Город Бесконечной Ночи

52

Как только сгустился мрак, комнату почти сразу же затопил яркий свет. Там — в дальнем углу на деревянном стуле — сидел лейтенант д'Агоста. Он был привязан к спинке и ножкам и одет только в боксеры и безрукавку, набитую пакетами с пластиковой взрывчаткой — жилет самоубийц. Изо рта у него торчал кляп. Он взглянул на Пендергаста и в его глазах появился блеск.

— Я приехал в течение пятидесяти пяти минут, мистер Озмиан, — сказал Пендергаст. — И все же вы убили Говарда Лонгстрита. Это не было частью сделки.

Пару секунд ничего не происходило. Наконец, Антон Озмиан спокойно вошел в комнату. Он был одет в темный камуфляж, в одной руке он держал «Кольт 1911», направленный на Пендергаста, а в другой — пульт дистанционного управления детонатором.

— Агент Пендергаст, пожалуйста, положите свое оружие на пол, — сказал Озмиан холодным тоном.

Пендергаст подчинился.

— Теперь подтолкните его ко мне ногой.

И вновь — агент повиновался.

— Снимите пиджак, развернитесь, станьте лицом к стене, положите на нее руки и расставьте ноги.

Пендергаст выполнил и это указание. Он был уверен, что возможность преломить ход игры рано или поздно появится, но пока иных вариантов не было — только повиноваться. Он услышал приближение Озмиана и ощутил прикосновение холодного твердого дула пистолета к своему затылку. Когда магнат стал обыскивать агента, то обнаружил запасную обойму, несколько ножей, набор отмычек, связку ключей, удавку, два сотовых телефона, деньги, пробирки и пинцет, и дерринджер, рассчитанный только на один выстрел.

— Заведите одну руку за спину, а другой продолжайте держаться за стену.

Когда Пендергаст подчинился, он почувствовал, как его запястье опоясала пара пластиковых кабельных стяжек. Затем и другая его рука была заведена назад и стяжки плотно затянулись вокруг его запястий. Далее он услышал, что Озмиан отошел от него.

— Очень хорошо, — сказал магнат. — Теперь вы можете занять место рядом с вашим другом. И мы немного поговорим.

Не говоря ни слова, Пендергаст сел рядом с телом директора, которое больше не опиралось на руку и, лишившись головы, завалилось на стол. Со своего кресла в дальнем углу Д'Агоста продолжал наблюдать выпученными и покрасневшими глазами за разворачивающейся перед ним сценой.

Озмиан сел в кресло с другой стороны стола и осмотрел основное оружие Пендергаста.

— Хорошая вещь. Между прочим, вы скоро получите его обратно, — он положил его на стол и на секунду замер. — Во-первых: я не обещал оставить их обоих в живых. Мои точные слова были: «Вы больше никогда не увидите обоих ваших друзей живыми». Как вы можете видеть, лейтенант д'Агоста все еще жив — по крайней мере, на данный момент. Во-вторых: поздравляю, вы правильно определили, что Палач — это я. Как вы догадались?

— Хайтауэр. Вы указали нам на подозреваемого, который слишком уж нам подходил. Именно тогда я почувствовал, что нами манипулирует некий кукловод и начал собирать все воедино.

— Отлично. И догадались ли вы, почему я убивал именно этих конкретных людей?

— Почему бы вам самому не рассказал мне об этом? — сказал Пендергаст.

— Нет, я бы предпочел услышать это от вас.

— Ваше хобби, от которого вы якобы отказались много лет назад — охота на крупную дичь. Вы жаждали острых ощущений: так сказать, подстрелить «самую опасную добычу» — человека.

Озмиан широко улыбнулся.

— Я впечатлен!

— Меня озадачивает только один вопрос: почему ваша дочь стала первой жертвой. Хотя я подозреваю, что это как-то связано с неприятностями, с которыми недавно столкнулась ваша компания.

— Хорошо, я помогу вам с этим, потому что уже поздно, и скоро надо начинать игру. Как вы правильно догадались, это моя собственная дочь — моя дорогая, преданная дочь — слила наш запатентованный кодек в Интернет — почти загубив при этом мою компанию.

— Я так понимаю, ваши отношения были не настолько уж близкими, как вы пытались показать.

При этом Озмиан на мгновение замолчал.

— Когда она была девочкой, мы были весьма близки. Фактически, мы были закадычными друзьями. Она боготворила меня, и в ней единственной я обрел бескорыстную любовь. Но когда она достигла половой зрелости, то покатилась по наклонной, хотя могла бы достичь безграничных высот. С самого раннего возраста у нее был блестящий ум, не говоря уже о выдающихся способностях к компьютерам, но она очень быстро потеряла всякое желание его использовать. Я всегда ожидал, что она станет моим партнером и последующим приемником. Как вы можете себе представить, я просто не смог вынести, что она предала меня.

— Почему она это сделала?

— Пропасть вместо вершин. Вы знаете, как это происходит, агент Пендергаст: семья распалась, потому что было слишком много денег, слишком много бывших жен, слишком много проблем, — он усмехнулся. — О, конечно же, мы продолжали поддерживать видимость близких отношений, сегодня же все вращается вокруг слежки папарацци за знаменитостями, поэтому мы с нею вдвоем так хорошо поднаторели в этой игре. Но дело в том, что моя дочь стала наркозависимой, саморазрушающейся, порочной маленькой шлюхой, которая ненавидела во мне все, кроме моих денег. И когда я прекратил их ей давать, она использовала свои выдающиеся навыки, чтобы взломать мой личный компьютер и сделать одну единственную вещь, которая — как она знала — причинит мне самую сильную боль. Она пыталась погубить компанию, которую я построил для нее.

— Поэтому в ярости вы убили ее.

— Да. Многие говорят, что у меня «проблемы с управлением гневом», — Озмиан изобразил пальцами кавычки. — Правда, я никогда не сожалел о своих вспышках. Они были весьма полезны для моего бизнеса.

— И как только вы остыли… я полагаю, что вы стали размышлять. О ее голове.

— Я вижу, что вы обнаружили последний кусочек головоломки. Тело Грейс лежало в гараже в Куинсе. И вот я, сидя в своей недавно вычищенной квартире, потягивал коньяк и думал. Честно говоря, я был потрясен тем, что сделал. Я был охвачен яростью, но после того как она ушла, ее место заняло раскаяние. Это была не просто Грейс — это была вся моя жизнь. Здесь, в компании, я достиг всего, чего желал: нажил состояние и унизил всех своих врагов. И все же я чувствовал себя нереализованным. Это тревожило меня. В тот момент мои мысли обратились к охоте на крупную добычу. Понимаете, тогда я отказался от нее, потому что подстрелил всю самую крупную, самую крутую дичь, которая только существовала — в том числе, кстати, черного носорога, африканского слона и несколько других видов, находящихся под угрозой исчезновения. Естественно, все это до сих пор содержится в условиях строжайшей секретности. Но после последней крупной охоты минуло уже много лет, и вот — раскаявшись в содеянном, я понял, что отказался от своего увлечения слишком рано. Видите ли, я никогда не охотился на самую опасную дичь. Человека. Однако мне захотелось завалить не какого-то обычного, заурядного идиота. Нет — моей «опасной дичью» должны были стать весьма могущественные, богатые люди, нажившие врагов. Люди, которые окружили себя слоями защиты, умные и бдительные мужчины, мужчины, которых было бы почти невозможно достать. О, и чтобы меня не назвали сексистом, женщины тоже. Я спрашиваю вас, как коллегу-охотника на крупную дичь: какая охота может быть лучше, чем охота на Homo Sapiens?

— И вы решили, что ваша собственная дочь станет вашим первым трофеем. Тем самым вы хотели оказать ей честь. Итак, ты вернулись и отрезали ей голову.

Озмиан снова кивнул.

— Вы поразительно хорошо меня понимаете.

— Ваш выбор целей никак не был связан с их порочностью. Вот почему Адейеми настолько не соответствовала профилю. Привлекательность заключалась в том, что она, как и другие, была окружена якобы непроницаемой защитой. Она была исключительно многообещающим «трофеем» — ее было чрезвычайно сложно «подстрелить».

— А вы хотите узнать, в чем заключается настоящая ирония? Я хотел, чтобы она стала моим последним трофеем. Но затем вы и Лонгстрит прорвались в мой офис. И вы подумали, что обыграли меня, — он раскатисто хохотнул. — Мне было весело рассказывать вам о старине Хайтауэре. Хотелось бы мне увидеть его лицо, когда вы нанесли ему визит. Надеюсь, вы хорошенько над ним попотели! Все то время, что вы забрасывали меня вопросами, я думал об одном: как замечательно эта ваша бледная, прекрасная голова будет смотреться на моей стене трофеев.

Его смех эхом разнесся по обветшалому помещению.

От д'Агосты послышалось сдавленное гневное ворчание, напоминающее стон раненого буйвола. Озмиан проигнорировал его.

— После этого визита я оказался вами заинтригован. И то, что я нашел, только укрепило мою веру в то, что вы, а не Адейеми, должны стать моим последним трофеем. Я также догадался, как лучше заманить вас сюда, — он кивнул на труп Лонгстрита. — В моем офисе я почувствовал, что у вас двоих было общее прошлое. Также нетрудно было узнать и о вашем хорошем друге д'Агосте.

Он потянулся, схватил вихрь волос Лонгстрита и крутанул отрубленную голову.

— С ними двумя находящимися в моей власти, я знал, что у вас не будет другого выбора, кроме как прийти сюда и сыграть в мою игру.

Пендергаст ничего не сказал. Озмиан, оставаясь сидеть в кресле, подался вперед.

— И вы догадываетесь, в какую именно игру мы собираемся сыграть — ведь так?

— Мне это предельно ясно.

— Хорошо! — он замолчал. — Мы оба будем находиться в совершенно справедливых и равных условиях, — он поднял пистолет. — У каждого из нас будет одно и то же оружие, почтенный 1911 и дополнительная обойма. Вы можете подумать, что у вас есть небольшое преимущество в том, что у вас «Лес Баер», но мой нисколько ему не уступает. У каждого из нас также будет нож, часы, фонарик и наш ум. Нашими охотничьими угодьями станет прилегающее здание, Здание 93. Вы же видели его по пути сюда? Это та самая заброшенная больница.

— Видел.

— Я не даю себе никакого преимущества. Это будет спортивная охота, в которой мы оба выступим одновременно и охотниками, и добычей. Никакой лисы, никакой собаки — только два опытных охотника, каждый из которых преследует своего идеального противника: друг друга. Победителем станет тот, кто застрелит проигравшего!

Он махнул детонатором в сторону д'Агосты.

— Лейтенант — это страховой полис, который гарантирует, что вы будете соблюдать правила охоты. Этот жилет самоубийц подключен к двухчасовому таймеру. Если вы меня убьете, то сможете просто забрать таймер из моего кармана и отключить его. Но если вы сжульничаете — сбежите или попытаетесь вызвать власти — все, что мне нужно будет сделать, это нажать кнопку, и лейтенант д'Агоста взорвется. Детонатор также гарантирует, что охота завершится в течение двух часов: не стоит затягивать, искать возможности отсидеться в укрытии или впустую потратить время. Через несколько минут я верну вам ваш пистолет и дополнительную обойму, сниму наручники, дам вам темный камуфляж и еще… дам вам фору. Вы отправитесь к Зданию 93. Через десять минут я отправлюсь вслед за вами, и начнется охота.

— Почему? — спросил Пендергаст.

— Почему? — рассмеялся Озмиан. — Разве я уже не объяснил? Я уже достиг всего: сейчас я стою на вершине и смотрю на всех сверху вниз. Это будет самое восхитительное острое ощущение в моей жизни — главное, последнее острое ощущение. Даже если я умру, по крайней мере, я уйду, громко хлопнув дверью — простите за каламбур — и буду знать, что потребовался самый лучший, чтобы убить меня. А если я выживу, тогда у меня будет воспоминание, которое можно будет лелеять… независимо от того, что принесет мне будущее.

— Я спрашивал не об этом. Я имел в виду, почему Здание 93?

На мгновение Озмиан смутился.

— Вы, что, шутите? Оно идеально подходит для подобной охоты. Это более четырехсот тысяч квадратных футов пощади. Огромная, запутанная развалина, с десятью этажами, имеющими многочисленные крылья, мили коридоров и более двух тысяч комнат! Только представьте себе все возможности для ловушек, засад и укрытий! И мы находимся далеко, очень далеко от всех сующих нос не в свои дела, которые могут услышать выстрелы и вызвать полицию.

Пендергаст посмотрел на Озмиана, слегка прищурив глаза, но так ничего и не сказал.

— Я вижу, что вас не устраивает подобная причина. Так и быть. Существует вторая причина, — он еще раз крутанул на столе голову Лонгстрита. — Однажды, когда мне было двенадцать лет, наш любимый приходской священник отец Ансельм запер меня в ризнице и неоднократно изнасиловал. Он говорил, пока делал это, что Бог и Иисус наблюдают за нами. И — раз никто не остановил его — эти двое были явно не против того, что он делает. Мне же он угрожал адом и всеми вытекающими последствиями, если я кому-нибудь расскажу. У меня произошел психический срыв. Я перестал разговаривать, перестал думать, перестал двигаться. Моя семья, не знавшая, что случилось, предположила, что я сошел с ума. Был поставлен диагноз кататоническая шизофрения. Кингз-Парк тогда имел блестящую репутацию, и был единственным подобным заведением в стране, где утверждали, что вылечат меня. Да, агент Пендергаст: я стал пациентом главного корпуса Кингз-Парка. Выходит, что одним из последних. И здесь, в конце концов, я выздоровел. Но не благодаря тому, что они что-то сделали, а благодаря моим собственным внутренним ресурсам.

— Кингз-Парк был известен своей электроконвульсивной терапией.

— Действительно, так и было — и именно поэтому, в конце концов, он был закрыт. Но шоковая терапия и остальные, еще худшие методы были прерогативой буйных сумасшедших — неисправимых и отъявленных преступников. Я, к счастью, избежал этой участи.

— И, как я понимаю, сами себя вылечили.

— Ваш саркастический тон неприятен, но да, действительно, я это сделал. Однажды я понял, что у меня есть очень важная цель, которую надо достичь: месть. Возможно, что это — самая сильная человеческая мотивация. Поэтому я взял себя в руки, воспрянул духом и убедил легковерных врачей, что они излечили меня. Я вернулся к жизни. Я вырос, пошел в старшую школу и, наконец, сделал то, что так давно собирался сделать — отомстил отцу Ансельму. Смерть стала бы для этого человека слишком легким избавлением: моя цель заключалась в том, чтобы остаток своей жизни он провел в страданиях и боли. Затем я поступил в Стэнфорд, окончил его с отличием, основал «ДиджиФлуд», заработал миллиарды долларов, перетрахал кучу красивых женщин, попутешествовал по миру, пожил жизнью, полной невообразимой роскоши и удовольствий — короче говоря, я сделал все, что привыкли делать богачи, вроде меня.

— Конечно же, — сухо сказал Пендергаст.

— В любом случае, как итог, вскоре после моей выписки, Кингз-Парк был распущен, заброшен и оставлен гнить.

— Получается, для вас все сложилось просто прекрасно, к тому же сейчас он станет местом последней охоты.

— Я вижу, вы уже прониклись ее духом. Разумеется, вы понимаете, как этот опыт расставит для меня все по своим местам. Хочу уточнить, что я едва знаю то здание: только одну единственную комнату, где меня лечили и круглосуточно держали в изоляции. И еще комнату терапии, где я рассказывал своему врачу кучу лжи, в которую он верил и тщательно ее записывал. Я так же незнаком с этим местом, как и вы — там у меня не будет никакого преимущества.

Озмиан положил «Лес Баер» на стол вместе с дополнительным магазином, и одновременно опустил детонатор в карман. Рядом с пистолетом он положил часы, фонарик и нож с фиксированным лезвием.

— Ваша экипировка, — сказал он и поднялся. — Ну что ж, агент Пендергаст. Начнем?