Королевством будет править тот, кто владеет наибольшим числом теней.
Когда вместо теплого приема город бросает на тебя кровожадную толпу, ты можешь подумать, будто сделал что-то не то. Возможно, ты убийца или еретик. Быть может, ты распространяешь заразу или задолжал пару серебряных монет людям, которым неведома совесть.
Да, конечно, я вор, но не убийца. Религия в моей стране, как и в этой, умерла давным-давно. Я ничем не был болен, а мои счета, хотя и скромные, были в порядке. Бешено оглядываясь и, словно гончая, брызгая слюной на куртку, я пришел к выводу, что в эту ночь я стал чьей-то жертвой только по одной причине. Я просто зашел не на ту пристань и не в то время суток в городе, где над законами смеются, а власть принадлежит преступникам.
Невиновность придает сил не больше, чем вина.
Двумя часами ранее
– Давай, давай, давай…
Кража со взломом – сложное дело, состоящее из многих этапов, и на каждом из них твое сердце бешено бьется, с тебя течет пот, и ты сжимаешь губы от напряжения. С того момента, когда ты начинаешь взламывать главные ворота, до той секунды, когда ты выбегаешь из них с охапкой добычи, ты находишься под давлением, и бороться с ним ты учишься много лет. Именно эта способность отделяет неумех от настоящих замочных мастеров.
Я принадлежал к числу последних.
– Мм-мм!
Но даже у самого опытного взломщика может быть неудачный день. Иногда стресс одолевает человека, заставляет его напрягаться там, где не надо. А затем человек начинает думать о песке, который течет в песочных часах, и напрягается еще больше.
– Ну давай же, твою мать! – воскликнул я и натужился снова.
Я. Лучший замочный мастер и вор в Дальних Краях, зажался, словно желторотик. Утешало только то, что меня подвели не мои пальцы, славящиеся своим проворством, а моя упрямая задница. От напряжения никакой пользы, если нужно наложить кучу в сейфе какого-то идиота.
– Проклятье!
Я чуть приподнялся – в надежде, что это мне поможет, и снова сосредоточился на своей задаче.
Наградой за усилия мне стал первый пердеж, предвещающий все остальное. Я присел на корточки, почувствовал, как мои кишки расслабляются, а затем что-то шлепнулось на папирус. Я подтерся лежавшей рядом бархатной тканью и натянул на себя штаны.
Перед тем как захлопнуть дверцу сейфа, я взглянул на свои испражнения и невольно поморщился. В сейфе лежали какие-то бумаги – официальные документы, если судить по частично стершейся позолоте по краям и роскошным вензелям, но теперь они были тщательно осквернены. Возможно, это было даже слишком жестоко. В свою защиту я должен заметить, что в последнее время корабельный кок часто готовил похлебку из солонины. Кроме того, старая ведьма, которой принадлежал сундук, в течение всего рейса обращалась со мной, как с каким-то землепашцем из Скола. Она сама виновата, что у нее нечего украсть.
Я пожал плечами, затягивая ремень. Вот будет ей сюрприз. Надеюсь, она едет на какое-то семейное торжество.
Резко двигая двумя тонкими отмычками, я снова запер сейф. Инструменты я разобрал на части и засунул их в потайные карманы за подкладкой моего пальто. Одну отмычку я оставил, чтобы благодаря ей замок сработал, когда дверь закроется. Тогда мне не придется, словно новичку, возиться с ним, стоя в коридоре.
Дверь с приятным щелчком захлопнулась у меня за спиной, и я беззаботно и неторопливо пошел прочь. Увидев отороченные мехом сапоги и бархатное пальто – по лестнице спускалась моя жертва – я с трудом удержался от ухмылки. Я остановился у лестницы; моя радость усиливалась, превращаясь в вежливую улыбку. Женщина, как всегда, фыркнула и отвернула голову, словно от меня воняло фермой.
Ее худощавый, одетый в кожу телохранитель следовал за ней по пятам. Он неодобрительно посмотрел на меня.
– Моя госпожа, – сказал я, глядя в ее глаза – серо-голубые, как у многих сколов.
– Снова ты. И, как всегда, подкрадываешься. – Презрительно вздернув верхнюю губу, она продемонстрировала свое отвращение ко мне, толкнув меня в грудь. Ее охранник оттеснил меня, а я вдруг страшно порадовался тому, что наконец-то нашел на корабле замок, который можно взломать – даже при том, что на это ушло три долгих недели. Подняв воротник пальто, я бодро выбежал по лестнице на верхнюю палубу.
С тех пор как мы прошли Разбросанные острова, воздух стал чудовищно горячим, и я подошел к фальшборту, чтобы заменить пот на моем лбу более прохладными каплями морской воды. Опираясь на ограждение, я слушал, как мяукают чайки над головой и как волны бьются о нос корабля. Впереди половину горизонта занимала долгожданная цель моего путешествия, Город Множества Душ.
Аракс, отделенный от нас водными просторами, был похож на огромную колонию морских ежей, которую кто-то оставил посреди жаркой пустыни. Сказать, что город огромен – значит, вообще ничего не сказать. Затянутые дымом доки и пристани протянулись вдоль берега на много миль, а за многочисленными складами ввысь тянулись шпили и пирамиды – все остроконечные, кроме одной мощной башни, которая подпирала небо, словно колонна. Над ее вершиной тянулись оранжевые облака. Даже сейчас, когда я был в море, мне приходилось вытягивать шею, чтобы все разглядеть.
Небесная Игла была полторы мили длиной у основания, а ее высота была раза в два больше. О долгой истории ее строительства рассказывали полосы цветных камней. В течение многих десятилетий башня уходила все выше в небо, превращаясь в острие, которое сверкало, словно алмаз. На самой верхушке острия, в бронированном убежище, поселился император Арка – весьма разумное решение, если все твои подданные мечтают тебя убить.
Ходили слухи, что если Небесная Игла когда-нибудь рухнет, то небеса упадут вместе с ней. Я посмеялся над этой историей, когда услышал ее в первый раз за кружкой пива в какой-то таверне – а сейчас фыркнул, вспомнив ее. Да, башня была огромной, но самомнение аркийцев уступало по размеру разве что их туго набитым кошелькам, а в ходе своего первого визита в Аракс я не собирался подкармливать ни то ни другое.
Солнце балансировало на леере, и это означало, что мы опаздываем. Как только я поднялся на борт этого проклятого корабля, мне показалось, что его капитан – лжец, и чутье меня не обмануло. Я дал ему пару серебряных монет сверх оговоренной платы – за то, что он доставит меня в порт до захода солнца; так же, несомненно, поступили многие другие пассажиры. И все же, несмотря на его многократные заверения, мы, похоже, придем в порт уже ночью. Надо было дать ему две пары монет или сесть на другой корабль, который шел на запад. Или выбрать судно, название которого получше, чем «Маринованный лосось».
Я бросил взгляд на капитана. Большую часть дня он проводил в горизонтальном положении: растянувшись на палубе рядом со штурвалом, он, зевая, подергивал привязанную к большому пальцу ноги веревку, которая удерживала на месте штурвал. Я не люблю насилие и обладаю бесконечным запасом терпения – в моем ремесле терпение окупается сторицей – но в тот миг мне страшно хотелось выбросить жирного ублюдка за борт. У Аракса не зря было еще одно название – Город Множества Дверей. В городе, где можно прикончить человека и продать не только имущество мертвеца, но и его призрак, убийцы процветают. На улицах Аракса после захода солнца было небезопасно: их патрулировали не законники и не солдаты, а бандиты и те, кого аркийцы любовно называли «душекрадами». И дело даже не в том, что у них нет законов – просто следить за их выполнением в таком огромном городе невозможно. Я обливался потом. Я много лет держался подальше от Арка; мне не хотелось работать в городе, жители которого славятся своей кровожадностью и коварством. Как говорят воры Дальних Краев, аркиец платит не серебром, а сталью.
Пока солнце опускалось в Беспокойное море, небо слева от меня стало лиловым, словно синяк. В гавани вспыхнули огни кораблей, а вскоре и в самом городе зажглось великое множество масляных ламп, и когда наше судно вошло в оживленный порт, дома из саманного кирпича и песчаника светились почти так же ярко, как и днем. Я с легким ужасом подумал о том, сколько китов нужно убить каждый год, чтобы удовлетворить потребность города в китовом жире. В трех днях пути от Красса мы встретили пару китобоев, и сейчас я хмурился так же, как и тогда, когда смотрел на них.
Пока я нетерпеливо расхаживал от одной мачты к другой, к нам подошла шлюпка, и на борт поднялись портовые стражники в доспехах, чтобы допросить пассажиров. Их вопросы были стандартными. Отвечая на них, я, как всегда, врал. В моем ремесле не следует повторять одну и ту же ложь – даже чужаку, а я всегда отличался удивительным воображением. В другой жизни я, возможно, продал бы тысячи свитков, на которых записаны мои враки. Но это был бы какой-то другой Келтро Базальт, а сейчас меня больше всего беспокоило инкогнито данного Келтро.
Я назвал им свою настоящую фамилию. Кроме нее, правдой в моих словах было только то, что у меня дела в Небесной Игле. Стражники недоверчиво фыркнули, но я показал им папирус, который появился у меня на пороге почти два месяца назад. Я чуть было не споткнулся об этот проклятый свиток, когда с похмелья выходил из своего жалкого жилища. Документ содержал в себе лишь горстку слов, написанных зелеными чернилами:
Господин Базальт!
Вас хотят видеть в Небесной Игле по вопросам, связанным с работой. Покажите эту печать, и вас впустят.
Итейн.
Ни черная восковая печать с кинжалами и пустынными розами, ни имя «Итейн» ничего мне не говорили, но послание выглядело достаточно официальным и интригующим, чтобы заманить меня в Аракс – несмотря на очевидные опасности, подстерегавшие меня в этом городе. В свое время я имел дело с разными важными персонами, а некоторых из них обворовывал, но мне ни разу не приходилось общаться с обитателями Небесной Иглы. Словно стервятник, привлеченный падалью, я продал свою комнату со всем ее содержимым, купил новое пальто и сел на корабль, капитан которого обещал доставить меня в Аракс по минимальной цене. Это никак не было связано с тем фактом, что я уже несколько месяцев сидел без работы, и пыли в моих сундуках было больше, чем серебра. Это было вообще никак не связано с тем отчаянным положением, в котором я оказался, и я не уставал напоминать себе об этом в течение всего путешествия.
Папирус, видимо, произвел впечатление и на стражников, и они направились к следующему пассажиру. После этого я еще целых полчаса топал ногой и поглядывал на заходящее солнце; в конце концов все формальности были улажены, и корабль получил разрешение войти в порт. Как только стражники покинули корабль, тучный капитан пробудился, нашел пустое якорное место и втиснулся в него. Несколько пассажиров разразились радостными воплями, а остальные беспокойно сжали зубы, кулаки или сфинктеры или, как я, все сразу одновременно.
Пока корабль полз к причалу, я разглядывал порт и похожие на пчелиные соты улочки, которые вели в город. Я заметил несколько десятков тускло светящихся призраков – они были заняты работой – но ни одного живого, если не считать нескольких скучающих надзирателей. Шумели волны, издали доносился гул заводов, но я не слышал ни воя уличных банд, ни воплей их жертв. Ничто не подтверждало те жуткие слухи, которые мне рассказывали про Аракс. На самом деле, меня беспокоило только одно – ошеломляющие запахи рыбы и смолы. Мое сердце чуть-чуть успокоилось.
У меня за спиной собрались другие пассажиры. Кто-то из них громко жаловался на капитана, но тот, не обращая ни на кого внимания, сосредоточился на управлении кораблем. Многие пассажиры, похоже, совсем не волновались, и неудивительно – ведь их сопровождали телохранители. Остальные не следили за тем, что происходит, поскольку были слишком наивными или тупыми – или иностранцами. Торговцы деловито обменивались жесткими листами папируса, а крассы – мои соотечественники – уже слишком набрались и поэтому тратили все силы на то, чтобы стоять прямо и не блевать, пока корабль враскачку подходил к причалу. Они, коренастые и мускулистые, потели в своей меховой одежде и, похохатывая, переговаривались на нашем грубом языке. Возможно, они не знали о том, как опасен ночной Аракс – а может, им было плевать. Они, в отличие от меня, были высокими, широкоплечими и сильными, а я, если честно, широк только в одном месте – в поясе. Мне вдруг захотелось прибиться к их компании – ради собственной безопасности – но мрачная физиономия одного из крассов подсказала мне, что они не считают меня своим соотечественником.
Я в последний раз поймал взгляд старой ведьмы-сколки. Ее гримаса была не более угрюмой, а взгляд – не более высокомерным, чем обычно, и поэтому я был готов биться об заклад, что свой сейф она еще не открыла. Если глаза меня не обманывали, ее телохранитель сейчас прижимал этот сейф к груди. Впервые я увидел, как его обычно бесстрастное бледное лицо перекосилось от натуги. Я бы рассмеялся, если бы не стук корабля о пристань, если бы не темные, молчаливые улицы.
Я еще раз взглянул на лиловое небо, на слабые останки заката и сплюнул себе под ноги.
– Да пошло оно все.
Пока моряки гнали отстающих к фальшборту, я нашел брешь в их цепи, и в несколько прыжков поднялся по засаленной лестнице на ют.
Капитан все еще сидел, развалясь, на своем стуле. Заметив меня, он вяло пробормотал какой-то приказ, чтобы показать, как он занят.
– Вяжите канаты, неблагодарные псы! В чем дело, пассажир? У меня много дел.
– Господин, вы обещали, что корабль придет в порт днем, а сейчас уже ночь. Вы не хуже меня знаете, как опасен город после захода солнца. Поэтому я и не заплатил вам сверху.
Мои слова заставили его принять вертикальное положение, и он замахал своими пухлыми руками, гоня меня прочь.
– Это невозможно! Я и остальным так сказал. Сейчас на «Маринованном лососе» идет уборка, а затем мы возьмем груз и на рассвете выйдем в море. Прилив никого не… – Внезапно он прервал свою болтовню и зевнул. – Ну, ты понял.
Откуда-то из глубин доков донесся жуткий вопль. Я подошел к капитану вплотную, и на секунду мы замерли, едва не соприкоснувшись животами – мой, к счастью, не шел ни в какое сравнение с его брюхом. Пассажиры одобрительно забормотали.
– Даю еще одну серебряную монету за самую маленькую каюту. Я уйду до восхода солнца.
Ему хватило дерзости толкнуть меня. Если бы не поручень, Аракс получил бы меня еще до того, как я вышел на его настил.
– Я же сказал – нет! Фарн, выведи этого пассажира с моего корабля.
– Слушаюсь, – отозвался какой-то мрачный матрос.
Мозолистые руки вернули меня к ждущей толпе.
– Две монеты! – крикнул я, но все было тщетно.
Как только трап заскрежетал по причалу, я, расталкивая всех остальных, бросился прочь, чтобы стать вторым из тех, кто сойдет с этого проклятого корабля. В опасной ситуации полезно пропустить кого-нибудь вперед: если он начнет вопить и умирать, то ты успеешь дать деру.
Поначалу все шло прекрасно, но потом колонна пассажиров рассеялась, словно струйка дыма в шторм, а я остался стоять рядом с тремя безмозглыми торговцами. Перед нами была похожая на ущелье улица, которая тянулась куда-то на юг.
– После вас, – сказал я, улыбаясь и активно жестикулируя.
– В ночлеждом? – спросил один на ломаном общем языке с сильным акцентом жителя Разбросанных островов.
– Конечно.
Вполне вероятно, что где-то в той стороне находился какой-нибудь ночлежный дом. Если ты готов далеко идти, то можешь идти в любую сторону – и все равно найдешь то, что тебе нужно.
– Благодармойс, – хором ответили трое и пошли вперед, прижимая к своим круглым животам сумки для свитков и полы пальто. Я следовал за ними, используя их, словно шахтер – канареек; когда они оборачивались, я улыбался им и жестами призывал их идти дальше.
Вздымавшиеся в темно-лиловое небо высокие склады, заводы и зернохранилища стискивали нас с обеих сторон. Жара не ушла вместе с закатившимся солнцем, как в Крассе, и на улице было тепло и влажно. В воздухе висел густой дым, все еще выползавший из фабричных труб. Из дверей на нас волнами налетали незнакомые запахи и звуки разнообразной работы. Похоже, что рабочий день еще не закончился – по крайней мере, для мертвых. Сквозь щели в каменных стенах я замечал толпы призраков, которые трудились на фабриках и кузницах и обслуживали заводные машины.
Когда я не вглядывался в темноту, то не отводил глаз от поблескивающей Небесной Иглы; для меня она стала ориентиром, словно Бессмертные Звезды – для моряков. Я мечтал поскорее познакомиться с моим новым работодателем Итейном.
Навстречу нам неторопливо шли несколько призраков с тачками и мешками, но никого, кроме них, мы не увидели. Я уже собирался спокойно выдохнуть – впервые с тех пор, как покинул корабль, – как вдруг до меня донесся леденящий душу вопль.
«Приготовься!» – приказал он мне, хотя к чему – я понятия не имел. Я предположил, что сейчас мне будет больно.
Торговцы остановились, недоуменно переглядываясь. Я уже пятился назад, высматривая уголки, ниши и отверстия, в которых можно спрятаться. Мое сердце пыталось пробить дыру в груди и вырваться наружу. Значит, слухи оказались правдой.
Я услышал шаги по песку, и сразу же бросился бежать тем же путем, которым мы пришли. Скажу, что забыл багаж, и спрячусь на борту «Лосося» до зари. Я дам этому придурку капитану столько серебра, сколько он захочет. Жить без гроша лучше, чем быть убитым.
Я успел скрыться за поворотом, как вдруг рядом распахнулась дверь, и путь мне преградил бледный мужчина, размахивавший кривым ножом.
Я не боец, мои руки предназначены для более тонкой работы, но если за мной пришла смерть, то я сделаю все, чтобы ее разочаровать – даже если для этого нужно повалить на землю щербатого разбойника и бить его ногами по морде до тех пор, пока его глаза не перестанут вращаться.
Я был уже на полпути к пристани, когда его товарищи погнались за мной. Я бросил взгляд через плечо и увидел чудовищных размеров женщину, которая вела за собой целую шайку. Я насчитал полдюжины чумазых бандитов в черных доспехах – и еще четверо преградили мне путь на следующем перекрестке. Вынужденно изменив направление, я с тоской бросил взгляд на крошечный корабль, который показался за домами. Как я ни кричал, на помощь никто мне не пришел. Зуб даю, капитан уже принял горизонтальное положение и, зевая, пересчитывает свой гонорар. Сраный мошенник. Должно быть, и он, и портовая стража заодно с этой бандой.
Извергая проклятия, я помчался по переулку, а за мной по пятам, словно гончие, с воплями бежали разбойники.
Душекрады. А кто, если не они? Я сильно пожалел о том, что не остался в родном Таймаре; там, по крайней мере, люди гонятся за тобой, чтобы отнять у тебя кошелек – но не душу. Я проклинал себя за то, что не пустил приглашение Итейна на растопку.
– Твою мать! – Коварный песок подвел меня; я оступился и упал.
Что-то свистнуло у меня за спиной. Я поблагодарил мертвых богов за то, что отличался умением аккуратно и крепко завязывать шнурки. Даже такая мелочь погубила многих взломщиков.
Только призраки стали свидетелями того, как меня травят. Они прижались к стенам из песчаника, заставляя их светиться слабым голубым светом. Жалости в их глазах я не увидел, но даже если бы они хотели мне помочь, то все равно ничего не смогли бы сделать. Я вдруг понял, что в отчаянии проклинаю этих слабых существ. Я поднял взгляд, посмотрел на дымчатую черную бездну, в которой виднелись только самые яркие звезды. Боги мне тоже не помогут. Я был один, а боязнь одиночества – самый мощный и древний страх.
Я не из тех, кто отличается крепкими мускулами; более того, у меня телосложение человека, который упражняется только в поднесении кружки с пивом к губам. Но за счет одного лишь страха я почти оторвался от преследователей. Только один из них не отставал.
Я запетлял между штабелей ящиков, заставляя преследователя бежать в обход там, где я промчался напрямую. Впереди распахнул свою пасть переулок, и я бросился в него. Пока мои глаза привыкали к темноте, я неуклюже двигался на ощупь. Мое дыхание было резким, испуганным. Слышал я сейчас только то, как сопит человек у меня за спиной и как стучит мое сердце – оно пыталось биться быстрее, чем топали по мостовой мои ноги.
Пользуясь запутанностью улиц, я то выскакивал на набережную, то нырял в переулки, пытаясь сбить с толку того, кто хотел стать моим убийцей. Но, как бы я ни летел вперед, как бы ни петлял, преследователь не отставал. Я слышал его животное фырканье; будь у него копье, он уже смог бы меня им достать. После каждого резкого поворота огонь в моей груди разгорался все сильнее. Каждый вдох казался более коротким, чем предыдущий.
Между покосившимися старыми зданиями растянулся двор, черный как смоль, абсолютно лишенный света. Я побежал по нему туда, где начиналась еще одна улица, но в последнюю секунду я свернул налево – в другую улицу, поменьше. До меня донесся звук удара и проклятия человека, врезавшегося в кирпичную стену.
Я скользнул в еще один переулок, радуясь собственному хитроумию, как вдруг обнаружил, что он перекрыт стеной из ловушек для крабов. Взвизгнув, я воткнулся в нее головой и упал на песок, а всего через пару секунд снова услышал шаги у себя за спиной.
– Н…!
Встать я не успел: мой отчаянный вопль оборвал удар ножа. Стальной клинок воткнулся мне в спину слева от позвоночника и вышел из живота. Острие ножа натянуло рубашку, сделав ее похожей на цирковой шатер. Я посмотрел на нее, упираясь в землю одной рукой и коленом, и вопрошая всех мертвых богов о том, почему я не сел на другой корабль.
Нож вытащили из меня, и появилась боль; она расцвела во мне, словно дым над одним из вулканов Разбросанных островов. Она парализовала мое тело, и я бы упал, если бы не железные руки, схватившие меня.
Мое лицо запрокинули к небу. Сталь безжалостно прошла по моему горлу. Моя грудь и колени стали мягкими и теплыми. Каждый раз, когда я пытался сделать вдох, я захлебывался.
Руки отпустили меня, и я упал на спину. Человек с окровавленным лицом, возвышавшийся надо мной на фоне звездного неба, посмотрел мне в глаза, а затем плюнул на меня и презрительно оскалился.
Я не мог представить себе более противного человека, с которым можно было бы провести последние мгновения, и тем не менее: жизнь вытекала из меня, один кувшин за другим, надо мной, словно лесной тролль, нависал мой гримасничающий убийца. В углах его рта и на носу виднелась кровь. Жидкие пряди сальных темных волос затеняли его бугристое лицо. Нужно было пнуть его посильнее. Можно было сесть на другой корабль. Нужно было остаться дома. Это все, чем я мог себя утешить – пригоршней «можно было» и «нужно было».
Теперь я сражался с тьмой и с терпением убийцы, которого, как оказалось, у него не хватало. Вскоре он опустился на колени и снова начал работать ножом. Он проделал во мне еще четыре дыры, прежде чем из меня вытекла вся кровь, а тело сдалось. Тени опустились на меня, а я мог лишь изливать свой гнев и отчаяние, беззвучно крича о том, как все это несправедливо.
Твою мать.