Я уже в который раз прокручивал воспоминания о моей первой встрече с девушкой, обитавшей на крыше мира. Зимой большинство лачуг в Скри заметало снегом так, что на поверхности оставались лишь трубы, и только из окон немногочисленных избушек, которые лепились по краям ущелий, пробивался тусклый желтый свет, помогавший мне ориентироваться. Я нашел перевал и, покружившись над ним, стал спускаться вниз, к основанию горы. Склоны проносились мимо так стремительно, что я едва мог рассмотреть отдельные уступы. Я поднял взгляд на острые пики, которые, словно огромные черные зубы, вгрызались в чистое небо, еще раз посмотрел на Полярис и вдруг почувствовал специфический запах здешнего дыма — я вернулся домой, в Дарклинг. Я собирался остаться в «Филигранном пауке» на несколько дней и как следует отдохнуть.
Резкий, ужасно холодный ветер дул с ледников, белыми шапками венчавших самые высокие пики, Мхадайд и Бхачнадич. Казалось, кожа лица намертво примерзла к черепу. Я оседлал этот ветер, и на передних краях моих крыльев тут же образовалась ледяная корка. Провалившись по колено в снег, я приземлился на низкую крышу Домика и ловко соскользнул вниз, спровоцировав небольшую лавину, а потом постучал в дверь «Паука».
Ласканн открыл верхнюю часть и ухмыльнулся.
— Ты опоздал.
— Я никогда не опаздываю.
— О… мы уже начали.
— Бесплатная выпивка?
Я чуял запах теплого виски.
— В твою честь, Янт.
Боже, как хорошо вернуться домой.
В маленьком баре, освещенном только огнем камина, собралось около двадцати человек, все были в небольшом подпитии, ибо уже отведали забористого местного виски, и курили самодельные «козьи ножки». Терн купила мне «Паука» в качестве свадебного подарка, поскольку раньше я всегда говорил, что родился в баре в Скри — единственном месте, где риданнцы что-то делали вместе.
В отличие от человеческого или авианского бара, здесь очень мало разговаривали, а музыки не было вообще. Риданнское общество — весьма призрачное понятие. Риданнцы не очень общительные существа, ибо каждый из них привык к независимому существованию одиночки, так что даже в баре они держались подальше друг от друга, сосредоточившись на своих рюмках. Я иногда рассказывал какие-то байки, буквально минут на пять, потому как привлечь внимание риданнца даже на пять минут — дело весьма непростое.
Весь второй день бушевала снежная буря, и в заведение заглянули всего несколько человек. Я, должно быть, принял слишком много наркотика, поскольку не спал всю ночь, пребывая в излишне оживленном состоянии. Проверив счета «Паука», я нашел их весьма устаревшими. Ласканн не умел писать и хранил все цифры в голове. Но это совершенно не мешало торговле — он всегда помнил, кто брал табак к своей порции виски.
Ласканн был высоким и тощим, его коротко остриженные волосы стояли торчком. Сквозь них просвечивал череп — довольно несимметричный и какой-то узловатый. Длинные нервные пальцы то и дело складывались в совершенно невероятные фигуры.
Ранним утром он все еще обслуживал посетителей, разомлевших в ленивой, расслабляющей атмосфере бара, где царило тепло и не было снега. Дрова в камине почти прогорели, оставив только белый пепел и слабо мерцавшие оранжевые угольки. Пол бара был устлан хвоей, и оттого в комнате приятно пахло сосной.
В какой-то момент мое внимание привлек риданнец, сидевший за столом, который находился возле самой двери. Это было необычно, поскольку все посетители, как правило, старались расположиться поближе к огню. Присмотревшись повнимательнее, я с удивлением обнаружил, что это была риданнка. Она сидела ко мне спиной и поглощала водку, составляя пирамиду из опустевших рюмок. Я насчитал тринадцать. Ее прекрасные темные волосы ниспадали на плечи, а потом спускались вниз до талии. Она лишь мельком посмотрела на меня, видимо, почувствовав мой пристальный взгляд, и снова отвернулась. Кроме меня, как я заметил, никто не обращал на нее внимания.
У девушки была бледная кожа и холодные риданнские глаза с узкими вертикальными зрачками. Более высокая скорость зрительного восприятия наделяла нас и более быстрыми и острыми реакциями. Ее руки и ноги были жилистыми и мускулистыми. Одежда? Черный жилет, свободный и выцветший, обтягивал маленькие груди с торчащими сосками — именно их я напряженно разглядывал, — а также короткая… нет, очень короткая юбка, из того же дорогого черного хлопка, который привозили из Авии. Плюс к этому на ней были черные туфли без каблуков, но с ремешками вокруг щиколоток. Пока я в открытую разглядывал ее, она накачивалась лучшей водкой заведения.
— Ласканн, — позвал я. — Подойди-ка сюда на минутку.
Он подбежал ко мне, продолжая на ходу вытирать высокий стакан.
Я указал на худощавую девушку.
— Кто это?
Он пожал плечами и отвернулся, но я схватил его за локоть и рванул к себе.
— Да так… сучка какая-то, — промямлил он.
— Как зовут эту сучку? — продолжал наседать я.
— Янт, держись от нее подальше. Она не совсем… Скажем так, она немного странная. — Его тонкие губы растянулись в нервной улыбке.
— Ты сам чертовски странный, Ласканн, и мне не нужны твои советы. Если ты мне не скажешь, разозлюсь. Три… Два…
— Женя Дара!
Я отпустил его, и он потер свой костлявый локоть.
— Она Дара… — повторил он. — Дочь Лабры, так что… наполовину моя сестра.
— Я не знал, что у Лабры была дочь.
— Он не хотел, чтобы ты знал, Янт.
Любопытство оказалось сильнее интереса к узкоплечей девушке.
— Что, в конце концов, случилось с Лаброй? — с интересом спросил я.
Ласканн пожал плечами; надо сказать, он был прямо-таки создан для этого жеста.
— О… Его убила жена, — просто ответил он.
Я налил себе еще виски и опустился на стул рядом с барной стойкой. У меня было ощущение, будто я иду по лезвию бритвы. Когда волею судьбы на моем пути появляется нечто столь же притягательное, как в данном случае эта девушка, мне трудно поверить, что я не просочился в чью-то чужую жизнь. Меня охватило чувство нереальности происходящего, я даже задрожал от наслаждения. После минутного изучения моей физиономии Ласканн убедился в том, что я полон решимости.
— О нет, только не это, — тихо пробормотал он с легким дарклингским акцентом, по которому я так скучал.
— Почему я раньше ее не видел?
— Янт, я… Хорошо. Она нечасто сюда приходит — только когда погода в горах совсем ужасна. Все остальное время она на Чире или Гридериче.
— Правда? И что же она там делает?
Тонкий лед терпения Ласканна треснул, и он сказал мне, что, возможно, мне стоит спросить у нее самой.
— Она — одинокий волк, это все, что я знаю, — с горькой усмешкой добавил он.
Ласканн видел, как я хотел ее. Похоть просто разбирала меня. Я подумал о том, что такого шанса мне не представлялось с тех самых пор, как меня отвергла Деллин. И вот он — новый шанс. Последний. Я должен был овладеть ею.
— Она выше ростом, чем Деллин, — промурлыкал я, размышляя вслух.
Бармен уловил мою ремарку.
— Угу, — хмыкнул он. — Я знаю, что тогда случилось.
— Смертные не могут этого помнить.
— Янт, о твоем полном провале с Широй Деллин здесь ходят легенды.
То было сто лет назад. А это — здесь и сейчас.
— Каких мужчин она предпочитает? — спросил я, указав пальцем на Женю.
Горечь в голосе Ласканна превратилась в жалость к самому себе.
— Не знаю, — признался он. — Она не позволит мне и близко к ней подойти.
Весь следующий день и всю ночь я был занят только тем, что, практически выпрыгивая из штанов, пытался привлечь ее внимание. Однако все мои усилия оказались тщетны — Женя не замечала меня. Я не мог понять, почему ее мир был настолько чужд даже мне. Но мотивов для подобного поведения насчитывалось всего лишь три: упрямство, наличие кавалера либо просто тупость. Но я не мог ничего с собой поделать — она была настолько же красива, насколько недосягаема, правда, кроме того, еще и алкоголичка.
Когда в наркотическом тумане я по ошибке назвал ее Деллин, она просто улыбнулась, обнажив белые как снег зубы. Я купил ей виски, и она выпила его (как только я принес) и даже не поблагодарила меня. Все мои ухаживания оставляли ее совершенно равнодушной, и это заставляло меня еще сильнее желать ее. Она отказывалась танцевать. Карты? Она не умела играть. Истории о других землях? Ее они совсем не интересовали. Не хотела бы она, чтобы я проводил ее до дома? Ответом на такое предложение был взрыв холодного смеха, который рассыпался маленькими льдинками у моих ног.
Лицо риданнки было по-мужски грубовато, но все компенсировали высокие точеные скулы и изящный подбородок. Изо дня в день Женя красовалась в одном и том же одеянии — тонкий жилет и короткая юбчонка. Она была слишком длинноногой, худой и мускулистой и ничем не напоминала пышнотелую Деллин, однако это не мешало мне направить на нее свой гнев, не притупившийся с годами.
Когда все спали, я не мог уснуть — я думал о Жене. Эти мысли сжигали меня, и я пытался подавить их инъекциями сколопендиума. Но желание бурлило во мне, подобно талой воде. Острейшее желание. Я должен был овладеть ею. При авианском дворе мне помог бы грамм кантарида, но в заснеженных горах достать его было невозможно.
Я хотел Женю. Какова была бы погоня за ней! Я поймал бы ее. И потом завалил бы в снег.
Или трахнул бы ее в теплой, мягкой кровати, пока окно заметает снегом. Я хотел, чтобы она скакала на мне, хотел видеть, как мышцы этих длинных ног напрягаются и снова разглаживаются под кожей. У меня снова встал. Я был настолько возбужден, что мне казалось, будто сердце колотится у меня прямо в паху. И все из-за Жени. И за это она должна была ответить. Лежа на соломенном тюфяке, я одной рукой мял свои яйца, а другой — тер твердый пенис. Член у меня не очень толстый, зато довольно длинный, с гладкой головкой. Эти накрашенные ногти принад-лежат ей. Рука, сжимающая мой пенис, тоже принадлежит ей, и она двигает ею. Вверх-вниз. Ее тело растянулось подо мной. Маленькие груди побелели от холода. Кошачьи глаза сияют удовольствием. Когда я кончу, я сделаю это ей в рот. Я вздохнул. Это просто похоть, Шира. Это всегда было не столько «люби их и оставляй», сколько «трахай и сваливай».
В последнюю ночь я был уже на пределе. На следующий день меня ожидали в Замке, и я готовился к длинному, тяжелому полету. Я слишком серьезно подсел на наркотики, у меня кончились деньги, и с Женей Дарой ничего не получалось.
— Ты облажался, Комета, — радостно сказал Ласканн.
— Еще нет, тупица. Еще нет, будь ты проклят.
— Ха! Попробуй еще раз — лет через сто! И все же — зачем тебе нужна эта угрюмая сучка?
Затем, что она — частичка гор, которая станет воспоминанием. Затем, что она — риданнка, быстрая и дикая. А еще она похожа на меня, Ласканн, мы с ней одной породы.
Я — дитя изнасилования, как и Ласканн Шира. Я очень жалел его мать, ибо мог представить, что она чувствовала, когда на нее набросился Лабра. Люди гор считают незаконнорожденность проклятием, передающимся по наследству.
Я протирал барную стойку локтями, чувствуя странную слабость. Мои движения были заторможенными, я даже забыл о Жене, но она сама напомнила о себе, когда начала проталкиваться мимо меня. Обычно она избегала контактов, но сейчас хотела знать, почему кончилась выпивка. Она пришла снаружи, куда посетители выходили, чтобы справить малую нужду у задней стены бара. Ее кожа была холодной, хотя лицо порозовело, а сама она казалась взволнованной. Я видел, как она провела рукой по подолу своей юбки.
— Что мне сделать для вас? — спросил я. Тишина. — Милая леди, — продолжил я, — возможно, мы никогда больше не увидимся.
Дара подошла ко мне настолько близко, что я смог обнять ее за талию. Она была очень стройной, и я легко обвил ее одной рукой.
— Я хочу тебя, — честно признался я.
— Тогда догони меня! — бросила она и помчалась прочь.
Она легко перепрыгнула через скамью, перемахнула через груду лыж и была уже за дверью, а я даже не успел закончить вдох. Позади меня заскулил Ласканн. Казалось, он готов бросить бар и кинуться за ней. Я снял перевязь с мечом и бросил ему.
— Оставайся здесь, — приказал я. И унесся прочь. Я побежал.
Ледяной ночной воздух обжигал легкие. В глотке быстро пересохло. Дорога была завалена снегом. Женины следы вели наверх. У меня тоже длинные ноги, к тому же я Вестник. Я мчался по ее, ел еду с огромной скоростью. Однако ее нигде не было. Она просто исчезла. Боже, как же она быстра! У нее не было крыльев, но в остальном она была почти равна мне. Я надеялся только на то, что она быстро устанет.
Я взбежал на возвышенность и оказался на узком плато над Скри. Женя держалась ближе к краю. Я прогнал сомнения и сосредоточился на беге. Быстрее. Одна нога перед другой, и так несколько часов. Мое сердце колотилось от наркотика и виски. Женя мелькала передо мной, подобно черному призраку. Смотрю на свои собственные тонкие ноги. Страсть — лишь осколок льда в моем сознании. Тени прыгали по снегу и обледеневшим деревьям. Мы начали петлять между ними, и я подумал, что там она остановится. Но Женя не намерена была сдаваться. Она искала место получше. Я хотел укусить ее, быстро и больно.
Мы забрались на очередной уступ, зажатый между двумя заостренными гигантскими столбами. Кварц — это каменный снег, гранитная пена. Она была впереди и думала о беге, а я — о сексе. Мы неслись вверх, направляясь к заснеженной вершине Кланнича, к которой вели отвесные белые стены. Послышался треск, когда она промчалась по тонкому льду едва замерзшей горной речушки.
Из-за переполнявшего меня желания бежать было крайне тяжело. Я видел, как впереди, на некотором расстоянии от меня, она начала взбираться на высокий уступ. Пока я приближался, она уже вовсю карабкалась вверх. Оказавшись у подножия, я взглянул на нее — Женя была уже довольно высоко. Я положил руку на заледеневший камень. Холодный. Серый. Видишь, это не сон. Я трахну эту сучку, подумал я. Я попытался отдышаться и согнулся, кашляя и отплевываясь.
Женя совершила ошибку. Мы оставили позади последнюю лощину и оказались в самом сердце гор. Она обогнала меня, но завела нас в тупик, оканчивающийся высоким и острым, как лезвие ножа, почти неприступным пиком. Она двигалась вверх быстро и уверенно, ее ловкие пальцы легко находили малейшие расщелины. Но у нее не было крыльев, и ей приходилось быть осторожной. Для меня же падения не существует, и я устремился за ней. Каменные выступы услужливо оказывались именно в тех местах, где они были и нужны. Я переносил свой вес снизу вверх и поднимался все выше. Очень быстро. Еще на середине скальной стены я обогнал ее, первым забрался на вершину и подал ей руку.
Огромное чистое небо. Головокружительный вид — пики, связанные хребтами, растянувшимися на километры. Дикая, первозданная красота. Склоны покрытых льдом гор были опоясаны елями и исчерчены черными тенями.
Я схватил Женю за руку, чуть не вывихнув ей плечо, и затащил на вершину. Под этим бесконечным, пустым небом я наконец прикоснулся к ней.
Женя вцепилась в меня свободной рукой. Я начал выворачивать ей запястье и вынудил опуститься на колени. Я мог бы взять ее прямо в такой позе, щупая ее плоские груди. Она пнула меня. Я не стал ее бить, а просто завалил на спину. Женя тряслась и пахла камнями.
Это неправильно. Она не должна трястись. Еще не так холодно. Я взгромоздился на девушку, слегка придавив ее плечами и грудью, и ей пришлось лежать тихо. Но затем она начала извиваться подо мной. Немного помучившись с замерзшей пуговицей, я расстегнул свои штаны из оленьей кожи и спустил их. Мой пенис напрягся так, что даже болел. Лежа между ее ног, я немного потер его рукой и прижал к ней. Мои перья зашелестели. Язык был сухим от многочисленных глотков холодного воздуха, но я все же лизнул Женю в шею, предварительно вцепившись в ее черные волосы и оттянув голову назад, чтобы она прекратила меня кусать. Я глядел в глаза риданнки и отчаянно желал оргазма. Когда я порвал ее тонкое белье, она схватила мою руку и лизнула ее.
— Тебе хорошо? — спросил я.
— Дейн.
— Что значит «не знаю»?
Она была довольно сухой. Странно. И тут я понял причину. Она тряслась не от холода, а от страха. Женя никогда раньше не занималась сексом. Почувствовав брезгливость, я присел, выпятив перед собой напряженный живот и стоящий член. Казалось, он был больше, чем когда-либо. Женя испуганно уставилась на него.
Сначала я погрузил в нее один палец и потер им внутри, а потом присоединил к нему и второй. Я почувствовал, как тонкая мембрана легко разорвалась. Женя начала тихонько хныкать. Внутри она стала скользкой от крови. Я вытер свои испачканные красной жидкостью пальцы о ее бледные губы. Она выругалась.
Я чувствовал ее жар, и он кружил мне голову. Сгорая от нетерпения, я сжал свой пенис и попытался войти в нее. Костлявая сучка. Я помог себе бедрами. Уже внутри. Мягко и тепло. В жестком, холодном мире. Один сильный толчок — и я проник настолько глубоко, насколько было возможно. Я вздохнул от удовольствия, а она закричала. Похоть возобладала над раздражением, и я начал трахать ее так сильно, как только мог.
Я упирался руками в землю, глядя на резкие черты ее лица, и насаживал ее тело на свой пенис. Постепенно, с каждым толчком, я отпихивал ее все дальше по камням. Она была очень узкой и горячей, смоченной кровью. Ее маленькие твердые соски натягивали между собой выцветшую черную ткань подобно горному хребту. Она была лучше, чем я себе представлял. Я ликовал от долгожданного обладания девушкой с кошачьими глазами. Секс с жителями равнин — это совсем не то.
Чтобы удобнее расположить бедра, я расправил крылья. Однако Женя и пальцем не тронула распустившиеся над ней перья. Вместо этого она положила руку мне на задницу, чтобы я еще глубже вошел в нее.
Я всаживал в нее свой член, направляя его бедрами. Почувствовав жар у основания пениса, я напряженно вздохнул. Женя попыталась столкнуть меня с себя. Поначалу я собирался именно так и сделать, но она была слишком сладкой. Я быстро спустил в нее. Несколько следующих толчков были скользкими. Ее тело обмякло.
Моя одержимость тут же растворилась почти без следа. Я вынул пенис и встал, ощущая чувство вины. Все мышцы болели после длительной погони. Я запихнул свой мокрый член обратно в штаны и застегнул пуговицу.
Женя с трудом встала и осмотрелась вокруг. Она была очень бледной.
— Ты покидаешь меня, не так ли? — спросила она.
— Да.
Это — риданнский секс.
Женя с какой-то непонятной тревогой наблюдала, как кончики моих крыльев оторвались от земли. Ее бедра были измазаны моей спермой и собственной кровью.
Я определил наше местонахождение — мы были на вершине Стравайга. Чуть вдали располагался тройной пик Мхора Дарклинга — этой картины я не видел целое столетие. Я потерял интерес к Даре, погрузившись в воспоминания о позапрошлой жизни, проведенной в затерянной горной долине.
Женя бросилась бежать к горному хребту — ее след вел к пастбищу Бастира. Сокрушив очередной сугроб, она опасно поскользнулась, но быстро обрела равновесие и побежала еще быстрее, почти летя над пустотой. Я же медленно поплыл по воздуху обратно в Скри.
Теперь, в Августовской башне, чувствуя себя хуже некуда, я коротал ночь, размышляя о своей неполноценности. И о Жене.