Город пепла и грез

Флоренс

В полуразрушенном доме было душно, как в закрытой банке, и я чувствовала себя крохотным паучком, для которого забыли проделать дырки в крышке новой тюрьмы.

Брешь в стене не спасала: воздух не двигался, застыв на месте раскаленным дегтем, и при каждом, даже самом слабом, вдохе он забивал горло и стекал в желудок вязкой горьковатой массой.

На негнущихся ногах я прошла в центр комнаты и замерла, пытаясь перевести дыхание. Голова гудела так, что любое резкое движение отдавало острой болью в затылке. Тысячи невидимых колокольчиков шумели так сильно, что перекрывали собой мысли. Заглушали их, рассеивали и мешали сосредоточиться.

Единственным желанием было сесть, привалиться к стене и прикрыть глаза. Пусть всего на десять минут, но выпасть из реальности, где при любом взгляде на мертвый город к горлу подкатывала удушливая тошнота.

Пол был усыпан камешками и покрыт толстым слоем нанесенного с улицы мелкого песка; стены, густо испещренные трещинами и сколами, — сплошные каменные блоки, соединенные с соседними металлическими скобами и толстыми стальными прутами, кое-где торчащими из раскрошившегося от времени камня.

Точнее, мне казалось, что это привычный камень и сталь, а на деле я бы не смогла сказать, что это за материал. «Металл» чуть пружинил под пальцами, как обычный пластилин, и был на ощупь холодным, как кусочек льда.

Окна в доме были задраены наглухо, а механизм, открывавший их, давно вышел из строя, так что впустить внутрь хоть какой-то сквозняк не вышло.

Кое-где валялись кучки мусора, в которых я с трудом узнавала обрывки личных вещей и остатки мебели, а в самом дальнем от дыры углу я рассмотрела остатки костей. Может, они принадлежали местным жителям, не могу утверждать. Уж в чем-чем, а в ксенобиологии я была не сильна.

Становилось горько и грустно от того, что никто так и не похоронил их. Никто не отдал почести, не осталось даже тех, кто вспомнил бы о погибших в этом странном мире. Кто-нибудь знал о них? Хоть кто-то оплакал потерю? Может быть, Эрта? Она-то здесь была еще до города. Всегда. Может быть, именно ее память хранит те события, воспоминания о тысячах жизней, оборвавшихся по неведомой причине.

Что это было? Катаклизм? Взрыв? Но дома не разрушены, город цел, будто хозяева просто встали и ушли, оставив в своих жилищах вещи.

Сердце защемило от странной, глубокой тоски по разрушенному прошлому.

Здесь было красиво когда-то, я уверена! Сейчас же все, что осталось — песок, пепел да обломки камней. И истлевшие воспоминания. Много разных воспоминаний.

«Как жаль, что некому вспомнить об этих существах», — подумала я, глядя на кости у стены.

Вспомнит ли кто-нибудь обо мне, если я останусь здесь?

Толкнув Бурю к ближайшей стене, Ши принялась нервно расхаживать из стороны в сторону и осматривать помещение. На второй этаж вела узкая винтовая лестница, где в перилах не хватало целых секций, и вообще выглядело все это шатко и опасно.

Наверху, аккурат над лестницей, были хорошо видны черные блестящие завитки — корни дерева, протянувшегося аж сюда, до самой окраины города.

— Не прикасайся к ним, — предупредила я Ши. — Не нравится мне это дерево.

Девушка коротко кивнула и поднялась на второй этаж, а через секунду скрылась в первой же комнате.

Буря сполз на землю и прислонился затылком к камням.

Мне показалось, что парень слишком уж спокоен — будто он только и ждал, пока мы доберемся до этого дома. Прикрыв глаза, он вообще ничего вокруг не замечал и не пытался заговорить; тяжелое дыхание вырывалось изо рта толчками, а через секунду превратилось в рваный кашель.

— Я бы на твоем месте прислушался, — сквозь кашель прорвался истеричный смех. — Кажется, мы здесь не одни.

Над залитой солнцем улицей, хорошо видной в проломе стены, пронеслись несколько теней. Густые черные силуэты приземлились где-то за углом, и я ясно услышала птичий клекот и скрежет острых когтей. Ветер улегся, а мир вокруг застыл, как игрушка в хрустальном шаре.

Противное вжиканье когтей приближалось. Отступив в укрытие, я бросила на Бурю предупреждающий взгляд, всем видом, без слов пытаясь ему сказать: «Даже если поднимешь шум и попытаешься сбежать, то далеко не уйдешь».

Парень отполз в сторону и замер, пристально наблюдая, как я отстегиваю от пояса меч.

Клекот усилился. Я различила несколько голосов: один был выше остальных — надрывный и скрипучий. Если существа и общались между собой, то именно этот голос показался мне «командирским». Каждый выкрик — как удар хлыста.

Укрывшись за изломом стены, я наблюдала, как тени скользят по земле, медленно приближаясь к дыре. Может, повезет, и они просто пройдут мимо?

Раздраженно цыкнув, я отогнала напрасные надежды.

Маловероятно. Мы по самую макушку в крови и грязи — только самый отбитый нос не учует добычу.

Одна из теней застыла у пролома. Я видела, как размытый темный силуэт на песке крутил головой, прислушивался и принюхивался, шумно втягивая раскаленный воздух.

Повернулся к дыре.

Первой в проеме показалась голова. Там, где у людей были рот и нос, у существа красовался мощный изогнутый клюв. От висков к затылку тянулась кайма из иссиня-черных перьев, и никакого намека на волосы. Череп глянцево поблескивал под лучами солнца. Большие глаза, лишенные ресниц, походили на наполненные лазурью стеклянные камешки. Существо даже не моргало — просто осматривалось, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.

На теле — ни клочка ткани, лишь плотная, как панцирь, кожа и перья.

И у существа не было рук. Только мощные крылья, кроваво-красные, не меньше шести футов в размахе. По-птичьи выгнутые в коленях ноги были увенчаны острыми кинжалами когтей. Один удар — и они могли бы выпотрошить человека в броне.

Тварь аккуратно повернулась в мою сторону, тихий клекот вырвался из горла, а в глазах застыл хорошо знакомый мне хищный интерес, какой бывает у охотника, заметившего добычу.

Клинок вошел в мощную шею по дуге, прорубив перья и толстую шкуру. Густая зеленоватая кровь брызнула в сторону, заляпав часть стены и пол. Рванув клинок на себя, я отскочила назад, когда воздух со свистом рассекли когти. Волоски на руках встали дыбом от одного только вида острых кончиков, будто специально заточенных, чтобы рвать плоть.

Тварь захрипела и подалась вперед, взмахнула громадными крыльями, заслоняя собой весь пролом. За ее спиной показались еще две тени, куда меньше своего командира, но такие же смертоносные. Оперение меньших птиц было темнее и тусклее, а крылья казались слабыми и недоразвитыми.

Может это мать и ее птенцы? Она просто защищает свою территорию…

Бросив быстрый взгляд на Бурю, я заметила, как шевелятся его губы.

— Добей ее, — шептал он.

Птица тихо заклекотала, и оба птенца двинулись по дуге, обходя мать и не отрывая взгляда от меня. Когти у них были такими же острыми, как и у родителя, так что не получится отделаться царапинами. Бурю они в упор не замечали, что могло бы сыграть мне на руку, если бы он был свободен и вооружен.

Вязкая кровь стекала вниз по груди зверя, а в воздухе повис тяжелый горький дух. Почему она не падает? Такая рана свалила бы кого угодно!

Что-то над головой тихо скрипнуло, с потолка посыпалась мелкая пыль и осела на волосах и одежде. Один из птенцов пронзительно заверещал и ломанулся вперед, задев мать крылом, а я успела выставить клинок перед собой аккурат перед ударом клюва. Тварь даже не думала тормозить — навалилась всем весом. Острые когти вспороли бедро. Взвыв от боли, я умудрилась вывернуться, а тварь по инерции понеслась вперед, прямо к лестнице.

Шаг — и широкий дуговой удар отделил птичью голову от тела. Туша повалилась на землю и конвульсивно дернулась, расплескивая вокруг зеленую жижу.

Что-что, а у молодых птиц шеи не такие прочные, как у их мамаши.

— За тобой! — рявкнул Буря.

Я качнулась в сторону как раз в тот момент, когда птенец решил разрезать меня пополам крылом. Заостренные перья колыхнули воздух перед лицом, обдали меня жаром и горькой вонью. Пронзительный клекот хлестнул по ушам, но в ту же секунду оборвался, когда тварь налетела на клинок. Удар вышел неудачным — лезвие прошило птичий бок.

Удар в грудь отбросил меня к стене, а сверху навалилась туша врага, прямо перед лицом щелкнул клюв, а налившиеся красным глаза обещали мне самую болезненную из возможных смертей.

Острие меча вошло в шею, как нож в масло. Провернув клинок, я чуть не задохнулась, когда в рот и нос брызнула кровь.

Птенец дернулся и откатился в сторону. Голова повисла на лохмотьях кожи, а само чудовище было мертво.

Обернувшись к птице-матери, я увидела стоящую над телом Ши. Один мощный удар закончил начатое, и обезглавленная мамаша мелко подергивалась на каменном полу.

— Как ты… тут оказалась?..

Язык распух во рту, боль прошила позвоночник раскаленной спицей. Рана на бедре пульсировала, разливала по телу тяжесть и жар. Точно невидимая многоножка пробралась под кожу и медленно, дюйм за дюймом, захватывала каждый мускул, мешала двигаться.

Комната перед глазами поплыла и накренилась в сторону, а уже через мгновение я удивленно рассматривала пыльные камни пола и слушала голос Ши — тихий, как шелест листвы.

Девушка трясла меня за плечи, что-то искала в сумке на поясе, но мне было все равно.

Я медленно тонула в кромешном мраке, где ни боль, ни жара, ни жажда уже не тревожили. Где не было тяжелых мыслей о доме, сомнений и разочарований в себе.

И мне это нравилось.