Женщина в черном и другие мистические истории

Уильям Хоуп Ходжсон МОРСКАЯ НЕВЕСТА

Вот он, этот проклятый остров! — старый китобой, положив руку на плечо моего друга Тренхарна, протянул вторую в сторону горизонта. — Смотрите, вон там, за Соловьиным островом! Мореходы называют этот клочок скалистой суши Миражом, а на картах он носит гораздо более прозаическое название Среднего острова. Через некоторое время вы сможете разглядеть остров полностью, вместе с бухтой. Правда, я не берусь гарантировать, что яхта все еще там. Так что, в случае чего, не обессудьте!

Китобой сунул в бороду коротенькую глиняную трубку и дохнул на нас едким дымом. Не обращая на него внимания, мы с Тренхарном уже обшаривали скалы Миража линзами биноклей. Картина была безрадостной — глазу не на чем остановиться. А дальше, совсем уже на горизонте, виднелись другие мрачные скалы, — остров Тристан, самый крупный в архипелаге Да Кунья, утопал там в дымке тумана. Но нас не интересовали ни Тристан, ни Соловьиный.

Легкий бриз полоскал паруса, и наша шхуна скользила к конечной цели путешествия, в акваторию Миража. Я оглянулся на своего друга и заметил на его лице маску откровенного нетерпения. Стоит ли еще в бухте Среднего острова покинутое экипажем судно «Счастливчик», на котором плыла его невеста? Шесть долгих месяцев Тренхарн ожидал хоть каких-нибудь вестей о «Счастливчике», так и не дошедшем тогда до Австралии. Мой друг назначил большое вознаграждение за любые сведения об исчезнувшем судне. Награда досталась старому китобою, который и затащил нас в этот забытый богом и людьми архипелаг в южной части Атлантики, где он собственными глазами видел стоящий на якоре посреди тихой бухточки Среднего острова корабль, увезший в неизвестность будущую леди Тренхарн. На яхте не было ни одной живой души. Поиски на острове тоже не дали никаких результатов. Похоже было, что экипаж «Счастливчика» на берег не высаживался.

— Мы очень быстро убрались оттуда, — рассказывал китобой. — Моряки — народ суеверный.

И, надо сказать, я прекрасно понимал старика. Мне тоже показалось, что над островом нависла слишком уж гнетущая атмосфера. Тем более на покинутом «Счастливчике».

— Никто из наших просто не мог там оставаться, — попыхивая, как и сейчас, прокуренной своей трубкой, рассказывал нам китобой. — Сразу понятно, что место это не чистое. Опасное место!.. Когда я торчал на палубе той безлюдной посудины, то не мог избавиться от впечатления, что с минуты на минуту туда вернется ее экипаж, хотя голову готов был позакладывать, что их, горемычных, давно уже на свете нет…

В эту минуту громкое восклицание Тренхарна возвестило о том, что мой друг наконец увидел то, что так долго искал. Проследив за его протянутой рукой, и я поймал окулярами своего бинокля корпус «Счастливчика», светлым пятном выделявшегося на фоне черных прибрежных скал.

— Вильямс, смотрите, это он?

Старый китобой отвел ладонью протянутый ему бинокль и молча кивнул Тренхарну.

— Он самый, сударь! — подтвердил он после минутного раздумья. — Как видите, я вас не обманул.

Тренхарн обернулся ко мне:

— Я боюсь и подумать, Генрих… Меня всего трясет…

— Спокойнее, старина — я подхватил его под локоть. — Подойдем поближе, спустим шлюпку, и ты все увидишь сам.

Но, можете мне поверить, волновался в эту минуту я ничуть не меньше его.

Мы с Тренхарном спустились в шлюпку, и старый китобой, усевшись за руль, дал матросам команду грести прямо к покачивающемуся в отдалении на пологой волне «Счастливчику». Вскоре мы уже плыли над подводными рифами, которые были прекрасно видны сквозь идеально прозрачную воду бухты. Вокруг нас поднимались крутые, как стены какого-то чудовищного замка, скалы, со всех сторон окаймлявшие бухту.

И вот уже совсем рядом корма яхты. Вскоре ее уже можно было коснуться руками, а привстав на цыпочки, дотянуться до написанного белой краской названия «Счастливчик».

Я смотрел на своего друга. Тренхарн был бледен, прерывисто дышал и машинально теребил пуговицы на своей куртке. Потом старый Вильямс осторожно причалил шлюпку, и мы поднялись по штормтрапу.

— Мои ребята оставили трап спущенным еще в прошлый раз, — пояснил китобой. — Полезайте, осмотритесь…

Колодец бухты, высокие скалы вокруг нее рождали здесь неестественно громкое эхо. Наши шаги по палубе, тихие голоса умножались, скалы перебрасывались звуками, точно стальным шариком, и возвращали их нам многократно усиленными. Какой-то иррациональный страх заставил нас с Тренхарном перейти на шепот.

— Заметь, — сказал он мне, — палуба чиста, как стеклышко. Ни песка, ни мусора, ни пылинки. Словно в доме, где ждут гостей. Это мне не нравится.

Вслед за нами на палубу забрался и Вильямс. Мы прошли к носу яхты. Все вокруг было воплощением порядка. Похоже, что перед тем, как покинуть судно, экипажу пришлось потрудиться в поте лица: все снасти были аккуратно уложены, палуба блистала чистотой.

— А тебе не кажется, Генрих, — шепотом спросил Тренхарн, судорожно сжимая мое плечо, — что команда все еще на судне? Вот мы сейчас здесь стоим, а они полезут на палубу из трюма, кают-компании, из темных щелей… такие…

— Какие такие?

— Не знаю, какие… но… — и он замолчал, вытерев ладонью со лба капли холодного пота.

Я прекрасно понимал его состояние.

— Вы считаете, что они внизу, сударь? — подал голос старый Вильямс. — Не думаю, что вы правы, но, честно говоря, мне бы не хотелось соваться туда в одиночку! Надеюсь, вы не раздумали обшарить эту посудину от капитанского мостика до трюма?

— Пойдем, — без всякого энтузиазма согласился мой друг, и мы спустились в недра «Счастливчика».

В дверь кают-компании спутники, как бы невзначай, пропустили меня первым. Я заметил, что Тренхарна трясет мелкой дрожью. У меня на лбу тоже выступила противная испарина. Столпившись у входа в помещение, мы молча озирали чисто убранную и явно недавно выметенную кают-компанию. Создавалось впечатление, что стюард только за минуту до нас вышел отсюда с веником и мокрой тряпкой, прибрав в аккуратную стопочку лежавшие на столе навигационные карты и тщательно вытерев пыль со старомодных кожаных диванов. И это при том, что злополучный «Счастливчик» проторчал в этой бухте без всякого присмотра больше пяти месяцев!

— Они должны быть на борту! — странным голосом произнес мой друг. — Они должны быть живы… должны быть живы…

Тем временем Вильямс пересек салон и теперь пытался открыть одну из ведущих отсюда дверей.

— Вас это должно заинтересовать, сударь, — сказал он. — Вот каюта вашей леди… черт… заперто. А я ведь точно помню, что оставлял дверь неприкрытой!

Но слабенький замок в эту минуту хрустнул от очередного его рывка и дверь распахнулась. Со смешанными чувствами заглянули мы в эту небольшую, аккуратную комнатку, где все напоминало о недавнем присутствии дамы. Мне показалось, что в воздухе каюты витает тонкий аромат духов.

Тренхарн прошелся по каюте, осторожно касаясь кончиками пальцев стен и мебели. Видимо, здесь ему особенно невыносима была мысль о пропавшей невесте. Взгляд его блуждал по каюте, глаза затуманились.

И вдруг воздух взорвался его нечеловеческим криком. Мы вздрогнули, уставясь на ту точку стены, куда указывал дрожащий палец Тренхарна. Там висел обычный отрывной календарь. Тренхарн сорвал его и с безумным лицом начал тыкать мне в грудь:

— Генрих! Генрих! Взгляни на дату!..

Как только я различил прыгавшие перед моими глазами цифры на белом листке календаря, я тоже был готов закричать. Число было сегодняшнее.

— Боже мой, — только и смогли выговорить мои губы. — Боже мой! Этого не может быть! Просто глупая случайность, невероятное совпадение!

— Не говори так, Генрих! — орал мне в лицо Тренхарн. — Таких совпадений не бывает! Она здесь! Она жива, и я найду ее!

Потом он резко повернулся к Вильямсу:

— Какое число было на календаре, когда вы видели его в прошлый раз? Вы должны были его запомнить!

Вильямс посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Я вижу этот календарь впервые, сударь, — ответил он наконец. — В прошлый раз я только заглянул в эту каюту. Просунул голову, удостоверился, что хозяйка отсутствует, и ушел. Вот дверь — точно помню — я не запирал. А календарь… Всякое на свете бывает!

Но Тренхарн его уже не слушал. Растолкав нас плечом, он выскочил из каюты с безумными глазами.

— Пошли! Отыщем ее! Она где-то здесь! Они все прячутся от нас… отыщем…

Мы с большой, признаться, неохотой двинулись за ним. Облазили яхту снизу доверху и, как я и подозревал, никого не нашли. Все время меня мучило чувство, что мы догоняем кого-то, только что покинувшего те помещения, по которым мы проходили. Идем по чьим-то следам, запаздывая минуты на две-три, не более. Это не могло не действовать на нервы. Поиски заняли около часа. Потом мы вернулись в салон, сели в кожаные кресла возле стола и некоторое время молча сидели, пряча друг от друга глаза.

— Здесь нечего больше искать, — нарушил молчание старый китобой, вертя в пальцах нераскуренную трубку. — Пора возвращаться назад. Не нравится мне здесь! И скоро совсем стемнеет.

Я кивнул головой, а Тренхарн спросил у Вильямса:

— Когда вы впервые обнаружили «Счастливчик», у него на борту были шлюпки?

Получив отрицательный ответ, он впал в задумчивость.

Нам с китобоем стоило больших трудов уговорить его вернуться обратно на шхуну.

Всю ночь наша шхуна дрейфовала по бухте. Не знаю, почему, но Вильямс решил не бросать якорь. Мы с Тренхарном так и не сомкнули глаз, продумывая планы десанта на остров, чтобы, прочесав его как следует, найти наконец следы экипажа и пассажиров «Счастливчика».

— Если там никого нет, — решительно говорил Тренхарн, — мы станем искать и на Соловьином, и на Тристане. Ведь куда-то же они уплыли на своих шлюпках!

Первую часть этого плана мы привели в действие с рассветом — слишком уж было велико нетерпение моего друга. И пока матросы, плавая в шлюпках по периметру бухты, разыскивали место, куда можно причалить, мы втроем еще раз посетили заброшенную яхту.

— Вдруг команда ночью вернулась на «Счастливчик»? — высказывал безумное предположение Тренхарн. А мы со старым китобоем не решались ему перечить, настолько он в эти минуты был похож на безумца.

В неверном утреннем мареве заброшенная яхта казалась призрачно-расплывчатым пятном на темном фоне. Мощные гребки весел приблизили нас к «Счастливчику». Тренхарн еще издали прыгнул на штормтрап и с обезьяньей ловкостью вскарабкался по нему на палубу. Мы с Вильямсом догнали его только в салоне.

Он подошел к двери ее каюты и негромко постучал. Не дожидаясь ответа, распахнул дверь и вошел. Через несколько секунд мы услышали стон, и Тренхарн снова появился на пороге с календарем в руке.

— На нем снова сегодняшнее число, — прошептал он. — Вчера было двадцать седьмое, сегодня — двадцать восьмое. Ночью кто-то оторвал листок. Что это значит, Генрих? Не знаю, что и подумать! Почему она прячется от меня?!

— А ты уверен, что не оторвал вчера листок календаря сам?.. Ну, случайно, машинально. Ведь бывает такое.

— Абсолютно уверен — не обрывал. И прекрасно помню, что вчера вечером я оставил календарь на столе, а сегодня он уже висел на своем месте. Это — знак… — руки Тренхарна дрожали.

— Вы считаете, что ваша невеста ночевала в своей каюте? — перебил его Вильямс, дождался кивка Тренхарна и добавил: — Значит, она стала призраком, сударь!

— Придержите язык, Вильямс! — свирепо огрызнулся жених.

Вильямс пожал плечами, повернулся и пошел к двери.

— Куда вы? — бросил я ему в спину.

— На палубу, сэр! Я получаю от вас деньги вовсе не затем, чтобы якшаться с привидениями.

Он захлопнул за собой дверь, и я услышал, как под его тяжестью заскрипели ступени трапа. Я оглянулся на своего друга, а тот, казалось, был всецело поглощен собственными мыслями. Потом Тренхарн поднял на меня полубезумные глаза и сказал почти спокойно:

— Я уверен, что на острове есть какая-нибудь пещера. Там они все и живут. Не знаю почему, но, видимо, у них есть для этого веская причина. А на «Счастливчик» они наведываются по ночам, чтобы держать яхту в порядке. Может быть, они перенесли какую-то серьезную эпидемию и теперь устроили для себя карантин. Карантин кончится, и они перестанут прятаться.

Эти его догадки были более чем сомнительными, но перечить ему я не решался.

Он был задумчив, когда мы вышли на палубу, спустились в шлюпку и отправились к берегу, где матросы уже отыскали место, удобное для высадки. Вскарабкавшись на скалу по узенькой козьей тропинке, мы разделились на группы и разбрелись по острову в поисках убежища, в котором скрывались от нас моряки со «Счастливчика».

Островок был слишком крошечным, чтобы потратить на поиски много времени. Так что уже через час мы собрались у шлюпок. Никто не мог похвастаться успехом.

Я заприметил в полумиле от нас довольно высокую скалу и, решив, что западный ее склон достаточно пологий для того, чтобы можно было вскарабкаться, посчитал нелишним посмотреть на остров с вышины. Вильямс остался у подножия и следил за моим подъемом, задрав голову и жмурясь от бьющего в глаза солнца. Добравшись до половины скалы, я решил, что подъем не такой уж и пологий, как казался со стороны. К тому времени, как дело дошло до вершины, я уже был мокрым, как мышь.

— Что, упарился? — спросил меня Тренхарн. — Думаешь, ты один такой умный?

— Ты здесь? А мы с Вильямсом тебя внизу ждали…

— Думаешь, я способен упустить шанс увидеть все собственными глазами?

Я лег на разогретую солнцем скалу рядом с Тренхарном и, так же как он, высунул голову за край пропасти. Далеко-далеко внизу в лазури бухты стояла покинутая яхта, а еще дальше покачивалось на пологой волне и наше судно. Когда глаза мои привыкли к блеску бликов на воде, я начал довольно прилично видеть поросшее водорослями дно бухты.

— Красиво-то как…

— Не туда смотришь, — хриплым голосом ответил Тренхарн. — Вон там, возле «Счастливчика»!

— Где? — не сразу понял я.

— Вон там, — и он протянул руку.

Я проследил за его пальцем и увидел в воде по правому борту яхты несколько покачивающихся на воде овальных предметов белесого цвета.

— Медузы, — сказал я. — Терпеть их не могу! — Лица.

— Что?..

— Лица. И смотри, шевелятся!

Ей-богу, мой друг сошел с ума. Мне стало страшно за него. А Тренхарн, не обращая на меня внимания, продолжал:

— Они шевелятся, они смотрят на нас… — голос его был ужасно спокоен, даже скучен.

И в этот момент меня пронзила догадка, внезапное озарение.

— Я все понял, дружище! Я догадался, почему экипаж «Счастливчика» не решается жить на борту! Эти предметы… те, что ты называешь «лицами»… Это же концы щупальцев какого-то гигантского морского животного, кракена или осьминога! Эта тварь живет в бухте, плавает под водой возле яхты, и люди, естественно, стараются держаться от нее подальше. Может быть, кого-то из экипажа яхты она и сожрала. Остальные прячутся, лишь время от времени посылая добровольцев на борт за съестными припасами. Ведь в одиночку легче пройти мимо чудовища незамеченным!

К тому времени, как я кончил этот монолог, Тренхарн был уже на ногах, обрел здравый смысл и охотничий азарт.

— Да, это объясняет и феномен календаря! Моряки ведут счет времени.

— А может, это твоя Грета считает дни с тех пор, как вы расстались?

Тренхарн начал быстро спускаться со скалы. Я еле поспевал за ним. Он подгонял:

— Быстрее, Генрих! Сейчас мы с тобой возьмем ружья и мигом вышибем потроха из этой твари. И попросим Вильямса расчехлить гарпунную пушку.

Через час мы были уже на борту «Счастливчика» с полутора десятками матросов, вооруженных пиками, острогами И тяжелыми винчестерами. До вечера мы толпились возле бортов, разглядывая водную гладь бухты в бинокли или просто из-под руки.

С приходом сумерек суеверные моряки возроптали и заявили Вильямсу, что не намерены оставаться на борту этого плавучего склепа на ночь.

— Я же говорил вам, сударь, что моряки — парод суеверный, — проворчал Вильямс. И сам старый китобой не выказал желания остаться с нами.

Если Вильямс не скрывал своих суеверных страхов, то мне, человеку интеллигентному, они были не положены. Однако и ваш покорный слуга не пел от радости, когда Тренхарн предложил мне заночевать на «Счастливчике». Видимо, заметив мои колебания, он предложил провести ночь в его компании настолько насмешливым тоном, что отказаться — значило навек погубить в его глазах свою репутацию.

Мы устроились на ночлег в кают-компании, разложив на длинном столе матросские тюфяки. В салопе по обоюдному молчаливому согласию решили не курить и поэтому дружно выходили через каждые полчаса на палубу подымить сигаретой. И на палубе и внизу, в салоне, мы ни на минуту не забывали о цели нашего дежурства, нервы были напряжены, мы постоянно прислушивались к голосу океана, но ничего, кроме шума прибоя о скалы бухты, до нашего слуха не доносилось. Винчестеры наши были постоянно наготове.

И в бухте и на яхте все было спокойно. Но оба мы невольно вздрогнули, когда Тренхарн, пытаясь закурить, выронил из рук ружье. Стук металла о палубу разбудил в колодце бухты такое эхо, что нам показалось, словно со скал рычит на нас стая диких зверей. Луна ушла за тучи, и над морем стало совсем темно. Сейчас, наверное, над островом вставал туман, затянув горловину бухты. Вскоре на палубе находиться стало бесполезно, и мы спустились вниз.

В эти часы у меня было время, чтобы обдумать ситуацию. Я находился в постоянном ожидании чего-то страшного. Однако этот страх почему-то не имел никакого отношения к осьминогу из бухты. Я боялся чего-то другого, сам не знаю чего.

В таком состоянии не находишь себе места. Лучше всего — попытаться заснуть. Поэтому, когда Тренхарн вызвался дежурить первым, я не стал возражать и полез на стол, где меня ожидал жесткий матросский тюфяк. Тренхарн уселся на тот же стол, у меня в ногах, поставив между колен ствол своего винчестера. Он притушил газовый светильник на стене, и теперь мы дышали удушливым запахом страха в полумраке.

Постепенно меня окутал сонный дурман и пришел сон, который показался мне более ярким, чем любое из событий сегодняшнего дня. Мне приснилось, будто Тренхарн прислушался к чему-то и вскочил на ноги. Мгновением позже и до моих ушей долетел тот голос, который взволновал моего друга. Я услышал нежный призыв:

— Трен! Трен! — женский голос доносился из-за двери салона.

Мне приснилось, что я повернул голову и увидел в черном дверном проеме прекрасное лицо с лучистыми завораживающими глазами.

— Ангел, — прошептал я сквозь сон и тут же понял, что передо мной стояла невеста Тренхарна. А друг мой тем временем, положив винчестер у моих ног, уже протягивал к ней руки.

— Иди сюда! — снова услышал я ее голос. — Выйдем на палубу, не будем мешать спать Генриху!

Руки девушки обвились вокруг его плеч и они, еще раз оглянувшись на меня, вышли. Я услышал скрип ступенек и снова отдался стихии сна, успев почувствовать радость за своего друга.

Пробуждение было ужасным. С палубы донесся дикий вопль. Ничего не соображая со сна, я вскочил с тюфяка и, запутавшись в нем, скатился на пол. С полминуты я неподвижно сидел там, завороженный липким страхом, не в силах пошевелить даже пальцем. Но больше никто не кричал, и мое оцепенение постепенно ушло. Газовый рожок совсем погас, и помещение салопа было освещено лишь сочившимся из иллюминатора тусклым предутренним светом не взошедшего еще солнца.

Тренхарна в салоне не было, хотя ружье его лежало в ногах моей импровизированной постели. Я несколько раз окликнул друга, но ответом мне была только тишина.

Я выскочил из кают-компании и взбежал по трапу на палубу. В туманной полутьме я бегал по яхте, натыкаясь на аккуратно уложенный такелаж, умоляя Тренхарна отозваться. Мрачные скалы, нависшие над бухтой, злорадно повторяли за мной его имя, выкрикивая его разными голосами в туманной тьме, словно стая демонов дразнила меня, насмехаясь над моим страхом.

— Тренхарн! Тренхарн! Тренхарн! — кричало из сумрака эхо.

Я добежал до юта, заглянул в пустую рубку, выбежал на правый борт яхты и остановился передохнуть у поручней. Случайно бросив взгляд на воду, я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове. Из воды на меня глядели бледные человеческие лица глазами, полными безысходной тоски. Я видел, как колышет вода их волосы, различал мимику. Должно быть, на мгновение я потерял сознание, потому что лица эти вдруг исчезли с волны, без звука, без всплеска. А главное — я увидел, что к «Счастливчику» направляется шлюпка со шхуны.

— К корме, заворачивай к корме! — слышал я встревоженный голос старого китобоя. Я добежал до места, к которому причаливала шлюпка и, перевалившись через поручни, рухнул прямо на головы гребцов. Я торопился потому, что мне показалось, будто слышу чьи-то приближающиеся шаги.

— Ну, сударь, вы уж слишком… — недовольно сказал Вильяме, потирая ушибленное предплечье.

— Отчаливайте! Отчаливайте! — закричал я в ответ, выхватывая у одного из матросов весло.

— А как же мистер Тренхарн? — недоумевающе спросил Вильямс.

— Он мертв! — почти провизжал я. — Отчаливайте, отчаливайте скорее. Не медлите, ради бога, или нам всем придет конец!

В эти мгновения я благословлял суеверие моряков, которые, заразившись моим страхом, налегли на весла, не дожидаясь, пока их капитан задаст мне все вопросы. Через несколько секунд мы отошли от «Счастливчика» на добрый десяток метров. Здесь мы развернулись в сторону своей шхуны и невольно чуть сбавили темп.

Я бросил взгляд на яхту. Над поручнями левого борта я различил верхнюю половину стоящей там женщины. Прекрасное лицо с тонкими нежными чертами смотрело прямо на меня невыразимо печально. Я узнал невесту Тренхарна, увидели ее и матросы. Они бросили грести, недоуменно переглядываясь.

— Значит, вы все-таки отыскали леди, — недовольно проворчал Вильямс. — Не кажется ли вам, сударь, что не по-джентльменски…

И в это мгновение, так и не закончив фразы, старый китобой закричал. Закричали матросы. Закричал и я, потому что женщина протянула к нам руки…

Нет, не руки — щупальца с бескостными беспрестанно переплетающимися когтистыми пальцами.

Я отшатнулся, соскользнул спиной вперед со скамьи и ударился затылком о дубовый борт шлюпки.

Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, был хриплый от ужаса голос старого китобоя.

Вильямс кричал матросам:

— Шевелись! Шевелись! ШЕВЕЛИСЬ!..