Приняв себе на шею легонькое тело магички с благодарностью и явным восторгом аки драгоценную медаль за непонятно какие заслуги, Зверь, рявкнув как — то по кошачьи, на мгновение замер. Сжавшись комком, и тут же распрямившись тугим, упругим канатом, понесся вниз, подгоняемый диким визгом, криком и ошарашенными воплями Пары.
— Давай, Приезжий! — верещала Эмми, крепко вцепившись раскаленными шаррхом пальцами в раскаленные выступы брони лемейры — Йаххаха! Давай, порви их!
О тех, кого должен был «порвать» Зверь, льерда Ланнфель и сама не имела понятия, размышлять же о том не было ни возможности, ни времени.
Однако же, ясность немедленно стала ясностью, а правда — правдой.
Колыхнув пропитанный вонючей гарью воздух, по обеим сторонам вверх взмыли фигуры, колеблющиеся, темные и размытые.
Зверь, дернув головой, коротко рыкнул, щелкнул мощными челюстями, текущими ядовитой слюной и обнажил клыки. Сейчас он чем — то напоминал Масика, подобным образом выражающего недовольство падающим снегом или наглыми птицами, чирикающими и прыгающими за закрытыми окнами.
— Это ещё что⁈ — пискнула Эмми, щуря глаза от мелких, весело пляшущих в воздухе крошек копоти — Что такое?
Тут же заляпанную сажей черноту прорезал ещё один Зверь, разом отрезая от фигур обоих супругов Ланнфель.
«Заклинатели! — ударил Эмелине в виски рык Саццифира — Их Сила! „Плащи“! Фантомы! Не пустят они нас к земле… Заклинатели „плащами“ снизу управляют… Эта тварь Кортрен их кучу притащил сюда… Поберегись, сопливка! Я вас прикрою!»
Редко дернув головой, Ракуэн выдохнул целый столп огня, загородив нападавшим фантомам все подступы к цели. Маревные фигуры отпрянули, колыхнувшись. Отражать атаку сразу двух Зверей противники были явно не готовы.
— Ага! — завопила магичка, надсадно кашляя и давясь горелой вонью — Чего, прижгло зад? Прижгло!
Скрестив ноги в «замок» и пробормотав быстрый заговор от падения с высоты, укрепившись тем самым на шее Зверя, льерда Ланнфель сплющила ладонями большой «блин» шаррха. Секунду примерившись, метнула наспех сляпанный снаряд в самую гущу нападающих, исходящих тревожащим слух гулом и безмолвной, но отлично ощутимой яростью. «Блин» взрезал горелый воздух и попал в цель, поделив надвое сразу несколько фигур.
«Ого! — Саццифир обернулся — Сильна баба. В кидалки что ли играла?»
— Играла, играла, — буркнула та, липко отплюнувшись — Будешь трындеть, так и тебе снесу башку твою распрекрас… ВПРАВО, ЛЬЕРД! Уходите вправо!
Предупреждение оказалось своевременным.
Послушавшись, Саццифир ловко увернулся сразу от нескольких атаковавших его «плащей», чем уберег и себя, и обоих супругов.
Взревев парой громадных глоток разом и, дружно отрыгнув из них реки пламени, оба Зверя теперь палили землю, щедро поливая огнем уже хорошо видимых сверху, разбегающихся в разные стороны Заклинателей…
Земля была близко и одновременно далеко.
Несмотря на дым, гарь, копоть, дикий смрад и воспаленные глаза, со своего места Эмелина видела решительно всё. Видела и Заклинателей, уже крепко схваченных прочными «петлями» вовремя прибывших законников. Видела и папашу, с размаху ударившего окровавленным кулаком в висок Кортрену. Видела и самого Кортрена, кулем осевшего в руки стражника, одного из помощников законников — исполнителей. И останки «плащей» — фантомов, ковром из нежного, темного крошева покрывшего освобожденную огнем, землю. И снежинки, лениво падавшие на нее…
Ещё раззадоренная восторгом, горящая пламенем быстрой драки, магичка видела всё. И узнавала — всё! Только не узнавала места…
Поле… Ну да, поле. Это явно близко к имению Ланнфель. «Пустые», пограничные земли. Те самые, которые хотел захапать папаша Бильер. Те самые, которые медлил отдать ему город.
«Пока власти Призонские менжуются, да жуют сопли, — говорил папаша часто и негодующе — Земли высохнут! Сорняки все соки высосут, потом хоть плюй, хоть ссы, а расти ничего не будет! Идиоты, форменные идиоты…»
— Это же мы недалеко от нашего имения, вроде? — крикнула льерда, обращаясь к Саццифиру — И как занесло сюда? Опять эти ваши штучки, льерд Ракуэнский?
Тот фыркнул, раздув ноздри ровно норовистый конь:
«Да пошла ты, засранка! Мои штучки, как же… Может, я и всю эту пакость притащил сюда, заклинателей с „плащами“? Завтра вот небо рухнет тебе на пустую твою башку, так и что ж? Опять меня обвинишь?»
Эмелина, похлопав по теплой броне своего Зверя, покрепче прижалась к нему. Диньер… он был такой теплый, и летел теперь так осторожно, трогательно оберегая свою супругу, хотя ведь точно, совершенно не понимал человеческой речи. Может, даже и не понимал, за что дрался…
— Миленький, — прошептала льерда, склонившись и прижавшись щекой к жестким, мелким, изумрудным пластинам, покрывающим мощную шею — Золотой мой…
«Снижаемся, — покосившись на них, предупредил Саццифир — Будь внимательна. Когда достигнем земли, Диньер может обратиться. А может, и нет. Если оборот замедлится, сразу вниз не спрыгивай. Высоко, ещё свернешь себе шею! Поняла?»
Магичка покивала головой и крепче ухватилась за выступы грубой чешуи.
Опустились на землю они быстро, у Эмми даже слегка заложило оба уха от скорости снижения.
Ракуэн, коснувшись покрытой снегом тверди уже человеческими ногами первый, содрал с себя плащ.
— Давай! — рявкнул, голос ещё хранил особые, звериные ноты — Диньер! На счет «три».
Молодой, малоопытный лемейра медлил.
Воздух и высота нравились ему! И те темные, которых он спалил, доставили немало веселья своими прыжками. Вообще, здесь, наверху лучше, чем внизу. Да? Да. Только вот зачем — то ему надо именно вниз. К земле. Интересно, зачем? Не потому ли, что велит опуститься тот странный человек, называющий его, Зверя, странным каким — то именем?
Уж точно, не потому.
— Диньер, — теплый, цветущий, почти летний шепот коснулся ушей — Ну же, миленький! Спускайся. Только осторожно, ладно?
Вот почему! Точно. Как он мог забыть? Как?
Утробно, успокаивающе рыча, лемейра направил тяжелое, неповоротливое тело к черно — белой земле. Поравнявшись с твердью, уперся в неё всеми четырьмя лапами. Проворчав что — то недовольное, встряхнулся будто пес, выбравшийся на сушу из воды.
Ещё один миг, и…
— Наконец — то! — торжествующе провозгласил Саццифир, набросив плащ на плечи внука — Туповат ты, дорогой родственник. Обороты тебе мозги тормозят. Обороты и человеческая половина, будь она неладна…
Повернувшись к спешащим навстречу папаше Бильеру, Аннелизе Ланнфель и паре стражников, Ракуэн прокаркал старым, ворчливым вороном:
— Встречайте! Мой внук — дурак и его супруга — идиотка. Оба в полнейшей целости и сохранности.
…Диньер же, подхватив жену на руки, прижался всё ещё раскаленными губами к её теплой, нещадно воняющей гарью, снежной макушке.
— Я люблю тебя, Серебрянка.
— Я тоже! — брызнув слезами, льерда прижала обе ладони к щекам супруга — Я тоже тебя люблю. Миленький мой! Золотой! Драгоценный мой Зверь…