Карета, которую Гидеон предусмотрительно взял в служебных конюшнях, гремела по мостовой в направлении «Алой розы». Чародейка была мрачнее тучи и без устали сверлила Гидеона сапфировыми глазами.
– Неужели вам ни разу не приходилось бывать в таких местах? – поинтересовался Гидеон, не обращая внимания на испепеляющие взгляды чародейки.
– Ну, а вам, видимо, бордель как дом родной, судя по вашей наглой физиономии.
– Вы знаете, с вами неописуемо приятно вести беседу, – отшутился Гидеон.
– К сожалению, не могу сказать того же самого о вас, – презрительно скривила губы Фелисса.
– Тпр-р-у-у-у-у! Приехали! – крикнул кучер, и карета остановилась.
Гидеон, как подобает этикету, вышел первым и протянул руку даме. Чародейка, глянув на его ладонь так, словно он предлагал ей дохлую крысу, спустилась сама. Юноша улыбнулся уголком рта и пожал плечами.
– Идемте, – пригласил он и крикнул вознице. – А ты жди здесь, мы скоро.
– Боги! И кто только придумал эти бордели? Наверняка, какой-нибудь неотесанный болван, вроде вас, – продолжала негодовать чародейка.
– Кажется, первый публичный дом в Равенсберге открыла женщина, – заметил Гидеон. Он имел довольно обширные знания по истории города, в том числе, был в курсе и таких малоизвестных деталей. Фелисса только хмыкнула в ответ.
Комната Виолетты была нетронута, и до сих пор в ней остался едва уловимый дамский аромат – смесь духов, косметики, цветов, шоколада и чего-то еще…
Гидеон мог только наблюдать за тем, как чародейка брезгливо осматривает комнату, касается вещей кончиками пальцев, закрывает глаза, что-то шепчет. Для него тут работы не было. Ранее он уже все осмотрел, и не нашел ни единой зацепки: ни следов борьбы или кражи, ни остатков пищи или питья – вообще ничего.
– Вот эта вещь самая сильная. Я выбрала, давайте уже уйдем отсюда, – сказала Фелисса, демонстрируя Гидеону красивый гребень, вырезанный из кости.
– Хорошо, хорошо. – кивнул он.