Глава 29-39
Глава 29
Вернулись домой. Настя с мужем почти всю дорогу не разговаривала. Буркнет что-нибудь с заднего дивана и молчит следующий час. И дома говорить не начала. Ну что же… Нет так нет, потом как-нибудь начнёт, когда успокоится. И Аким пошёл смотреть своё добро; он уже прикидывал, что ему понадобится для энергоблока дома дочери. У него в большом пластиковом ящике всё было: разноцветные провода разных сечений, тумблеры, крепёж, запасные автоматы безопасности, предохранители и всё остальное, что определённо нужно в электрохозяйстве всякого дома. И тут его взгляд случайно упал на пульт… Дома три дня никого не было. Настя в доме главный потребитель энергии. Когда её нет, электричество в основном расходуется только на насосы, на орошение участков, даже кондиционеры едва шевелят воздух, пока людей дома нет, и поэтому аккумуляторы должны были быть заряжены процентов на восемьдесят. А тут Аким глядит и удивляется… Меньше половины заряда…
«Юрка… Вот олух образованный, не чистил панели все три дня, что нас не было. Там на них сантиметровый слой пыли! Придёт, уж я ему скажу!».
Он выглядывает из техпомещения.
- Олег!
- Чего? - откликается сын и появляется из спальни.
- Залезь на крышу, помой панели, Юрка даже пыль с них не сметал.
Вечер близко, а к ночи будет заряд, опять пыли нанесёт, но Олег с отцом не спорит.
- Ладно, бать…
Саблин берёт ящик со своими «сокровищами» и садится под кондиционер. Смотрит, что можно будет отвезти в дом дочери.
А тут ему ещё Саня позвонил. Справлялся, приехал Аким или нет, будет завтра в полку или не будет.
Он уже отобрал всякого нужного и хотел сходить за мешком, а тут в техпомещение заглянул Олег. Заглянул и молчит… Это поведение было странным, сын так себя обычно не вёл.
- Ну? Чего? – спрашивает отец.
А Олег бросил взгляд в комнаты – не идёт ли мать или сестра, словно опасаясь их, – и говорит негромко:
- Бать, там на крыше… следы.
Его поведение удивляет отца, поэтому Аким так же негромко спрашивает у него:
- Какие ещё следы? Что за следы?
- Ну, следы… от ноги, – поясняет сын.
- Юркины?
- Нет, бать… От голой ноги.
«От голой ноги? На крыше?». Саблин ничего не понимает.
- Может, всё-таки Юркины, лень было обуваться… Полез на крышу так, – но Саблин и сам понимал, что это маловероятно. Все люди, живущие рядом с болотом и со степью, с детства прекрасно знают, что без одежды и обуви лучше на улице не появляться.
- Да нет, бать… - сын говорит это уверенно. – То не Юркин след. То какой-то след маленький… Детский…
- Да что за дурь? – Саблин смотрит на сына. Но он хорошо знает Олега. Тот ни дурачиться, ни шутить с отцом не будет. – Ладно, пошли…
Прапорщик накидывает пыльник, надевает сапоги… Нет, он-то точно без обуви никуда не выйдет, очень легко заряд может из степи принести во двор паука. Или клещ где притаился. Этих и приносить не нужно, они и так повсюду.
Они с сыном выходят на двор, Олег первый лезет на крышу, Аким следует за ним. Там, на северной стороне крыши, за солнечными панелями, есть место, где выходит из дома воздух, нагнетаемый кондиционерами, и несмотря на влагоуловители, это воздух сдержит небольшое количество конденсата. Конденсат капает на крышу. Его совсем не много… Но этого хватает, чтобы смочить принесённую из степи ветрами и зарядами пыль.
- Вот, – Олег указал отцу на небольшую, почти плоскую, пыльную складку за панелями.
И Саблин почти сразу различает во влажной пыли оттиск правой половины правой ноги. Нет сомнений, что это след ноги. Он хорошо видит отпечаток мизинца и ещё двух пальцев. И это не Юркина нога. У старшего лапа – слава Богу. Он уже надевает сапоги отца, а учитывая, что парень ещё вырастет, то скоро носить отцовскую обувь уже не сможет. А это… Саблин глядит на Олега, а тот, сразу поняв взгляд отца, и говорит ему:
- Бать, это не моя нога – точно. У меня шире. А тут след узкий, – он ставит сапог рядом со следом. Аким понимающе кивает. А сын добавляет: – Да и зачем мне босым тут топтаться? Я же не дурной.
И вправду, сын у Саблина не глупый, ему действительно незачем. Но след от босой ноги – вот он. Вот он! И ничем иным этот оттиск во влажной пыли быть не может.
«Наталка на крышу влезла? Да нет… С чего бы ей? Да и нога у неё меньше. Настя? Ходить босой по двору? Ну, это точно – нет. Она клещей до смерти боится. В детстве чуть не померла из-за клеща».
Но кто-то тут топтался, кто-то ходил, кому-то нужно было влезть на крышу. Зачем? Когда? Пыль влажная, след хороший. Может, соседи что видели? Аким поднимается с корточек и начинает смотреть на дома соседей. На дом Коровиных поглядел, на дом Малинчуков… Конечно, если кто-то бродил по его крыше днём, то соседи могли видеть. А если ночью…
«Господи, да кому это было надо? Чего он тут делал… Или она? Искали что-то? Что??».
И тут Олег и говорит отцу:
- Надо у Юрки будет спросить.
- У Юрки? – немного растерянно переспрашивает Саблин. – Так он в госпитале всё время.
- Ну, может, он слышал что – может, это ночью кто топтался.
- Да… может, - соглашается прапорщик. И ещё он вспоминает, что когда они вернулись от дочери, ворота не были заперты. И входная дверь в дом не заперта. Впрочем, её никогда и не запирали: во-первых, Настя всегда дома, а во-вторых… её просто никогда не запирали. Она у них вообще закрывалась на замок только во времена бурь, во времена дождей, в общем, когда ветры дуют сильные. Соседи в дом, если нет хозяев, не пойдут, а чужих людей в станице… да не бывает здесь никого; если кто и приедет, так вся улица о том знает. Вот как было в приезд Елены.
Елена!
И едва он вспомнил эту ушлую бабёнку, как неприятное, терпкое чувство опасности навалилось на него. Обрушилось. Нет, как раз он-то к опасности был привычный. Война, рейды, промыслы в молодости и даже ежедневная рыбалка давно развили в нём холодную, внимательную насторожённость ко всему опасному. Он знал, чего и где нужно опасаться, к чему быть готовым и как на то реагировать… Но вот что касалось дома… семьи… Тут уже прапорщику стало страшновато.
«Рогата жаба! Неужто это Ленка тут шныряла по дому, пока меня не было?».
Да от одной этой мысли о том, что его дом был не защищён… Он глядит на сына и говорит ему:
- А ну-ка напиши Юрке.
Олег тут же достаёт коммутатор.
- А что писать-то?
- Ну, узнай, где он, как у него дела.
- Так он в госпитале, - сообщает сын. – Мамка ему только что звонила.
- Звонила? – переспрашивает Аким и чуть успокаивается.
- Ну да… - Олег рассказывает: - Ругала его за посуду немытую, кашу ел – чашки не мыл, кукуруза присохла, теперь отмачивать надо.
Ужинал и посуду не помыл? Вообще-то Юрка был парнем дисциплинированным, с Настей по-другому быть и не могло. Она детям с самых молодых ногтей спуску не давала. Грязи и лени не терпела. Только Наталке позволялось за собой не убирать постель и не мыть посуду. Даже когда она выходила из своей комнаты и забывала выключать кондиционер, мать самого младшего своего ребёнка не ругала. Но всем остальным детям лень и забывчивость не прощались.
- Ладно, - наконец произносит Аким. – Панели помыл?
- Помыл, бать.
- Я обмозгую всё, - Саблин решает пока находку эту держать от жены в тайне. Она же начнёт волноваться, это уж и сомневаться не приходится. – А ты матери ничего пока не говори.
- Я насчёт этого сразу смекнул, - сообщает ему сын. Сын доволен, что отец с ним говорит, как с мужчиной, и не желает втягивать в это мать. То есть получается, что это их мужская тайна. – Что же я, мамку нашу не знаю?
И они начинают спускаться с крыши. Отец молчит, сын и не знает, что тут сказать. Саблин идёт в курятник, Олег с ним.
- Ты смотри, может, увидишь что…
- А что смотреть-то? – спрашивает сын.
- Может, ещё след какой.
Они оглядывают курятник – ничего необычного. Потом идут в свинарник, и там ничего такого. Обходят весь двор, проходят вдоль забора. Нигде ничего такого, что могло бы показаться подозрительным. Отец молчит, оглядывая свои владения, ко всему относится серьёзно. Сын это видит, и настроение отца передаётся сыну. Но так ничего и не найдя, возвращаются домой.
- Ну, всё посмотрели? – спрашивает у них в прихожей Настя. Она довольна тем, что муж следит за домом и сына к тому приучает.
- Куры опять уплотнитель у двери клюют, - говорит Олег. – А так всё нормально.
«Молодец».
Аким смотрит на сына одобряюще. Они проходят в дом, и Саблин открывает ящик с бронёй. Достаёт из него свой положенный ему по уставу пистолет. Осматривает оружие, достаёт пояс с кобурой, надевает его под пыльник, пистолет прячет в кобуру и потом спрашивает у сына:
- Твой где?
- Там… у кровати он, – отвечает Олег. И тут уже не выдерживает и спрашивает у отца: – А что, нужен? Бать, а зачем?
- Не знаю… но… пусть оружие при тебе будет, – отвечает Саблин и, чтобы жена не видала у него на поясе оружия, запахивает пыльник.
Олег только кивает: хорошо.
- А ты куда, на ночь глядя-то? – встречает его у кухни жена.
- До Коровиных дойду.
- А чего? – спрашивает она – и уже вся такая… внимательная.
Вот всё ей нужно знать. Или чувствует женщина настроение своего мужчины, сразу улавливает его.
- Да ничего, - он уже открывает дверь. - Поговорю насчёт Валерки.
Жену, кажется, устроил этот ответ.
Он действительно пошёл к Коровиным. И завёл разговор с Дарьей Коровиной о всяком простом. Об урожае, о детях, о старшем её сыне Валере. Дарья немного жаловалась, как и положено вдове.
Говорили они минут десять, но за всё время Коровина так и не сказала ему ничего того, чего он думал узнать: «Ой, Аким, а ты знаешь, второго дня, ну, как вас не было, так у тебя по крыше какой-то хлопец босой ходил, мы ещё подивились всей семьёй».
Ничего такого Дарья ему не рассказала, звала в дом чай попить, так он отказался. Пошёл к другому соседу, что жил дальше по берегу. Ещё издали его заметил Серёжа Малинчук, открыл ему калитку.
- Ты ко мне, что ли?
- Да вот, решил по берегу пройти, - отвечает Саблин.
Они поздоровались, но и тут разговор вышел пустой. Сергей сразу стал расспрашивать Акима про машину Савченко: как она в дороге, много ли топлива потребляет? И, конечно же, он ничего странного у дома Саблиных не видел. Иначе, как заведено у добрых соседей, непременно рассказал бы.
Прапорщик пошёл домой.
«Никто ничего не видал. Видно, по крыше ночью ходили».
Пришёл домой, а жена уже ужин приготовила; он сел за стол, и когда Настя уже поставила перед ним тарелку с тыквой, так у него пискнул коммутатор.
То был Денис Калмыков.
«Аким, тут у меня незадача с мотором, а я хотел в утро в болото сходить, может, подсобишь? Я на мостушках».
Вообще-то до недавнего времени они не были близкими приятелями. Раньше Денис не отважился бы его просить о помощи в такой час. Но последний рейд их сблизил, люди на войне сближаются очень быстро.
- Кто там опять? – Настя пытается заглянуть ему в коммутатор. И на этот раз Аким не прячет его от неё.
- Калмыков, просит с мотором помочь.
- Обнаглел он! – возмущается женщина. – Ночь на дворе. Люди спать скоро собираются.
- Надо помочь, он утром в болото хочет уйти, – Саблин встаёт и делает знак Олегу: ты тут смотри за домом.
- Всем ты помогаешь… Тебе-то кто помог? Ты всё сам всегда… Никого не просишь, - злится жена. И уже вдогонку ему кричит: - Хоть поешь сначала!
- Приду – поем, – обещает Саблин.
Глава 30
Денис с другими казаками курил под навесом возле скупки; как прапорщик приехал, так пошёл к нему, не надевая респиратора.
Поздоровались, и Аким сразу почувствовал, как от товарища разило водкой.
Они пошли к лодкам.
- Ты хоть респиратор-то надень.
- Ага, - откликается Калмыков, делает последнюю затяжку и надевает респиратор.
- А что с мотором-то?
И тут Денис беспечно машет рукой, мол, да ничего, ерунда. Казалось бы, звал с мотором помочь, а тут вдруг: ничего. И вот какое дело, Аким почему-то не удивляется этому. Денис всю жизнь, так же, как и Аким, ходил на лодке по болоту: чего он там в моторе лодочном сам знать не мог?
Они дошли до неказистой и низкой лодчонки Калмыкова – тут света от фонарей было мало – забрались в лодку, и Денис сразу снял с мотора кожух и с первого рывка стартёра завёл мотор. И только после этого обернулся к прапорщику, наклонился к нему и, обдавая Акима водочным духом, заговорил:
- Я сейчас в чайной был.
- Да, это я вижу, - заметил прапорщик.
- С Васей сидел, – сообщает Денис.
«Неужто Ряжкин согласился в рейд радистом пойти?».
А Калмыков продолжает:
- Он сам меня в чайную звал. Угощал. А он, знаешь… не шибко угощать любит. Но тут сам звал, сам за водку платил…
- Ну, и дальше-то что? - Аким понимает, что казак не для того его на ночь глядя на пристань звал, чтобы про щедроты Ряжкина рассказывать.
- Так вот, - всё так же негромко говорит ему Калмыков. – Вася мне сказал, чтобы я тебе сказал, что ему сказали, чтобы он отказался от рейда. Чтобы он не ходил с тобой.
- Ничего я не понял, - говорит Саблин, хотя кое-что он всё-таки понимает. – Кто ему сказал со мной в рейд не ходить?
На что Калмыков поднимает указательный палец кверху.
- Бог, что ли? – сомневается прапорщик.
- Да при чём тут Бог?! Нет… - казак трясёт головой.
- А, из полка кто-то?
И вот тут Денис уже не возражает. Но вслух ничего не говорит.
- Значит, отцы-атаманы, - теперь Саблин уже в этом уверен. – А кто, Вася не сказал?
Денис снова трясёт головой: не сказал.
- Сказал, что человек ты хороший, но он сам тебе это рассказать забоялся, а самого теперь совесть грызёт…
«Ряжкин забоялся? – Аким как-то не считал Василия сильно пугливым. – И кто же его напугать мог? Сам полковник? Или кто из разведки? А может... – и тут он вспомнил есаула из четвертой дивизии. – Ну, этот вообще-то может».
- А ещё что Вася сказал?
- Да про это он говорить хотел не шибко, - отвечает Денис. – Сказал, что про наш рейд… ну, в который мы собираемся… уже кому надо всё известно.
- Кому надо? – Саблин вдруг раздражается немного. – А кому оно надо-то, про наши дела знать?
Хотя он понимает, что ему лучше самому с Василием поговорить. Денис не всё знает. Так и есть… Калмыков на это ничего не отвечает, достаёт сигареты из кармана, предлагает товарищу: закурим? Они и закуривают.
- Ты, это, Аким, к Васе не ходи, - дальше всё так же тихо говорит Денис, - об деле этом не спрашивай. А то…
- Ну понятно, понятно… - отвечает прапорщик. Хотя как раз думал об этом, пара вопросов к товарищу у него уже сложилась. Но вот возникший вопрос к Калмыкову он уже задать не постеснялся. – Ну а ты что? Ты-то идёшь иди нет?
- Да как же нет, я же тебе уже сказал, что иду, - отвечает Денис с оттенком обиды, что ли, в голосе. – Что же мне теперь, в обрат идти?
«Ну, хоть он у меня есть».
И надо сказать, что в сложившейся ситуации прапорщик был благодарен своему товарищу, хотя, конечно, вслух благодарить Калмыкова не стал. Просто чуть сдвинул вниз респиратор и глубоко затянулся.
Тихо работает мотор. Над болотом поплыл белый носовой фонарь. Кто-то из рыбаков на малых оборотах, в темноте не разобрать кто, пошёл от мостушек к протоке, люди идут в ночь за улиткой. А с болота вслед за темнотой прилетает и мошка. Её, как всегда в это время года – просто тучи.
***
Вот так вот, был у человека родной дом – тыл, в который что с войны, что с рейда возвращался человек, чтобы отдохнуть, чтобы перевести дух, отдышаться и отоспаться. А сейчас этот человек просил своего сына, чтобы тот оружие приготовил и был начеку.
Раз, и нету у человека тыла. Кругом… ну, если и не враги, то и не друзья… В общем, не пойми кто.
А ещё отцы-атаманы… Люди, которым он привык доверять, люди, знавшие его отца и его самого с самой юности, такие, как командир полка Волошин…
И вот эти люди что-то там за его спиной… какие-то там игры затевали. Товарищей его… запугивали, что ли. И для чего? Чтобы те с ним дел не имели. Ну, может, то и не Волошин, конечно, был… Полковник темнить бы не стал… Он человек не очень простой, иной раз и придирчивый, такой командир, что легко выскажет всё, что думает, даже не до конца разобравшись в вопросе… Волошин запросто, без заигрываний и лишней дипломатии, поставит на место любого… И выбирать момента не станет, прилюдно отчитает… Вот только скажет всегда всё в лицо. А не будет за спиной шептать.
Тем не менее, беседовал же кто-то с Ряжкиным, и это был кто-то из полка… Других Вася послал бы к рогатой жабе, икру собирать. Может, то был кто из разведки? Аким даже и подумать ни на кого не мог. Большая часть руководства полка были из местных, из станичных. Да и разведка полка занималась всё больше делами военными. Разведчики с фронта не вылазили, по крупицам собирая данные о НОАК.
«Точно здесь эти из четвёртой дивизии постарались! Это ведь четвёртая дивизия занимается охраной тыла и, по сути, контрразведкой».
Больше ему ничего в голову не приходило. Всё остальное казалось прапорщику просто нереальным.
- Ну, перемонтировали мотор? – сразу спросила Настя, едва он оказался в прихожей. Она как раз искупала Наталку и готовила её ко сну, жена и дочь вышли встретить отца.
- Перемонтировали, - ответил Саблин и прикоснулся к волосам дочери. И снова его точно пронзило неприятное чувство.
Как теперь Наталью и Настю оставлять дома одних? Юрка? Так его нет целыми днями, ночью приходит, до зари уходит. Олег? Он парень, конечно, серьёзный… Но ещё мал.
- Кашу только что грела, - говорит Настасья. – Иди ешь.
Она, кажется, не злится. Но Саблин знает, что это спокойствие показное, супруга себя ещё покажет. Не могла она вот просто так взять и оставить без хорошей ругани его новый рейд. А то, что дулась в машине, – так это ерунда, то в расчёт даже и брать не нужно, всю дорогу домой она просто силы копила.
Аким садится есть. Он устал, но едва вспоминал, как по его дому, по двору кто-то шастал, так прилив злости моментально отгонял усталость. А тут и Олег в столовую пришёл, сел за стол рядом.
- Уроки-то сделал? – интересуется отец.
- Да какие уроки, я же три дня в школе не был, - напоминает ему сын. И пока отец ужинает, говорит ему: - Бать, может, дверь нам на ночь запирать? А то мамка, Наталка тут…
Всё-таки хороший у него сын, волнуется за женщин. Приличный будет казак.
- Да, - соглашается Саблин. – Юрка придёт, я запру. А ты спать иди, в школу опять тебя не добудиться будет.
- Сейчас пойду, бать, – говорит Олег; ему, кажется, не хочется расставаться с отцом. Парень берёт кружку и наливает себе тыквенного сбитня. Мать варит им его всегда, он сладкий, все дети его любят.
Аким кивает: ну хорошо, посиди ещё.
«Ну ладно, а уйду в рейд, кто дверь запирать будет? Насте о том говорить нельзя, она как узнает, так никуда не пустит, на ногах виснуть будет и орать благим матом, - теперь так всё повернулось, что он и сам уже начал подумывать о том, чтобы оказаться от затеи. – Прийти и сказать Пивоваровым: так, мол, и так, не могу сейчас из дома отлучиться. Обстоятельства. Сказать, что кто-то по крыше топтался, пока меня дома не было».
Это было некрасиво – сначала согласился, потом, как плохая баба, передумал. Тем более там ещё эта… голова Савченко. Саблин доел свой ужин и отправил Олега спать. Сам же вытащил ящик с бронёй и стал её осматривать, хотя что там смотреть, он перед смотром её проверял всю. Всё равно взял левую «голень» и крутит её в руках.
А тут и Настя пришла, присела рядом за стол, и видит Аким, что ей хочется поговорить. Он закуривает, а жена ставит перед ним чистую пепельницу, и тогда прапорщик спрашивает:
- Ну, чего не ложишься?
- Да просто… Решила вот с мужем посидеть.
- Поругаться хочешь? – усмехается Саблин, а сам думает: сказать жене про след на крыше, или нет? И решает, что сказать нужно, так будет правильно, вот только когда? Нет, точно не сейчас. Сейчас он устал уже. У него просто нет сил ругаться с нею и отвечать на её вопросы. А в том, что вопросы будут, в этом он не сомневался.
Но жена небрежно машет рукой:
- А толку-то с тобой ругаться? Всё равно по-своему сделаешь. Тебе разве что объяснишь? Ты же упрямый, как баклан. Что тебе ни говори, ты всё одно своё гнёшь. Молча. Раз уж решил куда тащиться – так тебя не отговорить.
И тут Аким прищурился и смотрит на супругу некоторое время, как будто что-то увидал в жене такое, какого раньше не замечал.
- Ну? Чего ты разглядываешь-то? – не понимает Настасья.
- Не пойму… Умнеть, что ли, начала? – произносит Саблин и снова начинает разглядывать «голень». И добавляет после: – Может, это от серёжек новых?
- Ой, дурень! – жена смеётся.
А Аким прикасается рукой к её щеке.
- Иди уже спать, бабуля.
- Чего это бабуля? Ещё не бабка я, - говорит Настя, и ей, судя по всему, уходить не хочется.
- Так у тебя дочь уже на сносях, - напоминает Настасье муж.
- Так не разродилась ещё, - отвечает жена.
Но Акиму нужно, чтобы она ушла, и он говорит:
- Иди уже, вижу, что устала… Я приду скоро.
Жена наконец ушла спать, а Аким остался за столом… Он не просто так сидел, ему уже спать хотелось, денёк-то выдался не простой. Событий куча… Но Саблин хотел дождаться старшего сына из госпиталя. Тот уже должен был прийти… Отцу спать пора, дела на завтра много планировал, а Юрка, как назло, задерживался. Аким даже стал немного волноваться, чего отродясь не было… Сын часто приходил из госпиталя поздно, но сегодня это Саблина тревожило. Он не выдержал и наконец написал Юрке на личный коммуникатор:
«А ты где есть?».
«Иду».
В общем, скоро Юрий пришёл, и был он хмурый… Уставший, что ли, или недовольный чем-то. Отец внимательно смотрел на него, пока тот садился ужинать тем, что мать на плите оставила. А Юрий, заметив этот пристальный взгляд отца, перед тем как начать есть, и спрашивает у него:
- А чего ты спать не ложишься?
Но вместо ответа Саблин сам спрашивает у сына:
- А кто у нас дома был, пока нас не было?
Аким почему-то думал, что тот сейчас будет удивляться: кто был? Когда? Да с чего ты взял? Но Юра посмотрел на отца хмуро и спросил в свою очередь:
- Тебе мать, что ли, сказала?
И тут Саблину, честно говоря, немного даже полегчало: значит, эти гости, что ходили по крыше его дома… они не были непрошенными. У прапорщика от сердца отлегло.
«Значит, всё-таки Юркины гости».
- Мать… - и тут Аким даже усмехнулся. – Если бы твоя мать узнала, что кто-то по её дому в её отсутствие ходит… Она бы тебя сейчас с толкушкой для тыквы встречала… Уж даже и не сомневайся. А так видишь – спать ушла.
Аким даже уселся на стуле поудобнее после этой мысли, расслабился, потянул очередную сигарету. Он, конечно, сразу подумал, что след узкой и небольшой ноги скорее всего принадлежит женщине. И вот теперь хотел в этом убедиться.
- Так кто это у нас тут гостил?
- Да заходили ко мне… люди… чаю попить, - отвечает сын и без всякого аппетита начинает есть, на отца и не смотрит, видно, чаепитие вышло не очень.
- Заходили… чаю попить… - повторяет отец. – И что, напились?
- Напились, - бурчит Юрий.
- А кто хоть это был?
- Да так… с работы… - невесело отвечает сын.
- С работы, значит? – Саблин прекрасно видит, что сын говорить об этом всём не очень-то хочет. Но он не собирается заканчивать разговор. Дело-то непростое, тут свадьбой пахнет. Расходами. – А нам с матерью уже нужно свататься идти? Ты хоть скажи, к кому идти. Хоть сноху поглядим.
- Да не нужно никуда идти, - вдруг говорит Юрка. И бросает ложку.
- Как же не нужно, чего дожидаться-то? Ждать, пока её мать к нашей матери прибежит и начнёт нашу стыдить?
- Да никто никуда не прибежит, - говорит сын, и Саблин в его голосе слышит… огорчение, что ли.
- Почему не прибежит? – уточняет он.
- Да она не из нашей станицы, – произносит Юрка, и теперь горечь в голосе сына очевидна.
- Не из нашей? Она, что, приезжая, что ли? – тут Аким снова чуть напрягся. – Она не из китайцев, случаем?
- Да нет… - сын качает головой.
- А кто она?
- Да санитарка одна, - объясняет Юрий. - Она при госпитале была, убиралась в операционных.
- Была? – уточняет прапорщик. – И куда делась?
- Не знаю, - говорит ему сын. – Сегодня не было её на работе, я спросил у других санитарок про неё, а они сказали, что она в общежитии при госпитале не ночевала.
Саблин некоторое время обдумывает услышанное, а потом и спрашивает у Юрия:
- А на крышу-то вы зачем лазили?
- На крышу? – переспрашивает сын. Он смотрит на отца немного удивлённо, явно не понимает вопроса. – На какую крышу?
Глава 31
Прапорщик в начале разговора полагал, что теперь ему станет всё ясно. Но… ничего не прояснялось. Юрка, паскудник, таскал какую-то приезжую девку в дом, пока их с Настей не было. Но тут отец ничего не мог высказать сыну. Дело-то понятное, у парня как раз тот возраст, чтобы от девок с ума сходить, а тут такая возможность – целый дом в его распоряжении. Но вот что это была за девка? Почему приезжая? Впрочем, это понятно. Какая местная согласилась бы на ночь уйти? Её мать за такое так за косы оттаскала бы… Если только тайком. Да и не полезла бы местная на крышу. Чего местная там не видала? А приезжей что?
«Искала что-то. Оно понятно… - он сразу об этом думал, а теперь только укрепился в этой мысли. - Почему босая? Времени обуваться не было. Или топать по крыше не хотела. Юрка спал уже».
Саблин встаёт, идёт в спальню…
- Юрка пришёл? – просыпается жена, она всегда спит очень чутко.
- Пришёл, спи, - Аким достаёт свою заветную коробку, в которой хранит деньги. Коробка тяжёленькая, он и не открывая знает, что деньги на месте. Деньги никто не трогал. Заглянул в коробку – так и есть, серебро и медь на месте.
«Значит, искала не деньги? Или не нашла их?».
Впрочем, он догадывается, что могли искать у него в доме. Догадывается, догадывается… Да вот в голове у болотного казака такое не укладывается.
«Неужто не побоялась в дом прийти, чтобы обыскать его? Юрке голову вскружила, сюда пробралась, думала найти ящики Савченко и не нашла… Кто ж она такая? Кто её послал?».
- А куда тебе деньги ночью? – Настасья уже совсем проснулась и глядит на него; как всегда, у жены в голове всякое глупое, уже опять чего-то боится, опять волнуется.
- Да угомонись ты! – бубнит Аким беззлобно. – Спи! Просто взглянул, сколько денег.
- Ночью-то?
- Да спи ты! – он кладёт деньги на место и уходит из спальни.
Вернувшись на кухню к уставшему и, сразу видно, удручённому старшему сыну, он спрашивает:
- А что же это за девица такая, откуда приехала, как звать? Что за родители?
- Родители? – сын удивлён таким вопросом. – Откуда я знаю, что у неё за родители?
- Дурак, - первый раз за весь разговор Саблин не сдерживается. – Это первым делом нужно узнавать – что у неё за родители; а лучше поглядеть на них. Может, они хворые умом, а может, забулдыги какие. А то женишься… неизвестно на ком, потом всю жизнь будешь маяться. Или ты, что, жениться не собирался?
- Не знаю я ничего, - отвечает Юрий. – А звали её Нелли.
- Нелли? – переспрашивает прапорщик, удивляясь такому редкому имени. Редкому настолько, что он и не слыхал такого.
- Да, Нелли Романовская.
- Ядрёный ёрш, Нелли… Заковыристое имечко, – отец глядит на сына и видит, что тот действительно расстроен. – И что же, красивая она, что ли?
- Красивая, – кивает сын.
- И откуда же она такая красивая приехала?
- Да не знаю я, – отвечает сын устало.
- Дурак дураком, - опять злится Саблин. – Простых вещей не знаешь. Ни о родителях не спросил, ни о месте рождения, ни о семье… О том о первом спрашивать нужно… А ещё из-за книг не вылезает. И что, она теперь пропала?
- Пропала. Медсёстры говорят, что нет её, вещи какие-то остались, а самой её нет, на смену не вышла, – объясняет Юрка так, как будто жалуется отцу.
- А давно она в госпитале работает? – спрашивает Аким.
- Да нет, - отвечает Юрий. – Неделю.
- Неделю? – переспрашивает прапорщик.
- Ну, не знаю, неделю или дней десять.
И тут прапорщика словно осенило.
- Неделю, говоришь? Слушай, Юрка, а ты её домой сам приглашал?
- Да нет… - вспоминает сын. – Были в клубе… А она всё спрашивала… Ну, про то, как врачом стать. И я ей сказал, что нужно учиться всё время. А она спросила: ты и дома учишься? Я сказал, что везде учусь. И она сказала, что хочет посмотреть, как я живу. Я сказал – ну так пойдём, я тебя родителям покажу. Сказал, что мать рада будет. А она чего-то застеснялась. А тут вы как раз сказали, что к Антонине уезжаете… Ну, как вы сказали, что уезжаете, я ей и сказал, и она согласилась прийти в гости.
«Матери показаться застеснялась, а ночевать приходить – уже нет. У наших девок так всё было бы наоборот».
- Юрка, - снова спрашивает Аким. – А какая она из себя?
- Говорю же, красивая.
- Ну, какая красивая? Белая, рыжая, чернявая? Лет сколько?
- Семнадцать. А сама… Чёрненькая, брюнетка, - со вздохом вспоминает сын. – Вся такая… Комбинезон у неё весь в обтяжку.
- Комбинезон в обтяжку… Ну понятно, - говорит Саблин. – Ты давай не думай про неё, девка-то, видно, неприкаянная, из шалав; как женишься, так про неё и не вспомнишь. Доедай и спать иди. Завтра не проспи в госпиталь.
- Ладно, - невесело отвечает сын. – Не просплю.
- Тарелку за собой помой, а то мать тебе утром задаст, – Аким давит в пепельнице давно потухший окурок.
- Ладно, - повторяет сын, - помою.
В два часа утра, ещё не позавтракав, он взял коммуникатор и написал: «Когда можно прийти на процедуры?».
Саблин думал, что Розалия Пивоварова ещё, наверное, спит, но та ответила почти сразу: «Принимаю с пяти часов. Приходите, как только сможете».
«Зайду в полк и после к вам», – пообещал он. И стал завтракать. Как раз и Олег, и Юрий к завтраку вышли. Только Наталья спала ещё.
Олег, как всегда, с утра бодр, болтает о лодке и о рыбалке. Потом собирается в школу. А старший как будто и не спал.
- Заучился совсем, - решает Настя. – Юрка, ты хоть отдыхай иногда.
- Да отдыхаю я, - бурчит сын и, взяв кусок свежего хлеба, уходит.
- Чего это с ним? – не понимает мать. И глядит на мужа, ожидая от него пояснений.
- С девкой вроде не сложилось, - отвечает Аким и тоже встаёт.
Мать охает: ещё один нож в материнское сердце; и, конечно же, она идёт за сыном – выяснять подробности и успокаивать своего ненаглядного старшего сыночка.
***
Он готовился к следующему разговору, думал, выйдет он непростым, да и как он мог выйти простым, если командир подразделения на моменте формирования собирается в отлучку. В повторную. Ясное дело, что вышестоящему офицеру это понравиться не могло. В общем, дожидаясь Коротковича, он думал, что ему скажет. Слова подбирал. В конце концов, если сотник не разрешит ему отлучиться из части… Ну, что тут поделаешь, Саблин был готов писать рапорт.
А разговор у них вышел быстрый. Едва прапорщик сообщил командиру, что ему необходимо отлучиться, так начальник и спросил у него довольно спокойно:
- Другого времени для своих дел выбрать не могли?
- Никак нет, мог бы, так отложил бы. Дело безотлагательное. Спешное.
И тогда сотник задал неожиданный для Саблина вопрос:
- На взводе собираетесь Каштенкова оставить?
Это, кажется, волновало командира сотни больше, чем отлучка самого взводного.
- Так точно, - отвечал Саблин. – У меня к нему претензий нет. То, что смотр прошёл без замечаний, – это его заслуга.
- Полагаете? – с удивлением и сарказмом замечает командир.
- Так точно, полагаю.
- Значит, вы в нём уверены? – снова спросил Короткович. – Между прочим, у вас во взводе есть толковый человек, командир первого отделения приказной Ковальчук. Опытный казак, шестнадцать призывов за плечами. Думали о нём как о своём заместителе?
«Опять он на Сашку наваливается, что-то невзлюбил он его».
Но своего товарища Саблин сдавать не хотел.
- Да нормальный Каштенков человек, не хуже других, – прапорщик думает, что ещё добавить Сашке в плюс; хотел ещё сказать, что Саня в бою никогда не подводил, но сотник опережает его:
- Ваше право. А насколько собираетесь отлучиться?
- Недели на две.
- То есть как в прошлый раз.
- Так точно. Постараюсь управиться.
Больше вопросов у сотника не было, и Саблин пошёл в оружейку, там Кудесов показал ему его новый шлем. Он был готов.
Аким примерил шлем, и Иван, учтя его пожелания, пообещал прапорщику, что подгонит шлем к завтрашнему дню.
- До обеда сделаю.
Время у него было. Можно было сесть в столовой, выпить чая, поговорить с казаками, но, странное дело, он не хотел встречаться с Сашкой. То, что он не брал его с собой в рейд, судя по всему, задевало его товарища. В общем, Аким покинул здание полка и отправился в госпиталь.
Пивоварова – она разговаривала с кем-то из медперсонала – увидав его в коридоре, помахала ему рукой и тут же пошла к нему. При этом улыбалась, как будто рада была его видеть. Не скрывала радости. В этом было что-то… необыкновенное. Она словно специально нарушала все неписаные правила общения, принятые в казацком обществе. Да, она вела себя как городская – или те женщины, что живут в больших и богатых станицах.
Розалия открыла дверь своего кабинета.
- Заходите, прапорщик. Ну, как съездили, как ваша дочь?
- Нормально съездил, - лаконично отвечал ей Аким. Ну не будет же он ей, как мальчишка, восхищённо рассказывать о впечатлениях, что на него и его семью произвела отличная машина. – С дочерью тоже всё в порядке.
- Волнуется, наверное? – продолжала интересоваться Пивоварова. – Это у неё первая беременность?
- Первая, волнуется.
В кабинете физиотерапии никого не было, и Саблин сразу протянул ей ключи от машины Савченко. Но она их не взяла.
- Сегодня я подготовлю всё, что вы заказали по списку, а вы подъедете ночью, и мы всё погрузим, отвезём в лодку.
«Погрузим? Отвезем? - Розалия, судя по всему, собиралась во всех этих делах принимать самое активное участие. – А муж-то её будет?». И тут он понимает, что женщина всё ещё собирается с ним в рейд. Во всяком случае, она будет проситься. А Розалия уже достаёт шприц и показывает ему.
- Шея как ваша?
- Да нормально… - кстати, насчёт лечения – Аким действительно стал чувствовать себя хорошо, он не мог сказать точно, это силы его организма или от уколов с массажем, но от неприятных последствий контузии и следа не осталось. Ни голова, ни шея у него вообще не болели.
- Снимайте гимнастёрку, сделаю укол в район восьмого позвонка, разработаем весь плечевой пояс.
- Да не нужно, - начал было Саблин, но она настаивает:
- Я уже ампулу сломала… Давайте, давайте…. Препарат отличный, дорогой, эффективный…
И тогда он соглашается и снимает гимнастёрку.
Глава 32
Она сделала ему укол, потом смазала плечи, лопатки и шею мазью и уложила его в кресло, а когда Саблин почувствовал, как ролики стали проминать ему мышцы, а она уселась рядом с его массажным креслом, он вдруг и говорит ей тихо:
- Мой дом… когда нас с семьёй не было, обыскивали.
Пивоварова уставилась на него и несколько секунд неотрывно смотрела, а потом наклонилась к нему пониже.
- Что?
- Мой дом обыскивали, – всё так же тихо повторил Аким.
Она опять отвечает не сразу, а лишь через несколько секунд.
- Это не мы, – и тут она немного насторожилась. – А у вас что-нибудь пропало?
- Кажется, нет, - отвечает прапорщик.
- Ящики целы? – уточняет физиотерапевт. Да, тут сразу чувствуется, что это её интересует. Вернее, только это её и интересует.
- Я их дома не храню, может, ещё целы.
Это «может ещё», конечно, ей не понравилось. Но Пивоварова говорит ему:
- Рада, что всё обошлось.
- Мой сын приводил в дом санитарку из госпиталя.
- Ваш сын – талантливый мальчик, – произносит Розалия.
«Талантливый мальчик!». Это выражение почему-то покоробило Саблина. Сын казака, боевого офицера, и – вдруг «талантливый мальчик». Он немного морщится. А Пивоварова, не обращая внимания на его гримасу, продолжает: - Для его возраста тяга к девушкам абсолютно нормальна, - она старалась оправдать Юрку, и в тоже время спросила: – Вы знаете, кого именно он приводил?
- Её зовут Нелли… Фамилию я не запомнил, – отвечает Саблин.
Розалия встаёт.
- Я сейчас узнаю о ней; если придут пациенты, скажите, что буду через пять минут.
Пришла она минут через десять и, присев на высокий стул рядом с его креслом, сообщает ему:
- Её фамилия Романовская, санитарка, убирала операционные и помогала в приёмном отделении. Второй день не выходит на работу и не ночует в общежитии, вещи какие-то не забрала.
Говорит она всё это быстро, по-деловому, как отчитывается, и чувствуется, что к факту обыска дома Саблиных Пивоварова относится без должной серьёзности: ну, какая-то девица пришла в дом и обыскала его. Воровка обычная. Ящики-то целы, а это для неё главное. А вот Аким – нет. Дело это для него – из ряда вон… Да и для всего казацкого общества Болотной тоже. Но вот огласки Саблин не хочет. Никак не хочет.
Если он пойдёт к старосте да расскажет, что его дом обыскали, так Анисим Николаевич обязательно устроит разбирательство. Он этого так не оставит. Всё про эту Нелли выяснит, ну и Юрке влетит, конечно. Но нет, точно нет, этих разбирательств прапорщику совсем не нужно, но знать, зачем эта шалавёнка его дом обыскивала, а денег при том не взяла, ему, конечно, хотелось бы.
Ролики массажного кресла так хорошо проминают спину, он просто каждый мускул свой чувствует. Это от укола… Или от мази. Саблин косится на Розалию, что сидит рядом с ним. И ему кажется, что она…
«Нет, она не имеет отношения к этому обыску. Хотя чёрт его знает!».
А она, поймав его взгляд, улыбается и говорит:
- Так как насчёт нашего разговора?
- Какого разговора? – уточняет Саблин. – У нас с вами столько их было… Я с женой меньше разговариваю.
- Ну, я просила вас взять меня с собой. Помните?
- А-а… - вспоминает он. – А я просил вас найти себе броню. Вы уже нашли?
- Я врач, – говорит она. – Я здесь работаю физиотерапевтом, потому что вакансий других не было. Моя специальность – хирургия.
- Врач – это да, это хорошо, но мне в рейд радист нужен, – отвечает ей прапорщик. – Радист со мной идти отказался.
- Я имею навыки обращения с рацией, - сразу заявляет Пивоварова. – Я младший лейтенант запаса, я прошла курсы младших офицеров, я знаю, как работать с рацией.
«Знает, как работать с рацией?». Он едва сдерживается, чтобы не усмехнуться.
- О как…? А навыки работы с РЭБом имеете?
Тут Пивоварова ему уже не отвечает. На этом их разговор и заканчивается. Женщина, кажется, обижается на него. Но Саблину всё равно, не нужна она ему в болоте. Случись что… да даже и без этого, даже если ничего не случится, женщина в болоте – большая обуза. Тем более что ему нужен был не только радист, ему нужен был болотный человек, рыбарь. Такой, как Денис Калмыков.
«Жаль, конечно, что Вася отказался».
Потом он, когда уже оделся, передал список необходимого Розалии. А она, взглянув на список, произнесла чуть прохладно, видно, всё ещё дулась на прапорщика за отказ:
- Подъезжайте к дому Олега к одиннадцати. Я всё подготовлю, – и спросила: - Как себя чувствуете?
- Хорошо, - ответил он коротко.
- Если завтра утром не уедете, то приходите, я ещё вам поясницу перед дорогой проработаю.
***
И вправду он почувствовал себя после процедур лучше. Вот так живёшь и не знаешь, какую тяжесть таскаешь на плечах, а тут раз – и вдруг легко стало, а шеи так и вовсе не чувствуешь. Но это всё не успокаивало прапорщика. Никак не мог Аким угомониться, очень уж ему хотелось знать, кто послал девицу Нелли к нему в дом. И пошёл он… в чайную.
А там как раз уборка утренняя шла, но он вошёл в тамбур, отряхнул сапоги и стал снимать пыльник.
- Закрыта, закрыта… - чуть коверкая слова, говорила ему новенькая, молоденькая и тонконогая официантка. Она выбежала к нему и была явно недовольна. – Пыльник не снимай… Рано пришёл…
- Я к хозяйке, – ответил ей Саблин нехотя, сказал, чтобы официантка отстала от него. И после, повесив пыльник, прошёл под взглядами официанток через зал и стал подниматься по лестнице.
Хозяйка заведения занималась делами, орала на одну из своих работниц, обещала за что-то погнать её, причём выгнать, не выплатив зарплаты. Девка, вся в слезах, просила прощения. Каялась. А ещё в кабинете был тот самый неприятный парень, которого Саблин недолюбливал. Саблин знал, что он помогает Юнь с деньгами, обменивает их, отвозит в Преображенскую в банк и решает все вопросы с поставками всякого такого, чего в Болотной было не найти. Молодой, не казацкого вида, человек с причёской и в защитных очках, даже в помещении, да ещё и одевавшийся как городской. Разве такой мог понравиться боевому офицеру? В станице парень не жил, но бывал у Юнь часто. Теперь же он сидел на стуле с бумагами в руках и смотрел, как хозяйка отчитывает работницу. Увидав Акима в дверях, он поглядел на него поверх очков с удивлением: дядя, а тебе чего тут нужно?
Но Юнь тут же прекратила ругать подчинённую и сказала ей довольно зло:
- Ещё раз – и вылетишь… Иди работай.
Парень тоже встал, видно, всё понял и пошёл к выходу. А едва за ним закрылась дверь, как Юнь шагнула к прапорщику и обняла его.
- Всё жду, жду, когда ты придёшь…
- А этот, - Аким тоже её обнимает, – чего он у тебя сидит тут всё время?
- Не всё время, а только когда приезжает, - уточняет хозяйка заведения. Потом она отрывается от него и быстро идёт к двери, закрывает её на замок. И поясняет: – Соскучилась. Ты хоть иногда заходи, хоть просто посидеть с казаками, чтобы я тебя видеть могла.
Эта женщина сама себе хозяйка, сама тащит на себе своё заведение, крепко держит в кулачке полтора десятка подчинённых, твёрдая, колючая, а иногда и попросту злая, бывает и вот такой… мягкой и доброй. Она усаживает Акима на стул и сама садится ему на колени, целует его в губы и потом говорит:
- Не знаю, откуда… но я почему-то знала, что ты придёшь сегодня.
Близость красивой женщины, конечно, будоражит его кровь; пришёл он вообще-то по делу, ну раз уж Юнь в таком настроении. Саблин расстёгивает ей пуговицу на брюках, это срабатывает, словно сигнал: женщина встаёт с его колен и скидывает туфли, дальше сама расстёгивает себе брюки и быстро снимает их вместе с бельём… бросает на соседний стул. И вот она снизу уже голая, он видит её густые волосы внизу живота, а она ещё и поднимает гимнастёрку, заголяя свои небольшие груди правильной формы. И потом садится на него сверху, обхватывает голову и целует, целует… А перестав целовать, шепчет ему:
- Саблин, я тебя уже неделю жду… Отымей меня…
Её небольшой кабинет, она почти голая – почти голая, но при этом сохраняющая свою безупречную причёску. Сидящая на его коленях сверху… В виде, в её поведении, в этих её неприличных словах есть что-то такое… что-то неприличное или даже развратное, что-то такое, чего себе никогда не позволяет его жена. Может, это всегда и привлекало Саблина к этой яркой женщине.
***
Юнь довольна. Он это знает… Во-первых, она не торопится одеваться, так и сидит без брюк, во-вторых, ластится к нему… Думает о продолжении? Потом забирает у него сигарету. В общем она мало курит, а тут стала делать большие затяжки. И это не её тонкие дамские сигаретки, она затягивается его лютым, продирающим табаком. Самое время сказать ей.
- Я в рейд ухожу, - произносит он, выпивая воды из красивого графина с её стола. – На пару недель.
Юнь меняется сразу. Лицо строгое. Молча отдаёт ему сигарету, встаёт и берёт свои брюки, вылавливает из них трусики и, прежде чем надеть их, спрашивает:
- Так это ты попрощаться заходил? Чтобы вспоминала? – она хотела надеть трусики, но он поймал её, подтянул к себе, крепко взял её за попу и сказал:
- Деньжат заработаю, в Преображенскую съездим.
Конечно, она сразу становится мягче. Глядит на него и начинает улыбаться, видно, вспомнила их последнюю поездку. И лишь после этого говорит:
- Съездим. Купить нужно кое-чего…
А Аким садится на стул и спрашивает:
- Слушай, а та девица-то, как она, что с ней?
- Какая? – не сразу понимает Юнь; она уже надела трусики и надевает брюки.
- Ну, помнишь Лену Мурашкину, она говорила, что привезет тебе свою родственницу, чтобы ты её пристроила на работу.
- А, Марина… - вспомнила хозяйка заведения.
- А её Марина звали? – уточняет Саблин.
- Ну, назвалась Мариной Ивановой, да и Лена её Мариной звала, когда привезла. Но я документы-то не смотрела. Бог знает, как там её на самом деле звали.
«Звали?».
- Так она, что, ушла от тебя? – спрашивает Аким.
- Ушла, - говорит Юнь; она достаёт зеркало и начинает подправлять помаду на губах. – Один день отработала и забрала вещички. Сказала, что у меня ей работать тяжело. Я её останавливать не стала. Рассчитала.
- А куда же она подалась? Уехала?
- Понятия не имею; я Лене позвонила, сказала, как обстоят дела, - красавица закончила с губами и достала краску для глаз. – А Лена сказала: ну, и Бог с ней, надоела ей эта Марина, пусть сама живёт как знает. И всё.
- И всё, - повторил Саблин. – Слушай, а какая она была из себя?
Юнь перестала краситься, с интересом смотрит на него поверх зеркала.
- А чего ты спрашиваешь? С чего такой интерес к этой малолетке?
Аким качает головой и тушит окурок в пепельнице.
- Понимаешь, одна медсестра, из приезжих, с моим старшим любовь закрутила… Поступила в госпиталь неделю назад. И сбежала. Парень теперь в печали.
Юнь продолжает смотреть на своего мужчину, и теперь смотрит уже с удивлением:
- И, что, ты думаешь – это… она же?
- Да не знаю я, - отвечает Аким. – Юра сказал, что она вся из себя красота неописуемая.
Юнь снова начинает красить глаза.
- Ну, тут у неё не отнять. Красотка. Шалава ещё та… Комбинезон на два размера меньше носит, на заднице он едва по шву не расходится, лобок на обозрении, лифчик не носит, сиськи большие, в общем, всё напоказ.
- Чёрная она? – опять уточняет Аким.
- Черная, глаза карие, кожа как карамель… Конфетка, да и только.
Саблин не знал, что значит «кожа как карамель». Но общая картина для него вырисовывалась. Правда, у Юнь она была Марина Иванова, в госпитале – Нелли с какой-то замысловатой фамилией. Но это сути не меняло.
«Могла, могла девчушка Юрку окрутить, чтобы в дом попасть, а там и обыскать дом, пока он спит. И в госпиталь из-за Юрки пошла. Ушлая какая!».
- Аким, - оторвала его от размышлений женщина.
- Что?
- А Юра твой, что, расстраивается?
- Ну а то… - подтверждает Саблин. – Первый раз его таким видел.
- Любовь, - смеётся Юнь. – В их возрасте это так больно. По себе помню, как страдала. Аким, а ты-то страдал?
- Не помню, - отвечает Саблин.
- Ну скажи честно, - настаивает Юнь.
- Так я и говорю честно. Не помню я, не до страданий мне было. То промыслы, то рыбалка… Помню, Настю увидал, думаю: вот какой зад красивый у этой вот, – он достаёт новую сигарету. – Она такая вся ладная была. Крепенькая, как улитка.
- Ах-хах, - заливается смехом Юнь. – Как улитка… Господи, Саблин! Это же ужасно… Как так можно о жене? Как улитка!
А он не обращает внимания на её смех.
- А дело в клубе было. Ну, после пошёл её провожать, а она вроде ничего… не против пройтись, смеётся идёт. Говорю: может, поцелуемся. А она: один разок. Стали ходить с нею. А потом через месяцок я ей и говорю: я лодку в работу беру, пойдёшь за меня замуж? А она говорит – ну пойду. Ещё через месяц обвенчались. Где же там мне страдать-то было? Может, и пострадал бы, да не успел, уж больно Настёна быстро согласилась.
Юнь смотрит на него то ли с осуждением, то ли с сожалением.
- Эх, Саблин, болотный ты человек, – качает головой. - Сапог сапогом. Абсолютно неромантичный человек.
Глава 33
За всей этой болтовнёй про страдания и любовь, за улыбками и непринуждённой расслабленностью Саблин припрятал своё беспокойство. Теперь-то он почти не сомневался, что эта самая Нелли-Марина обаяла Юрку и через него пробралась, зараза, в дом. Обыскивала его… От мысли, что какая-то шестнадцатилетняя шалавёнка шарила в их вещах, его начинало немного трясти…
«Слава Богу, Настя ничего не прознала… Ух, визга было бы… Ох, Юрке не поздоровилось бы!».
А девка босиком по крыше прошлась. Клещей не боялась.
«Видно, торопилась, обуваться некогда было… Это хорошо, что ящики в болоте оставил!».
А тут ещё и этот случай с Васей. Где это видано, чтобы командование советовало казаку не ходить с другим казаком в рейд или на промысел? Может, скоро ещё будут казакам и совместную рыбалку на налима запрещать?
«Интересно, а кто вообще об этом с Ряжкиным говорил? Выяснить бы. Хоть понять, откуда ветер дует».
Человеку, выросшему на болоте, в тяжком и простом труде, все эти хитрости и обманы, все эти тонкости, тайные обыски, в общем, все эти делишки за спиной и втихаря были непонятны, а ещё и неприятны. Аким брезговал всем этим, уж лучше бы пришли с оружием и попытались эти ящики забрать. То было бы честно. Да только кто это рискнёт прийти с оружием в казачью станицу? Разбойники и воры к станичным и близко не совались. Себе дороже. Даже самые дерзкие из промысловиков, такие как Савченко, и те в станице вели себя тихо и законы общества соблюдали. А иначе из станицы и попросить могут. Ничего, что богач. Если баловать вздумаешь, так старики соберутся и решат, что тебе пора на выход. И всё. Но с другой стороны… А где ещё тот же Савченко мог чувствовать себя в полной безопасности? В общем, никто сюда к Акиму с оружием забирать ящики не пришёл бы, поэтому и обшаривала его дом девка гулящая. И как только он об этом думал, так снова становилось ему неприятно, до оскомины…
«Эх, попадись мне она… Выпорол бы паскудницу!».
Но мечты поймать и наказать деваху были абстрактные: где там её теперь искать; а вот понимание, что ему нужно как можно быстрее уйти в рейд, было явным.
«Отвезу эти ящики и голову, куда Пивоваровым нужно, и всё это закончится. Может, отстанут от меня все. И чем быстрее в рейд уйду, тем лучше будет».
Но у него не было радиста. И этот вопрос нужно было решать немедленно.
Он останавливается в тени здания и достаёт коммуникатор, набирает в нём: «Милевич». Но устройство выдаёт девять абонентов. В станице девять человек с такой фамилией.
«Как его звали-то?».
Саблин не может вспомнить, хотя этот казак служил под его началом целый призыв. И тогда прапорщик набирает: «Сапожников».
Тут сразу всплывает и имя абонента: «Матвей».
«Ты где?» - пишет старому знакомцу прапорщик.
«Дома, – почти сразу отвечает Сапожников. – Зайдёшь?».
«Да. Иду».
Саблин раздеваться не стал, в дом не пошёл, остался в сенях. От приглашения отказался, сославшись на спешку, и сразу перешёл к делу:
- Милевич ведь рядом с тобой живёт?
- Да вот же… рядом, - отвечает казак и указывает рукой на запад, - по улице через два дома от моего.
- Слушай, Матвей … - Саблин чуть медлит.
- Ну, чего? – а Сапожникова, видно, разбирает жуткий интерес, ему не терпится всё знать.
- Ты же его знаешь?
- Кого, Никиту? Конечно, знаю. А ты, что, не помнишь его? Он же у тебя во взводе служил?
- Всего один призыв, - вспоминает Саблин. – Ну, ты про него что скажешь? Что за человек? Рыбачит?
- Толковый парень. Рыбачит. На моих глазах рос. Я с его батей начинал служить, с Андреем, он был радист, и Никита в радисты подался. Парень хороший, честный. Ну а как радист – так ты должен лучше меня знать, он там при тебе всё время был, - рассуждает Сапожников.
- Ладно, - задумчиво произносит Аким. – А звать его, значит, Никита…
- Ну да… А что? Зачем он тебе? – очень хочется Матвею узнать, к чему это известный в станице рыбак интересуется молодым казаком.
- Да нужен… Позвони ему, спроси: дома он?
- Хорошо, - соглашается Сапожников и идёт к телефону.
Сапожников проходит в дом, и Саблин слышит:
- Александра, здравствуй, это Матвей … Ага, ну да… Здравствуй. Слушай, а муж-то твой дома? Ну, понял… Да к нему сейчас зайдут… Да увидишь. По делу, по делу… По какому надо, ты просто скажи ему, что сейчас у вас гости будут. Всё, здрава будь.
Матвей появляется и говорит Акиму:
- Дома он, кукурузу пропалывает.
- Спасибо, Матвей, – Саблин протягивает Сапожникову руку.
- Аким, а чего он тебе? – тот всё-таки хочет знать, зачем прапорщику молодой казак.
- Да есть дельце одно, - уклоняется от ответа прапорщик.
Конечно, его ждали. Вся семья Милевичей: и сам радист, и его жена Александра, высокая, худая молодая женщина с годовалым ребёнком на руках. Были и ещё два ребёнка. Эти уже сами ходили.
- Доброго дня, Аким Андреевич, – улыбается и кланяется хозяйка.
Ну, тут Акиму деваться было некуда, пришлось раздеться, разуться, пройти в дом. Где его ждали, как выяснилось, с большим интересом.
- Обедать желаете, господин прапорщик? – сразу спросила его хозяйка дома.
- Нет, воды если… - ответил Саблин, присаживаясь за стол.
- Компот есть, – предложила Александра.
- Если не сладкий, - согласился Аким.
- Не сладкий, - заверила хозяйка. А хозяин предложил ему:
- Может, чего другого?
- Нет, -отказался от водки прапорщик. – Дел много, – и, видя, что жена Милевича отвлеклась делом, а также видя в глазах хозяина дома интерес, он сразу и продолжает: - Я в рейд иду, мне радист нужен. Ты как, свободен?
- Свободен, улитку всю уже собрали, тыкву полоть да насосы ремонтировать надоело уже… - радист смотрит на Саблина большими серыми глазами. Молодой, улыбается. Но главного вопроса не задаёт.
Тут Александра приносит ему стакан ледяного компота. Он и вправду несладкий, но Настя делает его иначе, кактусов не жалеет, напиток у неё получается более насыщенный. Хотя у Александры тоже неплохой. И едва она отходит от мужчин, Саблин ставит стакан и говорит:
- Пятьдесят рублей за две недели.
- Ой, как нужны деньги, - сразу отвечает Милевич. – Аким Андреевич, так ты объясни, куда собраться – на промысел или…
- Нет, промышлять не будем, прокатимся по болоту. Туда да обратно, и всё. Дело простое.
- Это как у вас с Ряжкиным в прошлый раз вышло? – подначивает молодой казак.
Саблину не нравится этот пример, и он начинает пояснять:
- В прошлый раз случайно получилось… Нарвались тогда неожиданно, – и он обещает: - Сейчас всё иначе будет.
- Иду я, Аким Андреевич, - сразу заверяет его Никита. – Деньги нужны. А куда пойдём, опять на Камень?
И тут, неожиданно для самого себя, Саблин, человек, который не очень любит врать или там как-то темнить, вдруг соглашается с радистом:
- Угу… Сходим до Камня и обратно.
- А когда пойдём? – интересуется Милевич.
- Дня через два, - он опять врёт. И сам не знает почему. Может, поэтому у него не сразу складываются фразы. – Или через три… Но ты, это… Никита, ты собери всё… Там это… Броню, оружие… Ну, как положено…
- А рацию? – сразу интересуется Милевич. – Мне рацию взводную взять? – тут он немного мнётся. – Просто говорят, Вася-то свою рацию… говорят, он её в рейде потерял.
- Во-первых, Вася свою рацию уже восстановил, - назидательно замечает Саблин. – Ты насчёт этого всего вообще не волнуйся, если что поломаем, броню или что ещё, так и починим… А во-вторых, рация и РЭБ у меня свои есть. С ними пойдём.
И Милевич сразу, как и положено настоящему радисту спрашивает:
- А какая рация?
- «Ольха», - отвечает Саблин.
- О, «Ольха»! Серьёзная техника, – кажется, Никита обрадовался. – А дрон есть к ней?
- Работал с такой? – уточняет Саблин.
- На фронте – нет, но на курсах изучал, навык имею.
И вот тут прапорщика первый раз кольнуло сомнение. Кого он брал с собой в рейд? Парня двадцати двух-двадцати трёх лет с двумя призывами за плечами. Разве таких бойцов берут на опасное дело?
«Матвей говорит, что он рыбак… Значит, с болотом знаком».
Но Саблин помнил себя в двадцать лет: какой он там был тогда рыбак, какой знаток болота?.. Нет, дурак дураком, самоуверенный, как и Савченко, чудом не сгинувший на промыслах. И этот сероглазый молодой казак почти ничем от него молодого не отличался. И после он спрашивает у радиста:
- А ты с «Конвоем» работал?
- А у вас ещё и «Конвой-4» есть? – удивляется Никита.
Саблин лишь кивает: есть, есть.
- Так это ротный РЭБ, мощная станция, я с нею не работал, но я разберусь, я же его изучал, – говорит Никита, и прапорщик видит, что он очень хочет попасть в рейд. Обещает что угодно, лишь бы взяли. А там… изучал, опыт имею, разберусь…
Вот только это не совсем то, что Саблину хотелось услышать. Но вся беда была в том, что выбора у него не было, некогда ему было искать другого радиста.
- Ладно, - наконец произносит он. – Ты это… соберись сейчас, всё подготовь. Только не собирайся как на призыв. Бери всё по делу. И чтобы в любую минуту всё было готово.
- Аким Андреевич, ты же сказал, что идём через два дня.
- Так и есть, - продолжал зачем-то врать Саблин. – Лодку ещё нужно подготовить, ещё кое-что… Но это тебя не касается… Ты будь готов. Понимаешь? В любую минуту я тебе звоню – ты через пятнадцать минут уже на мостках с вещами.
- Есть быть после звонка на мостках с вещами через пятнадцать минут, – отозвался молодой радист.
«Ничего, разберётся как-нибудь».
Саблин на это надеялся, выходя от радиста Милевича. А ещё жалел, что пропустил курсы младших командиров, там наверняка сотник-лектор «набросал» азов работы с современной боевой аппаратурой. Конечно, Аким и сам кое-что знал, но это были самые простые приёмы и навыки работы с рацией и РЭБом. Но там, в болоте, нужен был специалист, такой как Ряжкин. А этот молодой… да куда ему до Васи. Но выбирать сейчас не приходилось. Опытные казаки в опасный рейд не пойдут. Зачем им по болоту таскаться, зачем рисковать? На войне, что ли, не настрелялись? Деньги? Да как-нибудь обойдутся. Саблин и сам уже был такой. И понимал, что опытного болотного человека попробуй ещё соблазни на подобное дело. Что ни говори, а дальний рейд – это не шутки. И последний случай как раз был тому подтверждением. Ведь чудом ушли.
Вот с Денисом ему везло. Калмыков конечно… сорвиголова. И то, Саблин полагал, что лихость Дениса, она вся от неустроенности, от бедности. Семью кормить нужно, вот и берётся за всё, что деньгу принесёт. В общем, Саблин не был доволен своим радистом и брал его, потому что никого другого у него на примете не было.
И теперь ему хорошо бы было пойти домой, но, выйдя от Милевича, он немного постоял, подумал… и написал Пивоваровой. Написал он ей вот что:
«Шею что-то ломит. Может, ещё укол сделаете?».
Розалия была женщина умная, она всё сразу поняла.
«Я на работе, заходите, посмотрю».
Глава 34
Саблин снова, второй раз за этот день, улёгся в массажное кресло, и когда Пивоварова уселась с ним рядом, он и сказал ей сразу:
- Хочу уйти сегодня в ночь.
Кажется, женщина этого не ожидала. Она уставилась на него и смотрела несколько секунд, и лишь потом пальцами набрала из банки мази и произнесла:
- Приподнимитесь, сядьте спиной ко мне, ослабьте ремень, наложу вам лекарство на поясницу.
И когда он сделал, то, что она просила, Розалия снова заговорила:
- Ваша поспешность чем-то обусловлена?
- Обусловлена, – отвечал ей прапорщик. Ему почему-то нравится это замысловатое слово.
- Можете объяснить? – интересуется женщина. Она уже смазала ему весь низ спины вплоть до крестца и теперь готовит инъекцию, ломает ампулу с лекарством.
Честно говоря, Саблину хотелось, конечно, всё ей рассказать, но про девицу, ну, что она через его Юрка смогла проникнуть к нему в дом, он говорить постеснялся, что ли, а вот про случай с Васей он ей сказал:
- Кто-то из командиров полка… в общем, отцы-атаманы отговорили моего товарища, хорошего радиста, идти со мной в рейд.
- То есть, - она уже набрала в шприц лекарства – и замерла. Аким видел маленькую капельку вещества на конце тонкой иглы, а ещё он видел беспокойство в лице Розалии. – Руководство полка знает о нашем предприятии и хочет… ему помешать?
Вот только перепуганных баб ему не хватало, и он, стараясь не напугать её ещё больше, отвечает:
- Ну, вы, это, не волнуйтесь… Толком я сам ничего не знаю, это всё, как говорится, жаба из болота накурлыкала… Сам я со своим радистом на эту тему, после того как он отказался, не говорил. Но… думаю, что чем быстрее я уйду, тем будет лучше.
- Да, хорошо… Правильно, - соглашается Пивоварова. Но всё равно это сообщение её взволновало. – Я знала, что контрразведка тут работает.
Саблин сразу вспоминает офицеров из четвёртой дивизии и спрашивает у неё:
- Откуда вы знали?
- Так они всё время за Олегом следили, - уверенно ответила врач. – Вечная его головная боль, они внедряли людей… вербовали людей из его окружения. Хотели всё о нём знать… Думаете, после его смерти они успокоились?
«Думаю, наоборот».
- Давайте спину, - просит она, и когда Саблин поворачивается к ней, делает ему несколько уколов в мышцы вдоль позвоночника. После кладёт шприц и набирает что-то на пульте кресла. – Ложитесь.
Она встала и собралась уходить.
- А вы куда? – интересуется Саблин.
- Пойду Тёме скажу, что вы уходите сегодня. Он умный, он что-нибудь скажет, а то у меня от ваших рассказов какой-то шум в голове, хаос какой-то… - говорит Пивоварова.
«От каких рассказов? Моих рассказов? Какой ещё шум?».
Честно говоря, прапорщик её не понимает. Но тут начало работать кресло. И, надо признаться, ему нравилось, как ролики проминают ему мышцы спины от шеи и до крестца. Странное дело, но это кресло… или может быть мазь… но что-то успокаивало его, навевало дрёму… Вот только подремать ему не удалось. Минут через пять Пивоварова вернулась вместе с мужем, встала рядом, а генетик уселся на стул и сразу спросил:
- То есть решение вами уже принято?
- Насчёт выхода в рейд? Да, принято, – отвечает Аким. – Хочу побыстрее уйти в болото.
- Думаете, там вас не достанут? Ну, не смогут вас отследить?
«С РЭБ-станицей «Конвой», да ещё на лодке Савченко с двумя её огромными моторами? Ну… пусть попробуют, а я погляжу…».
Саблин мог, конечно, и озвучить свои мысли, но это выглядело бы бахвальством, и поэтому он просто сказал:
- Одну лодчонку в болоте сыскать – ещё то дельце.
- Да, наверное, это непросто, - согласился доктор. – Тем более что Олег говорил о вас как о непревзойдённом знатоке болота. Но они всё равно попробуют отобрать у вас ящики.
- Да оно понятно, – говорит Аким. – Но там мне будет поспокойнее.
- Тёма, ты про Олега скажи, – напоминает о себе Розалия.
- Ах да… - Пивоваров глядит на жену, а потом снова смотрит на Саблина. – Как я понял с её слов, вы Розу брать с собой не хотите?
Прапорщик косится на физиотерапевта:
«Ты глянь, какая настырная баба, уже и муж у неё не против. Может быть, даже и «за». Вот я Настасью свою отправил бы с чужими людьми куда? С мужиками? Да ни в жисть. Это же позорище какое! На всю станицу! Потом местожительство менять надобно, не иначе. А у этих образованных вон как всё… Может, зря я Юрку согласился на врача учить?».
- Нечего штатскому делать в рейде.
- Ну, в общем, я согласен, но она медик…
«Теперь, видно, он будет мне все её истории рассказывать, про то что она младший лейтенант медслужбы и ещё что-то там».
- Вот вы мне скажите… А вот бой начнётся… в болоте… среди кочек и рогоза… Мне что нужно будет делать, её спасать или груз? – интересуется Саблин, и интересуется он с поддёвочкой. И так как врачи ему не отвечают, показывает пальцами что-то очень мелкое. – Один вот такой, вот такой вот осколок или пуля самого малого калибра… И пусть даже не убьёт, только зацепит её… Мне, что, рейд бросить и ехать госпиталь для неё искать?
- Да я с вами согласен, - вдруг говорит Пивоваров, - просто она давно мечтала встретиться… ну, с теми, кто заказывал этот товар.
«С теми… Они, кажись, и сами не знают толком, кто это».
- Думает, что сможет им что-то предложить, - врач снова смотрит на жену, стоящую рядом, и потом обнимает её за талию и поясняет прапорщику: – Понимаете, мечта у неё такая.
«Ишь ты, мечта у неё… Какие всё-таки мечты у всех разные; я вот мечтаю хоть один год без войны и рейдов прожить… А эта хочет в болото залезть – аж трясётся…».
- Тем более, я могла бы контролировать АСС, - добавляет Розалия.
Саблин не знает, что такое АСС, и глядит на доктора: о чём это она?
- Ну, для этого я сюда и пришёл, - Пивоваров сразу понял его взгляд. – Автономная стазис-станция… Это тот бак, в котором хранится Олег.
- А-а, - произнёс Саблин. Тут ему стало ясно, что за этой бочкой с головой его старого товарища нужно будет ещё и следить. – А что там с нею делать?
- Понимаете, если всё пройдёт без изменений, то ничего делать и не нужно, только аккумуляторы менять раз в три дня, – начинает, судя по вздоху, некороткий рассказ Пивоваров. – Но вы же его повезете, это постоянная тряска… Ну, лодка же движется, курс меняется, жидкость в баке, хоть и плотная, но всё равно будет колебаться…
- А это вредно для головы? – уточняет Аким.
- Ну да… - продолжает Пивоваров. – Станция, конечно, предназначена для перемещений, орган в неё закреплён, к нему подведены трубки, по которым подаётся … кислород, питательные вещества, отдельно подаётся ингибитор… Но всё это крепится к сосудам, к живым и не очень прочным тканям, сами понимаете, всё это не очень надёжно, так что постоянная качка – она вредна для органа.
- А ещё изменение температурного режима, - напомнила Розалия.
- Да, да, - соглашается с нею муж. – В общем, долгая транспортировка органа в АСС – это не совсем простое дело; станция, конечно, очень «умная», она сама контролирует все процессы… Но и за ней нужно следить, нужно знать, как реагировать на её сигналы. Может так случиться, что нужно будет корректировать работу станции или вводить нужные препараты в растворы.
«Вот мать их… Рогата жаба… А то мне в рейде больше делать нечего будет!».
Видимо, мысли Акима отразилась на его лице, и доктор сразу стал успокаивать казака:
- Но будем надеяться, что всё обойдётся.
И тут снова в их разговор встревает Розалия:
- Аким Андреевич, я не буду вам обузой и смогу взять на себя работу со станцией. Вам не о чем будет волноваться.
«Ну ты глянь, какая упорная! Решила переупрямить. Уже три раза сказал «нет», так всё равно лезет… Похлеще моей Насти будет!».
Тут Аким уже начал злиться от этой её настырности, и теперь уговаривать его было без толку, и он говорит ей холодно, почти зло:
- Сказано вам, дамочка, нет! Чего же вы настаиваете-то? Сколько ещё раз вам сказать нужно?
Пивоварова молчит. Надулась. А вот муж её снова заговорил:
- Вам тогда нужно будет к нам домой пойти, Розалия вам объяснит, как работает система, покажет вам препараты… Расскажет, какой в каком случае вводить, – и тут он глядит на жену. – Объясни, а потом всё ещё и запиши.
- Поняла, - отвечает женщина почти покорно. Почти.
- Всё, всё, распиши, чтобы он знал, на какой индикатор как реагировать, – и тут он оборачивается к Акиму. – Но будем надеяться, что никаких оперативных вмешательств в работу станции в дороге не потребуется. Этот аппарат создали великие умы, я, конечно, недолго его эксплуатирую, но за это время никаких эксцессов не было ни разу. В общем, будем надеяться… Или молиться.
Этот Пивоваров, этот врач, кажется Акиму и умным, и ещё и хорошим человеком, но одна мысль всё-таки не покидает казака:
«Ядрёный ёрш, на кой чёрт я со всем этим связался?».
Пока Саблин лежал в массажном кресле, а Пивоваров кое-как, буквально на пальцах, объяснял ему работу стазис-станции, Розалия ушла, а когда кресло остановилось, она вернулась уже в пыльнике и косынке.
- Аким Андреевич, я готова.
- Готова? – не сразу понял он, надевая гимнастёрку.
- У нас очень мало времени и очень много дел, - пояснила Розалия. – Сначала я хочу познакомить вас со станицей, а как стемнеет, поедем в дом Олега собирать то, что отобрали для поездки. Вы ведь всё ещё собираетесь уйти сегодня?
«Ух, Настёна, как узнает, что я в ночь уйти хочу, точно взбесится».
Саблин вздыхает:
- Ну тогда пойдёмте, а то и вправду времени мало.
***
Они приехали к дому Пивоваровых на её электрической машинке. И она, как нарочно, не стала загонять её во двор, а бросила на солнце возле забора. Дескать, на крыше панель солнечная пусть заряжается. Но это неправильно…
«Самое солнце на улице… А она… Нельзя так с техникой обращаться… Баба, одно слово».
Но учить он её не стал. Вылезли из машины, а тут как раз мимо кто-то проехал, стёкла тонированные. Аким не знал, кто за рулём, но Розалия помахала им рукой. Соседи, значит. Вот только Акиму это зачем? Чтобы вся станица знала, что он к врачихе домой заскакивает, пока врач на работе? Хотя на этих улицах его не все узнают, это среди рыбарей его пыльник примелькался.
«А, ладно, в станице тысячи глаз, разве от всех схоронишься? А если Настя начнёт спрашивать, так придумаю что-нибудь!».
Они прошли в дом, разделись, Розалия усадила Саблина за стол в гостиной, принесла стакан компота из холодильника и пепельницу.
И ушла, а пока он пил не самый вкусный, явно переслащённый компот и курил, женщина переоделась и вернулась к нему. Была она в красивом домашнем костюмчике и босиком… В руке блокнот с карандашом.
«Ну, свинарник или, к примеру, курятник, она в таком виде точно не убирает».
- Пойдёмте, Аким, - произнесла Пивоварова и повела его в хозблок.
Спустилась вниз первая, включила свет, из угла помещения принесла стул, поставила его рядом с бочкой, в которой была голова Савченко, указала на него Акиму: садитесь. И, откинув маленько дверцу, что закрывала мерцающий десятком разноцветных светодиодов пульт управления стазис-станцией, сказала:
- Постараюсь быть краткой, но начну самого начала.
И протянула Акиму блокнот и карандаш. Саблин машинально, не глядя, принял от неё писчие принадлежности, так как женщина в этот момент открыла ещё и большую крышку, что прикрывала стеклянную стенку резервуара. В резервуаре вспыхнула подсветка.
Жёлто-зелёная жидкость в этом свете придавала голове Савченко неестественный, неприятный оттенок. Аким не мог оторваться, всё смотрел и смотрел на голову… Вот так вот, трудно было сказать, жив его старинный товарищ или нет. Веки чуть приоткрыты, глаза закатил, рот тоже приоткрыт. Кажется, человек спит. Его лоб и виски стянуты креплениями, а снизу, в срез шеи, между прозрачных трубок чернеет штатив. Кажется, что голова насажена на него. Не сказать, что Савченко не изменился. Но так же, как в детях женщины угадывают следы родителей, говоря потом: ну вылитый отец, так и Саблин узнал в этой голове черты человека, с которым провёл самые яркие годы своей жизни.
«Ну что, дурень? Допрыгался? Всё хапал и хапал, мало тебе всё было, всё успокоиться не мог. Возись теперь с тобой», – разглядывая зеленоватое лицо, без всякой злости думал прапорщик.
Глава 35
«В общем-то, тут всё не так уж и сложно…».
- Тридцать один и семь, - начинает она, показывая цифры на дисплее, - для стазиса это идеальная температура, но за этим станция следит сама. Это я просто показала вам, чтобы вы знали. Главное, чтобы у станции был постоянный доступ к энергии, - Розалия открыла дверцу в основании «бочки». – Вот тут аккумуляторы. А ещё нужно помнить, что температура тканей органа понижена, любые бактерии этому будут очень рады, поэтому полная, - женщина выразительно повторила: - полная стерильность. В общем-то, тут всё не так уж и сложно…
И после вводной Пивоварова начала обучение, и это было понятно, но после началось… Главное – питание клеток… Тут всё, как и у людей, существующих в нормальных условиях, только здесь всё заторможено… Для замедления процесса нужны ингибиторы… А их четыре вида… Записывайте… Записали? Питание… Белки, сахара, кислород… Станция за этим следит сама, перед дорогой я заправлю все резервуары… Не менее важное – это электролитический баланс… Коктейль гормонов… Ингибиторы… Протекторы… Записали? Вот набор добавок… Это можно не записывать… Я сейчас дам вам две шкалы показателей…
«Рогата жаба! Зачем мне под старость лет всё это нужно?». Он раздражался, когда не успевал что-то осмыслить, понять и зафиксировать это в блокноте. Тогда он просил её повторить… Она снисходительно соглашалась: ну конечно, Аким Андреевич, мне нетрудно. Но при этом, кажется, улыбалась, хотя улыбочку свою скрывала. Но от него не ускользало женское ехидство: ну, вы всё ещё хотите сами следить за этой сложной станцией в «поездке»? Не передумали ещё, господин прапорщик?
На что Саблин лишь вздыхал и слушал повторение. А тут ещё на коммутатор пришёл вопрос: «А ты где шляешься?».
Только один человек во всём свете мог ему такое написать. И он решил не отвечать ей. Хотя понимал, что Настя в ответ на его молчание может выслать Олега в направлении чайной. А может и сама туда пойти. Но всё равно лучше было не отвечать.
«Может подумать, что в полку, где-нибудь на складах, и не слышу коммуникатор».
Прапорщик прячет устройство в карман и кивком головы даёт понять, что готов слушать дальше. И Пивоварова словно включается:
Значит, кислород… Мозг Олега функционирует слабо… а кислород… он должен соответствовать низкой концентрации, его должно хватать только для самого медленного обмена веществ… Бурный синтез белка нам в стазисе не нужен… Он противопоказан…
Аким почти ничего не понимал, кроме того, что АСС работает на точно таких же аккумуляторах, что и его броня. Да, он дважды проходил курсы медиков. Общий курс, это тот, что проходят все военные, и курс второй ступени… это для заработка. Должность помощника санитара добавляла деньжат к содержанию, и к фронтовым тоже. Но то, что говорила ему Пивоварова… прапорщик почти ничего не понимал. Но записывал и рисовал себе понятные схемы.
В первом ряду индикаторов вместо зелёного светодиода горит жёлтый – добавляем в раствор ингибитор первого ряда. Если горит оранжевый диод – ингибитор второго ряда. Поднялась общая температура станции – уменьшаем циркуляцию кислородосодержащей жидкости. Розалия заглядывала в его записи… Она, кажется, не очень довольна, но, разглядывая его каракули, вынуждена была признавать: «Ну, в общем, правильно» - «Очень схематично, но суть вы уловили».
- Прапорщик, а вы хотите есть? – вдруг спросила Розалия, прервав рассказ про фильтры плазмы, которые нужно промывать, желательно в стерильных условиях, как минимум раз в неделю.
Вообще-то завтракал он в два часа утра, а сейчас время шло уже к двум дня. Но он говорит ей:
- Меня ждут, лучше закончим, и я пойду.
- Я есть хочу, - упрямо заявляет Пивоварова. – А заниматься нам ещё час, не меньше. Я вам должна многое ещё рассказать, и ещё хочу позадавать вам вопросы. Может, даже и в два часа мы не уложимся, так что… - она не собиралась учитывать его мнение и пошла к двери. – Пойдёмте, Аким Андреевич, я вас покормлю.
Ну что ты с этой бабой будешь делать? Саблин встал и пошёл за нею. А может, то было и к лучшему, он и вправду уже хотел есть.
Ну какая Розалия стряпуха? Об этом уже можно было судить по её домашней одежде. Хозяйка она никакая. У неё хлеб был покупной. С Настиным не сравнить. Ну, это ещё ладно… Но у неё и тыквенная каша была покупной. В лавке купила. Ну пусть ты огорода не имеешь. Понятное дело, тянуть воду от болота на самый край села… И насосов, и электричества не хватит. Тут вода будет золотой. Но купить-то тыкву и варить её… Чуть-чуть крахмала, чуток соли, семечки пожарь да добавь в неё – и вот тебе вкусное и питательное блюдо… Но нет, варево из лавки. Поросям и то вкуснее варят. Улитки, ну их-то как испортить? Ан нет… Всё-таки можно, если всё лень… Подсохшие, заснувшие, да ещё из холодильника. А их живыми надо есть… Ну, компот из банок, тут ничего не скажешь, компот, конечно, это дело, как и все северные фрукты, – деликатес, ну так не она же варила, его из-за болота привезли.
Сели есть, а она ещё и разговаривает всё время. Спрашивает, спрашивает, спрашивает. Минуту помолчать не может. И всё ли ему понятно про стазис-станцию, и понравилась ли ему лодка Савченко, а потом и про Енисей завела разговор, про болото, про опасности, что там могут подстерегать. Но Аким понимал, к чему эта худощавая, не старая ещё женщина ведёт эти разговоры.
«Не угомонится всё она. Думает, что как-нибудь да заболтает меня, уговорит взять с собой».
Посему он отвечал без большой охоты, соглашался. Да, опасностей хватает.
- Переделанные?
- На востоке их нет… Раньше не было. Они больше у Камня промышляют. А у Енисея, там в основном дарги свирепствуют, но они в воду не лезут, там лучше от берега подальше держаться.
- А живность опасна в болотах? – продолжает она. – Бакланы…
- Бакланы, – он кивает. - Да. За ними глаз да глаз… Дурные, голодные всегда, подкараулят, за рогозом сховаются, а как подойдёшь, так кидаются очертя голову… По двое, по трое, поранить серьёзно могут, - и, глянув на Розалию, он добавляет многозначительно: – Если, конечно, без брони будешь.
- А выдры? Я слышала, они тоже опасны, – продолжает интересоваться Пивоварова.
- Опасны, но это когда лодка стоит или идёт очень малым ходом, а как идёшь хорошо, так она в воде нипочём тебя не догонит.
- А бегемоты? Вы же охотились на них?
- Бегемоты далеко от русел рек не отходят, – можно, конечно, буркнуть что-то и дальше жевать, но Саблин думает, что это будет невежливым. И берётся пояснять: - Редко когда залезут в изолированный от течения омут. Им глубина нужна… Но уж если залезут, то тут уж дело дрянь. Будут свирепствовать, это уж не сомневайтесь. Но им нужно не менее двух метров глубины. На мелководье они вообще не выходят.
- Наверное, больше всего людей в болотах гибнет от них? – предполагает Пивоварова.
- Больше всего… - Саблин даже и не задумывается, – больше всего в болоте гибнет на банках.
- На банках? – не понимает Розалия.
- Ну, на отмелях, на мелях, на камнях, - говорит Аким. И так как она смотрит на него с непониманием, он ей объясняет: – Идёт человек домой, торопится, тридцать километров в час из мотора выжимает, а болото, к примеру, не очень хорошо знает, или не разглядел в воде растительность: банка, она ведь сразу порастает лилией… Её замечать нужно, а она иной раз и из воды не торчит… И вот он эту банку не заметил и на всём ходу и налетел на грунт; хорошо, если только винт сорвал, или вал погнул, или крепления мотора оторвал… Может и сам вперёд, в нос лодки, улететь, в воду упасть, побиться, кости поломать… Я пару раз плавал в болоте… А один разок до берега, до людей, потом ещё шёл сутки, амёба кожу сожгла, а КХЗ не снять, днём по пятьдесят, ночью мошка… Насилу выбрался. Думал, сгину. Так кожа потом слезала лоскутами… А если вдруг камень… тут уже просто винтом оторванным не отделаешься… Распорешь борт, дно, нос пробьёшь так, что не заварить будет… Если рации нет, если далеко от берега, а ты ещё со сломанной рукой… то всё, считай, что пропал в болоте.
Все эти страсти Саблин не просто так ей рассказывал, в том был простой умысел, он хотел напугать дурёху, чтобы больше и не думала проситься с ним. Но она поняла всё по-другому:
- А вы ещё и один в болото ходите? С ума сойти… Вы, Аким, редкий храбрец. Настоящий житель болот, – Розалия, кажется, им просто восхищалась.
Он отметил, что она первый раз назвала его по имени, да ещё «храбрец», «житель болот… настоящий!».
- Один? – Саблин и не собирался преподносить себя каким-то храбрецом. Он от всего этого даже немного растерялся. Честно говоря, особым героем он себя никогда не считал. – Да один я хожу только вот тут… За стекляшкой хожу. Рядом с бережком, где каждый камень знаю. А как в рейд, - он качает головой, - только с братами. Болото, оно дело нешуточное.
А потом она налила им обоим чай, и они снова вернулись к стазис-станции, причём, когда покидали кухню, Аким заметил, что Пивоварова оставила грязную посуду на столе. Поела да пошла. Даже не составила её в мойку.
«Нет, у Насти такого быть не могло».
Ну да ладно, это было не его дело. Они вернулись в подсобку, и Аким снова сел на свой стул, а Розалия встала к станции. И она сразу у него спросила:
- Видите, загорелся жёлтый индикатор во втором ряду… Что это значит?
Аким заглядывает в свой блокнот.
- Ну… повысилась общая температура вещества. Может, это оттого, что мы подсветку не выключили?
- Не знаю, отчего повысилась, но вы угадали, – говорит Розалия чуть погодя. – Что нужно сделать в этом случае?
- Ввести в раствор ингибитор первого ряда, одну дозу, - Саблин заглядывает в блокнот. И тут же добавляет: – В ёмкость номер один.
- Так, - соглашается она. – Правильно. Ну а если, - женщина делает паузу, а потом пальцем показывает на ряд светодиодов: – Вот тут загорелся жёлтый. Что это значит?
- Кислород в тканях упал ниже нормы, притом что кислород в плазме, как показывает дисплей, в норме, - тут Аким даже и в блокнот не глядел.
- Ваши действия?
- Увеличиваем скорость циркуляции плазмы на одно деление, – он тычет карандашом в ручку переменного резистора. – Вот тут.
И тогда Розалия поджимает губы. Судя по всему, ей что-то не нравится. И она произносит:
- Правильно. А вы быстро учитесь, Аким, – говорит она с некоторым разочарованием в голосе.
«Бабёнка думала, что я валун болотный, чёрный да замшелый, торчу себе из болота, акацией порос и её умную науку ни в жисть не осилю. Думала, сейчас начну чудить да дурковать, а она тут как выскочит и скажет: ну и как ты без меня с такой техникой управишься? Придётся тебе меня с собой брать, иначе угробишь башку, а это всё, что от дружка твоего осталось. А я, как выяснилось, понимание имею какое-то, хоть и помаленьку, да и разбираюсь, вот и куксится баба».
Он едва сдерживался, чтобы не усмехаться, глядя на серьёзное лицо и пристальный взгляд женщины. Ну а Пивоварова, вздохнув, продолжила «лекцию».
Она рассказала ему про станцию всё, что знала. А потом задала несколько вопросов, чтобы ещё раз убедиться, что Саблин всё запомнил. Вернее, всё записал и в записанном может разобраться.
А через час после окончания их совместного обеда она наконец закончила, напомнив:
- В девять часов подгоняйте машину к дому Олега, мы с Тёмой будем вас там ждать.
Едва Саблин вышел от Пивоваровых, как на коммуникатор снова пришло сообщение: «Так ты где есть-то?».
Аким усмехнулся; даже не видя и не слыша жены, он почувствовал, с каким раздражением она писала его. И чтобы как-то успокоить её, он ответил: «Иду уже».
«А ты где?», - не отстаёт жена.
Тут уже Саблин не счёл нужным отвечать.
«Вот обязательно ей написать нужно, сказал же: «иду»; неужели нельзя дождаться, пока дойду, и дома уже спрашивать. Вот удобно мне на ходу ей отвечать? Вот дура-баба!».
Но пока шёл он к дому, вдруг подумал, что нужно предупредить Калмыкова, тот ведь ещё не знал, что поутру они выходят. И Аким пишет товарищу:
«Дома?».
Но ответа не получает. И поэтому Саблин сворачивает на знакомую улицу.
«На рыбалке, наверное».
Но всё равно он решил зайти к Денису, убедиться в этом. Калитку ему открыл мальчишка лет пяти. Отца дома не было, а Мария пришла во двор с тяпкой, видно, работала в огороде.
- Муж в болото ушёл, что ли?
- Да если бы, - невесело отвечала женщина.
- В чайной? – догадался Саблин.
- Сказал, что лодку пошёл править, а так-то Бог его знает, где он. Коммуникатор у него что есть, что нет. Не отвечает.
«В чайной подлец».
Дом опять остаётся в стороне, и Аким направляется в чайную. И, конечно же, находит Дениса там. С ним за столом ещё три казака, уже хмельные, курят, разговаривают. Аким не хотел тут сидеть, не время, но отказываться было неудобно. Подумают люди, что «заофицерился», и простые рыбаки ему теперь не ровня. Сел, принял от одного из казаков не очень чистый стакан с дешёвой, но крепкой брагой. Выпил и говорит Денису:
- Слушай, а я-то за тобой.
- А чего? – Калмыков курит, улыбается, пьяненький и довольный.
- У тебя снасти на налима есть? – Саблин не хотел при всех говорить о том, что решил сегодня уйти в рейд. - Рыбачил тут недавно в одном местечке, так он мне снасти порвал… Я ж карася ловлю да стекляшку… Ну, щуку если только… А тут два метра длины из воды выплывают. Ясное дело, он мне и порвал лесу.
- Налим? – удивляются казаки.
- Он, - врёт Саблин.- Налим. А у меня снастей-то на него нет. А ты же промышляешь его. Пойдём наутро выловим его.
- Пойдём, - сразу соглашается Денис. Он и так был рад, что известный в станице рыбак водит с ним дружбу, а тут ещё и публично признает и его серьёзным рыбаком. Равным себе. Предлагает рыбачить вместе. Калмыков расцветает.
- Только ты не пей больше, - говорит Саблин, - в ночь уйдём, чтобы до рассвета на месте быть. Тебе отоспаться надо. Часам к десяти я за тобой заеду, чтобы был трезвый и готовый.
- Ладно, - сразу соглашается Денис и тут же поднимает свой стакан, - давайте, казаки, по последней.
Саблин тоже поднял свой стакан, выпил, а когда ставил его на стол, увидал женщину. Она стояла у входа, не снимая пыльника и маски. Но ей и не нужно было этого делать, он и без этого сразу её узнал.
Глава 36
- Долго ты меня позорить будешь? – бубнит Саблин. – Сколько можно уже сюда приходить?
- Так ты сказал, что идёшь, а сам всё не шёл и не шёл, - отвечала жена, повиснув у него на локте.
- Так хоть Олега бы прислала, чего ты сама-то припёрлась?
- Так он отказался, зараза такая, - отвечает Настя. – Сказал: сама иди, батя не любит, когда его из чайной вынимают.
- Вынимают! – злится Аким. – Как о забулдыге каком говорите.
- Да ладно тебе, – успокаивает его жена.
Но на самом деле он на неё не сильно злился, а думал о том, что к утру она снова останется дома с детьми без него. И ему ещё нужно было ей о том напомнить.
Придя домой, он вытащил ящик с бронёй и оружием. Конечно, со всем этим у него был полный порядок. Но новый шлем он всё-таки проверил ещё раз.
- Иди кушать, - выглянула с кухни Настя.
- Да я уже поел малость, - отозвался Саблин, проверяя свой дробовик. Оружие было в норме.
Настя встала в дверях, видно, что злая.
- Вот и кто кого позорит-то?
- Чего? – не понял прапорщик.
- У тебя, что, дома нет? Жены нет? Чего ты по чайным обедаешь? Богач, может, большой? Там дорого всё, ещё и еда дрянная.
-А откуда ты знаешь, что дрянная? Пробовала, что ли? – смеётся Аким, но встаёт и, чтобы не злить жену дальше, идёт на кухню. – Ну, что там у тебя?
Есть он особо не хотел, но съел всё, что положила ему супруга. А когда доедал, то и сказал ей:
- Наутро уйду.
И она, как это ни странно, ответила просто:
- Да уж поняла.
И всё, ни упрёков, ни слёз.
***
Как ни крути, а если Настю сравнивать с другим женщинами, которых он знал, она безусловно выигрывала: дом женщина могла содержать в полном порядке, даже когда муж отсутствовал. И матерью была хорошей, и женой. До вечера у Акима было время, и он успел с Натальей посидеть, поболтать. Успел заметить в очередной раз, как быстро взрослеет его дочь. Ей нельзя было общаться с другими детьми, в детсад она не ходила и в школу не собиралась. Проводила дни за книгами, что приносил ей Юра, или на планшете, купленном для неё отцом, смотрела старинные, странные фильмы. Она любила эти фильмы, особенно те, где было видно, какой природа была раньше. Девочка часто пересказывала их, а мать почему-то на эти рассказы злилась.
- Хватит смотреть муру эту! Сказки это всё, нарисованное… Никогда такого не было. Иди вон лучше лекарство выпей.
А вот отец, если было время, говорил с нею про те времена. И соглашался, что в те времена природа была удивительной.
Поговорив с дочерью, Саблин ещё и с Олегом перебросился парой фраз, парень буквально бредил болотом и лодками, отец сказал, что как вернётся, обязательно сходит с ним на рыбалку. И потом пошёл в спальню – полежать. К нему пришла и Наталка. Стала снова с ним разговаривать, но за нею появилась и Настя. Мать довольно бесцеремонно выпроводила дочь.
- Дай отцу отдохнуть.
И, заперев за дочерью дверь, сама улеглась с мужем рядом. Ей тоже было нужно его внимание. Ну, она на то имела право. Жена всё-таки.
А после он поспал немного. В восемь встал, сходил за машиной Савченко, собрал вещи, броню, оружие, снасти, кое-что из съестного, что приготовила ему в дорогу Настя и загрузил всё это в просторный багажник. Потом быстро попрощался с семьёй – не любил он долгих прощаний и особенно слёз – и поехал к дому Олега Савченко. Грузиться.
Приехал как раз к девяти, как и договаривался с Розалией. А Пивоваровы уже были там. Молодцы они, конечно, были, сами принесли всё по списку, что он и просил. Снесли всё это к воротам, чтобы ему не нужно было таскать. И потаскать им пришлось. Оружие, снаряга, рация, РЭБ, провизия, витаминизированная вода – всё это весило немало. Врачи ничего не забыли, во всём разобрались. К тому же ещё принесли кучу отличной еды. Они все вместе начинают укладывать это в багажник машины. Пришлось сложить задние кресла, иначе всё не влезло бы. И когда всё впихнули, остановились.
- Может, ещё что возьмёте? – спрашивал у него Пивоваров. Сам он был взлохмаченный и мокрый после нелёгкой работы.
- Аким, и вправду, идите взгляните, – присоединяется к мужу Розалия. Она опять зовёт Саблина по имени. При муже.
Ну да… он согласен, может, пропустил что нужное. Прапорщик идёт в кладовые Савченко. Пивоваровы идут следом. Так они проходят вдоль рядов стеллажей… Конечно, тут есть что взять… Но Саблин замечает сигареты. Дорогие. Один блок раскрыт. Аким берёт пару пачек, кладёт в карман пыльника. И рядом вдруг видит полиэтиленовую упаковку конфет на полкило весом. Цветной мармелад. Он берёт её с собой, уже знает, кому её отдаст. Пивоваровы ничего ему не говорят, просто идут за ним.
А он проходит в гараж, к стеллажам с оружием. Первыми попадаются ему на глаза БЭКи (блоки электромагнитного контроля), две штуки, новенькие, в упаковках. Вещица простая, незамысловатая и совсем небольшая; это, конечно, не РЭБ, но электромагнитный источник, даже короткий импульс, запеленгует и точно укажет его месторасположение. БЭК можно носить в кармане на панцире.
«Не помешает».
Саблин тут же распаковывает устройство, включает его, но на дисплее аппарата сразу начинает мигать надпись «Заряд аккумулятора два процента».
«Ладно… Зарядим».
Вещица нужная, БЭК даже дрон-наводчик в темноте запеленговать может, если дрон подлетит близко. Саблин кладёт аппарат в карман пыльника и идёт дальше, и тут же видит узкую коробку, и она ему знакома. Ну да… конечно… Прапорщик берёт коробку, раскрывает её… Конечно, она. Тяжёлая, дорогая, опасная. Он, сжав покрепче рукоять, нажимает большим пальцем на красную кнопку. Вещь вздрогнула в руке… Вибрация отдалась в кисти неприятными ощущениями. Аккумулятор был заряжен. Оружие готово к использованию. Да, вещицу нужно держать крепко. Иначе выронить можно.
Вибротесак. Его лезвие от вибрации словно растворилось в воздухе, превратилось в серое облако с неровными очертаниями. А воздух наполнился не очень приятным, даже немного раздражающим низким звуком, от которого хочется широко открыть рот или продуть перепонки. Аким выключает агрегат: он быстро расходует заряд во время работы.
- Возьму. Один раз мне такой помог.
В общем, вот и всё, и это при том, что Розалия, идя за ним, накидала в большой рюкзак ещё несколько упаковок всякой дорогой еды, произведённой на севере. А когда они вернулись во двор, закинула мешок в багажник поверх уже загруженного. И багажник большой машины оказался забит под завязку.
Саблин уже забыл про одну важную вещь, но женщина ему сказала:
- Нужно сдвинуть груз чуть-чуть вперёд…
И когда он взглянул на неё: это ещё зачем? – она пояснила:
- Место для Олега.
«Ядрёный ёрш, совсем из головы вон».
Уселись в машину, и Аким завёл двигатель, но прежде чем тронуться, он достал из кармана БЭК, поставил его на зарядку, включил и настроил работу. Нет, он не рассчитывал, что устройство ему сейчас покажет что-то важное, оно сразу зафиксировало не менее десятка устойчивых импульсов. Что было не удивительно: станица, тут из каждого дома идёт какой-нибудь сигнал.
А врачи, сидя справа от него, наблюдали за его манипуляциями, хотя вряд ли что-то понимали. Наблюдали молча и с уважением, и даже Розалия ничего не говорила. Терпеливо ждала, пока прапорщик закончит.
И только после того, как БЭК был настроен и подключен к питанию, они поехали за головой Савченко.
А с бочкой всё было непросто, она весила под центнер, точно не меньше. Акиму и завотделением генетики пришлось попотеть, прежде чем они загрузили АСС в машину. А прапорщик ещё думал, обливаясь потом: «Крепкая всё-таки баба, эта Пивоварова. Сюда-то они приволокли голову вдвоём с мужем». Наконец всё было загружено, и они поехали к причалу. Причём пока они несли стазис-станцию к машине, Пивоварова бежала впереди, раскрывая для них двери и ещё интересоваться успевала: «Аким, вы не потеряли блокнот?» – «А может у вас есть какие-нибудь вопросы по работе станции?». Саблин на неё не злился, пыхтел и тащил неудобную бочку с головой Савченко в машину.
Наконец они поехали к мостушкам; как раз было то время, когда на берегу народа было совсем не много. Десять вечера. Рыбаки, что ходили рыбачить днём, уже вернулись, те, что собирались в ночь, уже ушли, а те, кто готовился к утренней рыбалке, ещё спали дома. Они проехали мимо закрытых приёмок, кое-где у лодок и у прессов были люди, но они не обращали внимания на тяжело загруженную машину, что проехала к дальним мостушкам. В общем, время было выбрано удачно; дедка, что выполнял здесь по мере сил роль охранника, нигде не было, видно, спал. И они разгрузились довольно быстро.
Саблин и Пивоваров первым делом не без труда затащили АСС в кубрик лодки, потом Аким стал выгружать вещи в определённом порядке: РЭБ и рацию на центральную банку, ящики с бронёй и оружием на дно лодки, сразу у кубрика, провиант и воду тоже в кубрик, а топливо для моторов на корму к моторам. Пока они раскладывали вещи, у него два раза пискнул в кармане БЭК, но Аким не придавал этому значения: прибор сигналы с берега, из станицы, пеленгует. Наконец машина была разгружена. Саблин вылез на мосток, достал из кармана свои недорогие сигареты – закурил.
- Всё, поеду людей собирать, - произнёс Аким, как бы предлагая Пивоваровым вылезать из лодки. – Но вы пока побудьте тут, отойдите в сторонку и приглядите за лодкой, пока я не вернусь.
И тут Пивоварова вылезла из лодки за ним, подходит почти вплотную, к нему и говорит:
- Аким, может, всё-таки возьмёте меня с собой? Лодка вон какая большая, я много места не займу.
- Дамочка… - Саблин холоден, почти раздражён, - вы о муже лучше заботьтесь, детей заведите, готовить научитесь, что ли…
Всё. Сказал, как отрезал. Больше у неё вопросов нет. И она отходит от него.
- Координаты помните? – к нему подходит сам Пивоваров. – Ну, того места, где встреча должна состояться?
- Помню, - отвечает Саблин и делает глубокую затяжку.
И тут Пивоваров протягивает ему клочок бумаги.
- Это код, позывной Олега; подойдёте к Енисею, дадите его в эфир, по нему вас опознают. Дождётесь ответа. Вам сообщат, когда подойти в условное место.
Аким берёт бумажку; света тут, на причале, мало, и он с трудом различает десяток цифр и букв.
«А Пивоваров главную информацию держал до последнего».
- Только прошу вас, не потеряйте, иначе встреча не состоится, – просит Саблина врач.
- Не потеряю, - обещает ему прапорщик.
Глава 37
Калмыков уже ждал его, разговор у них вышел короткий:
- Ну что, броню-то брать? Или мы за налимом едем?
- Бери, - коротко отвечает Саблин. Жена Дениса стоит в прихожей, тут же четверо их детей. Аким достаёт пачку мармеладок, что прихватил у со стеллажей в доме Савченко; он протягивает мармелад старшей девочке, но Мария Калмыкова перехватывает угощение:
- Это им на минуту будет, уж лучше я им помаленьку буду давать.
И сразу разрывает пакет и под крики детей раздаёт им сладости, а пока муж ушёл в дом за бронёй и оружием, она спрашивает у Саблина:
- Так вы уже в рейд? – она, конечно, волнуется. Муж уходит на опасное дело. Хотя женщина понимает, что супруг заработает денег.
- В рейд, - отвечает прапорщик.
- Опять на Камень пойдёте?
- Угу, – Саблин видит её волнение и пытается успокоить. – Туда да обратно. Привезти кое-что нужно. Но ты, Мария, не волнуйся, мы аккуратно, это в прошлый раз нас там подловили, на этот раз мы без войны сходим. По бережку пойдём, так дольше, зато безопасно.
- Так долго будете ходить? – не отстаёт от него женщина.
- Дней пятнадцать, - обещает Аким. – Может, двадцать, не больше.
Тут появляется Денис, уже одетый в КХЗ, тащит ящик с доспехом и оружием, у него всё как положено. Саблин забирает у товарища ящик, несёт в машину, а Денис остаётся прощаться с детьми и женой. А когда выходит из дома, то замирает на мгновение, останавливается перед шикарной машиной, потом наконец садится в неё и удивляется, осматривая приборную доску:
- Ишь ты! Однако! Вот это аппарат.
- Не мой. Покататься дали. Но это ты ещё нашей лодки не видал, - уверяет его Саблин и протягивает товарищу пачку дорогих сигарет, что прихватил у Савченко: держи.
Денис берёт сигареты, вертит их в руках и спрашивает:
- Казаки говорили, что ты на лодке промысловика нашего вдоль станицы плавал; на ней пойдём?
- На ней, на ней, - отвечает Аким и везёт товарища по ночной станице к пристаням.
Денис с интересом закуривает дорогую сигаретку, рассматривает её, потом вертит настройки кондиционера, ему нравится дорогой и большой автомобиль – ну, оно и понятно. Такое всем нравится. Но наслаждался машиной и сигареткой казак недолго, он вдруг вспомнил:
- А ты радиста нашёл?
- Нашёл, - отвечает прапорщик.
- Хороший?
Аким делает жест, выражающий неопределённость:
- Молодой… Служил у меня во взводе. Милевич зовут, Никита. В бою вроде вел себя нормально.
- Ну раз так…
Денис не договаривает, он сидит, развалившись в кресле, и с удовольствием курит. А Саблин косится на него. И рад тому, что этот, казалось бы, невзрачный человек идёт с ним в рейд. Да… на него можно положиться.
Он привёз Калмыкова к лодке, и сам даже не стал вылезать из машины.
- Ну, вон она, наша лодка, осмотрись там в ней. В кубрике одна бочка… ты её не трогай.
- Ага, - Денис забрал свой ящик, а Саблин поехал к дому Милевича.
И вот его и его жену он удивил.
- Сейчас? – не понимал молодой казак.
- Ну да… сейчас нужно уходить, – отвечал радисту прапорщик.
- Аким Андреевич, ты же говорил, дня через три! – не понимал Милевич.
- Ну, говорил, - соглашается Саблин, - а оно вон как всё развернулось. Короче… нужно уходить сейчас.
Жена молодого казака что-то пискнула возмущённо или, может, обиженно, но Саблин и не взглянул в её сторону.
- Я ещё не собрался, - продолжает радист.
- Собираться тебе и не нужно: КХЗ, оружие, патроны, броня… Всё, больше ничего с собой не бери, всё надобное нам уже в лодке.
- Аким, ну ты мне хоть час дай, - просит радист.
- Зачем тебе час-то?
- Ну, собраться там… С женой попрощаться.
- У-у… час с женой прощаться… - говорит Саблин уважительно. – Здоров ты, парень. Двадцать минут, и не более… Давай, я в машине тебя жду.
Они приехали к причалу и вылезли из машины. Саблин заметил, что к двум фигурам Пивоваровых, притаившихся возле небольшого склада, присоединилась ещё одна, мужская фигура. Но Аким не хотел выяснять, кто это, он просто пошёл вслед за радистом к лодке, оставив ключи в замке зажигания.
Лодка была, конечно, очень большая, но и вещей с собой казаки взяли много, поэтому было немного тесновато. Пока Милевич знакомился с Калмыковым, Саблин переставил ящики с бронёй и оружием поудобнее, чтобы занимали меньше места, проверил фонари. А Милевич и Калмыков в это время восхищались каждый своим. Молодого электронщика и радиста удивляли возможности электронного агрегата, он уже включил станцию и присел рядом с нею, уставившись в дисплей.
- Вот это диапазон! Обалдеть можно. Я на курсах работал только с предыдущей серией… А эта ещё мощнее. Я всю станицу вижу, вижу, кто что делает… Все дома.
Саблин был доволен тем, как молодой радист относится к технике. Милевич не лодкой восхищался, не моторами, не кубрик побежал смотреть, а сразу за электронику взялся. Это было правильное отношение. А переложив ящики и запарившись немного, Саблин спросил у Калмыкова.
- Денис, ну что, попробуешь моторы?
- Ну так давай.
- Отваливаем, - прапорщик снял швартов и оттолкнул лодку сапогом от причала.
Моторы завелись сразу, почти синхронно, со струями выхлопа, заработали на низких оборотах, а винты слегка вспенили черную воду за кормой.
- Вот это да! – кажется, Калмыков смеётся под маской. Восхищается, как ребёнок. – Ты видал, как заурчали?
- Денис, ты только пока не гони, - говорит ему прапорщик. – Ну, пока не обвыкнешься с ними.
- Да, понятное дело; тем более лодка гружёная, осадка большая, темно ещё, так что гнать не буду, - обещает Калмыков и отводит лодку от причала кормой вперёд.
Аким бросает последний взгляд на станицу – она вся в огнях, – потом на три фигуры возле склада, они ещё не ушли, так и стоят там.
«Интересно, а кто там третий с Пивоваровыми?».
***
Они не спеша заходят в протоку, тут глубина метр и больше, место открытое и хорошо известное. Калмыков сразу прибавляет оборотов, и лодка берёт хороший ход. И тогда он даёт ещё газа, судно хорошо прибавляет в скорости.
Денис от удовольствия трясёт головой.
- Ты глянь! Гружёна до бортов, а как хорошо идёт, летит просто, - кричит он Саблину. – И это я только до половины выдавил. Вот это мощь!
Аким кивает ему: да, моторы зверские. А сам через ящики и банки перебирается, идёт в кубрик, посмотреть, как там бочка с головой товарища. Откинул крышку пульта, посмотрел, убедился, что все индикаторы зелёные. Значит, всё нормально. Вспомнил про БЭК, достал его из кармана, поставил его на дозарядку. И взглянул мимолётом: чего он там пищал всё время. А прибор показал ему, что совсем рядом где-то два источника электромагнитного сигнала.
Два.
«Может, это он на рацию и РЭБ так реагирует».
Но раздумывать об этом он не стал, вспомнил кое-что. И покинул уютное и светлое помещение кубрика. А как вылез в темноту ночи, кричит:
- Денис!
- Чегось? – отзывается тот с кормы.
- Забыл тебе сразу сказать… Ты лодку сильно не болтай, тут у нас вещь одна, её болтать не нужно, резко не газуй, в повороты заходи по большому радиусу, чтобы без кренов.
- Ясно. Тихонько пойду. Аким, а куда идти-то? – Калмыков, судя по голосу, доволен, всё ещё наслаждается моторами.
- На «антенну», - отвечает ему прапорщик.
И тут первый раз за всё время радист отрывается от своей аппаратуры, Саблин видит его респиратор, освещённый блёклым светом дисплея РЭБа.
- Аким Андреевич, как же на «антенну»? Ты же говорил, на Камень идём, нам на запад, а ты на север хочешь идти.
- Ничего, - отвечает Саблин, - там повернём. Денис, держи пока на «антенну», – прапорщик был немного неспокоен последние дни. И сейчас был неспокоен и хотел быть уверенным, что за ними никто не увяжется. Поэтому он и решил выйти в рейд так неожиданно, и время выбрал именно такое, когда в болоте меньше всего рыбаков. А тут ещё, в который уже раз, у него в кармане пищит. Тут Аким и говорит радисту:
- Ты, Никита, погляди, есть ли моторы рядом?
- Есть два, - откликается тот, заглянув в дисплей РЭБ-станции, - один шесть двести, уходит от нас на запад. Ещё один идёт на нас ровно, тысяча семьсот метров.
- Хорошо, - говорит Аким.
- Это что же… этот РЭБ моторы на шесть километров видит? – удивляется Калмыков.
- На десять, - поправляет его радист с некоторой гордостью за агрегат, с которым он работает. – Это же «Конвой»!
- Мощная штука! – восхищается Калмыков.
- Мощная, - соглашается Милевич.
Саблин молчит, он ждёт лодку, которая идёт к ним навстречу. И вскоре появляется её носовой фонарь. Оказалось, что им навстречу шёл с рыбалки Андрей Нефёдов, хороший знакомец Дениса. Да и Саблин его знал. Встретись, поздоровались, перекинулись парой слов о рыбалке, разошлись, пошли дальше.
И шли так, в темноте и в тучах мошки, почти полчаса. Саблину, честно говоря, самому хотелось посидеть на руле лодки; последняя банка, та, что у руля, она расположена повыше других, с неё видно направление движения, освещённое носовым фонарём. А тут, среди ящиков, ему ничего видно не было, едва различал он рогоз, мимо которого проходило судно. И поэтому решил он снова сходить в кубрик, проверить стазис-станцию – как там Савченко себя чувствует. У Савченко всё в порядке, а вот БЭК снова пищит. Пищит и пищит.
«Что ему нужно?».
Саблин берёт прибор в руки, заглядывает в мониторчик. А на нём отображена главная точка, это сам прибор, и ещё две маленьких, прямо вплотную к главной точке. Два источника электромагнитного излучения где-то прямо тут.
«И что это?».
Саблин не понимает, выходит из кубрика и через ящики перелазит к Милевичу.
- Ты у нас электронщик, - прапорщик протягивает ему прибор. – Ну-ка объясни, что тут происходит?
Никита некоторое время глядит на экран БЭКа. И говорит Акиму:
- Он фиксирует источники. Их два.
- У тебя рация на передачу работает? – спрашивает Саблин.
- Да нет… - радист прикасается к рации. – Никаких передач, я её ещё вообще не включал.
- А что тогда? Может, моторы отображаются? Может, это он РЭБ видит? – не понимает Аким.
- Нет, БЭК моторы видеть не может, - уверенно отвечает ему Милевич, - а РЭБ в пассивном положении, работает только на приём. Он для БЭКа сейчас невидим.
Аким опять заглядывает на монитор прибора.
- Значит, на экране мы. Мы движемся, и источники движутся вместе с нами.
- Значит, они в лодке, - говорит ему радист. И добавляет: – Они в лодке, но мы про них не знаем.
- Аким, - окликает его с кормы Денис. – А что там у вас?
- Что тут у нас? А вот хрен его маму знает, вот что тут у нас, - мрачно отвечает ему Саблин.
Глава 38
Он ещё несколько секунд глядит в монитор прибора и наконец кричит:
- Денис, глуши моторы.
Ну, глушить так глушить, Калмыков делает, что приказано. Лодка по инерции проходит несколько метров и замирает в ряске. Но этого Сабину мало, он ждёт и потом говорит:
- Никита, а ну-ка выруби РЭБ.
Радист выключает станцию, но, кажется, и это не помогает.
- Всё равно… Ну, так и есть… Два источника сигнала в лодке, - говорит Аким. Теперь он думает на стазис-станцию: может, там есть какой-то передатчик? Но, разглядывая экран БЭКа, он догадывается:
«Ну ладно, в стазисе один передатчик, а второй-то где?».
Тихо на болоте, Калмыков молчит, а Милевич тут и говорит:
- Зум на максимум выкрутите, тогда ясно будет, в одном месте два сигнала, или они разведены.
Ну и тут Саблину приходит в голову решение.
- На-ка, держи, - он протягивает Милевичу прибор. – Ты у нас вроде электронщик.
Молодой радист берёт в руки БЭК и начинает производить с ним нужные манипуляции.
- Два сигнала, они разведены, один прямо тут у меня где-то, второй, - он немного крутится на банке, - кажется, там, на носу, - после Милевич начинает шарить где-то в темноте руками и… - Нашёл!
- Чего там? – интересуется Калмыков. Он тоже перебирается поближе к Саблину и Милевичу и достаёт карманный фонарь, что есть у всех рыбаков, которое рыбачат ночами. Он светит на руку радиста, видит небольшую черную «шайбочку», что Милевич крутит в пальцах, и интересуется:
- А это… Что это?
- Трекер, - уверенно отвечает радист – Радиомаяк. Поставлен, чтобы нашу лодку в болоте отыскать можно было.
- Это Савченко ставил? - не понимает Денис.
- Нет, - сухо отвечает Саблин. И спрашивает: – Никита, а где он был?
- Под банкой, снизу был прилеплен, - отвечает тот.
Саблин забирает у него маячок, несколько секунд разглядывает этакую невидаль и произносит:
- Нужно второй искать.
Это первый они так удачно нашли, со вторым пришлось помучаться. И мучались они почти час. Втроём с фонариками обшаривали лодку, а в лодке куча ящиков. Милевич говорил, что второй маячок где-то на носу судна, но и сам он, и Аким обыскали весь нос и не могли найти маленький передатчик сигнала.
- Может, её к днищу прицепили? – предположил Калмыков. И тут Аким испугался: а вдруг и вправду? Тогда пришлось бы возвращаться, втаскивать лодку на стапель. И он говорит:
- Придётся в станицу возвращаться.
Но тут Милевич успокоил их:
- Нет, дно лодки металлическое, сигнал экранировать будет, - сказал, и сам снова полез на крышу кубрика. Прошёл в нос и там в темноте стал снова искать при помощи БЭКа. И пока Саблин ворочал ящики с бронёй у второй банки, ощупывал, всё что можно, он доложил весьма спокойно:
- Товарищ прапорщик, нашёл второй.
- Ну слава Богу, - обрадовался Калмыков. Ему, видно, совсем не хотелось возвращаться в станицу.
Они собрались у второй банки и с фонарями рассмотрели то, что нашёл радист. Да, это был второй трекер, точно такой, как и первый.
- К носу был прилеплен с правой стороны, нипочем без БЭКа не нашли бы, нужно было сверху рукой ощупать.
Саблин забрал у него оба передатчика, потом достал из ремнабора лодки молоток и, положив трекеры на борт, аккуратно разбил их один за другим. И, повернувшись к радисту, спросил:
- Ну? Пропали?
Тот заглянул в монитор прибора и, показав его Саблину, произнёс:
- Всё, нет сигналов. Ни одного.
Дисплей прибора был чист. И тогда Аким говорит ему:
- Никита, ты включи-ка РЭБ, погляди, есть ли вокруг моторы.
- Есть поглядеть моторы, - отзывается тот, а Саблин говорит Калмыкову:
- Денис, ты покури, я пока на руле посижу, – он идет к последней банке и садится к рулю, заводит моторы.
- Лодок вокруг нет, - сообщает Милевич, - если и есть, то стоят, моторы выключены. До самой станицы всё чисто.
- Вот и хорошо, - говорит прапорщик и не спеша разворачивает лодку, идёт к станице.
- Аким, а ты куда? – удивляется Денис. – Никак обратно?
- Ага, - соглашается Саблин, - забыл кое-что.
Больше Калмыков ничего не спрашивает, сидит курит, только огонёк сигареты в темноте появляется и пропадает, да и радист попритих у своего агрегата, а Саблин на хороших оборотах, довольно уверенно, несмотря на темноту, ведёт лодку к своему тайнику. Теперь нужно поторопиться, они и так потеряли много времени из-за этих передатчиков в лодке.
Вскоре он добирается до бетонных развалин на кочке. Немного волновался, конечно, но… всё в порядке, ящики оказались на месте. Как и в предыдущие разы, он перемазался грязью, пока достал их и передал Калмыкову.
- О, знакомые вещи, - замечает тот, принимая ящики от Саблина. – Положу их к носу поближе.
И только почистив КХЗ и сапоги, Аким залез в лодку, уселся рядом с кубриком на ящик с патронами и, закурив, спросил:
- Денис, а ты на Антоновой заводи бывал?
- А как же? Бывал, бывал… - отвечает Калмыков.
- Ну, вот на неё и держи, – приказывает Саблин.
- Так как же… - не понимает Милевич. – Аким Андреевич, ты же сказал, что на Камень пойдём, а мы как раз в обратную сторону направляемся.
- Да, казаки, - соглашается Саблин, - говорил я вам, что на Камень идём, так было нужно… Но туда мы не пойдём.
- А куда же пойдём? – тут даже Калмыкову стало интересно.
- На Енисей. Бывал там, Денис?
- На Енисее-то? Да, бывал когда-то, - отвечает тот как-то без задора.
- И что, не понравилось тебе там? – Саблин усмехается. Ему и самому там не нравилось никогда.
- А чего там хорошего? - Откликается Калмыков. – Дикость одна, дарги, да омуты сплошные, бегемот на бегемоте.
«Верно, верно всё он говорит».
Но Саблин хочет успокоить товарищей:
- Да ничего там страшного нет, бегемоты – это ничего, ерунда, мы же не рыбачить туда идём, проскочим, а дарги… так переделанные похуже будут, дарги в воду не суются, гоняться за нами не будут. Мы только туда да обратно, товар, что добыл Савченко, отдадим заказчику, да назад. Может, и быстрее, чем за две недели, управимся.
- Хорошо, если так, - соглашается Денис.
А вот Милевич ничего не говорит, и непонятно, что у него там на душе. Наверно, волнуется парень. И Саблин спрашивает:
- Никита, а ты-то на Енисее бывал?
- Ну, бывал. В первом призыве нас по реке на юг баржами поднимали, – отвечает тот.
- Вот и хорошо, знакомство, значит, имеешь. В общем, не волнуйтесь, казаки, не так уж Енисей и страшен. Никита!
- Чего? – откликается радист.
- Моторы есть поблизости?
- Только у станицы один. Далеко. Восемь километров.
- Утро близко, скоро пойдут казаки на рыбалку, ты мне говори, если кто за нами увяжется. Следи.
- Есть следить, – откликается радист.
Много было у него суеты за последние дни, много волнений, напряжение не отпускало, а спал он в предыдущую ночь совсем немного… Теперь Аким чуть успокоился, поговорил с Денисом насчёт дороги, согласовали с ним курс, договорились насчёт смены. Отдал распоряжение Никите. И только после этого его немного отпустило. Дом остался позади. Рейд начался. Саблин пошёл в кубрик проверить, как там голова поживает, он про неё не забывал ни на секунду, взглянул на индикаторы – вроде всё нормально. Снял пыльник, стянул сапоги, расстегнул КХЗ… Потом спокойно настроил кондиционер. Моторы работали, генераторы давали хороший ток, теперь можно было не экономить электричество. Он устроил в кубрике благодатную прохладу, тем более что стазис-станция чувствительна к высоким температурам. Как температура понизилась, присел на узкую кровать, привалился к борту и собрался покурить в удовольствие, без респиратора, послушал, как божественно воркуют моторы, как тихо бьётся вязкая вода болота в нос лодки, послушал-послушал и… заснул.
***
А проснулся, когда в засыпанные пыльцой окна кубрика проникал розовый свет.
«Рассвет, что ли? – Аким протирает глаза и приглядывается. – Да нет, рассвело уже!».
Он начинает обуваться, зачем-то торопится, хотя мерный рокот моторов должен был ему подсказать, что всё нормально. Лодка спокойно идёт, не меняя скорости и почти не маневрируя.
«Молодец Денис… Сказано не болтать, так лодчонка и лежит у него на воде, как прибитая».
Он накидывает пыльник, капюшон КХЗ, надевает респиратор и выбирается из кубрика.
- Отдохнул, Аким Андреевич? – интересуется молодой радист.
- Отдохнул, - отвечает Саблин и, перебираясь через ящики, переступая через банки, продвигается к Калмыкову. – Денис, ну ты как?
- Нормально, - отвечает тот. – И устать ещё не успел.
- Покушать хочешь? – интересуется прапорщик.
- Покушал бы, - отзывается казак. Но вставать от рулей не торопится, а в свою очередь спрашивает у Саблина: – Аким, а ты радисту нашему радиограммы отправлять приказывал?
- Чего? – не понимает прапорщик и поворачивается к Милевичу.
А тот, в свою очередь, разворачивается к казакам лицом и замирает.
- Может, ты ему приказ давал радиограмму отправить? – повторяет Калмыков.
- Нет, ничего я ему не приказывал, - Саблин всё ещё не понимает, что происходит. Но его взгляд падает на рацию, что стоит на банке рядом с РЭБом: рация включена, на ней горит индикатор питания. Когда он ночью уходил в кубрик, рация включена не была. Милевич смотрит ему прямо в глаза, и Аким спрашивает у него:
- Ты радировал кому-нибудь?
- Да ты чего, Аким Андреевич? – почти возмущается радист. – Нет!
- Рация-то включена, – кивает Саблин на аппаратуру.
- Так знакомлюсь, – отвечает Милевич. – Аппарат-то не очень знакомый, смотрю частоты, диапазоны… что да как. Я же работал только со взводными рациями…
Аким оборачивается к Калмыкову:
- Денис, а с чего ты взял-то, что он сообщения отправлял?
- Аким, я, что, по-твоему, в первый призыв иду, что ли? – усмехается Калмыков; он как вёл лодку, так и ведет. Спокойный человек, абсолютно. – Что же я, не знаю, как рация пищит, когда радиограмма уходит?
Да, так и есть: когда уходит кодированная радиограмма, короткий электромагнитный импульс длиной всего в миллисекунды, на панели любой рации вспыхивает светодиод и раздаётся тонкий писк. Это подтверждение для отправляющего, что сигнал ушёл в эфир.
- Да ничего я никуда не отправлял, чего ты несёшь-то? – пожалуй, слишком резко отвечает ему Милевич.
Саблин смотрит на него, потом снова на Дениса. Калмыкову он доверяет на все сто. Это он рассказал ему, почему Ряжкин отказался от рейда. Да и в прошлом деле вёл себя как надо. Но и к Милевичу у него вопросов не было, парень был боевой.
«Хрен тут теперь разберёшься!».
- Ну… - Денис делает паузу и произносит с тоном: моё дело сторона: – Я тебе, Аким, говорю, как мне слышалось, а ты уж там сам думай, ты у нас за атамана, вот сам и решай…
И тут Милевич и вставляет своё:
- Аким Андреевич, я никуда ничего не отправлял. Кому мне что слать? Зачем? – и добавляет, обращаясь к Калмыкову: – Чего наговариваешь? Сидел там спал на руле, и на тебе, проснулся…
Говорил он это горячо, с претензией, с упрёком, так, как говорят молодые люди, задетые за живое.
На что Денис ничего не отвечает. А что говорить опытному казаку? Начать пререкаться с молодым? Так это дурное дело… Молодой, он завсегда пробрешет. Так что теперь Денис молчит. Он уже всё сказал. Сказал…
И что делать Саблину? Ошибся Калмыков или нет?.. Может, и вправду Милевич кому что послал.
«Хрен тут теперь разберёшься…».
Глава 39
Но всё-таки был один способ проверить. Как командир взвода, Саблин иной раз – когда никого из радистов рядом не было, а рация была на КП, – чтобы не разыскивать казаков по траншеям и блиндажам, и сам отправлял короткие донесения в сотню. Он имел представление о работе рации; правда, эта рация немного отличалась от взводной, но принцип, система были аналогичными.
- Ну-ка… - он довольно бесцеремонно отодвигает Милевича от рации, присаживается к ней… И включает дисплей.
Тут должен быть журнал работ. Таблица, в которой отражаются все передачи и приёмы кодированных сообщений.
И, конечно же, журнал показал, что рацией пользовались, реестр записей в памяти уже был. Да… рация была включена два часа назад. Список был начат сегодняшним числом, то есть до сего дня рация никогда передачи не отправляла и вообще не работала. Вот только…
Саблин смотрит на радиста, а тот, словно оправдываясь, говорит ему:
- Ну… включил, проверил, послушал эфир… погонял по частотам… и всё… Вот видишь, и никаких выходов в эфир… - он тычет пальцем в дисплей. - Вот… Пусто всё…
Да… Вот только если фиксация передачи в списке и была, то её можно было и удалить из списка. Дело-то не шибко сложное.
Саблин поворачивается к Денису.
- А когда передача была?
- Час назад, - отвечает тот спокойно. – Может, чуть поболе… Я часов не смотрел, – и, предвосхищая следующий вопрос прапорщика, добавляет: - А тебя будить не захотел…
Всё это было очень непонятно и неприятно… Эти радиомаяки на лодке, теперь вот это всё. Уж больно всё красиво укладывалось.
Сначала Ряжкин отказался от Рейда, потом он сообщает Милевичу и Калмыкову, что пойдут они на Камень. Потом находит два радиомаяка в лодке. А уже потом он им сообщает, что пойдут они вовсе не на Камень, а пойдут как раз в обратную сторону, на Енисей. Если, ну, к примеру, Милевичу надо было кому-то сообщить, что цель визита вовсе не там, где было сказано… так ему нужно было с этим поторопиться, пока они не ушли далеко, не то лодку на таких-то моторах в болотах потерять проще простого.
Аким смотрит на радиста, а тот через запылённые очки смотрит на него. И прапорщик не знает, что ему делать… Очень не хочется Саблину обидеть парня своими подозрениями… А вдруг Денис ошибся… Да, вот только рисковать ему хочется ещё меньше, в памяти те переделанные на мощных лодках с пулемётами, и воспоминания эти отчётливые, свеженькие… И тогда он снова глядит на Калмыкова.
- Денис, а где мы сейчас?
Калмыков смотрит на солнце, пару секунд прикидывает что-то в голове и отвечает:
- До Антоновых плёсов километров двадцать ещё.
Аким несколько секунд молчит, ему сейчас непросто, но он всё-таки принимает решение. Он больше не глядит на радиста.
- Денис.
- Я!
- Ты это… давай на юг. Знаешь, где Антонов хутор?
- Так точно. Бывал пару раз…
- Давай туда.
- Есть, – откликается Калмыков.
- И оборотов прибавь, - добавляет Аким. – надо подналечь.
- Есть подналечь, - отвечает Калмыков и заметно прибавляет газа.
И большая лодка, словно не замечая того, что она тяжело гружёная, послушно и едва не рывком прибавляет скорости. Да-а… моторы на ней славные.
***
До хутора шли молча, Саблин Милевичу ничего не говорил, а тот и не спрашивал ничего. Денис же молчал, потому что на руле был. Ему и так не до разговоров. В общем, шли до хутора два часа в полном молчании. А к восьми часам утра были на месте. И тут, когда на глазах местных удивлённых рыбаков их лодка выходила к причалам, только тогда Саблин обернулся к молодому радисту и сказал:
- Милевич, дальше мы без тебя пойдём.
- Как скажешь, атаман, - с видимой обидой ответил Никита. Поднялся и стал вытаскивать ящик со своим доспехом на мостушку. Вытащил, вылез и, повернувшись к лодке, сказал:
- Ну, бывайте, господа казаки.
- Бывай, - ответил ему Саблин.
- До свидания, - нейтрально ответил Калмыков.
И пошёл Милевич, неся свой тяжёлый ящик, а Саблин смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за постройками. Не знал прапорщик, правильно ли он поступает… Не знал. От этого было у него нехорошо на душе. А вдруг зря обидел человека?
После того как радист ушёл, Денис достал канистру и стал доливать масло в моторы, а сам и говорит:
- Может, зря… Что теперь? Вдвоём? Без радиста пойдём?
Вдвоём на Енисей? Даже если с рацией он управится… нет… опасно. В тех краях лишний человек в лодке, лишняя винтовка – она вовсе не лишняя.
- Не пойдём без радиста, - отвечает ему Аким, по-новому укладывая ящики между банками. Он хотел сложить их покомпактнее. От тяжёлой работы на уже поднявшемся солнце прапорщик взмок и остановился отдышаться. И тут по мостушке к их лодке подходят два местных. Они сразу опознают Саблина и Калмыкова по двойкам на пыльниках.
- Здорово, второй полк.
- И вы здравы будьте, господа казаки, – откликается Саблин в самой вежливой форме.
- А вы к нам… или как? – интересуется один из подошедших.
- Проездом мы, - отвечает Аким.
- А мы вот лодку вашу увидали, решили разглядеть, - продолжает разговор второй. – Уж больно хороша.
- Да, - соглашается прапорщик, - хороша, только жаль, что не наша. Позаимствовали.
- Позаимствовали, значит, - констатируют один из подошедших, - и броню взяли, и оружия, значит, набрали… Видать, второй полк на промысел собрался.
- Да, так… катаемся… - нейтрально отвечает им Саблин.
- А не хотите, господа казаки, посидеть немножко, покушать, выпить немного, всё, как говорится, за счёт общества хутора, - предлагает один из подошедших.
- А что, давайте посидим, - поддерживает товарища второй пришедший казак. – Расскажете нам, где были, какие где промыслы сейчас прибыльные.
Отказываться в таких случаях не принято, но тут у Саблина есть веская причина:
- Эх, господа казаки, очень бы хотелось посидеть с вами, да мы и так время потеряли, шли-то мимо, да пришлось к вам завернуть.
- Да, мы видали, - вспоминает один из местных. – Вы тут какого-то казачка высадили.
- Ну да, - соглашается Аким. – Есть такое дело.
- А что? – интересуются казаки с нехорошим любопытством. – Не пришёлся?
- Захворал что-то, - врёт Саблин, и тут же сам интересуется: – А что, господа казаки, есть у вас на хуторе хороший радист? А то мы без радиста теперь остались…
- Радист? – местные переглянулись, кажется, удивившись такому глупому вопросу. И один из них отвечает с некоторой обидой: – Конечно, есть у нас хорошие радисты. Как иначе: у нас хоть и полка не соберётся, как у некоторых, а две полные сотни мы всегда соберём. Как же в боевых частях без радистов?
- И чтобы электронщики были при том хорошие, - добавляет прапорщик. – Чтобы и с РЭБом разобрались.
- Ну конечно же, есть, – один из пришедших указывает куда-то на дома, что виднеются за рогозом. – Вон дом начальника связи нашей сотни, урядника Мирона Карася. Уж лучше него у нас в сотне в электронике никто не разбирается…
«Начсвязи и урядник – может и не согласиться».
Тем не менее Саблин говорит им:
- Браты, а спросите-ка, дома ли он?
- Ну, что же… сейчас выясним.
***
Фамилия сотенного радиста на самом деле была Карасёв, а вот звание его действительно было урядник. Был он уже почти седой, набожный, носил усы. Первая икона висела прямо в прихожей, такое встречалось не часто. Но встречалось. Саблин ей поклонился, перекрестился. А сам подумал:
«Нет, этот не пойдёт… Зря время трачу. Надо другого искать».
Прошли в дом – дом чистый, но богатым его не назвать. Жена урядника не старая – расторопная, гостеприимная, сразу выставила на стол и лепёшки тыквенные, тёплые ещё, очень недурные, и сало, и водочку, и компот ледяной.
Казаки сели, выпили, и еда пришлась очень кстати, Саблин ел ещё дома, до выхода. И теперь решил навёрстывать… Но так как времени было в обрез, интересовался урядником Карасёвым.
Конечно, первым делом речь зашла о войне: кто где был, на каких участках воевал, под началом каких отцов-атаманов служил. Поели, выпили ещё, закурили. Саблин прикидывал по виду и полагал, что за плечами Мирона призывов двадцать уже, а выяснилось, что двадцать два. Уважаемый казак, что тут говорить. Потом зашла речь о болоте. Оказалось, что Мирон знает болото и восточнее Антоновых плёсов.
Казаки из Болотной в те места ходили редко. Зачем? Рыбы и на севере от их станицы достаточно. Но урядник сообщил прапорщику, что хороший рыбак из Хутора «центнер рыбы берёт за рыбалку нехотя». Так как рыбы здесь прорва. «Карась ходит по грязи пешком иной раз, - уверял Мирон. – Хоть руками лови. Даже подлый ёрш – так в локоть с ладонью вырастет. Ядрёный, значит».
Это всё потому, что нет рядом больших станиц: мыс, земли для посадки хорошей мало. Потому свободные люди не едут сюда, никто из чужих не селится. Но местные свой хутор любят.
- Хутор у нас маленький, а две сотни уже есть, - говорил Карасёв; и ещё хвалился: - и молодёжи много, и все желают в общество. Лет через десять уже и третью сотню соберём.
- Это да, - соглашался Саблин, - в больших станицах молодые не шибко спешат в общество вступать, не хотят лямку военную тягать, все учиться хотят, - сам он про своего старшего вспоминать не стал.
- Истинно, истинно, - покуривая, соглашался урядник Карасёв. – В болоте да призывах нынешним молодым быть нежелательно. Тяжко больно.
В общем, поговорили, познакомились, и тут пришло время и спросить про главное:
- А что, урядник, до Енисея сходишь со мной? А то, понимаешь, взял я радиста, он парень хороший, со мной служил, да занедужил в дороге… А мне, сам понимаешь, в рейде без радиста ну никак.
- На промысел, значит, собрался, Аким? – уточняет Карасёв, и делает он это без особого энтузиазма.
«Нет, точно не пойдёт», – думает Саблин, но всё-таки намеревается поговорить ещё.
- Нет, не на промысел. Вещички уже добыты, нужно закинуть их заказчику. Только отвезти… Туда да обратно.
- А где же там, за Енисеем, твои заказчики проживают? Там одна дичь сплошная, там даже дарги не приживаются, – интересуется Карасёв.
- Ты, Мирон, уже реши, идёшь или нет, а то я тебе всё расскажу, а ты потом и откажешься, - говорит ему Аким.
-Хе-хе, - смеётся урядник и трясёт седой головой. – Так как же мне, Аким, решить, если я ничего про ваш рейд не знаю?
- Ну ладно, - соглашается прапорщик и снова объясняет: идём на Енисей, чуть дальше. Только идём, воевать не будем, товар отвезём. Получишь ты за то пятьдесят рублей. Плохо, что ли, за две недели-то?
Тут Мирон уже не смеётся, надувает щёки, думает.
- Пятьдесят рублей? Угу… Ясно… - он наливает ещё по рюмке. – А аппаратура какая? На чём работать?
- «Конвой» и «Ольха». Знаешь такую технику?
- О-о, - уважительно произносит Мирон, видно, что такие аппараты знает. Он берёт рюмку. – Ну давай.
Они выпивают, Аким ставит свою рюмку на стол и интересуется:
- Ну так что, урядник, идёшь или нет?
- Ох, Аким, Аким… Старый я для всего этого… - и Саблин, уже расстроившись, думает прощаться. Но Карасёв и продолжает: – Да у меня две младших дочери на выданье, надо им приданое соорудить… хоть какое-никакое. В общем, иду.
И тут у прапорщика гора с плеч, он сразу обрадовался:
- Ну, тогда давай собираться, времени у нас мало.
- Вот тут, Аким, обожди малость… - вдруг останавливает его Мирон.
«Не дай Бог теперь скажет, что ему на сборы надо пару дней». Саблин уже снова расстраивается. У него нет лишних дней. Ни одного лишнего дня нет. Но всё оборачивается иначе.
- Идём мы в места лихие, хрен его ещё знает, оборотимся ли, - объясняет Мирон. – В общем, ты мне вот сюда, - он показывает на стол, – положи деньгу... Если мы вдруг не вернёмся, чтобы баба моя смогла дочерей замуж выдать.
- То есть плату за дело ты наперёд хочешь получить? – уточняет Саблин.
- То есть хочу, - соглашается урядник. – Ты, Аким, видно, человек рисковый, ничего не боишься, а я уже, знаешь, своё… отрисковал. Мне теперь о дочерях подумать надо. Ты пойми… А вот не вернусь я, кто их замуж выдаст?
И тогда Саблин соглашается, деньги-то у него были:
- Хорошо, вперёд так вперёд, но только ты не тяни, собирайся, быстрее хочу уйти, чтобы до темна пройти побольше, – он встаёт. – Деньги у меня в пыльнике.
Старому казаку собираться… да что там, броня и оружие уже сложены в ящик. Броня, кстати, у Мирона, судя по ящику, старая. То есть это прошлая модификация, во втором полку такой, кажется, уже не осталось. В общем, броня и оружие готовы, КХЗ, сапоги, пыльник… Ну, у рыбака это всегда наготове. Саблин остался за столом, сидел покуривал, а Карасёв тем временем одевался, жена же успела собрать казакам в дорогу поесть домашнего. Прощался урядник с нею и с дочерьми недолго, как и положено: без слез и лишних разговоров.
03.05.2025 СПб.
Продолжение, если всё пойдёт по плану, выйдет к новому году.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ