Ген подчинения

Глава 9. Иго инженера — 1

Математический кружок встречался по субботам после обеда в помещении воскресной школы.

Как-то, еще в пансионе для благоразумных девиц, я готовила доклад на эту тему: мол, как это было умно с точки зрения городского правительства предложить церквям развивать «светские досуговые заведения» в обмен на освобождение от части налогов. Тогда я сделала этот доклад и забыла, а теперь подумала: и впрямь, очень хорошо придумано. Всегда есть, куда прийти по выходным или по вечерам в пешей доступности — церквей в городе полно еще с тех времен, когда он находился под властью Сарелии.

Причем церквей всех конфессий: православных больше всего, но католических и мусульманских тоже хватает, и даже парочка буддистких есть. Городскому совету все равно, какому богу вы молитесь, если исправно платите налоги. А сами конфессии давно поняли, что те, кто пытаются удержать верующих запретами и наказаниями, остаются в проигрыше. То же и те, кто строит барьеры между своей религией и простым людом. Поэтому в любой храм может зайти кто угодно, если только соблюдаешь правила: разуваешься или покрываешь голову, в зависимости от того, какой бог что требует.

Сама я как шеф — ни в одного бога не верю без доказательств, но церкви мне нравятся. В них спокойно и хорошо пахнет, а двери всегда открыты, так что можно зайти переждать дождь или снегопад, если оказалась на улице без зонтика.

Однако если бы не Марина, я бы никогда на кружок не дошла: пусть недалеко, но перспектива находиться два часа в обществе незнакомых людей, которые попытаются заговорить со мной не по работе, парализовала бы меня напрочь. Но моя новая подруга расписывала кружок с огромным энтузиазмом и назначила мне встречу таким не подразумевающим возражений тоном, что я просто не смогла отказать.

— Значит, в субботу в одиннадцать, я за тобой зайду, — сказала она и обняла меня на прощание.

И обращение на «ты», и объятие были для меня в новинку (даже в пансионе нас, воспитанниц, заставляли говорить друг другу «вы»), что я думала об этом по пути домой и весь следующий день. Марина перешла на «ты», когда мы не были знакомы и двух месяцев, как будто так и надо!

А потом наступила суббота.

Марина действительно зашла за мной и выглядела необыкновенно хорошенькой в синей юбке и полосатой шелковой блузке, а также симпатичной шляпке с перышками. Увидев ее в окно, я тоже решила приодеться и приколола свою любимую топазовую брошь.

Когда я спустилась вниз, чтобы встретить Марину в гостиной, куда ее провела Антонина, та просияла. За две месяца я еще не успела привыкнуть, что мое появление вызывает у кого-то такую радость.

— Замечательно выглядишь! — сказала Марина, взяв меня за руки в качестве приветствия. — Очень красивая брошка!

У меня потеплели щеки. Я тут же вспомнила, как Полина Воеводина говорила, что черный мне к лицу — и он мне действительно к лицу, как человек, умеющий рисовать, я знаю это. Но почему-то от того комплимента не было тепло. Может быть, потому что он звучал дежурно, а Марина говорила искренне, и это чувствовалось.

— Ты тоже, — пробормотала я.

Тут бы мне надо было попросить ее как-нибудь мне попозировать — что может быть проще, открой рот да спроси! Но я не спросила.

Я приколола шляпку, и мы отправились в ближайшую квартальную церковь — по совпадению, католическую, с единственным колоколом в узкой башне. Оказывается, занятия средней школы проходили в полуподвале: несмотря на полукруглые окна под самым потолком, здесь пришлось зажигать светильники, а голоса отдавались гулким эхом. Словно в школе, вдоль помещения тянулись два ряда сдвоенных парт. Теперь вместо аккуратных мальчиков и девочек в парадных платьицах на скамьи за парты уселись вполне взрослые дяди и тети, некоторые даже пожилые. Впрочем, парочку подростков я заметила тоже.

Всего людей было человек пятнадцать, и расселись все по классу без всякой системы — в основном парами и тройками. Большая часть свободно болтала между собой.

Ведущий кружка, веселый энергичный человек лет пятидесяти («Профессор астрономии в училище Грошина, это у него хобби для души!» — пояснила мне Марина) вышел вперед к черной доске и весело со всеми поздоровался.

— Благодарю всех тех, кто в очередной раз решил посвятить это замечательное субботнее утро царице всех наук! — жизнерадостно сообщил он. — Алина Игоревна, как ваш внучек, выздоровел уже?

Самая пожилая из присутствующих, объемистая дама лет шестидесяти, благосклонно закивала тюрбанистой головой:

— Вашими молитвами, Виктор Никитич, вашими молитвами!

— Как хорошо! — обрадовался он. — И вас, Сергей, тоже рад снова видеть! Вернулись из-за границы?

— В гостях хорошо, а дома лучше! — басом ответил мужчина, представительный, как шеф-повар или солидный метрдотель.

Почему-то все засмеялись, даже Марина. Я тут же почувствовала себя очень неловко: все эти люди знали друг друга, у них были общие шутки, а я пришла с улицы и никого не знала.

Между тем Виктор Никитич посмотрел и на меня.

— У нас тут новые лица! — произнес он. — Очень, очень рад! Не смущайтесь, пожалуйста, у нас тут свободная обстановка. Если не хотите участвовать в обсуждении, можете пока просто послушать.

У него была теплая улыбка, и держался он куда проще тех преподавателей и профессоров, к которым я привыкла. Я незаметно выдохнула: одна из причин, по которым я не хотела идти в кружок вместе с Мариной, заключалась в том, что меня отнюдь не привлекала перспектива вновь оказываться в положении ученицы в классе.

Но тут о классе напоминали только парты.

Виктор Никитич спросил, решил ли кто-нибудь задачу, которую он давал на дом на прошлом занятии, и по помещению прокатился смех — оказывается, никто особенно и не пытался ее решить! Только пожилая Алина Игоревна, которая даже не была на прошлом занятии, попробовала ее разобрать, да моя подруга Марина, как оказалось, нарисовала к ней график, но найти решение не успела.

Но Виктор Никитич никого не ругал, а вместо этого еще раз записал задачу на черной доске, изобразил схему — это была задача о двух плотах, плывущих по реке, и о человеке, который наблюдает за плотами с моста — и попросил желающих высказаться на тему того, как найти решение.

Алина Игоревна сказала, что, раз ее решение не сработало, она подождет, пока другие опростоволосятся (снова смех). Марина тоже встала, подошла к доске и показала свой график. Виктор Никитич согласился, что вариант изящный, но достаточно сложный, и им нужно долго заниматься, и спросил, не знает ли кто способа попроще.

Никто не вызвался.

— Нет? — спросил Виктор Никитич тоном искреннего огорчения. — Ну что ж, давайте рассмотрим такое уравнение…

— Простите, я опоздал, — донесся от двери знакомый голос.

Я обернулась и, к своему удивлению, увидела голубоглазого подростка — Эльдара Волкова, приказчика енота Афанасия и, возможно, студента на казенном коште, проходящего практику в Оловянном конце. По крайней мере, я думала, что он студент на казенном коште. В тот раз, когда мы случайно с ним столкнулись, при нем были книги, подходящие студенту естественно-научного факультета какой-нибудь инженерной специальности. Правда, не очень понятно, зачем студенту, получающему стипендию, работать в лавке. Эти стипендии очень скромные, но ведь студентам выделяют и общежитие, так что на жизнь должно хватать.

К тому же для студента он слишком молод — по крайней мере для такого, чтобы уже проходил практику. На мой взгляд, ему полагалось только-только заканчивать предпоследний класс гимназии.

А без полного гимназического образования ни в один из наших университетов не поступишь — разве что ты вундеркинд и способен сдать на школьный аттестат, не завершая обучение.

Все эти соображения мигом промелькнули у меня в голове, но осесть не успели: Волков грохнул перетянутую ремнем стопку книг и тетрадей, которые тащил в руках, на ближайшую парту, а сам поспешил к доске.

Одет он был поаккуратнее, чем я помнила: в более-менее чистый костюм, только слишком большой и залатанный на локтях — явно из лавки старьевщика. А вот кепка у него на голове была та же самая. При этом держался он с большим апломбом, как будто не сомневался, что Виктор Никитич только его ждал у доски.

Похоже, так оно и было — руководитель кружка немедленно отдал ему мел и даже похлопал по плечу: показывай, мол.

Волков посмотрел на сидящих в классе — и мы с ним встретились глазами.

Признаться, я не думала, что он меня вспомнит. С чего бы? Я его запомнила, потому что у меня отличная память на лица, и потому что парень показался мне интересным типажом. Но сама я ничего особенного из себя не представляю, обычно взгляды людей на мне не останавливаются.

Но взгляд Волкова остановился. Он замер на секунду, зачем-то сглотнул — мне показалось, что юноша нервничает. Я подняла руку, чтобы помахать ему, но он тут же отвернулся к доске и в самом деле начал показывать, как будто и не было этой встречи взглядами.

Надо же. Почему это он? Настолько не знает правил вежливости?

— Значит, обозначим за икс… — начал он по-подростковому глуховатым, но уверенным голосом.

Я попыталась следить за его объяснениями, и, в отличие от Марины, у меня еле-еле получалось! Способ, который предложил Волков, был никак не проще Марининого графика, но, пожалуй, гораздо изящнее. Он лихо решал систему из трех уравнений, применяя к алгебре и логические построения. В самом деле вундеркинд!

Я поймала себя на желании его нарисовать, не меньшем, чем Марину раньше. Меня внезапно очаровало это сочетание неказистой внешности — разглядывая его, я поняла, что он не снимает кепку из-за чуть оттопыренных ушей, — острого ума и сильнейших эмоций. Три раза я с ним сталкивалась, и три раза этот юноша то огрызался на меня, то нападал, то, вот как сейчас, холодно игнорировал. Что-то говорило мне, что дело не в недостатке вежливости — просто Волков как будто весь состоял из кипящих чувств и торчащих наружу острых углов, которые он не считал нужным скрывать. Подросток! Но очень интересный подросток, что ни говори.

Мне вдруг стало отчаянно любопытно, откуда он такой взялся, чем он живет, где, в самом деле, учится. Сколько ему лет, наконец. Лицом выглядит на шестнадцать, но росту высокого. Может быть, и больше.

Любопытство — хорошее качество для сыщиков, как говорит шеф. Правда, нужно ограничивать его, если тебе за него не платят. Я тут же подумала, что было бы здорово, если бы мне кто-то заплатил за проявление любопытства касательно Волкова.

Видимо, я накликала, потому что тяжелая подвальная дверь снова распахнулась, и в помещение воскресной школы вошли мои старые знакомые — инспектор Жанара Салтымбаева в полной полицейской форме и старший инспектор Дмитрий Пастухов, генпес, с полицейской бляхой на шее.

Волков мгновенно заметил их — я увидела, как напряглись мышцы на его шее. Но он продолжил писать на доске, объясняя преобразование, хотя в зале воцарилась мертвящая тишина: никто, конечно, не слушал его, все только глазели на полицейских. Так он объяснял до тех пор, пока Салтымбаева не подошла к нему вплотную.

— Волков, Эльдар Архипович? — спросила инспектор.

Парень выпрямился и повернулся к ней.

— Я, — сказал он коротко.

Что странно, у него на лице я не заметила враждебности. Только какое-то отрешенно-загнанное выражение.

— Пройдемте в отделение, пожалуйста, — вежливо произнесла Салтымбаева. — У полиции есть к вам несколько вопросов.

— Я предпочту не ходить, — сказал Волков тем же неожиданно ровным, неагрессивным тоном.

— А я предпочту, чтобы вы пошли, — Салтымбаева наклонилась к нему и очень тихо прошептала несколько слов.

Волков побледнел и проследовал за ней без дальнейших возражений. Пастухов тем временем окинул нас всех взглядом и добродушно произнес:

— Прошу прощения за то, что нарушили ваше собрание. Продолжайте, пожалуйста.

И был таков — вместе с Волковым и Салтымбаевым.

— Аллах милосердный, — прошептала Марина, сидевшая рядом со мной. — Аня, ты понимаешь, что происходит?

Я покачала головой, потому что совершенно не понимала. Хотя слух у меня очень хороший, и я прекрасно слышала, что Салтымбаева сказала Эльдару. А сказала она следующее: «Или вы хотите, чтобы я при всех этих людях арестовала вас по подозрению в убийстве Стряпухина?»

И почему фамилия Стряпухин кажется мне смутно знакомой?

Когда я начала работать на шефа по-настоящему, а не просто помогать ему по мелочи, как раньше, я мечтала, как мы с ним будем расследовать убийство или что-нибудь такое же серьезное.

Конечно, я уже знала, что только в книгах частные сыщики занимаются убийствами наравне с полицией: даже в Школе сыщиков нам неоднократно говорили, что, хотя изучать любое преступление и собирать улики имеют право абсолютно все, для этого даже лицензия сыщика не нужна, интересы полиции всегда имеют приоритет. Если расспросы сыщика начнут мешать полиции или он будет просто путаться под ногами, ему могут выписать штраф, отобрать лицензию или даже посадить в тюрьму.

Поэтому для расследования уголовных преступлений к услугам сыщиков прибегают редко. Самое большее — кого-то из нашей братии может нанять адвокат, чтобы собрать доказательства для суда или опровергнуть улики другой стороны.

Но еще я с детства знала, что Василий Васильевич в городе на особом положении. Во-первых, он дружил с полицией — не только с Пастуховым, но и с другими инспекторами, — и они порой приглашали его проанализировать свидетельства или высказать свое мнение о месте преступления (это, конечно, не настоящее расследование, но оплачивались такие экспертные консультации неплохо, и мне всегда хотелось на таком побывать). Во-вторых, то, как шеф раскрывал даже самые сложные дела, вошло в легенду. Даже на моей памяти к нему дважды обращались люди, обвиняемые в преступлении (один раз в расхищении государственных средств, другой — в тяжком избиении), чтобы он нашел истинного виновного.

Кстати, в одном из этих случаев (расхищение) шеф-таки определил виновность клиента. На что она рассчитывала, эта приказчица?..

Но с начала моей официальной работы у шефа ни одного подобного случая не было. В общем-то, ничего удивительного: даже в таком большом городе, как Необходимск, тяжелые преступления с неясным виновным происходят не так часто, как кажется почтеннейшей публике после чтения криминальной хроники. В большинстве случаев преступник либо сознается сам, либо очевиден настолько, что с его поимкой справился бы даже гимназист.

Поэтому можно понять, как я была выбита из колеи, шагая домой после кружка!

(Разумеется, после ухода полиции занятие не продолжилось — вместо этого завязалось такое живое обсуждение случившегося, что из самой церкви спустился причетник и вежливо попросил нас разойтись.)

Мне было еще тяжелее, потому что я знала больше других. Убийство! И полиция настолько уверена в виновности Эльдара, что даже арестовала его! А ведь разрешение на арест просто так не выдают.

В таком сумеречном состоянии ума я и вернулась домой — и застала у шефа в кабинете Пастухова, Салтымбаеву и незнакомого мне пожилого лысого господина в пенсне и полицейской форме.

— Анна Владимировна! — проговорил шеф с довольным видом, едва только я вошла в его кабинет. — Вас-то мы и ждем! Вы, оказывается, не просто уже знакомы с подозреваемым по нашему новому делу, но даже и присутствовали при его аресте!

— По нашему новому делу? — я оглядела всех присутствующих. — Здравствуйте, господа.

— Прошу прощения, где мои манеры, — спохватился шеф. — Сергей Игнатьевич, это Анна, моя ассистентка. Анна, это Сергей Игнатьевич Копылов, глава отдела судебной экспертизы городского управления правопорядка.

— Честь имею, — старомодно поклонился мне лысый Копылов. — Василий Васильевич, раз все в сборе, так надобно спешить. Моя команда осматривает место преступления, но мне не хотелось бы задерживать руководство завода дольше, чем это необходимо.

Так что мы поспешили.