Город Эмбер: Побег

ГЛАВА 17 В путь

В три часа двадцать минут Дун взял свой узел, выбрался из школы через черный ход и быстро пошел по Пибб–стрит. Он слегка нервничал: незадолго до трех часов на несколько минут погасли фонари, и он чувствовал себя не очень уверенно на улице. Тем более что до входа в Управление предстояло добираться окольным путем, по самым окраинам города, ведь стражи, скорее всего, еще искали его.

Он боялся за Лину. Он не узнает, что с ней случилось, пока не дойдет до Труб. А там уж она либо появится, либо нет. Во всяком случае, все, что он мог сделать сейчас, — это бежать, да побыстрее.

Он мчался по Нэк–стрит. Как странно выглядит безлюдный город. Без прохожих, снующих взад–вперед, улицы казались шире и темнее. Нигде никакого движения — только бегущий Дун, его тень и его отражения в витринах лавок. На Селвертон–сквер на информационном стенде он увидел объявление о розыске. Два имени — его и Лины. Наверняка все в городе уже прочли их. «Вот я и прославился, — сказал себе Дун, криво усмехнувшись. — Да только совсем не так, как я ожидал. Ничего общего с минутой славы на ступенях ратуши. Вместо того чтобы заставить отца гордиться мной, я заставил его ужасно волноваться».

Эта мысль до того поразила Дуна, что он внезапно остановился. Как же он может просто взять и исчезнуть, не сказав никому ни слова? Но уже поздно об этом думать, пути назад нет. Ах, если бы только была возможность отправить отцу весточку! И тут он вдруг понял, что возможность–то есть. Он достал из своей наволочки клочок бумаги и карандаш и нацарапал: «Отец, мы нашли выход из города — он в конце концов оказался в Трубах. Ты все подробно узнаешь завтра. Люблю тебя. Дун». Он сложил записку вчетверо, большими буквами написал сверху «Доставить Лорису Харроу» и нацепил на гвоздик на стенде. Вот! Это было лучшее, что он мог придумать. Ему хотелось надеяться, что кто–то отнесет записку отцу.

Издалека до него доносились звуки пения. Он прислушался — это была «Песнь реки», самый конец.

Из–под спуда вытекая. Словно кровь самой земли. Ты струишься, как живая, Чтобы жить и мы могли, — пропел он себе под нос. Как и любой в Эмбере, он знал наизусть слова всех трех песен. Он негромко пел вместе с далекими певцами:

Фонари питая верно, Освещай наш милый край! И вовеки неизменно Притекая, утекай.

Теперь по Рим–стрит и дальше на Ривер–роуд. Оставалось примерно полдороги. Певцы затянули «Песнь тьмы» — его любимую. Мощные, глубокие гармонии — даже немного жаль, что он пропустил праздник. Он пробежал по пустой Риверроуд–сквер, где на стенде криво висело еще одно объявление с его именем, и уже повернул на Норт–стрит, когда фонари опять замерцали и потухли.

Он резко остановился. Стоять тихо и ждать — такова была привычная реакция любого горожанина на отключение света. Он услышал, что певцы на секунду растерялись, несколько испуганных голосов нарушили гармонию, но потом песня снова выправилась, бросая вызов тьме. На мгновение мысли об отце, о Лине, о лодке оставили Дуна. В мире не существовало ничего, кроме мужества и бесстрашных слов песни:

Он во весь голос пел вместе со всеми в кромешной тьме. Песня кончилась, и он подождал еще немного. Несколько минут царила полная тишина, а потом очень далеко, но совершенно ясно Дун услышал крики. Похоже, началась паника. Он и сам ощущал что–то похожее на панику, его так и подмывало сорваться с места и сломя голову вслепую броситься в темноту.

Но тут его озарило: ему–то совершенно незачем ждать, когда свет снова зажжется. Ведь у него есть нечто, чего никогда не было ни у одного жителя Эмбера, — способ видеть в темноте. Он опустил на землю свой узел, развязал его и стал рыться в нем, пока не выудил свечу. Коробок спичек оказался на самом дне узла. Он чиркнул спичкой по мостовой, и огненная палочка тут же вспыхнула. Он поднес пламя к веревочке свечи, и веревочка загорелась. У него был свет. У него, единственного в городе, был свет.

Правда, света было не очень много, но достаточно, чтобы, по крайней мере, видеть мостовую непосредственно перед собой. Он медленно двинулся вдоль Потт–стрит, потом повернул налево на Норт–стрит. Эта улица упиралась прямо в Управление трубопроводов.

У подъезда никого не было. Маленькое облачко мотыльков трепетало крылышками вокруг пламени его свечи, и это было единственное, что двигалось на Пламмер–сквер. Оставалось только ждать. Дун задул свечу — он не хотел израсходовать ее всю: неизвестно, когда свет загорится снова. Он присел на корточки, положив рядом свой узел и прислонившись к одному из больших мусорных баков. Он ждал, внимательно прислушиваясь к отдаленным звукам, и вдруг фонари мигнули, потом мигнули еще раз и зажглись.

Лины нигде не было видно. Если стражи нашли ее и схватили… Но Дун предпочитал пока об этом не думать. Он подождет еще немного. Наверняка ее задержали эти отключения, она же в это время была на улице. Отсюда не видно часовую башню, но, вероятно, четырех еще не было.

А что, если она не придет? День песни кончился, люди рассыпались по городу, и стражи, вне всякого сомнения, скоро снова начнут охотиться за ним. Дун обхватил себя руками и посильнее сжал, чтобы прекратить тошнотворную дрожь.

Если она не придет, оставалось два пути: можно остаться в городе и попытаться спасти Лину. А можно попробовать сесть в лодку одному: рано или поздно Лине удастся освободиться, и она покажет всем, где находятся лодки. Ему не нравился ни один из этих планов: он хотел спуститься по реке, и он хотел сделать это вместе с Линой.

Дун встал и поднял свой узел. Он слишком нервничал, чтобы сидеть на одном месте. Он дошел до угла Гэппери–стрит и посмотрел в обе стороны. Ни души. Он заглянул на Пламмер–стрит, подумав, что Лина, вероятно, тоже выберет окольный путь через окраины, чтобы не попасться кому–нибудь на глаза. Но и здесь никого не было. Он прошел по Саблин–стрит до самой границы города. Ни души. Надо на что–то решаться.

Он подошел к двери Управления. Думай, приказал он себе. Думай! Он даже не был уверен, что сможет совершить путешествие по реке в одиночку. Как он спустит лодку на воду? Сможет ли он хотя бы поднять ее без посторонней помощи? С другой стороны, чем он поможет Лине, если она в лапах стражей? Что он мог бы предпринять, чтобы самому при этом не попасться?

Он чувствовал себя так, словно заболевает. У него замерзли руки. Он еще раз внимательно оглядел площадь. Никого, только мотыльки вьются вокруг фонарей.

И тут на Гэппери–стрит появилась Лина. Она неслась через площадь, и он рванулся ей навстречу. Лина прижимала к груди что–то, завернутое в одеяло.

— Я пришла. Я здесь. Я еле вырвалась. — Она так запыхалась, что едва могла говорить. — И посмотри–ка! — Она откинула край одеяла, и Дун увидел прядь пушистых каштановых волос и два испуганных круглых глаза. — Я взяла с собой Поппи.

Дун был так рад видеть Лину, что совсем не обратил внимания на то, что с ними отправляется Поппи, и рискованное путешествие становится, таким образом, еще более рискованным. Облегчение и воодушевление переполняли его. Они уходят! Они уходят!

— Отлично, — сказал он. — Пошли!

Дун отпер дверь Управления, и они пробежали мимо желтых плащей, висевших на своих крючках, и рядов резиновых ботов. Дун на секунду заскочил в контору, чтобы вернуть на место ключ, а потом они открыли дверь на лестницу и начали спускаться. Лина шагала медленно, прижимая к себе Поппи, а Поппи прильнула к ее шее, притихшая и явно понимающая, что происходит нечто странное и важное. Спустившись в главный туннель, они поспешили по тропинке на запад и скоро добрались до камня, помеченного буквой «Э».

— Как мы спустим туда Поппи? — спросил Дун.

— Я привяжу ее к себе, — ответила Лина.

Посадив Поппи на землю, она сняла кофту, а потом поддетый под нее свитер и свернула свитер в перевязь. Затем с помощью Дуна она посадила туда Поппи и завязала рукава узлом, так что малышка опиралась на них спиной и затылком, потом снова надела кофту и застегнула ее на все пуговицы.

Дун скептически осмотрел эту неуклюжую конструкцию:

— А ты сможешь так спуститься? Ты вообще дотянешься до ступеней, когда она болтается у тебя на груди?

— Смогу, не беспокойся, — ответила Лина. Теперь, когда Поппи была с ней, она снова чувствовала себя храброй и уверенной. Она сумеет сделать абсолютно все, что понадобится.

Дун спустился первым. Теперь была очередь Лины.

— Пожалуйста, сиди спокойно, Поппи, — попросила она. — Не вертись.

Поппи послушно прижалась к Лине, но спускаться с ней по лестнице все равно было нелегко. Дун был прав: Лина едва могла дотянуться до ступеней и спускалась очень медленно. Добравшись до выступа у воды, она сделала шаг в сторону, схватила протянутую руку Дуна и с глубоким вздохом облегчения шагнула в нишу.

Дун откинул стальную пластину и достал ключ. Дверь скользнула в сторону, и они вошли в комнату, где их ждала лодка. Дун вытащил свечу из своего узла и зажег ее. Лина отвязала Поппи и посадила ее на пол подальше от выхода.

— Никуда не уходи, — сказала она. Поппи немедленно сунула в рот большой палец, а Дун и Лина принялись за работу.

Узел Дуна полетел в заостренный конец лодки: они решили, что это, наверное, передняя часть. Назад они положили ящики со свечами и спичками. Было понятно, что им там и место, они очень плотно и устойчиво встали на дно.

Но эти таинственные палки, называющиеся «весла»… Это была совершенная загадка. Лина предположила, что это оружие, предназначенное для того, чтобы отгонять какие–нибудь враждебные существа, которые могут встретиться на пути. Дун думал, что это своего рода поручни, которые надо как–то укрепить вдоль лодки, чтобы за них можно было держаться. Однако приспособить их таким образом он не смог. В конце концов они просто бросили палки на дно лодки, решив, что по ходу дела разберутся, зачем они нужны.

Дун накапал на пол немного воска и прилепил свечу, так что обе руки его оказались свободны.

— Давай посмотрим, сможем ли мы при поднять лодку, — сказал он.

Дун взялся сзади, а Лина спереди, и они подняли ее без всякого труда. Она была на удивление легкой, даже вместе с ящиками и узлом Дуна. Они снова поставили ее на пол. Теперь предстояло спустить лодку на воду, а потом самим сесть в нее.

— Мы не можем просто бросить ее в воду, — сказала Лина. — Река тут же ее утащит.

— Наверное, для этого и нужны канаты, — сказал Дун. — Помнишь, «при помощи канатов спустите лодку на воду»? Мы опустим ее, держа за канаты. И привяжем их к чему–нибудь, чтобы она не уплыла.

— К чему?

— Тут в стене должен быть крюк или что–то в этом роде.

Дун подошел к самому краю выступа, встал на колени, опустил одну руку в воду и стал ощупывать берег. Сначала под его пальцами был лишь гладкий мокрый камень, но он продолжал шарить под водой, взад и вперед, вверх и вниз. Река струилась сквозь его пальцы. И наконец он нащупал металлический стержень, вбитый в берег под водой и похожий на ступеньку, по которым они только что спустились.

— Нашел! — крикнул Дун. Он вскочил на ноги и вернулся к лодке. — Давай вытащим ее наружу, — сказал он.

Они подняли лодку и осторожно понесли ее к воде. Когда они выходили в дверь, Поппи захныкала.

— Не плачь! — крикнула ей Лина. — Сиди на месте! Мы сейчас вернемся!

Они подтащили лодку к кромке берега и осторожно опустили ее острым концом по течению. Дун снова встал на колени, нащупывая металлический прут.

— Давай мне конец каната, — попросил он.

Какого именно? Лина на секунду задумалась, а потом сообразила, что это должен быть канат, который привязан к дальнему от реки боку лодки — этот бок окажется у берега, когда они спустят ее на воду. Она размотала канат, перебросила его через лодку и протянула конец Дуну, а он лег на живот, опустил голову над самой водой и привязал его к железному пруту. Потом поднялся на ноги, вытирая рукавом мокрое лицо.

— Теперь, — сказал Дун, — мы можем спустить ее на воду.

Из темной комнаты снова послышался плач.

— Иду! — крикнула Лина и бросилась к Поппи. Она подняла ее высоко над головой и шепнула заговорщическим голосом, которым обычно объявляла о начале какой–нибудь интересной игры: — Мы отправляемся в путешествие, Поппи! Мы оправляемся кататься, кататься по воде! Это будет весело, вот увидишь! — Она задула свечу, оставленную Дуном, и вынесла Поппи на берег.

— Мы готовы? — спросил Дун.

— Думаю, да.

«Прощай, Эмбер», — подумала Лина, и на мгновение перед ее глазами мелькнуло видение сияющего города ее грез — мелькнуло и тут же исчезло. Она совершенно не представляла себе, что ждет их впереди.

Лина посадила Поппи к стене у входа в галерею.

— Сиди здесь, — сказала она. — Пожалуйста, не двигайся с места, пока я тебе не скажу.

Поппи уселась на камень, раскинув свои пухленькие ножки, ее глаза были широко раскрыты.

Лина взялась за канат, привязанный к задней стороне лодки, Дун — за передний. Они подняли лодку и развернулись так, чтобы она нависла над водой. Лодка угрожающе раскачивалась на канатах.

— Опускай! — крикнула Лина, и канаты скользнули по их ладоням.

Лодка пошла вниз и плюхнулась в бурлящую воду. Она тут же стала биться и рваться, но узел Дуна держал крепко. Лодка ждала их.

— Я сажусь! — крикнул Дун.

Он нагнулся, схватился за край лодки одной рукой, повернулся спиной к воде и шагнул в лодку. Лодка сильно качнулась, Дун пошатнулся, но тут же снова поймал равновесие.

— Все в порядке! — крикнул он. — Давай мне Поппи!

Лина подняла Поппи, которая, увидев дергающуюся лодку и вспененную реку, заревела и начала брыкаться. Но надежные руки Дуна были рядом, и Лина передала ему ребенка, а в следующую секунду спрыгнула сама, и всех троих сразу бросило на дно лодки, так сильно ее качнуло.

Но Дун быстро встал на колени и начал подтягивать канат, которым была привязана лодка. Подтянувшись близко к берегу, он стал распутывать узел под водой. Река плескала ему в лицо. Он дернул за узел, тот развязался, он отпустил канат — и лодка рванулась вперед.