Год Единорога

ГЛАВА 5

— Я желаю тебе счастья. — Херрел тоже улыбнулся, поднимая свой бокал и отпивая пенистую, янтарного цвета, жидкость.

— Но, может быть, это невозможно, — тихо возразила я. — Это то, что ты хотел сказать мне? А если это так, то зачем?

Он протянул мне бокал, чтобы завершить церемонию поздравления. Я отпила, но над краем бокала мой взгляд задержался.

— Для этого есть основания, моя леди. Сначала первое: это не предназначалось ни одной из вас, — он коснулся накидки, которая все еще ниспадала с моих плеч зелено-голубым великолепием. — По Праву Братства они не могли отвергнуть мои притязания. Но никто из них не верил, что мою накидку выберет невеста. Ты сделала плохой выбор, Джиллан, потому что я в этом обществе самый незначительный… — Он произнес это легко, без боли или стыда, но так, что его происхождение сразу стало ясно и на это нельзя было не обратить внимания.

— Я не верю этому.

— Улыбайся! — он отломил себе кусок пирога. — Ты говоришь так из вежливости, моя леди.

— Я говорю то, что чувствую.

Теперь он стал серьезен, его глаза изучали мое лицо, словно он мог проникнуть в мои мысли и прочитать их содержание: как то, что мне было известно, так и то, о чем я даже не догадывалась. Потом он глубоко вздохнул:

— Ты ошибаешься. Все время случается так, что я спотыкаюсь там, где остальные легко достигают своих целей. Я с ними одной крови, но во мне что-то не так, так что я иногда могу распоряжаться своими силами, а иногда они мне изменяют.

Я провела рукой по накидке на моих плечах.

— Но ведь было же что-то, что привлекло меня, и, кажется, на этот раз твои силы не отказали тебе.

Херрел кивнул:

— И, таким образом, я получил то, что для меня не предназначено…

— И это и есть причина опасаться несчастья? — Я не верила, что он боится этого. Он, конечно, был воин не из последних, несмотря на то, что он говорил о себе.

— Ты не понимаешь, — мягко произнес он. — Я могу только то, о чем ты узнала в первый час нашего знакомства и, возможно, с этого часа у нас впереди не будет гладкой дороги. Мы запросили у вас двенадцать и одну невесту, но наш отряд насчитывает почти в два раза больше воинов. Мы предоставили выбор колдовству и судьбе, но некоторые из оставшихся никак не могут согласиться с тем, что выбор пал не на них. Кроме того — ты назвала себя пленницей людей из-за моря и ты не из рода Высшего Халлака, потому что ни один из его жителей не может видеть нашего второго лица. Поэтому ты можешь быть нашей дальней родственницей…

И поэтому не принадлежать к человеческому роду? — спросила я сама себя.

— Не позволяй никому обнаруживать, что ты видишь наши вторые лица, — предупредил он меня. — Они не доверяют тем, которые не такие, как они, и вероятно, еще меньше будут доверять той, которая выбрала мою накидку.

Некоторое время мы молчали, потом я спросила:

— Это ваш лагерь?

— На один-два часа, — улыбнулся он. — Если ты пытаешься увидеть замок или стены какого-нибудь огромного замка, ты напрасно стараешься, моя леди. У нас нет другого дома, кроме степей.

— Но вы же уедете отсюда — это часть договора. Куда же мы поедем?

— На север, далеко на север, а потом на восток. — Рука его легла на застежку с молочно-белым камнем. — Мы — изгнанники и теперь снова хотим вернуться на родину.

— Изгнанники? Из какой страны? Из-за моря? — Может быть, мы были дальние родственники по крови.

— Нет. Наша родина может находиться далеко в пространстве и во времени, но она неотделима от этой земли. Мы происходим из очень древнего народа, в то время как народ Высшего Халлака — очень юный народ. Раньше для нас не было границ, если мы хотели странствовать. Все наши мужчины и женщины обладали силами, которыми они могли пользоваться по своему желанию. Хотел кто-нибудь ощутить свободу скачущего галопом коня — он мог стать этим конем. Или соколом, иди орлом, парящим в воздухе. Если ему хотелось иметь богатую одежду и драгоценности, он получал их с помощью своих способностей, и они исчезали, когда это великолепие надоедало их владельцу. Но только обладание такими силами и их использование приносило с собой огромную скуку, потому что со временем не осталось больше ничего такого, что можно было бы пожелать, никаких новых впечатлений для глаз, сердца и души.

А потом пришло время опасности, потому что мы становились все более беспокойными и обращались от известного к неизвестному. Потом мы распахнули двери запретного и развязали силы, которые не смогли контролировать. Мы становились все старее и слабее. И некоторые из нас, снедаемые беспокойством и любопытством, стали искать другие развлечения. Они высвобождали то, чего они чаще всего не понимали, и смерть нависла над страной. Мужчины, бывшие до сих пор друг для друга братьями, теперь встречались с недоверием и даже с ненавистью. Они убивали друг друга мечами и другими способами, которые были намного хуже.

После одного из больших сражений на нас наложили обязательства. С этого времени каждый из нас, кто рождается с беспокойным характером, должен покинуть страну, в которую вернулся мой народ, и превратиться в странника. Не было никакого свободного выбора, хотя некоторые из нас и выбрали бы такую жизнь, потому что они рассматривались как потенциальные нарушители мира, который должен был неукоснительно поддерживаться, иначе наша раса исчезла бы с лица земли. И каждый из нас, обладающий беспокойным духом, должен был странствовать некоторое количество лет, пока звезды на небе не образуют новый узор. Когда это происходило, они должны были отыскать Врата и просить разрешения войти. И если они выдерживали проверку, они могли вернуться на родину к своему народу.

— Но люди Высшего Халлака говорили, что они знали всадников с тех пор, как приехали в эту страну…

— Продолжительность жизни людей и наша — не одинаковы. Но теперь приближается день, когда мы снова должны попытать счастья у Врат. Но удастся наше возвращение или нет, наш род не должен вымереть. Поэтому мы и взяли невест у людей. Мы хотим, чтобы у нас были потомки.

— Полукровки не всегда обладают такими же качествами, как чистокровные…

— Это правда. Но, моя леди, ты забываешь, что мы все же обладаем некоторыми способностями и не все изменения, которые мы можем совершать, являются всего лишь обманом зрения.

— Но будут ли глаза других девушек ослеплены и далее? — Джиллан взглянула на двух своих спутниц, которые были в таком восторге, что видели только тех, с кем делили кубок и тарелку. Хорошо ли это было или нет, сказать было трудно.

— Они будут видеть только то, — ответил он, — что захочет тот, чью накидку они носят.

— А я?

— А ты? Может быть, если ты всеми силами будешь стараться делать это, ты будешь видеть то, что видят другие. Мои спутники будут недовольны, если узнают, что у тебя есть воля. Теперь, основываясь на своем опыте воина, я могу сказать, что для тебя будет лучше, если ты будешь видеть только то, что видят другие. За наше счастье, моя леди…

Его тон изменился так внезапно, что я сначала была ошеломлена, но потом стала бдительной. Сзади к нам кто-то приближался. Но я сделала вид, что ничего не заметила и глядела на Херрела так, словно он был единственным во всем мире.

Тот, кто подошел, молча встал позади меня, он был один и от него облаком исходило какое-то беспокойство… Ненависть? Нет, в нем было слишком много презрения. Это было что-то вроде досады, направленной против низшего члена группы, гнев за то, что тот осмелился воспротивиться его воле, в которую подошедший так верил.

— А, Хальзе, ты пришел, чтобы выпить за невесту? — Херрел взглянул на того, кто стоял позади меня. На его лице не было заметно и следа беспокойства. Однако голос стал острым, как лезвие боевого ножа, и я была уверена, что Хальзе не друг Херрела, а относится к тем, кто завидовал ему, потому что волшебство накидки Херрела принесло тому успех. Но я продолжала смотреть на Херрела с таким же восторгом, с каким другие девушки глядели на своих избранников.

— Кажется, Херрел, который всегда был так неловок, все же преуспел в волшебстве, — заметил подошедший с видимой насмешкой. — Позволь посмотреть, насколько тебе это удалось, позволь взглянуть, что за невеста подобрала твою накидку!

Одним быстрым движением Херрел оказался на ногах, готовый принять вызов своего насмешника.

— Мой лорд? — я схватила его за руку, гладкую и холодную. — Мой лорд, что это?

Он поднял меня, и я наконец смогла увидеть стоявшего за моей спиной. Он был дюйма на два ниже Херрела и его тело, такое же стройное и мускулистое, как и у Херрела, было намного шире в плечах. Но в целом от своих спутников он отличался только тем, что его брюки и сапоги были из коричневого меха и на застежке его пояса блестел небольшой красный камень. Но, хотя внешне они походили друг на друга как братья или близкие родственники, внутренне они сильно отличались друг от друга, и то, что находилось у них внутри, сильно разняло их. Гнев, надменность и самоуверенность одного из них были невероятно велики: он считал, что ничто в мире не сможет устоять против его воли — это был Хальзе. А для меня он являлся тем, кого я должна была избегать, как испуганная маленькая мышка спасается бегством от охотящейся совы.

— Моя леди, — Херрел все еще сжимал мою руку. — Я хочу представить тебя моим спутникам-всадникам. Это Хальзе, Сильная Рука.

— Мой лорд, — я постаралась быть мужественной и как можно лучше сыграть свою роль. — Я очень уважаю твоих друзей и спутников, — слова мои были формальными, и я надеялась, что в них не было заметно фальши.

Глаза Хальзе пылали не зеленым, а красным, и улыбка его, напоминала удар бича по голому телу того, на кого он смотрел.

— Воистину, это прекрасная леди, Херрел. На сей раз счастье было на твоей стороне. Но что получит леди от такого счастья?

— Мой лорд? Я знаю, что вы имеете в виду. Но пламя, обжигающее меня — огромное блаженство и оно мое в этот час.

Этими словами я ответила ему на удар бича, хотя это и не входило в мои намерения. Он, улыбаясь, отошел, но это была вынужденная улыбка, за которой он с трудом прятал свою ярость.

— Пусть и дальше это будет так же приятно, — он поклонился и пошел прочь, не сказав на прощание ни слова.

— Так и будет, — заметил Херрел. — Но я думаю, что нам предстоит борьба. И ради всего святого, Джиллан, контролируй свой язык, свою улыбку и даже свои мысли! Хальзе и представить себе не мог, что он уедет отсюда без невесты и что мне повезет там, где он потерпит поражение, и это вдвойне разозлило его. А теперь пошли, время не ждет.

Я увидела, что остальные тоже поднялись и праздник кончился.

Херрел обнял меня рукой за талию и мы вместе с другими парами пошли к тому месту, где нас ждали лошади.

Меня привезли сюда на лохматом горном пони, но эти лошади были совсем другими. У них была странная пятнистая шерсть, серая и черная и благодаря этой расцветке они сливались с зимним ландшафтом, когда стояли неподвижно. Потом мы снова вернулись из весны в зиму.

Лошади всадников были большими, более гибкими и длинноногими, чем все другие лошади, которых я видела в долинах. Покрывала на седлах были из меха, а сами седла маленькие и немного неуклюжие. Некоторые из лошадей были навьючены тюками, хотя мне показалось, что мы, судя по всему, не взяли с собой ничего, чем мы подкреплялись во время свадебной церемонии, также, как мы ничего не взяли с собой из оставленных нами палаток.

И так мы проехали ночь от долины Свадьбы, и хотя я сама не чувствовала себя настоящей невестой, но считала Херрела своим женихом. Было ясно, что я ни с кем еще не смогла бы разделить свои чувства и свое общество, и таким образом я снова оказалась в стороне от тех, с кем мне придется жить.

Лошади бежали быстро и без отдыха. Я не могла себе и представить, что какие-нибудь четвероногие могли быть способны на такое. Проходили часы, но время теперь не имело никакого значения. Может быть, всадники с помощью своего волшебства смогли изменить ход времени. Вероятно также, что в пище и питье, которые мы съели и выпили, было что-то прогоняющее голод и усталость, потому что за все это время мы не ели и не отдыхали. Мы ехали всю ночь, весь следующий день и всю следующую ночь. Лошади не знали усталости, и все это было словно во сне. Не думаю, что мои спутницы замечали ход времени, потому что они ехали словно в трансе и на их лицах застыло выражение восхищения.

Наконец мы миновали степи и въехали в высокогорную область, и здесь я впервые за все время увидела сооружение, сделанное руками человека: стену в два человеческих роста, сложенную из камней и хижину с крышей из ветвей кустарника. Или это видела только я, потому что услышала, как Кильдас сказала:

— Мой лорд, как прекрасен этот зал!

И я сосредоточилась на том, чтобы видеть то, что должна была видеть. А потом въехала во двор, окруженный каменными строениями с крышами из дерева, украшенного искусной резьбой.

Херрел повернулся ко мне:

— Здесь мы отдохнем, а потом поедем дальше, моя леди.

Когда я спешилась, на меня нахлынула такая усталость, какой я давно не чувствовала, хотя и должна была чувствовать, и подумала, что мне нравится то, что Херрел не стал меня поддерживать и помогать. Отдых начался с дремоты, которая перешла в глубокий сон.

Я проснулась в полной темноте! И услышала возле себя спокойное дыхание. Я поняла, что на кровати рядом со мной кто-то лежит. Я лежала напрягшись и прислушиваясь. Но кроме равномерного дыхания больше не было слышно никаких звуков. Но я проснулась: внутри меня прозвучал ясно слышимый зов.

Было очень темно и я осторожно поднялась. В помещении было тепло, словно в камине горел яркий огонь, но здесь не было ни камина, ни огня. На мне было надето только белье, но холода я не ощущала, хотя внутри меня словно разливался какой-то холод.

Внезапно для меня стало очень важно увидеть не только это помещение, но и то или того, кто лежал на этой кровати и спал.

Мои голые ноги ступили на мягкий мех, которым был выстлан пол. Я делала шаг за шагом, ощупывая руками пространство вокруг себя, чтобы не натолкнуться на мебель. Откуда я знала, что впереди меня находится источник света, который поможет мне что-нибудь увидеть?

Стена, вдоль нее я шла с вытянутыми руками, которые не повиновались моей воле. Окно со ставнями, закрытыми на засов. Мои пальцы отодвинули засов и я распахнула ставни. Яркий лунный свет ворвался внутрь, и все стало хорошо видно.

— Аррр… — голос или рычание?

Я обернулась и взглянула на кровать, где только что лежала. Что это подняло голову и взглянуло на меня зелеными глазами? Мех, гладкий блестящий мех и острые зубы-клыки, обнаженные во внезапно пробудившейся ярости. Горная кошка и не кошка. Губы приподнялись, и клыки обнажились еще больше, готовые резать и терзать… Это было самым ужасным и отвратительным из того, что я видела до сих пор.

— Это то, что ты выбрала! — В то мгновение, когда в моей голове прозвучали эти слова, я подавила зарождавшуюся внутри меня злобу. Может быть, это тот, другой, пытался добиться меня и изменить мою судьбу. И то, что я увидела, было двояким, одно под другим, серебристая шкура, гладкий мех, звериная маска на лице. Только зеленые глаза оставались все теми же. И они горели готовностью к бою. Когда они открылись, в них был разум и понимание.

Я подошла к тому, кто одновременно был зверем и человеком. И потому, что я смогла увидеть в нем человека, я больше не испытывала страха перед тем, кто находился рядом со мной в комнате. Я боялась только того, что разбудило меня и направило к окну.

— Ты Херрел, — сказала я человеку-зверю.

И после этих слов он снова превратился в человека, а зверь исчез, словно его никогда не было.

— Но ты не видела меня другим, — это было утверждение, а не вопрос.

— В лунном свете… Да.

Он встал с постели и теперь стоял у того конца ее, где были его ноги. Повернувшись к двери, он помахал рукой в воздухе и пробормотал несколько слов на языке, которого я не понимала. На двери появился свет, но не серебристый, как свет луны, а зеленоватый, как от светильников всадников и от этого света протянулись две световые дорожки: одна к кровати, возле которой стоял Херрел, другая — к моим ногам.

Я снова увидела превращение человека в зверя, на этот раз потому, что в нем закипал гнев. Херрел набросил на плечи накидку и пошел к двери. Но, положив руку на запор, остановился и взглянул на меня.

— Может быть, это и лучше… Да, лучше. Только, — теперь он говорил мне, а не сам себе, — они должны увидеть, что ты испугалась. Ты можешь кричать?

Я не могла понять, что он задумал, но доверилась ему. Я собрала все свое мужество и закричала, сама удивляясь тому, какую ноту ужаса мне удалось вложить в этот крик.

Тишина в здании царила недолго. Херрел распахнул дверь, а потом снова отскочил назад ко мне. Его рука обняла меня, словно он меня утешал. Он прошептал мне на ухо, что я и дальше должна разыгрывать испуг.

Послышался чей-то голос и торопливые шаги, потом к нам приблизился свет лампы. Предводитель всадников Хирон стоял в дверях и смотрел на нас. До сих пор я видела его только издали. У него был вид человека, требующего удовлетворительного объяснения.

— Что здесь произошло?

Короткий вопрос Херрела помог мне.

— Я проснулась оттого, что мне стало жарко. Мне захотелось открыть окно… — Я подняла руку и неуверенно провела ей по лбу, словно почувствовала себя совсем ослабевшей. — Потом я обернулась и увидела огромного зверя…

На мгновение воцарилась тишина. Херрел нарушил ее.

— Посмотри сюда, — это прозвучало как приказ, а не как просьба. Он указал на мех у моих ног, по которому протянулась зеленая линия, уже побледневшая, но все еще заметная.

Хирон посмотрел, потом снова взглянул на Херрола.

— Ты требуешь права меча?

— Против кого, Хирон? У меня нет никаких доказательств.

— Это правда, и лучше не надо никого искать, особенно сейчас.

— Я никого не вызываю на поединок, — холодно ответил Херрел.

Хирон кивнул, но я почувствовала, что ему было неприятно, словно он услышал плохую весть, которую он принял к сведению только из чувства долга.

— Ни это, ни что-либо подобное не должно повториться, — продолжал Херрел. — Нет большего преступления, чем посягать на чужую избранницу. Разве мы все не клялись на оружии?

Хирон снова кивнул.

— Больше не будет ничего подобного.

Когда мы снова остались одни, я посмотрела на Херрела.

— Что за колдовство было направлено против нас сегодня?

Но он не ответил на мой вопрос, а только изучающе посмотрел на меня и спросил:

— Ты увидела зверя, но все же не побежала от него?

— Я видела зверя и человека, а человека я не боялась. А теперь скажи мне, что же все-таки произошло, потому что это, очевидно, было сделано со злым умыслом.

— Колдовство было направлено на то, чтобы сделать меня отвратительным в твоих глазах, и может быть, на то, чтобы ты оставила меня и побежала к другому, который ждал тебя. Скажи мне, почему ты пошла к окну?

— Потому что… потому что мне было приказано, — да, это было так. Мне во сне приказали, чтобы я сделала это. Это Хальзе?

— Вероятно. Но есть еще и другие. Я уже говорил тебе, что никто не верил в то, что какая-нибудь из женщин может выбрать мою накидку. И то, что я достиг этого, принизило их в собственных глазах и они с удовольствием посмотрели бы, как я потерпел бы неудачу. Они хотели отнять тебя у меня, напугав тебя изменением моего тела.

— Изменением твоего тела… Ты носишь человеческое тело потому, что тебе это нужно?

Он ответил мне не сразу. Он подошел к окну и выглянул наружу, в ночь, залитую лунным светом.

— Ты боишься того, что узнала обо мне.

— Не знаю. В первое мгновение я испугалась, да. Но для моего второго зрения ты все время оставался человеком.

Он снова повернулся ко мне, но лицо его было в тени.

— Я клянусь тебе на оружии, Джиллан, что никогда по собственной воле не буду пугать и ужасать тебя.