Глориаль

8. Оживленные

Вивьен наблюдала, как порхают над клавиатурой руки «Джама» Джамбудвипы: они с Айян Али заступили на дежурство по мостику. Джам был заразительно подвижен, не уставал сыпать шуточками, энергично гримасничать и кидать многозначительные взгляды окрест. Смех заводил команду еще сильнее.

Отлично. Раз Джам оттаял и в форме, то сможет присоединиться к первой экспедиции в Паутину. Минимально необходимая группа набралась.

– Это не высадка на планету, – сказала Вивьен, обращаясь к Бет, – но, впрочем, и Чаша не была планетой.

Та скривила губы.

– Нет. Поэтому, надо думать, мне остались должны.

– Эй, у Чаши площадь поверхности больше, чем у жалких планетенок, на… сколько, три порядка величины?

– Не то же самое. В Чаше настоящей погоды нет…

– Послушаем, что Редвинг скажет.

Бет усмехнулась.

– Я обо всём уже договорилась. Я отправляюсь с первой группой.

Вивьен моргнула. Ну да, если ты спишь с кэпом, этого еще недостаточно, чтобы бортовую политику определять.

– Значит, в твое отсутствие Айян Али за пилота останется?

– Думаю, ей особо негде будет развернуться. – Бет Марбл показала на боковой экран, где теперь была четко обрисована дуга поверхности Глории. – Нам нужно пристыковаться вон к тому бугру Паутины. Как сохранить неподвижность, понятия не имею.

– А Редвинг? Может, в тех таинствненных глорианских сообщениях содержалось какое-нибудь указание?

Клифф Каммаш вошел на мостик, услышал последнюю фразу и фыркнул.

– Капитаны – это такие люди, которые не доросли до понимания своей божественности.

Они хмыкнули, покивали, потом Бет сказала:

– Клифф отправляется со мной. У нас опыт экспедиции в Чашу есть.

Вивьен согласилась, понимая, что годы, проведенные в Чаше, отделили элиту от новоразмороженных, а она не на той стороне этого раздела, чтобы спорить.

– Кто еще? Вы этого паука на полном серьезе решили забрать? В смысле он же еще растет.

– Такие пауки в Чаше живут, но с его генами поработали. Его зовут Анорак. Тут спорить нет смысла. Птицы бы нам не позволили из Чаши улететь, не договорись мы с ними об этом. Другие жители Чаши нам тоже понадобятся. Но, Вивьен, не получится толком собрать экспедиционную группу, пока четкого плана не разработаем.

На этом разговор окончился.

Редвинг наблюдал, как увеличивается система Глории на экраностене. Вальс двух миров был ритмичен и изящен: они обращались вокруг центра масс и, в свою очередь, летели по орбите вокруг звезды.

Астроартилект комментировал успокаивающим дружелюбным голосом с предпочитаемым Редвингом среднеатлантическим акцентом.

– Ранее считалось, что при столкновениях крупных небесных тел такого рода единственными результатами могут стать аккреция или выброс – то есть два тела либо разделятся, либо сольются воедино; не исключалось, что останется диск обломков. Сравнительно недавно на Земле выяснили, что допустима и еще одна альтернатива – образование двойной планеты. Объекты остаются практически невредимы, но обращаются после этого по связанным орбитам.

Редвинг собирался было перебить, но ИИ продолжил:

– В некотором смысле родной мир человечества именно таков. Луна стабилизирует вращение Земли и регулирует биологические циклы. Две планеты примерно одинаковой массы станут выполнять друг для друга аналогичную функцию. Впрочем, их идеальное расположение на общей эксельсианской орбите подталкивает к построению новой гипотезы.

– Ты хочешь сказать, что система искусственного происхождения, – проговорил Редвинг, когда артилект сделал многозначительную паузу.

– Действительно. Итак, мы снова, как и в Чаше, имеем дело с крупным искусственным проектом.

Редвинг поразмыслил.

– В нашей культуре многое определяет наша собственная маленькая Луна. Мифы, религиозные концепции, предания, в конечном счете – наука. Всё это было связано с мрачным соседним миром. Насколько обширнее соответствующий культурный слой у глорианцев? Они ведь в небе должны видеть океаны, континенты и леса. Каждую ночь, невооруженным глазом.

Довольно. Пролет заканчивался, дальше придется иметь дело со множеством проблем: модуль логистики, капсулы-инкубаторы, оживление новых спящих, биотех-палубы, управление маневрами парковки. Для всего этого требуются запчасти и техподдержка, но старых добрых атомов в обрез.

Магнитные поля «Искательницы солнц» имели форму исполинской пасти диаметром более сотни километров. За последние годы, проведенные в неустанном торможении, они исполняли функцию зонтика или парашюта, противостоящего буре. Корабль сбрасывал энергию, летя в пять тысяч раз стремительнее первых путешественников, возвращавшихся с Луны на Землю. Космонавты древности могли рассчитывать на содействие атмосферы, торможение о которую переводило момент импульса в тепло. «Искательница солнц» полагалась только на кисейно-тонкую плазму. Но кисея эта раскинулась на световые годы. В межзвездном пространстве таранник заглатывал ежедневно добрую тонну водорода, ионизировал, разогревал, изрыгал с противоположного конца. Более тяжелые ионы поступали внутрь, использовались в принтерах и для построения бортовой биосферы. Однако, если принтерам требовался, скажем, индий, могли возникнуть проблемы: этот элемент редок. Как, в общем, и почти все тяжелее азота.

«Искательница солнц» семьдесят лет от Чаши до Глории пролетела отнюдь не герметичной. Она собирала урожай. За века до того высокоэнергетическая промышленность разработала технологии сбора желаемых ионов в термоядерных реакторах. «Искательница» скопировала этот подход и масштабировала его на колоссальные расстояния: серебристая, изящная, словно рыба длиною более четырех сотен метров, она просеивала плазму и нейтральную материю, сортировала и запасала определенные молекулы в приемниках корабельных принтеров. А опасный мусор отбрасывала в межзвездные бездны. Всем этим занимались артилекты, чья эволюция тщательно направлялась в сторону аналогии такого занятия с человеческой рыбалкой. Своего рода спортом.

Артилектам нравились плотные потоки солнечного ветра, которые теперь пропахивали корабль: жирные, вкусные ионы так и сыпались в разверстые пасти ловушек. К счастью, «Искательница солнц» начала спуск к орбитальной плоскости в момент сильной солнечной бури: концентрированная плазма одновременно обогащала бортовые накопители и помогала торможению.

Всё же запасы «Искательницы» подходили к концу. Придется постучаться к глорианцам и униженно выставить перед собой шляпу для сбора милостыни.

Эшли Траст был худощав и мускулист, несмотря на долгое пребывание в анабиозе. Непримечательное, пусть и симпатичное, V-образное лицо, внимательные глаза, которые оживились при виде танца двух миров на стене. Вся команда старалась визуально расширить тесные каюты панорамами, но вокруг Эшли транслировались новые данные в реальном времени.

Редвинг приветствовал его формальным тоном, предложив хрустящих жареных кузнечиков и пресную фруктовую смесь. Он решил придерживаться манеры поведения своих коллег, капитанов кораблей раннего периода: жесткая выправка, пронзительный взгляд. Тем приходилось десятки лет управлять звездолетами на окраинах Солнечной системы, и жесткость приносила плоды. С Земли сообщали, что около трети запущенных к настоящему моменту – то есть за два с лишним века – кораблей ни разу не доложили о себе и считаются потерянными. Нескольким экспедициям удалось обнаружить миры земного типа и приступить к медленной адаптации под их условия, порою весьма странные. И никому, кроме «Искательницы солнц», не повезло установить контакт с разумным видом.

Эшли задал ожидаемые вопросы вежливым и чуть скучающим тоном. Следуя традиции, он остался стоять и серьезно кивнул в ответ на приказ Редвинга изучить вводный курс для свежевозрожденных, который капитан подготовил совместно с артилектами. Затем настало время перейти к более сложной теме.

– Я получил обновления с Земли, и там говорится о вас.

Эшли улыбнулся.

– Мне прислали весточку от родственников, если вы об этом. Хотя сейчас средняя продолжительность жизни за полтораста лет перевалила, я всё равно отделен поколениями от…

– Я не об этом.

– Ага. – По равнодушному лицу, лишенному морщин, пробежала тень тревоги и быстро исчезла.

– Ваша подноготная наконец вскрылась – спустя десятки лет после нашего отлета.

– Ага.

– Похоже, вы занимались промышленным шпионажем, проникли в какие-то государственные тайны, применили свои знания и средства, чтобы заполучить место на этом корабле. Должен признать, вы многое отдали, чтобы рискнуть жизнью.

– Приключение что надо, сэр.

– Я разморозил вас так рано, поскольку мне стали известны эти факты. Вы получите шанс искупить свои проступки.

– Благодарю.

Эшли был достаточно умен, чтобы немедленно отказаться от попыток вымолить прощение. Значит, он это продумал.

– Вы ожидали, что правду предадут огласке.

Кивок.

– Так или иначе, история оставляет за собой последнее слово. Я прикинул, что у меня от года до трех, прежде чем финразведка прижучит. Мне бы впаяли пожизненное, а может, и несколько – для верности. Я не мог бы сбежать на внешние планеты – меня бы и там достали. А эта экспедиция обеспечивала надежное убежище.

– Вы подкупили нескольких, чтобы обзавестись фальшивыми документами о квалификации.

Эшли извинительно улыбнулся, склонил голову, пожал плечами с подчеркнутой невинностью.

– Это мне дорого обошлось.

– В целое состояние?

Новая улыбка сожаления.

– Почти всё. Межзвездные путешествия – это как смерть и налоги – всего с собой не заберешь. «При старте корабля все долги оплачены». Хайнлайн.

Редвинг смутно припоминал, как проводил собеседование с Эшли – одним из сотни отправлявшихся в анабиоз.

– Ваша затея сработала. Прессе она понравилась. Пусть вас хранят хоры ангелов[13]. Теперь игра начинается заново.

Эшли мимолетно нахмурился, не поняв отсылки.

Редвинг махнул рукой, отпуская его.

– На этот раз не жульничайте.

Клиффа порадовало, что Эшли убрался с мостика. Этот парень напрягал. Эшли предлагал называть его просто Эш и хотел знать мнение Клиффа по всем вопросам – не только насчет Чаши и всего с нею связанного, а и о жизни команды, о том, как вести себя с чужаками, и так далее. Всё это – с приятельским видом, хотя такого отношения Эш пока ничем не заслужил. Клифф отвечал только:

– За этим к Редвингу. Остальное приложится.

Он не хотел сближаться с этим парнем и вежливо закончил:

– Пока, Эшли.

Потом нацепил командирскую гарнитуру, предпочтя общение с артилектами: Доктором Опсом, главным по хозяйству, и другой, отслеживавшей поведение цели рандеву, – эта предпочитала называться Бабулей. Прежде чем синхронизироваться, Клифф внимательно прислушался к стонам и скрежетам «Искательницы солнц», перемежаемым долгими нотами на грани инфразвука, подобными органным. Первое правило мостика: всегда прислушивайся к своему кораблю. «Искательница» сбрасывала скорость уже долгие годы, а сейчас тормозила по полной, широко разведя поля магнитной ловушки и поглощая солнечный ветер. Повезло угодить в высокоэнергетическую бурю плотной солнечной плазмы, и корабль активно замедлялся, направляясь к Глории. Столетия, чтобы добраться сюда…

Магнитная носовая оконечность, перепахивая уплотнившуюся плазму, наливалась огнем на дисплеях. На правах старшего вахтенного Клифф отслеживал пульсирующий танец линий магнитного поля – желтые фонтаны брызгали по боковым стеноэкранам. Артилекты извлекали электроэнергию посредством индукции, дополнительно накачивая тормозную струю. Эти силы выкручивали «Искательницу», заставляли палубы скрипеть, наклоняли корабль навстречу гравитационному колодцу.

Клиффу нравилось слушать ворчание и скрип шипастых плазменных волн: это было похоже на песню кита, пропущенную через странный автопереводчик и снабженную фоном из ударов дождевых капель о раскаленную жаровню. Сбрасывая скорость у магнитосферы газового гиганта, «Искательница» миновала большой спутник, затянутый облаками. Бет обнаружила, что атмосфера луны богата кислородом. И биосигнатуры присутствуют. Интересно. Редвинг приказал Клиффу запустить туда робофлиттер и наблюдательный дирижабль. Те передали изображения крупных птиц и газовых мешков в верхних слоях атмосферы. Однако не время сейчас отвлекаться на эти жизненные формы. Стремительная дуга траектории корабля нацелилась на Глорию.

Артилекты мониторили все планеты системы, обновляя и уточняя архивные данные земных наблюдений. Большая часть этих миров была непригодна для человека, хотя кое-где попадались химические вещества, ассоциируемые с жизнью, и даже микробы в высоких облачных слоях. Маленький мирок, скалистый, марсоподобный, был покрыт растительностью – точно гидропонная ферма – и лишен океанов, на поверхности искрилось лишь несколько озер.

Система Эксельсии разительно отличалась от Солнечной. В окрестностях земного светила, помимо обычных планет и Плутона, имелось еще более десятка «крытых миров», где под защитной ледяной коркой бурлила жидкая вода. На Титане роль крыши играла метановая атмосфера, под слоем которой метановые озера лизали навощенные берега. Но жизнь не зародилась нигде, несмотря на столь перспективные условия. Возможно ли, чтобы на ледяных спутниках глорианской системы она возникла? Как на других мирах…

Кажется, над изобилием жизни в этой звездной системе кто-то потрудился.

Эксельсия представляла собой желтый карлик массой примерно с солнечную, а орбита Глории находилась в ее зоне Златовласки – но ближе к середине, в отличие от орбиты Земли, проходившей у внутреннего края аналогичной области. Глория вращалась в двухстах пятидесяти миллионах километров от Эксельсии. Два жарких мира располагались заметно ближе к звезде. Там яростные вулканы окуривали кислотными дымами равнины лавы, подобные блистающим оранжевым морям. Артилекты тщательно закартировали эти планеты на будущее – вдруг пригодятся – и сосредоточились на двойной планете, главной жемчужине системы.

Вот она, Цель Полета. Бет заступила на вахту. Клифф немного расслабился, но лишь немного.

– Послушай, – сказала Бет, обновляя изображения на экранах, – я тут спектральным анализом Глории занялась. Наилучшие доступные Земле данные – вытяжка из скудных пикселей, но они сулили надежду. Глория выглядела многообещающей планетой с признаками биосферы вроде нашей. Теперь это подтверждается. Уровни кислорода, водяного пара, круговороты газов. Всё как надо. Однако… океаны отсутствуют. Следов технологии нет. Никаких странных выбросов. Никакого электромагнитного трафика. Вообще никаких сигналов. Так могла бы выглядеть истощенная Земля тысячелетие назад.

– Но Паутина…

– В яблочко, – Бет потрепала его по плечу. – Их родной мир – такое же инженерное творение, как паутинный суперлифт.

– Ты хочешь сказать, что они им пользуются для доставки на спутник, Честь?

– Паутина для такого слишком плотная: любой космолифт вменяемой конструкции, выходя за пределы атмосферы, утончается до стебелька. Не-ет, Паутина – это биосферный конструкт. Он более чем в сто раз крупней обитаемых зон на поверхностях Глории и Чести вместе взятых. Пентхаус обширней города.

Клифф фыркнул.

– А мы всё это время обманывались, принимая Глорию за стандартный мир. Классический. Мы готовили посадочные и взлетные модули, ну и прочую снарягу в расчете на обычные планеты и малые экспедиции.

Бет отмахнулась.

– Глорианцы говорят, нам достаточно пришвартоваться рядом с большим широким участком Паутины. Они вообще изъясняются достаточно простым англишским языком. И… мы это сделаем.

– А дальше что?

– Будем решать проблемы по мере их поступления, милый.

Вивьен была воплощением проблем, пусть Редвинг и любил такие решать.

В давние времена он знавал многих актрис и моделей – блистательный будущий капитан звездного корабля, сам не чуждый высокомерия в стиле шоу-бизнеса, – однако в итоге вернулся к официанткам. От них пахло едой. Домом. Тогда-то он и приобрел привычку не подгибать ноги под стулья, сидя за барной стойкой. Это простая мера предосторожности: если тебе с размаху врежут, такая поза помешает увернуться. Он допустил эту оплошность лишь раз.

Впрочем, это было не самое сложное испытание. Довелось ему потом столкнуться со ста сорока четырьмя устрицами (странное число, двенадцать в квадрате; только не спрашивайте, почему): проверка, сумеет съесть их все или нет? Он сумел. Но полтора дня потом ничего в рот не брал, прежде чем убедился, что всё же выживет. Ну, оно того стоило… Почему-то воспоминания эти теперь давались ему тяжелей: ностальгия по утраченной столетия назад Земле. По жизни на ней.

Вивьен – единственный отголосок тех лет. Она вернулась из холодного сна как раз тогда, когда Редвинг в ней нуждался. Он помечтал о простом комфорте ее общества, когда пробудился на подлете к Чаше. Улетая с Земли, он пребывал в уверенности, что за время беспосадочного полета до Глории проснется максимум дважды. По мнению криоинженеров, для долгого перелета на корабле с двигателем таранного типа это необходимо. Долгий анабиоз увеличивает риск деградации тканей – да что там, банальной смерти. Эксперименты на бесчисленных животных от мышей до шимпанзе позволили построить грубую, прикидочную, эмпирическую модель работы гибернаторов в колоссальных масштабах межзвездных путешествий. Крионика стала крупной отраслью земной индустрии.

Но изучать свойства человеческого анабиоза можно было лишь в тестовых перелетах на окраину Солнечной системы, длившихся не больше десятка лет. Отсюда предстояло смелое масштабирование на века. Эти самые века их полета. С Земли жадно запрашивали детали процедуры оживления каждого следующего члена команды. Медленно разраставшийся экипаж пополнялся теперь каждые два-три дня. Артилекты-криологи многому научились и приступили к индивидуальной настройке каждого пробуждения – или, как частенько говаривали, воскрешения.

Редвинг вырос в одном из племен, главным источником дохода которых были казино в североамериканских резервациях. Его отец считал, что богатство – главный критерий успеха в жизни. И даже на небесах, чем черт не шутит. Деньги так и текли папе в карманы – вроде бы даже слишком легко. Никакого напряга. Редвинг, родившийся в рубашке, мог рассчитывать на комфортную жизнь, а вместо этого предпочел покорять Массачусетский технологический, зарабатывать диплом с отличием, наживать врагов смолоду и разбивать сердца; его собственное отделалось легким ушибом.

Он подмечал, что академические авторитеты редко утруждают себя уборкой и не заботятся о том, каково после них работать другим. Поэтому на своих кораблях установил старые порядки: всё должно скрипеть от чистоты и быть расставлено по полочкам. Во всяком случае, таковы порядки для команды: капитану доступны некоторые вольности. Он себе имя сделал на исследовании и колонизации Марса. Он пользовался репутацией сукина сына, – что тут спорить, – но не простого, а чертовски эффективного сукина сына. Как выяснилось, это была отнюдь не худшая рекомендация.

Затем – полеты во внешние области системы: обучение работе с тысячами робоотрядов, добыча сырья из мириадов кометных ядер. Флотилия кораблей Редвинга подключала к ледотероидам автоматические ускорители и посылала их на скорости в несколько километров в секунду внутрь системы. Астероидным колониям это богатство на головы падало. Бизнес невероятно прибыльный, и финансовые успехи позволяли долгосрочное планирование. Редвинг командовал экипажами будущих богачей, но сам, возвращаясь в регионы, которые тогда уже называли Внутренними Мирами, четко понимал, чем хочет увенчать свою карьеру: рывком к звездам.

Бет громко стукнула в дверь каюты, нарушив его блуждания по дорогам памяти. Лицо ее было серьезным.

– Капитан, у нас трудность. Как пристыковаться к Паутине? В глорианской переписке ничего об этом не сказано.

Редвинг откинулся в кресле, заведя руки за голову, – расслабленная поза говорила сама за себя.

– Наши посадочные модули приспособлены к планетарным условиям, – отвечал он шелковым тоном. – Можно воспользоваться ими как простыми челноками.

Бет скривила губы.

– И куда же будут курсировать челноки?

– Ну, найдем какое-нибудь место в Паутине.

– И это всё, что вы…

– Бет, спокойней. Глорианцы – инженеры, привыкшие мыслить в масштабах на три, на четыре порядка выше наших. Они, без сомнения, квалифицированней.

– Я биолог. Мне нужно понимать, с чем мы можем там столкнуться. Какие припасы взять, безопасен ли воздух, ну и вообще…

– Так примени биологический подход к этой новейшей проблеме. Сядь. – Он предложил ей ром. – Что говорит об этом месте эволюционная теория?

Бет сморгнула, лицо ее дрогнуло от сиюминутного замешательства. Пригубив рома и молча поразмыслив (Редвинг сидел неподвижно и сдерживал улыбку), она подняла глаза:

– Хорошо, будем мыслить широко. Мы, земляне, умеем бегать и плавать, лазать и прыгать, бросать и ловить… и так далее. Всё это умеем. Мы самый многозадачный вид в истории. И у наших предков эти способности имелись. Итак, следует ожидать, что высшие разумные существа этой странной низкогравитационной Паутины не менее разнообразны в своих талантах. Они прибыли с Глории и, учитывая, какое время наверняка потребовалось на плетение Паутины, адаптированы к ней физически. – Она замолчала, глаза ее сверкнули.

Редвинг поднял ее бокал и снова наполнил.

– Правильно. Мы тоже должны проявить разносторонние таланты. И перестать так волноваться.

– Ну, спасибо, кэп.

– Всегда пожалуйста.

Проблема решена, более или менее. Иногда полезнее отсрочить решение. Они неслись к Глории, и Редвинг, обогатившись опытом Чаши, понимал, что в столь удивительном окружении всего важней обучаться быстро.

Эшли и Бет столкнулись в узком коридоре рядом с каютами старших офицеров. Он был худощавым, дружелюбным, говорил баритоном и казался искренним. Бет понимала, что вновь оттаявшим нужно уделять внимание, и они с Эшли немного поболтали. По его настоянию прогулялись в биосекцию, подышали влажным воздухом с повышенным содержанием кислорода, насладились тишиной этих камер, расположенных за водным буфером, глубоко в недрах корабля. Поначалу Эшли расспрашивал о бортовых протоколах и подробностях, но затем его тон изменился, он придвинулся ближе, и Бет догадалась.

Ладно, придется без обиняков.

– Да, ты знаешь, я замужем. За Клиффом Каммашем.

– О! Я не знал. Нужно быть внимательнее. Ты же понимаешь, Чаша до сих пор в голове не укладывается.

Она посмотрела прямо на него.

– Я занята.

– Я понял.

Нужно с ним помягче, он же парень.

– Послушай, я понимаю, каково это – из анабиоза разморозиться. Стимуляторы, ферменты и всё такое. Чувствовала себя снова подростком.

– Ну да, вроде того.

– Это пройдет. Вероятно, скорее, чем тебе бы хотелось. Попробуй с кем-нибудь из новеньких законтачить.

– Вивьен?..

– Не прокатит. У нее с Редвингом какие-то тесные отношения. Держись от нее подальше. А как тебе Папвилла Баэн? Или Джерамини Тэм? Археологи.

– Да, они недавно оттаяли. Но мне показалось, они вместе.

– Ну, возможно, просто помогают друг другу освоиться. Их бы не взяли в полет, не согласись они завести детей.

– А как насчет другого биолога из твоей команды, Нгуен?

– Она сегодня выходной взяла, можешь попробовать. Дай освоиться в твоей компании, а потом включай мужское очарование.

– Дельный совет. Спасибо. Еще что-нибудь?

– Нет. Иди.

– Эти формы жизни… – Эш повел кругом рукой. – Они все не слишком крупные. За одним исключением – того огромного паука, который посторонился в центральном коридоре. Какой здоровенный! Я даже слегка напугался. Почему он не здесь, в биосекции?

– Он в экипаже. Или будет. Ты воспринимай его как ребенка. И не слишком привыкай. Анорак отправится с нами в экспедицию, так что… – как бы сформулировать? – мы ему обновление накатим.

– Правда? А как?..

– Я не могу рассказать больше.

Эшли удалился. Бет задумалась, почему его общество ее так стесняет. Может, глупости это и лучше включить Эшли в состав первого десантного отряда? А если он такой успешный пикапер, каким желает показаться, то и Нгуен за компанию. Они оба моложе Бет и Клиффа, которых вдобавок жизнь в Чаше потрепала. Конечно, в объективном времени всем им лет под двести. Брак, секс, деторождение… всё это настолько глубоко укоренено в людской натуре, что даже здесь, вдали от земной экосферы, не удается полностью абстрагироваться.

– Думаешь, нам уже о распределении по семьям следует задуматься?

Лицо Клиффа отражало все оттенки удивления.

– Так в директивах написано, – мягко произнесла Бет. – Я проверяла.

– А разве не Редвинг…

– Послушай, тут речь о наших детях. Это наше дело.

– Да мы ведь и понятия не имеем, какая в Паутине биосфера и…

– Я не требую зачатия прямо сейчас. Но нужно иметь это в виду.

Она изучала его лицо. После недолгой интрижки Клиффа с этой, как ее там, в Чаше, дела теоретически нормализовались. Да, Бет испытывала обычную для таких ситуаций смесь ярости, обиды и унижения – но ловила себя и на неожиданной симпатии. Чаша оказалась испытанием на прочность для всех, превзошла самый буйный размах воображения. Затерянные на ее просторах, сбежавшие из плена, люди искали утешения друг у друга. Вдобавок неправильно считать, что Клифф запустил эту, как ее там, в свою постель. Нормальных постелей у беглецов не было и близко.

Бет оттолкнула эти воспоминания, медленно вдохнула и выдохнула, затем сказала спокойно, поддерживающе:

– Мы об этом договаривались.

– Да. – Он пожал плечами. – Но вначале… Как назвать эту процедуру? Припутывание? Высадка на цилиндрический мир в высоком вакууме. По крайней мере в Чаше настоящие земля и сила тяжести.

– Угу. Диковины тут нарасхват. Я смогу расслабиться, только когда мы найдем место завести детей. В гравитационном колодце, ага. Не в курсе, каких эффектов тут можно ожидать. Я эти яйцеклетки веками сберегала, ты ж знаешь. Нужно наконец найти им применение.

Ее прямота лишний раз выдавала меру усталости. Они забрались в койку, повозились там, целуясь, и Клифф забылся в сдвоенных теплых объятиях сна и Бет. Она, однако, не переставала размышлять, глядя в абсолютную тьму и прислушиваясь, как стонет и скрипит построенный века назад корабль – пристраивается к последнему своему причалу.

Прежде чем их выбрали в экипаж «Искательницы», они с Клиффом без особого энтузиазма пытались завести детей, то есть, говоря прямо, отказаться от контроля над деторождением и позволить Вселенной решить самой. Больше года прожили они в браке, а Бет не забеременела: было похоже, что Вселенная решила сама. И они уверенно переложили это важное решение на тех, кто в ней главный. Однако…

Когда они согласились дать жизнь потомству по прибытии на Глорию, цель эта казалась очередной в ряду смутных абстракций, подписей под документами. Теперь… Младенцы никогда особенно не привлекали Бет. Бездонные колодцы срочной, безразличной к обстоятельствам потребности – вот как она их воспринимала. Бет опасалась, что не сможет удовлетворить эту потребность, почувствует себя обманутой и взятой в заложницы. И так же сильно опасалась, что ее осудят за такую позицию. За инстинктивное недоверие к писклявым комочкам плоти, при виде которых таяли все остальные.

Она пыталась примириться с этой проблемой, пока развивалась ситуация в Чаше. Затем, вновь пробудившись, опять с ней столкнулась. Императив экспедиции на Глорию был таков: исследовать другой мир и, если удастся, заселить его. Звездолет – мир настолько замкнутый, что Бет решила отвлечься за чтением Чувства и чувствительности, идеально передающим скуку общества далекой эры. Слухи, сплетни, бесконечное домоводство, женские штучки – нескончаемо.

Но и роман древней писательницы парадоксальным образом напоминал ей, как далеко «Искательница» от Земли. Медленный обмен информацией, промежутки тревожного молчания. Остин умело передавала не столько момент, когда письмо пришло и его открываешь, сколько часы и дни ожидания под стук дождя за окном, пока игла снует над вышивкой. Не таковы ли и мимолетные контакты с Землей – далекой абстрактной возлюбленной, давно утонувшей в прошлом?

Эш отыскал паука в одной из маленьких общественных кают, обустроенной под библиотеку. Пятилапое пятиглазое ржаво-красное бесформенное создание трудно было с кем-нибудь перепутать. Паук Эша всё еще страшил. Но…

– Привет, Анорак, – сказал он.

Паук приподнял от видеоэкрана массивную башку. Он (оно?) без труда отстукивал(о) команды. Голос его был заржавело-скрипучим и отдавался эхом:

– Привет, Эшли Траст. Я читаю про Глорию и Честь. Мы мало о них знаем. Ты с нами отправляешься, да? Ты изучал?

– Кое-что. Я читал и просматривал отчеты от Бет Марбл и Клиффа Каммаша – о встрече с Чашей. А ты про Чашу много знаешь?

– Нет. Я родился здесь, на корабле. Меня в чане вырастили. Чаша такая чудесная. Мне жаль, что я не бывал там. Я бы хотел познакомиться с Бемором. Корабельные наставники не позволяют мне изучать его жизнь, но рассказывают про Птиц. Тех, кто управлял Чашей, пока не явились мы.

Мы? – удивился Эшли. – Ты чужак, а думаешь о себе иначе…

– Да, я слышал о Беморе. Знаю мало, но говорят, что он важная Птица. – Не совсем враг, подумал Эш, не вполне друг.

– Верно. Хотя информация о Ледоразумах и прочих – тех, кто, кажется, управляет долговременным движением Чаши, доступна. Я не вполне понимаю ее.

Эш о них не знал ничего, поэтому ответил:

– Мне сказали, я отправлюсь в Паутину. И ты тоже.

– Да.

– Каким образом тебя тренируют?

– Капитан Редвинг позволяет мне читать всё то же, чему обучается сам. В остальном я предоставлен сам себе. Учусь. А потом меня сделают умнее.

Бет что-то такое говорила.

– Правда? А как? И когда? А со мной так можно сделать?

Интересно, они в Чаше такому научились?

– Наверное, нет. Только со мной. Я должен подождать, пока мы в Паутину не попадем. Бет говорит, глорианцам меня представят как… домашнее животное.

– Домашнее животное. – Эшу посоветовали относиться к этому существу как к ребенку, незрелой особи. Но щетинистая туша паука уже достигла солидных размеров. – А как насчет, эмм, других жителей Чаши? Хэнди и этих, гм, пальцезмеек?

– Ну, у них свой народ, да? На этом корабле разнообразие. Другие умы, независимые интеллекты. Но все они растут. Развиваются. Мой мозг еще мал, но совсем скоро это изменится.

В его тоне слышалась легкая зависть.