Глава 19

Событие пятьдесят третье

Кто делает, тот не понимает. Кто понимает, тот не делает. Он занимается пониманием.

Александр Пятигорский

Ни хрена себе. Пока Брехт странствовал недалече пруссаки поменяли посланника. С одной стороны понятно. Англия уже начала войну с Наполеоном, а три сильнейшие страны Европы: Пруссия, Священная римская империя немецкой нации и Россия собираются в эту войну ввязаться. И все интриги плетутся в Вене. Потому король Пруссии Фридрих Вильгельм III и послал в Вену известную личность. По крайней мере, такой вывод сделал Брехт, когда ему сказали об этой рокировке. Дядечка был ещё не старый, но уже увешанный заслугами, как Трезорка репьями. Ростом чуть не вышел, был даже меньше метра шестидесяти, зато имя имел длиннющее, которое этот недостаток компенсировало. Звали нового Прусского посланника Фридрих Вильгельм Кристиан Карл Фердинанд фон Гу́мбольдт. А если чуть короче, то Вильгельм Гумбольдт. Вильгельму на вид было около сорока. С розовыми щёчками, с кудряшками, как и положено, на начинающей лысеть голове. Такой немец с картинок про немецких продавцов колбасок. Так и хочется спросить, а почём у вас герр Гумбольдт вон те шпикачки. Но Гумбольдт внутри другой, друг Гёте и Шиллера, естествоиспытатель, философ. У него после удачной женитьбы появились значительные деньги, и он стал хозяином самого популярного в Берлине салона. Сам Иммануил Кант даже временами приезжает, и они спорят с Вилли на животрепещущие темы. Философствуют.

— Государство, — Вильгельм поднял палец к потолку, — должно ограничиваться исключительно установлением внешней и внутренней безопасности. Любое содействие благосостоянию граждан со стороны государства невозможно без вмешательства его во все отрасли человеческой жизни. А подобное вмешательство, — Гумбольдт ткнул этим пальцем в Брехта, — ограничит личную свободу, и помешает своеобразному развитию индивидуума. Согласны, дорогой Петер?

— Я на всё согласен, только купи для меня солдат у гессенца, — так хотелось ответить. Получилось с переводом на дипломатический и немецкий чуть по-другому.

— Дорогой Вильгельм, раз уж ты сам затронул тему безопасности, то не поможешь ли мне в одном деле. Именно о моей безопасности и идёт речь. Или ты меня индивидуумом не считаешь?

— Дорогой Петер, конечно же, ты — индивидуум, даже не побоюсь этого слова — яркий индивидуум. Вон на тебе сколько сверкающих орденов, — и ржёт как конь стоялый. Уел генералишку.

— Ах, ты эдак, дорогой Вильгельм, ну тогда получай фашист гранату. Завиральные у тебя идеи. Государство, безусловно, должно заниматься внешней и внутренней безопасностью, но это третья и четвёртая его функция. Вторую пока оставим в стороне. А то ты прикажешь слугам бить по моей индивидуальности, а вот про первую я скажу. Пушкин у нас про Адама Смита написал стишок «… Как государство богатеет и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет …». Подожди руками махать. Всю мою сентенцию до конца выслушай. Главная функция государства — это протекционизм. Оно должно развивать у себя промышленность и увеличивать эффективность сельского хозяйства. Оно должно вытеснять конкурентов подданных своего государства с рынков и должно завоёвывать эти рынки для сбыта произведённых внутри государства товаров. Да, подожди, говорю, руками махать. Смотри, что произойдёт. Внутри страны развивается промышленность, и она развивается и развивается, так как государство обеспечивает рынки сбыта для производимых товаров. Увеличивается производительность труда в сельском хозяйстве за счёт внедрения научных достижений и хороших инструментов, произведённых промышленностью. Люди сытно едят. Ходят в хорошей качественной одежде, отлично работает почта и транспорт, так как налоги огромны, можно содержать отлично вооружённую профессиональную армию и такую же профессиональную и высокооплачиваемую полицию, которая сведёт до минимума количество преступлений. Чиновники смогут получать большие зарплаты, дорожить своим местом и работать не за страх, а за совесть, и к тому же не брать взятки, ведь место-то очень хорошо. Такое жалко потерять из-за нескольких гульденом. Ну, давай, теперь маши руками и аргументами в меня кидайся. — Брехт картинно руками прикрылся.

— Главное это индиви… Чёрт возьми, с этой стороны, я мою теорию не рассматривал. Ничего не скажу, я тебе дорогой Петер, тут нужно посидеть с гусиным пером и стопкой белой бумаги. Адам говоришь, Смит говоришь. Я читал, но там бред в основном, а у тебя всё по полочкам разложено. Этот ваш Пушкин, он что-то ещё написал?

Бабам, в пылу спора лишнего Пётр Христианович ляпнул. Пушкин ещё под стол пешком ходит и козявки из носа в рот перекладывает.

— Дорогой Вильгельм, бог с ним с Пушкиным. Я тебе подарок принёс. Хватит тебе, как плебею какому, из гусей перья выдёргивать. Грета Тунберг это не оценит, ругаться будет. Вот тебе перо их серебра. Пишет лучше, клякс не оставляет и согласись, вон этот изумруд, в навершии этой ручки, придаёт ей аристократизм. Сидишь себе на веранде, пишешь про индивидуализьмь, а изумруд в лучах солнца искрится, зайчики зелёные пускает. Индивидуальные зайчики, только для тебя. Красота, — Брехт всучил Гумбольдту одну из прихваченных в Европу с собой ручек. Эти люди, которым они достались, сделают им рекламу, а следом из Питера в Европу хлынет целый поток и таких дорогих ручек и попроще, спрос будет обеспечен. Конкуренты? Патенты? Херня! Лучшая правовая защита — это пожар на предприятии конкурента и у него дома. А ещё его рука, присланная в подарок другому конкуренту, с пояснением, что именно в этой руке он держал ручку, которую не имел права выпускать. Не трогай чужое, и руки целыми останутся.

Гумбольдт покрутил в руках вещицу красивую, потом убежал и вскоре вернулся с чернильницей и листом бумаги. Макнул, поставил кляксу и сдвинул кучерявые брови к носу.

— Куда не пни — одни пни. — Это по-русски сказал Пётр Христианович.

— Дорогой Вильгельм, учись, пока я жив.

Herz, mein Herz, was soll das geben?

Was bedränget dich so sehr?

Welch ein fremdes, neues Leben!

Ich erkenne dich nicht mehr[1].

— Запомнилось со школы четверостишие из Гёте. Учили наизусть. Правду говорят, что к старости давно ушедшие годы помнишь хорошо, а вчерашний день плохо. А ведь Брехту сейчас далеко за восемьдесят. Его красивым почерком и накарябал на листе под кляксой.

Брехт протянул написку Гумбольдту.

— Великолепно. Можно, теперь я?

— Нужно, не дави сильно, перо само отдаст столько чернил, сколько надо.

— Великолепно. Говоришь, протекционизм главнее индивидуализма. Вот в данном случае соглашусь. Нужно заставить заводчиков взяться за изготовление таких перьев и таких ручек.

— Дорогой Вильгельм у меня к тебе две просьбы. Первая, не ссылаясь на меня ни в коем случае, уговори короля Пруссии Фридриха Вильгельма III не вступать в войну на стороне России и Австрии. Пусть тянет, сколько сможет. Потом поймёшь почему. Только не ссылайся на меня, повторяю. Достигнешь противоположного эффекта. И вторая просьба, мне нужно, чтобы ты от своего имени купил у курфюрста Гессена Вильгельма I, бывшего до мая этого года ландграфом Гессен-Кассельским Вильгельм IX роту солдат. От имени Пруссии купил или даже от своего. Только мне это нужно очень срочно. А как только они прибудут в Вену, передашь все права на эту роту мне.

— Почему не сам, дорогой Петер? — опять кучерявые брови свёл на носу Гумбольдт?

— У нас возник философский спор с гессенцем.

— Хорошо. Вторую твою просьбу я выполню. Если ты мне вручишь деньги на эту роту. Рота это не дёшево, должно быть. А по первой мне нужны объяснения. Именно то же самое, мне, по убытию из Берлина, советовал и король. И я вас не понимаю. Почему нельзя объединиться и всем вместе поставить этого выскочку на место. Трусам боги всегда посылают лишние испытания. А смелых сама беда боится.

— Красиво. Только смысл обратный. Иногда гораздо смелее постоять возле дерущихся, чем лезть в драку. Давай сначала обделаем это дело с твоим тёзкой. По роте. Скоро осень. Солдаты мне нужны срочно. Потом, пока дожидаемся эту роту, Франкфурт не в двух шагах, у нас будет время обсудить европейский политик.

Событие пятьдесят четвёртое

Интрига — как поединок. Должен быть всего один удар, но смертельный. А гоняться друг за другом и тыкать мечами — фи. Это недостойно профессионала.

Галина Гончарова

А передумал Брехт. Взял и передумал. Он, что кому-то слово давал? Так, планы строил. План — не догма. Перепланировал. Обстоятельства изменились.

А всё — семейство Ротшильдов. Они подставились по полной программе. Подарок преподнесли Петру Христиановичу. Дело было так.

Вслед за братцами Иоганном и Клаусом иих четырьмя подельниками, с отставанием в несколько часов поехал бывший егерь Серёгин, он пару десятков слов на немецком знал. Так его и не речи Брехт отправил на центральной площади Франкфурта-на-Майне произносить. Даже следить за братцами и их бандой не надо было. Не бросит Клаус сына и дочь. Сразу по нему было видно. И потом они же не на Голгофу ехали, они ехали заработать деньги, которые мелким воровством и за всю жизнь не заработаешь. Триста тысяч гульденов — это очень много. Как Брехт в порту выяснил, средний кораблик речной стоит от пятнадцати до двадцати тысяч гульденов, а на триста тысяч, если что, то можно флот целый купить. Можно даже приличный дворец в Вене купить. Поэтому, следить за братьями не входило в обязанности Серёгина. Ему нужно было проследить … Не так. Ему нужно было узнать, где во Франкфурте стоит этот банк семейства Ротшильдов и понаблюдать, после того, как воришки начнут скупать массово золото и серебро в городе, не повезут ли в этот банк брехтовские деньги. Просто покрутиться вокруг и сравнить активность обитателей банка и транспорта, что к ним подъезжает до и после массовой скупки братцами драгоценностей. Почти три миллиона гульденов, это серьёзные деньги и часть хоть как должна осесть в банке. Вот, заприметив эту активность, Серёгин и должен был подбросить два письма. Одно каким-то образом должно оказаться во дворце Вильгельма Гессенского. На месте виднее, кухарке сунуть вместе с монеткой или подойти и бросить в рожу гвардейцу, что стоит на часах у входа во дворец, а потом смыться.

Второе письмо должно попасть в руки любого чиновника из Вены. Это с одной стороны Священная римская империя немецкой нации разваливается, а с другой денежно-финансовая система пока вполне надёжна, даже инфляции нет. Скоро отползёт Гессен от Вены и станет якобы независимым государством, а фактически марионеткой Наполеона, или не станет, вот тут Брехт уверен не был, настолько хорошо историю не помнил. Баден и Вюртенберг с Баварией это да, а вот про другие мелкие немецкие княжества не знал. Так и нет особой разницы, сам примкнул к узурпатору Вильгельм или завоюет его Буонопартий, один чёрт потом под Москвой гессенцы тоже окажутся.

Но это будущее, а пока в империи одна валюта и Вена хождение гульденов и крейцеров отлично контролирует.

В обоих письма одинаковая информация, что в банке Майера Ротшильда печатают фальшивые гульдены номиналом пятьдесят и двадцать пять гульденов и что подделки очень высокого качества и отличить их может только специалист, имея в руках фальшивку и настоящую купюру с одинаковыми номерами.

Сработало. На сто с лишним процентов заготовочка сработала. Даже на двести и на триста. Брехт такой прыти от Майера не ожидал. И такой глупости. Серёгин чётко отследил, как люди в закрытых экипажах подъезжали к банку и мешки туда таскали. И людей этих добавилось на следующий день после приезда братиков. Егерь выждал ещё один день и письмо через прачку во дворец Вильгельму передал, на всякий случай недалеко за кустом раскидистым постоял. Вылетел минут через двадцать человек в форме военной с орденами и пришпоривая кобылу полетел куда-то.

Чутьё подсказало Серёгину, что полетел он в банк. Наняв пролётку, егерь туда же двинулся. Долго ничего не происходило, а потом к крыльцу стали подкатывать большие кареты закрытые, такие же дормезы, как у генерала Витгенштейна и в них стали таскать тяжёлые мешки, а потом и лёгкие стали таскать. Закончилось всё это поздно вечером, но это на планы путешественников не повлияло. Вскоре подъехало два десятка верховых и пара телег и вся эта кавалькады потрусила из города. Серёгин, поймал очередного извозчика, оглушил его и изъял в свою пользу транспортное средство. По дороге даже в гостиницу, в которой остановился, не заехал, а ведь там его конь остался. Боялся потерять из виду этот спешный обоз. Через пару часов, уже когда совсем стемнело, Серёгин понял, что обоз движется в сторону Вены. Он сам этой дорогой приехал. Теперь спешить было некуда. Егерь вернулся во Франкфурт, подбросил второе письмо к мэрии города, заехал в гостиницу, расплатился, и прихватив на всякий случай второго коня, освободив его от унизительного труда по тасканию экипажа поспешил в Вену. По дороге он к концу второго дня догнал обоз банковский, день следовал за ним, а потом обогнал, и на всех парах к Брехту устремился.

— Три дормеза, говоришь. Многовато будет. Ага, это папаша Майер решил, скорее всего, подстраховаться и активы все какие есть перебросить от греха в венские банки, а фальшивки, надо полагать, решил здесь тоже в товар превратить. Ну, умный ход. Только одного егеря и одного Брехта забыли товарищи Ротшильды в это уравнение поставить. — Хлопнул на радостях еле живого Серёгина по плечу Пётр Христианович.

— А генерал этот с солдатами? — умные егеря пошли.

— А это … — Брехт, почесал клюв свой породистый, — А это называется сращивание капитала.

— Сращивание, — тоже репу зачесал егерь.

— Ну, да. Сращивание банковского капитала с промышленным. Ну, почти с промышленным. Этот Вильгельм, который курфюрст, он на производстве из деревенских парней солдат зарабатывает огромные деньги, а деньги они любят лежать в банках, и заметь, не в стеклянных трёхлитровых. Если погорит банк Ротшильда, то и Вильгельм без денег останется. Вот они, получив письмо твоё, ну сыночек Вильгельма или доверенное лицо его, решили подстраховаться и успеть активы вывезти из Франкфурта и пристроить их в Вене. Говорю, ход классный, только тебя они в своей игре не учли. А меня уж и тем паче. Есть у меня на какие рычажки тут в Вене нажать. Когда они, говоришь, должны в город заехать?

— Если ничего не произойдёт, то завтра после обеда.

— Чудненько, подготовим им горячую встречу.

— А может их того. Нас не меньше, и из кустов мы их одним залпом уберём, а как вы говорите, ваше превосходительство, стопятьсот мильёнов денег в тех каретах.

— Не, тут деньги десятую роль играют. Заработаем. Тут виселица банкирам светим, а теперь, и непонятно, что Вильгельму Гессенскому. Не, никакой стрельбы. Пусть полиция их примет в дружеские объятия.

Событие пятьдесят пятое

Посмотри вокруг, мы здесь все лжецы, и каждый из нас лжёт лучше тебя.

Цитата из сериала «Игра престолов»

Быстро дело делается, да не скоро сказка сказывается. Нет, не перепутал, так всё и было. Аудиенции у императора Франца князю Витгенштейну удалось добиться уже через час. На всякий пожарный этот хитрый князь взял с собой Васильису Приблюдную. Само собой монарху доложили, что прибыл русский посол с ведьмой, ох, простите, Ваше Величество, с доброй волшебницей.

— И как она? — покрутил по привычке буклю парика Франц. А парика-то и нет. Облом — с.

— Во! — И руками показал, камердинер, или как у местных дворцовых халдеев называется должность, который императору сплетни рассказывает.

— Не сердится?

— Улыбается.

— Ну, зови, да, Машку мою позови.

— Жену Марию Терезию или дочь Марию Луизу, она очень хотела с Васильисой пообщаться, про жениха вызнать. Но, это секрет, Ваше Величество.

— А зови обеих двух.

Брехт, понятно, этого разговора не слышал. Внизу прогуливался, портреты и батальные сцены великих мастеров, рассматривая. Какие они все эти австрийцы решительные и воинственные. О разговоре этом было не тяжело догадаться, так как халдей мигом назад прилетел, их взяли с Васькой в коробочку гвардейцы, числом четыре, и повели по анфиладе комнат и этажей на третий этаж. Надо понимать в личные покои императора. Не угадал. Это были личные покои Марии Терезии.

— Князь, — дамы ему ручки сунули. Он им тоже. Императору уже дарил ручку с рубином, а этим двум нет ещё, вот ручками и обменялись.

— Ваши императорские Величества, Ваше императорское высочество, — поклонился, как настоящий Д'Артаньян, Брехт. Шляпы ещё с пером не хватает, чтобы пол подмести.

— Пап, а можно я Васильису спрошу! — не, не просительным голосом, требовательным. Накипело у девочки.

— Василиса прочти чего из Псалтыря.

— Всесвятая Троице, Боже и Содетелю всего мира, поспеши и направи сердце мое, начати с разумом и кончати делы благими богодухновенныя сия книги, яже Святый Дух усты Давидовы отрыгну, — грозно, как учил, пропела Василиса.

— Ой, чего это она.

— Хм. Ваше Высочество … Да?! Волшебница говорит, что знает твой вопрос и скажет ответ, но при условии, что сон, который она потом расскажет, император воспримет всерьёз. Это очень важно.

— Пап!

— Конечно, конечно, князь, что за сон?

— Пап.

— Эх. Хорошо. Пусть Васильиса Приблюдная скажет ответ на твой незаданный вопрос.

— Она сказала уже. Ответ — Буонопартий.

— Пап!!!

— Поворот, однако.

— Второй муж будет военным. Фельдмаршалом.

— Пап?!

— Судьба.

— Пап?

— Шли бы обе нахрен! — чуть более демократично. Всё же побаивался жены император.

— Дамы, вы не покинете нас, мне нужно серьёзно поговорить с послом. Ах, да, что там ещё за сон у ведь… У госпожи волшебницы?

— Курфюрст Вильгельм Гессенский и его банкир Майер Ротшильд, иудино семя, хотят ограбить Ваше Величество и вашу империю. Они везут в Вену три огромных экипажа фальшивых банкнот достоинством пятьдесят и двадцать пять гульденов. Многие миллионы гульденов. Завтра после обеда, по снам Василисы, они будут уже в Вене.

— Вона чё?!

Загрузка...