Голос крови

Глава тридцатая

Джоф всегда считал себя хозяйственным парнем, но в нынешних обстоятельствах совершенно не знал, что делать.

— И куда нам все это теперь девать?

Они с Грир стояли в трюме старого корабля, который купили для полета на Сибенско. Корабль, доверху набитый термическими детонаторами, они спрятали в арендованном за небольшую плату ангаре вдали от оживленных мест и военных баз Хосниан-Прайм.

— А что, если нас с этим поймают? — не унимался Джоф.

Грир наклонилась ближе к стопке контейнеров, с отвращением разглядывая детонаторы:

— Тогда мы сможем все объяснить. Наши действия на Сибенско уже не тайна. Но ты прав: у нас на руках тонна взрывчатки, оставшаяся от уничтоженных террористов… и непонятно, куда ее деть.

Сначала Джоф предполагал передать детонаторы какому-нибудь коммандеру или адмиралу Новой Республики. Но миссия-то была не военная, а значит под юрисдикцию военного командования не подпадала. Она была, пусть и с некоторой натяжкой, в юрисдикции Галактического сената, но штука в том, что регламенты и процедуры сената не предусматривали ситуации, чтобы кто-то вдруг захотел сдать сенату оружие. Джоф подумывал вручить детонаторы самой принцессе Лее, но что, если это неправильно поймут? Ее и так боятся и ненавидят с тех пор, как выяснилось, что ее папаша был Дарт Вейдер, а если еще окажется, что у нее имеется неплохой запас взрывчатки в личном пользовании, тут такое начнется…

— А может, продать их? — осторожно предложил он.

— Ага, ты прав, самое время начать карьеру торговцев нелегальным оружием, — хмыкнула Грир.

— Так, а что делать-то? — Джоф плюхнулся на одно из откидных сидений, имевшихся в трюме. — Сидеть и любоваться на них?

— Я думала отвезти их обратно на Сибенско и сбросить в море. — Грир прислонилась к стене, скрестив руки на груди. — Но они ведь могут и взорваться, навредить природе или подводным судам, которые отправят исследовать место катастрофы.

— А что, сенат правда собирается кого-то туда отправить? — удивился Джоф.

На его памяти власть никогда не действовала так быстро и решительно.

Грир вздохнула:

— Как же, размечтался! Но готова поспорить, преступные группировки, у которых был бизнес или интересы на Сибенско, явятся проверить. Никто, хатты, возможно, даже кто-то из сочувствующих амаксинам… Они перероют все морское дно в поисках информации и того, что можно прибрать к рукам.

«Ну так и пусть себе подорвутся на этих детонаторах, не жалко», — хотел было сказать Джоф, но одумался и прикусил язык. Уж конечно, сами преступные воротилы не станут опускаться на океанское дно в батискафах. Они отправят кабальных работников или тех, кто по бедности не может отказаться даже от опасной для жизни работы. Будет нечестно, если эти ребята погибнут просто потому, что Джоф и Грир не нашли лучшего места, чтобы сбросить детонаторы.

Грир вдруг потерла висок и передернулась, и Джоф тут же всполошился:

— С тобой все в порядке?

— Все нормально. Просто голова болит. — Она сердито зыркнула на него и строго сказала, погрозив пальцем: — И не смей так дергаться из-за моего здоровья, понял?

Джоф заставил себя успокоиться:

— Понял.

Грир задумчиво посмотрела на детонаторы:

— Знаешь, что мы сделаем? Арендуем под них склад. Где-нибудь, где их никто не найдет.

— И что? Просто спрячем их там навсегда?

— И будем ждать указаний от принцессы Леи.

Джоф хотел спросить, что еще тут могут быть за указания, но не стал — сам догадался. Им удалось разделаться с Риннривином Ди и амаксинами только потому, что они действовали на свой страх и риск, и принцесса Лея едва не превысила свои полномочия. Если верить ей, существуют и другие вооруженные группировки, которые втайне готовятся развязать в Галактике новую войну. Сенат, судя по всему, не может и не хочет ничего против них предпринимать.

Вероятно, принцесса считает, что однажды у них не останется выбора, кроме как встать на защиту Республики самим. И когда этот день настанет, им понадобится оружие.

— Решено. Склад так склад, — сказал Джоф.

Рэнсольм Кастерфо собирался с духом, чтобы нанести этот визит, еще с вечера. И все равно, когда утром он шел по коридорам сената, сердце у него было не на месте. Остановившись перед нужной дверью, он помедлил. Одернул темно-зеленый костюм, поправил белоснежную рубашку, сделал несколько глубоких вдохов — и только после этого шагнул вперед. Двери автоматически открылись перед ним.

Грир на ее рабочем месте в приемной не было. Там вообще никого не было, кроме C-3PO, вид у которого при появлении Рэнсольма сделался совершенно обалделый, если, конечно, может быть обалделый вид у дроида.

— Сенатор Кастерфо?

— Я хотел бы поговорить с сенатором Органой, — ответил Кастерфо самым официальным тоном. — Если она согласится принять меня.

— Я немедленно сообщу ей о вашем приходе, сэр.

C-3PO двинулся к двери кабинета, но как-то боком, словно боялся поворачиваться к Рэнсольму спиной. Рэнсольм думал, что его заставят долго ждать или же сразу отправят восвояси, но, к его удивлению, C-3PO почти сразу же вышел из кабинета со словами:

— Похоже, ее высочество в самом деле желает говорить с вами. Хотя лично я не могу представить почему.

— Спасибо за откровенность.

Рэнсольм вошел в кабинет. Дроид, хвала звездам, остался снаружи. Лея сидела за столом в одежде, которую обычно носила в дороге, — светло-серых брюках и рубашке. Волосы ее были собраны в небрежный узел на затылке.

Все формальности и церемонии, сопутствующие работе в сенате, остались в прошлом. Всем своим видом она ясно давала понять: ее больше не волнует, кто что подумает.

Она не встала, чтобы поздороваться. И заговорила без злости, но сухо:

— Не могу поверить, что у вас хватило смелости прийти сюда.

— Я сам с трудом в это верю.

Хотя, по правде говоря, Рэнсольм считал, что ему не хватало не смелости, а понимания. В те недели, что тянулись после того, как всплыла правда об ее отце, он не мог заставить себя даже посмотреть на Лею. Для него она была только дочерью Дарта Вейдера, и более никем. Но вот он пришел и посмотрел ей в глаза — и увидел, что она все та же. Тот самый человек, которого он успел неплохо узнать и к которому проникся симпатией. И хотя своим поступком Рэнсольм навеки положил конец их дружбе, он мог хотя бы выразить Лее уважение, которого она заслуживала.

— Вы проделали прекрасную работу на Сибенско. Я изучил предоставленные вами данные, это просто удивительно. Думаю, я бы в жизни не смог совершить ничего подобного.

Она сложила руки на груди:

— Рада, что все-таки сумела заслужить ваше одобрение.

Рэнсольму больно было услышать такой ответ, но он знал, что сам виноват. Он пришел сюда не затем, чтобы просить прощения, а лишь для того, чтобы запоздало отдать Лее должное.

— Что ж, я со своей стороны рад, что вам удалось закончить эту работу и что вы не пострадали. Хочу, чтобы вы знали: я намерен всеми возможными средствами добиваться продолжения расследования.

Кивком попрощавшись, он направился к двери, но услышал:

— Рэнсольм! Постой.

— Да?

— Я не стану благодарить тебя за то, что поддержал мое вчерашнее выступление в сенате. Правду говорят не ради спасибо. Но признаюсь: тебе удалось удивить меня — на этот раз приятно. — На мгновение на ее лице показалась заговорщицкая улыбка, но тут же погасла. — Ты поставил общее благо выше собственных амбиций и целей своей фракции. Ты поддержал то, что считал правильным, и ты сказал правду, когда все вокруг хотели, чтобы ты солгал. Галактике нужны такие политики.

— Если сенатор поступает иначе, он зря занимает свое место. Как ты и сказала, такие поступки не стоят благодарности.

— А я говорю не о благодарности. Я говорю об ответственности, которая теперь лежит на тебе. — Лея вздохнула. — Я потеряла все влияние в сенате, и его уже не вернуть. Поэтому тебе придется найти других союзников как среди популистов, так и среди центристов. Тех, кто способен честно работать сообща, чтобы вытащить нас из этой переделки и, возможно, даже предотвратить войну.

— Ну, до этого уж точно не дойдет.

— Надеюсь, ты прав. Я все еще верю, что мы сумеем найти путь обратно к мирному сосуществованию. Но вывести нас на этот путь сможешь только ты и такие, как ты. Потребуется немалое время, чтобы основать движение, способное вытащить сенат из застоя. Тебе придется заявить о своей независимости, чтобы никто из политиков не мог больше сваливать на тебя грязную работу. Тебе придется научиться лучше различать, кому стоит доверять, а кому нет. Долгое время ты будешь один против всех. — Лея смотрела на него так, будто читала в его душе, но Рэнсольм не представлял, что она там видит. После долгого молчания она сказала: — Я верю: ты сильный и ты справишься.

Ее слова страшно смутили его, но в то же время придали отваги. Рэнсольм кивнул:

— Я всегда буду верен своему долгу.

— Да. Думаю, будешь.

Больше им нечего было сказать друг другу — возможно, и никогда не будет. Поэтому Рэнсольм молча поклонился и вышел.

На обратной дороге его одолевали печальные мысли — не о трудном будущем, предстоящем ему, но о Лее. Усталая, всеми покинутая, изгнанная из политики, она продолжала думать об общем благе.

Рэнсольм понимал, что она передала эстафету ему. Теперь ему предстоит взять на себя ее заботы. Он надеялся, что справится.

Десять дней спустя после выступления в сенате Лея впервые появилась на публике, с тех пор как стало известно ее происхождение. Ей не хотелось оказаться среди враждебно настроенной толпы, но она не собиралась и дрожать от страха до конца дней своих. Кроме того, Вариш Вицли справедливо заметила, что обстоятельства для первой попытки самые что ни на есть подходящие.

— Я тебе скажу грубо и прямо, — сказала Вариш. — Ты у нас — героиня войны и сенатор, безупречно служивший обществу много лет. Поэтому нельзя, чтобы избиратели думали, будто мы тебя чураемся. Даже если они сами все еще шарахаются от тебя, нам они этого не простят. Скажут, что все популисты — нервные дамочки. Но и представлять тебя на публике как одного из наших лидеров мы тоже не можем. Остается только одно: чтобы ты посещала мероприятия в честь других популистов. Улыбайся, маши, и пусть публика заново привыкает к тебе. А когда привыкнет, мы потихоньку начнем тебя продвигать, доверять дела, возвращать тебе былое влияние.

Сама Лея не верила, что сможет когда-нибудь вернуть доверие народа, но решила последовать совету Вариш просто из признательности. Кроме того, приятно будет увидеть, как чествуют Тай-Лина Гарра, ее старого друга.

Первый митинг в поддержку Тай-Лина был назначен в одном из самых обширных парков Хосниан-Прайм, излюбленном месте прогулок для гостей со всей Галактики. Тай-Лин выбрал площадку у огромного фонтана в форме веера — подарка Гаталенты к основанию Новой Республики. Место было красивое, но выбор его имел и символический смысл: Тай-Лин тем самым давал понять, что считает себя прежде всего гражданином Гаталенты.

Лея, в скромном оливково-зеленом платье, устроилась в заднем ряду на скамейках, расставленных для членов партии позади места выступления кандидата. Она надеялась, что никто не обратит на нее особого внимания. Пока что ее удостоили пристального взгляда только охранники, обеспечивавшие безопасность; один из них так и продолжал следить за ней. Это было бы оскорбительно, если бы не было так смешно. Лея аплодировала вместе со всеми и от души радовалась, когда огромная толпа сторонников поддерживала Тай-Лина криками и хлопками. Его алая мантия казалась знаменем будущей победы на выборах.

Про себя Лея понимала, что выставить кандидатом Тай-Лина было большой ошибкой. Да, самодисциплина и скромность защитят его от соблазнов единоличной власти. Однако то, как он собирался использовать эту власть, точнее, не использовать ее вообще… Это было все равно что вовсе похоронить идею объединенного галактического государства, более того, идею о том, что какое бы то ни было единое правительство способно служить мирам и защищать их.

Но Тай-Лин доверял Лее. Он не усомнился в ней, когда раскрылась ее тайна, и он, один из немногих, понимал, как человек, владеющей Силой, пусть даже темной ее стороной, мог быть отцом таких людей, как Люк и Лея. И если Тай-Лин победит на выборах, наверное, он и тогда не отвернется от нее.

«Пусть мне уже никогда не вернуть политическое влияние, — думала Лея, — возможно, я смогу продолжать отстаивать и защищать то, что считаю правильным. Если Тай-Лин будет время от времени прислушиваться ко мне, мы, может быть, достигнем нового понимания того, чем должен заниматься Первый сенатор. Так, чтобы и Тай-Лин, и Новая Республика были довольны. Пусть я не могу быть лидером, я могу быть советчиком. И продолжать работать на благо мира…»

— Ваше высочество… — пискнул кто-то поблизости.

Обернувшись, Лея с удивлением узнала Корр Селлу. Девушка пробилась через толпу, чтобы поговорить с ней.

— Корр… — Лея едва успела прикусить язык, чтобы по привычке не сказать «Корри». — Не ожидала тебя тут увидеть.

— Конечно, ведь я ушла от вас, — сказала Корр. — Сразу после того, как мы все узнали про Вейдера. Я неправильно поступила тогда. Все это время я вспоминала, как работала на вас, как восхищалась вами… И поняла, что оттого, что выяснилось, вы не перестали быть хорошим человеком. Нельзя было отворачиваться от вас из-за того, что вы не выбирали.

Лея надеялась, что некоторые ее знакомые со временем поймут это, но ожидала, что первыми окажутся самые опытные, мудрые, те, кто знал ее много лет. А их всех опередила шестнадцатилетняя девчушка.

— Я понимаю, — сказала Лея, стараясь говорить как можно мягче, хоть и приходилось перекрикивать шум. — И всегда понимала.

Корр кивнула и часто-часто заморгала.

— Я знаю, что мне уже не быть стажером у вас в офисе, — проговорила она дрожащим голосом, — но, если я могу как-то помочь вам, сделать что-нибудь для вас, можете на меня рассчитывать. То есть я хочу сказать — для меня будет честью помогать вам.

— Спасибо, Корр. Я очень ценю это. — Лея пожала ей руку.

— И… если хотите, можете и дальше звать меня Корри.

— Нет, тут ты была права. Ты уже не ребенок. Думаю, ты даже более взрослая, чем большинство собравшихся на этот митинг. Так что лучше я буду звать тебя Корр.

Корр наконец улыбнулась, и Лея поняла, что, если ей однажды понадобится помощь, она сможет смело обращаться к этой девушке.

После речей, конечно, настало время пожимать руки, лапы, клешни и щупальца. Толпа окружила Тай-Лина, а Лея попыталась тихонько улизнуть. Но покрытая золотистым мехом лапа мягко обняла ее за плечи и удержала.

— Даже не думай! — ласково сказала Вариш. — Оставайся. Тай-Лин непременно захочет потом поговорить после митинга.

— По моему собственному опыту избирательных компаний, после митинга Тай-Лин захочет только одного — упасть где-нибудь в тихом месте.

Лея помолчала, глядя на сутолоку вокруг старого друга. Как он умудряется сохранять достоинство и невозмутимость посреди хохочущей толпы поклонников и гордых родителей, требующих, чтобы он поцеловал их ребенка?

— Как думаешь, у него хорошие шансы на победу?

— Неплохие. Результаты опросов обнадеживают, хотя сейчас, конечно, судить рано, ведь центристы пока не выдвинули своего кандидата. Но мы-то думали, что из-за всего этого тарарама с тобой наша партия потеряет популярность, а этого не произошло.

— Наверное, ты единственная в Галактике, кто может назвать это «тарарам».

— За это ты меня и любишь, верно? — Вариш чуть крепче обняла Лею за плечи и начала мягко подталкивать ее в сторону толпы. — Ну хоть попрощайся с Тай-Лином, прежде чем уходить.

— Очень ему нужно мое «до свидания»! И я не хочу никому усложнять жизнь.

— Ты и не усложняешь. Чем скорее мы начнем вести себя так, будто все хорошо, тем скорее все снова станет хорошо. Кроме того, не думаю, что кто-то вообще тебя узнает. Тут такая толпа, что одни затылки видны.

Это было верно подмечено. Лея позволила Вариш затащить ее в гущу толпы. Главное было никого не толкнуть и ни с кем ни встречаться глазами. Если кто-то и узнал ее, они ничего не сказали. Или сказали, а она не расслышала в общем гаме.

Наконец они протолкались поближе к Тай-Лину.

— Тай-Лин! — окликнула Вариш из-за чьих-то спин. — А вот и мы!

Толпа чуть расступилась, и Лея увидела улыбающегося Тай-Лина в окружении избирателей…

…И одно лицо в первом ряду толпы оказалось знакомым. Высокие скулы, волосы с проседью, жгучие темные глаза. Хотя Лея видела эту женщину только в казино на Бастазе и на записях Рэнсольма, она узнала ее мгновенно. В толпе стояла Арлиз Хадрассиан.

И из-под длинного плаща Хадрассиан как раз достала бластер.

Лея не успела даже крикнуть — Хадрассиан выстрелила Тай-Лину прямо в грудь. Все закричали. Толпа бросилась врассыпную, но некоторые попытались пробиться к упавшему Тай-Лину. Лея бросилась к нему, рухнула на колени рядом — и только тогда поняла, что Хадрассиан не пыталась скрыться, а так и стоит на месте с бластером в руке. Стражи порядка бежали к ним, но что толку…

— Лея Органа, — прокаркала Хадрассиан. Уголки ее губ медленно приподнялись в зловещей улыбке. — Благодари судьбу, что я мыслю стратегически.

С этими словами она поднесла бластер к виску. Лея едва успела отвернуться, как раздался треск последнего выстрела и тело с тошнотворным глухим стуком повалилось на землю.

— Тай-Лин! — Лея перевернула друга на спину, чтобы осмотреть рану. — Тай-Лин, ты слышишь меня?

Но он, конечно, не слышал. Ему зарядили в грудь почти в упор из бластера в режиме поражения. Там, где билось его сердце, теперь чернела огромная дыра с запекшимися краями. Арлиз Хадрассиан отомстила за своих воинов.

Это великое несчастье для всей Галактики, поняла Лея. Но сейчас она не могла думать о политических последствиях, о грядущей катастрофе — ни о чем, кроме того, что ее друг лежит мертвый. Вариш горестно взвыла. Лея, стоя на коленях, коснулась лбом лба Тай-Лина. Она не могла придумать, как еще теперь попрощаться с ним.