Герой не нашего времени. Эпизоды I и II

Глава двадцать четвертая или «панику прекратить!» (19 июня 1941 года, четверг)

Капитан Елизаров закрыл за собой дверцу автомобиля и помог выйти из «эмки» старшим командирам. Ритуальный танец пограничник повторял два раза после каждой остановки, демонстрирую, как глубоко он уважает прибывшее начальство.

Жаль, разведчик не обладал знанием потомков. Иначе Михаил восторженно бы кричал «бинго!» при виде вновь совпавшего числа и размера звезд на петлицах лиц, которых он сопровождал в поездке. На заднем сиденье машины, отгородившись друг от друга портфелями, сидели два генерал-лейтенанта.

Если самый главный пограничник Белоруссии Баданов, разминаясь после поездки, казался невозмутимым, то Колосов, начальник Главного управления погранвойск, досадливо смотрел на запыленные сапоги.

Разведчик вспомнил последний разговор с артиллеристом.

Максим откровенно рассказал пограничнику про методику непрямых действий. Кривым путем находим путь мы верный. Это означало прогноз ситуации, просчет последовательности действий и ориентация на психологию объекта.

Елизаров сам многое знал, но впервые слышал, как можно все свести в единую теорию. Оценил, как переиграл его Ненашев, не только детальным знанием обстановки. Хорошо, что просветил, иначе не могло быть между ними дружбы. Теперь Михаил проверял, как работает система.

Елизаров послал докладную генералу в Минск. Он имел право «прыгнуть» через голову начальника, если добыты сведения исключительной важности, но делать так следовало аккуратно. Не любят и не простят, особенно если сор вынесли из их избы.

Колосов поморщился. Проклятое жаркое лето. Даже здесь, в тени, у входа в штаб, где солнечные лучи едва пробивались сквозь тень, земля нагрелась. После спертого воздуха машины дышать стало чуть-чуть легче.

Тяжелая дорога. Немилосердно трясет на выбоинах и тошнит от запаха бензина. Окна открывать бесполезно. Салон тут же забивался пылью, отвратительно хрустевшей на зубах. Вокруг поблекшая зелень, земля, словно сухой песок, и парящие под солнцем болота. Лишь в одном месте блеснула небольшая водная гладь. Но не пройти, грубо поставленную запруду охраняли военные.

Прибыв в Брест днем, комиссия сразу направилась в штаб погранотряда. Внезапный налет удался. Начальник штаба обедал дома, а майор Ковалев находился в пятидневном краткосрочном отпуске, решая неотложные семейные дела. Отвезет внезапно заболевшую дочку к жене и сразу обратно.

Как предусмотрительно, подумал Колосов, запрет семьям не покидать границу еще не действовал. Указание не поддаваться панике и ждать особых указаний, получено совсем недавно. А отпустил его Баданов.

Высокий гость приказал никого не вызывать[468]. Решил обойтись теми, кто есть. Прибывшие с ним люди поработают с документами, а он желает лично ознакомиться с ситуацией. Хотя выводы у комиссии давно сделаны, но все же стоило поколесить по дорогам и лично побывать на участках, откуда поступали «панические сообщения».

Елизарова посадили на переднее сиденье – показывать дорогу. Разведчик «внезапно» оказался самым старшим по должности в этом кирпичном двухэтажном особняке на улице имени Карла Маркса.

Две «эмки» сначала прошелестели колесами по мощеным плиткой улицам Бреста. Потом, вздымая дорожную пыль, направились инспектировать три ближайшие заставы к югу от города[469].

Подъезжая к первой в фольварке Пельчицы, что в километре от Южного острова крепости, машины обогнали несколько тяжело груженых двуколок, везущих ящики с боеприпасами и четыре станковых пулемета. Их очертания хорошо угадывались под плащ-палатками, оберегающими «Максимы» от дорожной пыли. Фуражки пограничники сдвинули на затылок, а спины возничих были мокры от пота.

Если Баданов спокойно посмотрел на груз телег, то Колосов несколько раз оглянулся. Ситуация из Москвы выглядела кардинально иной. Бодрые и уверенные доклады, что шли с западной границы, теперь ему виделись откровенной «отпиской». Лишь бы усидеть начальникам отрядов на хлебном месте. Но он же сам дал команду прекратить паникерство!

Колосов нервно заерзал, чувствуя двойственность сложившейся ситуации. А что, если? Нет, этого не может быть никогда. Есть же Народный комиссариат иностранных дел, Разведупр РККА и внешняя разведка в НКГБ. Там товарищи не спят, если что, предупреждение поступит вовремя. Он, забываясь, открыл окно, и немедленно был наказан. Сухой ветер, подняв пыль с дороги, метнул ее прямо в глаза и горло.

Генерал-лейтенант из Москвы не видел, как посторонился, пропуская явное начальство, стрелковый батальон, возвращавшийся с рытья окопов. Иначе, почему так много шанцевого инструмента? Но еще и в полном снаряжении, с касками, и оружие с собой несут, несмотря на то, что ткань под ремнями мокра от пота. У многих под пилотками смоченные водой полотенца. Тяжко идут, но тащат на себе ротные минометы и легкие пулеметы. За ними четыре полковых пушки, гужевой транспорт с «Максимами» и знакомыми ящиками. Замыкала колонну телега, на которой лежали два тела. Фельдшер суетился рядом, пристраивая одному из бойцов на затылок белое полотенце. Тепловой удар.

Зато вслед посмотрел Баданов.

Неужели и до этого, донельзя упертого командующего округом, начало хоть что-то доходить? А может, это инициатива местного командарма? Но все равно правильно, взялась армия за ум. Так и надо. Крупную провокацию здешний разведчик обещает со дня на день. А может, и не провокацию. Умело сложенные и объясняющие друг друга факты говорили о неминуемой войне.

Генерал посмотрел на стриженый затылок сидевшего на переднем сиденье Елизарова. Молодой парень, но тоже мучается в душной машине. Как он умело составил справку, но дипломатично не дописал выводы. Если все подтвердится, он заберет его к себе[470].

Нет, Баданов не стал сообщать содержание письма выше. Причина сидела рядом, да и мнение Москвы он знал. Пусть уж Колосов сам посмотрит обстановку на границе, а предложенные разведчиком меры предосторожности, не идущие ни с одним указанием вразрез, он сразу принял самостоятельно.

Приказ об усилении охраны им подписан и скоро вступит в силу.

На заставе, расположенной в фольварке Пельчицы, к приезду комиссии готовились несколько дней. Такой неутешительный вывод сделал Колосов. Порядок образцовый. Никто ничего не скрывал – ни хорошего, ни плохого. А лица, злоупотребившие служебным положением, сидят подследственными в Бресте. По каждому факту шло дознание, что Елизаров и подтвердил.

Командование погранотряда решительно избавлялось от нарушителей режима госграницы[471].

«Поздно спохватились, голубчики, решение принято», — подумал Колосов. Проект приказа он привез с собой.

Баданов все же нашел, к чему придраться. Однако сделал это, стараясь не привлечь внимание московского гостя. В начале сорокового года Нарком сразу потребовал приспособить заставы к обороне. Как против бандитов, так и от регулярных войск. Каменное здание фольварка хорошо укреплено. А где еще позиция?

— Младший лейтенант Мешков, есть же приказ оборудовать два кольца обороны. Что тут рядом за бутафория?

— Так точно, бутафория. Настоящий ротный опорный пункт, в километре севернее, рядом с высотой, — начальник заставы показал рукой. — Военные подсказали, что так тактически выгоднее и меньше потерь при обстреле. Оцените сами, с правого фланга нас прикроет крепость, а с левого доты артпульбата.

— Я что-то не понимаю! Какие военные?

— Наш, в смысле местный, укрепрайон. И саперы, что у них огневые точки строят, помогли.

Те два дзота обошлись Ненашеву очень дорого. Вернее так, работали добровольцы, которых вроде бы никто не назначал. Еще пришлось немного порушить старый форт, но дело стоило.

Укрепления с фронтальной стороны и крыши должны выдержать огонь минометов и пехотных орудий немцев. Если, конечно, фрицы не попадут снарядом прямо в амбразуру. Шанс небольшой, но он возрастал в случае приближения пушки на сто метров.

Генерал усмехнулся. Чтобы армия официально помогала пограничникам? Решение должны принять, как минимум два Наркома.

А они с военными заклятые друзья. Пусть Берия и пытался всячески сгладить ситуацию, но Нарком обороны, не забывая старые обиды НКВД, тихо их ненавидел и после войны с финнами добился решения подчинить себе особые отделы. Еще раньше Указание о совместных действиях по охране границы пришлось проводить отдельным решением ЦК, иначе они никогда бы не договорились[472].

Явно попахивает местной инициативой, но понятной, разумной и объяснимой. Решение строить доты прямо на границе поставило батальоны УР в положение пограничников. Хорошо, кто-то сам понял ситуацию и двинулся гораздо дальше ведомственных регламентов и инструкций.

— Я хочу посмотреть.

— Товарищ генерал-лейтенант, — взмолился Михаил, — прошу, не надо. Даже местные не знают, что там, в подробностях. Появитесь вы в форме, агентура немцев засечет. Я могу в штабе лично доложить все подробности.

Разумно, да и Колосов готов следовать дальше.

Эх, слышал бы Баданов, как в понедельник матерился комбат на заставе.

Самое нежное выражение было: «братская могила».

В ответ разведчик возмущенно объяснил, что блокгаузы и укрепленные подвалы нужны пограничникам не против танков и пехоты врага. Все, что видит Ненашев, внутреннее оборонительное кольцо[473].

Жить на границе беспокойно.

В тридцать девятом году банды по две-три сотни штыков и сабель – не редкость. Шатались всякие, в том числе и белополяки, желавшие добраться до вожделенной Румынии. Бывало, заставы полностью окружали, желая покончить с назойливыми пограничниками. Тогда они отстреливались, ожидая подмоги.

На заставе человек сорок пять, мало, где шестьдесят, но вместе их там не встретишь. Дозоры, наряды на границе. Кроме проверенных трехлинеек, один-два «Максима», от двух до четырех «ДП». Недавно вот дали автоматическое оружие: «СВТ» и «ППД», а где-то лежат в масле «ППШ», принятые на вооружение в прошлом году.

Оборудовать внешний периметр не хватает ни сил, и ни материалов. Пограничники границу охраняют, нет такой задачи – долго обороняться против регулярных войск. Вот и заняты они, придя на голое место, прежде всего обустройством участка. Один саперный взвод, предусмотренный штатом в отряде, не справится. Налаживая пограничную службу, «зеленые фуражки» сами ставили проволочные заграждения, сами распахивали контрольно-следовую полосу, сооружали наблюдательные вышки.

Максим сразу заткнулся. Вспомнил, как в девяносто третьем году сорок пять пограничников и трое солдат отбивались от банды в две с половиной сотни моджахедов. Заставу те не взяли, но полегла половина ребят в зеленых фуражках. В голове мелькнули прочитанные где-то слова: «командование бездействовало, что убедило молодого начальника заставы – противник опасности не представляет».

Елизаров к поведению комбата давно привык, но Мешков удивленно посмотрел, как привезенный разведчиком капитан затряс головой, словно отгоняя наваждение: «они что, в артиллерии, через одного контуженные?»

Заставы привязаны к границе, а не к тактически выгодным рубежам обороны. То, что ребята в зеленых фуражках скоро сделают – двойное чудо. Но десятая застава должна держать немцев больше часа.

— Значит так, с точки зрения охраны границы положение ваше идеально, никакой бандит скрытно не подберется, — начал капитан.

Фольварк с трех сторон окружали поля. С четвертой – небольшая полоска воды, оставшаяся после разлива Буга. С разбегу не перепрыгнуть, ширина около шести метров.

— Да, мы тоже оценили, — подтвердил младший лейтенант.

— А вот обороняться плохо, все как на ладони. Батареей гаубиц я разнес бы заставу за пятнадцать минут. Дальше минометы, головы бы подняли. Как начнете отходить, ставлю заградительный огонь, и деваться вам некуда.

— А кювет вдоль дороги?

— Условное обозначение на карте немцев. Или, думаете, они идиоты?

Панов сценарий не придумал. Оказавшись в полосе главного удара, начальник заставы Мешков и девятнадцать бойцов навсегда остались здесь. Отойти под огнем они не смогли. Те, кто вышел из окружения, смогли прорваться лишь вечером, остальных блокировали в кирпичном сарае и, после отказа сдаться, расстреляли из орудий.

Младший лейтенант искоса посмотрел на гостя, понимая его правоту. Только спросил:

— А как же вы? Не придете к нам на помощь?

Ненашев поморщился, а пограничник, глядя на выражение его лица, невозмутимо перевел:

— Капитан Ненашев из укрепрайона, он к тебе точно не придет, их дело держать свой рубеж. Максим, что ты предлагаешь?

Комбат расстелил карту.

— Заставу придется оставить. Отойти вправо, — он показал новую позицию.

— Хочешь пулеметами, во фланг?

— Скорее, в лоб! Позиция, с одной стороны, выгодная. Но если корректировщика посадят вот сюда, — Ненашев карандашам показал точку на внешнем валу, — снимайтесь и валите на восток вдоль Мухавца.

— А если мы посадим туда своих бойцов?

— Смотрите, — Ненашев пожал плечами, Елизаров должен помнить, это он говорил и генералу. — Немцы в тридцать девятом году уже штурмовали крепость. Кровью умылись, потому как поляки крепко держались как раз за эти валы. И в этот раз за них будут драться, но сначала грохнут туда артиллерией. Так что тебе в этом случае нужен очень хороший личный контакт с армейцами, чтобы действовать сообща. Вот и думай. Если решитесь, то помогу. Исключительно по-соседски, и саперов уговорю.

Они должны согласиться, подумал капитан. Мост за их спиной смущал Максима. Когда его отдали, лишись последних ворот. А там, кроме заставы, да моряков-топографов в первый час никого не будет.

— А кто даст приказ? — младший лейтенант вопросительно посмотрел на Михаила.

— Найдутся люди. Не за смертников же нас считают, — буркнул Панов, вспоминая многостраничную дискуссию. Сначала заклеймив слова «трупами завалим», граждане достигли консенсуса. Потом, оперируя термином «смертники», долго исчисляли потребное число людей и куда их сажать для остановки блицкрига. Он не помнил, сколько армий и дивизий в итоге вышло.

А еще он знал будущие слова Жукова, сейчас начальника Генштаба: «Виноваты мы перед пограничниками. Отдали на съедение…»[474]

— Договорились, — подытожил Елизаров, и младший лейтенант согласно кивнул головой.

Первый военный, который и дело предложил, и помочь вызвался.

Объезд других застав ничего необычного не принес.

Только в Митках второе оборонительное кольцо пограничники оборудовали прямо в узле обороны укрепрайона, выбрав, как центр, старый форт.

Пустота в жилых помещениях и отсутствие начальника заставы дежурным объяснялись просто. Бойцы, свободные от нарядов на границе, убыли на стрельбище. Военные обещали им показать какую-то «особую» технику стрельбы из станковых пулеметов.

Вернувшись в Брест, Колосов приказал собрать общее совещание.

Вместо майора Ковалева отдувался его начальник штаба.

— Товарищ генерал-лейтенант, на границе тревожно. Германские самолеты каждый день нарушают границу. Их солдаты и офицеры ведут усиленное наблюдение за нашей стороной. Абвер и гестапо массово засылает к нам националистов из поляков и белорусов, имеющих ближайшей задачей диверсии. Большинство мы ловим, но на всех сил не хватает. Считаю, что немцы в ближайшие дни могут начать войну против СССР. За текущий день взято двадцать девять диверсантов.

У Колосова вытянулось лицо.

Неудивительно – отчеты доходили до центрального аппарата дней за пять. Информация запаздывала объективно. Сначала из отрядов сводки передавались в окружные управления. Те обобщали и пересылали их в Москву.

Разведывательные донесения приходили все чаще, но использовали их больше для справок и подбора примеров для очередного доклада руководству. На стол начальников мгновенно попадали лишь спецсообщения об особых случаях, происшествиях и делах, находящихся на личном контроле.

— Тридцать пять, — подал реплику Елизаров. — Одна группа из восьми нарушителей оказала вооруженное сопротивление. По всей видимости – немцы. Пленных нет, раненых застрелили сами и сопротивлялись до конца. Наши потери: двое убито, четверо ранено. Лично обзванивал комендатуры. К пяти утра посчитаем окончательно.

Колосов удивился. Как сильно изменилась ситуация лишь за четыре часа пребывания в Бресте.

— Почему днем шли?

— Взяли в двух километрах от границы. Все переодеты в нашу форму.

— Что еще можете сказать по делу?

Начштаба и комиссар погранотряда досадливо смотрели на Михаила. На глазах выслуживается, а ведь мог бы и доложить. Сколько времени служим вместе.

— Днем относительно все спокойно, если не считать самолетов-нарушителей. По ночам немцы на самом деле подтягивают технику к границе. Местных жителей на той стороне предупредили: если начнут паниковать, то расстреляют на месте. Наша агентура проявляет выдержку, пытаясь выявить дату, время и место готовящейся вооруженной провокации.

Оба генерал-лейтенанта внимательно посмотрели на Елизарова.

Баданов думал, что он далеко не глуп. Уловил настроение Колосова. И капитан лоялен, высказав мысли только ему. А владеет обстановкой лучше начальства. Колосов схватился за брошенную соломинку: «провокация», стараясь сохранить лицо. Хотя бы кто-то здесь разделяет мнение Главного управления.

— Вот вы правильно себя ведете, капитан! Спокойно и рассудительно. Не то, что некоторые, манкируют служебными обязанностями, а потом прикрываются сложной обстановкой на границе. Что у вас творится с дисциплиной! Передовики по числу происшествий! Лишь, когда решили проверить, то зачесались. Да от ваших донесений разит трусостью. Не скрою, до определенного времени мы вам верили, направляли сводки в Генштаб и ЦК партии. И что?

Колосов возмущено стукнул кулаком по столу.

— В общем, так. Приказываю панику прекратить, как и самодеятельную отправку семей на восток[475]. Тем, кто отправил, немедленно вернуть обратно! Для войны между СССР и Германией нет ни причин, ни поводов. А мы пока объективно разберемся, что на самом деле творится на заставах.[476].

Слушая его, Елизаров внешне остался спокоен. Как прав Ненашев, по всем признакам скверна где-то наверху. Баданов подумал, что разведчик может уже ничего не докладывать. Вряд ли сообщит больше, чем в письме. Те же сигналы в Управление погранвойск НКВД по Белоруссии шли и из других отрядов.

Все, что в его силах сделано, проект приказа об усилении охраны границы осталось лишь подписать[477]. Остальное начальники отрядов, застав и коменданты должны понять сами и действовать по обстоятельствам[478]. Баданов ошибался, Михаил при личной беседе рассказал гораздо больше.