Гардарика любовь моя

Глава 10

За стенами Новокраинки шла деловая суета. Алексей поразился, насколько хорошо устроили свой быт поселенцы. Все свободное пространство — а его перед зданиями было много, занимали грядки с картофелем и какими-то овощами. В тени, между стенами строений, были натянуты несколько рядов веревок — на них, укрытая марлей, вялилась рыба. Со стороны реки к поселку примыкали какие-то зеленые насаждения — подойдя ближе, путники распознали в них неприхотливую, хотя и не очень-то плодовитую земляную грушу.

Женщины сновали от строений к полузакопанному помещению, из которого валил дым, дети помладше таскали ведрами воду и лили ее на грядки. Подростки бегали с ведрами к реке, кто-то возвращался с гроздью свежей рыбы — не без удивления Соснов распознал в мерных тушах знаменитого сибирского хариуса. Иван Артемьевич кивнул на удачливого рыболова.

— Сегодня что-то неудачный день. Уже через десять лет после того, как город вымер, за одну проводку «кораблика» на мушки цеплялось две таких вот рыбины. А сейчас ее в реке — хоть руками лови. Вот жалко, что соль уже закончилась…

Путники свернул к одному их строений, выделявшемуся среди других благодаря мачтам с пропеллерами вдоль стен. Алексей насчитал шесть штук и запоздало понял, что это. Жители Новокраинки не брезговали достижениями цивилизации — самодельные ветрогенераторы снабжали их электроэнергией. Тусклый электрический свет, озарявший часть этого громадного помещения, подтвердил его догадку.

— А это — наш общий дом, он же школа и мастерская — на все места хватило. — Иван Артемьевич указал на внутренние помещения, похожие на осиные гнезда, прилепленные к стене. Жилая часть — самая большая, представляла собой загон, отгороженный плитами гипсокартона. Пол помещения был приподнят над землей и отделен от железной стены склада какой-то прослойкой. Внутри жилье походило на плацкартный вагон — ячейки без дверей, с легкими занавесками вместо них, и общим коридором. В двух тупиках коридора находились сложенные из кирпича печи со стальными котлами в них.

— У вас проведено отопление? — Иван Артемьевич кивнул.

— Трубы проложены над полом, вода циркулирует по ним самотеком, так что качать ее не надо, только следи за котлом и огнем.

— Чем же вы топите? Ведь в городе…

— Первое время жгли все — даже фонды библиотек. Потом отец мой кое-какие книжки отобрал и трогать их запретил. Зато один из Жителей рассказал, где находиться одна из вспомогательных городских котельных с остатками угля на складах. За неделю все жители, кто только мог двигаться, перетаскали его сюда — этого хватило нам на две зимы. Мерзли, конечно… А сейчас — видели, как разрослись деревья? Каждое лето заготовляем дрова — их складывают в другом здании. Но скажите, когда за нами пришлют транспорт?

— В Гардарике многое изменилось, Иван Артемьевич… — Соснов с трудом подбирал слова. Он спиной чувствовал взгляд супруги, которая оставила его одного в этом разговоре. — Дело в том, что дорога через перевал, та, по которой можно добраться до Восточно-Сибирска, не функционирует уже пятьдесят лет. Но главное не это — для того, чтобы стать гражданином страны, нужно доказать свою пригодность к жизни в обществе…

— Пойдемте дальше, — староста словно воспрянул духом. Он потащил Соснова к пятну электрического света. — Там — наша школа.

В небольшой кабинке — уменьшенной копии жилого помещения, с той разницей, что печь здесь была железная, дровяная, стояло три старинных компьютера. Пожелтевшие от времени, когда-то белые корпуса, темная клавиатура… Но техника работала — на экранах появлялись интернактивные задачи первой половины XXI века, а сидевшие за столами дети увлеченно выполняли их. В другом углу, ярко озаренном лампой, сидело еще несколько ребят, которые читали, бережно держа в руках, старые книги. За всеми ими наблюдал подросток лет пятнадцати, который резво вскочил при виде старосты.

— Мы стараемся, чтобы дети усвоили школьную программы хотя бы первых семи лет обучения. Знания их всегда можно проверить, благодаря остаткам техники, которые мы также сделали. — Соснов молча обвел объективом всех собравшихся, задержавшись на страницах книг и экранах компьютеров.

— Но вы же понимаете, за полвека образование сильно изменилось…

— Вы, наверное, устали? А то я все говорю и говорю — вы простите старика. Давайте попьем нашего чая с кипреем, да расскажите мне о Восточно-Сибирске. — Иван Артемьевич снова повел путников на улицу, где его подопечные уже поставили деревянный стол, водрузили на него бьющий паром из носика чайник, чашку с сотовым медом, чугунок горячего отварного картофеля, жареную рыбу, салат из лука, редиски и огурцов.

— Гражданство Гардарики дается по праву рождения, — начал Алексей свою лекцию сразу же после того, как проглотил пару кусочков угощения. — То есть, нужно быть ребенком гражданина и гражданки. Но это лишь формально. Для того, чтобы стать полноценным членом общества, с правом выбрать гражданскую профессию, необходимо, во первых, сдать экзамен на социальную зрелость. Во-вторых, нужно представить свидетельство активного участия в жизни общества. Это означает — регулярно посещать дополнительные занятия по военной подготовке, стрельбе, рукопашному бою, заслужить там положительную рекомендацию инструкторов. Кроме этого, желательно молодежном гражданско-общественном движении ЮнГраГаров.

— Все, что вы говорите, касается только детей. А как быть со взрослыми людьми? Им тоже становиться этими, грагароюными? — Алексей покачал головой, с непонятным сожалением понимая, что вот сейчас он скажет этому старику с молодыми глазами правду — и убьет надежду, которой тот жил полвека.

— Гражданина можно только вырастить. Взрослый пришелец никогда не станет полноправным жителем Гардарики. Но это и необязательно… В стране хватает места и полугражданам и негражданам.

— Ну, со вторыми, это понятно. А первые — кто это?

— Дети, рожденные негражданками и полугражданками от граждан имеют этот статус. Они получают такое же образование, как и дети граждан — но в своих учебных заведениях. Со временем они могут стать техниками, водителями, уборщиками, рабочими… Но если докажут свою состоятельность, то получат допуск и к гражданской профессии.

— А «состоятельность» — это что?

— Для гражданина состоятельность — это абсолютное следование идеалам общества. Доказать ее проще всего, если привести в исполнение смертный приговор. Тот, кто прошел через это, получает особое свидетельство о прохождении курса воинской дисциплины — с красной печатью.

— Значит, есть и другие граждане — те, что не становится палачом? — Соснов не обратил внимания на прозвище, которое ему дал староста.

— Конечно. Они также стают экзамены, получают аттестат, и если успешно прошли военное дело на полигоне, такое же свидетельство — но с синей печатью. Это — не позор, тем более что на исполнение смертного приговора слишком много желающих — записываются в очередь на год вперед, и как правило, не успевают к совершеннолетию Но, при рассмотрении кандидатур, к примеру, на повышение по службе, обладатели «синих» свидетельств участвуют в конкурсе только при условии, что нет желающих «красных». — Иван Артемьевич откинулся на спинку стула — самодельная мебель не прогнулась и не скрипнула. Некоторое время староста молча рассматривал собеседника — и замолкшего Алексея, и Тайру, сейчас лениво перекатывающую между пальцев рукоятку ножа.

— Откуда вы берете столько преступников для «красных»?

— Граждане преступлений не совершают. Приговор приводится в исполнение в отношении неграждан. Самые частые обвинения — самовольное оставление места жительства, попытка саботажа на производстве… — Иван Артемьевич кивнул, словно услыхал как раз то, что ему было нужно.

— Вы — гражданин?

— Да, только нам дается право получить высшее образование и звание офицера.

— И свидетельство и вас — «красное»?

— Да… — Этот ответ почему-то не вылетел, как прежний, а словно нехотя сполз с языка. Алексей подумал, что следующий вопрос будет о способе, которым он приводил в исполнение приговор, но ошибся.

— Тогда скажите мне, полноправный житель своего государства, гражданин. На какой статус могут рассчитывать люди, не имеющие даже среднего образования и слишком старые для того, чтобы его получить? — Внезапно Соснов почувствовал, как что-то закололо щеки. Перед ним сидел разумный человек, хорошо говоривший на родном языке, хороший — судя по порядку в поселке, руководитель, словом, полноценный гражданин, который никогда им не станет.

— Если дети от десяти до шестнадцати лет, после специального, ускоренного курса обучения справятся с экзаменом, они могут получить статус полуграждан. Дети младшего возраста — если пройдут медицинское обследование, подтверждающее их право на гражданство, как людей, имеющих предков на этой территории, поступят в соответсвующую школу и смогут получить высший статус… — Алексей мог только процитировать часть предписания, имевшегося в распоряжении ФМС на такой вот — нестандартный случай. О взрослых там ничего не говорилось. Иван Артемьевич это понял. Именно поэтому он тихо, жалобно рассмеялся.

— Теперь понятно, почему нас оставили в этом городе. Старики Гардарике не были нужны раньше, ни к чему они и сейчас. Есть потребность в молодых людях, чтобы работать, требуется воспитывать детей, чтобы было кому придти им на смену. И нужно еще немного людей старше сорока, причем специалистов высокого класса — чтобы обучать молодежь и руководить ею. Именно так нас и фильтровали полвека назад, распределяя, кому жить, а кому замерзать в пустом городе. Удобно, черт возьми — не надо тратиться на пенсию, больничные, пособия… Сейчас-то куда стариков деваете?

— Гражданин может пройти курс омолаживающих процедур. Стоит он достаточно дорого около ста золотых пайков, но при достаточной экономии это возможно. А, поскольку курс может повторяться в течение жизни несколько раз, то на пенсию граждане не выходят даже в столетнем возрасте — как наш редактор, к примеру. При этом они сохраняют основные физические показатели и мозговую активность 30–40 летних людей… — Алексей ответил честно, и лишь после этого понял, какой подвох крылся в вопросе собеседника.

— А неграждане? Они тоже пайки копят, или как?

— Они… — Что происходит с негражданами, Алексей не знал. Не то, чтобы это была секретная информация. Он просто не задумывался никогда, куда исчезают те, кто уже не может работать на фермах, шахтах или рудниках. С другой стороны, если учесть, сколько желающих сдать экзамен на состоятельность, ответ напрашивался сам собой. Но это означало, что его справедливое государство наказывает невиновных… нет, нет, такого быть не могло. Наверное, есть что-то вроде древних богаделен, где мирно доживают свое негражданские старички — не зря же, в конце концов, они при активной жизни отчисляли в государственную казну восемьдесят процентов своего заработка! — Я не знаю, что с ними происходит. — Решился он все же на откровенность. — Наверное…

— Нет, молодой человек, не думаю, что государство, бросившее сто тысяч своих граждан в тяжелые времена, станет заботиться о маргиналах в легкие. Вы все слышали нашу беседу? — Только после этих слов Алексей заметил, что люди бросили свою работу и стоят поодаль, стараясь не пропустить ни одного слова. — Решайте сами, как вы поступите! Детям нашим есть дорога в будущее, может, станут они палачами и заживут лучше нас. А я здесь остаюсь.

Толпа шевельнулась, пока еще люди не произносили внятных слов, лишь гудели, обсуждая услышанное. Хотя они и жили в отрыве от мира, каждый понимал — долго община не протянет. Их сплачивала надежда на чудо — вот пришли спасители и рассказали, что узки и низки ворота райскую жизнь, да и насколько она райская — еще неизвестно. Через несколько минут Иван Артемьевич поднял руку, прекращая гул.

— Идите и посоветуйтесь с самыми родными. А потом и расскажете, что решили. — Не обращая внимания на гостей, он поднялся и направился в сторону жилого здания. Алексей же хмуро уставился на листья лопуха, служившие им тарелками. Его правая рука несколько раз касалась чехла спутникового телефона. — Вызвать бы сейчас ФМС, пусть они разбираются с этими наглыми отшельниками, — думалось ему. С другой стороны Соснов не мог понять, откуда у него смутное чувство того, что прав этот старик, и почему он сам теперь стыдится своего свидетельства, украшавшего стену рабочего кабинета. Наконец, он оставил в покое застежку чехла и поднял глаза на спутницу. Она впервые улыбалась — с тех пор, как они нарвались на засаду. Это была не насмешка и не гримаса наблюдателя. Тайра была искренне рада — она казалась, даже гордилась своим спутником. Маленькая ладонь девушки сжала его руку.

— Прости, я зря считала тебя трусоватым. — Алексей едва не отпрянул — настолько неожиданным было ее признание.

— Я почему-то растерялся тогда, сам не знаю, что…

— Я виновата — я забыла то, что нам говорили на занятиях по боевой психологии — солдат, привыкший действовать в группе, под прикрытием бронетехники, всегда впадает в минутный ступор, если оказывается один. Просто боевые рефлексы не натренированны, мозг не успевает вспомнить, как нужно действовать в таких случаях. Вот ты и замялся тогда. А только что показал настоящую смелость…

— Объясни, каким образом?

— Несмотря на вбитые в тебя понятия о гражданском долге ты был честен с людьми, которых даже не знаешь. Ты мог соврать, сдать их ФМС, как предписано инструкцией, но не стал делать этого, просто потому, что честь для тебя выше, чем слова на бумаге. И ты не побоялся их нарушить — для этого порой требуется большая смелость, чем для перестрелки. Хочешь, я расскажу тебе один случай?