Сырой и крайне неприятный запах камеры штрафного изолятора, который было не спутать ни с чем, до боли знакомый ей со времён службы в исполнении наказаний, забил легкие, и Ленка надрывно закашлялась. Отхаркнув липкий комок мокроты и , сплюнув его на грязный пол, она открыла глаза и тут же заорала от ужаса, увидев прямо перед носом грязные пятки висящей фигуры в мятой ночной рубашке . Звука своего голоса Ленка почему-то не услышала, но мгновенно облилась холодным потом, таким же липким, как сплюнутый комок мокроты. Она хотела вытереть лоб, но ни правая, ни левая рука не слушались. Ленка попробовала встать, но и ноги отказали, а когда она решила закрыть глаза, не послушались и веки. По правой ноге, висевшей в женской застиранной до сероватого оттенка сорочке фигуры, медленно сочилась тонкая струйка мочи и каплями падала ровно на середину тыльной стороны кисти правой руки Ленки. В сознание вдруг резко ворвалось понимание, что она уже это видела и чувствовала, и она вспомнила вдруг сразу всё, что так хотела забыть навсегда и никогда не вспоминать, ведь именно в этот день началась в её жизни не просто чёрная, а чернущая полоса, из которой она чудом выскочила, оказавшись беременной. Ленке, залетевшей от вора-альфонса, тогда удалось внушить начальнику областного управления, что она понесла именно от него. У престарелого холостяка детей не было, и Петрович, на радостях расстарался и даже растратил более чем приличные суммы из своих накоплений, чтобы замять скандал, и вывести Ленку из-под удара. После её декретного отпуска, млеющий от одного взгляда на ленкиного сына, счастливый до невменяемости «папаша», пристроил мать «своего» сына, уволенную по выслуге лет и в звании полковницы внутренней службы, в правовой комитет администрации закрытого городка Холмск-5. Буквально в течении первого месяца на новой работе Ленка с удивлением увидела с десяток, спешащих в кабинеты власти, любителей малолетней «клубнички» из созданного ею борделя при колонии несовершеннолетних девочек, при чём как мужчин, так и пару женщин, занимающих весьма серьёзные посты. Ленке повезло, что она всегда была так сказать «за кадром» и её в лицо не знал никто из клиентов борделя, где любителей нимфеток обслуживали девочки колонии, иначе её дни были бы сочтены, и Ленка решила забыть навсегда опасные лица, фамилии и должности от греха подальше.
До воспитательно – трудовой колонии для девочек 14-18 лет в областном центре, Ленка, работала уже девять лет в женской колонии, расположенной вблизи одного из десятка тысяч бывших рабочих посёлков, с некоторого времени гордо именуемого посёлком городского типа, но от того не переставшего быть убогим, нищим и унылым, как и населявшие его жители. Счастье привалило Ленке, как признанному знатоку всех тонкостей любовных утех, после одной проверки в колонии. Начальник всегда просил её по-особому встретить проверяющего, что бы всё прошло гладко, и Ленка его никогда не подводила. Очередной проверяющий мужлан, оказался сластолюбцем и всё, как всегда прошло без сучка и задоринки, но, после проведённого с ней весьма веселого и пикантного вечерочка, через месяц он умудрился перевести её в областной центр. Она думала, что этот проверяющий старался исключительно для себя, но мужик решил использовать Ленку и для тела, и для дела, пристроив её к весьма прибыльному для него дельцу, периодически используя Ленку и в своё удовольствие. Перевели Табакакашкину в воспитательно – трудовую колонию областного центра, где содержались несовершеннолетние правонарушительницы и даже преступницы, специально, в качестве наставницы юных нимфеток искусства сладостных утех, при чём по разным профилям. Ленка уже изведала всё и могла научить, как довести до сладкой разрядки и себя, и мужчину, и женщину. Ленка с энтузиазмом взялась за порученное ей дело по организации элитного борделя для избранных, судя по финансированию, из которого ей перепадало не мало. Воспитанницы весьма охотно соглашались на такую замену работы в крольчатнике, свинарнике или швейном цехе и недостатка в девочках бордель не испытывал, а к официальному ленкиному окладу и премиям добавились постоянные суммы, кратно превышавшие и то и другое. Двухкомнатная квартира в крепеньком шлакоблочном двухэтажном особнячке неподалёку и от места работы, и от автобусной остановки с потоком городского общественного транспорта, так же грела душу после комнатки в спецобщежитии с дощатыми перегородками, пропускающими любой шум. Быт в областном центре, как и оплата её работы, были несопоставимы с первоначальными, ведь женская колония, где она целых 9 лет отрабатывала блага и ртом , и вагиной, и анусом, ублажая трёх мужиков ради званий, спокойной службы и нормального питания, но ни разу не получив и тени сексуального удовлетворения, была в захолустье. Теперь она сама могла выбирать себе мужчин как для дела, так и для тела, благо толстенные стены особнячка лишних шумов не пропускали. Для дела Ленка приручила старого бирюка, засидевшегося в полковничьей должности в кресле начальника областного управления, но человека влиятельного, с весьма прочными, весомыми связями и не прогадала. За 9 лет каторжного труда с тремя членами, Ленке удалось заработать только капитанские лычки, да и то только при переводе в областной центр, а за четыре года регулярных встреч раз в неделю с Петровичем, она уже дважды топила очередные звёздочки в проставленной сослуживцам водке. Правда развести Петровича на брак никак не удавалось, как Ленка ни старалась. Добродушный и по-отечески заботливый с ней мужик, который доводил до оторопи одним лишь взглядом не только подчинённых, но и матёрых зэков, быстро ущучив её прозрачные намёки, откровенно признался, что муж из него никакой и, если она встретит достойного мужчину, то он, как названный отец, сам поведёт её в отдел записи актов гражданского состояния и будет счастлив, если она позволит ему, как дедушке, возиться с их детками, как с родными внуками. Ленка приняла обозначенные Петровичем условия, боясь смены отношения к ней, если она начнёт настаивать на браке, кто его, бирюка сибирского знает. Возьмёт и сменит благодушие на гнев и посадит на её место одну из воспитанных ею талантливых девочек, уже вышедших на свободу с чистой совестью и нарабатывающих опыт, как вольнонаёмные, в областных борделях. И выпорхнет тогда Ленка обратно в женскую колонию, угнездившуюся под очередным убогим районным «Мухосранском», коих в стране была не одна тысяча, таких же нищих, с полуразвалившимися деревянными бараками, разбитыми дорогами и вечно пьяными мужикам.
Для дела мужика Ленка нашла, а вот для тела никак не получалось зацепить мужичонку, хоть сколько-нибудь подходящего для создания семьи и рождения детей. А время шло, да и самой себя ласкать порой надоедало. Хотелось тепла и запаха мужского тела в постели каждое утро. Но мужики у неё никак не задерживались, и она не могла понять в чём тут дело. Конечно, за 9 лет в получеловеческих условиях, где нормально помыться можно было только в бане начальника колонии в его частном доме, что, понятно, удавалось только пару раз в год, когда жена с тремя спиногрызами отбывали на море к своей родне в Анапу, её кожа запоршивела настолько, что исправить дело полностью не смогли никакие импортные крема и ванны с солями и пенками, которые Ленка добывала у деляг. Ну и немного раздалась задница, которую все годы её трём благодетелям было сподручнее использовать, меняя вагину на анус и наоборот по настроению.