Главы Апокалипсиса. Начало

Глава 10

У вас когда‑нибудь в жизни был бред, сопровождаемый галлюцинациями? Очень жаль, если не было. Презанятное, признаюсь вам, явление, как первое, так, впрочем, и второе…

Миры сменяли друг друга настолько медленно, что я успевал прожить в каждом несколько бесконечно длинных жизней и, вместе с тем, настолько быстро, что я не успевал запомнить ни один из них. Иногда мне казалось, что меня поднимает в воздух или бросает о стены. Мышцы судорожно сокращались, а по телу пробегала дрожь. Иногда ощущения изменялись и казалось, что мне стало легче, но…

Перед глазами мелькали то мужики, пытающиеся отобрать у меня трубу, то бомж с головой в руке, просивший вернуть бутылку вина. То я брел по дороге, то лежал у костра на мягком ковре из сосновых иголок, то ел сам, то кормил из руки зайца, с которого только что снял шкуру. Я видел закат сразу трех солнц, в то время как из черного неба падали мертвые птицы; впрочем, они тут же оживали и ползли по земле в мою сторону. Я куда‑то бежал по стеклянной земле, делал что‑то абсолютно бессмысленное для обыкновенного человека с пятью руками.

Бред то и дело прерывался сухим кашлем, буквально рвавшим меня на части. Я думал, что выплевываю свои легкие, такой силы были эти приступы. Мне казалось, что кашель выдергивает, забирает, тащит куда‑то, что это единственная связь с реальностью. Время от времени я переставал понимать, где нахожусь. Вокруг меня будто в тумане проносились картины–воспоминания из прошлого. Я оглядывался на камин и видел себя, зажигающего огонь. Я оглядывался на окно и видел сразу два окна: за одним было лето, и меня звали на улицу, за вторым – серая пугающая тьма. Тело взмокло от пота. Во рту пересохло. Ужасно хотелось пить.

Я был тут и меня тут не было…

Сознание разделилось, меня стало два. Одновременно я осознал себя как двух отдельных мыслящих существ, как двух отдельных «Я», споривших друг с другом, пытавшихся говорить на разные темы. Когда предел двух «Я» иссяк, они разделились – каждое на два других «Я», а потом еще, и еще, и еще… Все эти «Я» осознавались одновременно, между всеми этими тысячами людей происходило общение, я держал нити разговоров и одновременно спорил, постепенно пытаясь выделить в этом множестве себя истинного. Потом мы начали замечать, что от каждого из нас тянется серебряная нить, некоторые нити путаются, некоторые уходят в никуда, некоторые соединяются в пучок. Где‑то далеко появилась общая мысль, говорившая на всех языках мира, но каждый понимал ее одинаково: нам надо собраться воедино. Мы начали сливаться, но вместе с тем не становились одним целым, мы оставались шумной толпой. Настал момент и последний из нас, стал одним целым с нами… Пришло прозрение: «МЫ» – это «Я». МЕНЯ НЕТ! НЕТ «Я»! Видимо, мне было рано постигать что‑то запредельное, возможно, я был не готов или просто был не столь развит интеллектуально, чтобы остаться в состоянии «МЫ»; мой мозг взорвался и я увидел себя со стороны – я увидел себя тем, кем был в детстве. Я не знаю, повезло мне или нет. Это было новое для меня ощущение.

Я находился дома и что‑то негромко напевал себе под нос, перебирая струны маленькой гитары, сделанной в Ленинграде. Потом услышал другую, более красивую игру и песнь – я превратился во льва и полетел к источнику звуков, прислушиваясь к музыке. Когда‑то давно я учился менять форму и в измененном состоянии путешествовать между мирами или бродить по городу, играть в лучах лунного света, купаясь в морях бесконечности, или просто урчать, лежа лапами вверх… Учеба была весьма удачной и полезной.

Улыбнувшись, я приземлился. Музыка стала стихать. Я очутился в каменистой пустыне серо–коричневого цвета…. Было холодно и дул мокрый ветер. Справа, вдалеке, поглощая все на своем пути, неслась черная туча – казалось, будто она цепляет землю или же вообще волочится по ней. От тучи веяло страхом. Вернее, даже не страхом. Скорее это была консистенция страха, потому что чувство, которое вызывал даже беглый взгляд в ее сторону, нельзя назвать простым словом «страх» – это были все страхи мира, собранные воедино. Слева виднелся свет – яркий, приятный, добрый и манящий.

Я слышал урчание как бы от себя, но одновременно исходившее откуда‑то со стороны. Я встал и пошел прочь от всего. Урчание становилось громче, я начал чувствовать его всем телом…

Я открыл глаза. Исполинских размеров кот (его я видел при обходе дома), уютно подложив передние лапки под себя, закрыв их пушистым хвостом, тихо мурлыкал у меня на груди, создавая своим телом вибрацию. Вибрация сливалась с гулким приятным урчанием (если у вас есть кот, вы меня поймете) и, словно теплое пуховое одеяло, укутывала меня, передавая без остатка всю свою безграничную теплоту, на которую только была способна. Кот повернул морду и показал свои огромные прищуренные глаза – в них отражался свет миллионов не родившихся звезд (столь глубок и загадочно красив был его взгляд в этот момент), посмотрел мне в лицо и, улыбнувшись – да, именно улыбнувшись, – встал, потянулся всем телом, припадая на передние лапы и одновременно их вытягивая, затем снова улегся, в этот раз свернувшись клубком, довольно мурлыкнул и заснул.

Я попытался улыбнуться коту в ответ, но не смог этого сделать – потрескавшиеся сухие губы и столь же сухой язык не позволили мне даже такую мелочь. Меня мучила жажда, но я боялся спугнуть своего пушистого доктора.

Я вспомнил один из уроков, который мне преподал тренер по рукопашному бою (кажется, его звали Юра, да, точно, Юрий Зайцев) – надо покусывать нижнюю губу, в результате этого нехитрого действия происходит активное слюноотделение. (По его словам, так учили бойцов спецподразделений выживать в плену или в тяжелых условиях без наличия воды). И действительно, после небольших усилий я обнаружил, что язык постепенно начал обретать свою прежнюю подвижность, а рот постепенно стал наполняться слюной. Не то, чтобы я напился, но жажда уже не ощущалась, и это меня очень обрадовало. Я улыбнулся коту и, закрыв глаза, начал сосредоточиваться на ощущениях в своем теле.

Рана не болела. Я впал в состояние эйфории и забылся долгим, здоровым сном.

Вот так, впервые за долгие дни, я спал в помещении, пусть даже не на кровати, а, как упал, на сумках. Сейчас это не имело никакого значения. Я наслаждался прочной крышей над головой, крепкими стенами, устоявшими, как и я, под ударами неизвестных сил, уютом, создаваемым огромным котом, мирно спавшим у меня на груди. Я наслаждался всем по отдельности и одновременно всем сразу. Я был бесконечно счастлив в этот момент.