Женщина-кошка

ШЕСТЬ

Селина вошла в свою квартиру. Котенок выскользнул прежде, чем за ними захлопнулась дверь. Замок запирался автоматически.

Шкаф на кухне был забит консервированным тунцом. Готовить и сервировать его было так же просто, как хранить. Она открыла банку и, склонившись над раковиной, принялась есть, выковыривая содержимое пальцами.

Голод понемногу ослабевал. Мысли вертелись вокруг миссии. Селина злилась на старую МаЖо и остальных. Они использовали ее, использовали котенка и в конце концов оставили без обеда. Это негодование было весьма поверхностным и улетучилось прежде, чем она успела расправиться с рыбой.

Но в душе залегал гораздо более глубокий пласт гнева, и избавиться от него было не так просто. Мир кишел людьми, которые не любят кошек. Неприязнь могла перерасти в ненависть, но у взрослых она редко проявлялась в виде безумного страха. Розин ужас перед кошками не был последствием детского испуга.

Слизав с пальцев остатки тунца, Селина поставила полупустую банку на пол, чтобы доели кошки.

Из всего этого можно было сделать один единственный вывод: причиной Розиного страха был мужчина, но он каким-то образом сумел перенести ее страх на невинных кошек.

Знакомое, но не слишком приятное ощущение охватило ее, и она задержала дыхание. Затем резко выдохнула. Прежде, чем Селина успела покинуть альков, который домовладелец называл кухней, превращение ее обычного естества в Женщину-кошку было закончено. По дороге к кровати она сбрасывала с себя одежду и, подойдя к ней, была уже почти обнажена.

Комбинезон обтянул ее как вторая кожа — так и было задумано. Костюм этот обошелся ей безумно дорого.

В начале своей карьеры она пыталась использовать подержанные театральные костюмы. И даже пробовала сама соорудить подобный наряд. Но все это никуда не годилось. И вот однажды под ее дверь кто-то просунул коряво написанное письмо. В холле перед дверью никого не оказалось. В письме был рисунок комбинезона, значилась его цена и указывалось место, где должна была быть совершена сделка. Селина поначалу испугалась, но все же решилась попробовать. Она собрала требуемую сумму в золоте и другом драгоценном барахле, как указывалось в письме, оставила все это на скамейке в пустынном дворике и две недели спустя, придя вечером домой, обнаружила кожаный костюм на собственной кровати.

Девушка разгладила комбинезон на руках и ногах, и Селина Кайл исчезла. Вместо нее посреди комнаты стояла простая, как удар в челюсть, Женщина-кошка.

— Я вернусь до рассвета, — прошептала она в темноту собравшимся в кучку зеленым огонькам. — Не ждите меня. — Она вылезла в окно, прошла по карнизу и скрылась за углом.

Между тунцом и комбинезоном был еще период размышлений, когда Селина взвешивала иные возможности удовлетворения собственного любопытства. Она попыталась представить себя в миссии. Двери там никогда не запирались, но монахини были не столь глупы, чтобы оставаться внизу после наступления темноты. Если бы Селина пошла туда, ей пришлось бы объясняться с мускулистыми бывшими наркоманами, обитателями приюта, которые охраняли миссию с бдительностью новобранцев. Можно, конечно, позвонить матери Жозефе по телефону, но старая МаЖо вряд ли сидит в офисе по ночам. Кроме того, Селинин телефон не работал… опять. У одной из кошек — она не знала какой именно — выработалась стойкая приверженность к жеванию пластиковой изоляции. Возможно, и для кошки это было не слишком полезно, но для телефона оказалось просто смертельным.

Ну, допустим, Селина поговорит с матерью Жозефой, что тогда? Если бы старая МаЖо знала что-то толковое насчет Розы, разве пригласила бы она Селину на обед с котенком? И потом, хотя монашки и жили в Ист Энде гораздо дольше, чем Селина, они были женщинами, которые отказались от мужчин. Что любая из них знала о реальном мире — том мире, где правят мужчины, и где жили Селина и Роза?

Селина спрыгнула на крышу часовни между резными каменными горгульями.

Ее тело изогнулось от кончиков пальцев до шеи, принимая удар от прыжка и удерживая ее в равновесии, какие бы опасности ни готовило следующее мгновение. Она отползла в тень, прислушиваясь к уличному шуму, стараясь понять, не заметил ли кто-нибудь, как она спрыгивает с карниза на крышу церкви. Ее вполне могли заметить или услышать. Кем бы ни была Женщина-кошка, никакими сверхъестественными способностями она не обладала, просто большинство людей не ведает, какие силы таятся в их собственных телах.

Готам никогда не затихал. В самые спокойные часы звуковой хаос сливался в неясный гул, в котором все же чуткое ухо могло различить полицейские сирены, крики о помощи и случайные выстрелы — на этот раз четыре, из полуавтоматической винтовки среднего калибра, где-то в районе доков. Женщина-кошка бессознательно оскалилась. Внутренним взором она видела это легкое, смертельное ружье, несомненно иностранного производства. Она различала огнестрельное оружие по виду и звуку, но сама всячески избегала его. От стариков, помнивших шестидесятые годы, она слышала о Субботних Вечерах, когда использовались хитроумные ружья, чаще взрывавшиеся в руках хозяина, нежели поражавшие противника. Эти времена миновали задолго до того, как она спрыгнула с автобуса на окраине Готама.

После войны в Заливе по Субботним Вечерам стали применять армейские гранаты.

Хотя доки начинались в двух кварталах отсюда, Женщина-кошка подождала ответных выстрелов. Она не собиралась идти в ту сторону, но кто знает, куда занесет нелегкая. Умный человек, кем бы он ни был, и как бы ни был одет, всегда обращает внимание на ночные звуки. В следующее мгновение она услышала сирену полицейской машины, которая со страшной скоростью неслась вниз по Девятой авеню, но не в сторону доков.

Селина расслабилась и спустилась на крышу миссии. Она спрыгнула через слуховое окно на лестницу и замерла, задержав дыхание. Шум прыжка показался ей самой оглушительным, но никакой тревоги в спящей миссии он не вызвал.

Два часа спустя, после бесплодных поисков укромного уголка или щели, где можно было спрятаться, Женщина-кошка вернулась к слуховому окну и подпрыгнула вверх. Рама прогнулась под ее пальцами, но старое дерево выдержало вес тела, и она с легкостью выбралась на пустынную крышу.

Сливаясь с ночным небом и чернотой крыши, Селина откинула маску с лица.

Легкий ветерок, подсоленный морем, освежил девушку, и она обдумала свое затруднительное положение.

Розы д'Онофрео в миссии не было. Вспомнив, как она пыталась забраться под раковину, Селина засомневалась, что девушка могла прийти в себя и отправиться домой.

Сигнал скорой помощи — он заметно отличался от вопля полицейской сирены или рожка пожарной машины — заметался эхом между соседними домами.

До приезда в Готам Селина могла сосчитать секунды от вспышки молнии до раската грома; сейчас она прислушивалась к удаляющемуся вою сирены и прикидывала, в какую из крупных больниц везут пострадавшего. Звук удалялся по прямой, стало быть машина не свернула к Главной Готамской больнице. Она ехала прямо через нижний город к университетскому медицинскому центру. Кто там был в ее чреве — тайна, покрытая мраком.

Может монашки отправили Розу в Главную Готамскую? В миссии был свой изолятор. Селина проверила и его, но там находился один единственный страшно шумный, но совершенно безобидный пьяница. Сестры оставили бы Розу в изоляторе, если б не боялись, что она может умереть до утра, а в ночь с субботы на воскресенье реанимационные службы в городе так перегружены, что едва ли откликнулись бы на вызов.

Селина вновь натянула маску. Чем ломать голову над тем, где теперь Роза, лучше проникнуть в офис старой МаЖо и поискать ответ там. Мать Жозефа доверяла Господу, святым заступникам и никому больше. Замок на двери офиса был истинным произведением искусства, но и он быстро сдался тонким стальным отмычкам, которые Женщина-кошка извлекла из потайного кармана на поясе. Она вошла в офис и бесшумно закрыла за собой дверь.

Глаза ее привыкли к темноте — она могла держать телефонную книгу и без напряжения читать с расстояния вытянутой руки.

На столе царил беспорядок — хороший признак; когда она вошла сюда с котенком, стол был неестественно чистым. Заложив руки за спину, Женщина-кошка склонилась над столом, стараясь ничего не трогать.

— Что это?

Почерк у старой МаЖо был словно прописи приходской школы. Каждое словечко будто напечатано; беда заключалась в том, что большинство из них было написано не по-английски. Через минуту Селина решила, что это латынь.

— Даже Папа не говорит на латыни…

Но это была латынь и оставалась латынью, как бы пристально Селина на нее не смотрела. Девушка почувствовала острую потребность сбросить эти бумажки со стола на пол и сломать, раздавить здесь все, что можно. Именно такие побуждения всегда втравливали ее в неприятности. Она тихо согнула пальцы, осторожно вонзив стальные когти в черную кожу перчаток на ладонях.

— Спокойно, — прошептала Женщина-кошка. — Если старая МаЖо пишет на каком-то немом, мертвом языке, это еще не значит, что ты не сможешь выяснить, куда она дела Розу.

На столе матери Жозефы стоял телефон: хлипкая электронная штучка с множеством кнопок и одной мигающей красной лампочкой.

— Спокойно. Думай. Думай.

Стальной коготь дотронулся до ближайшей от лампочки кнопки.

— Алло? Алло? Служба доктора Галлан. Если вы в офисе, сестра, пожалуйста, снимите трубку, — гнусавый женский голос сделал драматическую паузу. — Доктор Галлан просила вам передать, что она получила вашу записку. Она ушла, и мы хотели бы знать, куда она направляется. Она сказала, что вы можете дать номер, по которому с ней можно связаться.

Позвоните нам, — и женщина продиктовала свой номер.

Женщина-кошка улыбнулась, запоминая его, пока аппарат автоматически отключался. Затем подняла трубку и нажала другую кнопку. Послышалась быстрая мелодия из десяти нот. Селина не была музыкальным гением. Она не могла определить высоту звуков, и ей пришлось бы нажимать кнопку повторного набора несколько раз, чтобы запомнить мелодию, но она была почти уверена, что это не был номер доктора Галлан.

На том конце провода послышались длинные гудки — один, второй…

двенадцатый. Женщина-кошка собиралась уже положить трубку, когда телефон ожил.

— Кровь Великомучеников слушает.

Селина опешила от такого загадочного приветствия. К счастью, заспанная женщина на том конце провода решила попробовать еще раз: — Сестры Чистого Сердца, монастырь Крови Великомучеников, Дом настоятельницы. Могу я помочь вам?

— Надеюсь, что можете, — ответила женщина в черном комбинезоне. Все встало на свои места, когда она вспомнила, что католические ордена создавались как военные организации. Здешние сестры являлись солдатами армии Чистого Сердца; старая МаЖо была их командиром; миссия в Ист Энде представляла укрепление на передовой. А монастырь Крови Великомучеников был не просто другой крепостью, а штабом армии. — Я пытаюсь отыскать Розу д'Онофрео.

— Розу д'Онофрео? Я не знаю…

В голосе звучала не растерянность, а настороженность. Женщина-кошка сменила тактику. «Прошу прощения. На самом деле я ищу доктора Галлан. Это ее служба вас беспокоит. Мы ее потеряли. Мы знаем только, что перед отъездом она разыскивала Розу д'Онофрео по этому номеру».

— Доктор Галлан? Да, она была здесь, но давно уже уехала. Я не знаю, кто… Нет, постойте, это молодая женщина из миссии, — похоже, монахиня, наконец, вполне проснулась. — А кто это? Откуда вы звоните? Почему вы спрашиваете о Розе…

Женщина-кошка нажала когтем на рычаг. Фотография, стоявшая рядом с телефоном, объяснила ей все, что было непонятно. На ней были запечатлены четыре улыбающиеся монахини, которых Селина не знала. Но это не имело значения. Зато здание позади них и надпись на нем рассказали о многом.

Слова было довольно трудно прочесть — старой МаЖо не помешали бы несколько уроков фотографии — но они, по крайней мере, были написаны по-английски: Сестры Чистого Сердца Марии. Монастырь Крови Великомучеников. Дом настоятельницы. Виднелся и адрес, включавший почтовый индекс и телефонный номер.

В Доме настоятельницы Роза была в безопасности. Что бы ни мучило ее, оно не проникнет через эти стены. Но Женщина-кошка должна проникнуть туда, поскольку Селина хочет узнать больше, чем знает.

Однако в тот момент Селина хотела одного — домой.

Она взобралась по пожарной лестнице, перелезла через железное ограждение и пошла по каменной кладке карниза. Кошки собрались на подоконнике и смотрели на нее через решетку на окне. Женщина-кошка прошла мимо и влезла через боковое окно, предварительно осмотрев квартиру с помощью особым образом установленного зеркала. Ее костюм и его репутация не гарантировали от неприятных сюрпризов.

Селина немедленно сбросила комбинезон и пинком закинула его под кровать. Ее совесть, говорившая голосом матери, посоветовала относиться к костюму получше. Она проигнорировала эту рекомендацию, как и большинство из тех доброжелательных и зачастую мудрых советов, которые обычно давала ей покойница.

Не зажигая света, девушка приняла душ и расчистила себе местечко между кошками, устроившимися на ее скомканной постели. Серый полосатый котенок свернулся клубком на единственной подушке. Он зашипел, когда она просунула под него руку, и выпустил коготки. Она зашипела в ответ и сбросила его на пол. Прежде, чем он успел залезть обратно и свернуться на ее шее, она уже спала.

Селина Кайл не видела снов. Сны снились другим. Ей же снились одни кошмары, но она давно уже научилась их забывать. А потому не ведала, что ей снится Роза, маленький серый котенок, превратившийся в рычащего зверя.

Она не помнила, как во сне сама превратилась в Розу и в зверя. Она не дрожала от страха, не тряслась от ярости, но когда проснулась от слепящего полуденного солнца, то чувствовала себя, будто потерпела поражение в долгой изнурительной войне. Девушка стала делать упражнения, чтобы вернуть себе форму.

Кошки, родившиеся кошками, не нуждаются ни в каких упражнениях; они спят, едят, ухаживают за собой, охотятся или играют — но главным образом спят. Женщина-кошка была человеком и ей приходилось упражняться, много упражняться, чтобы поддерживать остроту рефлексов и тонус мышц. Она занималась не меньше четырех часов в день. Иногда она проводила за упражнениями весь день, прерываясь только на сон и еду. Ей некогда было ухаживать за собой или играть.

В то утро, однако, руки у Селины были вялые, как макаронины, а ступни будто налились свинцом. Ноги запутались в скакалке, и она упала на пол, разбив губы. Потом потеряла равновесие в стойке на руках и грохнулась на спину, словно мешок с цементом. Кошки собрались вокруг, обмениваясь многозначительными взглядами. Когда серый котенок залез ей на плечо и, поставив лапки на подбородок, уставился в ее левый глаз, она признала свое полное поражение.

Женщина-кошка сможет отыскать монастырь Крови Великомучеников, если Селина снова научится игнорировать свои кошмары. Но прежде всего ей необходимо было выяснить, где находится Ривервик и как туда добраться.

Женщина-кошка ориентировалась в Готаме только в пределах его границ. Она никогда не брала отпуск, у нее не было даже водительских прав. Только во вторник, поскольку из-за длительного бюджетного кризиса публичные библиотеки были закрыты по воскресеньям и понедельникам, ей удалось разузнать, где расположен монастырь и какой электричкой до него доехать.

Ей пришлось купить билет и нетерпеливо ждать на вокзале вечернего поезда в толпе работающих готамцев, направлявшихся в пригородные спальные районы.

Деловые женщины просто делали вид, что не замечают ее. Мужчинам явно импонировал ее ист-эндский гардероб (ярко размалеванные леггинсы, неоново-зеленый пуловер, серьги величиной с дверной замок — все это было вполне уместно в нижнем городе), они улыбались ей или отводили глаза. У одного из них даже хватило наглости поинтересоваться, не будет ли она свободна вечером, скажем, после десяти? Однако потенциальный ухажер торопливо ретировался, когда Селина остановила на нем свой ледяной взгляд.

Расталкивая постоянных пассажиров, она пробралась к поезду, выбрала себе место у окна и взгромоздила рядом сумку с костюмом. Мест всем не хватило, и кое-кто остался стоять в проходе, когда поезд тронулся. Но ни один из них не положил руку на сумку, не попросил убрать ее. С той же невозмутимостью она сошла в Ривервике и прошагала около мили по дороге, когда вдруг сзади ее осветили белые и малиновые огни.

Полиция.

Для общения с полицией Селине не требовалась помощь Женщины-кошки; она научилась разбираться с законниками еще до того, как приехала в Готам-сити.

— Куда вы направляетесь, мисс? — офицер, сидевший на пассажирском сиденье был так молод, что походил скорее на выпускника средней школы. От него за версту несло колледжем и курсами аутотренинга. — На этой дороге редко встретишь незнакомого человека. Может вы заблудились?

Он сказал это так искренне, что Селина ему почти поверила — и даже не знала, что ответить — но тут взгляд ее упал на второго, сидевшего за рулем. Этот был нормальный, серийного выпуска. Копы они и есть копы. С той лишь разницей, что эти двое еще могут попасться на удочку, на которую не попадется ист-эндский жулик средней руки.

— Я ищу монастырь. Я слышала, здесь где-то есть монастырь. Я думала, может они мне помогут. Знаете, у меня проблемы.

Выпускник колледжа повернулся к товарищу, и тот широко распахнул заднюю дверь. Таким образом, Селина с комфортом проехала остаток пути — и была очень этому рада. То, что на карте занимало пол-дюйма, на деле обернулось десятью милями по пересеченной местности.

Селина думала, что ее отконвоируют прямо к матери настоятельнице, но двое простаков с улыбками распрощались с ней у ворот. Она тоже ответила им улыбкой и, как только они скрылись из виду, спряталась в кустах, чтобы переодеться.

Фотография матери Жозефы не давала полного представления о размерах монастыря. В ночной темноте нагромождение островерхих крыш, викторианских башенок и шпилей выглядело как настоящая крепость — а ведь это был лишь главный комплекс зданий. Женщина-кошка выбралась из кустов, сознавая, что проникнуть в эти стены — наименьший из предстоящих ей подвигов. Поиски Розы по ночам могут занять не меньше недели, если не удастся правильно сориентироваться в этом лабиринте. Она не пожалела времени и обошла весь монастырь. Завершив экскурсию, свернула к отдельно стоящему зданию, похожему на гостиницу. Оно выглядело многообещающе. Окна на втором этаже забраны решетками, но, похоже, закреплены они были слабо.

Интуиция ее не подвела. Комнатки на втором этаже были крошечные, в каждой двери — окошко, охрана следила только за тем, чтобы никто не выходил. Ночная сестра смотрела телевизор. Вдруг ей что-то почудилось, и она пошла проверить дверь на лестницу. Но все было в порядке, так же как и во всех других местах, куда она заглянула. Успокоенная, на вернулась за свой стол.

Женщина-кошка нашла Розу во второй комнате. Молодая женщина лежала на спине и была похожа на покойницу. Женщина-кошка осторожно приблизилась к кровати.

— Роза? — она говорила тихим ласковым голосом, но руки ее были напряжены.

И не напрасно. Розу словно подбросило. Она увидела надвигающийся темный силуэт и пришла в ужас. Женщина-кошка запоздало подумала, что ее костюм, должно быть, не слишком располагает к откровениям. Но переодеваться было поздно. Девушка на кровати попыталась сопротивляться.

Женщина-кошка оказалась сильнее.

— Я пришла помочь тебе, — сказала она, одной рукой зажав Розе рот, а другой придавив ее к матрасу. Ужас в глазах Розы нарастал. — Я не сделаю тебе больно, — никакого намека на доверие в вытаращенных от страха глазах.

— Кошки не хотели обидеть или испугать тебя. Они прислали меня извиниться за то, что все так получилось. Но ты должна ответить на мои вопросы.

Назови его имя. Назови имя человека, который заставил тебя бояться кошек больше, чем его.

Последняя судорога страха скрутила тело Розы, потом оно обмякло.

Женщина-кошка опасливо отвела руки. Страх может сделать странные вещи; он может даже убить. Но нет, веки девушки затрепетали. Она глубоко вздохнула и села на кровати.

— Эдди. Эдди разговаривает с кошками. Они повсюду. Они все мертвые, но отвечают ему. Они делают его сильным и умным. Тогда он заставляет их следить за мной.

Женщина-кошка покачала головой. Она опоздала, у Розы явно съехала крыша. «Какой Эдди?» — спросила она, не зная, можно ли доверять ответу.

— Мой Эдди. Эдди Лобб, — Роза колебалась. Она смотрела сквозь Женщину-кошку на кого-то, кого видела или помнила только она. — Ты знаешь Эдди. Он молодец. У него свой бизнес. У него красивые вещи. Он давал мне много вещей. Красивых вещей, когда я на него работала. А потом сказал, что я должна жить с ним. Сказал, что я его женщина. У него дом возле парка.

Хороший дом — если бы не кошки. Большие кошки. Львы, тигры, пантеры — но больше всего тигров. Глаза повсюду, следят за мной. Его дом. Хороший дом.

Он и кошки. Всюду кошки. И все следят за мной. Потом он их принес в мою комнату, — тут она начала скручивать одеяло жгутом, а затем вцепилась в него зубами.

Женщина-кошка пятилась назад, пока не уперлась в стену.

— Следят за мной все время. Все время. Он сказал, если я буду хорошей, они сделают меня сильной, так же, как другие тигры сделали сильным его. Я хотела стать сильной. Я хотела стать хорошей, — она так сильно скрутила одеяло, что из-под ногтей выступила кровь. — Я так старалась, Эдди. Я правда старалась. Это ведь не значит, что я плохая. Я могу снова стать хорошей. Я обещаю. Не надо меня бить, Эдди. Я люблю тебя, ты знаешь, что люблю.

Женщина-кошка пулей вылетела из комнаты, не заботясь о том, что увидит или подумает ночная сестра.

Туман окутал стены монастыря, когда Женщина-кошка спрыгнула на землю.

Начал накрапывать дождик, и она принялась искать место для ночлега.

(Ночных поездов через Ривервик не было. Пригороды служили Готаму спальней, и поезда ходили в соответствие с этим режимом.) Комбинезон спасал Женщину-кошку от дождя и в жару в нем было прохладно, но защитить ее от холода, сырости и тоски он не мог. Она отыскала брошенную сумку и побродила среди хозяйственных построек в поисках укрытия. Наконец, нашла незапертый сарай и устроилась на рулоне грязного брезента.