Суббота выдалась солнечной и погожей. Когда мы вышли из полуподвального помещения церкви Святого Луки, где встречался раз в неделю математический кружок, сразу стало ясно, что весна вступила в свои права окончательно и бесповоротно. Яркое-яркое синее небо, птичий гомон, слепящее солнце в лужах и остатках сугробов — красота, да и только.
Когда мы шли на занятия раньше утром, весна еще так не чувствовалось: было холодно, не обойтись без муфты, а лужи еще затягивал тонкий ледок.
— Как распогодилось-то! — обрадовалась Марина. — Даже домой не хочется.
— Так зайдем на ярмарку выходного дня? — предложила я. — Она тут рядом, в сквере. Я хотела подарок Ваське присмотреть.
— Балуешь ты его, — заметила Марина. — Сама жаловалась, что он ночами спать не дает.
— Есть такое, — вздохнула я. — Но мне кажется, что ему скучно дома. Ему бы на улице бегать, но между домом и улицей забора нет, его туда не выпустишь. А на заднем дворе у нас белье сушится, запачкает или подерет.
Марина только головой покачала.
— Наверное, ближе к лету разобью там хоть пару клумб, чтобы трава была, чтобы было где бегать, — продолжала я. — А бельевые веревки по-другому перевесим или огородим… Не дело это, чтобы котенок его возраста дома сидел как закупоренный!
— Ты не суди его как человеческого ребенка. Генмоды в этом возрасте мало чем отличаются от животных. Если он активно бегает и прыгает, значит, все с ним в порядке. Ему не так важно, где носиться, дома или на улице.
Я вздохнула. Умом я понимала, что Марина права, тем более, она известный репетитор, занимается много с маленькими генмодами и разбирается в них гораздо лучше, чем я. Но все же держать моего названого «братишку» все время в доме казалось мне глубоко, фундаментально неправильным!
Мы отлично погуляли с Мариной. На ярмарке я и в самом деле купила для Васьки игрушку: маленькую тряпичную птичку, подвешенную на удочке. Женщина, которая продавала такие, клялась и божилась, что они «развивающие». Марина только хмыкнула: через два лотка такие же игрушки, только чуть попроще и не такие цветастые, продавались для домашних животных в два, а то и в три раза дешевле.
Но я все-таки купила яркую птичку, не торгуясь.
Потом мы взяли по калачу и стакану сбитня у разносчика, и Марина половину своего калача скормила уткам в городском пруду. А мне целого только-только хватило червячка заморить.
— Завидую твоему аппетиту, — только и сказала Марина. — Мне бы немножко тела набрать…
— Так ведь я тоже не в теле, — засмеялась я.
— Тебе и не надо, а то как за преступниками бегать! А мне бы вот солиднее выглядеть не помешало…
Марина, и верно, выглядит не очень солидно: росту она невысокого, и светлые кудряшки делу не помогают. Но репетитор замечательный.
— Неужели клиентов мало? — спросила я.
— В целом хватает, — уклончиво ответила моя подруга. — Просто я уже сколько думаю, как бы свою компанию открыть, набрать еще учителей… Пока так, присматриваюсь больше, у меня еще недостаточно денег скоплено. Но пробовала я с одной-двумя знакомыми говорить, и все они в один голос — нам бы в начальницы кого посолиднее!
— Видно, они плохо тебя знают, — утешила я. — Надежнее тебя начальства не найдешь.
— Возможно, — вздохнула Марина, но тут же улыбнулась. — Ничего! Справлюсь! Всю жизнь в учителях сидеть не буду!
— А я думала, тебе нравится учительствовать, — удивилась я.
— Это достойное занятие, и заработок верный, — Марина пожала плечами. — Но тяжело заниматься одним и тем же из года в год. Развиваться надо, вперед идти…
— Хочешь разбогатеть, как родители? — догадалась я.
— Не то чтобы именно разбогатеть, — вздохнула она. — Просто мне с детства нравилось бывать с мамой в конторе, как там все бегали вокруг, как цифры у мамы ловко сходились… если бы они с папой остались живы, я бы, может, сейчас принимала филиал в управление. И так же распоряжалась бы всем. Ответственность, конечно, большая, но ни секунды скучать нет, как мама говорила!
— А с учениками разве скучно?
— Когда как. Иногда ужасно скучно — особенно когда какой-нибудь задира пять минут мнется у глобуса и не может вспомнить столицу Юландии!
Марина сказала это легким, веселым тоном, но мне показалось, что крылась в ее голосе настоящая досада. Надо же. Все-таки как тяжело узнать других людей! С Мариной мы знакомы скоро год, и, казалось бы, у нас нет друг от друга секретов — она даже знает, что я человек-генмод, плод лабораторных экспериментов нечистых на руку ученых. А я знаю, сколько ей всего пришлось пережить, когда погибли ее родители, а их кумпанство разорилось. Но при этом мне и в голову не приходило, что Марина недовольна своей жизнью. Она всегда казалась такой собранной, такой профессиональной, так искренне радела за своих учеников! Что там, мы ведь и познакомились тогда, когда она ради одного из своих воспитанников пошла на преступление.
Мы распрощались недалеко от нашего с шефом дома, и я поднималась к себе все еще в задумчивости. Даже забыла об удочке с птичкой для Васьки, которую несла в руках. Ненадолго, конечно: попробуй тут забудь, если прямо в прихожей на тебя налетает рыжий вихрь и начинает карабкаться вверх по твоей юбке!
Мне повезло, что я все еще была в весеннем пальто из плотного сукна: когти у младшего Василия Васильевича острые, платье он мне непременно бы порвал. А так Васька благополучно забрался мне на плечо и зашипел.
— Прошу прощения! — произнес трубный, полузнакомый мне голос. — Кажется, это я мальца напугала!
Из гостиной в коридор выглянула Вильгельмина Бонд, бывшая напарница шефа.
Я с ней, разумеется, была знакома, но никогда не общалась близко, а последний раз и вовсе видела несколько месяцев назад — на вечере в честь переезда Васьки в отчий дом. Это высокая (выше меня!) и очень крепкая женщина богатырского сложения. Вот уж кому солидности не занимать! Она берет в основном всякие «личные» дела: слежку за женами и мужьями, проверку деловых партнеров — то, что шефу не слишком интересно и на что он соглашается исключительно от скуки. Иногда они подкидывают друг другу клиентов, если у кого-то их слишком много.
Наверное, что-то в этом роде ее к нам и привело.
— Нет, что вы, — ответила я, — он всегда меня так встречает. Рада вас видеть, Вильгельмина Георгиевна!
Не то чтобы совсем всегда — но довольно часто. Хотя шипеть обычно не шипит, это Вильгельмина и впрямь ввела его в ажитацию. Однако не напугала по-настоящему: Васька встопорщил шерсть на загривке и задрал хвост трубой, но дрожь его не колотила и безостановочно он не мяукал. Так, недовольство выказывал.
Придерживая котенка — да уже почти что взрослого по размеру кота, скоро Василия Васильевича догонит! — за загривок, чтобы он не скатился у меня с плеча, я принялась одной рукой развязывать шляпку.
— Просто Вильгельмина, душенька, — сказала сыщица. — Я, знаешь, лишние политесы не люблю… А нам с тобой общаться придется сейчас плотно!
— Вот как? — чуть удивилась я. — Вы с Василием Васильевичем будете вместе расследовать следующее дело?
Довольно необычное предприятие: сыщики любят делиться гонорарами ничуть не больше, чем любой другой работник по найму. Но иногда, если заказ большой и сложный, можно привлечь помощников. Шеф в этом случае предпочитал нанимать рядовых исполнителей, но я знала, что другие детективы порой работают парами или даже тройками. Как это Вильгельмина уговорила его поступиться жаждой держать все под контролем?
Из гостиной вальяжно вышел Василий Васильевич. Выглядел он менее пушистым, чем обычно — весна и линька — и не слишком довольным жизнью.
— Не совсем, Аня, — сказал он. — Дело в том, что Вильгельмина попросила у меня помощи с одним намечающимся делом. По стечению обстоятельств для этого нужна девушка примерно твоих лет. Так что я согласился ей временно тебя одолжить. Пора тебе расширять кругозор и набираться полезного опыта.
У меня даже шляпка из руки выпала. Никогда в жизни я еще не работала отдельно от шефа. И как это он без моего ведома просто взял и «одолжил» меня другому сыщику? Нет, спроси меня Мурчалов, согласна ли я оказать помощь его давней подруге, я бы совершенно точно согласилась! Но вот почему он распорядился без моего ведома?
— Ну-ну, — ворчливо проговорил Мурчалов. Не думаю, что в полутемной прихожей он увидел выражение моего лица: кошки близоруки. Но догадался, должно быть, без всякого труда. — Дело обещает быть интересным, да и вашей квалификации должно хватить. Если хорошо проявите себя, повышу вам зарплату!
А вот это уже дело! Зарплата у меня, откровенно говоря, крошечная. Правда, учитывая, что я почти ничего не плачу за жилье и совсем ничего не плачу за питание, выходит не так уж мало, но все равно — я еще по осени хотела заказать себе новое красивое платье, да так и не заказала. Вместо него потратила все деньги на хороший набор красок. Было бы приятно не выбирать между платьем и красками.
— Когда приступать, шеф? — спросила я, ссаживая Ваську с плеча на пол. — Или это уже вы решаете? — я обратилась к Вильгельмине.
Васька, ничуть не обескураженный тем, что его лишили удобного насеста, и не стесненный присутствием Вильгельмины, начал вылизываться прямо посреди прихожей.
— А вот собирайте вещи да поехали, — сказала Вильгельмина. — Квартиру для легенды я вам уже сняла. А встреча культа у них вечером по субботам, как раз успеете.
Собрать вещи? Отдельная квартира?
Встреча культа?
Во имя всех богов, на что я только что согласилась⁈
В отличие от шефа, Вильгельмина Бонд проживала не там, где принимала клиентов. Ее контора располагалась в одном доме с небольшим семейным ресторанчиком в Медном конце. Когда извозчик остановился возле старинного дома с полукруглыми сверху окнами, я подивилась, до чего мирно и элегантно выглядел фасад. Цветочные ящики с фиалками и незабудками, кружевные шторы виднеются в окнах второго этажа… Прелесть просто!
В кабинете Бонд оказалось так же прелестно. Никогда бы не сказала по ее мощной фигуре, что эта сыщица обожает вышитые салфетки и фарфоровые статуэтки кошек — но именно в таком стиле был выдержан ее рабочий кабинет. В углу даже стояло кресло-качалка! Заметив мой удивленный взгляд, Вильгельмина снисходительно пояснила: «Мне в нем лучше думается».
Зато шкафов с картотеками у нее было не два, как у шефа, а целых четыре. Да еще несколько коробок с папками стояло на полу, небрежно задвинутые под стол.
Но нужная нам папка оказалась не в картотеках и не в ящиках, а прямо на самой столешнице.
— Мою клиентку зовут Амалия Борисовна Вертухина, жена купца Вертухина, — начала рассказывать Вильгельмина, усадив меня в кресло для посетителей. — Точнее, платит-то за все купец, но его я даже в лицо не видела.
— Платит за то, чтобы вы за ним следили? — сбитая с толку, спросила я.
— За что?.. А! Вы считаете, что я в основном неверность жен-мужей проверяю? — широко улыбнулась Вильгельмина. — Ну да, Мурчалову этакий снобизм свойственен, он обычно так мою работу и подает. На деле мой конек — семейные проблемы всякого рода. У этой женщины проблемы связаны не столько с мужем, сколько с дочерью… хотя, замечу, интересуйся купец побольше семейными делами, до такого бы не дошло!
— А что случилось с ее дочерью? — заинтересовалась я.
Вильгельмина пододвинула мне по столу нужную папку.
Тут я и оценила, что дело у нее было поставлено не хуже, чем у шефа. В папке содержалась вся нужная вводная: и кто такая, и сколько лет, и где живет. Но кроме словесного портрета прилагалась еще и фотокарточка! Причем, похоже, сделанная исподтишка самой Вильгельминой. На ней девушка сидела за уличным столиком кофейни (той же самой, которую я проверяла на кофейный заговор в прошлом году!) и читала книгу.
— Как вам удалось сделать фото незаметно? — поразилась я.
— Притворилась, что фотографирую птиц, обычное дело, — пожала плечами Вильгельмина, как будто в этом не было ничего особенного. Но я видела, что мое восхищение ей приятно. — Беда в том, что я скоро примелькаюсь в округе из-за этого фотоаппарата, и все узнают, что я тайный сыщик. Подумываю нанять человека специально для этого дела.
— Чтобы фотографировать? — спросила я.
— А может, и чтобы за меня работать, — подмигнула мне Бонд. — Не век же сидеть в этом кабинете. Нужно же когда-то и другим делегировать.
Похоже, у меня сегодня день, когда я общаюсь с людьми, желающими заделаться начальниками! Сперва Марина, теперь вот Бонд…
— Если вы меня на это место прочите, то я пока у Мурчалова всем довольна, — предупредила я.
— Да что вы, душенька, если я вас уведу, меня этот котяра располосует за здорово живешь! Это только на одно дело. И то, думается мне, не уступил бы он вас, если бы… но это не мое дело, это лучше у него сами спросите. Давайте-ка пока знакомьтесь с материалами дела, а я нам чайку поставлю.
Приятно было, когда для тебя ставят чай! Дома я обычно делаю это сама, потому что Антонина заваривает чай только к приемам пищи. Но, конечно, любое дело всегда лучше обсуждается, когда можно выпить что-то горячего. И, прежде чем вы спросите, шеф чай тоже любит. Я даже не в блюдечко ему наливаю, а просто в низкую широкую чашку — в блюдечке чай остывает слишком быстро на его вкус.
Пока Вильгельмина подогревала чайник на маленькой плитке, скрытой за ширмой, расписанной цветами и птицами в восточном стиле, я вникала в содержимое папки.
Дочь нашей клиентки, Виктория Афанасьевна Вертухина, была от роду восемнадцати лет, имела, по словам словам своей матушки, «артистический темперамент» и отличалась меланхоличной, но довольно приятной внешностью: опущенные уголки губ и глаз, бледная кожа (так было в описании, по фотографии не очень-то поймешь), темные волосы и глаза. По словам ее матушки, любила читать, но в гимназии особыми успехами не отличалась, и дальше учиться не пошла — но с наследством батюшки это ей не очень-то и требовалось.
Купец Вертухин женился поздно, теперь был уже стариком и давно отошел от дел. Однако он все еще сохранял долю в своем кумпанстве, и наметил старшую дочь в жены своему управляющему — Аристархову В. Г., других подробностей о нем в досье не было. По словам матери, до сих пор Викторию эта партия устраивала: с Аристарховым она была знакома, особой любви к нему не испытывала, но и ненависти тоже.
Однако в последнее время Виктория начала странно себя вести, подолгу пропадать вне дома, по-другому одеваться, а однажды заявила матери, что никогда не выйдет замуж, потому что решила «посвятить себя ночи».
— Девушка влюбилась, надо полагать? — спросила я, дочитав до этого места.
— Если и так, матери не признается, — Вильгельмина поставила передо мною чашку чая: заварен совсем не так, как я привыкла, но тоже ничего. — А она утверждает, что с дочерью до сих пор отношения у них были превосходные, та, мол, ничего от нее не скрывала… Верить этому или нет, я не знаю, но на влюбленность не похоже: писем девушка никому не пишет, не прихорашивается, а как будто только уродует себя. И когда уходит из дома, уходит всегда с подругами, а не одна.
— Уродует себя? — удивилась я.
— Перестала пользоваться украшениями и косметикой, перестала заплетать и расчесывать волосы, носит только черное.
— Но тут на фотокарточке… — с сомнением я посмотрела на фотографию, на которой вид девушки ничем особенным не отличался.
— Тут она в шляпке и пальто. Просила мать заказать себе пальто из черного драпа, но та пока отказывается. Мол, не планировала семья такую обновку в этом году.
— И вы узнали, что она вступила в какой-то культ? — догадалась я, вспомнив, о чем Вильгельмина говорила о Мурчалова.
— Именно! — с довольным видом произнесла Бонд. — Школа детей ночи. Можете ознакомиться.
С этими словами она пододвинула мне вторую папку.
Раскрыв ее, я сперва удивилась, почему Вильгельмина назвала эту ассоциацию культом. С тем же успехом культом можно было бы назвать наш математический кружок! Совершенно такая же группа по интересам, зарегистрированная в районной управе. Одно время они даже встречались в одном из подсобных помещений местной мечети — совсем как мы! Но с тех пор стали больше и официально арендовали собственную контору, на втором этаже дома по улице Высоких лип. Если я правильно помнила карту города, это всего в паре кварталов от обиталища Бонд. Вроде бы довольно респектабельное место…
Занималась организация тем, что изучала «священные книги мировых религий с целью просвещения широкой публики и поиска общего начала» — так написано было в регистрационных документах. Звучало это, на мой взгляд, достаточно безобидно и даже довольно интересно. Так я Вильгельмине и сказала.
— Да, а вот другое уже не так безобидно, — сказала она. — Основатель этой организации — приезжий, из Юландии, некто Гуннар Лейфссон. Но называет он себя Магистром Ночи. Так я услышала в разговоре адепток. Во-вторых, кроме него в этой организации мужчин от силы два-три человека. Остальные — женщины и девицы, все довольно молодые.
— И красивые? — у меня начала складываться гипотеза.
— Отнюдь. Красивых как раз меньшинство, вроде дочери нашей клиентки… Ну, она, по крайней мере, симпатичная. Правда, это только те, кого я видела. А вот меня в эту «Школу детей ночи» не взяли! Рылом не вышла, сказали.
— Что? — слегка удивилась я. — Так и сказали?
— Сказали, что, судя по моим глазам, я пока не готова к поиску истины, — фыркнула Вильгельмина Бонд. — Ну, это после первого занятия. Я так понимаю, слишком я им взрослой и здравомыслящей показалась. С моим-то видком, конечно, притвориться трепетной розой трудно. Вот я и попросила у вашего шефа, чтобы он мне вас ненадолго уступил.
Я смотрела на нее все еще с непониманием.
Вильгельмина Бонд вздохнула и объяснила:
— Если это то, что я думаю, то это псевдорелигиозный, подрывной культ, который сманивает к себе наивных, обделенных жизнью и тому подобное. Я с такими встречалась, когда в Галлии работала. Лидеры этих культов своих последователей обирают до нитки, или измываются над ними по-всякому, чтобы власть свою ощутить. Или и то и другое. А еще помните скандальные новости из Сарелии лет пять назад? Как там сумасшедший старец набрал себе последователей и живьем людей сжигал? Вот того же порядка явления.
Я нахмурилась. Как-то мне в это не верилось.
— Вижу по вашему лицу, что вам пока в новинку, — сказала Вильгельмина. — Но поверьте мне, похоже, там так все и есть! Однако прежде чем в ЦГУП бежать, нужно проверить, собрать доказательства. А то ведь отвертятся. За этим вы мне и нужны. Я вам расскажу, что и как делать, а вы сыграете роль внушаемой дурочки. Тут много не надо, нужно только робеть да говорить поменьше.
— Это я могу, — с некоторым сомнением сказала я, по-прежнему глядя в папку.
На втором листе, сразу после официальных данных, было записано все, что Вильгельмина успела выяснить о Школе, прежде чем ее попросили с первого собрания.
А именно — разглагольствования о том, что черный цвет священен во всех мировых религиях и имеет особую «энергетику», а потом все пытаются нащупать свою внутреннюю «темную яму»? Ну и бред! Как кто-то может в такое поверить и неделями ходить на эти собрания? Должно быть, Вильгельмина что-то напутала.
От автора: Расследование пока еще не закончено, я выкладываю первую часть только потому, что давно не обновлялась. К сожалению, трудности со здоровьем у меня продолжаются, а потому пишу я с очень маленькой скоростью. По этой же причине не стала пока делать эту главу платной. Однако, когда я все же закончу эту часть, ценник таки появится:)