Внутри дирижабля оказалось тепло и тихо — словно в другом мире. В первый момент меня охватило облегчение, но уже через секунду с утроенной силой навалилась дурнота — то ли адреналин отхлынул, то ли в замкнутом пространстве дирижабля воздействие арки ощущалось сильнее. Задрожали ноги.
— Что с вами? — Орехов подхватил меня под руку.
— Ничего, это… пройдет, — пробормотала я.
Мелькнула мысль, что надо бы рассказать своему партнеру по этой пиратской акции о моей фатальной уязвимости, о том, что это излучение так на меня влияет, но… Это Марине, своей ближайшей подруге, я могла признаться в своем происхождении. Орехову же, человеку малознакомому, да еще такому, который, пожалуй, мне нравился — нет! Ни за что! Уж точно не в ситуации, когда остается надежда это скрыть.
Тем более, ведь неизвестно, как он поведет себя, если узнает. Может быть, преисполнится ко мне отвращения. Может быть, решит, что я могу повернуться против него, и попытается запереть где-нибудь. Только этого мне и не хватало.
Я стиснула зубы и всеми силами решила не обращать на ментальное давление внимания. Не так уж все и плохо. Ведь никакого приказа мне никто не отдает. Я хозяев арки просто не интересую. А без приказа можно сопротивляться сколько угодно.
— Вы точно уверены, что можете идти? — уточнил Орехов. — Нам нужно добраться до капитанской рубки, это на другом конце дирижабля.
— Смогу, — сказала я сквозь зубы.
Правильно, где же быть капитану, как не в капитанской рубке! Вот только она расположена в носу баллона, а мы, как на грех, прицепились к той из двигательных гондол, которая находилась ближе к хвосту.
— Мы пройдем по техническому тоннелю, — продолжил Орехов, ведя меня под руку. — Так будет короче всего. Только в самом конце нужно будет выйти в пассажирскую часть дирижабля.
Я кивнула. Может быть, память на технические детали меня и подводила, но схему дирижабля я помнила прекрасно.
Однако нашему плану не суждено было исполниться. Не успели мы пройти и сотни метров по техническому коридору, как услышали шаги — с трудом различимые, поскольку за не такой уж толстой оболочкой дирижабля слева от нас шумел ветер, а вся команда на «Прогрессе» носила мягкие туфли с резиновой подошвой. Еще через секунду прямо на нас из-за коробки какого-то механизма вынырнули двое в форме матросов «Прогресса».
На их лицах отразилось огромное удивление. Передний напрягся, задний сделал шаг назад.
Передний спросил что-то по-юландски.
Орехов ответил ему — довольно медленно, так как по-юландски он, очевидно, говорил не очень бегло. Матрос перешел на долийский.
— Кто вы и что вы здесь делаете? — спросил он с сильнейшим акцентом.
— Я Никифор Орехов, один из инвесторов вашей фирмы, — проговорил Орехов с апломбом; я и не знала, что он умеет такой на себя напускать. — Прилетел с инспекцией. Проводите меня к капитану.
На секунду мне показалось, что это сработает: задний, тот, что сделал шаг назад, вздохнул с облегчением. Однако передний вдруг вытащил из кармана маленький пистолет.
— Капитан под арестом, — он очень тщательно выговаривал долийские слова. — И вы сейчас к нему присоединитесь. Идите.
— Вы собираетесь стрелять? Здесь? — голос Орехова звучал совершенно спокойно. — Обшивку продырявите.
— Маленькие пульки. Продырявлю вас. Не обшивку. Идите за мной. Мой помощник обойдет вас сзади.
Орехов напрягся, как будто приготовившись действовать. Я подумала — зря он. У матроса с пистолетом были такие глаза, что мне тут же сделалось ясно: ему приходилось стрелять на поражение раньше. Убивал он или не убивал, я сказать не могла, но не оставалось никакого сомнения, что, в случае чего, он без колебаний прострелит Орехову плечо или ногу. И следил он за миллионщиком, как коршун.
Но только не за мной. На меня ни этот матрос, ни его товарищ не обращали внимания. Я была все равно что невидимкой.
Очень кстати мне вспомнились слова шефа про то, что движение суфража даже в Необходимске насчитывает меньше двух поколений, а за границей с этим совсем туго. Они просто не воспринимали женщину как источник угрозы!
Поэтому я изо всех сил крутанула вентиль, врезанный в одну из идущих вдоль коридора труб. Насколько я помнила из нашей экскурсии, они служили для регулировки давления в специальных резервуарах, каковых на борту дирижабля было множество.
Почему-то мне представлялась струя пара, которая должна была сбить обоих матросов с ног, при удаче заставив переднего выпустить пистолет. Однако на деле раздалось только сильное шипение.
И все же оба матроса удивленно повернули головы на этот звук, причем тот, что с пистолетом, сказал что-то на юландском. Наверное, ругательство. Когда человек ругается, он не может прицеливаться!
Я скользнула мимо Орехова и, сцепив руки в замок, одним ударом сверху вниз выбила у этого типа пистолет — а затем подхватила его у самого пола. В точности, как Прохор меня научил. Увидь он это, он бы мною гордился!
В этот момент меня скрутило такой волной дурноты, что я покачнулась. Будь я одна, тут-то бы меня и сцапали. К счастью, Орехов не растерялся. Шагнув вперед, он ударил первого матроса в солнечное сплетение и, когда тот согнулся, добавил второму в челюсть.
Потом в одно движение закрутил вентиль, который я открыла.
— Анна, пойдемте, — сказал он.
— Вперед? — спросила я, глядя на два стонущих тела. Неприятно было думать, что придется через них переступать.
— Нет, назад. Я видел там дверь в пассажирский коридор.
— Зачем нам в пассажирский?..
— Наши планы изменились. Сначала будем освобождать капитана из-под ареста.
Орехов предположил, что капитан заперт под арестом в собственной каюте. Не знаю, с чего он это взял. По мне так логичнее было бы закрыть арестованного в карцере или еще в каком-нибудь маленьком помещении без окон и удобств.
Однако, наверное, миллионщик знал, что говорил. Он лучше меня был знаком с порядками на флоте, где почтение к капитану доходит на судах до суеверного. Сместить его — еще куда ни шло. Однако выказать неуважение? Невозможно!
Мой напарник рассудил совершенно правильно, потому что перед капитанской каютой мы наткнулись на часового. На сей раз это был не рядовой член команды — с удивлением я узнала исполняющего обязанности главного инженера, того самого, которого приводили на интервью с Ореховым. У того на бедре поверх формы тоже висел пистолет.
Этот господин не стоял у двери, а сидел на ажурном раскладном стульчике — видно было, что расположился он здесь надолго. Его левая ступня то и дело постукивала по полу, пальцы барабанили по колену — классические признаки нервического состояния ума. И все же его рука твердо лежала на кобуре пистолета, пальцы то и дело расстегивали и застегивали ее, так, будто это было абсолютно привычное дело. Похоже, он умел обращаться с оружием. Ну еще бы, совсем гражданского не поставили бы на такое ответственное дело…
К счастью, нас он пока не видел: мы с Ореховым выглядывали из-за угла коридора.
— Я подойду к нему и попробую отвлечь, — шепотом сказал мне Орехов. — И обезоружу.
— Нет, — я снова подумала о том, как на меня реагировали матросы. — Меня он, скорее всего, не воспримет всерьез и удивится, зачем я тут. У меня больше шансов.
— Вы способны обезоружить человека с пистолетом? — серьезно спросил миллионщик. — Когда я говорил, что вся эта операция не стоит риска для вас…
— По-моему, пытаться избежать риска уже поздно, — заметила я. — Кроме того, вы только что наблюдали, как я одного такого обезоружила. И да, меня этому учили. А вас?
Конечно, я не стала говорить ему, что сама отнюдь не чувствовала уверенности в своих способностях. Обезоруживать людей меня тренировал Прохор, но метод, который он показывал, срабатывал у меня не всегда. С матросом в коридоре мне просто повезло. Вдвойне повезло, что он отвлекся на тот вентиль.
Орехов вдруг взял мою руку, поднес к губам и поцеловал. Усы пощекотали тыльную сторону моей ладони.
— Будьте осторожны.
Щеки у меня погорячели.
— Хорошо, — сказала я. — Буду.
Нетвердой походкой я вышла из-за угла.
Инженер тотчас вскочил со своего места. Как я и подозревала, человеком он оказался опытным: его пистолет покинул кобуру, и дуло смотрело прямо на меня уже через долю секунды.
— Стоять! — резко сказал он по-долийски. — Стоять и не двигаться! Кто вы?
Должно быть, он не запомнил меня со времен экскурсии. И неудивительно, я ведь держалась за спинами Орехова и экспертов, вопросов не задавала.
Это сильно действует на нервы, когда на тебя направляют пистолет. С ножами у меня уже был опыт, но вот в дуло я смотрела впервые. Мне приходилось видеть огнестрельные ранения; как-то, довольно давно, я даже присутствовала при перестрелке. Самое жуткое в них, что выпущенный снаряд нельзя отследить. Кто-то один нажимает на спусковой крючок, кто-то другой неожиданно валится на пол. Мне стало безумно страшно. Да еще и воздействие арки… Почти не пришлось притворяться, что мои ноги подогнулись, и я осела на колени.
— Это провокация, — проговорил инженер по-долийски. В его голосе явственно слышалась угроза. — Оставайтесь на месте!
Честно говоря, я надеялась, что он ко мне подойдет. Все-таки когда женщине становится дурно, мужчины обычно приходят на помощь. Но шеф плохо бы меня учил, если бы не я не умела менять план уже в процессе.
Мне ничего не оставалось, как рухнуть плашмя и поползти к нему, моляще вытягивая руки.
— Офицер! — простонала я, насколько хватало моего долийского. — Офицер, я нуждаюсь в помощи! Помогите! Мне плохо!
Мне нужно было проползти всего несколько метров, чтобы вцепиться в ботинок часового. А там уже дернуть этот ботинок на себя, и… Не станет же он стрелять по несчастной больной женщине?
— Оставайтесь на месте! — повторил инженер. — Оставайтесь на месте, или я буду стрелять!
Мне показалось по тону его голоса, по выражению лица, что непременно будет. Черт! (Более приличных слов в голову не лезло). Мой тонкий психологический расчет не оправдался. Надо было придумывать что-то другое, причем прямо сейчас. Ведь дуло пистолета так и смотрело на меня, да и сам инженер не отводил глаз…
В этот момент капитанская каюта за спиной инженера бесшумно отворилась, и оттуда выглянул капитан Бергхорн. Босиком, без кителя, в одной белой рубашке и штанах с подтяжками, он держал в руке окованную медью подзорную трубу. Мы встретились взглядами.
Инженер заметил, что я смотрю на что-то за его спиной.
— Еще один трюк, — пробормотал он сквозь зубы и начал опускать пистолет, но не так, будто не хотел больше его использовать, а так, будто прицеливался по мне.
Но выстрелить он не успел: окованная медью труба обрушилась на его затылок.
Глаза инженера закатились, он рухнул на пол. Сознания, кажется, не потерял, но это не имело значения: пистолет выпал из ослабевших пальцев, и капитан Бергхорн отпихнул его ногой по полу.
— Мадам! — обратился он ко мне. — С вами все хорошо?
— Да-да! — я начала вставать, но тут поняла, что это не так-то просто, как мне казалось. К счастью, Орехов показался из укрытия и пришел мне на помощь. — Все прекрасно! Как вы выбрались? Отмычка?
— У меня был запасной ключ, — пожал плечами Бергхорн. — Эти идиоты обыскали каюту, прежде чем запереть меня, но искали только оружие. Когда я услышал крики, я понял, что момент подходящий. А вы… постойте, вы ведь тот местный богатей, который хотел вложиться в фирму? Что вы тут делаете? — это он говорил, глядя на Орехова. — Заподозрили, что ваши будущие партнеры что-то скрывают?
— Так и есть, — кивнул Орехов. — Как вы имеете дело с мятежом на борту, так и мы имеем дело с мятежом в городе.
— Какое, однако, совпадение, — проговорил Бергхорн своим спокойным вежливым голосом, совершенно не похожим на голос, который, по моему представлению, следовало бы иметь капитану дирижабля. — Полагаю, в таком случае, вы не откажетесь протянуть мне руку помощи?
— Только если вы поможете нам, — проговорил Орехов с той же изысканной вежливостью.
По словам капитана Бергхорна, мятеж на дирижабле возглавлял старший помощник Найджел Клеменс. Причем, скорее всего, он получал указания как минимум от одного из учредителей компании — так на свой заграничный лад Бергхорн называл кумпанство «Ния хоризонтер». Иначе, мол, Клеменс ни за что не рискнул бы своим шансом на продвижение, слишком уж он был честолюбив по своей природе.
Благодаря связям Найджела в верхах ему удалось убедить пойти за собой почти весь остальной экипаж. Нескольких человек, которые ему не подчинились, заперли в курительной комнате.
— Если освободим их, сможем захватить рубку, — так Бергхорн закончил свой рассказ.
— Но самое главное для нас — вовсе не рубка, — возразила я. — Самое главное для нас — демонтировать арку. Где она установлена, в столовой?
Бергхорн не знал. Когда арку устанавливали первый раз, тогдашний главный инженер «Прогресса» возмутился монтажу непроверенного оборудования — и под давлением сверху, от учредителей, был отправлен в увольнение (что Бергхорну совершенно не понравилось, поскольку капитан разделял его возмущение). Когда арку решили установить второй раз, Бергхон восстал против этого уже сам. Тогда-то его и сместили с должности. Куда установили арку после этого, он понятия не имел.
Кроме того, арка не слишком интересовала капитана. Его интересовал контроль над дирижаблем, причем он считал, что вернуть его куда важнее, чем разбираться с каким-то там влиянием на генмодов.
— Второго пилота тоже заперли в курительной, — объяснил он. — Без него, без меня и без главного инженера… я удивлен, как Клеменсу вообще удается управлять судном! Он отличный служака, но неважный пилот. Если он врежется во что-то или потеряет высоту… — капитан покачал головой, как бы желая показать, что он боится даже представить последствия такого оборота дела.
— Неужели все так страшно? — спросила я.
Мне было понятно, что такая махина, как дирижабль, способна натворить дел, если она вдруг свалится. Тем более, в резервуарах, которые обеспечивают его плавучесть, содержится горючий газ, способный воспламениться от малейшей искры. Но ведь во время экскурсии нам столько рассказывали про то, как «Прогресс» представляет собой чудо современной техники, построенное с учетом всех требований безопасности! Да и большая часть команды на своих местах. Неужели они не удержат его в воздухе?
— Погода сегодня нехорошая, — покачал головой Бергхорн. — Низкие тучи. Ветер. Да еще над городом, над рекой. Земля, здания и вода по-разному нагреваются. Можно не справиться. Кроме того, из оставшихся членов экипажа один охранял меня, да и охраной тех, кто не согласился с мятежом, тоже наверняка занимается человек или два. Это уже минус почти десяток людей!
Мне оставалось только головой покачать. Когда мы были на экскурсии в рубке всего пару дней назад, со слов Клеменса у меня создалось впечатление, что управлять дирижаблем — дело несложное при наличии навыка, и авария практически невозможна. Например, достаточно всего лишь сбросить балласт, чтобы аппарат ушел за облака, а там уже сталкиваться не с чем.
Теперь же выясняется, что не все так просто.
— Хорошо, — согласился Орехов, — давайте освободим ваших товарищей из курительной комнаты.
Теперь нас было трое, причем капитан Бергхорн, несмотря на свою сугубо гражданскую внешность, показал себя настоящим бойцом. Как он и предсказывал, курительную охраняло двое часовых.
Я хотела снова предложить отвлекающий маневр, но Бергхорн бесстрашно направился прямо к охранникам, словно даже мысли не допускал, будто те поднимут на него оружие.
И те в самом деле спасовали!
У одного рука легла на кобуру с пистолетом, но тут же упала. Другой даже попятился прочь от капитана.
Бергхорн сказал несколько слов на юландском — на том дело и кончилось. Часовые открыли курительную, где, привязанные к стульям, обретались еще пятеро человек. Только тут я оценила, что ажурная конструкция здешней мебели имеет еще одно достоинство помимо сохранения веса: через нее удобно пропускать веревки.
Это пригодилось и нам тоже, потому что прежние охранники поменялись местами с пленниками, и их пришлось связывать таким же точно образом.
— Теперь выделите нам одного человека, — сказал Орехов Бергхорну, — и мы пойдем разберемся с аркой. А вы можете захватить рубку.
— Нет, разделяться нам не стоит, — покачал головой капитан. — Чем больше нас будет, тем быстрее мы обезвредим это ваше устройство. Кроме того, столовая все равно на пути к рубке.
— Вы точно уверены, что это столовая? — спросил Орехов.
— Больше нигде устройство такого размера не установить… По крайней мере, безопасно.
Но, когда мы добрались в столовую, ни малейшего следа арки или чего-то еще в ней не оказалось. Огромная, роскошно отделанная комната была пуста — если не считать застеленных белыми льняными скатертями столов.
Увидев это, мы с Ореховым удивились, но Бергхорн почему-то спал с лица.
— Они установили ее там же, где резервуары! — пробормотал он. Я вспомнила огромную залу, которую нам показывали на экскурсии и которая привела Орехова в полнейший восторг. — А в прошлый раз она искрила! О чем думали эти мерзавцы!
Вот так так. То есть дирижабль не только кружит над городом в неблагоприятную для полета погоду с неумелым экипажем, да еще и взорваться от неправильно установленного оборудования может в любой момент!
А тут еще излучение эннония…
Вот она, пугающая поступь прогресса.