Шаг второй. Приспособленец

Первый раз сознание вернулось к Пако на считанные секунды. Этих секунд хватило чтоб только увидеть дощатый потолок — грязный… а может просто потемневший от времени. Затем увиденное расплылось, стало нечетким, и Пако снова впал в забытье.

Очнувшись во второй раз, помимо все того же дощатого потолка, он увидел лицо — отнюдь, кстати, не ангельское. Уж очень оно было старым и морщинистым, и вдобавок обрамленным грязными патлами. Да и цвет кожи отнюдь не вызывал ассоциации с небожителями.

Сказать по правде, Пако не был расистом — полноценным, сродни участникам какого-нибудь Ку-клукс-клана. Он лишь, подобно губке, впитал то отношение к чернокожим, что было принято в родном Сан-Теодоресе. В маньядской же столице представители данной расы как правило были заняты неквалифицированным трудом, обитали большей частью в трущобах и были не прочь собраться в банды — для грабежа или вандализма.

В свете всего, сказанного здесь, словосочетание «чернокожий ангел» для белого маньядца звучало столь же неуместно, как «щедрый скряга» или «развратная девственница».

Впрочем, на обитателя преисподней этот старый негр тоже не тянул. Видимо из-за улыбки — какой-то слишком доброй и искренней. А значит у Пако появился повод для радости: он, бывший шахтер и незадачливый беженец, все-таки остался в живых.

— Как самочувствие, сеньор? — осведомился негр.

Его голос был доброжелательным и умиротворенным; он как-то располагал к себе, внушал доверие.

— А ты… вы-то как думаете? — с трудом и еле слышно проворчал Пако. Вопрос, ясное дело, был риторическим.

— Руфус Мартинес, — представился негр и протянул Пако руку.

— Франсиско Торрес, — слабым голосом произнес тот, но ответить на рукопожатие не смог. Изображение перед глазами снова стало нечетким, а затем и вовсе погасло.

Когда же Пако очнулся в третий раз, была уже ночь — а может, поздний вечер. Свидетельством тому была темнота, которую лишь слегка умерял свет тусклой лампочки под потолком. Пако хватило сил приподняться со своей кровати и осмотреться. Он увидел, что находится в небольшой, скудно обставленной комнатушке, а давешний старик-негр сидит в углу, в кресле-качалке.

Невысокий и худой, он покуривал трубку странной формы… и, по-видимому, содержания. До Пако донесся запах последнего — сладковатый, совсем не характерный для табака. Лицо Руфуса было расслабленным, так что с первого взгляда могло показаться, будто старик дремлет. Но вот глаза… глаза хозяина комнаты были открыты и видели хорошо. И от них не укрылся момент пробуждения Пако.

— Кто… вы? — машинально спросил тот и, не дожидаясь ответа, направил вдогонку еще один вопрос, — где я?

— Ну, в деревне меня зовут Колдуном, — с ленцой ответил Руфус, — но вообще-то мое имя Руфус Мартинес. Я, вроде, уже представился… На второй же вопрос… думаю, ты и так догадаешься. Это — мой дом… если можно назвать эту халупу «домом».

— А-а-а… как я здесь оказался? — поинтересовался Пако, одновременно морщась от боли и попыток освежить память, — я ж вроде… того. Из страны бежать собрался.

— Ну, бежал — да не добежал, — молвил Руфус не без иронии, — тебя нашел Лукас, мой сын. Из машины вытащил…

Тут Пако вспомнил последние минуты своего неудавшегося бегства. Танки, бомбежку, взрыв… Вспомнил Ирму — и даже вскрикнул от тоски и досады.

— Со мной была женщина, — произнес он, внутренне холодея, — что… с ней?

— Увы, юноша, — Руфус покачал головой, — я смог спасти только тебя. Подумал… уж прости… подумал, что от здорового мужика будет побольше толку, чем от городской девки.

Еле слышно выругавшись, Пако рухнул на кровать. На глазах выступили слезы; как ни крути, а потеря близкого человека не могла пройти безболезненно — даже для сурового, не склонного к сантиментам, работяги-шахтера. Особенно если работяга-шахтер не избалован большим количеством вышеназванных близких людей.

— Побольше толку… — тупо глядя в потолок, повторил он за стариком, — тебе… раб понадобился, да?

— Я сделаю скидку на твое состояние, — строго промолвил Руфус, — на то, что ты еще не вполне ожил и несешь всякие глупости. Но вообще-то советую не забываться, парень. Все-таки мы с Лукасом спасли тебя, вернули к жизни — и не для того чтобы слушать ахинею напополам с оскорблениями. И при чем тут рабство — не подскажешь?

Пако не нашел, что ответить, а Колдун поспешил внести ясность:

— Просто… я надеюсь, ты не собираешься так и валяться на кровати остаток жизни?

Пако замотал головой, а Руфус одобрительно кивнул.

— Ну, вот. Сам понимаешь, что люди мы — бедные; у Лукаса семья, к тому же. Кормить «за так» здоровенного лба у нас просто нет возможности. И какой же отсюда напрашивается вывод?

— Что мне скоро нужно убираться отсюда.

— Ну, зачем же так сразу? Нет, все намного… проще, я бы сказал. Ты не калека, не беспомощный ребенок, и даже не хилый старик вроде меня. А следовательно, способен самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Я прав?

— Да не совсем, — со вздохом произнес Пако, — слабоват еще.

— Это понятно, — согласился Руфус, — я к тому, что ты в принципе способен это делать. Не так ли?

Пако кивнул, а старик продолжил:

— У тебя есть выбор: идти искать себе дом и работу, либо остаться у нас. Работать на ферме. И быть, таким образом не только лишним ртом, но и еще одной парой рабочих рук. Как тебе такое предложение?

— Не знаю, — честно признался Пако, — не выздоровел еще… вполне. Кстати, а что это за штука?..

С этими словами он рванул железную цепочку, обнаруженную у себя на шее. На цепочке висел небольшой камень, по форме похожий на бублик.

Ответная реакция Руфуса оказалась неожиданно бурной. Он чуть не выронил трубку, замахал рукой и закричал что-то нечленораздельное. А успокоился лишь когда Пако с недоумением отпустил цепочку.

— Амулет, — коротко ответил Руфус, — талисман моего народа.

— И зачем он мне?

— Объяснять долго. Просто… не снимай его, ладно? Ни при каких обстоятельствах. Если хочешь поправиться… и дальше быть живым и здоровым — не снимай.

— Хорошо, — согласился Пако, решив, что спорить со своим спасителем нет ни грамма смысла, — кстати… а сколько времени прошло?

— Около месяца, — ответил Руфус, — думали — не выкарабкаешься…

* * *

То ли благодаря камушку-талисману, то ли независимо от него, но Пако быстро пошел на поправку. Уже на следующее утро он почувствовал голод — да такой, что несчастный беженец был готов съесть даже доски, слагавшие жилище Руфуса. Сил на последнее у него, разумеется, не было — да оно и не понадобилось. Потому как вышеназванный голод был очень скоро заглушен миской куриного бульона. Бульон принесла относительно молодая (и, что примечательно, белая) женщина; скорее всего, она приходилась женой Лукасу — сыну Колдуна.

В тот же день Пако довелось увидеть и самого Мартинеса-младшего. Тот оказался здоровенным детиной, рядом с которым даже отнюдь не субтильный Франсиско Торрес выглядел хлюпиком. Вдобавок, в Лукасе явно смешалось несколько кровей: его кожа была бледнее, чем обычно у негров, а глаза — узкими и раскосыми.

Пако привык считать, что люди с внешностью, как у Лукаса (да вдобавок живущие в деревне) должны быть трудолюбивы, упорны, но глупы, как быки. Глупы и косноязычны. Но Пако ошибся — ибо, по крайней мере, с речью у Лукаса Мартинеса был порядок.

Правда, болтать сын Колдуна тоже оказался не склонен. Он лишь поинтересовался самочувствием своего гостя и пожелал побыстрее выздоравливать. А еще принес небольшое жестяное ведро — на то время, покуда гость не сможет сам дойти до уборной.

Время это, кстати, длилось не слишком долго. Встать и немного пройтись Пако сумел уже через два дня. Заодно он получше познакомился с принявшим его жилищем.

Семейству Мартинесов в деревне принадлежали две рядом стоящих хижины — одну из которых занимал Лукас с женой и детьми, а во второй обитал его отец Руфус… да и теперь вот, по воле случая Пако. «Удобства» располагались во дворе, зато электричеством обе хижины обделены не были. Имелся здесь даже радиоприемник, передававший музыкальные передачи и выпуски новостей.

Благодаря последним (а также рассказам Руфуса) Пако мало-помалу вникал в произошедшее после своего злополучного «ралли». Оказалось, что боялся он напрасно: ничего страшного после вторжения янки, по большому счету, не случилось. Не было ни особых разрушений, ни гибели множества людей, ни, тем паче, гуманитарной катастрофы.

Воинские части Маньяды, разрозненные и деморализованные, ни на какое серьезное сопротивление так и не решились. Треть из них разбежалась почти сразу, как объявили о перевороте, еще половина — после первых же авиационных и ракетных ударов. Так что уже через сутки генерал-полковник Эдвардс торжественно рапортовал о завершении первого этапа «миротворческой операции».

Желающих класть голову незнамо за что нашлось немного… но уж они-то, что называется, задали жару. Не дали скучать янки ни во время бомбардировок, ни даже после них. И Эдвардс мог торжественно рапортовать сколько угодно — но увеселительной прогулки из данной «миротворческой операции» у штатовцев не получилось.

Кое-где маньядским военным хватило ума не играть в маневры, а сразу пустить в ход ПЗРК и зенитки. По слухам, эти сообразительные успели сбить от трех до пяти штатовских самолетов — один из которых, кстати, Лукас видел воочию. И не без злорадства полюбовался переломанным корпусом и воткнувшимся в землю носом.

К тому же в нескольких километрах от деревни располагался целый артдивизион, каким-то чудом уцелевший во время бомбардировок. Он оказался весьма боеспособным подразделением: благодаря наводке кого-то из местных жителей военные улучили момент и дали залп — по колонне бронетехники, что переправлялась по мосту через ближайшую реку.

В результате этого залпа к праотцам отправились экипажи нескольких «Абрамсов» и десятка «хамвиков»; еще пара машин получила серьезные повреждения. К тому же старенький мост был разрушен, и целой моторизированной бригаде поневоле пришлось отступать.

Правда, закрепить успех доблестным артиллеристам не удалось. На их внезапную атаку янки ответили одиночным пуском «томагавка» — прямиком в расположение части. Вдобавок, от детонировавших боеприпасов пострадала близлежащая деревня: у кого-то разрушило дом, у кого-то побило скотину, а кому-то и лично досталось. Вот только штатовским оккупантам все это послужило не слишком сильным утешением.

Еще одним знаковым эпизодом в той быстротечной войне стал марш-бросок к Сан-Теодоресу мотопехотного батальона, усиленного десятком танков. Из-за этого рывка планы янки и Совета Национального Возрождения едва не пошли прахом. Командование было вынуждено раньше намеченного срока (точнее — лихорадочно и в суете) перебрасывать в маньядскую столицу наземные войска. И лишь благодаря последнему не в меру шустрый батальон смяли артиллерией на подступах к городу.

По некоторым слухам, батальон был остановлен ни черта не на подступах, а уже на окраине столицы. И штатовская артиллерия заодно смела один-два квартала бидонвилей. По другим слухам, пара маньядских машин все-таки прорвалась в Сан-Теодорес, где слегка поиграла на нервах янки и их ставленников.

Далее россказни о приключениях этих прорвавшихся больше напоминали плохое кино — да, вдобавок сильно противоречили друг другу. Руфус откровенно посмеивался над ними, желая своему гостю того же самого. Такого же отношения к этим небылицам.

А гость слушал и сокрушался по поводу своей давешней глупости, равно как и трусости напополам с паникерством. Получалось, что не брось он свою квартирку (даром, что убогую и арендуемую), не ударься в бега и не потащи за собой Ирму — последняя уж точно была бы жива. Да и он сам не валялся бы на койке в лачуге, рядом с которой его прежняя квартира казалась номером «люкс».

И всего-то нужно было — забиться в свою квартиру; забиться, как таракан в щель — и пересидеть, переждать чуть больше суток. Да Ирму попридержать — чтоб самостоятельно не наделала глупостей. Не первый же раз, в конце концов! И ему ли, маньядцу, привыкать к миру и спокойствию? Одно требовалось: сутки переждать — после чего спокойно вернуться к прежней жизни. Ему, Пако — в шахту, а Ирме… ну, скажем так, тоже к своему основному занятию.

Всего сутки…

Вот уж правильно говорят в далекой России — «у страха глаза велики». Ибо от него, страха, любая мелочь становится жутко значимой: хоть вторжение — а хоть и внутренние распри в стране.

Взять хотя бы тех же янки; да, они били — но лишь покуда шли боевые действия. Били серьезно, «по-взрослому», без пощады… но ведь и без лишних жертв, если честно. Зато когда организованное сопротивление сошло на нет, штатовцы притихли засев на своих новоиспеченных базах и блокпостах, стараясь лишний раз не высовывать оттуда свои носы. Потому как помнят — их здесь по этим самым носам успели, если не ударить, так хотя бы щелкнуть.

Так что грохот канонады над Маньядой не слышен — разве что автоматные очереди. Да и то редко.

Также довольно мирно (хоть и немного нахрапистее) вела себя некая лесозаготовительная компания, вскоре после вторжения, обосновавшаяся близ деревни. Сотрудники этой компании (почти сплошь — янки) еще меньше военных были расположены рисковать своей шкурой. По этой причине с местными жителями они старались не контактировать, свой же поселок покидали лишь по производственной необходимости.

Руфус не видел этого поселка, а лишь описал его со слов своего сына — успевшего посмотреть и на четырехметровую ограду, и на колючую проволоку, и на вышки охраны. А также на уютные и аккуратные, похожие на игрушки, коттеджи — совсем не вязавшиеся с грозным, даже тюремным, обликом периметра.

Компания развернулась быстро: грузовики, полные древесины, один за другим отходили на север — видимо, в порт. Дела пошли в гору, и вскоре штатовские лесозаготовщики стали даже «подкармливать» некоторых аборигенов. Не задаром, конечно, и даже не за дружбу; за службу — в растущем штате охраны: поселка и лесозаготовок. А также для сопровождения груза к месту назначения — по, как видно, не слишком спокойным дорогам Маньяды.

Отдельных коттеджей для новоявленных «сотрудников», ясное дело, не выделили. В свободное от вахты время доморощенные охранники так и жили в своих родных деревнях. Но вот на заработок они не жаловались, чем вызывали у Пако что-то вроде зависти.

Аналогичные чувства (но относительно своего сына) испытывал и Колдун; одно время он даже уговаривал Лукаса устроиться в охрану лесозаготовок. Но тот уперся как мул — давая понять, что лучше будет горбатиться на поле, чем пойдет в услужение янки.

Что касается Пако, то он не был столь же принципиальным. Напротив, выздоровев и окрепнув, он надеялся напроситься к заезжим лесозаготовщикам. Не хлюпик ведь: постоять за себя умеет, да и стрелять, как оказалось — тоже. И вряд ли он уступает в этих умениях вчерашним крестьянам, легко сменившим лопату на «эмку»… или чем там вооружены охранники?

Вообще, неуклонно идя на поправку, да под умиротворяющую болтовню Руфуса, Пако настраивался на все более оптимистичный лад. В его душе сперва затеплилась, а затем стала крепнуть каждый день надежда. Надежда на то, что самое страшное для него позади, что опасность миновала, а будущее ждет исключительно светлое и мирное.

Примерно так думал Пако… и он, увы ошибался.

* * *

Тот день, когда, собственно, и умерли надежды Пако, начался вроде бы замечательно — как в плане погоды (что для Маньяды не редкость), так и по самочувствию бывшего шахтера. Произошло это примерно через две недели, после того, как он очнулся. К тому времени, стараниями Колдуна и его семьи, здоровье Пако почти полностью восстановилось, а сам несостоявшийся беженец чувствовал себя отменно. «Как будто помолодел даже», — ответил он на очередной дежурный вопрос о своем самочувствии.

Тем не менее, каменный «бублик», амулет Колдуна, по-прежнему висел у Пако на шее. И почти не мешал, никоим образом не привлекая к себе его внимание. Словно прыщ на лбу — что практически не ощущается и видим только в зеркале. Пако честно спросил у Руфуса разрешения снять «колдовскую» побрякушку, но получил отказ — причем, неожиданно решительный.

— Недуг может вернуться, — изрек Колдун с важным видом и замолчал. Видимо, счел дальнейшие объяснения излишними.

А Пако озадачился: ему (хоть и не профессору медицины) было непонятно, каким образом могут вернуться уже затянувшиеся раны и успевшие срастись переломы. Не подхватил же он мимоходом какую-нибудь из пакостных тропических болезней?.. Не говоря уж о том, что в чудодейственную силу негритянского амулета Пако совсем не верил.

Но, так или иначе, а бублик-амулет продолжал «украшать» собой шею бывшего шахтера. А Пако, хоть и не решился спорить со своим спасителем… однако надеялся, что не задержится у него слишком долго.

Если быть точным, Пако планировал через некоторое время покинуть деревню и вернуться в Сан-Теодорес. Где, заодно, призвать на помощь маньядскую медицину — не самую лучшую в мире, но все же профессиональную. Обследоваться — и разобраться со своим здоровьем, а также со значимостью для него пресловутого амулета.

Пока же Пако совершенно безропотно позволял вовлечь себя в жизнь деревни — и особенно спасшей его семьи. Мартинесы, в числе других десяти семей, трудились на кукурузной ферме; работали в полном составе (включая детей) и, что называется, «в поте лица». Да, вдобавок, не за деньги, а за долю от урожая.

Вышеназванная доля распределялась исключительно волей хозяина и была очень удачной и выгодной задумкой — для него. Таким образом, хозяин частично перекладывал на работников бремя продажи выращенной кукурузы и одновременно делал их более ответственными. Ведь одно дело — получать строго установленный оклад, другое — не получить ничего, если урожай оказался загубленным из-за собственного разгильдяйства.

Таким образом, проблема материальной заинтересованности работников была решена; осталось решить финансовую проблему. Потому как даже в маленькой деревушке невозможно было прожить совсем денег. Своеобразным откликом на эту потребность стало возникновение в округе сельского рынка.

Данный рынок не принадлежал ни к одной деревне; он был в некотором смысле отдельным населенным пунктом — только без постоянного населения. Изначально рынок был создан для торговли между деревнями: кто-то привозил сюда кукурузу, кто-то мясо, а кто-то — сельхозинвентарь. Однако со временем рынок разросся, и на него стали захаживать даже столичные торговцы. Шутка ли — купить можно дешевле, а налогами сие стихийное предприятие не облагалось.

На этот-то рынок и собрался Лукас Мартинес в тот злополучный день. Завел принадлежащий семье древний пикап (бывший, кажется, старше него самого), бросил в кузов три мешка кукурузы, и двинулся в путь — по некоему подобию дороги. И взял с собой Пако — видимо, в помощь.

Последнее обстоятельство отнюдь не порадовало Торреса, который вынужден был трястись на жестком сидении и подпрыгивать на каждой ухабе. Но перечить он не стал — надеясь, что все равно не останется в деревне надолго. Он еще не знал, что эта надежда очень скоро оправдается — правда, совсем не желательным способом.

Сельский рынок не был похож ни на одно торговое заведение, виденное когда-либо Пако. Ни на скопище маленьких магазинчиков в спальном районе, ни даже на Торговую площадь в Сан-Теодоресе. Последняя, кстати, отличалась, хоть своеобразным, но порядком, а также заметным налетом цивилизованности.

Так, на площади лотки выглядели одинаково, были ровно выкрашены и выстроены так, чтобы образовывать правильные геометрические фигур. На сельском же рынке торговля велась из грубо сколоченных будок, разбросанных по территории совершенно хаотично. Здесь был целый лабиринт из этих будок; из них, а также из стоянки автомобилей, собственно, и состоял рынок. Ничего другого, полагающегося торговому учреждению, Пако не видел: ни ограды, ни ворот, ни складов.

Едва Пако вылез из кабины, ему в нос ударил целый букет из запахов, доносившихся со стороны лотков. Пахло овощами не первой свежести, сырым мясом, а также удобрениями… так скажем, натурального происхождения. Поблизости кружились здоровенные зеленые мухи, чувствовавшие легкую поживу.

— Это он и есть? — спросил Пако, — сельский рынок?

— Угу, — ответил Лукас, — ты постой тут, покарауль. Я пока свободное место поищу.

— Кстати, насчет «покарауль», — не удержался Пако, — а почему рынок не огорожен? И не охраняется? И где хранится товар?

— Ну, товар хранится здесь, — Лукас похлопал по одному из мешков, — и продажа не должна занять много времени. Мы ж люди небогатые — откуда излишкам взяться? Да еще таким, чтоб уж на склад… А охранять… я думаю, не от кого.

— Правда? — не поверил и даже удивился Пако.

— Угу. Тут же кто торгует? Люди из близких деревень. Друг дружку знаем… более-менее, воровать между собой нам ни к чему. А банды… банд тут почти нет. Кроме… таких вот!

С этими словами Лукас показал на крепкого молодчика, как раз выходившего из-за скоплений лотков. Одет молодчик был в камуфляжную форму… которую, впрочем, только ребенок мог перепутать с военной. Потому как не было на ней никаких погон или нашивок — просто пятнистая рубаха и штаны такой же расцветки.

Впрочем, когда молодчик приблизился, Пако смог увидеть хотя бы один знак отличия — круглую эмблему, нашитую на груди. Эмблема изображала схематично нарисованную зеленую елку, а по окружности была обрамлена иностранной надписью.

Было заметно, что молодчик изо всей сил напускал на себя брутальность и лихость. Своей походкой, осанкой и даже мимикой он явно подражал кому-то из героев штатовских кинобоевиков. Однако при ближайшем рассмотрении обладатель пятнистой формы оказывался всего-навсего деревенским увальнем — любимым персонажем популярных в столице анекдотов.

— Мартинес пожаловал? — развязанным тоном обратился он к Лукасу, подойдя достаточно близко.

— Кике Лизоблюд? — невозмутимо ответил сын Колдуна, — чего надо?

— Тут знаешь какая у меня эта самая… бизнес-идея? Ты продаешь свое… вот это, — Кике небрежно махнул рукой в сторону кузова пикапа, — продаешь — а половину отдаешь мне. Как расклад?

— А в чем выгода? — почти инстинктивно и без всякого смысла встрял в разговор Пако. И внимание Кике Лизоблюда немедленно переключилось на него.

— А это кто это у нас с Мартинесом? — осклабился Лизоблюд, — кто это приехал с ним на пару. Новая подружка? Слышь, сеньорита…

И снова инстинкт не подвел Пако… а может, и, напротив, сильно осложнил жизнь. Впрочем, задуматься об этом бывший шахтер не успел: его кулак врезался в лицо Кике гораздо раньше. Намного раньше, чем мозг «взял слово» и заставил задуматься о последствиях.

Пока же было, что было: Кике Лизоблюд, не ожидая такого отпора, рухнул на землю… но почти сразу поднялся. И потянул руку к висящей у пояса кобуре.

— Не советую, — сказал… нет, скорее, прорычал Лукас, — руки оторву — вместе с пукалкой.

Кике замешкался на несколько секунд — после чего предпочел все же внять этому незатейливому предупреждению. Подняв на Пако и Лукаса окровавленное лицо и ненавидящий взор, он зашагал прочь. К довольно новому (а может просто добротному), блестящему свежей краской внедорожнику — с дверцей, на которой красовалась увеличенная копия эмблемы с ёлочкой. В этот раз Пако даже смог прочесть надпись, расположенную по окружности — «Jabber Forest Ltd».

— Жабы лесные, — пробормотал Пако, вспомнив кое-что из школьных уроков английского.

Полуграмотный крестьянин Лукас не понял и игру слов не оценил.

— На янки работает, — молвил он, провожая взглядом отъезжающий внедорожник, — Кике Ябеда, Кике Подхалим, а теперь вот Кике Лизоблюд. А еще — Кике дель Гадо.

— Откуда ты его знаешь? — поинтересовался Пако.

— Да паренек он из соседней деревни. Обижать любил… тех, кто послабее. Бил, лакомства отбирал. Зато с теми, кто мог сдачи дать, старался не связываться. Боялся… сука. Теперь вот янки его прикормили.

— Охранник, — не спросил, а уточнил Пако. Лукас кивнул.

— Гниды они, — изрек сын Колдуна, — гниды и ублюдки с оружием. Работа — не бей лежачего: деньги получаешь, а еще можно перед женщинами и детьми стволом помахать.

— А ты сам? Не хотел бы к ним устроиться?

Лукас наградил своего собеседника тяжелым, полным злости, взглядом, и лишь затем снизошел до словесного ответа:

— Я что — враг своей стране? И своей деревне? На янки работать…

— Так это ж не те янки, которые нас бомбили, — спроста парировал Пако, — эти же никому не мешают. Просто лес заготавливают…

— Не мешают? — Лукас горько усмехнулся, — мой младший сын и то не говорит таких глупостей. Пока они нам не мешают — но что будет через несколько лет? А я скажу: они вырубят все джунгли на сотни километров и свалят. А мы останемся посреди пустыни. Засуха будет… и все такое прочее.

Пако промолчал. Так ему стало стыдно за свою наивность. Лукас же продолжил увещевания:

— Думаешь, просто так все? Размечтался! Почему, думаешь, эти уроды не своих охранников сюда привезли, а из местных наняли? Небось, от профессионалов толку было б побольше…

— Экономят, — предположил Пако и пожал плечами, — профессионалы, особенно в Штатах, дорого стоят.

— Это да, — согласился Лукас, — но не забывай еще кое о чем. Когда охранники из местных, они знают все про местных. Кто как относится к ихней компании, кто чего задумал. Вдруг кто навредить захочет — а у янки каждый гражданин на вес золота. Вот и набрали… стукачей и надсмотрщиков. Чтоб отслеживали и пресекали… по возможности.

— А если нет возможности?

— То могут и на ближайшую базу сообщить. Чтоб военные разбирались. Хотя вряд ли до этого дойдет: деревни у нас мирные, а у охранников не только пукалки есть… И главное: смотри как удобно! Одни аборигены постреляли других — ну черт с ними. Мы (то есть янки) вроде как вообще ни при чем. А с аборигенов что взять — они же дикие! Темные…

Последующая минута прошла в мрачном и тягостном молчании. После чего Лукас встряхнулся и поспешил перейти на другую тему.

— Ладно, — сказал он, — ты подожди здесь. А я место поищу.

* * *

Сказал — и ушел. Ушел надолго; видимо, найти свободное место на этом импровизированном рынке оказалось непросто. Впрочем, маяться от скуки Пако тоже не пришлось. Потому как минут через двадцать после ухода Лукаса, на стоянку перед рынком вновь пожаловал внедорожник «Джаббер Форест». Захлопали дверцы кузова; из машины вылез давешний Кике Лизоблюд, а с ним — трое коллег, носивших такую же пятнистую форму.

Впрочем, Пако смотрел не на форму — на пистолеты, которые бравая четверка держала в руках. С отнюдь не легким испугом бывший шахтер наблюдал за приближением этих молодчиков — сразу же двинувшихся к машине Лукаса. Шли они не спеша, слегка вразвалку, уверенные в собственной безнаказанности и предвкушая забаву. Когда же прозвучали первые выстрелы, Пако даже сказать ничего не успел.

На его счастью, Кике сотоварищи не намеревались кого-то убивать. Они целились не в Пако, а в пикап Лукаса, точнее — в его колеса. Стремясь, как видно, привести в негодность покрышки этих колес. И тем не менее, на время стрельбы, Пако боязливо пригнулся, тщась спрятаться за кузовом.

— Эй, сеньорита! — окликнул его один из охранников, уже опустив пистолет, — не обделалась? А, красотка? Слушай, выходи — с настоящими мужчинами познакомишься.

— Да-да, — подхватил его коллега, в то время как остальные вторили хамским гоготом, — познакомишься… Мы ж — не то что твой урод черномазый. Жестянку его мы попортили — но это чтоб неповадно было. Ты-то как? Сама не обиделась?

— А-а-а, поубавилось прыти, — на этот раз Пако узнал голос Кике Лизоблюда, — смотрю: тока вдвоем с Мартинесом вы храбры — а в одиночку… Короче, не вылезешь — мы сами подойдем. Считаю до трех…

На этом месте терпение Пако, наконец-то, лопнуло. Продолжать терпеть грубые издевки у него уже не было сил. «Черт возьми! — подумал Пако, — а чего я, собственно, боюсь? Смерти? Так я уже был мертв… во-первых. А во-вторых, захоти эти мрази меня убить, они бы давно это сделали».

Амулет Колдуна (доселе почти не заметный) внезапно похолодел и потяжелел, словно напоминая о себе. И, тем самым, словно подстегнул Пако; заставил его забыть про страх и вылезти из своего укрытия — совсем, кстати, не надежного.

«Я был мертв, — сам себе сказал Пако Торрес, — был мертв — но выжил, благодаря этой семье. Пришло время отдать долги».

И не говоря ни слова, твердой уверенной поступью Пако двинулся в сторону охранников. «Сеньорита», — неуверенным тоном проблеял один из них, но остальные смолчали. Ибо поняли: сценарий, в котором Пако отводилась роль безропотной жертвы, рушился у них на глазах. И так же, на глазах, таял кураж, с коим вся четверка пожаловала к сельскому рынку.

Охранники «Джаббер Форест» банально растерялись — не понимая внезапного приступа храбрости у бывшего шахтера и не зная, чего теперь от него ждать. А Пако не преминул воспользоваться этим замешательством: подойдя к Кике Лизоблюду почти вплотную, он перехватил руку охранника и буквально вырвал из нее пистолет.

После чего приставил оружие ко лбу его прежнего обладателя.

— Бросайте оружие, — спокойно молвил Пако, обращаясь к трем оставшимся противникам. Спокойно молвил… а вот Кике не разделял его спокойствия.

— Чего ждете, канальи? — не выкрикнул, а скорее, взвизгнул он, — делайте, как сказал… этот!

— Меня зовут Пако Торрес, — представился бывший шахтер. И не без удовлетворения поглядел, как охранники кладут пистолеты на землю.

— Что… теперь? — осторожно спросил Кике.

Его лицо побледнело, а лоб покрылся испариной.

— Смотри, — коротко бросил Пако. После чего резко развернул ствол в сторону внедорожника «Джаббер Форест» и лишь затем нажал на курок.

От первого выстрела лобовое стекло осыпалось осколками. Еще выстрел — и одна из покрышек тяжело вздохнула, выпуская содержащийся в ней воздух. Следом пришел черед одной из фар. И только после этого Пако швырнул пистолет под ноги охранникам… ибо в нем банально кончились патроны.

— У вас все? — спросил Пако.

И, не дожидаясь ответа, дополнил:

— Тогда — проваливайте!

— Это собственность компании, — пробубнил один из охранников, с грустью глядя на обстрелянный внедорожник, — вы ответите за это…

Но Пако не воспринял эту реплику всерьез и ничего не ответил. Не было разговоров и со стороны незадачливой четверки; подобрав пистолеты, они молча и понуро влезли в служебный внедорожник, после чего поспешно убрались. А Пако Торрес лишь проводил их взглядом и усмехнулся — не без злорадства.

* * *

В деревню Лукас и Пако вернулись только вечером. И сумев не только сбыть свой нехитрый товар, но также найти на рынке дешевые покрышки — в замену тем, что были прострелены дружками Кике. Замену Лукас произвел собственноручно — порядком взмокнув и заочно обругав последними словами Лизоблюда и его шайку.

А вообще, узнав о новом инциденте, сын Колдуна помрачнел и сделался беспокойным; от его прежней флегматичности не осталось следа. И не нужен был диплом психолога, чтобы догадаться: Лукас Мартинес чего-то опасается. Чего-то слишком страшного даже для такого «человека-горы», как он.

На обратном пути Лукас явно торопился — выжимая максимум из старого пикапа и поднимая тучи пыли. Настроение Мартинеса-младшего передалось и Пако — выразившись в смутном и безымянном страхе. С каждой секундой этот страх нарастал и креп в его душе.

И главное — как оказалось, все эти тревоги не были напрасны. Сперва Лукас и Пако увидели вертолет «Апач», летевший в сторону, обратную их пути; затем их внимание привлек столб дыма, клубящийся у горизонта. И наконец, когда до деревни осталось менее сотни метров, страх Пако и Лукаса оформился в нечто конкретное. В зрелище горящих домов, приправленное людскими криками и звуками выстрелов.

— Лаура… — простонал Лукас, — отец… дети…

И, выскочив из машины, он бросился к деревне. Пако ничего не оставалось, кроме как бежать следом; пытаться догнать… но, увы, безуспешно.

У бывшего шахтера почти не осталось сомнений относительно происходящего, равно как и причин оного. Да и это «почти» очень скоро улетучилось — едва из-за ближайшего дома показался Кике Лизоблюд. «Пукалки» при нем уже не было, зато охранник «Джаббер Форест» держал наготове дробовик.

— Мартинес! — крикнул он, целясь в Лукаса, — допрыгался, смотрю. И сеньорита твоя здесь…

Пако передернуло — и от этого слова, ставшего ненавистным, и от гаденькой ухмылки, «украшавшей» лицо Лизоблюда.

— Храбрецы! — рассмеялся Кике, — думали, вам с рук сойдет. Как бы не так! Вооруженное нападение на собственность компании… Стой, а ты… это куда?

Последняя фраза была адресована конкретно Лукасу — не желавшему стоять на месте и выслушивать похвальбу Лизоблюда. Не ограничиваясь оной, Кике повернул в сторону Мартинеса-младшего дробовик и… поневоле забыл о Пако — который вновь решил не упускать момент.

Рванувшись вперед он сшиб охранника «Джаббер Форест» с ног. Дробовик упал на землю и немедля сделался добычей Лукаса — который первым же делом выстрелил в даже еще не успевшего подняться Кике. Выстрелил в упор, в голову — без тени жалости к этому человеку.

Выстрел привлек внимание других охранников — коих здесь было немало. Один за другим они выходили из-за домов и сараев, и стреляли — хоть «в молоко», но вынуждая Лукаса и Пако прижаться к земле, а затем и вовсе отползти к ближайшим кустам.

— Лаура… — прошептал Лукас, всхлипывая. Инстинкт самосохранения боролся в нем с чувством долга перед семьей. Семьей, которую он, как мужчина, обязан был защищать.

— Боюсь, — обратился к нему Пако, — ты им уже ничем не поможешь. Эти гниды…

Хотел сказать — «деревню заживо сожгли», но осекся. Предпочел не напоминать лишний раз об очевидных (и отнюдь не радостных) вещах.

А охранники «Джаббер Форест» приближались. Лукас несколько раз выстрелил в ответ и даже смог попасть в пару противников — однако последних было слишком много. И потери их, судя по всему, не смущали.

Собравшись в толпу, эти подонки уже не чувствовали ни страха, ни мук совести. Вдоволь покуражившись над безоружными крестьянами, над женщинами и детьми, они были только рады внести в свое веселье толику разнообразия — в виде сопротивляющейся (но заведомо обреченной) жертвы.

Вдобавок свист вертолетных лопастей возвестил о возвращении «Апача» — дозаправившегося и пополнившего боезапас. «Все пропало!» — успели подумать Пако и Лукас… прежде чем невдалеке от деревни с земли поднялось нечто. Нечто небольшое, но стремительное; оно буквально врезалось в корпус вертолета, заставив его рухнуть на землю. И он рухнул — не долетев пару сотен метров от места назначения.

— Не понял, — только и успел сказать Лукас…

А обстановка вокруг него и Пако начала резко меняться.

Загрохотала очередь — не то пулеметная, не то автоматная… да еще не одна. Охранники «Джаббер Форест» бросились врассыпную, пытались где-нибудь спрятаться и даже криком молили о пощаде. Но все было тщетно — они падали один за другим и без всяких исключений.

А к деревне, с трех сторон подходили люди: вооруженные, но непохожие ни на охранников, ни, тем более, на военнослужащих армии США. Очень уж они были грязные и небритые; да, вдобавок, одетые не только в камуфляж, но и просто в неброскую одежду. У некоторых эта одежда дополнялась бронежилетом… но только у некоторых.

Кто-то из нежданных спасителей держал в руках дробовик, кто-то — «эмку», а у кого-то на плече висел знаменитый на весь мир автомат Калашникова. Один из этих странных бойцов даже приехал на внедорожнике — почти таком же, как у погибшего Лизоблюда. Вот только данный конкретный внедорожник был помятым, закопченным и «украшен» пулеметом на крыше.

— Живые остались? — вслух поинтересовался один из этих бойцов. Он был мужчиной немного старше Пако, но выглядел гораздо более стройным и подтянутым.

— Никак нет, Генерал, — последовал незамедлительный ответ, — ни из деревни — ни из… этих.

И отвечающий брезгливо поддел ногой труп одного из охранников.

— Мы живы! — крикнул Лукас, вылезая из-за кустов и с облегчением понимая, что перед ним не враги.

Не враги — и на том спасибо.

Пако же не придумал ничего лучше, кроме как последовать примеру сына Колдуна… точнее — сына покойного Колдуна.

— Кто такие? — немедленно и резким отрывистым голосом поинтересовался Генерал. И сразу несколько стволов направилось в сторону Пако и Лукаса.

— Жители деревни, — спокойно пояснил Пако, — последние двое.

— Похоже на то, — неожиданно легко согласился Генерал, — форму эту вы не носите, а значит, точно — не охранники. Да и стреляли они в вас… Короче: хотите присоединиться — присоединяйтесь, но без слез и соплей. Не хотите — валите на все стороны. Я сегодня добрый.

— Пожалуй… мы присоединимся, — решил Пако и тут же немедленно уточнил, — я во всяком случае. А ты, Лукас?

Последний из Мартинесов лишь молча кивнул. Похоже, для него ответ был очевиден; выбор же отсутствовал — на самом деле.

— Меня зовут Генералом, — молвил командир, — хоть и дослужиться я успел только до лейтенанта… Тем не менее, я главный для этих олухов… в числе которых теперь и вы. Понятно?

— Так точно, — ответил за двоих Пако. Он служил в армии и сразу понял, что имеет дело с бывшим военным.

— Хорошо. Раз так — тогда никаких жалоб, никакого нытья и никаких сантиментов. Я приказываю — вы подчиняетесь. На этом инструктаж считаю законченным. Вопросы?

— Только один, — осторожно и подчеркнуто вежливо начал Пако, — вы нарочно атаковали охранников «Джаббер Форест»… или случайно получилось?

— И то, и другое, — ответил Генерал, — если кратко: мы узнали, что эти охранники собрались в одном месте. Все. И мы сочли недопустимым упускать такую редкую удачу. Вдобавок янки имели глупость оказывать им поддержку с воздуха — за что, собственно, и поплатились.

С этими словами Генерал указал рукой в ту сторону, куда упал подбитый вертолет.

— Вы сказали «все охранники», — решил уточнить Лукас, переваривая услышанное, — другими словами, охранять лесорубов больше некому?

— Получается, что так, — ответил Генерал и развел руками, — хм… ты предлагаешь наведаться на их базу? Можешь не отвечать. Я понимаю — у тебя есть право на месть. Вот только захотят ли остальные участвовать в ней? А, как? Возражения будут?

Последние реплики он произносил, уже повернувшись лицом к своим бойцам. Которые уже стояли в неком подобии строя.

— Никак нет! — ответило сразу несколько голосов. Остальные промолчали.

— Вопрос решен, — подытожил Генерал, — кто согласился — пусть идет с этим парнем. Да — и оружие ему выдайте, кто-нибудь.

Остальные — за мной…

* * *

Из интервью председателя Совета Национального Возрождения Хорхе Мануэля дель Гадо Государственному радио Республики Маньяда:

«Над этим вопросом я размышлял еще с самых первых дней исполнения мной обязанностей главы государства: нужна ли новой Маньяде армия?

На первый взгляд ответ более чем очевиден.

Наша страна не собирается ни на кого нападать. Если же мы сами подвергнемся нападению — наш новый союзник, США, готов прийти к нам на помощь.

Не оправдали себя Вооруженные силы Маньяды и в деле защиты нашей молодой демократии. Напротив — они оказали сопротивление наметившимся демократическим преобразованиям. И, тем самым, не только пошли против воли народа но и подвергли опасности жизни наших граждан.

И, тем не менее, события последних недель заставляют меня пересмотреть свои взгляды… хоть и частично. Разумеется, я по-прежнему против возвращения к системе призыва и расходования на военные нужды львиной доли бюджета. Однако должен заявить со всей ответственностью: Маньяда нуждается в собственных вооруженных подразделениях. Нуждается для борьбы с бандами подонков — теми, кто все чаще нападает на мирные деревни. А также на иностранных граждан, работающих в нашей стране и поднимающих нашу экономику».

Загрузка...