В прохладе коридора, за дверьми жаркой, потной, краснолицей суеты Отдела нарушений общественного спокойствия, судебный медик Невилл де Квинси улучил минутку, собираясь с мыслями. Он выскреб чашку своей трубки коротким кинжалом, который нашел на подносе с вещественными доказательствами, и набил ее свежей виргинской «травкой».[16] Двери камер грохали, ключи звенели, ругательства множились эхом, а топот сапог раздавался по всей огромной каменной тюрьме Хиберниан-Ярда.
Дела сорвались с цепи где-то часов в пять, де Квинси даже не успел перехватить наантвич и выпить чаю. Оператор спиритической доски принимал вызовы весь день и передал анонимное сообщение, что в таверне «Верховая Кобыла» на Оллхоллуоз-уок идет серьезная потасовка. Мобильный отряд вернулся с двумя дюжинами сквернословящих, плюющих, кровоточащих и шатающихся задержанных. У них взяли показания, провели допросы, виноватых равномерно распределили по всему отделу, а потом в дело вступили юристы.
Затем два офицера из Саутуорка притащили полуразложившийся труп, который нашли на угольном складе после жалобы, поступившей от соседей. Пришла пора натянуть перчатки и открыть коробку с инструментами.
Проводя вскрытие, де Квинси услышал, как драчуны из таверны снова затеяли склоку прямо в отделе. Тут же раздались свистки, перекрывающие гвалт побоища, по коридорам загрохотали башмаки, после чего раздались явственные и множественные удары прочных каучуковых дубинок.
А потом явился Галл с трупами в рогожных мешках, двумя заключенными и рассказом о дуэли в купальнях «Дельфин», а еще даже не наступило полвосьмого.
Де Квинси зажег трубку и начал аккуратно выпускать клубами дым, прислонившись к прохладной каменной опоре коридора, выкрашенной в красную краску. Дверь в отдел распахнулась, выпустив наружу бурю шума и высокого человека с кислым выражением лица. Он захлопнул дверь, оставив крики позади.
— Де Квинси? — спросил Галл.
— Собираюсь с мыслями, лорд Галл, — ответил медик, бережно, с нежностью держа чашку трубки.
— Твое мнение о трупах?
— О покойнике из Саутуорка? Заколот. Широким французским клинком прямо под ребра. Мы ищем правшу, ростом не больше пяти футов трех дюймов с…
— А об остальных? — прервал его Галл.
Де Квинси кивнул:
— Вы об убийцах?
Капитан прошел вперед, вертя в руках предмет с подноса для доказательств:
— Не обязательно. Они могут быть…
— Прошу прощения, милорд, но вы сами знаете, что они — наемники. Я в курсе, что вы очень хотели бы упечь Триумфа за решетку и утром притащить в Палату, но и сами прекрасно понимаете, что на этом дела не состряпать. Те двое на леднике, я их уже опознал и все дважды проверил для верности.
— И?..
— Я просмотрел данные в Хиллиардс.[17] Нашел обоих. Уильям Пеннимэн и Питер «Нож» Петр. Во всех делах, связанных с ними, фигурируют острые предметы и помещение оных в протестующих членов общества. Парни работали по контракту. Это наемные убийцы, которым заплатили за смерть сэра Руперта. Вы должны поблагодарить его за то, что он убрал их с улицы.
Галл фыркнул.
— К тому же есть показания трех служителей «Дельфина». Триумф без труда выйдет из зала суда. А он это умеет, не так ли?
Капитан хрустнул костяшками пальцев:
— Знаю, знаю… Нам придется отпустить его и этого дикаря… Я лишь… хотел бы знать, кто настолько ненавидит Триумфа, чтобы заказать его смерть.
— У вас нет никаких кандидатур? — спросил де Квинси.
— Только одна, — мрачно ответил Галл. — И та принадлежит арестовавшему его офицеру.
Медик улыбнулся:
— Оставьте это мне. Сейчас в отделе полное безумие, но ближе к ночи, когда все успокоится, я возьму спиритическую доску, сделаю пару вызовов, и поглядим, как оно обернется.
— Я буду вам обязан.
— Никаких проблем.
Квинси ошибся, проблемы только начались. Ближе к ночи ничего не успокоилось. Скорее наоборот.
В восемь часов одну минуту снова пошел дождь.
Ночь устало легла над городом, ее тьма спеленала десять тысяч мигающих фонарей. Где-то в черном нутре неба заворочался гром с таким звуком, словно наверху решили передвинуть всю мебель. С юга задул холодный ветер, а когда в последний раз пробили колокола часов на башне Святой Марии Опаздывающей, которые всегда отставали на тридцать секунд, вернулся ливень.
Отражения уличных светильников задрожали и рассыпались, когда капли воды забарабанили по лужам, оставшимся с утра. Уныние повисло над промокшими улицами. Окна закрылись, занавеси задернулись. Вновь ожили огни в каминах, а горшки и кастрюли вернулись на свои места под протекающими крышами.
В «Верховой Кобыле» Малыш Саймон попытался завязать дискуссию, не пропитается ли Англия водой настолько, что потонет вместе со всеми обитателями, но большая часть завсегдатаев сейчас находилась где-то в миле от таверны, томясь за решеткой, и тема скоро выдохлась.
В партере театра «Глобус» громко застонали зрители и раскрыли программки, пытаясь защитить голову от дождя. Прошло уже десять минут первого акта провокационной новой драмы «Бард-лейтенант»,[18] и актеры труппы лорда Чемберлена вздохнули и мужественно продолжили свой труд, а их костюмы и декорации стали стремительно увядать под натиском воды.
По ту сторону реки, под сгущающейся бурей и трепетом грома, от дождя между трубами Энергодрома Беттерси заплясали безвредные голубые арки магической энергии. Где-то в Вулвиче копье молнии вонзилось во флюгер и уничтожило черепичную крышу церкви Святого Карпаля Туннельного. Здание занялось пламенем, и огонь быстро перекинулся на соседнюю с храмом бойню. В вечерний воздух поднялся ужасный смрад от горящей требухи. Вскоре пол-улицы превратилось в настоящий ад, который был виден даже с реки. Старый папаша Темз, масляный, ленивый, покрытый дождевой рябью, превратился в потрескавшееся зеркало, где отражалось разгулявшееся пламя.
В Виндзоре прислуга замка, услышав отдаленное ворчание грома и почувствовав запах дождя, засуетилась, закрывая ставни. Из кладовых переправились связки дров, а тяжелые шторы и драпировки опустились. Королева на ночь уехала в Ричмонд, где пребывала в полной безопасности, но комфорт остальных благородных гостей требовал, чтобы замок работал с максимальной эффективностью.
В Эркерном банкетном зале лорд Сли отвернулся от окна, покачивая в руках хрустальный шар коньяка. В небе за ним сверкнула зарница, и сэр Роберт перевел взгляд на стол, откуда еще не убрали остатки вечерней трапезы, и на людей, сидящих там. Рустам де ла Вега четвертовал апельсин серебряным кортиком и медленно поглощал сочные дольки, ответив Сли внимательным взглядом и едва заметно подняв брови. Джаспер сидел на стуле, как ребенок, развалившийся на троне. Бокал портвейна висел в его руке, а сам священник выглядел пьяным и безучастным, но Сли был не настолько глуп, чтобы списывать со счетов острый ум преподобного. Герцог Солсбери с шумом, чавканьем и смаком пожирал останки выпотрошенного лебедя. Он рвал сальное мясо и жилы, сплевывал неподатливые кусочки, а его огромное брюхо бурлило, словно бак с бродящим пивом. Сли с отвращением отвернулся.
— Хорошо, друзья, — наконец произнес он.
— Действительно хорошо, — ответил ему почти бесплотный голос преподобного. — Мы хорошо поели, изрядно поговорили и наинтриговались до государственной измены.
Солсбери поперхнулся куском лебединого жира.
— Мне не нравится подобное определение, — заявил он, вытирая подбородок.
— Тогда какой же эвфемизм для наших планов вы желали бы использовать? — коварно спросил Джасперс. — Это измена в самом прямом и жутком смысле. И не следует притворяться, что это не так. Пользы все равно не будет.
Солсбери пожал плечами.
Де ла Вега отложил кинжал и ополоснул руки в чаше для омовений.
— Сеньоры, мне несколько тревожно из-за сложности того, что мы тут предлагаем, — сказал он. — Это все несколько… desmacado… грубо и неуклюже. Мы ничего не делаем сами, а полагаемся на капризы других, жадно ждем их ошибок и неправильных поступков. А какого-то более прямого пути нет?
— Нет, — возразил Сли, смягчив резкость ответа улыбкой, когда регент взглянул на него. — Если мы будем действовать прямо, то нас можно и обвинить прямо. Подлинное искусство интриги состоит из отвлекающих маневров, уловок и хитрости. Я не хочу стать еще одним Кромптоном Финни.[19] — Сли снова занял место во главе стола. — Это место… Австралия… ключ к нашим желаниям, — сказал он. — Я уверен, что там есть новая Магия — Магия, которую мы сможем использовать. И чтобы заполучить ее, нужно действовать тонко. Новый континент должны нам отдать, а мы — принять этот дар с благодарностью и притворным удивлением. Хитрость заключается в том, чтобы заставить Триумфа потерять хватку, воспользовавшись исключительно его собственными ошибками и глупостью. Его скандальность, пьянство, нежелание соответствовать правилам играют нам на руку. Его позор или смерть отвечает нашим целям. И то и другое очень легко организовать.
Солсбери хихикнул, чавкая лебединой начинкой из ореха пекана.
— Хокрэйк, вас что-то рассмешило? — резко осведомился Сли.
— Последнее, скорее всего, уже произошло, — пробормотал герцог, с хлюпаньем отрывая птице лапку.
— Что вы имеете в виду? — вскочил Сли. — Что вы наделали?
Солсбери оторвался от еды:
— За довольно небольшую сумму золотом двое головорезов из «Шпоры петуха» в Чипсайде сегодня вечером разберутся с нашей проблемой… — С каждым словом он говорил все тише, заметив свирепый взгляд Сли.
Хуже того, неожиданно встрепенулся явно встревоженный Джасперс.
— Я… В смысле, я… Они не смогут этого отследить. Наемники понятия не имеют, кто им заплатил. Я…
— Если ваши кретинические действия возымеют нежелательные последствия, Хокрэйк, то, будьте уверены, они повлияют только на вас. Мы будем всё отрицать. Вы пойдете в тюрьму один. — В голосе Сли слышалась неприкрытая злоба, которая, казалось, эхом вторила собирающейся вокруг замка буре.
— Извините меня, — промямлил Солсбери, отводя взгляд.
— Сейчас это не имеет значения. — Сэр Роберт снова наполнил бокал из графина. — Скоро мы увидим, оказалась ли полезной ваша инициатива. Если Триумф уже мертв, тем лучше. Если же нет, то, возможно, сей факт лишь ускорит падение его репутации. Вот только вы должны выслушать меня очень внимательно, Хокрэйк, — добавил он. — Я не потерплю более столь непродуманных выходок. Если вы с нами, то будьте любезны согласовывать малейшие детали. Вам понятно?
— Да, — ответил герцог Солсбери, оттолкнув от себя тарелку с останками лебедя, который, судя по их виду, умер от взрыва бомбы.
Послышался раскат грома.
— Так какое наше следующее действие? — спросил де ла Вега, пронзив последнюю дольку цитруса кончиком кинжала.
— Если Триумф выживет, то мы превратим его жизнь в ад, пока он не сломается. Одновременно устроим неприятности в столице, с безопасного расстояния разумеется. Тайными манипуляциями мы разрушим все, что можно расстроить и перевернуть. Общество должно быть несчастливым, обеспокоенным… напуганным. Чем больше мы будем досаждать королеве и двору мелкими неприятностями, тем больше отвлечем их внимание от подлинной угрозы. Ваш лагерь, дорогой регент, наготове?
Де ла Вега кивнул и пригубил вино:
— Испанские фракции разрываются от споров. Я спровоцировал ряд дипломатических разногласий, из-за которых они все постараются добраться до горла английского двора. Завтра Педро де Грампло снова подаст прошение о субсидии на свинину, а Эскориал издаст указ об официальном праздновании дня поминовения Армады, несмотря на протесты лорда Сатклиффа.
— Это сильно подействует на нервы Флота, — задумчиво произнес Джасперс. — И сильно раздосадует старушку Три Икса.
— Именно, — улыбнулся испанец. — Более того, я воспользовался связями в баскском регионе, и теперь «Либерте Голуаз» опять начнет свою ерунду. Мы тайно снабдили их порохом и толедской сталью. Ставлю сундук золота из Нового Света, что королева пошлет во Францию дивизион легкой кавалерии еще до конца месяца. Для Англии наступают беспокойные времена — времена, которые могут легко разрушить Союз при такой слабой правительнице. Или, по крайней мере, так это воспримет общество. Прекрасный момент, чтобы совершить государственную измену и остаться героями.
Сли оторвал виноградину с подноса и принялся задумчиво ее жевать.
— Остается только Церковь. Магия — это то, чему все доверяют. Разрушьте эту веру, и весь Союз бросится к нашим ногам за помощью.
Джасперс поднялся из кресла и пересек зал, подойдя к длинным шкафам из орехового дерева, выстроившимся у стены. Нагнулся и достал два канделябра на семь свечей, которые поставил на стол и аккуратно зажег спичкой.
— Эта часть плана у меня под рукой, — сказал священник, улыбнувшись. — Она начнется прямо сегодня. Страх, чертовщина, суеверие, гоэтейя… запрещенные магические церемонии вернутся и станут нашими союзницами. Уже к утру в Церкви, да и во всем Союзе, будет царить хаос, а двор и все общество придут в настоящую ярость. — Он посмотрел вверх, и его глаза засияли яркой синевой в свете свечей. — Предупреждаю вас, джентльмены, что сегодня вечером мы пересекли черту. Этой ночью произойдут такие события, после которых мы не сможем повернуть вспять. Слишком поздно для сожалений или перемены мнений. Пути назад нет. Сегодня ночью Союз будет потрясен. Он покачнется. А завтра мы проснемся в совершенно ином мире.
Сли кивнул, почувствовав, как холод пронизывает его до костей. Де ла Вега играл с кортиком, словно мыслями был очень далеко отсюда. Солсбери дрожал так, что не смог сдержать струю газов. Когда атака миновала, испанец кинжалом указал на лампы, свисающие с потолка:
— А зачем нам свечи, ми амиго?
— Подождите, ми амиго, — ответил Джасперс голосом, который вполне мог принадлежать существу, тысячи лет ожидавшему этого момента в каком-то сыром, языческом кургане. — Подождите — и увидите.