Глубокий рейд книга 2 ГОЛОВА

Глава 15-28

Глава 15

«Значит, Олег-то не помер! В стазисе он, – Саблин усмехается нехорошей усмешкой. – А его имущество уже забирают. И домик, и лодки с машинами уже определяют, и к ящичкам подбираются».

Вот теперь ему было действительно интересно, что же это за дело хотел предложить ему завотделением регенерации.

«Эх, не вовремя припёрся главврач!».

А ещё ему хотелось знать про эту новую болезнь, что поразила Савченко.

«Как там Пивоваров сказал: острый кусок кости с волокнами, который пробил Олегу КХЗ, кость он вытащил, а волокна остались в ране и начали менять его тело… Так, что ли? Значит, какая-то новая напасть. Ну да, раз приехали за его телом с севера, а информацию приказали засекретить, - честно говоря, всё это не вселяло в казака спокойствия. Он действительно не слыхал ещё о новой опасности. – Ты глянь, КХЗ, значит, пробил… А КХЗ у Савченко был сто процентов армированный титановой нитью и лучший из тех, что есть. У него всё всегда было лучшее».

Раньше, пока всё это дело не закружилось, не завертелось вокруг него неприятным, а может, и опасным хороводом, он и знать не хотел, что там в припрятанных им в болоте ящиках. Но теперь…

«В стазисе Савченко, нет ли, жив ли, мёртв, – это ещё всё выяснять нужно; когда он вернётся и вернётся ли… Бог его знает… А что делать с его ящиками – непонятно…».

Эта непростая ситуация с кучей переменных не позволяла ему определиться со стратегией и поведением, не давала ему чётких представлений о том, как ему себя вести. А ему как человеку военному… да нет ничего хуже, чем принимать решения, не имея чёткого представления о складывающейся вокруг ситуации.

«Ладно, Савченко меня поймёт, если, конечно, выкарабкается из стазиса, - и вот теперь прапорщик решает наконец посмотреть, что там в ящиках. Куда же деваться? Не то чтобы ему хотелось… просто... – Надо всё-таки выяснить, что я тащил через половину болота, надо. Иначе как знать, что делать дальше? Можно, конечно, скинуть ящики Елене. И рассчитаться с казаками. А можно отдать разведке. Или что? Ждать, пока разрешится дело с Савченко? Будет он жить? Нет? Хрен его знает, – и Аким злится. – Вот зараза Савченко, втравил в ситуацию!» Прапорщик идёт домой и думает: как хорошо было бы просто заниматься своим взводом. Да, хорошо. Бумаг много… Ну так что, офицерская профессия – она почти вся из бумаг состоит. Привычное военное дело, где всё наперёд расписано и всё понятно: есть устав, есть инструкция, есть приказ… Живи себе и радуйся. А после работы есть ещё и личная жизнь… Рыбалка.

Рыбалка, что может быть лучше… Он уже начал забывать, какое это удовольствие, – встречать рассвет, выводя пятикилограммовых и прибыльных стекляшек из бурой воды… Или взять хорошую щуку. Собрать вкусных улиток полсадка. А ведь он ещё и сыну обещал сходить на зорьку. Сколько раз уже обещал, да всё откладывал из-за дел. Из-за дел Савченко, между прочим. С таким настроением он и вернулся домой.

***

Настя уже и посуду помыла, и переоделась спать, уложила Наталью, ушла в спальню, включила там кондиционер, чтобы остудить комнату к приходу мужа. Восемь часов вечера. За окном уже почти стемнело. А муж всё не шёл. Женщина вышла из спальни… А Аким со вторым её сыном сидят в прихожей и ящики рыболовные раскрыли, снасти на полу разложили. Готовятся, значит.

- Ты чего это? – Настасья смотрит на мужа с удивлением. – Ты никак в болото собираешься? На утро пойдёшь?

- Да нет, сейчас схожу, но рыбачить не буду, пройду вдоль берега, просто посмотрю, как улитка уродилась, самое время для неё. Может, поставлю пару ловушек… Не знаю, погляжу.

Конечно, это Настю не устраивает, она-то уже с мужем спать хотела лечь, но высказать ему всё впрямую не может, не отговаривать же мужа от добычи пропитания для семьи; но она и тут находит что сказать:

- Ты хоть Олега с собой не таскай, ему в школу к трём.

- Ладно, - легко обещает Саблин, тем более что сына он брать с собой и так не собирался. И уже думал, как ему отказать. А тут вон как всё обернулось.

А Олегу… ну, ему слова матери и согласие отца – нож в сердце. Он глядит на мать, а когда та уходит в спальню – и на отца, и во взгляде его горит огнём вопрос: батя, да как так-то?! Ты же столько раз мне уже обещал. И тогда Аким говорит сыну:

- Олег, слушай… У меня смотр будет вот-вот, ты… В общем, после смотра две рыбалки за мной, выберешь, когда сам захочешь. Захочешь – в школу не пойдёшь, пойдём на утро. Уйдём в два часа и часов до десяти порыбачим… А хочешь, так соберёмся и сходим до Старых Пальм за лещом.

- За лещом? – заворожённо повторяет Олег.

- Ага… Туда никто не ходит, все считают место пустым… Ну, все, кто ловить рыбу не умеет… А там место тихое, там этого леща ловить-не переловить, на месяц свиней за одну рыбалку обеспечим, и стекляшка там тоже имеется… Лодку только чуток подремонтировать нужно будет…

- Ладно, бать, - конечно, Олег по простодушию соглашается на посулы отца. – Хорошо, а сегодня можно с тобой за улиткой?

- Слушай, - Саблину не хочется отказывать сыну, но сегодня ему нужно сходить в болото одному. – Сегодня не будем мать злить, видишь, она недовольная спать пошла.

- Да она всегда недовольная, - бурчит сын, но спорить дальше не решается; а тут как раз и старший из госпиталя вернулся.

Отряхнулся в сенях, разделся, вошёл в хату и, увидав отца с братом, спросил:

- Вы на рыбалку, что ли?

- Да нет, - отвечает отец. – Так, снасти проверяем.

И тогда Юра говорит младшему:

- Слышь, Олег, иди-ка разогрей еду.

- Да она гретая, - откликается Олег, которому не хочется уходить от так любимых им снастей и отца. – Мать только спать пошла, грела для тебя.

- Иди, говорю, - настаивает старший и для убедительности пихает младшего. – Иди, дай с батей поговорить.

- Чего? – упирается Олег.

Но Юрка его уже выталкивает:

- Да иди, сейчас поговорю с отцом и придёшь.

Акиму кажется, что Юрка торопится ему что-то сказать. И когда Олег наконец уходит, старший, наклонившись к отцу, почти шепчет:

- Батя, Пивоваров просил тебя к нему зайти.

Ну, прапорщик и так понимал, что их с доктором разговор не закончен. И посему он лишь интересуется, не отрывая глаз от петли, которую он вяжет для ловушки улиток:

- И когда же?

- Сегодня. У него смена до десяти, а потом он домой пойдёт. Сказал, что будет тебя ждать.

- И что же, я должен знать, где его дом? – говорит Саблин негромко.

- А, да… Он на Покровах живёт. Девятый дом, это номер, он ещё сказал, что второй со въезда, – вспоминает Юрка.

Аким лишь кивает ему: понял. И продолжает править ловушку. А сын убегает на кухню. Саблин с удивлением глядит ему вслед. Акиму кажется, что его обычно неторопливый и с детства не любящий суеты сын… торопится, что ли.

Интересно. Саблин бросает вязать узлы. И куда же это он торопится-то на ночь глядя? Наконец отец зовёт сына:

- Юрий!

И тот сразу выглядывает с кухни.

- Чего, бать?

- А ты, что, собираешься, что ли, куда?

- Так, пойду пройдусь… - как-то легко отвечает сын. – А то сижу целыми днями за книгами и за бумагами.

- В госпитале не находился, значит, за целый день? – интересуется Саблин.

- Так и что? То в госпитале, – отвечает Юра.

- В клуб, наверное, пойдёшь?

- Не знаю, - небрежно отвечает сын. – Может, загляну.

Врёт, всё он знает, в клуб он и собирается. С пяти часов утра и до восьми вечера в госпитале, и работает там, и учится, как ещё на клуб у него силы остаются? Молодость. Саблин сам в молодости не знал, что такое усталость. Вроде вымотался, и сил совсем нет, тащил что-то тяжелое весь день, а в лодку сел, покурил и двенадцать часов на руле запросто отсидел, только чай попивал. А этот такой же. Саблин глядит на сына: точно у него деваха завелась. Раньше он в клуб не ходил, раньше его от книг оторвать было нельзя. А тут вон торопится, ждёт, когда отец отстанет со своими расспросами.

- Ладно, - наконец соглашается Аким. – Смотри мать не разбуди, а то ещё с нею поговорить придётся.

Юрка кивает: не разбужу, и сразу исчезает на кухне.

***

На пристанях людно, люди приходят из болота с добычей, многие казаки собрались под большим фонарём, у скупки, продают стекляшку и другую рыбу, там есть тент с вытяжкой, и под него почти не попадает пыльца и мошка. Там можно снять перчатки и покурить спокойно, выпить чаю из фляжки или ещё чего. Аким, остановив квадроцикл, взвалил снасти на плечо и прежде, чем пойти к лодке, зашёл под тент поздороваться с рыбаками.

- Ты никак за улиткой, Аким? – интересуются те.

- Да, пойду погляжу, - нейтрально отвечает прапорщик. – Может, поставлю пару верешей.

У людей к нему много вопросов, и по рыбалке, и других, но он под фонарём не задерживается – дескать, тяжело снасти держать – уходит, не хочет, чтобы у него спрашивали про лодку. А то начнётся: что у тебя с лодкой? А где? А кто? А как? А то, что на его некогда лучшую лодку в станице – ну, из недорогих – уже все сходили посмотреть, в этом Саблин не сомневался. И что у всех появились вопросы на этот счёт, в этом тоже. Вася с Денисом, конечно, уже всем, что могли, рассказали, но ведь люди в станице как устроены… Им завсегда мало того, что рассказывают добровольно и охотно, им надо, чтобы ещё что-то им сказали. Поверх уже сказанного. А Акиму тут лясы точить было некогда. А честно говоря, и не хотелось. Тем более сейчас, когда у него было важное дело, за которым он сегодня в болото и отправится.

Он вышел сразу: аккуратно сложил снасти в лодку и, не дожидаясь, пока его окликнет кто с берега, завёл мотор и включил фонари на носу и корме, оттолкнулся от мостушки и пошёл на средних оборотах в большую протоку, что вела от пристаней на север. Был он настороже, по своей обыденной привычке положив ружьё под правую руку, на правое колено, стволом в дно лодки. Левая рука, как всегда, на руле. Отойдя от станицы, увидал яркий фонарь. То была лодка, что шла навстречу. Только разминувшись с той лодкой, он свернул из протоки на запад к своему берегу, к своему дому. Отойдя от протоки где-то на километр, Аким выключил мотор, а потом и фонари, и сам затих в остановившейся лодке. И стало тихо, только облака мошки гудят, такие плотные, чёрные, что даже в лунном свете они видны. Мошка гудит, гул у неё низкий, монотонный и нескончаемый, она так собирается вокруг человека, пытается пролезть под КХЗ, чувствуя запах пищи. И ведь залезет – только дай ей шанс. Но человек, что живёт на болоте всю жизнь, таких шансов ей не даст. Аким постоял, смахивая мошек с очков, подождал немного, послушал: нет, только мошка гудит, да жаба где-то недалеко чавкает, как заведённая, потребляя эту самую мошку в товарных количествах. Ну разве что крупный ёрш разок всплеснул рядом с лодкой. Больше ничего слышно не было. И тогда он завёл мотор и, не включая фонарей, благо луна давала немного света, на самых малых и самых тихих оборотах пошёл потихонечку вперёд мимо стен чёрного рогоза.

Отойдя от протоки и мостушек подальше, к прибрежному мелководью, в тину, где и днём-то никого не встретить, он решил уже включить фонари. И сразу прибавил газа. Иначе по тине на малых оборотах пришлось бы тащиться до места полчаса, не меньше.

Он нашёл обломки поросшего зеленью бетона и, подойдя к ним, остановил лодку, но мотора не заглушил – фонари работали от генератора. Вылез на обломки.

Ящики были на месте. В том, что их никто не найдёт, прапорщик и не сомневался. Он, обсыпаясь с головы до ног пыльцой с кустов, вытащил их на сухое – относительно – место. Поставил, потом подошёл и перенаправил носовой фонарь на берег таким образом, чтобы как раз светил на ящики. И уже после этого присел возле них и, воткнув лопатку в грунт, стал отпирать их.

Глава 16

Нет, они были не заперты, просто не сразу поддались перемазанные илом защёлки, но и с ними Аким справился. Он откинул крышку первого ящика и вытащил из него пластиковую коробку. Небольшую, но увесистую, крепкую. Килограмма полтора, может быть. Саблин открыл и её. Открыл и повернул к свету. Признаться, прапорщик был немного удивлён, а может даже, и разочарован: что это за ерунда такая?

В коробке лежало что-то серо-металлическое, бесформенное. Ему даже пришлось взять это в руки и повертеть в лучах носового прожектора. Это было похоже на… металлическую ткань из мелких частичек. Честно говоря, он и сам не представлял, что собирался тут увидеть… Но не это же… Аким вертит в руках этот кусочек материи площадью сантиметров двадцать на пятнадцать и толщиной в полсантиметра и ничего удивительного в нём не видит. Просто какой-то серый металл. И вдруг… в одно мгновение… в одно неотразимое движение… этот самый лоскут металла молниеносно обвивается вокруг его запястья.

Сам! Сам! Как будто это была живая материя… Она обвивается и начинает сжиматься на запястье, плотно прилегая, словно прилипая к ткани его КХЗ.

«Ага, ясно… Вот что стучало в ящике!».

И теперь это крепко обвилось вокруг его руки. Любой человек в этой ситуации повёл бы себя так же, как Саблин: он сразу схватил краешек металлической материи и попытался оторвать её, но… оторвал лишь часть, кусок сантиметра в три. Причём отрывался этот кусочек весьма легко…

- Зараза, а?! – бубнит себе в респиратор прапорщик. – Ну надо же… Испортил товар.

Этого как раз ему ещё не хватало.

Он, конечно, расстраивается и вертит в пальцах этот самый оторванный кусочек… А кусочек, это было Акиму хорошо видно, весь извивается в его пальцах, качается из стороны в сторону, словно страдает от разрыва с большей частью… Или, может, ищет её? И тогда Саблин интуитивно, а может и машинально, приложил оторванный кусок обратно… и… и маленькая часть ткани тут же прилипла к главной части, да так ровно и чётко прилегла… без шва, без стыка.

Теперь металлическая ткань снова была целой… Целой и невредимой.

«Фу, слава тебе Господи!».

Саблин, теперь уже аккуратно, отрывает ткань от своей руки и, глядя, как та извивается, выгибается и пытается хоть как-то обернуться вокруг его пальцев, хоть как-то «схватиться» за них, кладёт её в коробку и закрывает ту.

- Ну… Ну, с этим теперь понятно, - тихо бубнит он себе под нос, возвращая коробку в ящик, запирая его и проверяя замки. Понятно? Да нет, конечно, ничего понятного в ящике для него не было. Живая металлическая ткань… Конечно же, видел он такое чудо впервые.

Честно говоря, вытаскивать второй ящик из грязи ему уже не очень хотелось. Новых ощущений и от первого хватило. Но Аким был не из тех людей, что останавливаются на половине пути.

«Раз уж приехал…».

Он отчищает второй ящик от тины и начинает вытягивать его на относительно твёрдый грунт. Втаскивает его под луч фонаря. Этот ящичек заметно тяжелее предыдущего. Аким перчаткой счищает грязь с замков, отпирает их и откидывает крышку.

Теперь ему стало ясно, почему второй ящик тяжелее первого. Во втором были две большие тубы, прозрачные колбы с какой-то жидкостью, литров на пять каждая. Ему пришлось взять одну из колб и вытащить её на свет. Она была тяжёлой, стекло толстое, сверху запечатанная, кажется, намертво металлическая крышка. А внутри мутная жидкость, серовато-зелёная. Банка казалась почти пустой. Почти. Ведь в жидкости что-то плавало. Сначала он подумал, что это толстая нитка, вернее провод какой-то… с чем-то округлым на конце, с каким-то шариком… Он поднимает банку повыше и глядит в неё на просвет.

Так это… глаз. Да. Ну конечно… глаз. Но Акиму показалось, что он будет побольше, чем у человека… А то, что принял сначала за нитку… Это был почти чёрный нерв, что, разветвляясь, опутывал глазное дно. А на другом конце нерва светлел бесформенный кусок какой-то плоти. Глаз – нерв – кусок тканей, судя по всему, тканей мозга.

- Так, - он кладёт банку в ящик и берёт вторую.

Ну, эта банка в отличие от первой не показалась ему пустой, тут почти половину всего пространства занимала… огромная рука. Настоящая, человеческая, с пятью пальцами, с ногтями… Вот только была она очень большой. У Саблина и у самого была ручища что надо. Как раз для того, кто всю жизнь тяжко трудится. То есть крупная рука настоящего солдата и рыбака. А тут такая лапа… На треть больше, чем у Акима. Она была отрезана чуть выше локтя. Саблин приглядывается… Нет. Не отрезана – отрублена, или даже отпилена… Он видит белые кости, торчащие из тканей. И они просто обломаны. А ещё из среза руки тянется множество волокон. Длина их пять-семь сантиметров. Как будто какие-то светлые волосы.

И ему показалось, что эти волоски… они колышутся… осмысленно, что ли, как живые… Саблин, чтобы проверить это своё наблюдение, взбалтывает банку… И чуть не роняет…

Рука, расслабленная только что, мёртвая рука, вдруг сжала пальцы в кулак, сжала с силой, тут же разжала и снова сжала, а кулак ещё согнулся в кисти, потом разогнулся, согнулся опять, после чего вся рука дёрнулась, да так сильно, что растерявшийся прапорщик едва не выронил банку. В последний момент успел перехватить её поудобнее.

- Ядрёный ёрш!

Он тут же стал укладывать сосуд в ящик.

«Стучала-то в ящике не железка. Ручища стучала».

Потом он начал ставить ящики на место, в тайник, притопил их в воде, снова нагрёб на них ила и водорослей. Сделал всё красиво. После отмыл себя от грязи и потихонечку, задним ходом, стал отходить от бетонных развалин.

Здесь, у берега, места были пустые, рыбы и улиток мало, но ведь тут и не рыбачил никто, не собирал улитку. Аким знал пару мест, пару плешей, где улитка водилась, туда он и поставил ловушки на неё, и уже потом пошёл на восток к мостушкам.

Там уже пришлось ему постоять с односельчанами, покурить. И это вызвало у тех интерес, стали они спрашивать Саблина про рыбалку, и он отвечал им по делу, но коротко, но нашлись и такие, что интересовались его рейдом и побитой лодкой, вот тут уже Саблин ничего не говорил, отнекивался да отшучивался, а потом, сославшись на поздний час и близившийся заряд, попрощался с казаками, сказав, что пора домой. Вот только домой он не поехал. Было у него ещё одно дело. Время шло к десяти и уже, наверное, на Покровах, улице, где жили всякие важные станичные люди, в доме девять ждал его заведующий отделением регенерации. Для продолжения разговора. Покрова – хорошая улица, до неё он добрался как раз с первыми порывами ветра. Только что стемнело, но народ электричества здесь не жалеет. Посему на улице светло – у каждого дома хороший фонарь. Аким доехал до второго дома от выезда. Выезд из станицы, вот-вот дорога большая, дальше степь, пылищи тут должно быть много, пауки здесь должны попадаться, и клещи, но люди на Покровах селятся богатые. У каждого есть ветрогенератор. Саблин остановил квадроцикл у дома номер «девять», возле забора, когда слабые порывы ветра ещё только начинали трепать его пыльник. Заглушил мотор, слез и возле калитки нашёл кнопку звонка. Замок калитки щёлкнул почти сразу, как только он позвонил. Саблин вошёл во двор, тут было светло, а у открытой двери в дом – женская фигура. Женщина окликает его:

- Прапорщик, прошу вас, заходите.

Он торопится спрятаться за дверью жилища, чтобы ветер, налетая из степи, не нанёс в дом пыли с песком. Женщина закрыла за ним дверь и скинула со своих плеч плащ.

- Меня зовут Розалия. Я жена Артемия. Работаю с ним. Я физиотерапевт. Он в ванной, только что пришёл с дежурства. Артемий меня предупредил, что вы придёте, – продолжает женщина.

«Ну да… Точно, вот где я её видел».

Совсем не похожа эта Розалия на жён казаков. Дома ходит в платье, поверх платья белый передник, а не в брюках или комбинезоне, как все те женщины, у которых хозяйство, куры или ещё что-то, что требует всё время выходить на улицу.

«Видно, на крышу, протирать солнечные панели от пыли, она не лазит».

Розалия помогает Саблину снять пыльник, потом ставит стульчик, усевшись на который прапорщик снимает грязные, после болота, сапоги. Высокая и худая женщина, из тех, что носят дорогие плащи с поясками вместо мешковатых пыльников и изящные сапожки до колена вместо простых резиновых сапог.

А за дверью уже вовсю разбушевался заряд, но тут, в доме, хорошо, тихо. Да и дом-то сам по себе очень даже неплох. Техника вся хорошая, кондиционеры мощные, с фильтрами и увлажнителями, а значит, электричество в этом доме вообще не экономят. Опять же мебель. Не самодельная. Не здешняя. Вся привозная. И пол… Бетон покрыт хорошим лаком. Всё это он замечает сразу.

«Да, а неплохо живут врачи. Вон этот Пивоваров, ещё молодой, а уже такой дом имеет. Хорошо, что Юрка пошёл в медики».

Она проводит его на кухню, усаживает за стол. Наваливает чай в дорогую, не пластиковую чашку. На тарелочку рядом кладёт сладкие и разноцветные кусочки мармелада. Они красивые. Сам Аким такое не ест, сладкое он не очень… А вот Наталке бы отнёс.

«А где же её дети? Спят уже, наверное, время-то позднее».

А тут как раз появляется на кухне и Пивоваров, у него в руках бумага. Он ещё раз здоровается за руку с Саблиным, садится за стол. Жена ставит чашку и ему, а потом не уходит… Присаживается у стены, за спиной мужа. Словно и не собирается уходить, словно собирается сидеть тут же и слушать мужские разговоры.

«Не по-казацки это. Нечего бабам «уши греть» возле мужчин».

Но вот так взять и сказать об этом Аким стесняется: не должен казак чужой бабе указывать, как себя вести, на то у неё муж есть… А вот самого мужа – так нет, его, кажется, совсем не заботит присутствие жены. И он тут же, при ней, и начинает разговор, начинает так, как будто и не было в их беседе паузы в половину суток:

- Савченко мне кое-что продиктовал, прежде чем я ввёл его в биостазис. Вот… - и так как Саблин ничего не сказал, он поднял бумагу и начал читать. И то, что было в бумаге… то была речь Савченко, как от первого лица:

- Аким, дорогой, видишь, как всё сложилось, дела у меня идут неважно, заразила меня одна тварь… Это новая напасть… Да, чтобы ты не думал, что это кто-то другой надиктовал, так напомню тебе наш рейд на двадцать седьмую подстанцию… Колян Окушков и другие тогда сбежали, бросили и нас, и товар, а мы полтора дня шли к лодкам, вдвоём и рюкзаки тащили, а там было восемьдесят кило всякого цветного, а когда почти дошли, то мне бегун ногу раскурочил, а ты меня до лодок дотащил, а потом ещё за рюкзаками возвращался. Не побоялся… Лихой ты тогда был. Того рейда, друг, никто, кроме нас, уже не вспомнит, так как все, кто тогда с нами был, уже на том свете. Коляня последний, сгинул на промыслах три месяца назад. Так что не сомневайся, это я тебе пишу, правда чужой рукой, - да, это дело забыть было трудно. И да, кроме Савченко, вспомнить, как они прошли семнадцать километров, непрестанно ведя бой, никто не мог. Саблин смотрит на врача, а тот продолжает читать: - Аким, доктор тебе всё объяснит. В общем, видишь, подранила меня одна тварь. Боюсь, что скоро таких тварей в болоте будет много. Аким, друг. У меня к тебе одна просьба… Я уже не раз тебя просил, но думаю, что эта будет последней. Аким, нужно отвезти то, что ты забрал в Мужах, в одно место. Это очень нужные вещи, очень важные… Это нужно не мне и не тебе, хотя тебе за них хорошо заплатят, Аким, по-настоящему хорошо… Но тут дело даже не в цене… Эти вещи очень важны. Передай их тем, кто за ними приедет. Ничему не удивляйся. Ну, те кто за ними приедет, они будут немного необычные, не такие, как мы. То будут женщины.

«Бабы-северянки», - догадывается Саблин. И вдруг почему-то смотрит на жену Пивоварова Розалию. И, кажется, она как раз похожа на северянок. Ну, на тех, что приходят из-за моря, с северных островов, и любят командовать. – А ведь и вправду есть какое-то сходство». А врач продолжает читать:

- Но именно им и нужно будет это отдать. Я сам хотел это сделать, но видишь, не пришлось. Сильно меня скрючила та сволочь своей косточкой, – тут Пивоваров оторвал глаза от бумаги и пояснил: – Я вам рассказывал о той, о новой форме жизни, что очень быстро поглощает наш биом, соприкасаясь с ним.

Саблин понимающе кивает: да-да, помню.

- То, что ты забрал, нужно будет отдать им, они это ждут. И сделать это как можно быстрее. То, что в ящиках, не может долго в них лежать. Оно там испортится. Нужно уложиться в месяц, ну, дней в сорок, не больше. Это про те ящики, что ты привез. Но нужно будет отдать и захватить с собой к ним ещё одну вещь. Ты, Аким, сильно не удивляйся, когда её увидишь. В общем, доктор тебе всё объяснит, – Пивоваров поднимает на прапорщика глаза. – «Доктор», как вы понимаете, – это он обо мне.

Саблин соглашается: чего уж тут непонятного. Вот только никакого восторга у него это понимание не вызывает.

«Опять мне таскаться по болоту с вещами Савченко».

И он прекрасно помнит последнюю такую поездку, она ещё отдается у него в затылке приливами боли. Аким тянет сигарету из кармана кителя, а жена Пивоварова уже встала и ставит перед ним на стол пепельницу, хотя в этом доме, как кажется прапорщику, не курят.

«Ничего, потерпят».

Саблин закуривает.

Глава 17

А Пивоваров вдруг кладёт свои бумаги на стол и двигает их Акиму: на, погляди. А тот удивляется: зачем это? Дескать, проверь, что ли? А что там проверять-то? Это ж рукой врача записано. Но врач поднимается и подчёркивает пальцем одну выделенную строку в записях. Нет, вслух он почему-то читать это не хочет. И Саблин, заглянув в бумаги, понимает почему. Это несколько цифр. Саблин читает цифры… Это координаты какой-то точки. И Аким без труда понимает, где эта точка находится. Он сразу хочет что-то сказать и поднимает глаза на заведующего отделением регенерации. А тот почему-то показывает ему: не вслух, не вслух. Он словно опасается чего-то.

«Шугается… Ну допустим. А чего же ты бабу свою в это дело посвящаешь, ежели считаешь его опасным? Вот же она, рядом стоит, тоже всё в записях видит. Странные они какие-то… оба».

И вдруг эта самая баба и спрашивает у Саблина, по сути, влезает в их с Пивоваровым разговор:

- Аким, вы знаете, где это?

При этом делает это как-то… нахально, что ли. Или, может, уверенно. Не должны женщины разговаривать так с чужими мужчинами. Одно дело жена, это конечно. Настя его ещё та егоза обнаглевшая. Ну, Юнь ещё может с ним так говорить, но те женщины обе считают его своим мужчиной… Хотя Юнь как хозяйка питейного заведения в карман за словом не лезет и, если надо, и ответить может какому пьяному. Но то Юнь… А этой-то кто дал право лезть в разговор: пустили тебя в комнату, так сядь на жёрдочке да сиди, гляди, чтобы чашки у мужчин не пустели. Так нет же… Она вопросы решила позадавать. Аким смотрит сначала на Пивоварова: мол, что? Ответить ей? А тот жену не осаживает, ждёт ответа от прапорщика, и тогда Саблин и говорит:

- Я знаю, где это.

Он и вправду знает те места, что записаны в координатах. То места совсем дикие, совсем пустые. Как раз между Енисеем и рекой Талой.

Плохие то места. А Розалия ещё и не унимается:

- А вы бывали в тех местах?

Саблин опять смотрит на врача: ну и сколько я ещё должен отвечать на вопросы твоей бабы? И тот, видно, поняв его взгляд, добавляет к вопросу жены:

- Это важно.

Да, Аким там бывал. Он ходил по Енисею в молодости, и именно с Савченко. Места там нехорошие. И всё из-за неровной местности. Озёра глубокие, куча мелких рек с извилистыми руслами, карсты, и все это зажато бесконечными сопками, сопками, сопками… Справа заросшая чёрной растительностью сопка с крутыми склонами, слева такая же… А под тобой два десятка метров бурой воды. И что там в той воде плавает, Бог его знает. А плавает там что-то немаленькое. Много там, за Енисеем, лихих ватаг сгинуло. Что там в этих озёрах прячется, что прячется в карстах, кто живёт на сопках… никто толком не знает. А вот люди там точно не живут. Даже китайцы, бегущие от убивающей жары и даргов, за последние сто лет осесть за Енисеем так и не смогли. Гиблые то места.

- Бывал, - отвечает наконец прапорщик и ещё раз глядит на цифры координат, чтобы поточнее представить себе указанное место на карте.

В принципе, от Енисея не очень далеко… Километров семьдесят. Но всё равно. Места глухие, случись что – нет, никто не поможет. Он вспоминает.

«Там, конечно, застава где-то должна на Енисее быть, как раз на правом берегу, - он не помнит, где точно стоит сейчас армейская застава. Её местоположение меняется от года к году. Аким чешет затылок под отёком. - Если, конечно, рацию взять. Не нашу, не взводную, а помощнее… Ротную хотя бы, да дрон с антенной. Чтобы связь с армейцами держать. Да ну, нет… Дурь. По молодости ещё куда ни шло, с Савченко по этим дебрям таскаться, когда ни семьи, ни кола, ни двора… А сейчас…».

И тогда он глядит на Пивоварова, качает головой и говорит ему:

- Нет, не пойду я туда, я те места знаю плохо. Бывал там всего пару раз. И мне там не нравилось. Да и некогда мне. У меня дел много.

«В общем, НЕТ!».

И это «нет» прозвучало твёрдо. Так, как и положено.

А врач ничего не говорит ему против, просто опускает глаза к бумагам, не спорит, не убеждает прапорщика… Зато баба его сразу подрывается.

- Да, мы знаем, что у вас смотр на днях, - говорит она Акиму.

- Знаете? – это удивляет Саблина.

Теперь заговорил и Пивоваров:

- Кончено, мы же в станице живём, а тут всё вокруг полка крутится, вся жизнь связана с войной и вторым полком. Мы знаем, что формируется новая сотня, что вы один из её командиров, знаем, что смотр будет.

- Откуда же вы всё знаете? – Саблин качает головой: ну ты глянь, а?

- Так ваши жёны казацкие только о том и говорят, и в госпитале, и в лавку приходят, там часами болтают о всех делах, - уверяет прапорщика жена врача.

«Вот поэтому при бабах рта человеку нельзя открывать!».

Аким раздосадован… Тем более, что врач и его супруга, в общем-то, на этот счёт правы. А Розалия меж тем продолжает:

- Но ведь после смотра вы сможете уйти в болото… Ну, на пару недель сможете…

- Да я же только вернулся из рейда, - напоминает им Аким. – У меня взвод ещё не собран как следует, мне руководство уже выговаривало на этот счёт, а я тут же снова уйду в болото? – он качает головой. – Нет, ищите кого другого.

- У нас есть двести рублей, - вдруг сообщает ему Пивоваров. Видно, думает, что это может решить дело. Как-то повлиять на прапорщика.

«У меня тоже есть двести рублей».

Саблин тоже имеет деньги, правда, большую часть из этих денег он должен отдать товарищам за труды и побитое в рейде снаряжение и броню. А тут снова заговорила эта самая Розалия:

- Вы не совсем понимаете, - она садится за стол, - речь идёт о общем деле всех людей. Понимаете? О всех нас, о ваших детях… Об их будущем. Это нужно сделать… Нужно отвезти эти вещи в указанную точку. Раньше это делал Олег… Но теперь… некому. Вернее, некому, кроме вас. Олег говорил, что вы самый опытный человек во всём болоте… И мы с ним согласны…

- Ну уж… - Саблин смотрит на неё и машет рукой. – Это вы лишку взяли. Есть и поопытнее. У нас в станице старики…

- Нет у нас тут никого, кому можно было бы поручить это дело, - прервал его Пивоваров. – Это дело тайное.

- Олег считал, что вы самый опытный из надёжных, - пояснила Саблину Розалия.

- А ещё он говорил, что вы один из лучших солдат, которых он знал, – добавляет завотделением регенерации.

«Вон как нахваливают, как бы не загордиться!».

Любому было бы приятно услыхать такое: и опытный ты, и солдат лучший; и многие от таких слов размякли бы, вот только на Акима они воздействия не произвели, потому как имел о себе мнение скромное: есть люди, что и болото знают не хуже, вон хоть того же Дениса Калмыкова взять, есть такие, что и в воинском деле ему не уступят, а есть в станице и рыбари не хуже него. В общем, лестью супругам Пивоваровым было его не пронять, как и деньгами. Не хотел Саблин отправляться в болото, едва из него вернувшись, да ещё и за Енисей. А ещё он тут вдруг вспомнил, что почти так же его нахваливал сам Савченко, когда уговаривал сходить за товаром.

«Савченко, он в одиночку уговаривал, а эти всей семейкой налегают… Один у них у всех, что ли, метод?».

У них у всех? Эта мысль так поразила его…

«Ну да… У них. У них. Они с Олегом заодно. Одно дельце делали. А иначе откуда у врача такой хороший дом в хорошем месте? Ну ладно, врачи – люди обеспеченные, но этот молодой ещё, чтобы такой дом иметь. Точно, он с Олегом мутил дела какие-то. А теперь Олега нет, а дельце нужно доделать. А эти… супруги… по болоту таскаться не большие, видно, любители… Ну да, там мармеладок с чаем не поешь и кондиционеров с увлажнителями в болоте не сыщешь… Нет, не сыщешь… Там придётся сутками напролёт в КХЗ потом обливаться, радоваться тёплой воде и выкуренной сигарете. Вот и ищут того, кто отвезёт товар до приёмщика. В общем… Ну их к ершам болотным… Надоело, и в полку дел по горло».

И он покачивает головой: нет, ничего не получится. Но Розалия не из тех, кто отступает.

- Прапорщик, это важно для всех, подумайте о ваших детях. Им жить в этом мире. Этот мир с каждым годом становится всё хуже.

- А вот я о них и думаю, - отвечает ей Саблин. – Сижу, слушаю вас и думаю: а что будет с моей дочкой, если я сгину там, за Енисеем. Ей-то точно станет хуже без отца. Так что, уважаемые, вы уж сами как-нибудь.

И вдруг его озаряет мысль:

«Ишь ты… А не специально ли они всё это затеяли, чтобы я отказался, да и сказал им… И точечку как раз такую выбрали, в которую никто по своей воле пойти не захочет. Откажется. Нет, им скажет, везите свои ящики сами. Чтобы я просто отдал им ящики. Ну, они и покочевряжатся для вида и согласятся: ладно, сами отвезём, раз ты такой… Давай сюда ящики!».

А Пивоваров смотрит на него, смотрит… Потом крутит головой, разминая шею, и говорит Акиму совсем не то, что тот думал от него услышать. Нет, врач не сказал что-то типа: ну хорошо, сами отвезём; он произносит иное:

- Пойдёмте, я вам кое-что покажу.

И сам поднимается, сразу за ним встаёт и Розалия.

Саблин без особой радости – ну, что там у вас ещё? – следует за заведующим отделением регенерации, а тот ведёт его в хозблок. Пара ступенек вниз за дверью. Там отличных аккумуляторов – до потолка, насосы, вся электрика собрана, казалось, жара должна там стоять, а нет там жары, потому что посреди помещения на полу стоит переносной кондиционер и гонит прохладу.

«Даже тут у них хорошо».

Женщина остаётся в дверях, а Пивоваров, как включил свет, так идёт в угол помещения. К какой-то странной бочке, литров на сто, которая стоит прямо на мощном генераторе. К бочке ведёт несколько пластиковых трубок и ещё столько же проводов. Нет, это не какой-то котёл. Таких бочек ни у кого из своих знакомых он не видел. На ней множество лампочек, а ещё есть пульт управления. А Пивоваров, остановившись как раз возле этой бочки, и говорит:

- Прапорщик, подойдите.

Саблин кидает взгляд на Розалию, она так и стоит в дверях сосредоточенная, серьёзная, глаз с него не сводит, а прапорщик подходит к Пивоварову, к странной бочке. И тот открывает в ней дверцу. Дверца немаленькая, на треть бочки она прикрывает застеклённое окошко. А открыв эту дверцу, врач нажимает на пульте кнопку, и окошко вспыхивает жёлто-зелёным светом.

Первое, что бросается в глаза Акиму, так это редкие, небольшие пузыри, что всплывают откуда-то снизу. Они поднимаются медленно, видно, жидкость, заполняющая бочку, достаточно вязкая. Но это его не удивило: ну, бочка с подсветкой, ну, пузыри в ней… Саблин замер, когда увидел другое. В жёлтом свете это не сразу бросалось в глаза…

В центре освещённого пространства бочки плавала зеленоватая из-за подсветки человеческая голова. Нет, не плавала. Голова была хорошо закреплена хитрой конструкцией из металлических штанг и полос из перфорированной нержавейки. А к голове снизу подходили пластиковые трубки с чем-то тёмным. На голове не было волос. Лицо же было одутловатое, нездоровое. И Аким с трудом, с трудом распознал в нем знакомые черты…

«Олег».

Он отрывает взгляд от головы и глядит на Пивоварова, потом и на его жену, а та и сообщает ему:

- Это тоже нужно будет доставить в указанную точку.

Аким не понимает и снова смотрит на завотделением регенерации.

- Вы же сказали, что он… у вас в стазисе? Я думал, он весь…

- Он и был в стазисе, - отвечает ему Пивоваров, - но паразит, то есть захватчик, жил и продолжал забирать клетки, даже находясь в стазисе, хоть и медленно. А тут пришло распоряжение из управления: уничтожить заражённые ткани. Все. Взять образцы, а остальное кремировать. И распоряжение было такое, что наш главврач едва ли не сам побежал его выполнять.

- Артемию с трудом удалось спасти голову Олега, - замечает от двери жена Пивоварова.

И, видя замешательство прапорщика, Пивоваров добавляет не совсем уверенно:

- Вы не волнуйтесь, голову паразит захватить, кажется, не успел. Я взял несколько срезов, клеток-захватчиков нигде не обнаружил.

Глава 18

Саблин… он, конечно, всякого повидал в своей жизни, но… что же тут сказать… сейчас был немного потрясён. Стоит, глядит на Пивоварова, потом всё-таки собирается с духом и опять смотрит на голову. Ну да, точно – Савченко. Сомнений на этот счёт у него не было. А Пивоваров, кажется, доволен, что произвёл этой демонстрацией на прапорщика нужное впечатление и сообщает ему:

- Он жив… Но так долго продолжаться не может. В стазисе организм может находиться годами, но это когда организм цел. Тут же… - он кивает на голову за толстым стеклом. – Всё иначе.

- Вы должны спасти Олега, – снова встревает в разговор Розалия. «Настырная зараза».

Если упрямство жены Аким старался воспринимать спокойно – Настя всё-таки близкий человек, да и настаивает, упрямится она как-то по-женски, мягко, что ли; это раздражало Саблина, но он Настасью терпел – то эта чужая баба просто прёт буром: «… должны… должны были, да рассчитались…». А она так и не унимается:

- Вы даже представить не можете, сколько Олег сделал для нас… Для нас для всех. Для всех людей вообще.

- И чего же он такого-этакого сделал? – без всякой уже вежливости, с заметным сомнением интересуется прапорщик.

Уж Саблин знал Олега неплохо. Знал его манеру соблазнять людей большими посулами, на которые особенно падки люди молодые. Аким знал – ну, приблизительно – сколько станичных казаков сгинуло в рейдах Савченко. А уж сколько людей сгинуло из других селений и станиц, он даже и догадываться не мог. В общем, кое-что он об Олеге знал. А вот Розалии, видно, известно было больше.

- Он добывал важнейшие материалы, редчайшие вещи… Самые передовые генетические образцы, самые ценные узлы и агрегаты из технологий пришлых.

Саблин смотрит на неё с некоторым удивлением и спрашивает:

- И для кого же он всё это добывал?

Вообще-то Аким подразумевал, что всё это Олег в первую очередь добывал… для себя. Чтобы хорошо и красиво жить, иметь удивительных женщин, дом с бассейном, отличные вещи, транспорт, еду и выпивку. Но его намёка Пивоваров не понял и просто сказал ему:

- А вот вы отвезёте Олега и его вещи в заданную точку – и узнаете для кого. Познакомитесь там с ними.

- Вообще-то это большая честь быть знакомым с теми, кто ждёт привезённых вами с Урала вещей, – говорит жена врача и пристально смотрит на прапорщика: ты хорошо слышишь меня? И повторяет, если тот вдруг не расслышал: – Это большая честь. И Олег считал, что вы достойны этой чести.

«Ну, может, оно и честь, конечно, но делами-то моими кто будет заниматься, семью честью не накормишь».

- Кстати, - добавляет Пивоваров. Он говорит очень серьёзно. – Те люди, которые ждут привезённые вами вещи, – они единственные, - тут он кивает на бак, - кто может спасти Олега.

Вот и что он должен был сказать им? Что ответить? Нет, если бы не эта… Аким снова бросает взгляд на голову в баке, вокруг которой медленно всплывают пузыри… если бы не голова Савченко, он им уже бесповоротно отказал бы. Но не мог Аким просто взять и бросить старого товарища. Человеку, воспитанному в тяжких условиях выживания, где каждая жизнь на счету… в обществе многолетних воинских традиций… бросать боевого, можно сказать, товарища… обрекать его на смерть, когда ты ещё можешь его спасти… не дело.

Но Саблин всё-таки находит ещё причину отказа:

- У меня и лодки нет, мне всю лодку раскурочили переделанные, на ней рыбу ещё можно половить… но в дальний рейд, - он качает головой, - нет…

И тогда Розалия сразу лезет в карман своего передника и достаёт оттуда связку ключей.

- У вас будет всё, что нужно. И всё будет лучшее.

Аким поначалу не понимает, а она добавляет:

- Ключи от дома Олега. Там можно взять ключи от его лодок, от его транспорта. И ещё всякого нужного снаряжения.

«Ну, в общем-то, там, наверное, есть что взять».

В этом Аким не сомневался и подумал о хорошей рации с дроном-антенной. Но тут же произнёс:

- Я в чужой дом не пойду.

- Я сама схожу. Напишите, что вам будет нужно. Я принесу, но лучше вам со мной пойти и посмотреть, – заявила Розалия. – И кстати, почему это он чужой? Для вас и нас это не чужой дом, это дом нашего друга.

- А вот его жена… бывшая… считает, что это её дом, - как бы между прочим сообщил супругам Саблин.

- Это глупая и жадная женщина, не обращайте на неё внимания, - тут же откликнулась жена врача. – Она ничего не получит. Во-первых, Олег ещё жив. А во-вторых… даже если с ним что и случится… всё его имущество… послужит общему делу, – говорила Розалия это весьма холодно, а последние слова произнесла так и вовсе с угрозой. – Если она ещё раз появится у вас – дайте мне знать.

«Хорошо, что я ещё не сказал ей о том, что Елена просила продать ей ящики Савченко».

А ещё ему было как-то неприятно… неприятно от того, что эти люди смогли его уговорить. Да, голова и всякие такие мысли о товариществе, но всё равно, сумели же… Ну, раз уж уговорили его, переупрямили… то…

- Мы с товарищами… в общем, попали в передрягу, ту, ну, с переделанными, нам имущество побили: рацию, броню товарищам… И мне тоже… Да ещё я им заплатить за рейд обещал… Пока не заплатил…

Он даже ещё не закончил речь, а Розалия ему и напомнила:

- Я же сказала вам, у нас есть двести рублей – они ваши. Я вам сейчас их отдам, если вы только скажете, что согласны доставить груз в указанную Олегом точку.

Саблин взглянул на Пивоварова – ну, всё-таки он в доме мужчина, – но тот и не думал добавлять чего-то к уже сказанному женой. Двести рублей, сказала моя женщина, ну и ладно – забирай.

«Странная, конечно, семейка. Ну ладно – деньги возьму. Авось Денису Калмыкову, с его-то кучей детей, деньжата лишними не будут».

- Хорошо, - наконец произносит прапорщик. – Деньги заберу сейчас, хочу с товарищами завтра рассчитаться, шлем мне опять же нужно новый побыстрее заказать, мне мой-то переделанные разбили, лодка… Ну, одну из Олеговых возьму. Нужна ещё рация будет… РЭБ хороший тоже нужен. Ещё что вспомню – напишу. Может, оружие у него дома какое есть… Должно, по идее, быть. Пара стволов не помешает, снаряга, естественно, тоже.

Пивоваровы лишь переглянулись. А Саблин замечает их настроение.

«Радуются, что ли, что согласился?».

- Я принесу деньги, – говорит Розалия и уходит.

А муж её, едва женщина скрылась, говорит:

- Может, выпьем? – и так как Саблин сразу не отвечает, добавляет: – За знакомство.

- Ну, за знакомство – оно можно, конечно, - наконец соглашается Аким. И они выходят из технического помещения.

В общем, познакомился он с этой необычной, не казачьей семьёй, выпил с ними немного, Розалия тоже выпила с мужчинами. Конечно, прапорщик хотел о многом, о многом их расспросить, от мыслей и вопросов голова аж гудела, да вот время было уже позднее, а утром он собирался встретиться Сашкой в полку.

Надо было заняться бумажными делами, а ещё хотел он заплатить за новый шлем побыстрее, чтобы Кудесов уже начал его собирать. Если придётся за Енисей идти, так чтобы всё в порядке с бронёй было. В итоге спросил он у них лишь про то, как транспортировать эту кастрюлю с головой Савченко; и весь разговор после того, как они вернулись в гостиную, был лишь о том.

А когда они вышли проводить его, Розалия напоминает ему:

- Прапорщик, пока никому о нашем деле не сообщайте. Мы ещё раз встретимся и всё обсудим.

- А как же мне товарищей в рейд собирать? – интересуется Аким. – Я не могу просто им сказать, мол, надо сходить в одно место, отвезти вещи. Они же захотят знать, куда идти, что везти. Рейд – это ведь непросто… Это дело серьёзное, тем более за Енисей.

- Пока ничего никому говорить не нужно, - настояла женщина.

- Да, мы ещё раз соберёмся и решим, как быть, – поддержал её супруг. – Нужно всё обсудить и всё обдумать, прежде чем начнём подбирать людей для экспедиции.

- Ну ладно, как скажете, – нехотя соглашается Саблин и забирает у Розалии тяжёлый свёрток с деньгами. Он даже не разворачивает его, хотя, как говорят, деньги счёт любят.

Аким вышел в ночь. И, надо сказать, чувствовал некоторое облегчение. Вся эта история с грузом… Она была для него как камень. Он просто не знал, что с ящиками делать. Отдать разведке или продать Елене. А теперь как будто нашёлся хозяин этого странного товара. Вот и денег ему дали, теперь-то точно с товарищами есть чем рассчитаться за рейд. Да, ему действительно стало полегче. Ну а то, что за Енисей сгонять придётся… Так сходит он, если надо.

Прапорщик приехал домой, все спят. Вот только…

Он уже разделся, помылся и даже посчитал деньги, что выдали ему Пивоваровы, собирался лечь, как услышал, что хлопнула входная дверь. Саблин пошёл в прихожую. Конечно, это был Юрка.

- Двенадцать скоро! – напомнил отец сыну. – Тебе через три часа вставать.

- Да ничего, бать, - отмахнулся сын. – Не просплю.

«Не просплю…».

Впрочем, он и сам был словно двужильным в Юркины годы.

- Ты где был-то?

- Да гулял, бать. – Юра явно был не расположен разглашать свои секреты. Он идёт мыться, бросая на ходу. – Пойду спать.

«Да, придётся скоро ему дом ставить. Денег нужен воз».

***

Утром, едва оружейка открылась, он уже был там и договаривался с мастером насчёт шлема. Кудесов был человеком хорошим, сказал, что всё сделает дня за три, и сам предложил Акиму шлем для смотра, правда, ещё старой конструкции. Ну, зато рабочий.

А после пришёл Каштенков. Он притащил целую кипу бумаг. И небрежно бросил её перед Акимом на стол:

- Командир, всё это подписать нужно.

- Что это? – Саблин берёт и сразу по фотографиям понимает. Всё это личные дела бойцов первого взвода. – А…

- Вот тут ставь подпись, - Каштенков даёт ему карандаш. – Вот, где «к.в. номер 1. Прапорщик Саблин». Прямо тут черкни, и так на всех делах, я потом отволоку это всё в кадры и пойдём чехлы посчитаем, или что ты там вчера хотел пересчитать?

Аким машинально подписывал дела, которые ему подсовывал зам. А сам же думал о том…

«Ну, к смотру я кое-как подготовлюсь, смотр проведу… А как же потом сказать сотнику, что мне опять нужно пропасть на пару недель сразу после? – да, и этот вопрос действительно был непрост. – Что сказать ему? Дескать, дела? – Саблин вздыхает. - Выгонит он меня из взводных. Точно выгонит, – а потом он ещё и усмехается, глядя на Каштенкова, что подаёт ему новое дело на подпись. – Вот с этим вот товарищем вместе».

- Чего ты? – замечает его усмешку заместитель.

Саблин не успевает ему ничего ответить. У него пищит коммутатор.

Он откладывает ручку и читает сообщение.

«Р. Пивоварова. Т. Саблин готова принять вас сегодня, сообщите удобное для вас время».

- Ну, кто там тебе пишет? – без всякого интереса, больше для разговора спрашивает у него Каштенков.

- Да в госпиталь зовут, – отвечает Саблин.

- Чего? – Саша насторожился. – Из-за головы твоей?

- Да нет, это физиотерапевт.

- А, массаж… Так это после ранений назначают, или после восстановления тканей. А тебе чего к нему?

- Шея побаливает, - врёт Аким и снова принимается подписывать личные дела своих бойцов. – Да и затылок ломит ещё.

- А, ну тогда сходи, конечно.

«Вот и Сашке придётся как-то сказать, что ухожу в новый рейд. Он и в прошлый раз просился – я не взял… Теперь вообще обидится, если не возьму. А как его брать? На кого тогда взвод оставить?».

В общем, всё как-то нехорошо складывалось. Вроде и ехать придётся, нужно отвезти… ну, всё то, что осталось от Олега, туда, где его могут спасти, обещал уже, а с другой стороны, лучше не ездить никуда. Пока. В общем, как-то нужно всё увязать.

Пришли Калмыков и Ряжкин, и они пошли в оружейку, Аким из полученных вчера денег оплатил товарищам ремонт брони и новую рацию Васе. Пока всё оформили, пока рацию выписывали, прошло время. Товарищи после позвали его «посидеть». Да где там, Саня ждал его на складе, пересчитывать амуницию, а потом надо было ещё написать рапорт насчёт орудия на БТР. Мехвод и стрелок утверждали, что орудие клинит. Конечно, в идеале, нужно было самому проверить, но для этого надо было гнать БТР на стрельбище. Писать запрос на расход снарядов. В общем, колгота. А этот рапорт, насчёт орудия, сотник ждал от него уже который день.

- Казаки, сегодня никак, - говорил товарищам Саблин. – В другой раз. Вот рассчитаюсь с вами, так и посидим ещё.

Тем более, что именно им он хотел предложить новое дело. Ведь в прошлом и Денис, и Вася проявили себя весьма неплохо, а сейчас снова были свободны. Так что прапорщик на них рассчитывал.

- Ну, после, так после, - сказал Ряжкин, и они с Денисом ушли.

Глава 19

Но до склада он так и не добрался, так как ему не давала покоя мысль, что Пивоварова ждёт его.

- Саня, - наконец говорит он, когда Ряжкин и Калмыков ушли. – Слушай, посмотри ты это орудие, что там с ним.

- Аким, да я уже смотрел, его на полигоне проверять нужно, так-то на вид оно в порядке, – отвечает Каштенков.

- Сань, сгоняй на полигон, постреляй, - говорит Саблин. – Надо решить это дело.

- Я думал, вместе съездим, - отвечает Саблину зам.

- Да я всё-таки в госпиталь заскочить хочу, - и тут Аким немного привирает: – Надо понять, что с шеей.

- А, - говорит Саша, - ну тогда вопросов нет, гони в госпиталь, а то я знаю… У меня на третьем призыве контузия была. И тоже, знаешь, вот тут шею прихватило, - он указал место. – Ох, я намучался. В тылу ещё ничего, а как на передовой, как шлем надену – всё… Ломило так, что приходилось обезболивающие у медика клянчить… Езжай, я сейчас мехвода и стрелка вызову и сгоняю с ними на полигон, разберусь с БТРом. Сегодня рапорт сделаю, а завтра придёшь да подпишешь его.

Немного неудобно было Акиму перед товарищем, опять он сваливал на него всю работу, да ещё и врал при этом. Но больно хотелось ему знать, что там случилось, зачем он понадобился Пивоваровой.

Саблин приехал в госпиталь и нашёл кабинет Розалии, она занималась с ранеными казаками. Пивоварова в медицинской одежде казалась ещё более строгой, чем вчера, ещё более серьёзной.

- Отлично! – увидав его, женщина без всякой наигранности обрадовалась. Сразу пошла к нему, едва он заглянул к ней. – Хорошо, что вы пришли, прапорщик. Я ещё пятьдесят минут буду занята, у меня пациенты… А давайте-ка я посмотрю вас на стенде. У вас же травма была. Что там у вас с шеей, поглядим. Идите к креслу.

- Да не нужно, - начал было отнекиваться Аким. Он думал посидеть, подождать её в курилке.

Но Розалия настояла негромко, чтобы никто не слышал:

- Не упрямьтесь, я буду вас лечить, чтобы никто ничего лишнего не подумал. Тогда мы с вами сможем переписываться спокойно. И вести дела. А о деньгах не волнуйтесь. Идите ложитесь вот сюда, - она указала ему на кресло. А сама, заглянув в монитор, запросила его последние рентгенснимки и, разглядев их, произнесла: – Тут указано, что последние травмы вы получили в бою, а значит, имеете право на полный и бесплатный курс реабилитации. Вот и прекрасно.

Он не успел ей ничего ответить, а она уже вела его к специальному креслу, в которое ему предстояло улечься.

- Давайте я вам сделаю укол Нокзола… это для улучшения кровообращения… после мазь и на массаж… Потом, через несколько сеансов, будете думать, что у вас новая шея.

- Да я знаю, мне руку так восстанавливали, - вспомнил Саблин.

- Наверное, не я, - она улыбается, теперь не такая уж и серьёзная.

И тогда Аким и спросил у неё негромко:

- А для чего вы меня пригласили-то?

И она так же негромко ему отвечала:

- Пойду в дом Савченко, нужно кое-что посмотреть, а Тёма занят.

«Тёма… Оказывается, вон как она мужа ласково зовёт… А ведь не подумаешь». Женщина продолжала:

- Он на суточном дежурстве сегодня. А одна я не хочу туда идти. Вот он мне и сказал, чтобы я вас позвала. Больше тут у нас нет надёжных людей. А там у Олега много всякого ценного оборудования… Вам может что-то пригодиться. Рации, или ещё что-то там, радары какие-нибудь, – она помогла ему улечься поудобнее в кресло и уложить ноги.

Конечно, может. РЭБ, хорошая рация, дроны, оружие… Аким вот так навскидку, сразу, даже и вспомнить не смог всего того, что может ему пригодиться в непростом рейде. Он лишь сказал:

- Ну да… Надо глянуть, что там у него есть.

- Вот и поглядим, - сказала Розалия и пошла за уколом.

В общем, Саблин получил хорошее лекарство и лежал в массажном кресле, пока Розалия не освободилась.

***

Ждать в госпитале он её не стал. Ну, как-то это было странно, что пациент ждёт своего врача после процедур, тем более что врач – женщина, дожидается, и потом они уезжают. В общем, он поехал к дому Савченко и сидел там на своем квадроцикле в тени большого забора, курил и ждал, когда Пивоварова подъедет.

И вот, когда её квадроцикл уже появился в конце улицы, тут вдруг, откуда ни возьмись, появляется какая-то баба. Она как раз идёт по той стороне улицы, что в тени. То есть прямо на Саблина. Доходит до него… и останавливается, приглядывается.

- Аким, ты, что ли?

Она узнала его под маской и очками… Как? Да Бог её знает. Наверное, по пыльнику. Пыльник у него обыкновенный, полученный лет пять назад с полкового склада, таких в станице тысяча. Вот только цифры той части, где он служил до того, как перешёл в шестую сотню, на пыльнике ещё не выгорели. Видно, по ним его и определила. А вот Саблин её что-то не признавал. И посему он отвечает ей нейтрально:

- Здравия желаю.

Ну и, казалось бы, хватит ей того, поздоровкались – и будет, но она не уходит.

- Не признал? – продолжает баба. – Анфиса Ряжкина.

- А, Анфиса… Ну здравствуй, Анфиса, – Аким косится на приближающийся в клубах пыли маленький электрический квадроцикл Пивоваровой. «Чего же ты, Анфиса, торчишь тут на жаре. Дел у тебя, что ли, нет? Да и негоже казачке с мужчинами на улице вот так стоять да балакать, чай не родственник я тебе».

- А ты не к нам? – продолжает Анфиса. – А то Вася в утро подался в болото, стекляшек натягать грозился.

- Да нет, нет… Я так тут…по делам, – отвечает женщине прапорщик. «Дурная баба, шёл бы я к вам, так я бы с мужем твоим связался сначала».

- А, ну ладно, - Ряжкина кивает ему. – Прощай, Аким.

- Прощай, Анфиса.

«Слава тебе Господи».

Саблин радуется, что она уходит, а буквально через полминуты Пивоварова, в лёгком пыльнике поверх светлой медицинской одежды, подъезжает к воротам дома Савченко и с пульта-брелока открывает их. Сразу заезжает под навес двора, и Саблин за нею загоняет туда же свой квадроцикл. Заезжая, он кидает взгляд вдоль улицы…

Ну конечно же, Анфиса Ряжкина стоит не так уж далеко и, конечно же, видит, как он заехал в ворота сразу за «этой врачихой».

«Вот зараза, а!».

Что ж, дело такое, тут, в станице, от глаз не скрыться. А уж если те глаза ещё и женские – всё, считай, вся станица знать будет. Он теперь думает, что бы сказать Насте на этот счёт. А ведь что-то говорить придётся.

Едва он въехал на крытый двор, как ворота за ним стали закрываться. У Савченко двор, да и вообще всё, было сделано очень хорошо, всё всегда работало. Навес хороший, вот нет хозяина дома, казалось, под навес должно зарядами нанести песка и пыли по колено… Нет. Аким оглядывается, но двор в общем-то чистый – может, убирает кто.

Пивоварова отпирает и раскрывает тяжёлую входную дверь. Они молча заходят внутрь. Едва дверь закрывается, как включается мощный обдув, Саблину приходится придерживать фуражку, чтобы с головы не сорвало, а потом, набирая обороты, начинает высасывать из помещения уличный воздух мощная вытяжка. Наконец всё стихает, и внутренняя дверь шлюза щёлкает – на ней вспыхивает зелёный светодиод. Входите. Раньше здесь такого современного тамбура не было. С тех пор как Аким последний раз был здесь, дом стал ещё дороже.

«Да, попробуй укупи этот домище».

Они с Розалией входят в прихожую и начинают раздеваться, разуваться. Казалось, тут никого нет, хозяин здесь скоро не появится, но законы пустынь и болота неумолимы. Пришёл в гости, так снимай верхнюю одежду и обувь. Клещей, пауков и красную пыльцу оставляй в прихожей, в жилые помещения не неси. Они выходят из прихожей, так и не сказав друг другу ни слова. Пивоварова закрывает за ними дверь, а Саблин останавливается. Он удивлён: дом пуст, хозяин неизвестно, то ли жив, то ли мёртв, а в доме поддерживается приятная прохлада. Причём Аким совсем не слышит кондиционеров. Если они тут есть, то это самые лучшие и тихие кондиционеры, которые только могут быть.

А вот Розалия его медлительность не понимает, она думает, что он стесняется, она указывает на дверь:

- Склад там, и не стесняйтесь, прапорщик, Олег нам разрешил пользоваться всем, что нам понадобится.

- Разрешил? – как-то не очень верит Аким.

- Конечно; он не хотел умирать, хотя понимал, что умирает, вернее, перерождается во что-то непонятное, он всё равно верил, что Тёма спасёт его… - отвечает ему Розалия. – Он просил сделать всё возможное, чтобы спасти ему жизнь, – и она потрясла перед Саблиным связкой ключей, металлических и электронных, - иначе откуда у меня это?

Во всех этих сказанных женщиной словах была одна вещь безусловно верная: Савченко точно не захотел бы умирать ни при каких обстоятельствах. Ни при каких… Многие люди из тех, что пошли с ним и не вернулись обратно, подтвердили бы этот тезис.

- Я знаю, где его склад, – наконец произносит Аким. И идёт в нужную сторону. Меж тем замечает, что она пошла на второй этаж… то есть в спальные комнаты.

«Интересно, что ей там надо?».

Он проходит в большое помещение типа гаража через длинную кладовку. А вдоль всей кладовки тянутся бесконечные полки с продуктами. Банки, банки, банки… Консервы всех видов. Масло, свиной жир, всевозможные компоты, улитки, тушёная свинина, большие банки с кукурузой, с печёной тыквой… О, растворимый кофе. Пять литровых банок! И ещё и деликатесы: рис в герметичных упаковках, пшеничная мука, сахар, конфеты.

«Да, с голоду тут не помрёшь. Интересно, Пивоваровы всё это вынесут отсюда, пока Лена не оформит дом в собственность? Хотя Розалия грозится, что Мурашкина ничего тут не урвёт… Ладно, посмотрим, что да как случится».

Аким, конечно, хотел взять немного конфет для Наталки, красивые они были, яркие, но не решился. Хоть Пивоварова и говорила, что можно брать всё, что нужно… Но то насчёт снаряжения, а тут… Чужое всё-таки. И Саблин пошёл в гараж. А гараж тот был не мал. Ну, машины у Савченко были отличные, но Аким даже и не поглядел на них, так как сразу присмотрел то, что ему могло понадобиться. Оборудование. Оно бросалось в глаза. Стояло то оборудование на мощных стеллажах, тянувшихся вдоль стен. Аким сразу стал стягивать с него прозрачную плёнку.

РЭБ. Да ещё какой! «Конвой-4». Ряжкин такой только издали видал. Такой только в штабе полка был. Нужен в рейде? Конечно! Большой, тяжёлый, энергию жрёт, наверное… Но как без него в опасном деле? Вон простой взводный РЭБ, и тот выручил их в последний раз. Рация. «Ольха». Признаться, Саблин даже не знал параметров работы этой немаленькой станции. Но уже по креплениям для антенн было понятно, что дроны-ретрансляторы к ней обязательно прилагаются. Точно, он чуть не забыл – дроны! И ударные, и наблюдательные. Они обязательно должны у Савченко быть. Он пошёл дальше, и, конечно же, нашёл то, что искал. Дроны, пульты, очки, запасные батареи, боеприпас для ударных систем. Всё было сложено в большие ящики. Всё было новёхоньким. Он брал один дрон, разглядывал его, брал новый… Потом вертел в руках очки, даже увесистые килограммовые гранаты для дронов-камикадзе подержал немного. А уж как ему понравился высотный дрон-наблюдатель! Он покрутил камеру с мощным «трёхглазым» объективом.

«Тут и разведка штаба полка позавидовала бы».

Он останавливается у одного из стеллажей. Один ряд стеллажа заставлен объёмными пакетами, на которых красуются белые круги с красными крестами. МИКи. Дорогущие медпакеты. Брать обязательно.

«Нас трое будет, возьму три штуки, – и он как бы успокаивает себя: – Ничего, Савченко не обеднеет, для него же стараемся. Если не зацепит никого, если не израсходуем, так вернём».

А дальше пошло оружие. Он открывает коробку со знакомой аббревиатурой оружейной компании. А там новый отличный лёгкий пулемёт с круглым магазином на шестьдесят патронов. Пуля шесть миллиметров, казалось бы, для серьёзной пехотной брони – ничто, но Савченко и не воевал с бронированными солдатами. А вот для всякой небронированной нечестии, что встречается в болоте, горах и степи – как раз то, что нужно. Можно вести огонь с сошек, а если стрелок в броне, то и с руки. Саблин снимает крышку магазина. Ну да, он так и думал. Головка каждого десятого патрона помечена зелёной краской – токсин. Каждый пятый красный – это разрывной. Аким, покрутив оружие в руках, укладывает пулемёт в ящик.

«Хорошая вещь! Хоть патронов на неё не напасёшься, но возьму».

Дальше небольшая ракетница «Аккорд». Эта вещь каждому казаку хорошо известна. Вот что им точно не помешало бы тогда, когда на них насели переделанные. Это специальное оружие против дронов. Сама ракетница недорогая: труба, лазер с оптикой да спуск, только вот боеприпасы к ракетнице очень недешёвые. Он шарит глазами по стеллажам, ищет, ищет… И находит нужный ящик. Аким открывает его. Полный. Шесть пятидесятимиллиметровых ракеток… Отлично. И идёт дальше… Тут, в гараже у Савченко, столько всего нужного – душа казацкая радуется и поёт. Тем более, что в углу, там, где кончаются стеллажи, он видит ящик со знакомыми символами… Это компактный пятидесятимиллиметровый миномёт. И Аким восхищается другом своей молодости:

«Ты глянь, ну всё у него есть!».

Глава 20

Прапорщик ещё некоторое время разглядывал «сокровища» Савченко и уже приблизительно знал, что хочет взять с собой. Вот только не был уверен, что всё необходимое ему позволят взять. Вернее, он хотел узнать, можно ли воспользоваться всем тем, что он себе присмотрел. А у кого спросить? Ну, кроме Пивоваровой, которая, кажется, распоряжалась здесь всем, как у себя дома, и спросить больше было не у кого. И тогда Аким пошёл из гаража и, выйдя, услыхал странный звук; он поначалу не понял, что это может так звучать, но, подойдя ближе к большой гостиной, разобрался… Это плескалась вода в бассейне. Ну да, конечно же, он не в первый раз удивился тому, что у Савченко есть бассейн прямо в доме. Масса чистой воды, которую можно пить! И теперь Аким удивлялся, услышав, что кто-то в ней плещется, да так, что брызги разлетаются во все стороны. В тот раз в этой большой комнате вокруг бассейна были полураздетые женщины. А в этот… Ну уж точно Пивоварова купалась не в одежде. Так что Саблин счёл необходимым остановиться на входе. Но Розалия как-то смогла узнать о его приходе.

- Прапорщик! - крикнула она из бассейна. Голос у неё был радостный. Чувствовалось, что женщина получает от воды удовольствие.

- Я, - откликнулся он.

- Вы любите воду, любите купаться? – спрашивает она и делает шумное движение в воде. Над бассейном снова взлетают брызги.

- Никак нет, - сухо отвечает Аким.

- А я обожаю, просто мечтаю о воде, о море. Море мне снится иногда… Прапорщик, а почему вы не любите купаться? Вы умеете плавать?

- Кое-как умею.

- А почему же вы тогда не любите купаться?

- У меня после этого кожа слазит, - отвечает Аким, присаживаясь на диван рядом со входом.

- Кожа слазит? – Пивоварова затихает в бассейне. Кажется, она удивлена. – Но почему?

- Потому что я купался только в болоте, а в чистой воде… не купался никогда. Ну, или один разок всего.

И тут она начинает вылезать из воды, и на ней, естественно, нет ничего, кроме нижнего белья… Высокая… Фигура у неё… сухая, на вкус Акима, и он отворачивается. Да и вообще, негоже человеку разглядывать чужих жён. Да ещё когда они без одежды. Хотя в тот день в Преображенской, в гостинице с Юнь, он поглядывал на чужих раздетых женщин у бассейна. Но тогда там были ещё и другие люди. А тут… Он почувствовал некоторое неудобство, а вот Пивоварова ничего такого, судя по всему, не ощущала. Она проходит по залу к креслу, на котором лежит её одежда, и начинает одеваться, даже не вытеревшись.

- Прапорщик, вы нашли то, что вам пригодится в поездке?

«В поездке! -Саблин незаметно усмехается. – В поездке! Ох, бабы».

- Нашёл, там много всего нужного.

- Составьте список, я вам всё привезу, только подробный, чтобы я разбиралась в оружии и аппаратуре.

- Есть составить список, – отвечает он, всё ещё не глядя на неё.

- Кстати, у Олега две лодки, одна побольше, другая поменьше… Какая вам подойдёт?

«Побольше, поменьше… Ну а что женщина ещё может сказать про лодки?».

А на самом деле вопрос-то был непростой. Разные лодки – разные моторы, разная осадка, разная ширина корпуса… Да всё разное. Если гонять по болоту на большой скорости, как было в прошлом рейде, так корпус нужен поуже. В узких протоках с широким корпусом не разгонишься и не развернёшься. И осадка нужна поменьше, чтобы на мелководье, в местах, которые не знаешь, не сорвать винт о грунт, не погнуть вал. Но узкую и лёгкую лодку сильно не нагрузишь. А взять придётся много всего. Три человека в броне уже сколько весят, а топливо, а вода-еда, а снаряга, а оружие, а оборудование… Его лодка была, что называется, впритык. А тут ему через Енисей идти… Он хотел бы мотор помощнее того, что был у него.

В общем, неизвестно, какая лодка предпочтительнее. Саблин задумался и лишь потом ответил:

- Схожу на пирсы, лодки погляжу – тогда скажу.

- Аким Андреевич, - Розалия тем временем уже надела одежду прямо на мокрое бельё, да и волосы у неё мокрые.

- Что?

Она подходит к нему, уставилась глаза в глаза, едва не с вызовом, так казачки на чужих мужичин не смотрят… Вернее, смотрят так, смотрят, но пока не замужем… И тут ему кажется, женщина собирается его о чём-то просить. И он не ошибается.

- А возьмёте меня с собой? – произносит она и улыбается. И не поймёшь её, в шутку она говорит или всерьёз.

Этот вопрос был настолько для него неожиданным, что он немного растерялся и спросил:

- Куда это?

- Ну, туда, на ту точку, куда нужно отвезти Олега и его вещи.

«На точку? Туда? За Енисей? Дурная, что ли? - ну ладно, иной раз женщину можно было взять в болото, если нужно перевезти её с места на место. Пройтись вдоль бережка. Но вот так тащить бабу в середину болота, в самый его мрак, пересекать с нею большую реку, идти с нею дальше, туда, где уже нет человеческих поселений... Как она себе вообще это представляет? Две недели в лодке, с мужиками, в вонище и грязище, где нельзя не только снять респиратор, но даже и раскрыть забрала шлема … Где есть приходится под брезентом, а от пота и жары, от невозможности просто ополоснуться чешется всё тело. Что она там себе придумала? Её в болото? Как она сможет две недели КХЗ не снимать? Как поведёт себя в постоянной опасности, в красной пыльце… Среди выдр и бегемотов… - Да нет, бабёнка точно с придурью! Через пару дней рыдать начнёт и домой проситься, а через неделю заревёт бакланом и бухнется вниз башкой за борт, лишь сапоги мелькнут… Как раз я буду тогда через Енисей идти». И так как он ничего не говорил, а лишь смотрел на неё, Пивоварова и произносит:

- Вы меня просто не знаете, я не боюсь трудностей.

- Вы, видно, большая молодец, раз не боитесь, а вот я… чего-то их побаиваюсь. Их в болоте и так случается до горла…

- Послушайте, Аким Андреевич. – Настырная баба ещё не думает отступать. – Я могу, как и вы, несколько дней провести в КХЗ. Не снимая его. Могу не мыться. Могу есть самую простую еду, могу питаться крахмалом и водой.

- Мужу с вами повезло, видать, - резонно замечает Саблин.

- Прапорщик, я серьёзно, - говорит ему Пивоварова. – Мне нужно их увидеть…

- Кого? – не понимает Аким.

- Тех, на кого работал Олег. Тех, кому вы должны доставить груз. Мне очень нужно их увидеть.

«Ну, мало ли что кому нужно…».

Нет, женщина в болоте – это только обуза. Ну а что ещё? К примеру, такие люди, как Калмыков или Ряжкин… Они же в болоте выросли. Любой из них управится и с мотором, и, не приведи Господи, со сваркой, если лодка борт о камень распорет… И с рацией, и с РЭБом, и с дронами разберутся. А топливо кончится – так рыбы наловят, а если вдруг зацепит, и первую помощь окажут… И главное, теперь-то Саблин знал это наверняка, если дойдёт до дела военного, то и в нём эти двое не подведут. Уж прижгут так, что мало никому не покажется. А она что? Вот эта вот, у которой на груди и на бёдрах промокла одежда. Она в рейде для чего? Потому что ей «очень нужно»?

Саблин стоял, глядел на неё и думал лишь о том, как ей получше отказать, и тут простая мысль пришла ему в голову:

- А броня-то у вас есть?

- Броня? – кажется, она не ожидала этого вопроса.

- Угу, - кивает он: «Броня-то у тебя есть, дурёха?».

- Думаете, она нужна? – с какой-то нелепой наивностью интересуется женщина.

И тут ему сразу стало легче, он даже засмеялся и, качая головой, словно восхищаясь этим её вопросом, начинает:

- Да не помешает. Мне вон в прошлом рейде разнесли шлем так, что его уже мастера ремонтировать не берутся. Говорят: новый покупай. Если бы не шлем, у меня бы головы сейчас не было. И всю мою броню побило, вся в попаданиях, нас там на одной заставе гранатами закидывали… И у товарищей моих то же самое. У нас у троих ремонта рублей на восемьдесят выходит. А ведь это всё, осколки и пули… оно же в нас летело. Если бы не броня, мы были бы все как решето, – он опять усмехается. - А вы спрашиваете: нужна ли?

- Ну ладно, - вдруг говорит Пивоварова с какой-то бестолковой женской лёгкостью. – Я попробую найти броню.

- Найти? – Саблин уже не смеётся. И смотрит на неё немного осуждающе. – Найти можно юбку в станичной лавке, или там сапоги красивые какие, а комплект персональной брони изготавливается строго исходя из антропометрических данных бойца. Броню будут делать под вас, делать месяц. А сначала вас всю измерят. А если что не подошло, коленное сочленение или, к примеру, горжет, так всё переделают, до полной функциональной пригодности. Вот так вот… Поэтому нам ни худеть, ни толстеть особо нельзя, иначе на датчики движения воздействовать будешь неправильно…

- Да, я слыхала про всё это, - спокойно говорит ему Розалия и словно подразумевает: да что за безделица, разберусь я с этим со всем. И вот этой бабьей легкомысленностью только раздражает Акима.

«Слыхала она… А вы, дамочка, слыхали, что у новобранца уходит до двух месяцев, только чтобы научиться правильно двигаться в броне?».

В общем, дальше на эту тему можно с нею не говорить: пусть попробует найти себе броню. Он снова усмехается, и, кажется, Пивоварова замечает это и спрашивает его:

- И когда вы собираетесь в дорогу?

- Ну, у меня дела в полку.

- Да, про это все говорят в последнее время, - продолжает Розалия.

- Говорят?

- Ну конечно, живём-то в станице, уже месяц как говорят о том, что формируется новая сотня, - сообщает женщина. – И в госпитале говорят, и в лавке женщины судачат. Станица – военное поселение, тут только и живут новостями из полка. Смотр будет дня через два, кажется.

- Ну вроде, - Саблин уклоняется от точного ответа.

- Сразу после смотра?

- Мне нужно ещё к дочери съездить, - произносит Аким. Он вспоминает, что ещё и сыну обещал две рыбалки, но об этом Розалии не говорит.

- К дочери? А где она?

- Да тут недалеко, на Антоновом хуторе, замуж вышла, там теперь живёт. Проведать надо, а то рейд, потом уже и до призыва недалеко, долго не увижу, – поясняет Саблин.

- Антонов хутор? – сразу прикидывает Пивоварова. – Это же рядом, они нам больных своих привозят, шесть часов езды всего. Значит, одним днём обернётесь.

Она явно его торопит. Но он качает головой:

- День туда, день обратно и пару дней у дочери, дня четыре, а может, и пять.

- День на дорогу? – она сомневается.

- Я с семьёй поеду, ещё гостинцы надо захватить, а квадроцикл мой мал для семейства, так что пойду на лодке, по болоту. Не спеша вдоль берега пойду, – говорит Аким, он думает, что она не знает карты.

А Розалия ему и предлагает неожиданно:

- Зачем семью по болоту тащить? Берите хорошую машину, вон две во дворе стоят. Там и семье, и гостинцам места хватит, и доедете быстро, – и так как Саблин не отвечает сразу, обдумывая это предложение, она и добавляет: – А что? Берите, конечно. Олег был бы не против, вы его спасать собираетесь, да и уважал он вас всегда.

«Уважал всегда…? А вам-то про то откуда знать? Неужели вы с ним давнюю дружбу водили? Хотя… да… наверное, водили. Савченко всегда связями обрастал, со всеми умел дружить. Особенно со всякими людьми нужными. С врачами да чиновниками в первую очередь, всегда хвалился, что у него хорошие знакомцы во многих местах имеются, дескать, надо будет – подсобят».

А вот мысль взять одну из машин Савченко поначалу ему показалась… дурной, что ли. Как он поедет на такой машине по станице? На чужой, на дорогой… Что казаки скажут? А ведь скажут что-нибудь: мол, а что, Аким, имущество покойничка приспосабливаешь? А тут ещё Лена Мурашкина. Машины-то по идее её. Впрочем… что значит её?! Савченко, может, ещё и … жив вовсе!

А Пивоварова стоит рядом и, видя сомнения Саблина, говорит ему:

- Прапорщик, берите, берите машину, Олег на вас ещё молиться будет, когда вы его спасёте.

- Ну, наверное, возьму, - наконец соглашается он. – Разок семью свожу, а потом поставлю на место, – и тут же начинает оправдываться: – У меня же дочь нездорова, тащить её по болоту – не очень, да и по дороге тоже, там же такая пылища.

- Берите, - твёрдо повторяет Розалия, - и не волнуйтесь насчёт той потаскушки из Преображенского, она здесь со своими претензиями на наследство больше не появится.

Аким тут кивает: ну, ладно.

Глава 21

Очень не любил Аким быть у кого-то в долгу. Почти никогда он не занимал денег… Вернее, занимал когда-то в молодости. Ну, на мотор хороший как-то брал, на первый свой мотор. Ещё на специальные снасти, чтобы за щукой ходить. Там снасть особая нужна, щука – зверь нешуточный, простой капрон она рвет, её на струну брать надо, а струна, она недешёвая. Ну, ещё там пару раз по мелочи. И вот теперь, когда всё вроде выяснилось, все затраты на рейд были учтены, он решил рассчитаться с товарищами. И решил посчитать так, чтобы и Вася, и Денис были довольны. То есть не учитывать в их долях затраты на побитую броню и снаряжение. Он, отъехав от дома Саблина, вызвал Калмыкова, а тот и ответил: дома – приезжай. И прапорщик сразу к нему и поехал. Приехал… Сразу сделать дело да уехать было неудобно, и сели они за стол. Аким от водки отказался: нет, дел много, и Мария сразу стала варить мужичинам чай… А многочисленные дети Калмыкова стали прибегать и глазеть на гостя, знакомиться с ним. Особенно глазел дурной их ребёнок, мальчик лет шести. Так и таращился на Саблина, пока мать его не вывела из комнаты. А Саблин с хозяином дома заговорили о понятном им обоим деле – о рыбалке. И ещё раз убедился, что в этом деле Денис непрост и кое-что знает.

- Сейчас, как улитка пошла, так на Котельную, думаю, никто не ходит, все за улиткой ринулись и за карасём, - разумно предполагал Калмыков, попыхивая дорогой сигареткой, которой угостил его Аким (гостинец Лены из Преображенской), - думаю завтра к вечеру выйти, а до утра буду там, посмотрю насчёт стекляшки.

- А что? – говорит Саблин. – Мысль-то неплохая. Если повезет, полцентнера сможешь взять.

- Да, да… - кивает Калмыков. – Полцентнера за день натягаю, – он глядит на жену, что уже расставляет чашки. – Маруся, так ты себе тоже ставь, попей с нами чайку.

Жена его краснеет, но тут же ставит на стол чашку и себе. Садится.

А Аким думает, что время подошло, лезет в карман брюк и достаёт оттуда свёрток. Калмыков и Мария замирают, глядят, как он тот свёрток кладёт на стол и аккуратно разворачивает тряпицу. А развернув, подвигает тряпицу с содержимым к Денису.

- Вот, как договаривались.

На тряпице лежат пять блестящих слитков с маркировкой Мурманского казначейства. Пятьдесят рублей. Денис и Мария смотрят на деньги, а Денис потом и говорит:

- Так мы вроде договаривались, что расходы на ремонт вычтем из прибыли. Там ещё рацию надо Васе покупать…

Но Саблин машет рукой: ничего, забудь; и отвечает Калмыкову:

- Заказчик больше дал. Все наши расходы покрыл.

- Заказчик? А-а… И лодку твою ты посчитал? – интересуется на всякий случай Денис.

- И лодку, и лодку, - уверяет его Саблин. И стучит пальцем по серебру. – В общем… Это всё твоё.

У Марии глаза огромные, сразу видно, для неё это целое богатство. А Калмыков чешет ладонью затылок, сам возбудился от радости, серебро наконец сгребает и встаёт, начинает собираться. Заторопился куда-то.

- Э-э… Денис, - усмехается Саблин. – А ты куда? Уж не в чайную ли?

- Да не-е… - Калмыков смеётся. - Долги надо вернуть, а то… А ещё снастей купить, кое-что нужно… И подшипник на вал ещё нужен… Надо на новый поменять, давно собирался… Пойду до мастерской… - и, видно, взгляд Акима его немного успокоил. И он, достав из тряпицы один слиток, кладёт его перед женой.

- Ну, ты там это, Марусь… Купи, что тебе надо по дому…

А она, кажется, боится такие деньги в руки брать, смотрит то на Саблина, то на мужа, как будто не верит им.

***

Пришёл домой, и пока Настя готовила ему ужин, он и говорит жене:

- Ты если к Антонине хотела, проведать её…

- Ну? – Настасья остановилась.

- Так после смотра сразу и поедем. Наталью, Олега возьмём, Юра пусть учится. Нечего ему таскаться.

- И то, - соглашается жена, - а то вон какие деньги платим… - и тут же она прикидывает: - На лодке, значит, поедем? – жена немного недовольна. Она не любит болото, и небезосновательно.

- Нет, на машине, - говорит Саблин, но тему развивать не хочет.

- Места в ней хоть на гостинцы-то хватит? – интересуется Настя.

- Места будет навалом, бери, что хочешь.

- И что, на всё места хватит? – интересуется супруга. И ставит перед Акимом тарелку с поджаренной кукурузной кашей, горкой свежего, чёрного лука и кусочком свинины. – Если пару мешков муки возьму. Или хоть пару куриц?

- Бери, бери, – отвечает Саблин, принимается за еду, а сам думает о том, как странно в роскошной машине Савченко, мечте всей станичной молодёжи, будут смотреться… куры. «Ну, да ничего, там и на мешки с мукой, и на кур места довольно будет».

- Так тогда надо и кабанчика забить, - предлагает Настя. – Я сала насолю, тушёночки им сделаю.

- Маловат он, может ещё десять кило набрать, - отвечает ей супруг.

- Ой, да ладно, отвезём им сальца, порадуем дочку и зятя, – жена уже загорелась своей идеей. Её теперь не остановить. – Забей кабана, Аким.

Но прапорщик отвечает жене:

- Некогда, попроси Валерку Коровина.

- О, а сам-то что? Чего некогда? – удивляется жена. Конечно, если приглашать на забой человека, то придётся ему часть мяса отдать. Жена хочет, чтобы всё в семье осталось…

А вот Саблин знает, что семья его погибшего товарища Андрея Коровина особо не жирует. Поэтому он и говорит Насте:

- Говорю же – некогда, Валеру пригласи, он всё сделает.

- Ну ладно, - нехотя соглашается Настя. – Приглашу Валерку.

А прапорщик ещё и наставляет её:

- И рассчитайся с ним, как положено в обществе.

- Ой, да чего ты? – говорит Настасья.

Но Саблин стучит пальцем по краю стола и пристально смотрит на жену:

- Настя… Не вздумай крохоборничать. Не вздумай меня позорить.

- Да ладно, рассчитаюсь. Чего ты… - бубнит жена. Она, конечно, недовольна, что муж вот так добром разбрасывается, а выйдет там Коровину хороший шмат мяса и сала… Но тут уже дело касается общества, старинных, воинских, мужских, часто непонятных женщинам традиций, здесь бабам с мужчинами спора лучше даже не начинать.

А вечером вдруг звонит ему Ряжкин.

- Аким, здорово.

- Здорово, Василий.

- Так ты, это, с Денисом рассчитался, что ли?

- Ну рассчитался, - отвечает Саблин. Он думает, что Василий будет сейчас у него свою долю просить. – Я жену твою видал, она сказала, что ты в болоте.

- Ну так и есть, за улитками ходил, взял немного, ещё стекляшки взял пять кило или поболе… - продолжает Ряжкин. – Но только я не о том… Мне тут Мария звонила Калмыкова… Это… Денис-то деньги взял и ушёл, и нет его… Думаю, как бы он в чайной не засел. А то ведь он такой…

- Так я его сразу спросил, - Саблин даже огорчился немного от всего услышанного. – Говорю: в чайную? А он: за снастями, в мастерскую.

- Слушай, Аким, - продолжает Василий. – Я бы сам сходил, да я тут клеща словил, жена достать не смогла, глубоко залез, падла; в общем, я в госпитале сижу, к хирургу… Может, сходишь до чайной? Вытащишь его оттуда? А то ведь пропьёт деньги.

«Ну, все-то не пропьет, конечно». Но тут Ряжкин был прав.

- Доставай клеща, Вася, - говорит ему Аким. – Я схожу до чайной.

Ну а Настя, стоявшая рядом и всё слышавшая, сразу насторожилась:

- Ты никак до чайной намылился?

- Калмыкова забрать надо, - говорит ей супруг.

А у неё уже руки в боки, губы в нитку, и уже есть что сказать, и то, что есть, она при себе держать и не думает:

- А ты сам-то там не присядешь, вместе с Калмыковым? А то тебе тоже… только дай…

- Да угомонись ты! – осаживает её Саблин. И начинает одеваться.

И, конечно же, он находит Дениса в чайной, тот опять в окружении других казаков сидит за столом, стол весь заставлен посудой, а сам казак пьян-распьян. Счёт оказался, как и предполагал, Аким непомерным, душа компании, Денис Калмыков угощал оказывается, ушлых собутыльников. И наугощал на рубль двадцать семь копеек.

«Рогата жаба… Совсем у человека ум от водки пропадает!».

Саблин сначала устыдил его товарищей, дескать, что же у вас, своих денег нет, что ли? Потом вытребовал у Калмыкова деньги, чтобы расплатиться за стол, а уже после не без труда вытащил того из-за стола – причём Денис стал сначала со всеми прощаться, но тут же пытался снова сесть за стол – и отвёз его домой.

***

Мехвода БТРа звали Андрей, а фамилия у него была Курица. Сам он был молодой ещё казак, что сходил всего в три призыва. Но мало ли какая у человека может быть фамилия, а иной раз и на возраст смотреть не нужно. Был Андрей из хорошей казацкой семьи, и его отца Тимофея Аким неплохо знал. Служил с ним в одной сотне. Аким сам тогда начинал, а Тимофей был уже казаком весьма опытным. И вот в этом случае Андрей оказался прав, когда твердил замкомвзвода Каштенкову, что башенное орудие клинит. И единичные проверочные выстрелы картины не показывали.

- Говорю же, - уверял Курица. – Это она на холодную работает, а как нагреется немного, так снаряд на подаче в перекос идёт, его планка элеватора зажимает, и он встаёт намертво, у меня такое было с пушкой на прошлой машине.

Теперь Саня стоял уже с готовыми рапортом и актом: только подписывай, командир.

- И что теперь? – прочитав рапорт и выслушав своего зама, вздыхает прапорщик.

- Ну что, что… - отвечает зам. – Отогнали БРТ в боксы, башню снимать будут. Механик сказал это, когда от взрыва у БТРа корпус повело, и у пушки элеватор тоже покосило.

- А ты у механика не спросил, может, они до смотра успеют её отремонтировать?

Сашка садится рядом и смотрит на командира, как на ребёнка.

- У них очередь до той недели.

Саблин вздыхает и подписывает бумаги. Сначала рапорт, потом акт. Нехорошо получается как-то. На смотр всё командование полка придёт, это уж у них так заведено, у всех взводов БТРы будут, грузовики, а у Первого взвода… Ну, только что смогли в ремонт наш БТР отправить, извиняйте, отцы-атаманы, уж так вышло. Если ещё какой косяк во взводе полковник заметит, так непременно сотнику о том выскажет. А уж Короткович найдёт, что высказать взводному: - А где вы, товарищ взводный, раньше были? Почему неисправность раньше не определили? Почему не устранили?

- Слышь, Аким, - говорит ему зам. – Ты рапорт сотнику сам отнеси.

Саблин как раз хотел, чтобы это сделал Саня, и поэтому спросил у него:

- А ты что?

- Да ну его… - Каштенков морщится. – Он меня что-то не любит, цепляется всё время. С утра уже цеплялся, пока я на складе был, выловил меня там и начал: почему нет накладных на патроны, на отработанные аккумуляторы актов списания… Почему то… Почему сё… Такой нудный.

- Так с аккумуляторами надо было давно разобраться, – напоминает заму Аким.

- Да займусь… - обещает тот. - Всё руки не доходят, видишь же, сколько дел. Может, всё-таки сходишь к сотнику сам?

Но и сам прапорщик со своим непосредственным начальником видеться не хочет. Вообще желания нет, и он говорит своему заму:

- Уварову (подсотенному, заместителю командира сотни) отнеси.

- А ты опять куда-то сбегаешь? – с кислой миной говорит зам. В этом его вопросе слышится упрёк: на меня всю работу сбросил.

И тогда Саблин ему и говорит:

- Отнесёшь рапорт – с собой возьму.

- Куда? – сразу оживает Каштенков. И тут же догадывается: – Что, опять в госпиталь?

- Да нет… Надо до пирсов дойти, – объясняет ему Аким. И добавляет интриги: - Лодки Савченко посмотреть.

Интрига срабатывает.

- Жди, - только и говорит замком Первого взвода, берёт бумаги и уходит из полкового буфета.

А Аким закуривает и ждёт, пока товарищ вернётся.

Глава 22

Они проехали подальше главных мостушек, к причалу, у которого народа почти не было. То был причал личный, бетонный, со стапелем и ангаром для ремонта. За лодками присматривал бойкий дедок Евгений… потому что лодки были дорогие и за ними нужен был уход. Обе словно лежали на густой, бурой воде, со всех сторон были накрыты брезентом, плотно укутаны им, и, видно, стояли так давно, но с брезента тщательно сметали и пыль из степи, и пыльцу из болота. Дед Евгений, уже много лет торчавший на причалах, встречавший и провожавший рыбарей в болото, помогавший им по мере сил, Саблина узнал сразу.

- Аким? Никак ты?

- Я, дядя… - отвечал Саблин, слезая с квадроцикла. За ним и Саша слез и, поздоровавшись с дедом, пошёл к лодкам.

- А вы чего сюда? – интересуется смотритель.

- Да вот, лодчонки посмотреть, - отвечает Саблин и идёт по причалу к лодкам.

- Олеговы лодки смотреть будете?

- Олеговы, Олеговы, - соглашается прапорщик.

А Саша, узнавший по дороге у Саблина суть этой поездки к пирсам, уже начинает снимать брезент с первой лодки, с той, что меньше.

- А Олег-то, что же, разрешал вам его лодки брать?

- Дед, так Олег-то помер, - напоминает смотрителю Каштенков.

- Вот именно, он помер, а вы, казаки, значится, его добро к себе примеряете, – в голосе смотрителя слышится… ирония, что ли…

- Так Савченко был Акиму товарищ, - замечает Сашка, уже стянув с лодки брезент и бросив его на причал. – Ты, что же, дед, не знал того, что ли. Он Акиму любую лодку доверил бы.

- Да нет, то я знаю, знаю… Что же… товарищи так товарищи, - сразу соглашается дед Евгений. – Аким, а у тебя сигаретки не будет?

Саблин протягивает деду ту пачку с дорогими сигаретами, что привезла ему Елена, но дед сигаретам не удивляется:

- А-а… Олег такие же курил. Спаси Бог, Аким.

Саня тем временем уже стянул брезент и со второй лодки, и теперь у него и у Саблина была возможность разглядеть их как следует.

- Вот это корабль! – восхитился Каштенков, встав около большой.

Шесть метров отменного пеноалюминия, армированного карбидотитаном. Выкрашена лодка в бурый цвет разводами и полосами, то цвет рогоза, борта внизу в тон тине. Мимо такой пройдёшь в десяти метрах и запросто можешь просмотреть. Ширина парада избыточна, метра два, наверное, не в каждой протоке удобно будет, опять же виражи класть не очень удобно. Но за счёт большого объёма у неё для такой большой лодки совсем небольшая осадка. Да и груза такая лодка может взять изрядно.

- А как же, - говорит смотритель, и таким тоном, как будто речь идёт о его лодке.– Два мотора, если один сломается, кубрик герметичный, и в нём и поспать можно без КХЗ, и покушать спокойно можно. Всё можно, всё… И управлять лодкой из кубрика можно…

Саблин сомневается, глядит на дедка: что ты, дедушка, несёшь такое? Но Сашка уже лезет в лодку, уже начинает в ней осваиваться. Смотрит сначала моторы, сразу снимает кожух и тут же замечает:

- Хорошие тут моторы, Аким.

Ещё бы в такой дорогой посудине были плохие моторы.

- Ух ты, какой тут фильтр на карбюраторе… И свечи…

Тут уж Саблин удержаться не может, тоже лезет в лодку… Ну как же, всякому нормальному человеку хочется поглядеть на хороший двигатель. На свечи, на стартер, на карбюратор…

Да, Сашка, конечно, прав… Тут всё самое лучшее. Каждый из моторов по объёму не больше, чем мотор на лодке Саблина. Но тут и ребёнок скажет, едва взглянув, что любой из этих выдаст оборотов процентов на десять больше, чем мотор Акима. Так их ещё и два. Всё продублировано. Как сердца и лёгкие у переделанных. На случай выхода одного агрегата второй спокойно сможет толкать лодку дальше. Хоть и не так быстро.

- Да-а… Сила, - только и смог произнести Саблин.

- Ну а как же, - довольно откликается с причала дед Евгений. Ему нравится быть причастным к этим лодкам. – Мощь!

А Саша уже лезет в кубрик.

- Да ты дверь-то так не расшагакивай, чего ты? - прикрикивает смотритель. – Пыльца же летит!

Саша спешит закрыть дверь, но тут же открывает её.

- Аким! Иди сюда!

В кубрике чисто, кондиционер, откидной столик и один лежак; он узкий, конечно, но лежать тут, на узкой банке, под кондиционером без КХЗ всяко лучше, чем под брезентом в простой лодке… А ещё тут есть окна… И хоть обзор не очень, но тут есть ещё руль и рычаг управления моторами. Можно рулить лодкой и из кубрика.

- Камеры, - уверенно говорит Каштенков, указывая на пульт перед блоком управления. И нажимает кнопку питания.

Камеры и по бокам, и на корме, и две на носу, и у Акима нет сомнений, что камеры имеют и инфракрасный диапазон.

- Вот это лодка, - говорит наконец Саня и вылазит из кубрика. – Хотел бы такую, командир?

- Да баловство это на самом-то деле… - неожиданно говорит ему Аким и тоже выходит на воздух.

- Баловство? – Саня даже встал у него на проходе.

- На рыбалку ты на такой пойдёшь? - интересуется прапорщик.

- А почему нет-то? – удивляется Каштенков.

- Дорого в ней всё, - отвечает ему Саблин. – За каждую царапину будешь потом расстраиваться, а как днищем об камень ударишь – так вообще сердце пополам… Винт сорвёшь, или ещё что… Нет, эта лодка для красоты… Это не для жизни.

- А, так ты в этом смысле, - догадывается Саша и снова садится к двигателям.

- В этом, в этом… - отвечает Аким. – Вот в последний раз, как на нас с Васей и Денисом навалились… Меня им и убивать не нужно было бы, разодрали бы борт на этой лодке, как разодрали на моей, я бы сам помер. Одной пули хвалило бы…

- Это да, помер бы, - Сашка смеётся. – От жадности… Просто ты, Аким, до добра очень уж бережливый.

«А как же не быть мне бережливым, мне никто ничего особо и не дарил, всё сам заработал, как мне добро моё не беречь».

- Но если в рейд идти, а такая лодка есть… Тут уж, конечно, её брать нужно.

Саня с ним и не думает спорить. Лучше, конечно, иметь два мотора вместо одного, и камеры инфракрасные, и всё остальное… На такой-то лодке выжить шансов поболе будет, чем на иной. А когда речь идёт о жизни, тут уже не до цены.

И тогда прапорщик продолжает:

- Надо бы моторы послушать, погонять… Обороты разные попробовать. А то не знаю я таких моторов.

- А ты разве с Савченко на таких не ходил?

- Да откуда?! – Аким тоже садится к моторам. Снова снимает кожух. – Мы, когда с ним начинали, мы о таких лодках и не мечтали, для нас и моя старая, и то была бы радостью. О-о… На таких корытах ходили, на таких моторах… - он качает головой. – Таскались Бог знает куда… Идём иной раз, по дну вода катается, ноги промокли – на вторые сутки облезают, от мотора чад валит, как от хорошего костра из бодяги, чёрный, густой… А мы ещё и радуемся, что добычу взяли… Сейчас на такую лодку даже за большие деньги не сел бы. Бесстрашные были – вспоминать жутко!

- Да, отчаянные вы были, - соглашается Саша и тут же предлагает: - А давай и вправду заведём моторы да прокатимся.

- А не выйдет у вас, казачки, ничего, - радостно сообщает им дед Евгений, который так и торчит на причале у них над головами. – Без ключа не заведётся.

- Не заведётся, думаешь? – спрашивает у него Каштенков.

- Нет, ребята, не заведётся. Даже Савченко, как ключ забывал, так ездил за ним, матерился, а всё равно домой ехал. Так что без ключа – никак.

Ну, это Акиму было понятно. Как и то, какую лодку он собирается брать в рейд. «Маленькую», которая на самом-то деле была побольше его, он даже и смотреть уже не стал.

- Ладно, - говорит он и начинает вылазить из лодки. И говорит уже деду: – Приду с ключом… Может, завтра.

- Так что же… Приходи, коли ты Олегу товарищ, - сразу соглашается дед Евгений. И тут же просит: – Аким, а дай-ка мне ещё сигаретку, а то та скурилась вся, а я её чего-то толком и не распробовал.

Сабли снова и без разговоров достаёт уже почти пустую пачку.

Они укутали лодки брезентом, попрощались со смотрителем и пошли к квадроциклу. И причём Саня шёл и молчал. Лодки прятали под брезент – он молчал, сейчас опять о чём-то думает… Когда это было, чтобы младший урядник всё делал молча? У него же всегда есть что сказать, и всегда пара мыслей в голове вертится, которые ему не терпится обсудить хоть с кем-нибудь. А тут молчит… Дошли до квадроцикла, тут Аким и спрашивает у товарища:

- А ты чего притих-то?

- Да ничего… - отвечает Каштенков. – Вот думаю, ты опять куда-то собираешься. Куда – не говоришь, вот и размышляю…

- Да это всё то же дело, – говорит ему Саблин. – Закончить надо. А то… Савченко подвёл, конечно… Думал, привезу ему груз, он и расплатится… А видишь, как вышло… Я с Денисом-то рассчитался за рейд, ну и с Васей рассчитаюсь, а аванс на то весь уйдёт, а ещё рацию, ремонт брони нужно оплатить…

- Лодку ещё нужно новую, - напомнил ему зам.

- Да, ещё и лодка… - Аким вздыхает. – Вот и получается, что нужно ещё кое-что сделать.

- Опять, значит, в рейд? – интересуется Каштенков.

- Придётся. Сам-то не очень хочу, но деваться некуда… Говорю же, лодку новую нужно, - отвечает Саблин.

- Опять на Камень собираетесь? – как бы между прочим интересуется его заместитель.

Саблин ничего на этот раз ему не отвечает. Просили его Пивоваровы никому не говорить о деле, да Каштенков и сам всё понимает.

- А пойдёшь с кем? – продолжает Сашка.

Это и есть главный его вопрос.

- Саня, ну на кого я ещё взвод оставлю?

- Да нет… Оно понятно… - почти сразу отвечает Каштенков.

- Короткович меня и так с должности выгнать может, а если мы сразу после смотра вдвоём сядем в лодку, да и уедем в болото, уж точно обоих попрёт из сотни, – объясняет ему прапорщик.

Как тут захотелось ему рассказать товарищу про всё. И про то, почему они сейчас чужие лодки смотрели, и про ящики со странным товаром, и про настырных и неприятных разведчиков, и про хитрую бабёнку Елену из станицы Преображенской, и про Пивоваровых, интересных супругов-врачей, про которых в станице никто толком ничего не знает. А знать про них обществу, как казалось Саблину, надо бы. И, конечно, про голову Савченко. Хотя бы для того, чтобы услышать хоть какой-нибудь совет. Узнать хоть чьё-то мнение про все эти странные дела. Но ничего это, естественно, Аким рассказать товарищу не мог. И он лишь повторяет: – Выгонит, Сань, и прав будет.

- Да всё я понимаю, Аким. Просто мне бы тоже в рейд сходить, мне деньжата не помешали бы… Курятник жена просит побольше. Да и аккумуляторы новые в дом нужны. Старые ещё от отца половина, не держат тока совсем… Но это я так, к слову… Я ж говорю, всё понимаю, взвод нам обоим оставлять никак нельзя. Короткович и вправду шутить не будет… Вправду выпрет.

- Слушай! – тут Саблин вдруг оживился. – А знаешь что?..

- Что?

- Ну, раз ты взвод на себе тащишь весь месяц один, - тут Саблин делает паузу, – содержание взводного за месяц я тебе отдам.

- Да ладно, - Саня качает головой. – Ты чего? Где такое видано? У казаков так не принято.

- Саня, угомонись, - уже спокойно. – Ты всё делаешь за меня, меня не было две недели, и теперь я приехал и опять то в госпитале, то делами занимаюсь… И опять уеду, все дела тебе оставив… Так что…

- Да не принято так, Аким… Нет… - упрямится зам.

- Принято, принято, - уверено говорит Саблин. Он считает, что так будет честно. Саня и вправду тянет взвод на себе в одиночку. Денежного содержания у командира взвода тут, дома, в три раза меньше, чем в призыве, там идут солидные «фронтовые», но даже и тут, в тылу, деньги получаются не плохие. И Саблин говорит заму: - Короче, скажи жене, что курятник у неё будет, – и пока зам его молчит и думает, что сказать, Аким добавляет: – И давай-ка ещё раз взвод перед смотром соберём, хочу поглядеть на людей…

- Завтра? С бронёй, с оружием? – уточняет Каштенков.

- С бронёй, с оружием, - заканчивает этот разговор Аким. – Чтобы только не очень рано, чтобы из болота успели вернуться.

- На десять сбор тогда назначу, – говорит зам.

***

А в доме у него угар… Дым, жарища… Пришёл Валерка Коровин, забил поросёнка. Настя, как положено, выделила забойщику мяса и сала, но… но попросила…

«Ох и хитра у меня баба»,

… его ещё помочь «немножко». И Валера, парень хороший, остался помогать ей на кухне. А дел там было немало. Кровь слить, кожу срезать, тушу освежевать, кости и копыта перемолоть в муку – отличная добавка в корм курам и поросятам. Для кровяной колбасы Настя уже замочила кукурузной муки, готовила кровь, Валера уже промыл кишки. Тут же на плите стояла большая кастрюля для томления тушёнки. Гора лука и чеснока на столе. Это нужно почистить и нарубить. За это дело взялся Олег, тут же была и Наталка. Как всегда, помогала, как умела.

«Это хорошо, что она Валерку подрядила… Ничего, пусть помогает, колбасы ему дадим ещё».

Не будь тут Валеры Коровина, Настя непременно придумала бы работу и ему, а тут у него появилось время, чтобы составить список всего того, что из арсенала Савченко ему может пригодиться в рейде. А жена, придя с кухни, видно, хотела и мужа подрядить, но увидав того с бумагой и карандашом, решила его просьбами не беспокоить: ну как же, супруг-то теперь начальство. Вон у него сколько дел в полку, аж дома работает, не то что раньше. Постояла, поглядела она на супруга и молча ушла, готовить гостинцы к поездке. Ну а как иначе… Если уж едет тёща к зятю, так уж не с пустыми руками…

Глава 23

Утором, когда сын ещё не убежал в школу, он и говорит ему, как бы невзначай:

- Ну, так за чем пойдём?

Олег замер уже у двери в комнату, он сразу всё понял, вернулся к столу, встал рядом с отцом, у самого глаза уже горят:

- Бать, ты про рыбалку?

- А про что ещё? – отвечает отец.

- Не знаю, - сын прямо в комнате стал мечтать. – А кто сейчас клевать будет?

- Сейчас все на улитку пошли, к банкам, к островам… Сейчас стекляха непуганая ходит… - вслух размышляет Аким. – Можно днём до ключей дойти, посмотреть, как там, покидать немного, а к зорьке, пока не стемнело, и до плёсов дойти. Там сейчас карась должен быть хороший, а где карась… - он замолкает, давая сыну возможность закончить фразу:

- Там щука, бать! – радуется Олег.

- Ну, ты на щуку больно-то не надейся, это как получится… Побросаем крючья, конечно, поглядим, может, и возьмёт какая голодная, но карася пару пудов привезем.

У сына сразу взгляд стеклянный, он мыслями уже щуку вываживает – или на худой конец карася.

- О-о… Уже весь в мечтах… Ты не улетай, не улетай! – мать чуть пихает сына, чтобы тот вернулся в реальность. А потом начинает собирать со с тола посуду. – Ты в школе не про рыбалку думай, а про учёбу.

- Придёшь – снасти подготовь, - говорит сыну Аким. – Я вернусь, чтобы нам не копаться, а сразу уйти.

- Да, бать, подготовлю, - обещает Олег. Ему дать волю, так он сейчас вытащит ящик со снастями на середину комнаты и начнёт. Да мать ему не даст такого счастья.

- Иди уже, опоздаешь, - и снова подталкивает сына.

Саблин же после завтрака закуривает, сидит некоторое время, курит в своё удовольствие. Четыре часа, полк ещё закрыт, так что торопиться ему некуда… Разве что… Ну, конечно, потом у него на это времени не будет, он встаёт и начинает одеваться.

- А куда ты? – сразу замечает жена; она хоть и по делам хлопочет, но всё его расписание лучше него самого знает.

- Гору мне не закудыкивай, - отшучивается прапорщик и идёт в прихожую.

Перед тем как поехать в полк, он едет к Пивоваровым; коммутатором, чтобы предупредить о визите, не пользуется и поэтому будит врачей звонком у ворот. В дом не заходит, а вышедшему к нему заведующему отделением передаёт список необходимого в рейде и просит:

- Мне нужен ключ от большой лодки Савченко, хочу её опробовать сегодня.

- Понял, - отвечает Пивоваров. – Перед работой Роза сходит за ключом, отдаст его Юре. Заедете в госпиталь, ключ будет у него.

Это хорошо, что он решил собрать взвод в этот день. Всё утро они копались на складе, проверяя аккумуляторы. Только тридцать процентов полученных накопителей энергии были новыми. А все неновые нужно было проверить. Поставить на зарядку на два часа, потом посмотреть, на сколько процентов заряжен. После чего надо было списать всё, что не соответствует нормативам. Там, на складе, их застал подсотенный Уваров:

- А, работаете, казаки? – он поздоровался с ними.

- Так точно, товарищ подсотенный, – отозвался Саша. И указал на стопку негодных аккумуляторов. – Вот, негодные. Надо новые выписывать.

- Пишите акты списания – и к интенданту, – отозвался заместитель командира шестой сотни и ушёл.

- О, - замечает Саня, он доволен. – Нам плюсик. Видел, что мы тут работаем, а не ерша пинаем.

Да, Аким был с ним согласен. Потом, после обеда, стали подходить и казаки их взвода. Все с бронёй, с оружием. Казаки, конечно, бурчали: чего нас так часто в полк таскать, у нас и свои дела есть; но и они понимали, что смотр на носу, а когда все собрались в зале, туда пожаловал и сам сотник Короткович с вахмистром Любавиным и командиром миномётчиков урядником Чернавиным.

- Это хорошо, что вы собрались, товарищи, смотр уже послезавтра, так что проверить всё нужно сейчас и как следует. Будут командиры из штаба полка, надеюсь, товарищи, вы ни меня, ни своего взводного не подведёте.

- Так это понятно, товарищ сотник, - отвечали ему старшие казаки. – Не извольте волноваться. Уж не подведём.

А когда Короткович ушёл, Саня тихонечко говорит Саблину:

- Ещё нам плюсик сегодня. Хороший денёк.

И опять Аким был согласен с товарищем. А то, что казаки немного поворчали… Ну так он и сам ворчал, когда в рядовых был, а командиры донимали его всяким.

Распустив взвод, он сказал Сашке, что идёт с Олегом в болото. И тот, естественно, напрашиваться не стал. Сказал, что тоже пойдёт порыбачит. Он никогда не просился с Саблиным на рыбалку, знал, как и все в станице, что Аким с собой никогда никого не берёт. Ну, кроме сына, конечно. Саблины своих рыбных тайн не выдают.

Аким заехал в госпиталь. Как и обещал Пивоваров, ключ от лодки был у Юрки. Ключ оказался простой, такой и выпилить не сложно.

Ну а Олег, ожидая отца с работы, уже вышел из дому – наверное, от нетерпения, – бродил вдоль забора в КХЗ и пыльнике, в сапогах… А день едва к вечеру покатился, три часа – самая жара!

«Вот как ему жарко. Сидел бы под кондиционером!».

И сын обрадовался, когда отец сказал ему:

- Ну давай – грузи снасти.

Бегом побежал в дом за снастями. Снасти, воду, перекус, два ружья: сын взял и охотничью «десятку», и боевой дробовик отца на всякий случай. Саблин не стал его отговаривать.

«Ладно, пусть… Каждый казак в болоте должен быть при своём оружии».

Поехали к мостушкам и проехали ту, у которой была лодка Акима; сын сразу потрепал отца за плечо, думая, что он позабыл:

- Батя, а лодка-то у коротких мостушек.

Но Саблин лишь оглянулся на сына и подмигнул ему через запылённые очки: да? Ну ладно… И вёл квадроцикл дальше. А когда остановил его под свободным навесом – а в этой части пристаней почти все навесы для транспорта были свободны, – заглушил мотор и, глядя на Олега, и говорит:

- Ну, чего ты расселся? Выгружайся давай – или до зори тут сидеть собрался.

Парень слезает с квадроцикла, но ничего не понимает, он оглядывает пристани и лодки. Отцовской среди них явно нет.

- Батя, а на чём пойдём-то?

- Да вон на той, - небрежно кивает Аким на дальнюю мостушку, у которой стоит та самая лодка Савченко.

- На какой? – не понимает Олег.

- Да вон же… - Саблин смеётся под респиратором. Он достаёт сигарету и указывает ею в сторону суперлодки.

- Вон та большая? – не верит сын. Да и удивлён Олег, это заметно. Не часто отец шутит или смеётся. Как-то всё это странно выглядит для парня.

- Ага, - Аким закуривает. – Ну, ты снасти-то бери. Неси. Я пока покурю.

- Бать, ну без шуток, - серьёзно говорит сын. – На той большой лодке пойдём? Честно?

- Честно, честно, - говорит Саблин уже серьёзно и протягивает ему ключ: держи. – Проверить её хочу: как она на ходу? Заодно и порыбачим малость. Ты, как зайдёшь, проверь: масло в моторах есть?

- Офигеть, бать! – Олег хватает ключ, закидывает на плечо увесистый рюкзак со снастями, хватает канистру воды и спешит к лодке. А добежав, бросает поклажу на причал и начинает быстро стаскивать с лодки брезент.

Саблин же спокойно сдвигает респиратор чуть вверх, чтобы сделать затяжку. А тут снова пожаловал дед Евгений, и чтобы долго с ним не болтать и ничего ему не объяснять насчёт прав на лодку, прапорщик поспешил забраться в неё сам.

- Баки в моторах полные, бать.

Ну и славно, значит, можно уходить, ни о чём не беспокоясь. Они загрузились, удила и снасти сложили у банок, воду и еду отнесли в кубрик.

- Ну, заводи, - говорит Аким Олегу. И тот воткнул ключ в пульт и уставился на отца, а в глазах вопрос. И Саблин подбадривает сына. – Ну, чего ты? Давай!

И тогда Олег поворачивает ключ. Моторы схватывают искру сразу. На холостых оборотах моторы рокочут. Звук низкий и удивительно чистый. Олег глядит на отца… А глаза у него, даже через пыльные очки видно – светятся.

- Ну, давай разбираться.

Они быстро разбираются в управлении, у лодок в принципе всё одинаково, только нужно учитывать, что на этой два мотора… И увидав, что дед Евгений направляется к ним, Саблин идёт на нос, снимает швартов и толкает ногой причал… Лодка тихонечко отваливает от пристани. Олег в необыкновенном напряжении и волнении включает передачу и задним ходом медленно отводит лодку дальше в болото. Сам ведёт, отец ничего ему не советует. Садится просто на банку напротив. Парень-то у него умный, чего к нему лезть? А Олег переключает передачу…

- Ты пока сильно не газуй, - говорит ему отец. Тут, у станицы, места безопасные. Сын может и сам поводить. – Пока присмотрись к управлению и правь на протоку.

- Ага, - откликается сын. Видно, видно, что парень волнуется. Ну а кто в его возрасте не волновался бы, окажись в такой красавице на руле в первый раз.

- Ребята! - с пристани кричит им смотритель. – А это вы куда?

- Скоро вернёмся, дядя, - отвечает ему Саблин.

- А когда?

Вот надоедливый какой.

- После зорьки, дядя!

Сын его счастлив, может, поэтому и у Саблина такое хорошее настроение, а может, ещё и потому, что едет он с Олегом на рыбалку, на своё любимое занятие.

«Если бы Юрку с молодости брал с собой… Может, и он рыбалку полюбил бы. Хотя вряд ли… Олега тоже не брал, а для него это лучший праздник… А Юрка… Он всегда книги читал. Книги, книги… В школе задерживался в библиотеке до вечера. Мать его ругала, что весь день без еды там сидит, что тощий растёт… Просто они с Олегом разные совсем. С рождения разные».

А Олег уже выводит лодку с мелей, чуть прибавляет газа. И ведет её к мостушкам. Пройти мимо рыбаков хочет, а не надо этого было делать. Надо было краешком, вдоль рогоза и к «парилкам» Юрки Червоненко, там народа поменьше. Теперь же с берега все видят лодку. Как её, такую, проглядеть? И, конечно, узнают Саблина, по пыльнику и маске узнают.

Аким вздыхает: сам виноват, нужно было сказать Олегу, как выходить из станицы.

Как вышли из протоки, так Аким сам сел на руль, дальше места пошли неприятные – длинные банки, отмели под тиной, их нужно знать, хотя сейчас всё отмели помечены вешками. Сейчас на всём мелководье стоят ловушки… Улитка… Самое её время, сейчас она жирная, тяжёлая, ленивая, выходит на мелкое место под солнышко – делиться. Вот её и ловят люди, пока не начала расходиться в разные стороны. Тут ещё много лодок с рыбаками, и с одной из них кричит Саблину горлопан Ванька Онищенко, они всегда с братом Семёном рыбачат:

- Аким, ты, что ли?

- Я, Иван! – откликается прапорщик.

- А я и гляжу, что ты… А лодка вроде не твоя!

Прапорщик ничего ему не отвечает, но и оборотов не прибавляет, идёт, как и шёл мимо.

- Эта получше твоей бывшей будет, - сообщает ему Иван, вставая в своей лодке и рассматривая лодку Савченко. И добавляет потом: – И звезду на погон получил, и теперь лодка – волшебная… Красиво живёшь, Аким!

Саблин опять ему не отвечает, а когда прошли, Олег, глядя в сторону братьев Онищенко, и спрашивает у отца:

- Бать, а чего это он? Нарывается, что ли?

- Да нет… Пустобрёх просто, балагур… Любит позубоскалить… Теперь начнёт языком трепать на пристани да в чайной, что видел нас на дорогой лодке.

- Бать, а зачем ему?

Саблин пожимает плечами:

- Да хрен его знает, говорю же, пустобрёх он. Болтун.

Он не сомневается, что так всё и будет, одно слово – станица… Тут ничего ни от кого не скроешь. Саблин и не удивится, если домой вернётся, а Настя уже будет знать, что они с Олегом на чужой лодке в болото ходили.

Ну да ничего, поехали дальше. Отошли от станицы, а сын, как человек, уже бывавший в болотах, взял ружьё. Для него десятый калибр уж слишком велик, и отдача от него солидная. «Десятка» и у взрослого мужчины после быстрого, неподготовленного выстрела навскидку может оставить синяк, а у мальчишки… Но отцовский штурмовой дробовик сын брать почему-то не захотел, стесняется, что ли, взять боевое оружие отца.

- Олег, - окликает сына Саблин.

- Чего, бать?

- Жарко. Хочешь в кубрик иди, кондиционер настрой. Посиди там воды попей.

- Нет, - Олег не соглашается, – я тут буду.

- Смотри, нам ещё час идти.

- Нет, бать, - сын беспечно машет рукой: ничего. Жарко, конечно, но он всё равно не хочет прятаться, будет терпеть жару.

А может, так и лучше, пусть привыкает, иной раз в болоте в полдень и спрятаться негде. Если ещё лодка на ходу, то хоть встречный воздух обдувает, а если стоит? Да, если в полдень в болоте не найти тени, то стоять на солнце, когда на термометре сорок пять, в КХЗ, в капюшоне, в респираторе, бывает… непросто.

А лодка Акиму нравится. Ну а что там может не понравиться? Вот только большая она, к ней нужно привыкнуть. Это на своей он мог на тридцатиметровом кусочке чистой воды, не сбавляя оборотов, почти уложив посудину на борт, развернуться на сто восемьдесят градусов, мог на скорости маневрировать в узких протоках. С этим транспортным средством такие фокусы не проходили. Аким за час, пока шли до нужного места, так и не смог «выкрутить» из моторов всю мощь. Лодка летела по болоту на очень хорошей скорости. Так легко шла, что Олег оборачивался на отца, а в глазах у сына светилось восхищение. Да, этим болотным агрегатом можно было восхищаться. Можно. Летала она так, что, даже заходя в тину, почти не сбавляла хода, а в тех местах, где случалась открытая вода, моторы и вовсе выдавали такую скорость, на которой Аким, кажется, ещё и не ходил никогда. И при этом лодка лежала на поверхности воды плотно, как утюг на ткни… Ни намёка на глиссирование или на скачки по воде, лишь нос на высоких оборотах чуть вскидывался вверх, и то не так чтобы очень. Судно было лёгким, при немалых своих габаритах. То есть и осадка у неё была очень комфортная, что снижало вероятность наскочить на мель или камень и повредить винты о дно.

«Ну, чего уж там… Хороший аппарат, – отмечал для себя Саблин. Но он всё ещё боялся выкрутить газ «до железки». – Надо бы его на русле каком-нибудь, на открытой воде попробовать».

Ему и вправду было интересно, что могут выдать ему эти два мощных мотора за кормой.

Глава 24

В принципе, счастье с сыном сегодня уже случилось – ещё там, у мостушек, когда Аким разрешил ему сесть на руль этого судна. Но раз уж хлебать мальчишке счастье, так полными пригоршнями. Они добрались до ключей, не встретив ни одной лодки по дороге. Аким на самых малых оборотах стал ходить от одного пятна открытой воды к другому, то ли присматривался, то ли прислушивался, в общем, в одном месте он моторы и заглушил. Ветра не было, он встал к краю большого ковра тины, одним бортом к открытой воде.

Это и были ключи.

Якорь был тут не нужен. Стало тихо, а Олег обернулся и смотрит на отца: что делать-то? И Аким ему говорит:

- Ну а чего ты сидишь-то? Рыбачить собираешься – так разбирай снасть.

Повторять Олегу не нужно; топая сапогами по дну лодки, он проворно встаёт, берёт рюкзаки и начинает доставать оттуда правильно сложенные лесы и аккуратно раскладывать их на банках. Достаёт короб с крючьями и тройниками. Вытаскивает нужные крючки, пока не самые большие, и начинает крепить их к стальным поводкам на лесах.

Аким закуривает и смотрит, как работает сын. Отцу нечего ему сказать или посоветовать. Олег сызмальства крутится рядом с ним, когда он готовит дома снасти. Сын давно уже разбирается в снастях.

Олег накручивает на крючок пластиковую приманку. И смотрит на отца: ну что теперь?

- Видишь перья рогоза… Вон они растут поодиночке…

- Ага, - сразу соображает сын. – Значит, тут под нами глубоко, обрыв, а там подъём; карась днём на склоне кормится.

- И карась, - кивает отец, - ну и стекляшка там может быть. Но для стекляшки сейчас рано ещё… Она в темноте сейчас сидит.

- Угу, - кивает сын и, раскрутив как следует грузило, кидает снасть от лодки в сторону редких перьев рогоза.

Тяжёлое грузило летит, тянет лесу, быстро разматывая её, и наконец плюхается в воду с небольшим всплеском.

«Ну, неплохо кинул», – отмечает Аким.

Сын тут же оборачивается к отцу:

- Бать, может, вторую кинуть?

- Можно, - соглашается Саблин. – Только обожди малость, выжди пару минут. Карась – он уже всплеск увидал. Уже увидал, что на дно что-то упало… Может, какой голодный найдётся, ждать не станет… Сразу кинется.

- Угу, – Олег, накрутив лесу на перчатку, присаживается на банку, смотрит на воду, собирается ждать голодного карася.

Но ждать ему не пришлось, тут же чуть провисшая с борта леса вздёргивается и натягивается… А сын вскакивает в лодке:

- Батя, взял! Взял…

- Ну так выводи, - спокойно говорит отец. Он не собирается помогать сыну, сидит курит. – Набирай его…

И сын начинает «набирать» лесу, подводя рыбу к лодке. Олег немного суетится, топчется, но лесу собирает правильно. Он оборачивается к отцу:

- Бать, а большая, да?

- Да не очень, - замечает Аким. Рыба идёт легко. Карась. Три-четыре кило весом. Наконец парень подтягивает её к лодке и берёт специальный крюк. Крюк острый, таким, зацепив рыбу, втягивают её в лодку. Но он для большой рыбы. А тут трёхкилограммовый карась...

- Олег, брось крюк, - советует отец, - больше целиться будешь; вытаскивай его за поводок, он не сорвётся, только смотри аккуратно, видишь, у него черные перья… Они острые, перчатку сразу проколют.

- Знаю, бать, - отзывается сын, вытаскивает рыбу, бросает её на дно лодки. Бросает и смотрит на отца, как будто ищет его ободрения. Саблин кивает ему:

- Ну, с почином тебя.

Карась полупрозрачный, бесформенный, весь в чёрных, длинных и острых перьях, лежит на дне лодки и почти не шевелится. А вокруг него уже расплывается жёлтое пятно. Карась – рыба очень жирная, почти как стекляшка, вот только выдавить из неё масло сложно, и поэтому она идёт на корм свиньям и курам. И те её с удовольствием едят и быстро набирают вес, не то что от противного ерша.

- Олег, - зовет сына Аким, пока тот разглядывает рыбу.

- Чего?

- А ты видал, какая лодка была, когда мы её брали?

- Хорошая была, - откликается сын.

- Чистая была, - уточняет отец.

- Я помою, бать, – сразу заверяет отца Олег. И уже выкручивая из рыбы крючок с наживкой, замечает: – Бать, а у неё весь зад погрызен.

- Так это хорошо, - отвечает Саблин. – Это его другие караси грызли, пока ты его выводил.

- А чего же в этом хорошего, бать?

- Рыбы тут много, а значит, она голодная, за пару часов пару пудов возьмёшь.

«А может, ещё и щука тут стоит где-то рядом, прячется под тиной».

Ещё два заброса – и ещё два карася в лодке, правда, эти были поменьше; можно было отцу тоже размотать снасть, но Аким, удобно развалившись на банке, только глядит на сына и почти не лезет к нему с советами. Ещё одна рыба, уже крупная, сорвалась с крючка возле самой лодки. Но накрутив кусок яркого пластика на калёный крючок, Олег снова закидывает его на подводный склон.

Он оборачивается на отца: батя, ты смотришь, да? И тут же леска снова натягивается, да так, что от неожиданного рывка парень чуть не теряет перчатку вместе с намотанной на неё лесой. Но Олег удерживает тонкую нить в руке. И снова следует рывок, на сей раз рыба кидается в сторону, под поле ряски, и снова с заметным усилием. Олега мотнуло по лодке в сторону носа, и опять он удерживает лесу в руке. Парень оборачивается на отца: батя! Что делать? А крупная рыба тянет его теперь в другую сторону, Олег едва не падает, споткнувшись о банку.

- Ты не топчись, не топчись, - голос у отца спокойный, - ногой упрись в борт.

- Батя, она рвётся! – почти кричит сын, а рыба действительно мечется в воде из стороны в сторону.

- Мечется… Так она и должна, а ты ей не давай большого хода, подбирай, добирай лесу на себя…

- Тянуть?! – кричит Олег, топая сапогами по лодке вслед за мечущейся рыбой.

- Тяни, тяни… Имей в виду, чем больше ты её в воде мурыжишь вот так, тем меньше масла в ней будет. Подбирай её на себя… - Саблин привстаёт с банки, решив чуть помочь сыну.

Через минуту очень хорошая рыбина, похожая на бесцветное желе, с едва заметнными контурами скелета внутри и килограммов на девять весом выгибается на дне лодки.

Стекляшка.

- Ну, неплохая, - говорит отец.

Олег тяжело дышит, оно и понятно: в дневную жару так работать в КХЗ и респираторе – оно не просто. Ну, так сам хотел. Охота, она, как водится, пуще неволи.

- Попей воды, - говорит Саблин, снова садясь на своё место.

- Да не-е… Нормально, - отвечает сын, явно бравируя своей жаростойкостью. Отец-то не пьёт, жару терпит, значит, и ему нужно терпеть.

- Попей, говорю, - настаивает Саблин, - пол-литра выпей.

Олег тут уже не спорит, делает, как сказал отец, берёт канистру – пьёт быстро, быстрее хочет начать рыбачить снова. Едва ставит посудину с водой, сразу хватается за снасть.

«Всё, напал на парня рыбачий раж».

То явление Акиму знакомое, он и сам его переживает постоянно. Раж, азарт рыбачий – это наркотик. Как им накроет, так про всё вокруг забываешь, и про воду в жару, и про сигареты. Из-за него человек начинает готовиться к рыбалке загодя, уже от подготовки чувствуя подъём, от одного лишь предчувствия скорого азарта получая удовольствие. А уж что настоящий рыбарь чувствует, когда вот так вот, с усилием, с преодолением достаёт из воды одну рыбину за другой, тут простому, не болотному человеку и не передать. А когда это чувство азарта накладывается на понимание того, что каждая выловленная рыбина добавляет очков выживания близким рыбака, его семье, так тут и вовсе человека накрывает эйфория. Это и есть рыбачий раж.

В общем, с этого места они уходить не стали, рыбы тут было много, и до сумерек дно лодки между кубриком и банкой было завалено рыбой. Хорошей рыбой. Ерша почти не было. Два пуда карася, и полпуда, а может, ещё и чуть больше совсем не плохой стекляшки.

Олег был вымотан. Ведь Аким, по сути, не помог сыну ни с одной рыбиной, парень всё вытащил сам. И удов был совсем не плох для молодого рыбаря. Прапорщик, может, взял бы рыбы и побольше, но тут сравнивать нельзя, отец-то сколько лет провёл в болоте, и сила у него другая. Сыну пока до него далеко. Но всё равно порадовал Олег отца. Как завели моторы, а снасти были спрятаны в рюкзак, сын выпил много воды, сел на банку, перевёл дух и притих. Саблин смеётся про себя:

«Устал».

- Олег.

- Чего, бать?

- А как ты будешь завтра в школе-то? Руки будут трястись, ни писать, ни в кнопки попадать не сможешь.

- Да уж как-нибудь, - отвечает сын.

- Ты пока отдохни, нам час идти, - говорит Саблин, - но не забывай, тебе ещё лодку мыть, рыбу грузить, стекляшку в приёмку сдавать.

- Да, я помню.

- Ага, вот и помни, особливо в следующий раз не забывай, как снова будешь на рыбалку проситься, – Саблин опять усмехается: ну а как он думал? И тут же опять заговаривает с сыном: – И как ты думаешь делить улов?

- Делить? – сын, кажется, удивляется. Он об этом и не думал, что ли?

- Ну, если ватагой рыбу добывают или, к примеру артелью, то нужно знать, как делить улов. Вот в ватаге, там завсегда делит атаман, а в артели – так общество. То есть по уговору, как люди промеж себя договорятся.

- Не знаю, бать, – признается Олег. - А у нас с тобой ватага или артель?

- Хе-хе… - смеётся прапорщик. – Это как поглядеть.

- Ну, если ты атаман, так ты и дели, - предлагает сын.

- Атаманом у нас… - Саблин опять смеётся, – мамаша твоя.

Сын тоже смеётся:

- Ага, бать… Я иной раз думаю, что она тебя и во взводе твоём подменять сможет.

- Во взводе! – Аким тут не согласен с сыном. – Бери выше, ей упорства хватит что и сотней заправлять.

- Да… Она у нас настырная, - соглашается Олег. – А ещё как начнёт глаза таращить, так сразу хочется все её приказы выполнять. А уж как крикнет, - он машет рукой, - так даже свиньи жевать перестают. Уважают мамку…

Они, вспоминая глаза матери и жены, её окрики, смеются… И потом Аким продолжает:

- Ладно, значит, поделим так: карася – матери отвезём, на корм скотине. А стекляшку отнесём в приёмку, выдавим масло, то масло, что потратили на рыбалку, в моторы зальём, а всё, что останется… то деньги твои.

- Мои? – не верит Олег.

- Ну, ты же рыбачил, – говорит ему отец. – А я только глядел, курил да воду пил.

- Спасибо, бать, – наконец после паузы произносит сын.

Саблин же ничего ему не отвечает. Солнце уже катится на западе к горизонту, рогоз из бурого становится красным. В общем, хорошо порыбачили.

На пирсах они сгрузили рыбу в мешки, Саблин повёз её к приёмке и всю взятую стекляшку тут же отдал на масло. Получилось… ну, нормально. Он отобрал пару литров для заправки баков на лодке Савченко, а остальное взял деньгами. Тридцать три копейки. Ну, даже если не считать карася, нормальная деньга… В чайной посидеть хватит. И хорошо посидеть.

Пошёл к казакам под навес. Там можно покурить, сняв респиратор. Ну и, конечно, пошли разговоры:

- Ну, что взял. Аким?

- Карася немного, да стекляшки малость.

- А улитку?

- Да поставил пару верешей, да не проверял ещё. Устал что-то.

- А лодка у тебя теперь чья?

Конечно, все знают, что он на лодке Савченко ходит. И, конечно, это всех интересует.

- Да моя побита. Вот на его и пошёл.

Никто не спросил прапорщика: а кто же тебе дал лодку покойника? А почему из двух его лодок ты взял большую и прожорливую? Просто все знают, что Савченко с Саблиным старинные приятели. И как там у них всё промеж себя заведено насчёт имущества, люди могут только гадать. Хотя всем им очень этот вопрос интересен.

Наконец пришёл Олег.

- Бать, я лодку помыл.

И Саблин, попрощавшись с казаками, пошёл к своему квадроциклу. Идёт, сыну на плечо руку положил, а потом лезет в карман и достаёт оттуда деньги.

- Вот, твоя добыча, – вкладывает монеты в руку Олегу.

Уже стемнело, и сын не сразу смог их пересчитать, а пересчитав, и говорит отцу:

- Спасибо, бать…

- А чего мне-то спасибо…? Ты же сам добыл…

Глава 25

На стоянке перед зданием полка четыре машины, две из них штабные, а ещё и половины пятого нет. Штаб в это время должен быть закрыт, но не сегодня… В здании горят некоторые окна. Перед входом казаки в броне, курят. Похоже на день призыва. Только женщин с детьми нет. Значит, никого провожать не будут.

На хорошо освещённом плацу за зданием суета, пылища и чад выхлопных газов. Мехводы, техники, водители, десятки больших и малых грузовиков, бронетехника, мощные квадроциклы миномётных расчётов. В общем, смотр.

Саня, заехав за Акимом ещё за час до назначенного времени, пока тот садился к нему на квадроцикл, сообщил:

- Я сейчас, когда выезжал, Павла Головко видал… Он сосед мой. Ну, ты знаешь… Паша при броне был.

- При броне? – удивляется Саблин. С чего это казаку третьей сотни быть сейчас при броне? – Он, что, в нашу сотню переписался?

А зам ему и поясняет:

- Да нет… У третьей сотни тоже смотр. Полковник на их сотника злой, чего-то он там натворил в последнем призыве… Паша говорит, сотника снимать будут. Вот им смотр и устраивают.

Аким слышал недавно на совещании, что из-за недосмотра третья сотня утратила кучу дорогого имущества. Об этом подсотенный Уваров говорил на совещании… Это дело, конечно, неприятное, и офицеров третьей сотни можно только пожалеть… Но Аким сразу подумал, что теперь его взводу командование полком уделит поменьше внимания… И то хорошо. Может, и не будет цепляться к отсутствию на смотре взводного БТРа.

Открылось здание в этот день раньше, чем обычно, и громоздкие и темные фигуры в пыльниках, в тяжёлой броне, во всех коридорах, в курилке… Скрепя сервомоторами и приводами, казаки заполняют помещение, болтая на ходу, идут мимо курилки в актовый зал, так как маленький буфет на такую прорву народа был, конечно, не рассчитан. Казаки рассаживались повзводно вокруг своих офицеров, все с оружием, с тактическими ранцами, патронташами и разгрузками, огромные, тяжёлые. Они, усевшись где придётся, откинув на спины шлемы, неизменно начинали курить. Ну а как… После построения курить уже нельзя – кто же в строю курит? – а стоять на смотре иной раз приходится целый час. В общем, курили впрок, а кондиционеры и воздухоочистители работали на полную мощность. Добавляли шума в общий гул. Сотники и взводные уже раздали последние ЦУ, и теперь казаки больше болтают между собой. То тут, то там неожиданно смеются – одни смеются, а соседи тут же интересуется, чего это там смешного было.

Сашка – волнуется он, что ли – прикуривает вторую сигарету от окурка первой. Смотрит на Акима и говорит:

- Быстрее бы уже, что ли…

- А чего тебе?

- Да надоело… Чего тут высиживать? Своих дел по горло.

И едва он это произносит, как в дверях актового зала появляется есаул Красников и кричит басом, так что слышно всем:

- Господа казаки, прошу на плац, строиться!

Все без спешки вышли на плац, построились. Саблин и Каштенков стояли, как положено командирам первого взвода, в самом начале построившейся сотни. Перед своими людьми.

С закрытыми створками шлема – это, видно, уже у него в крови – он чувствует себя спокойнее. Пыль, яркий свет прожекторов в глаза, резкие звуки – всё это словно отгорожено от него бронекостюмом. Это где-то там, а он тут – внутри. Саблин слышит в наушниках, как по СПВ переговариваются его казаки, зубоскалят, смеются. В строю болтать, конечно, нельзя, но Коротковича нет, никто их не одёрнет, а командиры полка когда ещё появятся, Бог их знает, так что пусть бойцы поболтают пока. А вот Саня молчит чего-то. Стоит рядом и молчит. Странно это.

«Не подвели бы только меня».

Впрочем, те неприятности, что могли случиться, уже случились. Из всех построившихся на плацу взводов, из четырёх взводов шестой сотни и трёх взводов третьей, БТРа не было только у него.

«Ну, бывает… БТР-то нам дали бэушный, после ремонта, что ж тут удивительного? Сразу поломку выявить не могли. Если полковник спросит – так и скажу. Только уж быстрее бы всё началось».

Ждать долго не пришлось. Появились отцы-атаманы. Сам полковник, его зам, начштаба, ещё три офицера, а с ними оба командира построенных сотен и их замы.

- К нам идут, – говорит кто-то из казаков.

- Ага, с нас начнут, – добавляет второй.

- Разговорчики закончили, - произносит Саблин.

Всё, смотр начался. Короткович – сам высокий, да ещё в броне он получается на полголовы выше командира полка – идёт с ним и что-то показывает рукой. Рассказывает начальству. Волошин понимающе кивает и этими кивками словно принимает сказанное сотником. Офицеры разглядывают построившихся казаков, выставленное на брезент перед строем оборудование и тяжёлое оружие. Ну, тут прицепиться особо не к чему, рации, РЭБы, взводные коммутаторы, офицерские планшеты – это всё новое, с заводов, гранатомёты и пулемёты тоже, личное оружие и броня у казаков по виду тоже в порядке. Грузовики и БТРы, всё тут, механики и стрелки готовы продемонстрировать полную боевую готовность машин, если начальство попросит.

Сам смотр, любой военный о том скажет, дело скорее показательное, на первый взгляд даже пустое. Но вот в процессе подготовки к любому смотру снимается масса самых разных вопросов и недочётов, до которых в обычных гарнизонных условиях руки командиров подразделений просто не доходят. Это факт. А ещё подготовка к смотру – самое время подтянуть и дисциплину в частях. Уж как водится.

Начали командиры с конца, с Четвёртого взвода, и пошли быстро, видно, у комполка и других офицеров никаких вопросов к нижним чинам и младшим офицерам не возникало. Полковник или начштаба перекидываются парой слов с командиром взвода: Вопросы, пожелания есть? Новая техника – нарекания?

Ответ взводного, комментарий от командира сотни. Всё им ясно, и отцы-атаманы идут дальше. Наконец добрались до Акима.

Короткевич не отлипал от полковника, так и нависал над ним, бубнил ему что-то без перерыва, и, кажется, это тому надоело, и он подходит к Акиму и протягивает ему руку:

- Здорово, Саблин.

- Здравия желаю! – отзывается Аким, откинув створки шлема, и аккуратно пожимает своей бронированной перчаткой пластиковую перчатку полковника. Он думает, что сейчас Волошин спросит у него про отсутствующий БТР, но тот вдруг спрашивает:

- А чего у тебя шлем-то старый?

Саблин не нашёлся, что ответить сразу, а замкомандира полка Вяземский говорит:

- У вас в сотне у одного шлем старой конструкции.

- Мой в ремонте, - наконец отвечает Аким. – Этот я взял на время смотра.

- Ремонт-то, наверное, дорогой, - замечает Волошин, и Саблину кажется, что говорит это полковник с нехорошей ухмылочкой.

- Так точно, товарищ полковник, ремонт дорогой.

- Ну, с твоими-то прибытками не тебе из-за какого-то шлема горевать, - замечает Волошин и идёт дальше. Нет, теперь прапорщику не кажется, тон полковника и вправду был весьма ехиден.

«Про какие он прибытки говорит? Неужели уже знает, что я на лодке Савченко рыбачить ходил? Неужели думает, что лодка моя? Или ещё что-то знает? Может, про те деньги узнал, что мне Пивоваровы дали? Но как, откуда? Да ну… быть не может… Рогата жаба… Ещё и Сашка про прибытки всё слышал…».

Ну а как зам не услышит, если он вот тут, рядом стоит. А начштаба спрашивает у него:

- Вы проверили аккумуляторы? У личного состава тоже? Сменные, запасные?

- Так точно, всё проверили, акты списания негодных подготовили, – отвечает прапорщик.

- С планшетом новым разобрались?

- Так точно, - врёт Аким. Он на него только взглянул, увидел несколько новых непонятных функций и выключил планшет: потом. Два дня уже с тех пор прошло, но «потом» ещё не настало.

- Хорошо, - говорит есаул и уходит за командиром полка.

- Слава Богу, что всё проверили, - негромко говорит Каштенков.

- Ты акты подсотенному отдал на них?

- Отдал, отдал… - заверяет Акима зам. – И даже про БТР ничего не спросили.

«В общем… замечаний взводу не было. Ну и хорошо».

Если новую шестую сотню отцы-атаманы поглядели быстро, то у третьей остановились минут на двадцать. Собрались командиры в кучку, подозвали к себе сотника и подсотенного третьей сотни, беседуют с ними и беседуют. А двести человек стоят в строю – ждут, когда командиры наговорятся.

- Видал, как зацепились за них, - говорит Акиму зам. – Точно сотника с третьей сотни сегодня снимут.

Наконец командование полка уходит с плаца, а приходит замком шестой сотни Уваров и говорит:

- Господа, казаки, от полковника вам благодарность. Машины в боксы, оборудование, оружие и снаряжение на склад, через полчаса командиры взводов и замы к полковнику на совещание. Остальные свободны. Разойдись, – и прежде чем уйти, он обращается к Саблину: – Прапорщик, где акты списания по старым аккумуляторам?

- Акты? – удивляется Аким и поворачивается к Каштенкову: Саня, ну ты что? Ты же сказал, что отдал ему акты!

А Саня смотрит куда-то вдаль. И видя эту картину, подсотенный говорит им обоим, весьма строго:

- Полковник на совещании спросит, сколько нужно новых аккумуляторов на сотню, что я ему отвечу? – и не дожидаясь ответа на свой вопрос, заканчивает: - Чтобы до начала совещания акты списания были у меня.

Когда он уходит, Саблин поворачивается к своему заместителю:

- Ты же сказал, что ты отдал ему акты… Мы же всё посчитали… Где те акты?

- Слушай, Аким… Замотался что-то в последнее время. Забыл, честное слово, – отвечает ему Каштенков. – Они у меня, сейчас схожу отнесу ему.

Он всегда был таким…

«Замотался он... Забыл! И я из-за него соврал есаулу! Конечно, подсотенный теперь бесится. Правильно про Сашку Короткович говорит… Безалаберный».

Очень хочется Саблину вот прямо тут, на плацу, всё высказать своему заму. Но ничего он ему не говорит. Ведь это он сам скинул на Каштенкова всю взводную работу, хотя прекрасно знал своего товарища.

Так он ничего ему и не сказал, и через полчаса, уже сняв доспех, они были на совещании. На очередном интересном совещании, на котором офицеры занимались всякой замечательной бумажной работой, такой как акты списания аккумуляторов, анализ и прогнозы выхода их из строя. Ещё говорили о новых методах контроля расхода боеприпасов, после чего начштаба в занимательной форме рассказал командирам сотен и взводов о правилах заполнения новых бланков на ремонт оружия и брони, упомянул также и о способах экономии горючего как на маршах, так и на позициях.

Аким ближе к концу совещания взглянул на своего зама и аккуратно, чтобы никто не видел, толкнул того локтем.

- Не спи ты.

- Да я не сплю, – тихо отзывается Сашка.

- Так и глаза не закрывай тогда.

- Я не закрываю, - врёт Каштенков.

- Ты вообще всё это записывать должен! – продолжает Аким, глядя, как некоторые командиры взводов и их замы конспектируют рекомендации командования.

- Я запоминаю.

«Запоминает он… Хорошо, хоть акты занёс Уварову до совещания!».

А в конце совещания, когда офицеры уже вставали и расходились, полковник вдруг на весь кабинет и рявкнет:

- Саблин! Не уходи!

- Я в курилке, - сказал Акиму заместитель. И со всеми покинул кабинет комполка.

Прапорщик пошёл к столу командира, тут же сидел и начштаба, и интендант полка, и прямо при них Волошин начинает:

- Так ты думаешь в офицерскую столовую на танцы жену приводить?

Аким немного растерялся, всякое он готов был услышать, но точно не про танцы.

- В пятницу, - уточняет полковник.

- В эту? – и тут он даже обрадовался. – Так не получится, товарищ полковник. Собрались с женою дочь навестить… Она у нас замуж вышла, у мужа на Антоновом хуторе проживает. Вот и едем узнать, как она там. Гостинцев везём, поросёнка зарезали, – он как бы оправдывает своё отсутствие в пятницу в офицерском собрании.

- Да? – несколько разочарованно произносит комполка. – Ну ладно, езжай. Не можешь так не можешь… Только ты это… давай… в чайную особо не шастай.

- Есть не шастать в чайную, – отвечает Саблин, а сам, выходя из кабинета, думает:

«Чего он к чайной привязался-то? Неужели про Юнь знает?».

Ох, как бы ему не хотелось, чтобы про Юнь кто-то знал.

Глава 26

У него сложилось такое впечатление, что она следила за ним. Только он вышел из здания полка, задумчивый и молчаливый, уже собрался сесть к заму на его квадроцикл, как пискнул коммутатор. А Каштенков… он уже не хуже Насти всё видит, всё слышит.

- Чего там? Жена, что ли?

Саблин молча глядит на маленькое табло коммутатора.

«Жду вас на процедурах. Физиолог Пивоварова».

«Точно следит!», - думает он и говорит Сашке:

- На процедуры мне нужно.

- Ну так я тебя в госпиталь завезу.

- А броня? – тут же к квадроциклу Каштенкова ловко прикреплены большие ящики с их броней.

- Броня твоя никуда не денется, отвезу её, Насте отдам.

Саблин соглашается и уже через несколько минут стоит под мощными струями обдува в тамбуре госпиталя.

Она ждала его уже у лестницы, может, видела в окно, что он приехал. Пошла с ним рядом. И, видно, желая показать, что всё знает, и спрашивает у него:

- Смотр закончился?

- Так точно, - отвечает Аким, старясь быть как можно более нейтральным. С одной стороны, он как бы понимает, что она хочет помочь, но и не сильно просит у неё помощи. Тем более ему не по душе, что женщина ещё и вмешивается в дела военные. Но он сдерживается.

- Прошу вас на стенд, – Розалия снова укладывает его в массажное кресло. Берёт его голову, чуть склоняет в сторону. – Сейчас уколю.

Потом руками наносит ему на шею гель, включает кресло. И так, чтобы другие пациенты кабинета не видели, вкладывает ему в руку что-то… Саблин сжимает это в ладони… кажется, это ключи от машины. И Пивоварова подтверждает его догадки.

- Машина стоит недалеко от дома нашего попа. Увидите сразу, – она продолжает: – Если сегодня, сейчас поедете, то уже к ночи будете на хуторе у дочери.

Она словно подгоняет его, и это Саблину не нравится.

- Сегодня у меня ещё дела есть.

- Я думала, что чем быстрее – тем лучше, – говорит Пивоварова. – Нам ждать… у нас на самом деле не так уж и много времени, – женщина так и лучится радушием, она говорит ему эти слова ласково, как и всем пациентам. Но любой уловил бы в её голосе за этой лаской и волевую настойчивость. Особенно после последнего её слова. – Понимаете? Мы рассчитывали, что вы сегодня будете на Антоновом хуторе, один, ну два дня у дочери и ещё один день на обратную дорогу. То есть дней через шесть вы уже отправитесь в путь.

Она определённо подгоняет его.

«Ишь ты… Всё уже посчитала, всю логистику спланировала! Прямо начштаба полка! - бабёнка однозначно стала его раздражать. Давит, зараза, без всякого стеснения. – Думает, раз дала деньги – значит, и командовать будет!».

Но прапорщик держит себя в руках и повторяет, не меняя тона:

- У меня ещё есть дела.

- Ну хорошо, - наконец соглашается Пивоварова. – Но имейте в виду, у нас мало времени. Груз… Ваш груз специфический… Вы должны это понимать.

«А я и понимаю. А ещё, в отличие от вас, дамочка, понимаю, что вот так вот взять и собраться за пару дней в дальний рейд невозможно. У меня даже ещё и товарищи в ватагу не подобраны. А ей надо, и всё… Вынь всё, да положь! Да, как есть, без подготовки, гони в болото, авось как-нибудь пронесёт, да Бог милует».

- Ладно, буду помнить, - нехотя соглашается Аким. Он поднимает руку и разглядывает ключи от машины. Ну а что там смотреть: электронный ключ и механический. На одном кольце. Впрочем, у него ключей нет. Ни от лодки, ни от квадроцикла. Он вспоминает, что от дома где-то были ключи. Но где они, только Насте известно. Прапорщик, кажется, ни разу ими не пользовался даже.

После массажа – он, кстати, действительно буквально перестал чувствовать шею и затылок – Саблин пошёл к дому главного станичного попа отца Алексея. Там и храм рядом, там много разных машин под навесами всегда стоит. Поп был человеком хлебосольным, к нему и из соседних поселений приезжали часто. В общем, машин там, как всегда, было много… Но машина Савченко…

Она тут была такой единственной.

«Енисей–100». Конечно, он видел эту машину. «Розалия… Вот бестолковая, из двух машин Савченко взяла самую большую, – Аким даже постеснялся подойти к огромной и мощной машине, - мотор у неё литра три, наверное!».

Взглянул и прошёл мимо; пройдя по улице, он остановился в тени здания и написал Ряжкину всего одно слово: «Дома?».

А тот ответил двумя:

«Дома. Заходи».

Анфиса сразу поставила мужчинам чашки для чая, а для Акима налила ещё и хороший стакан воды, человек же пришёл с жары, Саблин с удовольствием выпил прохладную воду.

- Может, чего покрепче? – предлагает Василий. - Только ты один, без меня, я на антибиотиках.

Но прапорщик только машет рукой: да не нужно.

- Ну, и как твой клещ?

- Нормально, температурю вот сижу… Где я его словил? Ума не приложу. Я же за улиткой, на «мельницу» ходил… Видно, на рогозе где-то был, а на меня, может, ветром снесло…

- Может, на островах где-то был?

- Ну, выходили на землю покурить, - признаётся Ряжкин.

Саблин разводит руками: ну так вот.

- Видно, там и подцепил, да не заметил, - потом из кармана армейских свободных брюк вытаскивает тряпицу, из неё достаёт пять серебряных слитков. - Ну всё, вроде со всеми рассчитался, – он подталкивает слитки по столу к Ряжкину.

И пока жена не появилась, Василий тут же хватает серебро и прячет его в карман. А хозяйка заходит в гостиную и говорит:

- Аким, а может каши желаешь? Каша хорошо распарилась, со шкварками, с луком.

- Спаси Бог, Анфиса, - он качает головой, - домой уже иду, жена заждалась – ворчать будет, что домой есть не шёл, а кусочничал по знакомым. Я вот чайку попью, – ему нужно поговорить с Ряжкиным, но Анфиса торчит тут, и Ряжкин это видит, понимает и заводит обычный для людей воинского дела разговор:

- Ну как смотр прошёл?

- Да нормально, чего там у нового подразделения смотреть – у нас всё новое. Только БТР у меня из ремонта. А так… - Аким беспечно машет рукой. - Там комполка всё больше третью сотню чихвостил, а мы так – рядом постояли чуток.

И так как Анфиса, не выдержав таких скучных разговоров, тут же покинула гостиную, Саблин, понизив голос, и говорит Ряжкину:

- Вася, а тут у меня опять одно дело намечается… Ты же сейчас свободен будешь… Может, сходишь со мною, мне радист будет нужен, – Аким это говорит Василию, и вдруг видит… вернее, не видит в глазах у того никакого интереса. Даже как будто наоборот, как будто прапорщик казаку что-то скучное предлагает, такое унылое, от которого тот не на собеседника смотрит, а в чашку себе заглядывает. И тут понимает Аким, что Васе всё это не нужно. И тогда он и говорит ему: - И цена будет такая же… Пятьдесят целковых.

Теперь Саблин думает, что Ряжкин спросит хоть, куда идти за такие деньги. Но казак всё ещё у себя в чашке что-то рассматривает. А потом и отвечает:

- Аким, слушай… Надысь Анфиска видала тебя у дома Савченко. Ты с бабою какой-то был, – Саблин хотел ему что-то сказать, но Василий упредил его жестом: - Я Анфисе сказал, чтобы рот про то даже не разевала, она у меня на этот счёт молодец… Ты за это не переживай. Но я-то сразу смекнул, что там дело не в бабе было. Что ты с нею в дом Савченко пошёл не в игры играть. А тут ещё казаки болтали, что ты на лодке Савченко с сыном за рыбою ходил… Понимаешь… вот всё и связалось одно с другим… Сообразил я, что ты новый рейд затеваешь. Лодчонку у Савченко взял, снаряжение там же, видно, приглядел… Думаю я, дело-то будет серьёзное. А ещё и денег опять сулишь.

- Ну и? – интересуется Саблин. Ему уже не нравится, как Вася ведет этот разговор.

- Знаешь, Аким… Как нас переделанные по болоту погнали, как пули начали рогоз вокруг резать, да как попали в лодку, так я Бога и вспомнил. А он мне и говорит…

- Кто? – удивляется прапорщик. – Бог, что ли?

- Бог, Бог, - уверенно отвечает ему Василий. – Так вот он мне и говорит: хрена ты ноешь, сам на большую деньгу позарился? Сам! Знал, что так просто она не даётся? Знал! Так чего теперь ноешь-клянчишь, давай вот сам и вываживай.

- Слышь, Вась… - Саблин смотрит на товарища. - Не пойму я чего-то… Это ты всё к чему?

- Это я всё к тому, Аким, что больше я в такие рейды не ходок, – объявил ему Ряжкин после вздоха.

- А-а… Вот оно как, значит, – понял Саблин.

- Ты послушай, Аким, послушай, - заговорил казак. – Я не из страха не пойду, я-то не шибко пужливый, просто я Бога просил, когда нас переделанные на заставе прижали: Господи, подсоби малость. Ну а он мне говорит: ладно, но в последний раз… Так и сказал. В последний раз, говорит; ещё раз в такое влезешь, ты уж сам выбирайся. Вот… И теперь, - Василий разводит руками, – сам понимаешь, сгинуть в болоте мне никак нельзя. У меня своих детей трое, да ещё два племянника сироты… Ну, ты же знаешь.

- Ну понятно, - невесело говорит прапорщик. – Слушай, Вася, а как же ты теперь в призыв пойдёшь, там иной раз тоже припекает?

- Так то призыв! – сообщает ему Ряжкин. – То другое дело, я же туда не за деньгой иду, не сам, а по призыву и за общество.

***

Пивоваровой всё давай быстрее. А тут раз – и рейд без радиста остался. Хорошие, надёжные люди у Саблина на примете были, конечно. Но то всё или штурмовики, или минёры какие-нибудь. Вот, к примеру, Сашке Каштенкову только предложи в рейд пойти – так он сразу согласится, но он-то пулемётчик. А радист – профессия тонкая. Иди их поищи ещё. Вышел он из дома Ряжкина, прошёл немного, встал в тени и задумался. И не вспомнил ни одного радиста, который и в болотном деле был бы хорош. Не было у него на памяти ни одного такого. Да хоть и такого взять, который бы просто язык умел держать за зубами. Ведь повезём товары-то не простые, странные. А как потом болтать начнут? А потом их болтовня и до разведки дойдёт. И приедет тот противный есаул из четвертой дивизии и скажет: а вы нам, прапорщик, говорили, что про ящики ничего не знаете. Нехорошо, прапорщик, нехорошо… Нет, конечно, ему был нужен надёжный человек. Был у него один человечек, но уж слишком тот был молод.

А ещё его начал донимать голод, и Саблин пошёл домой, на ходу доставая коммутатор и набирая в нём слово «Калмыков». Набрал и отправил ему: «Ты в станице?».

Но ответа на запрос не пришло. Саблин добрался до дома. Разделся. Жена уже ставит ему на стол обед, а сама интересуется:

- Ну что, поглядел вас полковник?

Но Аким ей на вопрос не отвечает и прежде, чем приняться за еду, говорит супруге:

- Настасья, к Антонине завтра утром едем. Ты уже собирай всё, что хотела взять. Сало, тушёнку… Что там ещё надумала…

- Завтра?! – ахнула жена. У неё вечно так: всё готовится, готовится, а как до дела доходит, так то для неё вдруг новость. – А чего же ты сразу не сказал, что завтра едем?

- Да как же не сказал, когда сказал тебе, что едем к дочери сразу после смотра, – он глядит на жену и говорит ей, как будто напоминает: – Смотр нынче утром был. Собирайся.

- А сколько всего можно взять?

Саблин, уже набрав каши в ложку, и говорит ей:

- Собирай сколько хочешь.

- На лодке, что ли, пойдём? – жена уже недовольна. Не любят женщины болота. Оно и понятно. На жаре в КХЗ часами сидеть.

- Говорю же, бери всё, что захочешь взять, - отвечает ей Аким. Про машину Савченко он ей пока говорить не хочет. Утром увидит.

Глава 27

А вечером, когда он помогал жене собирать гостинцы для дочери, ему написал Калмыков: «Я на мостушках».

«Сейчас буду», – откликнулся Саблин и поехал к товарищу. Посмотрел улов Дениса, лодку его тоже глянул. Лодка так себе, моторчик хлипенький, а вот рыбы Денис натаскал знатно, одной стекляшки в лодке пуд был, особенно хорошо взял Денис улитки. Либо далеко ходил, на такой-то лодке, либо знал места. И в том, и в другом случае это делало рыбарю честь. Всё-таки неплохой был рыбак, казак Калмыков. И прапорщик, перебирая крупную улитку, которая так велика и жирна, как раз перед моментом начала деления, выдал ему похвалу, которую заслужить было непросто:

- А неплохо взял.

- Ага, - соглашался Калмыков. И тут же: – Слушай, Аким… Я рыбу-то с улиткой завезу, и по случаю доброго улова… может, в чайную? – предложил он Саблину.

- Не-е… Поздно уже… Мне в дорогу завтра. Дочь хочу навестить.

- А, ну понятно…

- Слушай, Денис… - начал Саблин. – Тут, понимаешь, ещё одно дельце наклёвывается. Мне бы сменщика на руль. Ищу вот…

- Рейд, что ли? – догадывается Калмыков.

- Так точно. Зарплата, как в прошлый раз… такая же будет, – Саблин лезет в карман пыльника и достаёт сигареты, предлагает и товарищу.

- Пятьдесят? – уточняет Калмыков и берёт сигаретку.

- Пятьдесят. И в этот раз без переделанных обойдёмся, – казаки закуривают.

- Так я завсегда, - сообщает Денис, чем, конечно, радует Саблина. Он, признаться, волновался – а вдруг Калмыков, как и Вася Ряжкин, испугается или не захочет второй раз с ним идти.

- Значит, пойдёшь?

- Ну а где я ещё такую деньгу добуду? Это я сейчас рыбы на два целковых наловил, так и то половина – это улитка, а улитка кончится, разве так нарыбачишь? – объясняет Калмыков. – А куда пойдём-то, Аким? Туда же? На Камень?

- Угу, - отвечает Саблин. Конечно, он потом Денису всё скажет, просто, уже зная казака, прапорщик думает, что тот уже сегодня сядет в чайной и будет болтать всякое. И про намечающийся рейд обязательно дружкам сообщит. И поэтому продолжает врать товарищу: – Надо кое-что там забрать.

- А ещё кто пойдёт? – интересуется Денис. – Вася?

- Нет, - говорит Саблин. – Вася отказался.

- Вася отказался? – удивляется Калмыков. – А чего?

- А-а…- Аким машет сигаретой. – Чего-то он там с Богом не договорился.

- С Богом? У-у-у… - Денис, видно, сразу понимает, о чём говорит прапорщик. - Это у него есть. А кого тогда на рацию возьмём?

- Вот и я думаю, не знаю пока; может, есть у тебя кто на примете?

- Ну, не знаю, - отвечает Калмыков. - Поговорю с взводным нашим радистом, может, ты его знаешь – Иван Кипчаков…

- Нет, не припоминаю, – отвечает Аким.

- Он радист вроде неплохой, - сообщает Калмыков. И добавляет, подумав: – Да, Иван знающий человек.

- А как рыбак? Как он в болоте, как с лодками, как с моторами – понимает в них? – интересуется прапорщик.

- Аким, а вот этого я не знаю, тут, на пристанях, вижу его редко, – признается прапорщику казак.

«Вот то-то и оно… Радист может быть хороший, а болота не знает. Посадишь на руль его, а он кочку проглядит, выдру не заметит, в поворот не уложится, да что угодно с неопытным человеком случиться может… Угробит лодку об камни вдали от людей… кукуй потом с ним в болоте. А может, и радист неплохой, и рыбак толковый, а человек так себе… Бывает и такое. Случись что, так кричать начнёт или приказов не слушать, считаться-рядится надумает в бою». В общем, подобрать человека в предприятие не просто. Саблин тушит окурок и вздыхает:

- Ну поговори, только лишнего не болтай; скажи, что идём на пару недель, скажи, что заплатят ему пятьдесят рублей, больше ничего не говори. А я вернусь через три дня, так сам с ним переговорю.

На том казаки и порешили.

***

А Настя к поездке подготовилась серьёзно. Аким, вставший в два часа утра, удивился, увидав, что кухня едва не наполовину заставлена мешками, банками и коробками. Он стал любопытствовать, чего это она там насобирала, стал заглядывать в мешки и коробки:

«Рогата жаба, она даже корм для кур берёт!».

В двух мешках были гранулы из смеси костяной муки, муки кукурузной и сушёной болотной амёбы. Тут же были и мешки с кукурузной мукой, и коробка яичного порошка, и сахар, и свежая тушёнка, несколько кругов кровяных и ливерных колбас, тюки с какими-то тряпками: простыни старые, что ли… Полотенца.

- А чего ты там лазишь-то? – жена уже тоже встала, теперь стоит в дверях и смотрит, как муж заглядывает в тюки и коробки.

- Ты что… всё это везти хочешь? – только и может произнести Саблин.

- Так ты сам сказал: бери что хочешь, – отвечает супруга.

«Сказал, сказал…Ну, машина у Савченко большая, должно всё влезть. А нет, так выложу что-нибудь».

Жена быстро соорудила ему завтрак, и Саблин, поев и сказав Олегу, чтобы снёс собранные гостинцы к воротам, сам пошёл за машиной.

Это правильно, что он не стал забирать машину вчера, теперь на улице ещё никого не было. Так что Аким спокойно открыл дверь и уселся на удивительно удобное водительское кресло. Посидел, привыкая и оглядывая салон, потом всё-таки завёл мотор.

Труннн… Звук низкий, мотор воркует где-то на грани слышимости.

Машина вздрогнула и тут же затихла, теперь двигатель вовсе не слышно, если бы не тахометр и подсветка приборного щитка, вообще можно бы подумать, что он заглох.

Аким усмехается. Он представляет глаза жены. Вот у неё вопросов-то будет. Первым делом, по своему обыкновению, его женщина начнёт пугаться и волноваться…

«Откуда это у тебя? А кто дал? А за что? А стоит сколько?».

Он так и ехал к дому, усмехаясь всякий раз, как только представлял себе лицо жены, увидавшей этот роскошный автомобиль.

Ну и что же? Ошибся он? Нет, конечно. Настя, услыхав, что он подъехал к дому, вышла вместе с Олегом, уже закутанная в КХЗ, и если сын с радостью тут же полез в машину, то жена остолбенела на несколько секунд, но её неспокойный характер не дал ей стоять без слов долго:

- Господи-и… Аким, ты где это взял?

Тут уже Саблин, на что уж человек был не смешливый, но не выдержал и засмеялся.

- Не боись… - отвечает он ей, посмеиваясь, - не украл.

- Аким! – почти кричит жена, и в этом слове вся гамма переживаний неспокойной женщины.

- Ну, ты же не хотела на лодке тащиться. Вот попросил лично для тебя. Дали на один раз.

Жена смотрит на него и не знает, верить или нет. Но тревога ещё её не отпустила.

- Батя! – из кабины выглядывает Олег. – А можно мне повести?

- Можно. Только сначала вещи в багажник перетащи, – отвечает Саблин и обращается к жене: – Париться тебе не придётся. КХЗ можешь снять, тут изоляция хорошая, а кондиционеры лучшие. Будешь до самого хутора ехать как генеральша.

А тут уже и Юра вышел, тоже удивляется машине, и Наталка выскочила.

- Ой, не знаю, - причитает Настасья. Она всё ещё ждёт какого-то подвоха от таких вот богатств.

Старший сын уже выгнал Олега с водительского кресла.

- Отец, - он говорит с уважением. Он поглаживает руль. Трогает кнопки. – Ну, ты вообще… Это тебе за что дали? Это навсегда? – у него горят глаза. Давно Саблин не видал у своего старшего горящих глаз. Конечно, всё это приятно и слышать, и видеть отцу, но и тут разум не покидает его, и он, подсаживая дочку в салон, говорит сыновьям:

- Дали прокатиться на один раз. Взял, потому что мать не любит лодок, иначе по болоту пошёл бы, так что вы особо не привыкайте. Давайте уже, носите вещи, а то будете её щупать, пока не рассветёт.

А ещё он хотел побыстрее уехать с улицы, пока соседи не вышли и не стали расспрашивать про диковинную для их улицы машину.

В общем, сыновья стали носить в машину приготовленные родителями для сестры гостинцы, а Настя усадила Наталку на заднее сиденье.

- Видишь, какую машину тебе папа нашёл? А то бы ехали в лодке.

- А я хочу в лодке, - отвечала дочь.

- Не дури! Нравится тебе весь день в КХЗ сидеть на жаре? Всё, сиди, кондиционер себе настрой сама, – мать закрыла дверь.

А сыновья уже перенесли все многочисленные мешки и коробки, уложили их в огромный багажник.

- Так, ты за домом следи, - давала наставления Настя. – Еду я тебе оставила… Там хлеб ещё тёплый, курица… Электричество без дела не транжирь.

- Да понятно, спасибо, ма... Приедете, аккумуляторы будет под завязку, - обещает Юра.

- Про насосы, про давление не забывай, не отключай, пусть и ночью качают; сегодня не нужно, а завтра-то сходи на участки, погляди кукурузу, тыквы… - напоминает Саблин, укладывая рядом с водительским креслом свой боевой дробовик с патронташем.

- Схожу, бать, - обещает сын.

Они прощаются, Аким садится в машину. Настя как узнала, что на машине поедут, так побежала переодеваться, теперь сидит рядом с ним. Она хорошо выглядит в новом ярком комбинезоне, голова в красивом платке, новые серёжки в ушах привлекают глаз, сапоги красные по ноге до самого колена, перчатки в тон сапогам и платку, ещё и кобура с пистолетом на боку… Прапорщик жену такой нарядной уже много лет не видал. Конечно, в машине Савченко ей больше нравится, чем в лодке. Приоделась в поездку. Ну, оно и понятно, там родственники будут встречать. Олег и Наталья сзади. Тоже довольны, занялись кондиционерном и музыкой.

Юра помахал им рукой, и Аким поспешил покинуть улицу, пока соседи из домов не вышли.

***

А на Енисейском тракте хоть днём, хоть ночью пыль столбом. Машины бесконечным потоком идут и на восток, и на запад вдоль болота. Ночью их здесь даже больше, чем днём. С одиннадцати дня и до четырёх вечера температура уходит далеко за пятьдесят. Не всякие моторы с такой жарой справляются. И не у всех водителей в кабинах такие кондиционеры, как у Саблина. Вот и идут непрерывно фары за фарами по ночной прохладе. Свет их выхватывает из темноты жёлто-серые клубы. Саблин выруливает из Болотной на большую дорогу, сворачивает на восток и встраивается в непрерывный поток машин, получая свою порцию пыли. Но он только иногда включает дворники, чтобы смахнуть пыль с лобового стекла. В машине ею даже не пахнет. Тут отличные уплотнители, ни грязь, ни жара в салон не попадают.

«Ну что тут скажешь… Красота, а не машина. Конечно, в лодке было бы Насте с Наталкой тяжело».

- Бать, - говорит Олег, выглядывая с заднего дивана. – А когда ты дашь мне порулить?

- Как рассветёт, - отвечает Саблин. И улыбается. Ему и самому нравится управлять этой огромной, но такой послушной и лёгкой машиной.

- Ой, Олег, обожди, погоди, сынок, - язвит с соседнего сиденья Настасья, - дай папке порулить, он ещё и сам не наигрался.

- А сама-то чего цветёшь? – косится на жену Аким и усмехается. - Пустили её в дорогую машину… Ты погляди на неё, ещё и разоделась, как на бал в офицерскую столовую. Намылилась… Едет она… родственникам пыль в глаза пускать.

Но говорит он это без намёка на злобу, он косится на жену:

«Она ещё ничего такая… Красивая. А ведь бабкой скоро уже будет».

- Да, в кои веки раз оделась по-человечески! В гости же еду, – чуть с обидой говорит Настасья. – А то хорошую одежду покупаю, так и лежит ненадёванная. Вот сапоги… Гляди, - она поднимает ногу, - сколько лет лежат, а я их третий раз только надеваю. Иной раз думаю: купила их – так и не сношу, похороните меня в них.

- Ну как скажешь… В них так в них, - обещает ей Аким.

- А тебе меня лишь бы похоронить, - притворно злится жена. А Саблин лишь посмеивается и ничего ей на то не отвечает.

Дети смеются на заднем сиденье, слушая эту перепалку родителей. Так и ехали они навстречу встающему солнцу, пока совсем не рассвело, и тогда отец остановил машину на обочине.

- Олег, ну что, поведёшь?

- Да, бать, - сразу отозвался сын.

Саблин помог сыну настроить кресло и сам уселся на место жены, которая ушла к дочери.

- Передачи знаешь?

- Помню, бать.

- Сцепление резко не бросай, сильно на газ не дави, мотор очень мощный, аккуратно с ним. Сначала езжай прямо по обочине и, главное, не спеши.

- Понял, бать, – говорит Олег, сидя на водительском кресле.

Глава 28

Ехали и вправду не спеша; даже когда через час Саблин сменил сына, всё равно гнать и обгонять большие грузовики в пыли не стал, поэтому свернули на север к Антонову хутору только к одиннадцати дня. Тут уже, хоть и дорога была похуже, но поехали побыстрее. Встречных машин почти не было, да и попутных тоже, никого обгонять было не нужно. Пыли было меньше, чем на большаке.

И вскоре барханы из жёлтых превратились в бурые – верный признак принесённой ветром красной пыльцы, признак близости болота. А затем появились сначала засаженные тыквой участки, а потом и дома поселения. Станица Болотная была небольшой и не очень богатой, а хутор… Вот, к примеру, если в Болотной был свой полк с шестью сотнями бойцов, то в Антоновом хуторе набиралась всего одна сотня для семнадцатого полка. Иной раз её использовали как отдельную или сводную сотню за номером сорок шесть. Насчитывалось на хуторе около ста пятидесяти бойцов, в общем, поселение было небольшим. И находилось оно на мысе, чуть уходящем в болото. С одной стороны, место нехорошее, но с другой стороны, земли под посадку было вдоволь, народу-то немного, а ещё улов в полцентнера весом был здесь делом обычным, Саблин про то неоднократно слыхал, да хоть от собственного зятя Андрея, и то было понятно, рыбаков-то здесь намного меньше, чем в других станицах. Чтобы наловить рыбы как следует, не нужно тащиться по болоту несколько часов.

Андрей встретил их во дворе… Понятно, таращил глаза, увидав машину, на которой приехали тесть с тёщей. Потом они с Олегом стали носить привезённые гостинцы в дом. Аким выгружал мешки и коробки, Андрей с Олегом носили. Настя с Натальей пошли в дом сразу.

«Домишко-то плюгавенький».

Забор, двор, курятник, сам дом… всё было бедным. Крыша из старых солнечных панелей… такое старьё уже и половины должной энергии не даёт. Когда гостинцы были перенесены в дом, Аким захлопнул дверь машины и пошёл с зятем к дому.

- Живёте вы, как я погляжу, хорошо, – с сарказмом заметил он, оглядывая двор.

- Так точно, товарищ прапорщик, живём хорошо, не бедствуем. – бодро отвечает Андрей. Он немного бравирует боевым лексиконом. И Саблин сразу понимает.

- Ты, что ли, в общество записался? – он останавливается у порога, не хочет, чтобы этот разговор слышали женщины. Об этом казаки меж собой без баб говорят. А то начнутся охи-вздохи.

- Так точно. Записался. На кошт поставлен. Теперь мне землю отрезают. Хорошую, недалеко от воды. На меня и электричество уже посчитали. В общем, без кукурузы не останемся.

Саблин кивает: это хорошо. И спрашивает:

- Обмеры на броню уже сделал?

- Сделал, да мне отказали, - отвечает Андрей.

- Мал ещё? – догадывается прапорщик.

- Так точно, медики сказали, что ещё вырасту. И что в этом году в призыв уже не попаду. Сказали после весенней воды приходить.

И вправду, зять Саблина даже в мешковатом пыльнике кажется худым, невысоким. Чего там Антонина в нём сыскала? Непонятно.

Тут дверь отворяется, и Настя говорит им:

- Ну, где вы есть-то? Аким… Дочь заждалась, отца столько не видела, а они там за дверью встали и стоят…

Антонина… Вот глупая, не дает отцу и пыльника снять, виснет на нём, да ещё и вся в слезах. Саблин, немного ошеломлённый, глядит на жену: что это с дочерью? А та за спиной дочери машет рукой: ничего, успокойся… Пусть поплачет…

И говорит ему:

- Видишь, дочь соскучилась.

И вправду соскучилась. Антонина всегда больше всех ему писала на фронт, даже больше жены. И больше всех ждала его. Ну, сейчас младшая, Наталья, конечно, нуждалась в нём… На руки к отцу лезла всё время. Сыновья – ну, они без него жили как-то, и если Олег ещё искал общения с ним, уж очень он к рыбалке пристрастился с тех пор, как подрос, то старший… Юрка всегда был сам по себе. Книжки про старину всё больше, музыка какая-то древняя; ни рыбалка, ни служба ему были не интересны. Мелкий был, так за матерью хвостом ходил, а подрос, так в госпиталь свой и переселился, домой только спать приходил. Ужинал и то не всякий день. Квартирант.

А вот Антонина…

- Ну чего ты, дочка? – спрашивает Саблин, погладив дочь по голове.

- Соскучилась, пап… - она отрывается от него, вытирает глаза. И тут Аким видит её… Уже другой человек перед ним. И лицом, и фигурой иная стала, а прошло всего ничего с последнего раза, как он видел её. Замужняя женщина. И не важно, что ей ещё… Саблин не может точно вспомнить, сколько дочери лет… кажется, нет ещё и семнадцати. А уже взрослая. Хозяйка дома.

Пока жена мылась да Наталье давала лекарства, Аким пошёл с зятем поглядеть его хозблок. Ну, что тут сказать… У Саблина всё было по-другому. Провода нигде не свисали. Стойка аккумуляторов от стены стоит на положенном расстоянии, чтобы они не грелись. Блоки управления насосами и всей электрикой в доме собраны на одну панель. Всё заземлено, всё работает через предохранители. А тут провода висят, неподписанные. Что? Куда? Откуда? Поди ещё разберись.

«Кто так делает? Сам Андрюха, конечно… Ну, он-то ещё молодой… Хотя мой Олег ещё моложе, а так не сделает… А отец Андрюхин, что, не видел этого? Два его брата старших сюда не заходили, что ли? Чёрт ногу сломит! Ну ладно, ты сам понимаешь, что к чему, а вдруг Антонине нужно будет с чем-то разобраться?».

Тесть, после осмотра техпомещения, без особого настроения вместе с тёщей усаживаются за стол, Наталка тут же, Андрей как глава дома, а Олег с Антониной носят с кухни еду, дочка подготовилась к приезду родителей, одних улиток на столе вскоре было три вида. Улитки трудно испортить, но и всё остальное: и каша, и хлеб, и печёная тыква – всё Акиму понравилась. А водка была магазинной. А Антонина всё вокруг отца крутилась. Сядет, посидит, поглядит на него и тут же вскакивает, чтобы отцу ещё что-то положить в тарелку.

- Тоня…- осаживает её Саблин. - сядь уже, поешь сама.

После, пока мать и дочери убирали посуду в мойку, Олег и Андрей стали собираться.

- Куда это вы намылились? – сразу заинтересовалась Настасья.

- До лодки дойдём, - говорит Олег.

- Покажу рыбные места шурину, – добавляет Андрей.

Тут и Саблин поднимается.

- Ты, что, с ними, что ли? Опять в болото? – жена, кажется, собралась немного понегодовать. – Ты же к дочери приехал! Посиди с нею хоть чуть.

- Посижу, посижу… Лодку взгляну, покурю, да вернусь, - обещает Саблин. – В болото не пойду.

И тут снова он Андреем недоволен. Во-первых, Аким ещё с берега это рассмотрел, лодка брезентом не покрыта. Конечно, вся засыпана пыльцой. Её продуть нужно, помыть-почистить… И, естественно, в лодке черная от той же пыльцы вода.

«Ну как же так можно!».

Снасти зятя он не увидел, они были в ящике, а мотор оценил. Андрей и Олег сели в лодку, и Андрей дёргает стартёр… И мотор не заводится. Дёргает второй раз – и опять нет. Дёргает третий раз, прилагая силу, и лишь теперь двигатель схватывается.

«Даже не может выставить зажигание нормально, стартёр едва не отрывает!».

Он хотел, конечно, поглядеть мотор, купить новые свечи зятю, но лодка стала отходить от берега. Андрей с Олегом поехали поглядеть рыбные места. А прапорщик вернулся в дом, немного огорченный тем, что видел. Ну а там жена с дочерьми, старшей и младшей. Они были ему рады. Особенно Антонина, она так и льнула к отцу.

Потом, когда Андрей с Олегом вернулись из болота с уловом, Саблин ещё раз удивился тому, сколько рыбы они привезли всего за три часа. После семейство поужинало и легло спать. Акиму и Насте выделили кровать, все остальные, кроме Наталки, спавшей на стульях, спали на полу. И Саблин, оставшись с женой, и говорит ей тихо:

- Не богато они живут.

- А мы, что, когда поженились, в богатствах купались? – парирует супруга. – Ты вспомни, как дом ты строил. Хорошо, что тогда с Савченко ходил за добычей.

Да, жена была права, но всё равно, Аким продолжает:

- Антонина чего-то плачет всё время.

- Замужем она, дом на ней, огород, всё на ней, - сразу пояснила жена. – Так и сказала мне: дома я была счастлива. А тут, говорит, иной раз не знаю, за что хвататься. Ничего, приспособится…

- А тут, с Андреем, что, несчастна?

- Так он в болоте или в поле. Тоня говорит, насосы у них плохие, еле воду толкают, Андрей чинит их всё время. Фильтры плохие, он их чистит каждый день… А она одна. У него и лодки-то своей нет, арендованная она у него. Каждый раз рыбы поймает, так часть хозяину отдай.

«Может и так, может и так… Но даже арендованную нужно содержать в порядке».

- Всё равно, грустная она какая-то.

- Ой, уже размяк папаша: дочка плачет, – успокаивает Настя. – Ничего, я тоже рыдала в голос поначалу, как за тебя, бирюка, вышла.

- Ты? - удивляется Саблин. Вот уж чего он от своей Настасьи никак не ожидал, так это пустых слёз.

- Ой, выла, - она тихо смеётся. – Беременная, а ты в призыв уходишь, ещё не ушёл, а уже рыдаю… Но тайком, чтобы ты не ведал, как мать учила, - и тут же она успокаивает мужа: – Ничего, сейчас родит через семь месяцев, так не до грусти ей будет. Уж дела найдутся. А потом, может, и второго сразу… В общем, папаша, ты из-за слёз женских не грусти, они женщинам надобны.

А он думает: «Надо было сюда дня на три-четыре приехать, электрику в доме успел бы сделать по уму. Насосы поглядеть, лодкой Андреевой заняться. Ладно, из рейда вернусь, так, может, приеду к ним ещё раз».

***

На следующий день Андрей и Олег опять сходили в болото на несколько часов, а как вернулись, так все пошли к родителям Андрея, к семейству Моисеевых. Они ждали родственников из Болотной, готовились к их приезду. Настя, молодец, не поленилась его китель взять. Что бы там Аким ни говорил, как бы ни скромничал, но в глубине души звездой на погоне он гордился больше всего остального, хоть и никогда того не показывал. И свой идеально сидевший на нём китель с офицерским погонами он надевать любил. В кителе прапорщик и поехал в гости. Но на всех, на всю улицу произвёл впечатление не его китель, а машина Савченко. И братья Андрея, и даже его отец с дядей пришли поглазеть на роскошную машину.

- Хорошо там, в Болотной, прапорщики поживают, - покуривая и обходя машину кругом, говорили казаки.

И тут Настя им всё пояснила:

- Да то не наша, то машина дружка Акима, покойничка. Аким с ним на промысел ходил раньше. А теперь вот взял её, чтобы нас по болоту не везти.

Потом пошли сели за стол. Михаил, отец Андрея, да и все остальные мужчины в семье оказались людьми приличными, добрыми казаками. А хозяйка дома – рукодельной и гостеприимной. Выпив, мужчины сразу нашли общие темы для разговоров. Служба, рыбалка, охота и техника. Саблин слушал Моисеевых, оглядывал дом, и в общем люди эти ему нравились… Вот только в доме он всё сделал бы по-другому. И электрику всю переделал бы, да и кондиционеры иначе расставил бы.

Пробыли Саблины у Моисеевых дотемна, ели, пили, говорили, и попрощались уже тепло, по-родственному.

Утром, едва стало светать, Аким, снова оглядевший дом и двор Антонины и Андрея, решил, что хочет побыстрее сюда вернуться и сделать тут всё, как он считал правильным. И поэтому сказал жене:

- Поехали домой.

- Сегодня? – удивилась та. – Ты же хотел тут пару дней у дочери погостить. Отдохнуть от смотров своих.

- Дела поделаю, и снова сюда приедем. Нужно им тут помочь.

- А какие это у тебя ещё дела? – сразу насторожилась Настасья. И с надеждой уточнила: – В полку?

- Нет, - ответил ей Аким и решил не тянуть. – Я в рейд уйду, вернусь с деньгами, всё тут у них устрою.

- В рейд? – ахнула жена. – Опять?

- Надо, – сухо ответил жене Саблин.

- Мало тебе прошлого было? – жена начинала злиться. - Все битые-перебитые пришли. Думал, раз ты мне ничего не рассказал, так я и не узнаю… О вашем рейде вся станица неделю говорила; как заходила в лавку, так бабы замолкали, жалели нас с Марьей и Анфисой, словно мы вдовые… А ты опять в рейд…

- Тут всё хорошо будет, - успокаивает её Саблин. – Тут только… ну, там одно дело сделать. А в тот раз… Случайно получилось, встретились в болоте с переделанными. Сейчас не так будет…

- Ты и в прошлый раз говорил, что дело лёгкое… - продолжает жена, и, зная, что она не успокоится ещё долго, Саблин произносит спокойно и холодно, как он умеет:

- Дело решённое. Всё… Собирайся… В машине мне остальное расскажешь.

И собрались, а Антонина вышла прощаться снова в слезах, повисла на отце, так не хотелось ей отпускать его, а у казачек то плохой знак. Нельзя оплакивать мужчину, уходящего на войну или на другое опасное дело. И мать резко осадила дочь, хотя та, конечно, не знала, что отец уходит в рейд:

- Прекрати выть, чего повисла на отце? Не прощайся, он скоро снова к вам приедет. Ну… Хватит. Сама поплачешь, тебе полегчает, а ему только сердце надрываешь. Угомонись уже.

Но Саблин дочь не отпустил, обнимая за плечи, подержал ещё в объятиях.