Галопом по Европам

Событие шестьдесят восьмое

Всё же зачатки разума у янычар нашлись. Они не бросились бегом всей массой в атаку на непонятных гяуров, ни с того ни с сего нападающих на них уже третий раз. Про то, что это они хотели захватить купцов европейских, товарищи уже забыли. Это же нормально, так и должно быть, а вот тотальное истребление своих рядов — это запредельная жестокость. Они такого не заслужили. Да, и Аллах на их стороне. Потому, гяурам нужно воздать. И раз не удались речная разведка и конная, то были высланы несколько небольших групп пеших разведчиков. И мозгов товарищам хватило даже на то, чтобы переодеть разведчиков в крестьян. Хитрость военная!

Мозгов хватило. Только товарищи не знали, что прошедший целую кучу военных компаний Брехт, легко их просчитает. Все же за спиной у генерала и Хасан и Халхин-гол и Польская компания и Финская война и даже такая специфическая компания, как Испанская. Может и не Суворов, с десятками сражений, но и не яя-баши Сулейман — командир одного из ортов, который после гибели десятка командиров рангом выше оказался во главе всех янычар. На современный можно перевести, наверное, как майор. В орте от восьми сотен до тысячи человек, можно считать пехотным батальоном. Это по штату столько. Сейчас после восстания, после нескольких сражений с турками и трёх недавних нападений этих самый гяуров, в действительности в ортах было человек по триста — четыреста.

Яя-баши послал в разведку по два — три человека в группе всего пять групп. Нашли местную одежду, переодели в неё тех, кто не забыл ещё сербский язык, и вместе с настоящими крестьянами отправили искать супостата. Нужно было понять хоть численность гяуров, которые на них напали. Если исходить из потерь самих янычар, то у противника соизмеримое с ними количество солдат.

Брехт тоже людей переодел и вдоль дорог отправил и тоже, понятно, с сербами из местных, что выявили среди гребцов, и кроме того за небольшими деревцами два десятка секретов расположил. Один черкес или егерь и парочка здоровущих дуболомов немецких.

Первым выявил ряженых янычар бывший лейтенант артиллерист Балсы Божович. Почувствовал или интуиция сработала, но когда они выскочили из кустов и потрусили к телеге с тремя пассажирами, по виду вполне себе крестьянами зажиточными, те из сена вытащили свои мечи кривоватые. С Божовичем был Марат Ховпачев, и черкес не растерялся, пистолет из-за пазухи вынул, и число ряженых сократил. Янычары, если бы со всех ног бросились в город, то может и ушли бы, но они в атаку побежали. Метров тридцать бежать. Марат и второй пистолет достал, проверил порох на полке, покачал головой, скусил, вынутый из кармашка патрон, досыпал порох на полку, и чуть не в упор разрядил в бегущего и визжащего чего-то на турецком блондинистого янычара. Бабах. Семь линий — приличный калибр, ряженого остановила пуля и даже чуть назад откинула. Третий янычар добежал и скрестил саблю с лейтенантом бывшим, и один на один, может, и одолел бы истощённого рабским трудом серба, но Курт, напросившийся тоже в дозор, воткнул саблю ему в бок и припечатал ногой. Четвёртый член дозора, тоже напросившийся чуть не со слезами «поучаствовать» — Людвиг ван Бетховен шпагу уронил и пошёл, пошатываясь, назад. Это Марат перевернул того янычара, в которого из пистолета попал. А там, в спине, дыра с кулак и кровища хлещет.

— Я назад пойду, мне хватило впечатлений, — сообщил Курту композитор через пару минуту. Не проблевался. Постоял, пошатываясь, но позыв сдержал и, продышавшись, вернулся к месту поединка и даже шпагу подобрал. За это время янычар обшмонали и сложили вместе под кустом, чтобы с дороги не было видно.

Зачем вид на реку портить? Красота же. Дунай, хоть и не голубой, а серый, но вот жёлтые дубы на том берегу эту серость оттеняют, если сильно захотеть, то и голубые нотки можно в реке увидеть. Небо отражается.

— Эй, одного нельзя тебя, Людвиг, отпускать. Вдруг опять янычары. Ты вон под тем кустиком посиди. Оттуда ничего не видно. А через пару часов нас придут сменить. Тогда все вместе и пойдём.

Бетховен тяжко вздохнул, но голосу разума внял. А чего этот голос молчал, когда ему взбрело в голову в эту засаду напроситься. Новых впечатлений захотел. Ну, получил. Лучше стало. А ведь и вправду лучше. Попав в этот непонятный поход, в этот непонятный отряд, он всё время себя каким-то ущербным ощущал. Вокруг головорез на головорезе, великан на великане, а он один маленький, лысый, после тотальной стрижки, и не знающий, чем заняться. Инструмента нет. Его любимого действа по приготовлению чашечки кофе нет. Неуютно и одиноко. Он бы вообще завыл, но рядом была Васьльиса, и он не мог показать ей свою слабость. Храбрился, да и на самом деле хотелось новых ощущений. Но теперь всё. Нет инструмента, но голова-то при нём. Есть бумага и есть замечательный карандаш, что ему этот странный немец выдал. А в голове его стриженой полно идей, полно мыслей. Нужно описать в музыке тот бой в порту и вот это сидение в засаде, когда над тобой кружат шмели и порхают крупные осенние бабочки, а потом короткий бой с жестоким врагом, который ничего не смог противопоставить выучке настоящих бойцов. Это нужно обязательно написать. Немедленно, пока впечатления ещё будоражат мысли, пока не выветрился запах свежей крови.

Событие шестьдесят девятое

Сколько разведчиков переодетых отправили янычары, Пётр Христианович не знал, ему доложили о четырёх ликвидированных группах и одной повязанной. Схомутали на привале.

Даже мыслей не возникло у Брехта пытками, прижиганием титек, добывать информацию у доставленных пленных. Что они могут сказать? Всё это ему уже другие товарищи попавшиеся рассказали. Количество знает, вооружение знает, планы напасть на его непобедимое воинство теперь яснее ясного и без титек. Опять же орать будет янычар, выть, мясом палёным титечным вонять будет, фу, это ни разу не интересно и аппетит отбивает, а ещё солдат и добровольцев нервируют, некоторые же сразу себя на место пытаемого поставят. Воображение наше всё.

Пусть тренируется тот, кто боится. Князь Витгенштейн с удовольствием бы продолжил выполнять план про «незваных татар», но, видимо, в порт соваться больше не стоит, не потому, что там подготовят грандиозную засаду, наоборот, янычары оттуда убрались и сюда к юго-восточным окраинам Белграда собрались. Можно уйти, отсидеться километрах в пятидесяти и потом снова напасть и продолжать кошмарить янычар, либо пока они милости не запросят, либо пока из города не уберутся, но осень, вот выходишь утречком из палатки и отчётливо понимаешь, что спешить надо, бр-р прохладно. Осень. Там, южнее в Чёрном и Азовских морях ветра и штормы скоро начнутся и дожди проливные, пора домой. Да и на самом деле пора. Как-то надоело уже в палатке спать. И ходить грязным. Пора.

А значит, нужно генеральное сражение. Генеральное, а не комариные укусы. Всё что можно, нужно собрать в один кулак, а заодно и маленькую репетицию «Аустерлица» провести. Как сейчас воюют? Выстроятся в колонны и айда, чуть ли не маршем, на неприятеля. А ещё Буонопарты всякие на холмах свою артиллерию поставят и бьют по таким же идиотам, которые свои войска тоже все вывели в чисто поля и полками целыми плотным строем построили. Вот, товарищи вражеские пушкари, сюда бейте ядрами. Одно ядро сразу десяток положит. Смотрите, как мы утрамбовали солдатиков, а потом ваше ядро ещё от земли отрикошетит и в соседнем полку с десяток покалечит, а может, и в ещё одном.

Брехт наступать не собирался. Он строил флеши. Окопы рыть, не имея сотен железных лопат — это ненаучная фантастика. Это только писатели могут понапридумывать. Сейчас на всю Россию полтысячи железных лопат и все либо в двух деревеньках Брехта, либо в Дербенте. Какой крестьянин может себе железную лопату позволить? Ну, даже если с сотню и найдётся, а где качественное сталистое железо. Лопата ведь должна быть тонкой и не гнуться при этом. Опять фантастика. Такого железа нет в стране. Чуток есть, оно идёт на сабли и штыки, и никто не даст переводить его на лопаты.

Это князь Витгенштейн на специальном заводике под Петербургом на самом современном оборудовании из шведского железа, правдами и неправдами добываемого, немного наделал, а потом полгода бился, играя со всякими закалками и цементациями, чтобы даже из шведского, легированного природой, железа сделать негнущиеся лопаты.

Вот и пришлось сейчас вспомнить про шанцы. Или правильнее — шанец.

В общем, как могли, и чем могли, рыли ров и землю в плащах оттаскивали на два метра назад, насыпая холмики. У Брехта, после того как он с кораблей все пушчонки снял, и две 12-фунтовые пушки к ним добавил, получилось сорок пять орудий. Прямо артиллерийский полк. Калибры только все игрушечные и настоящих артиллеристов целый один человек. Пришлось к морякам, в смысле, торговцам обращаться за помощью.

— Пятьдесят гульденов за участие в этом бою, орлы и прочие ястребы. Нужно стрелять из пушек. Ничего другого делать не надо. Остальное — сами. А нет, вру. Потом нужно будет ещё, после того как мы их всех убьём, собрать трофеи. Там и ружья будут и кинжалы и сабли янычарские. А если кому их красное платье приглянётся или сапоги-чулки, то тоже можете позаимствовать. Словом, что найдёте, то ваше. Нам много не надо. Только несколько офицерских мун … Халатов их. Итак, господа моряки, есть желающие.

— А когда они захватят батарею, что нам делать. В рабство идти? — весёлый молодой морячок почему-то без серьги в ухе. Непорядок.

— Это фан… Этого не будет. Мы их всех положим на дальних подступах.

— А сто гульденов? — вот взрослый и серьёзный дядька.

— Эх, один раз живём. Сто гульденов.

— Меня запиши.

Записали сто тридцать восемь человек. По минимуму для стрельбы из этих пушчонок хватит. Это же четырнадцать тысяч! Твою же пополам! И через коромысло. Ох, как дорого в этой Европе воевать.

Пётр Христианович выбрал позицию крайне неудачную с точки зрения современной военной стратегии. Он прижался правым флангом непосредственно к Дунаю, и ещё по левому из молодых дубков небольшую изгородь сделали. Так-то легко пройдёт пехотинец, лошадь не пойдёт, но вроде янычары это пехотинцы, однако рисковать получить фланговый удар от несуществующей кавалерии не хотелось, потому загородку нагородили.

Сзади позиции прикрывали две небольшие рощицы чуть более взрослых деревьев. Та, что подальше от реки была на небольшом холме, который был вполне себе виден хорошо со стороны наступающих. В этом лесочке Пётр Христианович одну небольшую психологическую хитрость устроил. У него же было два десятка тяжеловозов австрийских куплено. Брехт их расположил на западном склоне и на них посадил два десятка тех, кто воевать даже за деньги не согласился, и в австрийские мундиры, снятые с немцев купленных, одел. Мелковаты для этих мундиров. Так, и не воевать.

Отъехал на полкилометра примерно и посмотрел туда в подзорную трубу. Классная картинка. На холме стоит конница в резерве и её там много, вон даже вся в рощицу не вошла и часть этого резерва отсвечивает. Тупые эти засранцы, что на воинство самого Аллаха напали, даже не смогли засадный полк спрятать. Ну, тупые!

Зачем? А пусть боятся. Если ты не знаешь своего врага, то проиграешь обязательно. Зря, что ли Сунь-Дзы «Искусство войны» писал? А ещё там есть такой афоризм: «Разозли врага, и поймёшь принципы его действия и бездействия …». Приготовил Брехт янычарам и разозлительный подарок. Он остановил торговцев, что шли в город, и купил у них приличного кабанчика. Посреди поля врыли толстый кол. Привязали невинно убиенную свиньюшку к столбу этому, и одели его (кабанчика) в одежду одного из янычар. Нормально получилось. Пятачок розовый из далёкого далека в подзорную трубу видно.

— Вашество, флажковой азбукой показали, что из южных ворот выходит войско, — Ванька прибежал запыхавшись.

Что ж, триста человек с небольшим против трёх тысяч. Котляревский и с большей разницей персов гонял. И Суворов ещё. И …

Событие семидесятое

Немецкий генерал Пфуль у Толстого точно всё описал: Первая колонна марширует, вторая колонна марширует. Чуть не хватило у него воображения. Третья и четвёртая колонны тоже маршировали. Благо есть, где развернуться. Между пятью шанцами, что успели немцы с рабами и прочими вояками нарыть и опушкой того молодого леска дубового на окраине Белграда, с километр и ширина, примерно, такая же у этого поля. Должны быть, раньше пашня была, но сейчас в запустении и заросла травой. Трава к осени вымахала прилично и сейчас весело колосится, жёлтыми метёлками на ветру раскачиваясь. Тут ключевое слово «прилично». Трава, если и не по пояс наступающим, то выше колена, точно. Захочешь по ней побежать, так не получится. Но янычары и не хотели. Они выстроились в четыре колонны и под барабанный бой мерной поступью шли на горстку неверных.

А вот Брехт со многими генералами знаком, а Пфуля этого не видел и не слышал даже такую фамилию. Не переметнулся ещё на правильную сторону, или не генерал ещё?

— Огонь! — Чего ждать? У него две пушки точно на километр стрельнуть могут, не зря, пупки развязывая, их тащили на галеру. Пригодились.

Ух. Ухнули две бронзовые дуры. Вообще, до серьёзных сталей ещё век целый, и потому, это огромное и тяжёлое орудие имеет калибр всего 110 мм. А вес, это чтобы не разорвало ствол. Стреляют громко. Тут не отнять. Ядер не видно. Быстрые. А вот пяток убитых или покалеченных янычар во второй от реки колонне видно в подзорную трубу. Гранаты бы.

Бабах. Следующий залп, приличную скорострельность Божович обеспечил. И половины минуты не прошло. Еже сколько-то фигурок в красном повалилось. Пётр Христианович прикинул, если даже каждое ядро будет по пять янычар к Аллаху отправлять, а они будут маршировать десять минут, то сотню человек могут выбить. Не ерунда.

— Продолжать огонь. Серёгин, дай мне Слонобой. — В подзорную трубу Брехт заметил, что во главе каждой колонны идёт небольшая группа, два человека с флагами или знамёнами, два барабанщика и один, судя по всему — большой начальник. У него в руках только эта короткая и толстая кривая сабля.

В него князь Витгенштейн и прицелился. На пределе дальности пока, метров семьсот, толком и не видно человека. Так, маленькая красная точка. Бабах. Брехт передал разряженное ружьё егерю и приник к трубе бронзовой. Эх, мазила. Попал в одного из знаменосцев. Но тут же прямо на глазах у генерала бывшего из первой шеренги подбежал человечек и поднял знамя. Опять впятером впереди маршируют.

— Стреляйте по первой группе, — больше Пётр Христианович в игрушки играть не стал. Есть профессионалы, которые в десятки раз больше пуль выпустили, тренируясь, чего у народа их хлеб отбирать. Командир должен за всем войском своим бдить, а не гордыню тешить.

— Всем пушкарям, огонь по готовности.

Забахали пушечки мелкие. Плохо как, колёс на них нет, откатников и подавно, многие на вертлюге установлены, и после выстрела вся эта конструкция заваливается. Её поднимают, устанавливают, заряжают пушчонку и пятидесятимиллиметровым шариком чугунным куда-то в ту степь пуляют. Промахнуться сложно. Там красные плотными рядами наступают, но ущерб не велик. Это ядрышко по человеку, ну по два от силы из рядов неприятеля вырывает и стреляет пушчонка раз в минуту, а то и в две. Где взять опытных пушкарей? Что уж есть. В целом, эффект от этой его огромной батареи скорее психологический. Всё в дыму и грохочет. Если есть среди янычар слабые духом, то сердце у них сейчас в пятках.

— Снайперам приготовиться. — Янычары уже в пятистах метрах. А убыли и не заметно в их стройных колоннах. Все четыре уверенно приближаются.

— Огонь по готовности.