Город без имени

Глава 3. Приятные обязанности

На улице моросил привычно противный дождь. Но погоду, учитывая особенности города без имени, нельзя было назвать совсем плохой — достаточно тепло, да и дождь не хлыщет как из ведра, а всего лишь накрапывает. Малинину от быстрой ходьбы и теплой одежды даже стало немного жарко. Была бы возможность, Дмитрий не колеблясь ни секунды, расстегнул плащ. Останавливало одно — если расстегнуть плащ хотя бы на одну минуту, можно было промокнуть до нитки. Зонт решил бы все эти мелкие неурядицы, но его, к сожалению, не было — не к лицу стражу, словно изнеженной барышни, ходить под зонтом, потому Дмитрий его никогда с собой не брал.

Дело близилось к вечеру и улицы были запружены людьми. Дмитрий повесил на грудь, сверкнувший золотом, жетон стража. Начал в наглую использовать преимущества своего статуса — яростно проталкивался сквозь толпу. Чувствовал, что в спину ему устремлены злобные взгляды. Изредка сзади доносились приглушенные чертыханья, но, ни кто не вступал в открытую перепалку. Не нашлось ни одного человека решившего почитать мораль, а если даже у кого и возникло такое желание, то они предпочитали промолчать. Стражей уважали и немного боялись, по крайней из-за такой ерунды, как мимолетное неудобство ни кто не хотел наживать себе лишних неприятностей.

«Подумаешь, ноги кому-то отдавил, — думал страж, — я за них вчера чуть жизнь не отдал, так что могут и потерпеть!»

И это было чистейшей правдой. Малинин действительно вчера был в шаге от смерти.

…В сознание Дмитрий пришел лишь вечером. Чувствовал он себя если и не превосходно, то, по крайней мере, весьма сносно. Оказалось, что пока страж прибывал в беспамятстве, его успели перевести в больницу, где за его жизнь боролись целители и врачи. С удивлением Малинин узнал, что его жизни угрожала нешуточная опасность. Причиной недомогания, возникшего на кладбище, был вовсе не ожог, нанесенный нерасторопным магом, а царапина на предплечье, оставленная когтями мертвеца. Лекарь на кладбище прозевал ее, и не принял соответствующих мер, а незначительная капелька яда, которая все же попала в кровь, через едва заметный порез, уже начала действовать. С каждой минутой Дмитрию становилось все хуже и хуже, и не было ничего удивительного в том, что, в конце концов, он потерял сознание. Еще легко отделался, как потом оказалось. И вообще повезло, что его так быстро довезли до больницы. Потянули бы, или застряли в пробке всего лишь на десять минут и хана. Но успели. Успели стражи его довести, и целители тоже сработали как надо. Яд был удален из крови, жизненная сила, которую капелька яда потихоньку высасывала из жертвы, восстановлена, а больной перешел от беспамятства к здоровому сну.

Когда об этом Малинину рассказала дежурная медсестра, то стражу вновь стало не по себе. Устраиваясь на работу следователем, Дмитрий прекрасно понимал, что вероятность его гибели от неестественных причин возрастает в разы. Но одно дело знать, что в теории с тобой может случиться несчастье, и совсем другое, когда это происходит на самом деле. К этому невозможно быть готовым. Еще хуже, когда от тебя совсем ничего не зависит. Одно дело рубиться с мертвецами, когда жизнь и смерть в собственных руках, и совсем другое узнать, что стоял на краю и был бессилен, что-либо предпринять.

Дмитрий тогда поблагодарил Бога за свое исцеление, и в знак благодарности за спасение чмокнул улыбчивую медсестру в щечку. Сам обалдел от подобной наглости, как ни как дома жена есть, однако медсестре это определенно понравилось. По крайней мере, когда Малинину пришлось выйти в туалет, она в него так глазками и стреляла. Молоденькая такая, симпатичная…

В больнице, как не хотелось, но стражу пришлось остаться на всю ночь. Сколько он не заверял врача, что чувствует себя прекрасно, тот оставался непреклонен. Нужен был покой, уколы и медицинский присмотр. Повздыхав немного для вида, Дмитрий сделал вид, что смирился с уготованной ему судьбой. На самом деле он был даже рад, что не придется через пол города тащиться домой и слушать там претензии жены по поводу столь позднего возвращения. Хотя ей, наверняка, уже позвонили и сообщили, что ее муж был ранен при выполнении своих служебных обязанностей, и останется в больнице. Тем более, стоило остаться и отдохнуть, под бдительным присмотром симпатичных медсестричек, отдохнуть… Ну и о здоровье тоже забывать не стоило.

Дмитрию понравилась палата — что и говорить обычная больница, она ведь куда лучше клиники экстренной помощи для стражей. Там Малинину тоже пришлось однажды побывать, и впечатление осталось удручающее. Не было там лоска и спокойствия, которые, в обязательном порядке, должны присутствовать в любом лечебном учреждении. Атмосфера суеты и нервозности, да еще и стражи, шедшие на поправку, вели себя отнюдь не как добропорядочные больные. Скорее напоминали подростков сбежавших из-под опеки родителей. Всевозможные розыгрыши, под час весьма злые. Приставание к медсестрам, уже порядочно уставшими от таких ухажеров. А уж, сколько там выпивалось, зелена вина, и описать или подсчитать было вообще невозможно.

Дмитрию просто на просто повезло, что с кладбища его привезли в обычную государственную клинику — ближе ехать было. Вот, казалось бы, и обычная больница и больница для стражей делались по одному проекту. В них вкладывало деньги государство, причем на нужды стражей тратилось гораздо больше. Опять же и врачи одни и те же, но атмосфера в городской больнице номер 4, им. Б. В. Грушева, выдающегося хирурга прошлого, нравилась Дмитрию куда как больше. Очень многое зависит от контингента. Здесь был покой столь необходимый для выздоровления, и больные вовсе не стремились его нарушать. Если не считать детского отделения, располагавшегося на втором этаже, где раздолбайство цвело в полный рост.

Хотя не во всех медицинских учреждениях, занимавшихся лечением сотрудников правопорядка, был хаос. В отдельных клиниках, где поднимали на ноги, в основном тяжело раненных героев, распорядок был просто армейским. И даже уже почти поправившиеся ходили там по струнке. Хотя и условия содержания там были гораздо выше, чем везде. Отличались примерно так же как постоялый двор в мелкой деревне и респектабельная, дорогая гостиница в столице. Бильярдные столы, собственная библиотека, и даже сауна, без девочек, правда, но при должном умении можно было и медсестру развести. Это были те слухи, которые не очень-то и хотелось проверять. Пускай там даже из золотой посуды кормят. Ни кому не пожелаешь таких повреждений, при которых направят в такую клинику. В лучшем случае инвалидом останешься, о худшем и задумываться не хотелось.

Соседи по палате оказались очень милыми старичками, прячущими в горшочках с цветами бутылочки не-лекарств. С ними Дмитрий очень легко сошелся. Слух о произошедшем на кладбище разлетелся по городу очень быстро, став сенсацией, и старички набросились с расспросами, желая подробностей. Дмитрий расплывчато описал схватку (не хватало еще рассказывать все — кто знает, какой будет официальная версия?), а по-поводу кто и почему устроил теракт, лишь развел руками — в самом деле, не знал. Потом играли в преферанс и Малинин стал богаче на пару пачек сигарет.

Утром же он почувствовал себя еще лучше. Сходил на процедуры — вкололи пару уколов, из-за которых левое полупопие и нога до колена совсем онемели, да смазали рану дурно пахнущей мазью. Потом целитель над раной пошептал заклятия, и Дмитрий увидел, как она превращается в тоненький, почти не заметный, розовый шрам.

Позавтракав, вернулся в палату. Старички, после вчерашнего проигрыша, не захотели расписать пульку, боялись еще одного поражения, да и сигарет у них почти не осталось. Один даже шепотом стража обозвал шулером. Выстреляв у дедов газетку с кроссвордами, Малинин пол часа напрягал мозги, после чего уснул.

Уснул, как в омут провалился. Проспал и обед и тихий час, пока, наконец, не растолкал врач. Оказывается Дмитрий рано обрадовался — ни кто не собирался оставлять его в больнице еще на неделю. А страж так мечтал отдохнуть, выспаться. Врач вручил ему выписку, бутылочку с мазью да пару банок пилюль. Медсестра протянула клочок бумажки со своим номером телефона, и Малинину пришлось идти домой.

Неведомый благодетель оставил в гардеробе набор одежды, взамен практически полностью уничтоженной на кладбище. Дмитрий не знал кто бы это мог быть, но от всей души был благодарен этому человеку. Только плащ остался его собственный, старый. Он почти не пострадал во время боя, а грязь тщательно убрали в чистке больницы.

Облачившись в новую одежду, Малинин отправился домой.

…Как назло движение транспорта на Проспекте Мира было остановлено. У одного экипажа отвалилось колесо, прямо на трамвайных путях. Вдобавок еще и проезжую часть перегородил. Пришлось вылезать из трамвая и дальше идти пешком. Пускай трамвай и был переполнен, однако в нем можно было просто ехать, не прилагая к передвижению не малейших физических усилий. Несмотря на бодрое самочувствие страж от короткой прогулки утомился — все же полностью восстановиться не успел.

Малинин прошел через двор, и приветственно кивнул соседке, тете Зине, гулявшей с собакой — любимым пекинесом Солнышко. У Малинина давно создавалось впечатление, что эта женщина всегда на улице. Не важно, шел ли Дмитрий на работу или с работы, в какое бы время он этого не делал — всегда эта женщина гуляла со своей собачонкой. Зинаида была известна как завзятая сплетница, которая все и обо всех знает. Всю свою жизнь она проработала в желтой прессе, сочиняя сенсации, и за это время работа превратилась для нее в призвание. Даже уйдя на пенсию, она продолжала свою разрушительную деятельность. Теперь, героями ее историй стали не звезды или знаменитые политики, а соседи. Она знала все и обо всех. И, как правило, любая история, пройдя через ее руки, обрастала такими подробностями и деталями, что становилось жутко — профессионал как ни как, пускай и на пенсии. Благодаря ей, во дворе кипели, по истине, шекспировские страсти. За это ее многие и не любили, еще большее число людей просто ненавидело. Она старалась засунуть свой нос везде. Раздувала мелкие семейные истории, превращая их в настоящие скандалы. Но если тебе была необходима информация о любом из жителей дома, обращаться за ней стоило именно к тете Зине.

Малинину всегда, было ее немного жаль. По большому счету несчастная женщина. Единственный сын, как только достиг совершеннолетия, ушел служить в армию, да так и не вернулся к матери-деспоту. Работает сейчас где-то во Владивостоке, и напоминает о себе, лишь поздравительными открытками. Вот женщина и сходит с ума. Нашла себе две страсти — пекинес и сплетни. Обоим этим увлечениям она себя полностью и посвящала.

Дмитрий все собирался завербовать тетю Зину, сделав своим агентом, да все руки не доходили. Если это удалось бы провернуть, то у стража появился неиссякаемый источник сведений, к тому же стучащий добровольно и безвозмездно.

Несколько удивительна была реакция тети Зины на приветствие Малинина. Как-то странно она на него посмотрела, с прищуром, и какой-то ехидцей, что ли. Будто знала, о страже нечто такое, способное его скомпрометировать в глазах общественности.

Поднявшись по лестнице страж, остановился возле двери своей квартиры. Вчера утром он вышел отсюда, не ожидая никаких неприятностей, предполагал провести обычный, заурядный день на работе, а влип в историю. Вот уж кем Дмитрий точно никогда не хотел быть так это героем. Настоящим таким, книжным, без страха и упрека. Лезущего куда не попадя, и вечно находящего всяческие приключения, типа вчерашних оживших мертвецов, на свою долю. И не потому что был трусом, а просто потому, что хотелось пожить как можно подольше. Ему было что терять. А именно таким героем стража, к его собственному несказанному удивлению, показали в сегодняшней газете. Страж ее листал пока ехал в трамвае. Там сообщалось, что некий страж-следователь Малинин, показал себя личностью героической, оказавшим незаменимую помощь в деле усмирения нечисти. В статье так же упоминались и другие стражи, и маги, даже пара инквизиторов присутствовала — все они перечислялись, как настоящие герои, выстоявшие до конца и исполнившие долг ценой собственной жизни. Так получилось, что из всех выживших написали только про Малинина. Очень неожиданно и неприятно — победу ведь добывали сообща со всеми стражами. И, что самое интересное, совсем непонятно, за что такая честь?! Единственный вариант, журналистам как-то удалось пронюхать, что последнего террориста убил Дмитрий, поставив своеобразную точку во всей этой истории.

Дмитрий несколько минут любовался своей фотографией в газете. Фото было взято из личного дела, и на этой фотокарточке на Малинина смотрел он сам, только в образе наивного мальчика с задорно блестевшими глазами. Куда это все делось? Куда ушел азарт, радость жизни, желание изменить хоть что-то? Исчезло без следа, без остатка, как будто никогда и не было. А самое страшное заключалось в том, что Малинин никак не мог вспомнить, когда в нем начали происходить эти изменения. Год, два, пять лет назад? Скорее всего цинизм пришел с возрастом, но это было странно, ведь, по большому счету, за редкими исключениями, жизнь стража напоминала топкое болото. Не было событий, переживаний, стрессов или ударов, которые могли бы коренным образом изменить его. Только сейчас, увидев себя десятилетней давности, Малинин понял, насколько все изменилось. Насколько изменился он сам. Какая, по сути, разница между ним и теми мертвецами, что так лихо рубил вчера? В принципе почти никакой. Да ты мыслишь, чувствуешь, иногда чего-то желаешь, по твоим венам бежит кровь, но ты уже мертв. Мертв в душе, а не снаружи. Оболочка, словно по инерции, продолжает куда-то спешить, к чему стремиться, изображать бурную радость или злость. Но, на самом деле, это не более чем игра. Внутри ты мертв. На все смотришь как бы сбоку, и крайне редко происходят события, которые могут тебя встряхнуть. Живешь по инерции, а вот вкус к жизни уже пропал. Он был там, в том двадцатилетнем пареньке, еще живом и счастливом, любящим, а теперь всего этого больше нет…

Покопавшись в карманах, Малинин достал связку ключей. Открыл дверь и зашел внутрь.

Первым делом снял, и отряхнул плащ. Нагнулся и принялся снимать сапоги. И тут взгляд Малинина наткнулся на чьи-то ноги. На две женские, красивые ножки. Дмитрий не спеша, снял второй сапог и выпрямился. Точно, она. Жена.

Юля стояла, уперев руки в бока, и пристально смотрела на мужа. Ничего хорошего ему этот взгляд не предвещал.

Что же случилось? Чем она опять не довольна? — метались в голове мысли.

— Явился?! — непонятно чего в этом было больше — вопроса или констатации факта. Дмитрий, на всякий случай, покивал головой, соглашаясь.

— И где же это мы всю ночь шлялись? — спросила она. Чувствовалось, что ей с трудом удавалось сдерживать в себе клокотавшую ярость, что еще чуть-чуть и она сорвется на крик.

— ??? — Малинин даже не нашелся, что на это можно ответить.

— Значит, как ушел вчера утром, и с концами! Как это называется?! А теперь пришел, и смотришь так, как будто ничего не случилось! Что ты глаза прячешь?! Ну, где ты был, где? Наверное, опять скажешь, что на работе? Задолбала уже твоя работа! Изменяешь, так и скажи, нечего юлить. Пошел к блядям, так будь добр, потрудись, сообщи, чтобы тебя не ждала! — она начала материться, значит действительно зла. Даже во времена бурной юности, когда все матом разговаривали, она вела себя как воспитанная девочка, являя собой белую ворону почти в любой компании. Матные слова, в свою речь, она, вставляла, только если ее совсем уж допекло. Дмитрий успел забыл, когда в последний раз слышал от нее мат. И лучше бы не слышал! — Ты и раньше мне изменял, я чувствовала это. Но хотя бы скрывал! — Юля перестала кричать, и теперь разговаривала нормальным, только немного уставшим, голосом. — Не молчи ты уже. Хоть что ни будь скажи.

Малинин не стал ей ничего говорить. Достал из внутреннего кармана плаща газету, больничную выписку. Отдал обе эти бумажки Юле, и, протиснувшись мимо нее, прошел на кухню.

Дима успел сделать себе несколько бутербродов с колбасой и сыром, и поставить на плиту чайник, прежде чем Юля, наконец, закончила читать, и тоже пришла в кухню. Она стояла и смотрела на мужа. Только теперь в ее глазах не было злобы, в них остались горечь и тоска. Первая слезинка покатилась по бархатной коже. И в следующий момент она повисла на шее Дмитрия, рыдая в голос.

Сказать, что Дмитрий удивился, значит, ничего не сказать. Он уже давно привык воспринимать брак как фикцию, а исполнение супружеских обязанностей, приятной, но все же обязанностью. Привык думать, что жена его ни чуть не любит, и наставляет рога в командировках. И тут такое — слезы, нормальные человеческие слезы! Она действительно беспокоилась за него! Как такое может быть? Как? Брак уже фактически развалился — откуда все эти эмоции? Неужели и правда, так сильно подействовала выписка из больницы?

За годы семейной жизни Дмитрий успел привыкнуть ко всему, однако подобного фокуса никак не ожидал. Он чувствовал себя так, будто его застыли за чем-то неприличным. Неловкость какая-то, скованность.

— Я так за тебя волновалась. Не знала, что и думать. — Зачастила Юля на ушко мужа. Он обнимал ее одной рукой, а вторую запустил в густую гриву волос, поглаживал, успокаивал, словно маленького ребенка. — Напридумывала себе всякого. И тетя Зина, тоже меня завела. А тут вот что… — очередной всхлип. — Я все прочитала. Тебе теперь нужно лечение, да? Ты себя нормально чувствуешь? Я когда читала, у меня ком в горле стоял! Я ведь тебя, так сильно люблю.

Она начала целовать его лицо. Продолжала, что-то жарко шептать в ухо, пробуждая в нем естественные мужские инстинкты. Малинин чувствовал жаркое тело своей жены, плотно прижавшееся к нему. И волна желания накрыла его с головой.

Пронзительно засвистел чайник. Страж не оглядываясь, повернул ручку плиты, отключая газ.

Малинин подхватил жену на руки, и понес в спальню.

Впервые за последние лет четырнадцать, исполнение супружеского долга, не показалось ему обязанностью.