать пыльный, величественный покой и кругом было пусто и тихо. Гриф шагал рядом, время от времени тихо покашливая. Наверное слегка простудился во время своего очередного исчезновения в лесах или где он там пропадает.

– Вас не удивило, что я попытался пробраться в музей через черный ход? – спросил Элемрос, когда решил, что молчание становится уже неловким.

– Удивило? – Гриф пожал плечами. – Скорее обрадовало. Сейчас все следуют правилам, дух авантюризма и жажда приключений уступили место в юных умах либо рассудительности, либо глупой жестокости и безумствам, либо безрассудству, которое, в частности, выражается в истреблении всяческих монстров в компьютерных игрушках. А это безрассудство прирученное, домашнее и уютное. Как старые тапки. Вроде бы тоже обувь, но на улице в ней показаться стыдно.

– И вас обрадовало то, – сказал Элемрос, – что я вышел на улицу не в тапках? То есть пошел искать приключений на свою голову в реальном мире, а не в виртуальном?

– Вы проницательны, молодой человек, – усмехнулся Гриф. – Пожалуй даже слишком…

Прозвучало ли это немного угрожающе? Элемрос не успел об этом подумать, так как из-за угла вынырнул ткот и шмыгнул ему под ноги.

– Кажется вышло, – довольно пробормотал он. – Скажи, ловко было придумано? С сигнализацией? Импровизация так же хороша, как и продуманный план. И в том и другом случае результат совершенно не гарантируется, так что действовать наобум ничуть не хуже, чем тщательно планировать.

По понятной причине Элемрос отвечать ему не стал. Сейчас ему пришел в голову другой вопрос.

– А почему здесь так пусто?

– Музей закрыли на сегодня, – объяснил Гриф, положив руку на перила и начиная подниматься по лестнице на второй этаж. – Проверка каждого этажа этого здания займет не менее часа, так что к тому времени, когда мои коллеги закончат, до закрытия останется всего минут двадцать. Директор рассудил, что нет смысла снова открывать музей сегодня. Это нам на руку, сможете рассмотреть интересующие вас экспонаты без толпы людей вокруг.

Ткот восторженно ткнул Элемроса лапой.

– Останется только спровадить этого любезного старикана. Нам нужно минут 10 и все.

До этого он говорил, что потребуется пять минут, но Элемрос решил не придираться. Тем более что высказывать претензии пустоте, как это несомненно покажется Грифу, будет довольно глупо и опасно. И сразу же вслед за этим Элемрос получил доказательство тому факту, что если все идет гладко – это не означает. что так будет всегда.

– Конечно я не смогу вас оставить одного, – сказал Гриф, – правила есть правила, но я отойду в сторону и меня будет не видно и не слышно.

– Черт, – прошипел ткот. – Нельзя перемещаться на глазах у непризванных. Орден полярного волка с меня шкуру спустит.

– Мы пришли, – коротко сказал Гриф и остановился.

Зеркала стояли прямо в центре зала, на пятачке, окруженном четырьмя позолоченными стойками, которые были соединены между собой красными бархатными канатами. Два маленьких прожектора освещали удивительные экспонаты снизу. Благодаря удачно расположенным источникам света, остальное помещение было погружено в полумрак, тогда как зеркала сияли словно озерная вода, застывшая в форме двух прямоугольников в человеческий рост.

– Теперь вам понятна моя проницательность? – спросил Гриф и ткнул пальцем в металлическую табличку рядом с зеркалами. – Как видите, ничего сверхъестественного.

– О чем это он? – спросил ткот, глядя жадными глазами на золотое зеркало. Жадность эта была не та, которая замешана на алчности, а скорее та, которую испытывает человек мучимый жаждой при виде стакана воды.

Элемрос молчал. До сего момента ему казалось, что после всего пережитого за эти два дня, уже ничто не сможет выбить его из колеи или удивить… Но он ошибался.

– “Эти экспонаты, -прочитал ткот, – были подарены музею Марией и Александром Стефано.” Дар щедрый, если судить по тому, сколько у вас золото и серебро стоит, ну и что?

– Это мои родители, – прошептал Элемрос. – Они подарили эти зеркала музею.

Ткот присвистнул.

– Да, – кивнул Гриф, любуясь зеркалами. – Самый дорогой подарок, который был сделан нашему музею за все время его существования. И два наших самых уникальных экспоната.

– Будь эти зеркала все еще в твоей семье, – буркнул ткот, – все было бы гораздо проще.

Элемрос молчал. На него нахлынула такая буря эмоций, что стало тяжело дышать. Он знал, что его родители были археологами, но об этой их находке он никогда не слышал.

– Мне нужно поговорить с сестрой, – решительно сказал Элемрос. – Прямо сейчас.

– Да ладно, – заныл ткот. – Мы так близко от цели, ты с ума сошел.

– Я понимаю, – кивнул Гриф и ненадолго задумался. После чего отстегнул от пояса пластиковую карточку и протянул ее Элемросу. – Возьмите.

– А что это?

– Мастер-ключ, – сказал Гриф. – Можете прийти сегодня сюда после заката. Он откроет все двери, и сигнализация при этом не сработает.

– Я бы сказал “спасибо”, – нахмурился Элемрос, – но все-таки хотел бы сначала спросить “почему”?

– Почему? – Гриф снова улыбнулся, но уже слегка задумчиво. – Поощряю дух авантюризма, наверное… ну а кроме того, семья Стефано сделала для города больше, чем кто бы то ни было… а я люблю этот город.

Элемрос постучал карточкой по ногтю большого пальца, после чего спрятал ее в карман.

– Спасибо, – серьезно сказал он, глядя в глаза Грифу. – Думаю, откуда вы знаете, кто мы, стоит обсудить попозже.

Гриф слегка наклонил голову.

– Я останусь здесь, у меня сегодня дежурство, – сказал он, – полагаю, вам стоит выйти через тот же запасной выход. Дорогу помните?

– Найду, – сказал Элемрос, – еще раз спасибо.

Он повернулся и зашагал к лестнице на первый этаж, сопровождаемый восторженно бормочущим ткотом.

– Нам определенно суждено попасть в город тысячи зеркал. Смотри как все удачно складывается. Это закон реки, приятель. Если уж попал в нее, то приплывешь туда, куда она тебя принесет, главное, чтобы несла она тебя в нужном направлении.

Гриф стоял возле зеркал и молча смотрел на свое нечеткое отражение в золотой поверхности. Выставочный зал постепенно погружался в теплый послеобеденный коктейль, смешанный из фильтрованных лучей солнца, процеженных сквозь старые жалюзи и почти невидимых пыльных облачков.

После того, как тень от золотого зеркала осторожно коснулась носка его ботинка, Гриф вынул из кармана мобильник и набрал номер.

– Он придет сюда ночью, – тихим бесцветным голосом сказал он. – Можешь присоединиться к нам.

На этом можно было бы и закончить очередную главу нашей с вами истории, но я, пожалуй, повременю.

Я посредственный писатель, поэтому не имею ни малейшего представления о том, как назвать то, что слишком маленькое для очередной главы и не является ни эпилогом, ни прологом, так что назову это просто по-киношному.

В другое время, в другом месте

Местные жители называли ее Гибельной скалой. Подниматься на ее вершину было довольно легко, так как, по сути, никакая это была не скала, а просто берег моря, высоко поднимавшийся над водой. Гибельным местом этот каменистый берег делало то, что 360 дней в году сильнейший ветер дул здесь 24 часа в сутки, а по неизученному до сих пор феномену, низко висевшие тучи постоянно извергали молнии, время от времени ударявшие прямо в камни, лишенные всякой растительности. Местный коллекционер периодически продавал на интернет-аукционах фульгуриты – причудливые фигуры, всевозможных форм и размеров иногда даже похожие на застывшую молнию, получающиеся из смеси песка, воды и воздуха, сплавленных воедино ударом небесного огня. Собирал он их в те пять дней, когда ветер над Гибельной скалой стихал, а сквозь грозовые облака робко проглядывало тусклое холодное солнце.

Среди старожилов ходила легенда, что именно на эту скалу упал поверженный дьявол, после битвы с Богом. Именно этим объясняли суеверные персоны клетку из молний, в которую была заключена Гибельная скала, можно сказать, круглый год.

Считанные единицы отваживались подниматься сюда, кроме того отчаянного, ну или алчного коллекционера, даже в дни относительного затишья, а уж о том, чтобы приходить на этот проклятый берег в любые другие дни, не было и речи. Нужно было быть самоубийцей, хотя удивительное дело, но и сводить счеты с жизнью сюда никто не приходил. Вероятно, не было желающих делить могилу с дьяволом, пусть даже мифическую. В общем, если и существовало на земле место, достойное называться проклятым – это было оно.

В тот день, о котором я тут по мере сил пытаюсь рассказать, ветер на Гибельной скале дул особенно сильный, волны были необычно высокие, ну а молнии сверкали еще чаще обыкновенного. Даже местные жители, привыкшие ко всему, время от времени вздрагивали и бормотали под нос проклятия вперемешку с молитвами, когда особенно сильный удар грома нестерпимым грохотом разрывал тишину в клочья.

Прямо в центре этого ада на земле, всего в нескольких метрах от обрыва и клокочущих внизу водоворотах мутной от ярости воды, скрестив ноги и, положив вывернутые ладонями вверх руки на колени, сидел обнаженный по пояс человек. Глаза его были закрыты, и он не обращал внимания ни на ужасающее удары обрушивающихся на скалистый берег тонн воды, ни на пронзающие воздух «стрелы дьявола», как иногда именовали молнии местные жители, ни на ледяной воздух, превращающий в пар спокойное дыхание сидящего.

Он дышал медленно, и, я бы даже сказал, старательно, что ли. Сначала надувался живот, следом за ним грудь и после небольшой паузы воздух выходил из неплотно сомкнутых губ в виде легкого белого облачка. За исключением передней части тела, незнакомец был абсолютно неподвижен и очень походил на изваяние из камня. К слову говоря, сидел он так вот уже два часа и казалось, ничто не может нарушить эту невозмутимое, замершее спокойствие во плоти. Даже ударившая всего в метре от него молния, оставившая причудливый фульгурит, той совершенно неописуемой красоты, которую может создать лишь стихия.

Ну а сразу же после этого одновременно произошли две вещи:

Ткот из рода бастерий прошел по тропе в наш мир.

Незнакомец на Гибельной скале широко раскрыл глаза.

Загрузка...