СЕМЬ

Чуть позже того, как Селина сомкнула глаза, в нескольких милях от ее жилища Брюс Уэйн равномерно бессознательно покачивался, ссутулившись на своем безупречном с точки зрения эргономики стуле компьютерного пользователя, напоминавшем незаконнорожденное дитя церковной скамеечки и сиденья у стойки бара. Вот уже тридцать шесть часов сидел он перед монитором, вгрызаясь в базы данных, и бодрствовалл только благодаря черному кофе и бутербродам, которые Альфреду удавалось подсунуть ему прямо под нос. Его тело полностью исчерпало запас удобных поз. Простой человек давно оставил бы это занятие, принял душ, поспал и начал с новыми силами, когда солнце золотит лучами комнату, а разум свеж и бодр.

Но Бэтмэн не был простым человеком.

Зеленые фосфоресцирующие столбики и строчки бежали по экрану и исчезали за его рамкой. Руки Брюса Уэйна лежали на клавиатуре, готовые в любой момент остановить эту лавину. Глаза не мигали. Зрачки расширились и поглощали информацию, не читая. Уэйн был одет в трикотажный костюм из хлопка, удобный и просторный. Комбинезон Бэтмэна висел в шкафу в дальнем углу большого подземного помещения, которое он называл Пещерой.

Темный костюм Уэйна почти не выделялся на фоне мебели и серых каменных стен. Стоя на самом верху металлической лестницы, Альфред видел лишь руки Брюса, дрожащие от избытка кофеина, и мерцающий зеленый свет, падавший на неподвижное лицо. Батальная картина технологического века.

— Я принес перекусить, сэр.

Никакой реакции. Альфред спустился по крутой лестнице. Он был уже не молод, но походка его была легкой. Ни один из предметов, стоящих на серебряном подносе, не звякнул, выдавая его присутствие. Он поставил поднос на бюро рядом с другим таким же, на котором неаппетитной горкой лежали останки нетронутого обеда.

— Сэр, — голос Альфреда обладал тем особым тоном между командным и просительным, что отличает дворецких от прочих смертных. — Сэр, — повторил он, — вы работаете слишком много.

— Я близок к цели, Альфред. Я чувствую это.

— Вы были «близки» сегодня утром, когда я принес завтрак. Теперь это «близко» далеко позади.

Брюс Уэйн со стоном сдался. Руки упали на клавиатуру, марширующие строчки замерли. «Прибиваю студень к дереву», — признался он, используя жаргон взломщиков.

Несомненно, сейчас он был компьютерным взломщиком — хакером. Огоньки технологической магии просвечивают сквозь каждую базу данных в мире. В течение нескольких долгих дней он добыл столько необработанной информации, что ее хвалило бы на несколько баз, с которыми не разобраться в течение целой жизни. Тридцать шесть часов назад он забросил все это в некий кибернетический аналог центрифуги и тех пор прокручивал данные через запутанные серии кастомизированных алгоритмов. Он прекрасно понимал, что глаза у него давно слезятся, а голова не варит. Но именно в такие моменты — когда функции мозга сводились к самым примитивным процессам — его ум был способен улавливать тончайшие вариации чистых схем и ритмов и теперь ждал мгновения, когда нейроны в коре головного мозга вздрогнут и заставят все его существо реагировать на малейшие отклонения в потоке данных.

— Я испробовал все варианты, все корреляции. Ничего не получается. Он там — я знаю это. Это все его дела. Я узнаю их по почерку. Я подошел совсем близко, но он снова скрылся в паутине денежных потоков. Для отмывания грязных денег он не раз пользовался даже Уэйновским фондом и не попался ни разу, никогда не повторяя одну и ту же комбинацию и разбивая все свои действия на мелкие детали, которые по отдельности абсолютно безобидны…

Пальцы Уэйна вновь пробежали по клавиатуре, воскрешая застывшие строчки последних данных. Заполнив весь экран, он открыл другой файл — корпоративные документы, касающиеся некого пищевого оборудования.

— Вот маленькая фабрика соков во Флориде. Когда в середине восьмидесятых заморозки погубили апельсиновые деревья, она почти разорилась. И вдруг получила контракт на переработку второсортных абрикосов из Калифорнии. Пятьдесят честных людей начинают работу, изготавливая из подгнивших фруктов сироп и перерабатывая отходы. Что, по-твоему, происходит дальше?

Альфред поджал губы. Когда на тебе тридцатикомнатный дом, всегда найдутся дела поважнее, чем играть в угадайку. Однако термины «второсортный» и «отходы» повернули его мысли в определенном направлении.

«Кто-то пустил отходы на корм скоту, и от этого заболели люди?» — Связной слишком искушен для этого. Его аферы — особенно американские — всегда приносят кому-то ощутимую выгоду, — Брюс вскрыл новый банк данных. Теперь на экране проплывали вереницы счетов. — Наш производитель сиропа озабочен проблемами окружающей среды. В безобидном процессе появляется еще одна ступень: он извлекает ядовитые вещества, разливает в бочки по пятьдесят галлонов и отправляет по адресу только что созданной компании в Северной Каролине, где еще более острый дефицит рабочих мест, и люди приветствуют даже производство по переработке токсичных отходов.

Еще один файл — список химических веществ, их бытовые названия, научные названия и формулы. Одна из формул мигает. Альфред видит в середине формулы буквы CN.

— Это цианид, не правда ли? — спрашивает он многозначительно.

— Пять бочек ежемесячно, извлекается из абрикосовых косточек во Флориде. Переработать его нельзя, но можно продать, что они и делают. Вот постоянный заказ на наши так называемые абрикосовые отходы. Они предназначаются химическому концерну в объединенной Германии. Я отыскал место, где бочки грузят на корабли, но по документам они никогда не покидали Америки. Три-четыре грузовых судна регулярно появляются в Шривпорте, Луизиана, и забирают некий груз. Можно с уверенностью сказать, что из Шривпорта они уходят с грузом, но вот где разгружаются — об этом нет никаких записей за последние два года.

— Где-то должна быть ошибка, провал в документации…

— Больше похоже на быструю работу корабельных маляров прямо в открытом море. Судно А исчезает, а судно Б приходит в порт точно по расписанию.

— Очень большой провал в документации, — согласился Альфред.

— Корабли прибывают в какой-нибудь порт, вроде Саны в Южном Йемене, где нет американского консульства, и никто не задает вопросов о нескольких отсутствующих бочках.

— И куда они попадают после этого?

Брюс Уэйн в последний раз очистил экран. Изображение уменьшилось до зеленой точки и исчезло. «Иран, Ирак, Сирия — в любое место, где хотят тайно производить химическое оружие, чтобы сбросить его на соседей. Ни в одной стране Связной не нарушает закон. Пара сотен семей в Соединенных Штатах имеет хлеб насущный благодаря ему — а где-то кто-то производит химическое оружие».

Время шло. Компьютер подождал в бездействии, затем активизировал фоновую программу, которая начала заполнять экран случайными мазками чистых красок. Причудливая игра цвета заворожила обоих мужчин.

— А те арабы, — мягко начал Альфред, — те бесс-арабы, которых вы искали, удалось их обнаружить?

— Бессарабия. Это где-то у Черного моря. Место вроде Новой Англии — люди говорят о нем, словно оно существует, но ни на одной карте его нет.

По крайней мере на картах, которые есть здесь, — он дотронулся до корпуса монитора. Движения оказалось достаточно для того, чтобы экран вновь очистился. — Она переходила от России к Румынии и обратно пару раз только в нашем столетии.

Альфред выпрямился. «Но это означает, что комиссар Гордон был дезинформирован международными организациями?» — Этот район относился к Советскому Союзу. Никто не знает, что там творится сейчас. Коммунисты прятали все под толстым слоем красной краски, а теперь краска осыпается. Многие из доступных нам сведений весьма сомнительны, но это лучше, чем ничего. Кремль семьдесят лет управлял этим краем с помощью террора и дезинформации. Как начнешь разбираться в этом, так словно попадаешь в средневековье. Но ведь кто-то живет в Бессарабии.

Кого-то перебрасывают туда-сюда между государствами, словно фишку в игре.

Наверняка там есть и террористы, а если это так, то там непременно окажется и Связной.

— Подпольный торговец оружием для террористов. Похоже на правду. А что с тем парнем, Тигром? Он производит впечатление вполне реальной фигуры.

— Реальной, но не слишком крупной. Готамские записи показывают, что он родился и вырос здесь. Первоначальные записи были заблокированы, но их оказалось немного. Участвовал в многочисленных драках. В больницу попадал так же часто, как в полицию. Затем, лет двенадцать назад, уехал из города куда-то на юг. Либо он все эти годы был совершенно чист, либо попадался там, где все записи до сих хранятся в картонных папках. Сейчас занимается импортно-экспортными операциями в старых кварталах. Полиция пристально следит за ним. Знают, что он нечист, а доказать ничего не могут.

— Он работает на Связного?

— Выполняет для него некоторые работы, — поправил Бэтмэн. — Но этим невольно грешил даже Уэйновский фонд, как мне удалось выяснить. Я выслеживаю его шаг за шагом, но Гордон торопит. Взять Тигра с поличным удастся не скоро.

— Что же делать?

— Буду отслеживать контакты Связного и, надеюсь, мне повезет. Надеюсь выловить кое-что в Черном море.

Уэйн отбарабанил на клавиатуре замысловатую команду и зеленая фосфоресцирующая армия вновь принялась маршировать по экрану. Он вновь ссутулился, глаза заслезились.

Альфред снова обрел свой неповторимый голос дворецкого. «Простите, что вмешиваюсь, сэр, но мне кажется, сведения о Бессарабии следует искать не в компьютере. Лучше поискать их в книгах. Вы не рассматривали такой вариант — подняться наверх и порыться в библиотеке?» Брюс Уэйн такой вариант не рассматривал. Он опустил руки, остановив марш зеленых строчек, и его усталый мозг стал перебирать доводы в пользу того, что книги могут в чем-то превзойти информационные процессоры. В случае с Бессарабией это было похоже на правду. Вздыхая и бормоча что-то о заблуждениях коммунизма, Брюс Уэйн приготовился покинуть свое эргономичное кресло. Колени у него онемели, лодыжки не гнулись; он подался вперед, оперевшись пальцами о стол и при этом нечаянно сбросил на пол свои записи, которые делал последние пять дней.

— Гарри Маттесон? — удивился Альфред, заметив слова, обведенные жирной рамкой на чистом листе. — Каким образом всплыло это имя?

Нахмурившись, Бэтмэн собрал бумаги в аккуратную стопку. Имя Гарри исчезло. «Его имя возникло в самом начале, когда я еще не уточнил ситуацию».

— Вы искали Связного, а всплыл Гарри?

Брюс откинул со лба упавшие волосы. Стараясь не смотреть на удивленно поднятые брови Альфреда, он зашагал к лестнице.

— Это правда?

— Я неправильно поставил задачу. Мое собственное имя тоже всплыло, в качестве президента Уэйновского фонда. Но я его не записал.

— Но имя Гарри записали.

С усталым вздохом Уэйн повернулся к единственному из живущих на земле людей, имевшему смелость говорить с ним подобным образом. «Гарри Маттесон был одним из ближайших друзей моего отца. Они вместе служили за океаном, и после войны помогали друг другу. Он член правления Уэйновского фонда, с божьей помощью. Во многом наши взгляды не совпадают, но я знаю его всю свою жизнь. С тем же успехом я могу подозревать себя».

Вооруженный несгибаемой логикой дворецкого, Альфред намеревался заметить, что Брюс Уэйн, ведущий двойную жизнь как Бэтмэн, действительно является отличным объектом для подозрений — так же, как и Гарри. Намерение свое он, однако, не исполнил, поскольку главной его целью было заманить Брюса в спальню, и целью эта была почти достигнута. Поспав, Брюс и сам, без посторонней помощи, найдет ошибку в своих рассуждениях и сумеет извлечь из этого пользу.

Но осуществиться сценарию Альфреда не было суждено. На середине лестницы Брюс замер. Он вскинул голову, и дворецкому показалось, будто его хозяин окутался туманом от внезапного озарения. Альфред тяжело вздохнул, все еще надеясь, что Брюс поднимется по лестнице.

— А ведь ты прав. Я мог бы подозревать сам себя. Чтобы обеспечить Бэтмэна всем необходимым, мне пришлось раскинуть целую международную паутину. Я обзавелся связями, компьютерами, деньгами, сетью холдинговых компаний — и все это, чтобы пользоваться неограниченными возможностями и чтобы никто не сумел отождествить меня с Бэтмэном. Цели у меня другие — диаметрально противоположные — но я мог бы быть Связным.

Альфред уложил посуду на двух серебряных подносах и приготовился следовать за Брюсом вверх по лестнице. «Могу ли я напомнить вам, — сказал он как бы с неохотой, — что процветание Маттесона началось с морской линии „Голубая Звезда?“ — Он закрыл ее, — возразил Уэйн неуверенно.

— А может он просто перекрасил корабли «Голубой Звезды» новой краской…

Бэтмэн так сильно вцепился в стальные перила, что они задрожали.

«Гарри? Но зачем? Зачем?.. — он взглянул на электронные часы на дальней стене. Они показывали час ночи. — Альфред, я еду в клуб».

— Но, сэр…

— Я выгляжу как покойник, знаю. Брюс Уэйн уже несколько недель не появлялся в клубе. Показаться там сейчас в таком виде — значит подтвердить их наихудшие подозрения. Гарри Маттесон никогда не отказывал себе в удовольствии пригласить меня на ланч для отцовского нравоучения всякий раз, как ему казалось, что я пренебрегаю Уэйновским фондом, а значит и памятью отца. Что ж, я готов пообедать с дядюшкой Гарри.

— Вы даже не знаете, в городе ли он. Прошу вас, сэр, есть лучший выход, — интонация дворецкого вырабатывается поколениями; королева Виктория и та подчинилась бы подобным уговорам.

Но не Бэтмэн.

— Я так появлюсь в свете, что он услышит об этом. Брюс Уэйн: дебошир нокаутирован, забияка сломлен. Может, и пресса мной заинтересуется, Альфред? Давненько бульварные газеты не писали о Брюсе Уэйне, — он отпустил перила и взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Альфред последовал за ним более сдержанным шагом. «Я буду ждать вас в машине, сэр».

Еще оставался шанс, что Брюс увидит себя в зеркале и поймет нелепость своей затеи, но надежда на это была эфемерной, и дворецкий не мешкая спустился в гараж. Он вывел лимузин из бокса и ювелирно припарковал его перед входом, закрыв им при этом спортивную машину. Брюс Уэйн уже стоял в дверях. Он видел хитроумные маневры дворецкого и принял их без комментариев.

Если бы Альфреду не было доподлинно известно состояние каждой мелочи из гардероба Брюса, он решил бы, что его смокинг валялся скомканным где-нибудь за дверью. Он был преступно измят. Жилет и галстук сидели немного косо, а на белой рубашке виднелся красноватый мазок, который мог появиться от вина, губной помады или крови — в зависимости от предубеждений наблюдателя. Уэйн плюхнулся на кожаное сиденье так, что рессоры закачались.

— Вези меня, мой хороший, — игриво сказал Брюс. — В клуб.

Альфред все понял и потому промолчал. Настоящий Брюс Уэйн — если предположить, что настоящий Брюс Уэйн существовал — исчез, на его месте теперь был безответственный подвыпивший плейбой. Дворецкий нажал кнопку, чтобы поднять перегородку из дымчатого стекла, потом другую — включить обогрев. Возможно, сорок пять минут езды в теплой машине сделают то, чего не удалось добиться разумными доводами. Но нет — на приборной доске замигало несколько лампочек — это Брюс подключился к компьютеру и снова занялся анализом данных.

Ворота с фотоэлементами распахнулись, выпуская лимузин из поместья, и снова захлопнулись за ними. Альфред вел машину по темной, пустынной сельской дороге по направлению к янтарному зареву, никогда не исчезавшему над ночным Готамом. Не прошло и часа, как он пристроил громоздкий автомобиль возле административного небоскреба, с виду темного и безжизненного.

Клуб Брюса Уэйна находился на самом верху башни и представлял собой причудливый сплав антиквариата с модерном, подтверждающий правило: истинно ценное не вступает в противоречие друг с другом. То же самое можно было сказать и о мужчинах, сидевших в кондиционированном уюте перед камином.

Став членом клуба, вы оказывались как бы вне времени.

И тут вошел Брюс: багрое с помощью аутотренинга лицо, неприлично громкий голос, немного неразборчивая речь.

— Ну как вы тут без меня, черт возьми? — грубовато обратился он к ближайшему из присутствующих, обняв того за плечи и уронив его стакан с дорогим виски на не менее дорогой персидский ковер.

Жертва, седовласый бизнесмен, чьи компании продавали сталь на пять континентов из семи, был образцом хороших манер и выдержки. Выражение его лица было холодным, словно межзвездное пространство. «Я занят, Брюс.

Поиграй в свои игрушки где-нибудь в другом месте, будь любезен».

— Не с той ноги встал, а? — спросил Уэйн, до конца играя роль плохого мальчика. Он засек еще пару коллег отца по бизнесу, погруженных в беседу возле зеркальной стены, и рванулся к ним через зал, толкая присутствующих с тщательно рассчитанной грубостью.

— Кого я вижу! — раскрыл он объятия, при этом слегка плеснув коньяком в лицо собеседнику. — Нет места лучше дома — особенно когда мы здесь, а все остальные там…

— Мистер Уэйн? — дворецкий — не Альфред, разумеется, — появился рядом с ним. Он положил одну руку Брюсу на плечо, другой обхватил его за талию.

— Вас к телефону. Если вам угодно будет пройти со мной…

Брюс покорно опустил руки и позволил отвести себя в темный дверной проем. Миссия закончена. Все внимание клуба было приковано к нему.

Несколько часов старая гвардия будет обмениваться отечески заботливыми вопросами: Что нам делать с сыном Тома Уэйна? А еще пару часов спустя Брюс может твердо рассчитывать на звонок от Гарри.

Но, как оказалось, ждать не пришлось вовсе. Дверь за ним закрылась, и Брюс оказался в одном из кабинетов лицом к лицу с негодующим Гарри Маттесоном. Холодок неприязни пробежал по спине Брюса Уэйна в то время, как его сознание раздваивалось между актером, которому предстояло играть сцену, и холодно-рассудительным Бэтмэном, который отныне будет наблюдать за Гарри новыми глазами.

— Ну, что на этот раз, Брюс — алкоголь, разгульная жизнь или безнравственная комбинация того и другого?

Актер уронил голову.

— Посмотри на себя. Ты позоришь имя отца. Что с тобой случилось?

Когда, наконец, ты возьмешься за ум и сделаешь что-то своими руками?

Что-то стоящее?

Человек помоложе плакал пьяными слезами; человек постарше его распекал. Оба выглядели вполне искренними. Бэтмэн смотрел на все это со стороны в поисках подтверждения того, что они оба, по сути, актерствовали.

Убедительных доказательств не было. В конце концов, Гарри Маттесон мог быть Связным и одновременно глубоко расстраиваться по поводу дурного поведения сына своего покойного друга; эти роли не были взаимоисключающими. Бэтмэн начал подыскивать слова для речи, которая заставит две ипостаси Гарри вступить в конфликт.

— Вы не мой отец! — заорал Брюс. — Перестаньте разговаривать со мной, как с сыном, которого у вас никогда не было. Вы хотите забрать свой бизнес с собой в могилу — как все папаши. Как мой папаша, — это игра, торопливо произнес внутренний голос, успокаивая ту часть его личности, которая постоянно чувствовала боль утраты. — Если бы я был вашим сыном, вы научили бы меня всему, что знаете? Раскрыли бы вы мне все ваши секреты, все тайные дела, которые возвели вас на вершину?

Актер ждал; Бэтмэн наблюдал.

Гарри открыл рот и снова закрыл. Он поставил стакан на полированный стол и затушил сигару в хрустальной пепельнице. «Научить тебя? Тебя?

Никогда», — он сжал губы в бледную полоску, проглотив слова, которые Бэтмэну так хотелось услышать. Затем вышел из комнаты, хлопнув дверью.

На мгновение, оставшись совсем один, Брюс Уэйн сбросил все свои маски и глубоко вздохнул, снимая напряжение. Он получил всю информацию, какую был способен выудить. Каждая реакция Гарри, каждое слово запечатлелось в его мозгу яснее, чем на фотографии или видеопленке. Позже, после тщательного анализа, он найдет ответ.

Оставаться не было смысла. Внезапный уход Гарри освободил его от необходимости объяснять свой собственный уход. Брюс Уэйн покинул клуб меньше чем через четверть часа после того, как пришел туда.

— Поехали домой, Альфред, — сказал он, усаживаясь на заднее сиденье лимузина.

— Вы узнали, что хотели? Гарри Маттесон и правда тот человек?

Связной?

Брюс развязал черный галстук и ослабил тиски крахмального воротничка.

Альфред тронулся с места, и он откинулся на мягкую спинку сиденья. «Не знаю. Не могу сказать — а ведь это уже о чем-то говорит, верно? Человек, которого я знал всю жизнь — и не могу сказать точно, кто он такой».

— Да, сэр. Это говорит о многом.

Загрузка...