Жизнь крота

Глава 13

Каждая новая Жизнь начинается с горя по прошлой, мыслей о том что я пережил, что мог изменить. Даже сейчас, очнувшись в новой жизни, я отходил от двойственности мировозрения, когда Клео была сестрой, и когда она была Принцессой. Когда Королева Тварей была жуткой дылдой, плодящей в промышленных масштабах различных Тварей, и прекраснейшей из существующих существ и любимой матерью. Альтернативные бактерии перестали затуманивать мне разум, теперь Я, это лишь я. Донат обыкновенный.

Сейчас был прекрасный момент чтобы вновь вдаться в переживания о случившемся, вспомнить как мы с Королевой Тварей, падали со стратосферы на твердь земную, и раздирали друг друга на куски. Вспомнить вспыхивающие во взрыве корабли Тварей, метеорами падающие рядом, пытавшихся защитить мать… тьфу, никак не отлипнет, Королеву, ее Стражей в виде двух уже израненных Нуль Тварей. Да, мне можно было много чего вспомнить, но кое-что меня слишком сильно отвлекало…

– …Dóminus tecum: benedícta tu in muliéribus, et…

Да, молитвы на латинском нескольких священников и кучи монашек над моим маленьким телом, нехило так отвлекают. Если так культурно выразиться, меня поразило преизрядное удивление от увиденного. ТАК меня еще не встречали. Большое помещение из серого камня, куча свечей и благовоний, меня окружило несколько мужиков в рясах и до пяти монашек, может больше, обзор был не очень.

– …María, Mater Dei, ora pro nobis peccatóribus…

А затем, видимо, чтобы вообще заставить меня охренеть от происходящего, еще утопить попытались. Как когда-то давно говорили старики в прошлой жизни, я рофлю от происходящего. Суровое начало жизни, я проникся.

Меня еще несколько раз пытались утопить в каком-то блюдце, а потом я наконец допер что это меня так крестили. Фух, живем, я уже думал грех придется сотворить и обгадить святого отца и всех рядом находящихся. Но к счастью не согрешил, понял что это не жертвоприношение культистов водным богам, а нечто более безобидное.

Когда осознал что да как, успокоился, уже и депресивничать перехотелось. Ну да, дерьмо в прошлой жизни произошло. В первый раз что ли? Ничуть. Будет ли такое еще? Обязательно.

По проводили значит надо мной все эти ритуалы, закутали в полотенчико, да и положили в люльку. Туда-сюда, и вот я уже в какой-то светлой комнате с еще десятком таких карапузов, среди которых иногда ходят монашки, кормят там из бутылочки и все такое. Не понял, а где родители? Семья…

По итогу в депрессию все равно впал, отвлекающих событий теперь не было. Так что я сполна использовал свое младенческое тело и всласть поплакал, я младенец, мне можно. Сейчас, можно. Родителей у меня по итогу не оказалось как я понял, вновь приемный… или подкинутый. Но быть воспитанником какой-то церкви это даже хорошо, я не уверен, что смог бы… вновь быть в семье. Раны все еще свежи, все еще кровоточат. Лица сестер все еще перед глазами, они все еще плачут кровью и кричат… фух, кошмары постоянно меняются. Новая жизнь, это новые кошмары, новые страхи, новые сожаления, новый червячок постоянно изъедающий меня изнутри. Спустя множество жизней, я буду ходячим трупом, сжираемый внутренними червями. Потому начало для этой жизни хорошее, нет семьи, нет родных, лишь святые отцы, теоретически могущие быть педофилами и добрые монашки, которые вроде должны быть нормальными, по крайней мере о кровавых оргиях с их участием, я знал только из одной жизни, и ту планету по итогу сожгли роботы. Потому сейчас все хорошо, буду отдыхать и отходить в этом тихом и уютном месте, от ужасов прошлой жизни. Не психиатрическая больница где я собирался отлежаться, но тоже в целом неплохо, тут так же можно полечить свои потрепанные нервы.

Младенчество как всегда было скучным, некое разнообразие принесли соседи в других люльках, но поговорить на легкие философские темы, вроде что есть Вселенная и что есть истина, они не захотели. Зануды. Потому пялился на чистый потолок, чистые белые стены, деревянного распятого Христа и молоденьких монашек. Реально одни молодые и ранние, там где я нахожусь, видимо людям в кайф послужить богу и все такое.

Иногда подшучивал над ними, они меня там моют, а я ножки вместе, руки в стороны, голову повесил и скорбно абукаю нечто вроде «Amen». Они так иногда забавно реагируют, крестятся сразу, святых отцов зовут, те приходят, что-то важно кивают, меня святой водой обрызгивают, молитвы читают и уходят.

К слову, язык был незнаком, то есть некоторые узнаваемые обороты есть, но вот говорить я на нем не умел, приходилось учиться. Что было забавно, но надолго меня это не задержало, примерно через месяц выучил все слова на которых они при мне говорили, не все их значения знал, но само слово запомнил.

Мне было скучно, было одиноко, часто снились кошмары, иногда удавалось взять сны под контроль и организовать прогулку с сестрами по разным мирам, устраивать пикники и все такое. Уже в следующих снах их разлагающие трупы плача кровью кричали на меня, с неба лилась кровь, земля в виде различных механизмов медленно пожирала мои конечности, маленькие девочки с вырванными челюстями и глазами весело перебрасывались мертвыми младенцами, а в небе среди крови то и дело моргал холодный машинный взгляд. Намешанная наркомания та еще, но настроение убивало просто в ноль. Если не удавалось взять сон под контроль, считай весь день как убитый в потолок пялился. Что должен признать происходило слишком часто, теперь кошмары снились ежедневно, чего в прошлых жизнях не было.

– Сестра Тереза, меня пугает этот мальчик. – шептались монахини недалеко, мне удавалось их слышать с некоторым трудом.

– Дарованный? – переспросила вторая молодая монахиня.

– Да, Донат. – погрустнела монахиня. – У него такой взгляд… будто душа его мертва, а внутри лишь пустота. Не должны дети так выглядеть, не должны так смотреть.

– Пресвятые. – прижала она руки к губам, от таких ужасных сравнений. – Душа была создана Богом и каждому человеку дарована. Она не может быть мертва.

– Конечно, извини сестра Тереза. Тогда я произнесу иначе, мои уста боялась говорить эти страшные слова, но тогда у него нет души. У Дарованного нам Богом, нет Души.

Мдэ, лучше уж про мое прекрасное тело поговорили и милые мягкие щечки, все у них как не у людей.

– Святые отцы уже осматривали его, проводили обряды. – успокаивала вторую монахиню Тереза. – Даже инквизитор Иоанн, почтил эту церковь своим присутствием и подтвердил чистоту этого дитя.

Кто-кто я извиняюсь? Инквизитор? Каков невероятный поворот событий… сказал бы я, если бы уже давно не привык ко всему этому дерьму. Эх, что-то психушка уже стала вновь более интересным и увлекательным местом. Хотя с моей удачей, там точно какая-нибудь доктор Менгеле попадется, который над бедным мной будет всякие страшные опыты производить, отчего я сойду с ума окончательно, на силе воле прокачаюсь на 200 уровней вверх и пойду всех убивать. Вот девяносто процентов просто, почти обязательно к исполнению в моей бренной жизни… не хочется мне уже в психушку. Я слишком подозрительный, сам себя напугал и теперь опасливо опасаюсь приближаться к зданию с таким способом применения.

– Это и успокаивает мое сердце, но все равно этот мальчик пугает. – с трудом услышал сказанные почти шёпотом слова.

Слух у меня кстати острый, но ничего сверхъестественного, никаких улучшений с моей стороны нет и в помине, хотя конечно пытаюсь, в этом возрасте мозг наиболее податлив. В общем подумал я обо всем этом, представил какие у меня варианты всемирного пиздеца и пригорюнился, снова. Мне то конечно хреново, но сейчас я не вижу людей с техноизвращениями, что большой такой плюс. Что там может быть? Призраки, вампиры, демоны, чудища всякие, пони-людоеды… в смысле оборотни? Хм, опыт подсказывает что обычно это что-то неожиданное, то чего я обычно не ожидаю. Даже в последней жизни угрозой стали не сами Твари по сути, а семья и… Эх, ну вот зачем я раны эти раздираю? Теперь снова плакать.

– Смотри, Донат плачет. – кажется даже обрадовалась эта Тереза, не по-христиански это как-то чужому горю радоваться. – Он обычный младенец, просто… его душа отягощена грехами, и наша святая обязанность дать ему облегчение от этих грехов. Своей любовью и заботой.

Ай, прямо по касательной, рикошет фактически, но она была близка к сути моей проблемы. Ее слова оказались не пустословием, эти две молоденькие монашки и правда начали за мной более тщательно приглядывать, частенько лично кормили, то есть не совсем-совсем лично, хотя груди у них конечно, мое почтение, но бутылочкой кормили именно они, а не дежурная кормилица. Часто играли, рассказывали всякие сказки… христианские, читали Библию… слишком часто, даже к моей люльке привязали парочку икон святых. Не будь у них такого искреннего взгляда, полного переживания и любви, я бы уже взбесился от этой промывки мозгов, а так… ну могу я теперь Библию по памяти пересказать… на латинском, вдруг по жизни пригодится. Вот стану святым отцом, то-то нежданчик будет. Батюшка Донат… святой отец Донат, хм… Папа Донатий.

Думаю, понятно что эти молодые девушки быстро заметили мой уникальный интеллект, и что прикольно, они лишь помолились своему Богу, и начали меня учить алфавиту. Типа норм, ничего такого.

– Анна, мальчик такой умный. – улыбаясь, очередной раз заметила Тереза. – Он действительно благословлен святыми.

– Мне уже стыдно что я так думала о нем. – перелистнула страничку Анна, давая мне решить очередной пример для умственно отсталых даунов… ну или для двухлетнего ребенка. – Хотя иногда…

– Но ему уже лучше, это главное. – заметила Тереза.

И конечно же, это совсем не значит, что я так привязался к ним, из-за того что они напоминают моих сестер. И это совсем не связано с тем, что с ними кошмары меня мучают уже не так сильно, и я весь такой несгибаемый и испускающий феромоны мужественности, тут же побежал им под юбку. Нет-нет, я просто заметил их старание и решил подыграть, ничего более. Честное христианское.

Вместе со мной подрастали и другие воспитанники этой церкви приюта, куда не очень благочестивые мамаши отдали своих детей. От своей я такого поворота уж точно не ожидал. Поговорить на философские темы они все еще отказывались, но вот просто поговорить уже туда-сюда, темы конечно у нас тоже были немного интеллектуальные, вроде есть или не есть козявки, вот в чем вопрос, или тварь я дрожащая или право имею бегать по коридору. Но несмотря на это, с ними естественно было скучно, для тренировки их в собственно святое воинство слишком рано, они горшок еще по расписанию сходить не могут, куда там до «Сто одного смертельного приема мизинчиком». Пока сидел у окна и смотрел на небо, где я теперь обычно провожу все свое время, выглядывая пришельцев и педофилок, придумал даже сто второй прием, которым действительно можно убить. Мне тут не до шуток, каждая часть тела должна быть смертельным оружием, у меня теперь нет альтернативных бактерий, и слава Господу нашему этому самому, чью Библию я уже задолбался постоянно слышать в церкви, что это так.

В общем жил да поживал, за мной всячески эти две монашки ухаживали, тормошили, но я не расслаблялся, бдел, постоянно находился в поисках пришельцев, роботов, зомби, неизвестных тварей, педофилок, подозрительных маленьких девочек, всего что только может показаться подозрительным. Это облако выглядело как бублик… подозрительно! Как бы то ни было, я был решительно настроен на то, чтобы больше ничто не могло застать меня врасплох.

Потому, как-то крадясь темной ноченькой уже в пятилетнем возрасте по церкви, меня крайне сильно насторожили тихие звуки из одной комнатки, находящейся сильно вдалеке ото всех, где никто не жил и по идее пустовавшей. Почему я крадусь ночью по церкви? Ответ прост, как и все в нашем мире, мне хотелось жрать. Что мне не нравилось в церкви и из-за чего я ненароком часто скучал по родителям и даме желудка, это их церковная диета. Я любил жрать, жрать хорошо и красиво, вкусно, а тут… ужас в общем, еще и посты всякие постоянно, мясо нельзя, то нельзя. Капец короче, с такой диетой я выросту худым и немощным, как мне потом смертельные приемы использовать, если меня ветерок сдувает, не то что ядерные взрывы и дезинтегрирующие лучи.

В общем звук меня насторожил, потому я взял горсточку перца что у меня постоянно лежит в пакетике, после чего используя смелость, отвагу и слабоумие, решительно открыл дверь и…

– Что ты тут делаешь мальчик? – дрогнувшим голосом спросил святой отец в кожаных трусах, стегавший молоденькую и фигуристую монашку по спине кожаной же плеточкой.

С каким-то отчаянием переведя взгляд на дверь, он вновь посмотрел на меня. Да, неудобно вышло.

– Иду на кухню покушать. – честно ответил я. – А что вы тут делаете?

– Мы… проводим священное таинство, по искуплению грехов. – потратив всего секунду на то чтобы придумать оправдание, сообщил он. Хорош.

– Да, я грешна. – простонала монашка, которую вообще не волновало происходящее.

– Вы и нас так будете… искупать от грехов? – вопрос далеко не праздный, если что, ножик в печень, никто не вечен.

– Нет, это только для особо провинившихся монахинь. – святой отец явно был все еще в глубоком шоке.

– Если я стану святым отцом, я тоже так смогу очищать от грехов монахинь? – радостно улыбнулся я.

Святой отец озадаченно меня осмотрел, после чего нахмурился.

– Возможно. Зависит от… греховности монашки. – дернулись его уголки губ в улыбке, после чего он резко стал строгим. – Мальчик, сейчас проходит священное таинство, и никто другой кроме нас не должны тут находиться. Так что иди спать и не ходи больше ночью по церкви. Понял? – грозно нахмурился он, что при его виде в одних лишь трусах и стонущей, буквально голой монашки на которой тоже лишь кожаные ремешки были, которую он хлестал по спине, выглядело… неоднозначно.

– Да, святой отец. – кивнул я, ну а мне то что, я человек ко всему привыкший.

– Святой отец, я грешна. – напомнила о себе монашка.

– Да подожди ты. – прошипел видимо очень святой отец.

– В общем иди спать… и это, кхм, святое таинство должно остаться лишь между грешницей и тем, кто искупает грехи, так что об этом нельзя говорить. Понял сын мой? – так и подмывало ляпнуть что не твой, но подумав, не решился… я уже не удивлюсь даже.

– Конечно святой отец. – кивнул я, после чего прикрыл за собой дверь, в которой уже через секунду щелкнул закрывшийся замок.

Хм, ну в общем не так и плохо, главное не педофил, а такое вполне простительно, главное чтобы моим монахиням так грехи не искупал. Ладно, за чем я шел? Ах да, кухня. Может что-то еще интересное найду по пути.

Оргий к сожалению не нашел, но с таким количеством очень даже привлекательных монахинь, это даже наверное странно. Но кроме этого «искупителя», все остальное выглядело пристойно, и ничего интересного больше не было. Этого святого отца я к слову впервые видел, хотя монашка знакомая, приезжий что ли был. Соблюдая заветы бдительности, решил проверить этот вопрос, вдруг он замаскировавшийся вампир, или пони-людоед… в смысле оборотень.

Провентилировал я этот вопрос достаточно просто, спросил у своих монахинь. Те достаточно быстро ответили, даже описали внешность, которую я достаточно легко запомнил, особенно монахини, да уж, ну и цветник тут если честно, все удивляюсь. Очень святой отец был известен, а значит уже не вторженец какой, потому лишь разок бросив в него воздушным шариком со святой водой и увидев что он не испарился в крике агонии, а просто испуганно закричал, немного успокоился. Осталось сделать еще около сотни проверок на других возможных существ, на очереди серебро… вроде видел серебряные заколки.

Через месяц увидел его истово молящегося у алтаря, немного взлохмаченного, в царапинах, дерганного и заикающегося. Всего же пятьдесят три проверки сделал, они и безобидные то вообще-то, руки на месте, ноги на месте, позвоночник из тела не вырван, безопасные проверки.

– Святой отец, как ваши таинства? – тихо подойдя к нему из-за спины, поинтересовался я.

– А-а-а-а, – возопил он. – Омен! Омен! Темное знамение! – хныкал он, отползая от меня. – Исчадие ада.

– Исчадие? Ада? – улыбнулся я его шутке. – Что же вы так святой отец. Я, Сын Божий. – ведь будучи крещенным, я стал так называемым усыновленным сыном, чего только не узнаешь после сотни часов рассказов монахинь.

– Нет, нет. – захныкал он. – Никто не верит, нет ничего, знамение. Омен!

Конечно никто не знает, я же не дурак все в открытую делать, а вдруг тут у предположительного злодея, есть предположительные сообщники, которые предположительно что-то затевают, предположительно плохое. Такое никак нельзя упускать. Потому все делалось незаметно, тихо. Удивлен что очень святой отец как-то понял, что это я устроил эти проверки на противоестественность. Видимо в нем что-то предположительно есть такое.

– Вы же чисты святой отец? Ничего не скрываете от взора божьего? – указал я рукой на фреску пригорюнившегося на кресте Иисуса.

– Я не… то есть, да… – начал он что-то сбивчиво лепетать. – Я грешен, грешен! – возопил он.

– Тише, тише святой отец. Ведь мы проводим святое таинство, в котором могут принимать участие лишь грешник и искупитель. – проникновенно произнес я, положив руку на его плечо и предостерегающе выпятив мизинчик одиннадцатым смертельным приемом.

– Да, конечно. Омен… то есть, Святой сын. Господи, простите меня, ибо я шалун… в смысле грешен. Грешен! – тихо провыл он, видимо по привычке ляпнув что-то из своих ролевых игр с монашками.

– Я внимательно слушаю тебя, излей грехи что гложут тебя. – играя голосом, проникновенно и мягко произнес я.

Ну он и рассказал, правда фигню всякую, про свои игры с монашками, многими монашками, в разных церквях и женских монастырях и всего такого. Веселая у него жизнь, ага. Но свою страшную суть не раскрыл. Он действительно человек?

– Это все что ты расскажешь мне? Грехи такие гложут душу твою… человеческую? – подметил я самое важное.

– Откуда ты? – пораженно посмотрел он, но через секунду вновь сгорбил спину и прижал голову к полу. – Омен. Сын Божий. Омен. Сын Божий. У меня есть душа в отличии от тварей нечистых, она запятнана грехом лишь. Только грехом, похотью называемой. Похоть мой грех, и представ перед ангелами и Богом, я покажу им душу свою человеческую, греховную, но она у меня есть.

В общем оказался он по итогу вроде человеком, помурыжил я его немного и отпустил с богом, хех. Через пару дней он уехал, а еще через месяц я узнал, что он стал просто ну очень-очень святым отцом, истовым и фанатичным. Даже вроде повышение какое-то получил, за свою веру. Ну вот, добро я творю, людям помогаю. Очередное подтверждение этому.

У этого церковного приюта была даже своя школа, куда нас обязательно водили, в соседнее здание. Тут блин школу особо не прогуляешь. Провели нам тут также определенный блиц, рассказав где мы собственно живем и в какой стране, если вдруг не знаем. Страны как обычно, будто кто-то сидел на стуле и плевая в потолок выдумывал название государств. Сейчас я вот в какой-то Италии жил, что за страна, неведомо, рядом непонятные Германии и Франции, где-то далеко вообще страна из одной аббревиатуры, США. Вот кто эти страны придумывает? Что не жизнь, так заново названия стран учить. Утомили. Но хоть технологический уровень без всяких перегибов, привычный в общем, как в нулевой жизни.

Самым необычным предметом был урок теологии, истории религии и все такое около темы, там я наслушался всякого.

– Бог желает нам добра и здравия, – говорила монашка проходя между партами с нами. – Следуйте заповедям божьим и будет ниспослана на вас благодать. Ведь будете вы приближены к Богу и почувствуете… – все говорила она, заставляя меня прислушиваться, ведь было кое-что в этом интересное.

– Испытание Божье? – переспросил я.

– Да, ведь в испытании Божьем, кроется благословение. Проходя через боль, печаль, испытанием – кроется перерождение, совершенствование человека. – с готовностью отвечала монашка.

– И насколько далеко Бог готов зайти в своем испытании человека?

– Насколько в силах его.

Стоя напротив алтаря с фреской печального Иисуса, я думал могло ли это быть его рук дело, ведь это не естественно, даже не просто перерождения, а то что я попадаю в то время, которое заставляет меня выложиться на полную чтобы выжить, а затем умереть через самопожертвование. Если это Бог, то не много ли испытаний? Можно было обойтись максимум двумя, но каждый раз их больше, каждый раз больнее, и только попадя в церковь, я подумал… может ли это быть его рук дело? Впервые за все свои жизни, я опустился на колени и посмотрел на распятье, чтобы помолиться, искренне и честно. Я хотел знать ответ. Конечно же была лишь тишина. Может он заработался и забыл что у него кое-кто выполнил испытание с перебором?

Стоя на коленях, со сложенными в молитвенном жесте руками и под рассеянным проходящим через стекло светом солнца, я вспоминал. Все прожитые жизни сейчас давили мне на плечи, размывали сознание, вся та боль и горе, испытанные мной. ВСЕ испытанное мной сейчас было тут, со мной, в самом моем сердце, в израненной душе.

– Редко тебя здесь увидишь Донат? – подошла Анна. – Впервые вижу тебя тут моля… – запнулась она, посмотрев мне в лицо.

Перед моими глазами не было монахини, даже не было алтаря, перед моими глазами стояли все кого я знал – многие люди из первой жизни, девочки и пацаны из второй жизни, дьяволицы из третьей, родители и подчиненные Сопротивления феям из четвертой, Мария Фуарне и остальные педофилки в пятой жизни, сестры в шестой. Все они были рядом и так далеко, по кому скучал, кого любил, кого теперь так не хватало. Мне так… мучительно больно.

Монашка Анна подскочила ко мне и с силой обняла, крепко и тепло, она ничего не говорила, а просто держала в своих объятиях. Мне не стало легче, просто весь этот груз вновь ушел куда-то внутрь моего сознания, прячась там, но медленно подтачивая мою волю и разум.

– Я рядом, все хорошо! – горячо произнесла монахиня, с силой сжимая в моих объятиях будто боялась отпускать, я даже почувствовал ее слезы на своих щеках. Ее слова эхом прошлись через все мои жизни, сколько я уже это слышал, от скольких дорогих мне людей. Ничего не было хорошо.

Мы так просидели минут пять, пока наконец Анна не решилась отстраниться, чтобы посмотреть на мое лицо. Теперь обычное и спокойное, время слабости прошло, и я вновь тот же немного озорной мальчик.

– Мы с Терезой всегда будем рядом. – произнесла она ласково и добро, но искренне, будто давая обещание. – Не грусти… так.

– А когда вырасту, тоже будете рядом? Я уже буду совсем взрослым мальчиком. – ухмыльнулся ей не идеальной улыбкой с парочкой отсутствующих зубов. – Я конечно человек широких взглядов, но со старушками…

– Мы будем рядом. – мягко произнесла с полными сожаления взглядом, проведя ладонью по щеке. – Мы будем рядом с тобой, Донат. Так нам завещано Богом.

Мне не захотелось шутить на эту тему, просто не смог ничего сказать. Это были желанные слова, но лишь слова, поступь апокалипсиса всегда сминала их в труху. Может не стоит ни к кому привязываться? Просто идти по жизням, видя лишь человеческие оболочки, судьба которых вскоре умереть, раствориться в смерти. Со всеми это было, все они исчезли где-то там, оставив меня одного.

– Бог хочет, чтобы я остался один. Это лишь мое испытание. – отстранившись, грустно произнес я. – Остальные, лишь груз на моей душе.

Поднявшись, я медленно побрел из молитвенного зала наружу. Это был последний раз, когда я сюда пришел по искренним мотивам. Если это дело рук Бога, то он ублюдок, если нет, то в молитвах нет смысла, ведь его нет или ему нет до меня дела. Это лишь очередной кирпичик в моем мировоззрении, делавший меня иным.

Когда мы стали немного старше, а конкретно мне лет девять, нашу группу стали иногда выпускать в свет так сказать, возить на экскурсии. Наш церковный комплекс находился недалеко от большого города, в сельской местности, а потому кроме полей и далеких деревьев тут смотреть особенно и не было чего. Потому первое посещение города вызвало настоящий фурор у детворы, мне же было все равно, я видел города и более старые, красивые, величественные и буквально огромные. Хотя некоторое любопытство вызывало именно его обычность, это был нормальный город, и это выделяло его для меня. Ходили мы конечно же по разным достопримечательностям, большей частью религиозных, храмам и монастырям, знакомились со священнослужителями. Пять монашек что следили за нашей двадцаткой детворы, как заправские гиды рассказывали о каждом знаменательном месте краткий исторический экскурс, и делали это интересно, обычная детвора заслушивалась. В отличии от остальных, я большей частью смотрел по сторонам, ведь неизвестные ужасы могут подкрасться за нашими задницами и нанести глубокий удар. Потому я бдел, и следил за всем подозрительным.

Вот к примеру мужик слишком уж заинтересовано посмотрел на грудь Терезы. Возмутительно. Поймав его взгляд, показал пальцами что я слежу за ним, после чего провел пальцами по горлу, типа ему голову с плеч если начнет что-то непотребное с моими монашками делать. К сожалению, я к ним уже привязался, трудно разорвать связь с теми, кто поддерживает твою волю и здравомыслие. Мужик удивленно округлил глаза и встал на месте, пораженно проводя меня взглядом.

Бродя по городу, стал задумываться о том, что монашек в церковь отбирали по красоте, ну или их церковная диета реально идет на пользу, женщины тут оказались средненькие. Монашки на их фоне, несмотря на полное отсутствие макияжа и закрытые одежды, просто блистали. Я заколебался мужикам угрозы раскидывать, обещая смертные кары и страдания.

– У-угх, похотливые животные, инквизиции на них нет. – негодовал я.

– Какой инквизиции? Нет никакой инквизиции. – забегали глазки у монашки, абсолютно не умеющей врать.

Ага, а то я не слышал вас во младенчестве. Меня если честно даже заинтересовала эта организация, вот только я не совсем уверен хочу ли я там быть. Они конечно любят позажигать, и повеселиться в компании с грешником, но я не уверен что это мне понравиться. В общем посмотрели мы на достопримечательности и поехали домой. Потом еще раз поехали в другое место, потом еще раз и еще, а потом…

– Какие вкусненькие монашки. – облизался ранимо выглядящий эмо, в затемненном переулке.

Нас окружило трое эмо-боя, как говорят в народе и скаля зубы сейчас показывали какие они плохиши, овеянные печальной романтикой.

– Кто вы такие? – строго, но несколько испуганно произнесла одна из монашек сопровождавшая нас.

– Хах, милашка. – попытался провести эмо рукой по щеке монашки, но та отшатнулась. – Лишь скромные носферату. – показал он как клыки выдвинулись из его рта.

Хм, я видел постер кинотеатра, где рекламировался фильм с мимишными и ранимыми вампирами, интересно, смотрят ли их сами вампиры. Если да, то на пользу им это не пошло, слишком они впечатлительные.

– О Боже, неужели это те самые носферату? – театрально воскликнул я. – Принцы Ночи, вынужденные питаться кровью невинных дев?

Глаза трех вампиров эмо-боев буквально зажглись, а грудь вздыбилась колесом, они даже приняли еще более театральную позу чем было до этого. Господи, почему стыдно только мне?

– Наша судьба незавидна, жизнь полна лишений, но голод тянет нас в глубь печалей. – таким трагическим голосом все это произнес один из эмо-боев, что даже одна из девочек в нашей группе всхлипнула от жалости.

– И что же вы намерены делать с бедными детьми и прекрасными монашками в столь темном и опасном переулке? – вскинув руки, театрально вопросил я, приблизившись к ним еще на несколько шагов, закрывшая нас монашка была столь сосредоточена на вампирах, что даже не заметила этого. И вообще, я случайно не переигрываю?

– Как не болит мое сердце от этих жестоких слов, вкусить кровь мы вашу должны. – продекламировал еще один эмо, видимо все нормально, эти тоже втянулись.

– О нет, прошу вас, носферату. Прошу… – резкое движение рукой и в пребывающего в каком-то своем мире вампира, в лицо бьется тонкая склянка со святой водой, я всегда настороже. – сдохните в мучениях! – еще одна склянка ударилась в лицо самому дальнему, а третий уже от меня получил ножичком по сухожилиям.

Какими бы они не были нелюдьми теперь, строение у них человеческое, потому пока остальные двое самозабвенно орали, сдирая со своих лиц сползающую кожу, я довернул упавшего на колени третьего вампира и резанул его по горлу освященным ножичком, после чего для надежности выколол ему оба глаза смертельным приемом большого пальца, задев немного мозг. Еще по пять секунд на каждого дезориентированного вампира эмо-боя, и мы видим как три тела постепенно рассыпаются в пыль. Круто, значит святая вода реально работает, я-то не знал о ее точных свойствах, может наврали во всех этих фильмах.

– Прекрасные монашки, подлые кровопийцы повержены, моей недрогнувшей рукой. – чет я увлекся, нужно переключиться. – Убил я их в общем… вот. – закончил я, покачиваясь на пятках рассеяно оглядывая пораженную публику, та же девочка что вздыхала по вампиру, горько заплакала. Похоже кто-то в церкви смотрел контрабандные фильмы.

Буквально через пару часов я сидел перед несколькими представительными мужичками в тёмно-красных рясах, всех таких грозных, но одухотворенных. Задавали мне эти мужички странные вопросы, типа зачем носил с собой склянки со святой водой, зачем носил освященный нож и каким таким образом я смог укакошить трех молодых вампиров.

– Меня вела рука Господа нашего. – благостно произнес я, вмиг поскучневшим дядькам. – А еще то, что я помнил как монашки говорили о инквизиторах, плюс моя подозрительность, а также желание иногда выпить водички… а в церкви похоже вся вода освященная.

– Монахини не могли говорить при вас об инквизиции, ведь их теперь нет. – веско произнес потенциальный инквизитор.

– Как и вампиров. – понимающе кивнул я. – Мне было тогда меньше года, думаю они считали что я слишком мал, и не запомню их слова.

– А ты запомнил? – удивленно приподнял бровь мужичек.

– Конечно. – степенно кивнул я.

В общем мурыжили они меня, вопросы всякие задавали, и говоря о всяком, это вообще буквально все, вплоть до математики. Совершенно внезапно я оказался на какой-то устной контрольной, а я ведь даже не готовился.

– Ты одарен божественным благословением. – заметил почти стопроцентный инквизитор.

– Я дарованный Богом, ведь имя мне, Донат. – улыбнувшись, мягко произнес я.

Мужики посмотрели на меня некоторое время, после чего сказали собираться. Типа я поеду с ними.

– А если я не хочу?

– А ты не хочешь? – хитро улыбнувшись, спросил он.

– Бог даровал нам свободу воли.

– И какова же тогда твоя воля? – пронзительно посмотрел на меня мужик.

Недолгая пауза, во время которой я обдумывал варианты. Как я подозреваю, меня решили рекрутировать в стройные ряды инквизиции, что теперь доказано существованием всяких монстриков, кажется не таким и плохим вариантом.

– Я хотел бы попрощаться с остальными.

– Хорошо. Нам рекомендовали тебя, и похоже святой отец Анджелико был прав. – произнес мужичек. Давая мне выйти из комнаты.

Анджелико значит, это был тот самый очень святой отец, которому я искупил грехи. Как жизнь то повернулась.

– Я устал, я ухожу. – произнес я своим двум монашкам. – В несуществующую Инквизицию.

Монашки секунд пять смотрели на меня абсолютно нечитаемым взглядом, после чего молча обошли меня и пошли в сторону стоящих в стороне инквизиторов. Говорили они минут пять, вроде даже повышали голос, пока Тереза буквально не рявкнула на них:

– Это обещание перед Богом! Непреложный обет!

После чего они наконец о чем-то договорились и монашки вернулись ко мне.

– Мы не прощаемся Донат. Ведь мы обещали, что всегда будем с тобой, это наше обещание тебе и Богу. – присели Тереза и Анна передо мной, после чего вместе обняли. – И мы отправимся с тобой.

Все же я красавец. Как бы жизнь не повернулась, я себе обязательно женщин найду. Ван Донатинг, становится на тропу охотника на монстров.