Жемчужины Королевы-Вампира

VII

Следующий вечер застал нас у возвышавшегося в центре Присутственной Палаты помоста. Место стоило нам полученной за упыря жемчужины, которую пришлось отдать одному из стражников. Впрочем, остальные заплатили не меньше. Огромная толпа заполняла необъятный зал от одной стены до другой так плотно, что ни рукой, ни ногой не пошевелить, дышать было абсолютно нечем. Мы пришли несколькими часами раньше начала представления, и за это время успели вдоволь наслушаться разговоров о «кукольном театре наверху»; все они были довольно далеки от истины, но и рассказчики, и слушатели явно смаковали происшествие. Многовековая традиция вполне могла бы обогатиться новым, шуточным элементом, если бы не серьезные последствия, которые наш розыгрыш имел для Королевы.

Она возникла в проеме гигантских дверей ровно в полночь. Стража двумя плотными рядами оцепила широкий проход, протянувшийся от входа до самого помоста, на котором возвышался алтарь, и Королева довольно долго не двигалась с места, стоя в раме настежь распахнутых дверей. На ней было платье из грубого белого полотна, полностью скрывавшее фигуру. Длинные черные волосы свободно ниспадали на плечи, оттеняя белизну устрашающе прекрасного лица, притягательного и пугающего одновременно. Это было лицо типичной нортронки: крупный выдающийся нос, широко расставленные глаза, затененные тяжелыми веками, восхитительные чувственные губы, в уголках которых застыла загадочная полуулыбка.

Даже в ее молчаливой неподвижности ощущались значительность и сила, делавшие ее реальной; по сравнению с ней все собравшееся в зале человеческое множество казалось не более чем прихотливой игрой теней. Она стояла, горделивая, безмолвная, недоступная в своем шестисотлетнем величии, – ибо она уже была древней, когда появилась в этих краях впервые, – а многотысячная толпа под ее взглядом словно утратила плотность и вес, как груда облетевших листьев, которые вот-вот унесет порыв ветра. Да и в самом деле, друзья мои, разве жизнь наша мелькает не с той же неуловимой быстротой, как тень вора, крадущегося в ночи? Рука Вулвулы поднялась к застежке у горла, и платье соскользнуло с ее плеч, открыв всеобщему обозрению ее наготу. Королева медленно двинулась по проходу.

Ее тело пробуждало желание: тяжелые, точно налитые соком плоды гуавы, груди, стройные сильные ноги, бедра, широкие, как горловина амфоры, предназначенной для хранения молока или драгоценного масла. Но, чем ближе к помосту она подходила, тем яснее нам становилось, что лето ее жизни миновало и надвигается осень. Груди утратили былую упругость, соски сморщились, точно тронутые морозом яблоки. В движениях бедер начала ощущаться старческая скованность, а тыльные стороны рук уподобились географическим картам с нанесенными на них изображениями рек. А когда она поднималась по ступеням, ведущим к алтарю, мы увидели, что вся нижняя часть ее лица покрыта предательской паутиной морщин, расползающихся от уголков губ.

Королева поднялась на помост, и я почувствовал, как от нее, точно ветер, непрестанно дующий из ледяной бездны ее сердца, исходит сила. Она окинула заполнившую зал толпу взглядом жнеца, осматривающего обширное поле, с которого ему предстоит снять урожай. Зная, что навсегда останется для своих подданных чужой, ощущая невысказанный ужас, гнездящийся в их сердцах, Вулвула понимала, какой опасности подвергается ежечасно, живя среди этих людей, и наслаждалась ею. Этот риск и заботы об управлении империей развлекали и одновременно давали отдых ее обремененному опытом столетий уму. По ее губам блуждала еле заметная улыбка, от которой сразу становилось ясно, что эти уста холодны, как лед, но их поцелуй способен высосать из человека душу и погрузить ее в пламя. Постояв так немного, Королева двинулась к голове алтаря.

Я не оговорился, это была именно голова, так как весь алтарь представлял собой статую, изображавшую стоящего мостиком человека: упираясь ладонями и ступнями в пол, он изгибал спину, глядя в потолок, так что его бедра, живот и грудь образовывали сплошную горизонтальную поверхность. Королева заговорила на никогда не слышанном мною языке. Голос у нее оказался куда мягче, чем я ожидал; глубокий и сильный, он наполнил чашу зала до краев. Продолжая говорить, она подняла руку и указала сначала наверх, потом на алтарь, а затем на пол, себе под ноги, без сомнения, имея в виду катакомбы под основанием дворца. После этого она перешла на язык, понятный всем:

В это мгновение в дверях появился Король. Его несли на плечах двое носильщиков. Он сидел, ссутулившись, его руки и ноги по-прежнему висели плетьми, но наклон головы показывал, что он уже не спит и понимает, что происходит вокруг. Его лоб украшал жертвенный наголовник чеканной бронзы, и, когда его проносили мимо нас, мы заметили, как тревожно бегают глаза Короля под полосой блестящего металла.

Кресло, в котором он сидел, поставили рядом с алтарем. Носильщики, дюжие парни наподобие Барнара, ухватили Короля один за запястья, другой за щиколотки. Королева снова заговорила, и на этот раз в ее голосе звучала настоящая нежность:

Когда она умолкла, носильщики подняли Короля с кресла и опустили его на алтарь. Пока его укладывали спиной на грудь статуи, привязывали раздвинутые ноги к ее ногам, а раскинутые в стороны руки крепили к рукам и плечам каменного гиганта, Король не переставал водить головой из стороны в сторону.

И тут мне показалось, что его беспокойный взгляд на мгновение задержался на мне, и Король слабо улыбнулся. Я не настаиваю, что это на самом деле было так, поскольку не вполне уверен, что мне самому все это не приснилось: спертый воздух Палаты, казалось, кишел видениями, липкая тишина мурашками ползала по коже собравшихся. Но, как знать, быть может, он понял, что произошло, и мысль об этом доставляла ему утешение и радость?

Королева опустилась рядом с ним на колени. Ее лицо застыло в напряжении, холод нечеловеческой любви заострил черты, предвкушение удовольствия, казалось, сделало ее моложе. Медленно, точно в ритуальном поклоне, опустила она голову и прильнула губами к той точке его тела, где мускулистая шея перетекала в плечо. И вдруг все услышали ужасающе отчетливый не то хруст, не то всхлип, пальцы Королевы стиснули плечи Короля, а его тело забилось о жертвенный камень с дикой, неудержимой силой, как бьется пронзенный острогой угорь.

Державшие его гиганты-носильщики застонали от напряжения, но голова Королевы продолжала подниматься и опускаться вместе с телом юноши, ни на секунду не отрываясь, точно составляла с ним единое целое. Он колотился о камень, точно выброшенный на берег дельфин, но движения его становились все медленнее, словно он погружался в вызванный нехваткой воздуха сон, пока не сошли на нет, а Королева, вонзив ногти ему в плечи, по-прежнему самозабвенно, как одуревшая от крови ласка, терлась о его шею лицом. Она пила, сдавливая торс юноши, точно наполненное кровью вымя, плечи ее ходили вверх и вниз, как ручки насоса. От жадности она едва не захлебнулась, так что ей пришлось оторваться от тела и несколько раз торопливо глотнуть воздуха, как ныряльщику, который слишком долго задерживал дыхание. Толпа увидела ее лицо – безумный взгляд остекленевших глаз, измазанный кровью рот, ручеек красных капель на подбородке. Ее груди набухли и торчали вперед, как у молодой девушки, из обоих сосков брызнули тонкие красные струйки. Она наклонилась и продолжала пить. Король оставался неподвижным. Кожа на его теле туго натянулась, вот-вот лопнет, зато мускулы исчезли, словно растворились в глубине его тела.

Движения Королевы стали более спокойными и методичными. Чтобы окончательно обескровить лежавшее перед ней юное тело, она отпила сначала из обоих запястий по очереди, потом перешла ко внутренней поверхности бедер. Покончив с ним, она облизала губы, затем подняла одну за другой отяжелевшие груди и начисто промокнула языком соски. По ступеням алтаря взошла жрица с серебряной чашей в руках; Королева омылась поднесенной ей водой и выпила ее без остатка. Другая жрица подала ей алое платье. Королева облачилась в него и спустилась вниз. Дело было сделано.

Когда Вулвула покинула зал, носильщики вновь перенесли съежившееся тело Короля на кресло и последовали за ней. Королева по традиции проведет эту ночь на вершине пирамиды, в комнате последнего Короля, куда жрицы принесут ей большое, оправленное в золотую раму зеркало. Он же отправится в подземелье, где его уже ожидают, разложив свои таинственные орудия, бальзамировщики.