Летница и Лери очень быстро нашли общий язык и даже сдружились, к вящему изумлению Гарри, их часто теперь видели вместе — и на кухне, и просто в комнате на диване, сидят рядышком, склонив каштановые головки, и о чем-то шушукаются. И именно от Лери Гарри узнал, что Летнице семнадцать лет, что в семье кроме неё есть ещё две младшие сестры и что внимание матери сейчас переключено на них, а на ней, как на старшей, лежит обязанность присматривать за двумя мелкими разбойницами десяти и семи лет, так как их матушка снова в тягости, потому что их отец всё ещё надеется на наследника мужского пола. Но сейчас этих двух маленьких сорванцов отправили к Северному морю, где у них проживают бабушка с дедушкой, родители отца, вместе с матерью, конечно же, так что Летница сейчас, можно сказать, отдыхает от них. И благодаря этому отдыху они и повстречались в парке, когда она в буквальном смысле отводила душу, распевая оды свободе и воле.
Этот разговор происходил на кухне рано утром, где они потихоньку готовили завтрак. Гарри по своей старой привычке проснулся очень рано и спустился вниз. На кухне Лери тут же припрягла его к помощи, попросила вымыть и порезать овощи, сама она варила кашу, так что Гарри без протестов принялся помогать. Ну и разговор потек…
— Значит, благодаря отдыху мы повстречались… — проворчал Гарри, споласкивая клубни картофеля и репы.
— Ага, — безмятежно отозвалась Лери, осторожно дуя на пену.
— И родственников-то у неё куча, — продолжал бухтеть Гарри, вываливая свежевымытые овощи на стол.
— А ты что, уже устал от родственников? — язвительно спросила Лери, помешивая кашу.
— Нет, я не устал, просто отношений с ними боюсь, особенно с теми, которых я совсем не знаю. Да и от тех, кого с детства знал, я в свое время натерпелся…
— И от кого же это?
— Ну, от тётки Петуньи, Дадли и дяди Вернона. Сколько себя помню, она всегда будила меня ни свет ни заря… до сих пор противно вспоминать её визг по утрам «вставай, мальчишка!» и стук ко мне в чулан… Ой, — Гарри испуганно замолчал, поняв, что проболтался. Но Лери не стала психовать, она спокойно оглянулась на него от плиты и мудро заметила:
— Я от папиного ремня в шкафу спасалась, чулана у нас не было.
Гарри запальчиво возразил:
— Но вы же не жили в шкафу, как я — в чулане!
Лери сняла с плиты кастрюлю, поставила на стол, зачерпнула из масленки столовую ложку желтого сливочного масла и, щедро плюхнув в кашу, принялась тщательно размешивать. И только после этого снова заговорила:
— Я не знаю, какими были ваши отношения и по какой причине тебя поселили в чулане… но я вижу, что ты вырос хорошим человеком, нормальным, развитым и адекватным человеком. Ты умеешь говорить, читать, писать и считать, а в Англии, насколько я знаю, дети с четырех лет идут в школу, ведь так, Гарри?
— Да, — озадаченно кивнул Гарри, наблюдая за тем, как Лери заворачивает кастрюлю в пушистое полотенце. — А у вас как?
— А у нас детишки в школу в семь лет топают, и то не все из них читать умеют. Да-да, даже в семь лет встречались такие неучи… И не потому что родители недосмотрели, а потому, что они сами неграмотные в большинстве случаев были, а что поделать, если в семидесятые годы образование у всех через пень-колоду проходило. Особенно если ты в деревне живешь и там одна школа на три района, а мое детство именно на эти годы и именно в деревне, с одной школой, и пришлись. А то, что тебя держали в чулане, преступлением не считается, — Лери серьезно посмотрела на Гарри. — В Южной Осетии нашли девочку, которую родной отец, подчеркиваю, родной, держал в подвале прикованную цепями к батарее, ледяной летом и раскаленной зимой. Другая девочка в собачьей конуре выросла, живая сирота при родителях-алкоголиках. Один мальчик был выгнан из дома пьяным отчимом и приблудился к стае городских бродячих собак, он грелся в канализации, окруженный блохастыми и теплыми псами, сосал молоко у щенных сук и игрался со щенками, искренне считая их своими братьями… Гарри, дорогой мой, какой чулан, о чём ты? Если бы о тебе не заботились с младенчества, ты бы вырос дебилом, пускающим слюни и сопли, мычащим и гыкающим идиотом, именно так выглядит человек, выросший вне человеческого общества и внимания. Та девочка, которая в конуре выросла, по-человечески ходить и говорить не умела, она бегала на четвереньках и гавкала по-собачьи. А девочка из Осетии была совершенно немая и покрыта толстой коркой многолетней грязи… Про мальчика рассказывать?
Гарри оцепенело помотал головой, с трудом поняв, что жуткие истории кончились. И в самом деле, какой-такой чулан??? Да ему ж вообще повезло, на фоне тех детей… Лери подошла к нему, осторожно забрала из его руки нож, положила на стол и обняла Гарри. Юноша вздохнул и обнял её в ответ, закрывая глаза и зарываясь лицом в её живот, чувствуя теплую благодарность за предоставленный урок. Не на что ему жаловаться, и если хорошенько покопаться в памяти, то в чулане он только спал да от дядиного гнева прятался, когда тот за ремень хватался. А всё остальное время он с тётей Петуньей проводил, помогал ей по дому, в садике возился, а тётя хоть и ругала его, да по делу, если вдуматься — всегда по делу. Потом вспомнил, с чего этот разговор начался, и снова вздохнул, глухо забормотал в живот Лери:
— Значит, вам нравится Летница? С её кучей родни…
— А почему она мне должна не нравиться? Нормальная девочка, весёлая, дружелюбная, старших уважает. Мне, Гарри, своих примеров хватило, так что я знаю, какой свекровью надо быть, чтобы меня полюбили.
Гарри поднял голову и вопросительно посмотрел на неё снизу вверх:
— Какие примеры? Я видел, как к вам относится Мери Энн. Она к вам не очень хорошо относится.
— Дурной пример — тоже пример, Гарри, но я имела в виду свою маму, ту, которая меня вырастила, как родную дочь. Так вот, в той семье у меня были старшие сестры, они в свое время повыскакивали замуж, и мамуля наша всех зятьев сынками сразу называть начинала, а они её мамой и мамашей, грубо, конечно, ну да в селе не графья живут, а шоферы да шахтеры — народ прямой и неотесанный, да с понятием. Чуть выдастся свободное время, как они через пол России едут к любимой тёще на блины, вот такая у меня мама. А что касается мамы Михаэля, то она австриячка до мозга костей, воспитана в своем европейском вкусе и менталитете. Дама она нежная и утонченная, Михаэля в детстве совсем завоспитывали, ему, кажись, и дышать-то давали через раз. Гимназия, лицей, музыкальная школа, кружки по всем интересам, бокс, борьба… даже хореография, но в балет маленький Михаэлюшка и сам отказался, уперся ножками в порог, ручками в косяк вцепился и орёт: «Не хочу в балет, я не девочка!» Даже удивительно, что он смог хоть чему-то воспротивиться при таком-то воспитании.
Гарри невольно заулыбался, услышав этот маленький эпизод из жизни своего отца, и удивленно спросил:
— И как же он при таком воспитании выбрал столь героическую профессию спасателя?
— О, этому поспособствовали две причины: первое — захотелось свободы от матушки, а во-вторых, это ему дедушка посоветовал, у Зейна присказка постоянная была, сейчас припомню… Если хочешь в жизни что-то полезное сделать, то спаси чью-то жизнь, это точно будет полезное и доброе дело. Знаешь, Гарри, когда Михаэль пересказал мне слова своего мудрого деда, то он нечаянно заразил и меня своей бациллой спасательства. Правда, я в отличие от него предпочитаю помогать животным, с людьми не люблю сходиться, я имею в виду, с незнакомыми людьми. А всё то, чем Михаэля в детстве мучили, как раз пригодилось ему же во взрослой его жизни — занятия боксом, борьбой и танцами натренировали его тело до бойцового качества, и в армии ему пришлось учиться разве что картошку чистить да брюки со шнурками гладить. В общем, он очень спортивного телосложения молодым человеком был, а для меня, наивной деревенской девчонки, он и вовсе стал героем, чуть ли не принцем из европейской сказки. И это не наша вина, что на деле всё оказалось иначе, принцесса-то — я, но зато он сейчас целый король. Данила-то правду только после нашей свадьбы рассказал, ну, о том, что он Притворщик и всё остальное…
— Я понял, — прошептал Гарри и робко спросил: — Можно я буду называть тебя мамой?
Вместо ответа Лери благодарно поцеловала его в макушку, и Гарри понял: да, можно. Тем более что его она считает своим сыном и никак не отделяет его от своих родных мальчиков. Таково качество эльфов — любить детей. А если повзрослевший ребёнок привел мужа или жену, то они автоматически тоже становятся детьми для эльфов-родителей. Весьма замечательное качество, не правда ли?
Тем же днём, ближе к вечеру, Гарри вышел в парк, на обычную встречу-прогулку с друзьями и первым, кого он увидел, был Драко, тот был чем-то расстроен, а при виде Гарри и вовсе взбесился, стал пинать ствол ни в чём не повинной липы. Гарри покосился на крону потревоженного дерева и заторопился остановить Малфоя:
— Тише, Драко, что случилось?
Драко перестал лягать липу, теперь он обнял её и прижался лбом к шершавому стволу:
— Матушку, видишь ли, не устраивает моя девушка. Я сегодня Полумну к нам привел, с родителями познакомиться, и если отец занял нейтральную позицию, то маман высказала своё фи, когда Полумна ушла. Дескать, не аристократка она, и папа у неё чокнутый, и мама-то у неё непонятно кто… Гарри, вот скажи, что в ней не так? Она же красивая, умная, добрая, весёлая… ну что ещё надо?! Так нет же, не той крови она, не того сословия и воспитания… Мне что, с собственной матерью разругаться?
— Балинор большой, — от растерянности ляпнул Гарри. Малфой замер, потом повернул к нему изумленное лицо и ошарашенно выговорил:
— Точно! Балинор большой, места всем хватит, а что, и правда… Возьму Полумну, да и уйдём куда глаза глядят, да хоть к тому же Лавгуду! Её папа нас не прогонит.
— Вообще-то, не обязательно из дома уходить, — заметил Гарри, — вы ещё можете ужиться вместе, не сразу, не скоро, но уживетесь, — помедлив, он добавил: — Ну не перебьют же они друг друга.
— Матушка может. Она — из Блэков, из темнейшего и древнейшего рода. А матерью Полумны была Пандора Гордон, о-о-очень вредная и стервозная ведьма, так что неизвестно, кто кого укокошит первым.
На это Гарри скептически хмыкнул:
— Не знал я, что тебе что-то известно о матери Полумны.
— А мне тётушка Белла рассказала, ещё на корабле, они вместе на одном курсе учились, Пандора со Слизерина выпустилась, а чокнутый Лавгуд с Когтеврана. Так вот, Пандора — та ещё штучка, импульсивная и взрывная, вечно в поисках да экспериментах. Белла говорила, что её смерть никого не удивила даже, она каждую минуту своей жизни норовила погибнуть, вот такая вот девчонка была, Пандора Гордон-Лавгуд, бесшабашная сорвиголова и ветер-в-поле.
Гарри почувствовал невольное уважение к этой незнакомой и давно умершей волшебнице, никому не известной матери Полумны Лавгуд. И подытожил:
— И всё-таки, Драко, ты не переживай, это же жизнь, а в ней всё возможно. И всё, что мы можем, это просто жить и наблюдать за тем, что происходит вокруг нас.
— И давно ты стал таким умным, Поттер?
— Сегодня утром я стал таким умным, Малфой, сегодня утром.
— Прости меня, Гарри. А что случилось у тебя сегодня утром?
— Сегодня я получил впечатляющий урок жизни от… мамы. И понял, что иногда просто глупо на что-то жаловаться, особенно на жизнь. В ней происходит то, что должно происходить, и никак иначе.
Гарри замолчал и, отвернувшись, стал смотреть, как подходят остальные их друзья. Вот своим обычным бегом вприпрыжку подбежала к Драко светлая и легконогая Полумна и радостно поприветствовала их, озаряя всех своей улыбкой и любовью. О боже, Нарцисса, да ты слепая, не иначе! Как ты можешь не видеть такую солнечную девочку?! Минуту спустя подошли Гермиона и Невилл, как всегда держась за руки… А вот и Летница подошла к Гарри, взяла за руку и нежно поцеловала в щёку.