Фреон

Справку я ему всё-таки выбил. «Помощник лаборанта», только что в графе имя-отчество Ересь, подлец, крестики нарисовал и вместо подписи – рожу корявую. Как ни странно, «справка» работала – бойцы не на «подпись» смотрели, она им до лампы, а на номер бумаги и печать институтскую.

Щупалы кровососа биологам сдал, а череп его, отделанный по высшему разряду, залакированный, красивый, получилось сбыть лишь за тридцать тысяч – «туристов» в Чернобыле-7 стало заметно меньше, а потому выбора не было. Впрочем, до заветного нового комбинезона и нормального ствола оставалось не так много. Хорь, занявший место Бивня, обещал «Кольчугу-2М» за пятьдесят. Несмотря даже на данное сталкерами имя, нормальный оказался торгаш, без гнилины, и, хоть сам Зоны не видел, все «нюансы» сталкерской жизни схватывал сразу, на лету. Где уж его выкопали «ботаники», не знаю, но то, что это целиком и полностью их ставленник, я даже не сомневался. Были, конечно, мысли, что работает он информатором у «науки», а может, и у военных, но это пожалуйста – и Куцый, и Бивень, и, возможно даже, основатель заведения Барин были теми руками НИИ, что лежали на пульсе сталкерства. Без этого никак, понятное дело, – слишком серьёзная штука Зона, чтобы всё на самотёк пускать. Бивень, сволочь, ещё и мародёрам помогал… ну, впрочем, сколько верёвочка ни вилась, а через балку перехлестнулась. Кстати, дяди, что за безопасность НИИ отвечают, даже и не расследовали всерьёз, отчего это Бивень вздёрнуться задумал. Должно быть, догадались, почему у покойного ныне торговца внезапно «совесть проснулась».

Признаться, ожидал я неприятных событий после того разговора майора и главного «долгана». Но, похоже, неприятности пока начались только у военных – «долговцы» дружно ушли со всех блокпостов, как в районах второстепенных и, следовательно, хуже вооружённых пропускников, так и с «опорных точек» внутри самой Зоны. Последствия не заставили себя ждать. Опытные бойцы, контрактники, уже повидавшие Зону, просто завалили начальство рапортами об увольнении. Им-то уж гораздо лучше было известно, нежели штабным, что такое «Долг» в союзниках и насколько спокойнее жить, когда рядом ребята в чёрных комбезах. А срочники, у которых месяц в Зоне шёл за три на Большой земле, ничему, понятно, научиться не могли и снова начали гибнуть. За шесть последних дней один блокпост вымер под Выбросом, поголовно вымер – вместо новых блиндажей взамен подтопленных бойцы вырыли щели и перекрыли их досками, даже землёй не присыпали. На другом посту Выброс пережили, но накрыло солдат «маревом», а тех, кто в живых остался, – пара бюреров добила. Выжили из трёх взводов два человека, их комиссовали. Говорят, непоправимо с катушек съехали. В Баре один «ботаник» знакомый рассказывал, что новое командование военных рвёт и мечет, мол, как так, только вроде начали порядок наводить, а порядка вообще никакого не осталось, и чем больше стараемся, тем хуже получается. Виноватого, конечно нашли быстро: «Долг» такой, мол, сякой, разэтакий, из-за него всё. Да только покарать «врагов» новое руководство не могло и даже не пыталось. Хоть и стращал «долговцев» тот майор из новеньких, но, как говорится, собака лает, караван идёт – никаких поползновений к захвату «Ростка» военные так и не предприняли. Наверное, поняли, что армия до него просто не дойдёт, не говоря уже о захвате. Ох, может, и обойдётся всё… вроде учёные пока нас поддерживают, а без «науки» Зона давно уже немыслима – громадные деньги «ботаники» зарабатывают, и без их исследований не было бы ни Периметра с новейшими системами защиты, ни Чернобыля-7, ни снабжения… ну, будем надеяться, что всё утрясётся. Жизнь, правда, давно научила на авось не надеяться. От этого последствия бывают.

Вражда военных и «Долга» сказалась даже здесь, в Чернобыле-7. Цены подскочили буквально на всё раза в два. «Ботаники», что артефакты на деньги и полезное барахло меняют, говорили, что контроль над расходами новая администрация ввела очень жёсткий, и так просто ящик тушёнки или новый комбинезон уже не спишешь. На все возражения учёных начальство талдычило, что незачем кормить уголовников, когда своих лаборантов море, вот пускай они в Зону ходят и зарплату отрабатывают. Лаборанты, увидев такие дела, дружно свалили – кому, как не им, знать, кто за них в Зону ходил и на их имена найденные артефакты записывал для отчётности. Ещё одной конкретной бякой стало то, что эти самые артефакты в Баре уже нельзя было продавать, как раньше, а приходилось именно сдавать за весьма скромные «премиальные». Хорь так мне и сказал, что, мол, ты по документам лаборант, вот и изволь существовать на лаборантский заработок. Правда, совсем не улыбалось мне на зарплату жить, в Зоне шкурой рискуя. И, насколько я понял, все наши, из стариков, тоже от этих новостей были совсем не в восторге. Ощутимо заработать теперь можно было только на крупных заданиях, да только нечасто они выпадали… а деньги нужны.

По этой причине сегодня и стоял я в полутёмном подъезде шестого корпуса, ожидая «барыгу». Тот осторожничал, как всегда: уже пару раз я замечал его «шныря», вынюхивающего «обстановку», проверяющего, нет ли подставы. Потом тихонько скрипит входная дверь и…

– Ну, давай, чего там…

– «Медуза» и два «гранита». Здесь – смотри, осторожно, – «чёртова кровь».

Лестничная площадка слегка озаряется тусклым серым светом – барыга быстро осматривает хабар, кивает, закрывает контейнеры.

– Лады. Но чё-то не густо.

– Лопай что дают.

– Ага. Щас…

И отсчитываются в слабом свете диодного фонарика мятые бумажки, дежурит «шнырь» у полуоткрытой двери, ждёт, пока я собственноручно проверю сумму – публика такая, не заржавеет и обсчитать на пару тысяч.

– Ну, чё?

– Всё в порядке.

– Дык… если чё, я, короче, жду. С тобой клёво работать.

– Взаимно. – И я аккуратно переправляю деньги во внутренний карман. Однако впятеро против того, что НИИ через Хоря выдаёт. Ну и скажите теперь, кто виноват и что делать? Сталкер туда тянется, где теплее, он элемент политически несознательный, и посему «ботаники» в последнее время вместо ценного и редкого хабара получают откровенный хлам, зато начали жиреть просто на глазах парочка дежурных офицеров и несколько невнятных и, по идее, совершенно ненужных мелких «начальничков» НИИ. Вот вам, друзья, свежевыпеченный «закон и порядок», что новое руководство в Зону протолкнуть хотело, получите и распишитесь. Наивные, как дети, ей-богу…

– Ну, давай. Разбегаемся.

– Счастливо…

И по одному, осторожно, тихо расходимся от почти незаселённого корпуса – спокойно здесь теперь. Лаборанты в нём раньше жили, а теперь пустуют казённые квартирки. И не скоро, по ходу, заселятся в них. Понятно теперь, о чём Яковлев вояке говорил, что, мол, ломать – не строить. Хорошо подмечено.

А мне ещё две такие вот ходки нужно. И два раза после них пообщаться с этим безымянным барыгой, да так, чтоб не загребли. Побыстрее бы уже заработать на нормальную снарягу и свалить на «Росток». И там уже, подальше от Чернобыля-7, что называется, «переждать» это «новое» руководство. В том, что его со временем обязательно сшибут, я почти не сомневался. Тихонько выглянул из двери подъезда. Темно, тихо, барыги и его «шныря» уже след простыл. Значит, и нам нужно выбираться. Пора в Бар заглянуть и Хорю торжественно «каплю» вручить, один чёрт они за бесценок у барыг идут, но, однако, артефакт лаборант Фреон притаранил, на благо науки постарался. Пропуск свой оправдал. Хех, представляю, как он скривится… грустная с недавних пор физия у Хоря. Видать, трясут его учёные, чего одну чепуху сдаёшь, где интересные, стоящие штуки, почему только «капли» да «скорлупа»? А ему и сказать нечего.

В Баре никого, кроме самого Хоря, не было. Как начались все эти порядки, сталкеры в заведение почти не заходят, предпочитая «отдыхать» хотя бы даже на задворках. Так, забегут, сдадут мелочевку, и к «барыгам», а чтоб посидеть, поболтать за чашечкой водки – это уже нет. Атмосфера не та, чужим стал Бар.

– О, привет! – Хорь немного оживился. – Выпьешь?

– Не, без настроения.

– Есть чего? – Надо же, ещё надеется, на рюкзак смотрит. А всё-таки точно сталкеры кликуху дали – натуральный хорь. Маленький, чернявый, юркий, и на лице постоянно такое хитрое выражение, как у того самого мелкого хищника, разбойника куриного. Впрочем, мужик он нормальный, без гадости. А что стучит – так он «науке» стучит и военным, не мародёрам. Да и на здоровье, без этого не был бы он тут, дураку понятно.

– А как же. Вот, держи гостинчик.

И киснет Хорь. Кривится. Опять «каплю» сталкер припёр из Зоны.

– Всё, что ли? – печально так спросил, почти обречённо.

– Не везёт. – Я пожал плечами, натурально вздохнул. – Да и как без нормального комбинезона в глубокую Зону сунешься? А по окраине только вот такой мусор и валяется.

Фыркнул Хорь. Не поверил, конечно. Но «премиальные» выдал – восемьсот рублей институтских, в бумажке какой-то черкнул, и отправилась «капля» в контейнер.

– Постой, разговор есть. – Бармен окликнул меня, когда я уже направился к дверям, и что-то было в его интонации такое, что я остановился.

– Ну, вещай.

Хорь помолчал, потом щёлкнул портсигаром.

– Будешь?

– Не, не смолю.

– Это правильно. – Бармен закурил. – Тут такое дело. Ты же по Зоне много лазил, верно?

– Не без того. – Интересно, куда клонит Хорь?

– Ну… – И бармен вдруг положил на стойку тонкую папку с надписью: «Ефремов Г.С. лаборант, «Фреон». – Вот что мне про тебя НИИ выдал. Тут на каждого из ваших подобное досье имеется в нескольких экземплярах. И ещё я знаю… что хана вам скоро, ребята. Учёным толку от вас теперь немного, на их защиту не рассчитывайте.

– И к чему ты мне это рассказываешь? – Не врёт. Точно не врёт. Ишь, как сигарета в пальцах играет – нервничает Хорь. Неспроста он мне такое выдал. Завязки на папке распутал, полистал.

– «Является одним из самых опытных сталкеров. Общий стаж в Зоне – шесть лет, из них два года числится полевым лаборантом НИИАЗ. Хорошо знает территории Тёмная долина, Янтарь, Агропром и Агропром-2, имеет большой опыт выживания в условиях A3, по неподтвержденным данным, несколько раз бывал в Припяти. Неплохо ориентируется в подземных комплексах, рекомендуется для соответствующих заданий. Опытный проводник. Независим, замкнут, скрытен, неблагонадёжен. Стажёров не берёт, в команде работать избегает». – Хорь немного помолчал, а потом добавил: – А теперь самое интересное. «Подозревается в сотрудничестве с лицами, занимающимися контрабандой аномальных образований».

– На пушку берёте, уважаемый? Подозревается – не пойман. – Я снова направился к двери.

– А скоро будет по фигу, пойман или нет. Всех загребут, кто в городе, а кто не сдастся, постреляют. Это я тебе точно говорю.

– Допустим. Тебе какой интерес мне всё это рассказывать?

– Интерес есть. Вот об этом и разговор. – Хорь подошёл к дверям, щёлкнул засовом и вывесил табличку «Закрыто». – Слушай сюда. Когда вас шерстить начнут, а начнут обязательно, в моих услугах надобность тоже отпадёт. Вышибут без выходного пособия. А я не для того проплачивал и пороги обивал, чтобы вот так взять и запросто вылететь.

– Продолжай.

– Свой пропуск лаборанта через неделю можешь просто выбросить. В Чернобыль-7 или не зайдёшь, или, если здесь проваландаешься, попросту сядешь. А то и пристрелят. Я же предлагаю дело.

Хорь нервно потушил окурок прямо о стойку, достал вторую сигарету, прикурил.

– В общем, так. Что и почём в Зоне, я уже немного соображаю. С правильными людьми на Большой земле связи налажены. Дело за малым – найти выходы под Периметром. Они есть, это факт, но где конкретно – никто не знает. Вся документация после Третьей осталась в Зоне, бывшем штабе в районе Криволесья, туда не пройдёшь. Архив в Москве, насколько я выяснил, как бы случайно сгорел, так что вояки теперь знают о коммуникациях только примерно – всё же было засекречено. – Хорь глубоко затянулся, кашлянул. – А тут ходов в земле – как дыр в швейцарском сыре.

– И ты хочешь, чтобы Фреон их разведал? – Я щёлкнул по записям.

– Разузнал я, что есть на старом Кордоне бункер, где раньше Барыга обитал. Так вот, место для меня вполне подходящее, сделаю там свой ларёк, и чихать на НИИ, один чёрт, гроши.

– А если я тебя, Хорь, пойду и сдам «ботаникам» как честный лаборант? – как бы невзначай поинтересовался я.

– И будешь большой дурак. Не поверят тебе – «неблагонадёжен», забыл? Я выкручусь, не сомневайся. А если и поверят, выгоды тебе в том никакой – самое большее, по голове погладят и скажут «молодец». Даже пирожка с полочки не дадут – «научники» сейчас прижимистее стали, не по своей, правда, воле.

– А почему ко мне? Сионист, например, по Зоне подольше моего лазает и подальше, кстати, он Зону лучше знает. Гопстоп тоже хороший сталкер.

– Молчун ты. Скрытный. И… ты единственный, кто от «кикимор» живым ушёл в подвалах Агропрома. Вот почему. Думай быстро, времени может остаться всего ничего. Снаряжением обеспечу, оружием, денег дам. А потом, если всё выгорит как надо… – Хорь написал на блокнотике цифру. – Не только от меня, но и от правильных дядей. И документы сделаем. Не ту липу, что раньше НИИ сталкерам выдавал, а настоящие, реальные документы.

Цифра была хорошая. Настолько хорошая, что в неё не очень-то и верилось.

– Гарантии?

– Никаких пока, – вздохнул Хорь. – Но по крайней мере это возможность, Фреон. Или дальше будешь остаток своего времени барыгам мелочевку сдавать и на комбезы копить? Для тебя это… несолидно, что ли. А слово я тебе своё даю, что услуги не забуду и кинуть тебя не дам. Если всё будет на мази, то я тем дядям очень буду нужен, понимаешь, и со мной им придётся считаться.

– Допустим, так. Но у тебя ничего пока нет…

– Есть, – перебил Хорь, кивнув в сторону подсобок. – Если в НИИ думают, что я им барахло оставлю, то… они очень крепко ошибаются. Теперь тебе нужно как-то переправить всё это к старому Кордону.

– Мне?

– Ладно… нам. Ты же согласен?

Хороший вопрос. Действительно, ничего я вроде не теряю. Не похоже, что врёт Хорь – в НИИ действительно «капли», «медузы» и «скорлупу» вскоре принимать перестанут. Лаборатории у них, я слышал, простаивают, следовательно, новых заданий шиш дождёшься. Соответственно, сдадут они нас с потрохами, нужны мы им теперь как собаке пятая нога. Но… афера это чистой воды. Не верится мне как-то и в «честное слово», и в куш обещанный тоже. Впрочем, обещал бармен со снаряжением помочь, а в моей ситуации это уже немало. Да и шанс в Зону выйти появился, да не по окраинам, а именно в дикие, нехоженые места, и стукнуло сердце, живее погнало кровь по сосудам. А там уже в зависимости от поведения Хоря и «больших дядь». Куш маловероятен, но всё-таки возможен, не такой, конечно, как обещали, но Хорь заплатит нормально, в этом я почти уверен. Да и киснуть мне здесь уже надоело.

– Снарягу когда выдашь?

– Значит, договорились. – Бармен просиял. – Да хоть сейчас.

– У меня напарник есть.

– И на него тоже набирай. Пошли. – И Хорь звякнул ключами от закромов. Странно… ведь кинуть я его мог без проблем – забрать, что понравилось, и – «эй, чувак, а я тебя не знаю». Но поверил мне торговец сразу. Видно, или совсем у него безнадёга нарисовалась, причём без вариантов, или решил сыграть по-крупному. И… чувствовал я некоторую благодарность, что ли. Предупредил он нас, значит, успеем свалить до готовящегося «замеса».

– Пойдём. Учти, скромничать не буду.

– Это пожалуйста. Всё равно не моё… пока. – Ишь, даже заулыбался. – Ты, помнится, «Кольчугу-2М» хотел? Их есть у меня… но имеются и помощнее костюмчики.

– «Абсолюты»? Не, спасибо. Тяжелы, зараза. Долго не походишь в такой сбруе. Гони парочку «Кольчуг».

– Не вопрос.

Из лёгких костюмов лучше модернизированных «Кольчуг» пока ничего не придумали. По большому счёту, мощный комбез вроде «Абсолюта» защищает от кислоты, это да, от укусов мелких тварей, тех же тушканов, спасёт, но… от всего остального – уж извините. До первой аномалии, что называется. Или автоматной пули – не рассчитаны «Абсолюты» на то, чтоб по ним стреляли. То ли дело – «Кольчуга». Пулю она, естественно, тоже не остановит, но лёгкая, прочная, непромокаемая, что в Зоне великое дело, износа не знает, броня из керамики не ржавеет, не окисляется. В «кислотную колючку» в ней, как в «Абсолюте», не зайдёшь, но «красный дождь», «едкий туман» и даже желчь «осьминога» держит замечательно. Все, кто по Зоне достаточно времени ходит, поголовно в «Кольчугах» первой или второй моделей. Остальные – либо неопытные, либо, что называется, не при деньгах. Второе, кстати, знакомо мне не понаслышке.

Детектор я взял ещё один – для Ереси. У меня машинка хорошая, проверенная, и потому другой не надо.

– Слушай, такое дело. – Хорь жестом остановил меня, когда я в «оружейной» направился к ящику с «Калашниковыми». – Посмотри. Я на снабжении в Челябинской Зоне работал, и военсталы там очень эту пушку хвалили. На их жаргоне – «фенечка», «фенька». Ни одного про «феньку» плохого слова не слышал за всё время, пока там работал.

Торговец щёлкнул клипсами длинного пластикового кофра и извлёк из него странное оружие. Видел я такие пушки в Зоне, FN-2000, и поначалу ажиотаж по ним был – ещё бы… штурмовая винтовка плюс встроенный гранатомёт, прицел компьютеризированный, все дела. Но как нахлынула популярность, так и свалила – не выдерживали плохого к себе отношения эти стволы, из строя один за другим выходили под вечной сыростью и грязью Зоны. Похоже оружие на те удобные, точные, но, увы, ненадёжные пушки – прочный пластик, те же плавные обводы корпуса, схема «буллпап», разве что эта заметно длиннее и тоньше будет.

– Даром не нать. – Я отвернулся от ствола. – Да и на фига мне в Зоне гранатомёт?

– Погоди, не кипешуй. Это не то, что ты подумал.

– Фабрик насьональ? Хорошая штука… но в Зоне надолго её не хватит. Проходили.

– Да, бельгийская вещица. Но уже совсем другая. В двенадцатом году пушку выпустили по заказу НАТО, когда американцы в Венесуэлу полезли. Для джунглей ствол сделан. Внизу не гранатомёт – самозарядный дробовик двенадцатого калибра на шесть патронов, их юсовцы очень уважают, когда в джунглях воюют. Сверху – штурмовая винтовка. Калибр, правда, для здешних мест дороговатый – пять пятьдесят шесть, но достать несложно, были бы финансы. Точность – просто шик. Прицел регулируемый, с высокой светосилой, от четырёх до шести крат. Правда, с электроникой уже послабее, чем в старых моделях, и ночного режима нет.

– Ствол у дробогана не коротковат ли? – Я с сомнением посмотрел на оружие.

– Считай, до приклада, просто скрыт. Видел я, как на стрельбище картечью из него садят, – красота. Бьёт далеко, не волнуйся. И главное – для джунглей. Материалы очень стойкие и к воде, и к грязи, и, уж поверь, к Зоне.

– Откуда такая роскошь? – Ствол по описанию уже начинал мне нравиться.

– Американцы хорошо раскупали. А потом конфликт как-то сразу урегулировался, а стволы на складах оставались. Денег у наших теперь много, ну и заказали полторы тысячи штук специально для военных Зоны. И мне, естественно, кое-чего перепало. Рядовых этими стволами вооружать не захотели, дороговато будет, так что для МВД и военсталов. Бери, говорю, не пожалеешь.

– А давай.

Кофр мне Хорь вручил и сразу себе в бумажке сумму прописал. Хорошая такая циферка за ствол получилась.

– Вычту потом, когда заплатят, – пояснил он и, даже не смутившись, занёс на листок и стоимость двух «Кольчуг». Хозяйственный, блин.

Для Ереси я выбрал Winchester-1300, который Хорь почему-то упрямо называл «чейзером» – модель не самая современная, но надёжная, крепкая и для ближнего боя в самый раз: семь зарядов картечи штука исключительно суровая на ближних дистанциях, а в снайперских способностях Философа я сильно сомневался.

– Ещё вопрос. Откуда столько добра? – Я прошёлся взглядом по полкам.

– Списанное, – хитро улыбнулся Хорь, провёл ладонью по оружейным ящикам. – Это, например, списано сразу, как только привезено в НИИ. Даже могу глянуть, по какой причине. – Торговец достал ПМК, ввёл номер ящика. – Ага, вот. Самопроизвольная разгерметизация контейнера с объектом номер таким-то, в результате чего необратимо повреждено столько-то единиц оружия и шестнадцать защитных костюмов. В связи с тем, что указанные единицы в результате воздействия объекта номер такого-то, помимо необратимых повреждений, приобрели свойства, опасные для жизни и здоровья людей, принято решение немедленно уничтожить данные единицы в специализированном отсеке. Образцы повреждённого имущества отправлены в комиссию.

– Образцы?

– Ну так, – Хорь уже почти веселился, хотя я и замечал лихорадочный блеск в глазах – волнуется торгаш, боится своей же аферы. – Старые автоматы и негодные комбезы принимаем за бесценок и, допустим, в «кисель» их бульк на пару часов. А потом отряхнуть слегка и запаковать – после этой дряни уже неясно, новым был автомат или конкретно изношенным. Там мало что вообще остаётся, и в руки просто так не возьмёшь – до костей проест. Ещё проще с продуктами. Грузовиками списывали, стоило хотя бы подозрение заронить, что ветерком из Зоны «жгучим пухом» навеяло. Штамп в бумажки и – на уничтожение. То есть сюда.

– Нормально…

– А то. И, заметь, под актами списания закорючки свои подмахивали как минимум три-четыре институтские шишки. Понимала администрация, что без этих списаний не будет им ни артефактов, ни экспедиций, да и сами они ничего не теряли – не с них же стоимость испорченного оборудования спросят, просто ещё привезут, для денег, что с Зоны делаются, это капля в море. Так что этого товара, уважаемый, нет в природе. Простая видимость, воздух. Естественно, заводилась другая, тайная отчётность – за сколько денег продано списанное, на какой артефакт обменяно, – но эту бухгалтерию никому уже не предъявишь.

Хорь немного раскраснелся, говорить он стал быстрее.

– А я тут вроде посредника. Намекаю, что в следующий раз списать надо, какие, мол, товары сталкеры больше уважают, а какие и даром не надо. Нужный я раньше был человек. Институт, конечно, платит гроши, но не запрещает самостоятельные приработки. Всякую «бижутерию» у сталкеров скупал, прочую мелочевку, связи налаживал…

– Заодно и о настроениях докладывал, – добавил я, и Хорь заметно дёрнулся.

– Хочешь тут работать – никуда не денешься, – огрызнулся он. – Короче, пусть у меня побудут твои новые вещички – не надо пока светиться дорогой снарягой, а то у местной публики может возникнуть нездоровый интерес.

Хитёр торговец, вопросов нет. Мол, мы, конечно же, вам верим, но…

– Ладно, проехали… Похожу пока в старой рванине. В общем, обмозговать надо. Жди.

– Только не затягивай, – буркнул Хорь. – Со дня на день меня сшибут, и плакало наше мероприятие.

– Здорово, кислятина! Всё сидишь?

– Отвали. – Ересь апатично отвернулся к окну, всем своим видом показывая, что не расположен к разговору. Да и чёрт с ним. Не чудит – и ладно. Не будет мешать думать. Хорь сказал – не затягивай. Понятно, что времени у нас мало.

«Мужики, седьмой схрон заплесневел, протух, там сейчас опасно. Будете в Зоне – не заходите, там бюреров видели, очень злые», – нацарапал я стилом на экране ПМК и отправил послание в общую сеть. То, что НИИ в курсе всех новостей и переписки сталкеров, сомневаться не приходилось, и потому сообщение должно было не отличаться от обычного, «рабочего» трёпа бродяг. Не все поймут даже среди сталкеров, что это я написал, но Сионист, Лихо, Гопстоп и ещё десятка два опытных ходоков в курсе, что такое «протухший седьмой схрон» и кто такие «бюреры», предупредят, кого надо. Через пару-тройку дней в Чернобыле-7 станет заметно меньше народу. А теперь думай, голова.

В загашниках Бара не меньше двух с половиной тонн полезного барахла и продуктов. На себе это в Зону, понятно, не вытащишь. Даже один-единственный ящик, пусть списанный, через пропускник пронести не дадут. Вот если бы одну из тех машинок научных, для которых я в позапрошлом году дорогу провешивал… а, мечтать не вредно, хотя и не полезно ни хрена. Впрочем… хм…

На автомате пролистывая на ПМК разные новости, набрёл я на раздел «задания». Как правило, на что-то дельное сталкера звали лично, а мелочевку скидывали в сеть – авось кто позарится. Хороших заданий там отродясь не было, но это, пожалуй, самое забавное.

«Нужен проводник по окраинам A3 в районе «новых» территорий южнее Коржино и берегов Тетерева. Экспедиция из четырёх человек – два охранника, переводчик, учёный-француз, исследование новых образцов аномальной флоры. Оплата согласно тарифной сетке НИИ плюс премиальные».

Я улыбнулся. Ага, ищите дураков… шкурой рисковать в Зоне с такими довесками себе дороже, а европейцы, заразы, сверху ни цента не накинут, у них отчётность иная, мол, мы вам гранты выплатили, вот и будьте добры. А премиальные свои можете в аномалию засунуть, знаем мы, сколько это по нынешним временам. Давно торчит задание в сети, желающих не нашлось. Ждут сталкеры, чтоб у француза терпение лопнуло и осерчал он, скандал в НИИ устроил, вот тогда, сто процентов, сразу и «премиальные» подрастут не по лаборантским «тарифным сеткам», а раз этак в «дцать».

И тут меня осенило. Да так хорошо, свежо осенило, что я едва не выронил ПМК, высылая подтверждение на это задание.

– Слышь, Ересь! Живём! – сказал я, бухаясь на продавленную койку в казённой «лаборантской» квартире, из которой, если верить Хорю, нас скоро вышибут. – Интересные дела начинаются.

Философ что-то проворчал под нос, даже не обернувшись. А пока спать – скоро второй час ночи, а в НИИ приглашают в шесть. Довольны они очень, что Фреон подписался на это дело, и прямо с утра будут рады меня видеть, причём настолько рады, что даже «премию» обещали увеличить. Ну-ну. Посмотрим, как вы потом обрадуетесь, ребята.

– Спокойной ночи, Философ. Ложись дрыхнуть, завтра подъём рано.

На сей раз Ересь ничего не сказал, просто сменил сидячее положение на лежачее, всё так же уставился в окно. Ни тебе вопросов, куда, мол, зачем, ни привычное «а иди ты», ни ворчания. Молчит Ересь. Видел я такое… человек или перегорает, или бросает всё к чёрту, всеми правдами и неправдами выбираясь из Зоны. Посмотрим, что завтра будет. В НИИ я его, конечно, не возьму. Не внушает он учёным доверия, следовательно, на встречу с французом пойду один.

Красивый у Маринки почерк. Аккуратный, округлый такой, ровный. И долго я стоял, не веря, не понимая, что это произошло, случилось, что Марина ушла. Хотя и ожидал такого. Говорили мне, что видели её в компании Васька, местного спекулянта или, точнее, предпринимателя. И в кафешку он её водил, на машине катал, и временами появлялись в доме цветы. Но, впрочем, мало ли злых языков, а цветы Маринке часто дарили – школа, ученики, там праздников хватает, то учителя день, то дата какая знаменательная. Не верил я или, точнее, не хотел верить. Ведь хорошо у нас начиналось всё, ещё в институте, ведь души я в ней не чаял, в своей красавице. И правды не видел. Никогда не видел, даже когда в глаза лезла, правда эта. Ждал, что наладится, утрясётся, слюбится, наконец… лучшим я был на курсе. Во всём первым, и, как планку взял, снижать её не собирался. Думал, за ум она меня полюбила, за успехи… и когда после дипломной поженились, как радовалась она, как глаза горели! Я-то думал, от любви, а она потом мне, много лет спустя, призналась, что другому радовалась: что москвичкой станет и в Ушлёпенск свой не вернётся. И предложение мне сразу, по окончании – оборонка, завидное место конструктора, глянулись мои дипломные чертежи главному, и… тогда же первый звоночек. Переехал я из Москвы под Красноярск, в оборонный КБ, и родителям отписал, что жильём обеспечен, работа почётная, и потому квартиру пусть не делят, а сестре целиком и отписывают. Марина, как узнала, что уезжать придётся, лицом почернела. Чего только я от неё не наслушался тогда… ну, думал, беременность повлияла, нервы, стресс, переезд. Впрочем, квартиру дали хорошую, трёхкомнатную, оклад неплохой положили, и вроде успокоилась она, обвыкла. Родила и через год даже в школу устроилась, на педагогические курсы записалась. Думал я, жизнь налаживаться начала. Как оказалось, до поры…

Завод непростой был. Случалось всякое там. И накрыло как-то во время стендовых испытаний весь наш маленький, но благоустроенный секретный городок экспериментальным топливом – взорвался опытный двигатель ещё по дороге к полигону. И не керосином его заправляли, а на редкость ядовитой дрянью. Эвакуировали быстро, не успели мы много отравы нахватать. И за город, в двухэтажные кирпичные бараки, где одна кухня на коридор и «удобства» во дворе. Летом вонища оттуда, а зимой морозы, и не как под Москвой – трескучие, крепкие. В дворовых «удобствах» намерзало всё мерзостной такой глыбой, скользко, темно, холодно. Вода с колонки за сотню метров, по зимам паяльными лампами лёд отогревали. В бараках печное отопление, а школа, считай, за два километра, дочь третьеклашку туда хоть на автобусе довозили, а обратно ей пешком приходилось. Сказать, что доставалось мне тогда от Маринки, – ничего не сказать. Да только очень я увлечён был, настолько работой своей болел, что почти и не замечал житейских неудобств, тем более начальство наше третий год обещало «к Новому году переселить в квартиры». И четвёртый год обещало. И пятый тоже. А к началу шестого, когда уже понятно было, что обещать будут и дальше, написала мне Марина записку. Кстати, в тот самый день, когда Васёк, что на трассе торговлю открыл, квартирку в Москве выбил.

Когда до меня дошло в полной мере, что мне жена написала на тетрадном листке, то не злость даже, а пустота в душе поселилась, непонимание, обида, наконец. Ненависть уже потом пришла, много позже…

Развод оформили, дочь у меня осталась – не особенно новый Маринкин жених, Вася этот, хотел чужого ребёнка удочерять, а жена бывшая, видно, настолько была коммуналкой в бараке замордована, что и возражать не стала. И не то меня до тихой, но желчной ненависти довело, что ушла, бросила, а то, что за все последующие годы ни разу к дочери не приехала, да что там, даже открытки на день рождения не прислала. Смог я потом, когда поумнел, новыми глазами на бараки эти взглянуть и жену понять. Но вот почему она с дочкой так, простить никогда не смогу.

И дочь у меня была – золото, а не ребёнок. Только что с отцом ей не повезло. Ни разу за всё время не спросила, почему у папы на столе пустые макароны на обед и почему папа так рано уходит и приходит поздно и даже вечером что-то чертит и рисует, словно ему на работе времени мало. Хозяйственная стала, молчаливая, спокойная – маленький взрослый человек. Успевала и по дому, и в школе. Только по ночам по матери тихонько так в подушку тосковала. А я работал… и работал. И ещё раз работал. Грамоты на стенки вместо обоев клеить уже можно было, когда КБ наше вместе с заводом вот так просто взяло да и накрылось. Разом.

Спать не придётся сегодня, по ходу. Снова мысли лезут, гадство это, ведь годы идут, а легче оно как-то не становится. Ни надежды, ни веры, ни радости. Говорят обычно – надо поговорить, рассказать, что на душе накипело, а не могу – противно. С кем говорить? Кому оно интересно? А те, кто выслушал бы и понял – ушли. Навсегда ушли… и не сочувствия мне нужно, не жалости, послал бы я всех жалельщиков в аномалию, причём глубокую. А чтоб вот так, как Хип – просто, легко, и правильно – «Понятно, дядь Фреон. Ничего себе – история», а Лунь бы промолчал, по плечу хлопнул и кивнул, мол, ништяк, брат, прорвёмся. Легче мне стало бы, факт, намного легче.

– Спишь, Ересь?

– Не…

– Тяпнем?

– Давай… а вообще с какой радости?

– Ну… за удачу. В Зоне она штука нужная. И… как бы тебе сказать…

– Ну, чего?

– Посадили твоего папашу, Эдик Соломатин. Вот. Хотел ещё на «долговской» базе сказать, да решил, что с тебя хватит. Новость попридержал.

И Ересь вдруг начал странно фыркать и отдуваться.

– Ты чего?

– Ну и лохи вы, блин… Ох… не могу… что тот «долган», что ты, сталкерок. Повелись на фуфло, как дебил на фантики. Ух…

– Не понял…

– Да ты ваще ничего до сих пор не понял. Я и жив только потому, что перепутали меня с тем покойным мажором. Не приняли бы за него, тот сохатый меня бы сразу к стенке определил, а так – шанец нарисовался, что вояки прилетят, и я им в ноги. Спасите, а то расстреляют, сдаюсь я. Глядишь, и вывезли бы за Периметр и, может быть, даже не посадили. Живым-то оно, сталкер, всё лучше, чем с пулей в репе. Ну, я так раньше думал.

– А теперь как думаешь?

– Теперь, веришь, по фигу. Не досталось мне правильного билета ни там, дома, ни здесь. Как Сионист Луню про меня тогда сказал – бросай этого чмыря, у него, мол, ни прошлого, ни будущего, один беспросвет, потому что такой сорт человека. Сорт, понял? И не он один меня к подонкам определил, а все абсолютно, с кем встречался. Всем начхать. Все морду воротят. И думал я, что ни хрена не так, что брешут про меня, но… по ходу, все брехать не могут. Если никому реально не нужен, то виноватых, блин, не ищи, лучше на себя со стороны глянь. Не нужен был ни матери-алкашне, ни папаше, которого даже в глаза не видел, ни тебе, и даже Лунь в команду не взял. А вместо любви там, на Большой земле, в натуре была блажь, чётко Хип тогда сказала. Ну, сталкерок, и кто я такой получаюсь? А, забей… ломы мне с тобой трепаться на эту темату. Наливай лучше, ты же вроде тяпнуть хотел.

– И что с мажором тем сделалось? – Других вопросов просто не нашлось, а молчание начало тяготить. Водка уже была налита в две железные кружки с обколотой, словно погрызенной эмалью.

– Да чё… сдох он на раз-два. Чучело… приехал в Зону типа за приключениями. Дома то ли с жиру сбесился, то ли решил перед бабой своей понтануться, типа крут. Вояки тогда всех кого не лень за Периметр пускали, ну и его тоже как будто не заметили. А он, придурок, как в Зону зашёл, так сразу и влез в какую-то хрень, только шмотья по оврагу разлетелись. Нас четверо было, он – типа главный, а я и ещё два каких-то левых чёрта с понтом дела – команда. Бабла у него много было с собой, ну и обеспечил он всё, пушки там, жратву. Из всех, по ходу, я один и остался – как разошлись, тех двоих я потом и не видел ни разу, не в курсе, чё с ними вообще. Ещё вопросы будут, начальник?

– Нет вопросов. – Я выдохнул, заглотнул отвратительно тёплую водку, бросил на кусок «черняшки» пару пластинок купленного сегодня на «премиальные» лежалого, пожелтевшего сала. Эх, чесноку бы ещё или луковицу свежую, хрустящую, да ладно. Завтра с учёными переговоры вести. Двести пятьдесят грамм под сало не та порция, от которой Фреон косеет, но если с чесноком, то амбре наутро может быть нешуточное.

– Завтра, ну, может, послезавтра в Зону. Будем сопровождать «ботаника». – Я разлил по второй. – Ты молча слушаешься, громко ничего не спрашиваешь, интереса ни к чему не проявляешь. Инициатива будет наказуема, учти. Давай за то, чтоб всё прошло гладко.

– Угу. – Ересь запил водку холодным чаем из банки. – Как скажешь, сталкерок.

Эх, только бы прокатило. Ничего, я у «ботаников» всегда был на хорошем счету. Поверят, никуда не денутся.

– Вы в своём уме?

Собственно, примерно такого вопроса я и ожидал. Довольно странное требование сталкер выдвигает для пустяковой экспедиции. Подумаешь, француза аккуратно по окраинам поводить, чтобы он всяких цветочков Зоны на гербарий собрал. А тут – такое…

– Ни за что! – Ответственный за «полевое» оборудование быстро замахал руками и даже лоб складками собрал. – Ведь это нонсенс! Экспедиция короткая, провести нужно недалеко, всего лишь на несколько километров, и то по «новым» территориям!

– Напомните, сколько человек идёт? – Отступать я был не намерен. Натиск только начинался.

– Учёный, с ним переводчик и два бойца охраны.

– Итого четыре человека. Уверен, абсолютно неприспособленные к Зоне! Тут сам не каждый раз знаешь, вернёшься или нет, а тут четыре таких довеска! Да ещё и француз, которого, сами понимаете, вернуть нужно в полном здравии! Четыре человека на одного меня!

Я поднёс к лицу «ответственного» пятерню, чтоб до учёного наконец дошло, сколько людей собираются в Зону, а потом сложил «дулю»:

– И вот столько может вернуться.

Не давая противнику опомниться, я начал напирать, отвоёвывая новые позиции.

– А если Выброс? Вы можете его за сутки предсказать? Нет? А ты вообще в курсе, какие зверюшки на этих «новых» территориях обитают? И какой дурак тебе сказал, что там просто? Да под Припятью иногда легче бывает, чем в некоторых уголках «новой» Зоны.

– Ну, вы же хорошо знаете эти места. Найдёте, где спрятаться.

– Один если – да, найду. Но с четырьмя детишками – уже нет. Даёте вездеход?

– Нет!

– Тогда счастливо. – И я развернулся к двери кабинета. Уверенно так топаю, сердито, мол, сами своего француза по Зоне водите, лаборанты, чай, не все ещё уволились.

– Постойте. Хорошо… дадим.

Я внутренне хмыкнул. Расчёт оправдался. Действительно, очень не хотелось бы «ботаникам» иностранного учёного в Зоне загубить. Чревато это серьёзными последствиями.

– Завтра в восемь машину подготовим. Вы уж постарайтесь… поберечь технику. Водителя предоставим.

– Я уже провешивал дороги для ваших вездеходов. Справлюсь. Вы только водилу потолковее найдите, чтоб в Зоне был хотя бы раза три.

– Найдём. – И ответственный по оборудованию грустно углубился в какие-то бумаги. Малой ценой экспедицию организовать не удалось. Так… первый этап закончен.

– Дуй к Хорю, – сказал я Ереси, дожидавшемуся меня во дворе НИИ. – Скажи, чтоб склад подготовил к утру. А я пока с «ботаником» познакомлюсь.

Учёный оказался весьма пожилой, сухонькой женщиной в скромном деловом костюме. На вид ей было далеко за шестьдесят, но широкая белозубая улыбка на правильном, хотя и покрытым сетью мелких морщин лице, а также быстрые, молодые движения говорили о том, что стареть француженка отнюдь не собирается.

– Мари Лёпен, – представилась она, смело, по-мужски подав руку. – Бонжур, мсье!

– Зовут её Мари Лёпен. Здравствуйте, – перевёл немолодой, начинающий лысеть мужчина с лицом нездорового цвета. Взгляд, направленный на меня, доброжелательным никак не назовёшь, да и потряхивало мужика как следует – должно быть, сообщили, что в Зону скоро. И зря я, похоже, опасался своего лёгкого перегара – от господина переводчика дохнуло свежим коньячным выхлопом. Ощутимо так дохнуло. Нервишки, похоже.

– Тебя как звать?

– Игорь Михайлович. Мы брудершафта не пили вообще-то. – Ух и злющий взгляд у Игоря. Видать, настроился мужик, что проводников нет и не будет, а тут вот он я, нарисовался – не сотрёшь. В карман полез за фляжкой, руки аж пританцовывают, не сразу и пробку отвернул. Был в Зоне явно. Знает, куда завтра пойдём. Даже «хам» прошептал, думая, что не услышу. Ну, тут уж извиняйте.

– Вот что, уважаемый. – Я подошёл чуть ближе и коротким, жестким движением сунул кулаком по рёбрам так, чтобы не было заметно со стороны. – Политес будешь в другом месте разводить. И ежели в Зоне за соску свою коньячную хвататься начнёшь, ноги повыдергаю, спички вставлю и скажу, что так и было.

Закряхтел переводчик, глаза выпучил и начал наливаться дурным цветом, но встретил мой взгляд и сразу сдулся, морду отвернул. Жаль, что французского не знаю – ох, как же не хочется брать такого субъекта в Зону. Гнилое в нём что-то есть. Нельзя людей, что перед ходкой вот так трясутся, в Зону отправлять. Намучаешься с ними. Не, ну его.

– В вездеходе посидишь. Гарнитура есть у всех, вот будешь на расстоянии переводить.

Кивнул. Коньяк опять в карман сунул. Вроде даже чуток успокоился, хотя и смотрит волком. Но бузить и возникать после моей плюхи не станет – гарантия. По нему это видно, что без такой короткой профилактики гундел бы он всю дорогу.

– В Зоне были?

– Были… два раза, – уныло протянул Игорь.

– С кем?

– Сионист водил вдоль нейтралки.

– Как звал вас?

– Её Манон почему-то, а я Толмач.

– Это ваши имена.

Француженка, услышав «Манон», живо кивнула и улыбнулась. Во даёт баба… Толмача, здорового, хотя и уже обрюзгшего мужика, трясёт, а она улыбается, спокойна, в глазах весёлые чёртики. Не понимает, куда завтра идти? Шалишь, брат, понимает она очень хорошо, как и любой «ботаник», что такое Зона. Лучше прочих знает, что может не вернуться. Но какая молодец, однако.

– Но пасаран? – спросил я. Вроде что-то героическое и, если ничего не путаю, французское.

– Уи, но пасаран, сталькер! – И рассмеялась, снова руку жмёт. А толмач скис, и чётко на его лице читается: «Занёс же меня чёрт сюда… погнался, блин, за длинным рублём… заявление пора писать, однако».

И понял я – буду беречь Манон. Обязательно верну в целости и сохранности. На обратном пути доведу вездеход до самого Периметра, чтобы уж точно. Просто так. Не за премиальные, не из-за аферы, что мы с Хорём задумали, а чтоб сберечь этого человека. Знал бы, подписался бы и так на это задание. Эх, Лунь… заразил ты меня чем-то, похоже.

– Я просто Фреон.

– Фре-он… требьен. – И снова улыбка. – Манон.

И по-французски что-то певучей, звонкой скороговоркой, а в глазах искры, довольна, причём, похоже, искренне.

– Она рада, что нашёлся смелый мужчина. Выражает признательность. Для науки очень важно это исследование – мутантная флора Зоны поможет вывести новые сорта… тебе интересно? – Толмач осоловело глянул в пол.

– Интересно. Переводи.

– …лекарственных и разных там других растений. В Париже хотят создать особый ботанический сад, так как в последние полгода… – переводчик зевнул, – растения Зоны по каким-то причинам перестали гибнуть за пределами аномальных территорий и прекрасно себя чувствуют в обычных условиях. Слушай, тебе это реально надо? Она меня уже задолбала своей наукой, честное слово. Весь день выслушиваю от этой помешанной старухи, нашла, блин, собеседника.

– Слушай, ты бы поаккуратнее с выражениями.

– А… она по-русски ни в зуб ногой.

– Зато я понимаю.

Ну, невозможно, до чего противен мне этот Толмач. Вот же зараза. Не желаю я его брать с собой, и всё тут.

– Досадно, Манон, что вы на нашем языке никак не понимаете. Вот ведь довесок… – сказал я и, нисколько не скрываясь, добавил: – Дрянь, а не человек.

– Это я поняла давно, уважаемый Фреон. – Француженка хитро улыбнулась.

На Толмача было жалко смотреть. Он поперхнулся, выпучил глаза и забавно приоткрыл рот.

– Какого… хрена?

– Такого, Игорь Михайлович, что прежде всех достоинств я ценю в людях честность. Ценю настолько, что желаю точно знать, какого о тебе мнения собеседник, и языковой барьер в моём случае – лучшее оружие в борьбе за правду. Так что старая сука, она же сумасшедшая старуха, она же сухофрукт с этого дня не нуждается в ваших услугах.

– Так вы… – Я не договорил.

– О, мой дедушка из России. У него дома, в Льеже, мы разговаривали исключительно на русском языке. Испанский и английский я выучила много позже, в университете.

– Так это… у меня же ещё контракт на полтора месяца, – совсем тихо проговорил Толмач. – Значит, всё, что ли?

– Ну, вы же сами при мне сколько раз жаловались на жизнь, что этот контракт вам… кгм, как вы выражались, не упёрся. – Француженка даже не посмотрела на переводчика. – Вам ведь было плохо на этой должности, несмотря на хорошую оплату. Я вас освободила – и опять нехорошо? Загадочная русская душа… ну что, завтра в путь?

– Именно. До встречи.

И пока топал я до Бара, чтобы обсудить с Хорём кое-какие детали завтрашнего «мероприятия», где-то в душе начало покалывать. Удивительное дело, но стыдно было мне перед Манон за то, что использую её как средство, как рычаг в будущей афере, нельзя таких людей даже близко к грязи подпускать. И то, что наше с Хорём дельце не помешает научной экспедиции, не успокаивало. Ладно. Совесть сталкеру не положена, мешает она в Зоне жить, но как-то остро вдруг вспомнились те времена, когда был «правильным», интеллигентным инженером, вот таким же, как эти самые «ботаники».

Что-что, а техника для Зоны должна быть особенная. Не пройдут по страшной этой земле ни бронетранспортёр, ни даже танк – машины эти хоть и боевые, грозные, да против той же «плеши» или «воронки» полностью беззащитные. Что толку в броне, если давит танк так же легко, как пустую яичную скорлупу? или же просто убивает весь экипаж внутри, разом, моментально, а машина целая. Или вон, на юго-восток от Янтаря длинная колонна танков стоит ещё со Второй катастрофы, и не подойдёшь к ним – жар прёт, как от печи, выгорели машины вместе с людьми, а «жарки» и поныне там. От вечного жара побагровела броня от окислов, из открытых люков в небо горячий воздух столбами прёт, даже земля спеклась под гусеницами… нет, против Зоны слабы военные машины. Даже в воздухе Зона, и потому раньше времени седеют пилоты, которым приходится отыскивать безопасные тропинки в небе среди невидимой смерти, и не всегда спасают их мощные детекторы, сканеры и беспилотники, сопровождающие любой вылет. И даже когда изредка проглянет чистое небо среди привычной хмари, не увидишь в нём белую полоску самолёта – нет им дороги над Зоной, на какой бы высоте ни летали.

Толку от военных машин в Зоне не было, и потому собрали по заказу полтора десятка особых вездеходов. Конечно, проку и от них было бы мало, если, включив дуру, переть напролом «плеши», в сущности, совершенно без разницы, что трамбовать, – бронетранспортёр или вездеход научный. Но триста кило особой, специально для таких условий созданной аппаратуры за десяток метров засекут аномалию, толстые, проложенные поглощающим пластиком борта спасут от Выброса, особому покрытию не страшны кислоты и газовые аномалии, его не пробьёт «электра». А уж полный привод на все восемь широких рубчатых колёс вывезет машину на любом бездорожье. Радовались «ботаники» очень. До тех пор, как накрылась одна такая чудо-машина в аномалии, которую не смог засечь ни один бортовой детектор. И потому уже не один год провешивали сталкеры дороги в Зоне, каждый раз после Выбросов заново отыскивая безопасные пути к научным станциям. Никуда «ботаникам» без нашего брата не деться.

Внешне вездеход напоминал здоровенное жёлтое корыто, перевёрнутое вверх дном и поставленное на восемь широких колес. По бортам «корыта» было всего два окошка из толстого просвинцованного стекла, третье окно побольше предназначалось для водителя: широкий синеватый овал из какого-то особо прочного пакета, усиленного снаружи толстой стальной решёткой. Обзор из него, конечно, был слабый, но из жёлтой гладкой шкуры вездехода выглядывали объективы камер, «разглядывающих» пейзаж во всех частях спектра. Впрочем, сейчас меня интересовала исключительно грузоподъемность научной машины. На моей памяти, на двух таких авто перевезли всё оборудование полевой лаборатории «Позитрон» в районе Красного леса, а это, без малого, пять с половиной тонн. Грузовой отсек вездехода был весьма вместителен. А теперь скрестить пальцы.

– Есть такая традиция, Манон. Перед выходом в Зону нужно обязательно посидеть в местном Баре. Не пить, конечно, но… говорят, это приносит удачу.

– О, с удовольствием. Это ведь не займёт много времени? – Француженка быстро взглянула на часы.

– Нет, что вы… да и, полагаю, если не успеем вернуться сегодня, у вас будет больше времени на сбор образцов. Начальство НИИ вряд ли будет против… к различным неожиданностям они привыкли.

– Намёк понятен. Очень хорошо. Действительно, бывает очень обидно, что в Зону нас выпускают всего на какие-то два-три часа – совершенно не хватает времени. Но… боюсь, я не смогу вам за это заплатить. Если только обратиться к руководству с просьбой…

– Нет-нет. – Я снова почувствовал укол совести. – Мне вполне хватит… кгм… премиальных.

Когда Манон зашла в Бар, где предупреждённый заранее Хорь сервировал столик, я попросил водителя подогнать вездеход к дверям подсобки.

– Это зачем ещё? – удивился он.

– Там списанное и опасное оборудование. – Я со скучающим видом зевнул, махнул рукой. – Уничтожить его «ботаники» не могут, вот и попросили в Зону вывезти и в какой-нибудь подвал сгрузить, пока ящики совсем не прохудились. Всё равно машину гоняем, так хоть с пользой.

– Брешешь ты.

– Тебя как звать?

– Семён.

– Пойдём, Сёма, чего покажу.

Лежали в подсобке Хоря два ящичка. Вроде как и на полках, но… отдельно. Ключи мне торговец выдал, и потому я на глазах водилы открыл тяжёлую дверь и выволок на асфальт большой ящик из толстого химически стойкого пластика, который мы не далее как вчера забили разным мусором, уложив сверху старый научный комбинезон и пару изношенных до почти полной непригодности автоматов. У Хоря нашлась емкость с «киселём» – НИИ заказывал когда-то, да так и не взял, и я, отогнав торговца подальше, вылил немного густой зеленоватой жидкости на комбез и автоматы. «Кисель» был старый, почти выдохшийся, но его хватило – в ящике не то что зашипело, а буквально затрещало, тяжёлая, кислая вонь ударила в нос, и прямо на глазах у одного из автоматов «отгорел» ствол, а на комбезе расползлись широкие дыры.

Когда я откинул замки и открыл ящик, из него выплыл клуб синеватого зловонного дыма. Сёма заглянул, пробормотал «фигасе» и поспешил удалиться.

– В натуре жесть, – поделился он со мной впечатлениями.

– Это ещё фигня… там ящики и похлеще есть. Внешне они, кажется, нормальные, но в них така-ая энергия, что ужас. – Я скорбно покачал головой. – Вроде автомат с виду обычный, а потом может так долбануть, что в этом городке камня на камне не останется. Или радиацией внезапно выплеснет и потравит всё тут. Потому, кстати, и складировали здесь, подальше от Института.

Семён немного задумался, опасливо поглядывая в сторону подсобки.

– И мне что, это всё везти? Ну на фиг… стрёмно. Я этой Зоны и так насмотрелся, но она хоть раньше за бортом была, а чтоб ещё и в машину её грузить – это спасибо.

– Не боись. – Эх, переборщил я немного со «страшилками», как бы не сорвалось всё. – Думаешь, если бы перевозить опасно было, «ботаники» машину выдали? Не, брат… они бы тогда сталкеров запрягли коробки эти в Зону выносить.

– И то верно. А почему именно Бар?

– Вроде как учёные посчитали, что из всех зданий Чернобыля-7 это ближе всего к Зоне. – Я начал импровизировать. – А значит, аномальная активность будет стабилизирована. Да и под замок, чтоб не растащили, сам понимаешь…

– А-а. Ясно. – Семён с важным видом кивнул, мол, всё понятно.

Я подозвал двух скучающих срочников – да уж, мощную охрану НИИ для учёного выделил – два пацана в обычном летнем обмундировании, за плечами АКСУ болтаются, вид удивлённо-напуганный. Совсем ещё сопляки. Ладно, пускай в вездеходе сидят и не высовываются. А пока…

– Эй, бойцы! А ну-ка ящики загрузили в бибику, да смотрите, поосторожнее, не роняйте. Ересь! Помоги ребятам.

Напарник выбросил недокуренную сигарету, неприязненно хмыкнул, но пошёл. И коробки с тушёнкой и концентратами, цинки патронов, кофры с комбинезонами начали откочёвывать из недр Бара в нутро вездехода. Водка, медикаменты, ящики с оружием, пластиковые запайки с десятками, если не сотнями ПМК, детекторов, боевые ножи, ремонтные наборы – много «списанного» добра накопили бывшие хозяева Бара. Бойцы даже немного взмокли, передавая по «цепочке» ящики и тюки. Эх, хорошо, что настолько вместителен вездеход. Пока водитель ругался сквозь зубы на бойцов: «Не ронять!.. аккуратнее, млин!.. не разбей, смотри… укладываем тихонечко, не кантуем, поди, не картошка…», я посматривал по сторонам. На счастье, утро выдалось очень спокойное – не то что «ботаников», которые могли бы заинтересоваться странными погрузками возле закрытого для прочих посетителей Бара, а даже сталкеров и просто обычно многочисленного «планктона» НИИ в научном городке видно не было. Надо же, как оно вышло: вместо меня Сёма на воинов прикрикивает, опасаясь, наверное, что «раньше времени долбанёт», и факт – грузят аккуратно, бережно, ничего не сломали, не побили. Пару раз выскакивал Хорь, довольный, словно кот, дорвавшийся до миски со сметаной. Немного нервничает, но руки потирает, глазёнки блестят, радуется. Погоди пока, ещё может всё псу под хвост полететь, если на воротах пропускника въедливый лейтенант попадётся. Надеюсь, особо смотреть не будут – транспорт научный, документы в порядке. А на объяснение такой странной загрузки вездехода бумажки имеются, собрал Хорь в одну папку и копии актов о списании, и распоряжения об уничтожении. Эх… только бы поверили. Это не простоватый Сёма, что легко на ящик с «киселём» повёлся, там народ подозрительный встречается.

– Кажись, всё. – Хорь снова выскочил из Бара, быстро заглянул в машину. – Нормально. Ну, теперь пора…

– Пора, – кивнул я. – Народ, садимся. Фу, пронеси, нелёгкая…

Электродвигатели мягко заурчали, без труда стронув гружёную машину, и вездеход покатил к пропускнику. Полдела сделано.

– Здорова, Сёма! – Из кабинки возле ворот пропускника выглянул старший лейтенант Прокопенко, или Нюхель, как его прозвали сталкеры. Я выругался про себя – не вредный был этот товарищ, но жутко дотошный и подозрительный. Что, куда, зачем… документы не просто бегло просматривал, а, хищно щурясь, надолго подносил к самому носу, за что, кстати, и имя получил. Долго он бумажки изучал и не раз, бывало, звонил в НИИ, чтоб уж точно знать, что документы не поддельные. Доказать ему, что ты не верблюд, без справки от ветеринара было невозможно. Попали…

– Куда едем? – Нюхель уткнулся в пропуска.

– За кудыкину гору, – весело ответил Семён. Традиция, однако. Чтоб Зона не узнала.

– Ясненько. Угу… угу… на остальных документы?

Нюхель меня, конечно, знал, но всё равно проверил карточку доступа. Так же досконально изучил документы бойцов, даже фамилии переписал. Когда дошла очередь до Хоря, тот заметно сник, подавая свой пропуск.

– Выход не разрешён. Почему едем?

– Запрещён? – переспросил я, решив взять дело в свои руки.

– Нет, но… как бы не предусмотрено допуска. – Нюхель задумался.

– Сопровождаем французского учёного, – негромко проговорил я. – Биолог, по совместительству эколог-инспектор. Нужен переводчик, а данный сотрудник знает язык.

– Так это ж бармен наш вроде. На самом деле знает? – Нюхель с сомнением посмотрел на «данного сотрудника».

– Уи, уи, кес кесе, гарсон! – ненатурально осклабился Хорь. Уж лучше бы молчал…

– Ясно… – Старлей вернул документы, но сигнала к открытию ворот пока не дал. На его челе читались крепкие раздумья. Да, должен был быть переводчик по списку. Но мне сказали, что он уволен и в Зону не едет.

– Буквально полчаса назад нашли замену, – соврал я, как говорится, с места. Всё продумали, чёрт возьми… а про то забыли, как Хоря через посты переправить.

– Уи! – подвизгнул, словно поросёнок, Хорь, и мне пришлось двинуть его локтем по рёбрам.

– Груз есть?

– Ну, так. Везём хлам опасный в Зону выкидывать, – весело сообщил Семён, ткнув большим пальцем за спину. Краем глаза я заметил, как моментально вспотел лоб Хоря. Да уж… раньше он создавал впечатление куда более сдержанного и хладнокровного субъекта.

– Вот, товарищ старший лейтенант. – Я вырвал из рук бывшего бармена папку и передал военному. – Акты о списании, приказы на уничтожение. В НИИ опасно всё это оставлять, так что решили вышвырнуть, вроде раз Зона испоганила, пускай она же и хавает.

– Утилизация – удовольствие дорогое, – уже спокойно добавил Хорь.

– Давай глянем, чё у вас там. – И Нюхель направился к задней двери вездехода. Чёрт…

Дальнейшее иначе как везением объяснить было сложно. Оба «особых» ящика я ставил в вездеход лично. Тот, с «киселём», из яркого белого пластика на виду. Второй, поменьше, специально замаскировал, закрыв куском брезента, спрятал. И расчёт оправдался, хоть и был не особенно надёжным.

– А ну-ка, любезные… дайте мне во-он тот ящичек.

– Который, товарищ старший лейтенант?

– Что под брезентухой зашкерен, – победно ухмыльнулся Нюхель.

– Может, не надо, товарищ капитан?

– Надо, надо… уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна, – продемонстрировал старлей знание классики. – Да только всё не впрок. Открывайте.

– Опасно это.

– Ничё. Переживём.

И я медленно, с видимой неохотой вытащил ящик. Однако доволен Нюхель так, что просто удивительно. Сияет, как майское солнце – как же, сбылась мечта, выцепил злоумышленников, пресёк бандитизм. Небось мысленно уже звёздочку на погоны прикрутил.

Открыл я герметичную крышку, Нюхель, по своему обыкновению, сунулся в ящик чуть не с головой. После чего выпучил глаза, позеленел и отвернулся. Позеленеешь тут… два дохлых слепца, причём провалявшихся в контейнерах НИИ как минимум неделю, зрелище, мягко говоря, неприятное. И при жизни слепой пёс пахнет далеко не розами, а уж дохлый, да полежавший в тепле да сырости…

В общем, Нюхеля вырвало.

Согнувшись, он долго икал и отплёвывался, бурчал что-то бессвязное.

– Товарищ старший лейтенант… говорил, не надо, – с сочувствием в голосе проговорил я. – Ладно, не ожили, с этими тварями оно бывает… а ну как в лицо вцепились бы? Это ж трупный яд…

Старлея согнуло ещё раз долгим, но уже пустым спазмом. Боятся местные воины всяких тварей Зоны – и насмотрелись, и рассказов наслушались. А тут, что называется, собственным носом понюхал и в сантиметре лицезрел.

– У-увозите… н-на фиг! Открывай ворота… Ух, тва-ю мать…

Взвыли двигатели, и толстые, бронированные створки ворот начали плавно расходиться в стороны. Всё. Вырвались.

Ура.

Прокладывать дорожку в Зоне – дело для меня привычное. До Красного леса, бывало, технику доводил, а тут почти ерунда – до Кордона и обратно. За «довесков» спокойнее – сидят они за крепкими стенками вездехода, следить за ними не надо, в аномалию не влезут, не съедят их, да и Ересь сверху на «броне» сидит, обстановку наблюдает – обзор у него там хороший.

Привычно просматривал кусты, перепрыгивал валежник, поваленные стены давно брошенных домов, слушая сзади ровный, спокойный гул двигателей – хорошо, правильно ведёт машину Семён, не напирает, не отстаёт, а разные пни, канавки, лужи грязи для его авто всё равно что ровное шоссе. Радует и то, что вездеход плавающий – путь через речку срежем, потому как деревянные мосты через неё все обвалило, а те, которые бетонные, чем-то непонятным обросли, шерстью какой-то косматой. Без понятия я, чего от этих косм ожидать, и поэтому даже на вездеходе там проезжать не стану. В Зоне закон простой: не знаешь – не суйся.

Ох уж, территории эти новые… странные тут места. Вот, спрашивается, отчего это землю здоровенным пузырём подняло возле заброшенного хутора? Искры вспыхивают вокруг аномалии, дымок курится, да ещё и десяток камней в воздухе висит. Покачиваются булыжники и медленно так крутятся, но не падают, а меж них серебристое колечко летает и так блестит ярко, словно от солнца зайчики ловит. Незнакомая штуковина и, очень даже может быть, «ботаникам» тоже ещё неизвестная и поэтому очень дорогая, только нипочём я за ней туда не полезу. В прошлом году проходил я мимо этого хуторка, чистое было местечко, а теперь вроде и «выворотень» впереди, и слева листья с гнилой травой в какие-то косы заплело, и вообще не нравится мне здесь.

– Стоп машина! – И я предупреждающе поднял руку. Семён среагировал мгновенно – короткое шипение, гул двигателей стих. Нет, водитель хоть и несерьёзным поначалу показался, но дело своё знал. Это в научном городке этакая была расхлябанность и балагурство, а здесь собран, глаза как льдинки, челюсти сжал – совсем другой человек.

– Что там? – послышалось из гарнитуры ПМК.

– Аномалии. Через хутор не пройдём. Давай направо, за мной.

И снова – медленно, аккуратно, внимательно. Гнилой дом, ещё один, между ними дюжина толстых сизых верёвок, шевелятся. Поваленный забор, негромко хрустнувший под колёсами вездехода. И ложбинка, видимо, бывший пруд, дымит бледным туманом.

– Пройдёшь тут?

– Не вопрос, – слышу в гарнитуре. – Ты как, в обход?

– Да. – Не хочется портить новый комбинезон, что Хорь выделил. «Кольчуге», конечно, «серый туман» не повредит, это не «колючка». Но… всё-таки перестрахуюсь. А вот здесь можно и Манон позвать. Тут бывшие приусадебные участки, может, и найдёт чего.

Француженка в каком-то особенном, не знакомом мне защитном комбинезоне проворно спрыгнула на землю. Цвет, правда, тот же, оранжевый, в Зоне совершенно, как мне кажется, не нужный. Заметны они издалека, конечно, что в случае спасательной экспедиции помогает. Да только если и потерялся, отбился от группы «ботаник», спасать уже бывает некого, зато в прицел винтовки поймать оранжевое пятно очень легко – стреляют учёных мародёры, не опасаясь серьёзного сопротивления. Детекторы и оружие у «ботаников» неплохое, и шакальё хорошо это знает. Не раз находил я кости под грязно-оранжевыми лоскутами, а в кучах серого тряпья, что нет-нет, да и встречаются по сталкерским тропинкам, иногда можно увидеть и яркие, апельсинового цвета пятна… есть в Чернобыле-7, в одном из внутренних двориков НИИ, две стелы: погибшие и без вести пропавшие, или БВП. Официально смертность тщательно скрывается, и потому учёные сами, собственноручно поставили два высоких камня и прикрутили к ним таблички. Уже больше сотни фамилий на них…

– Держитесь рядом. Просьба такая, точнее, приказ. – Я опустил флажок перевода огня вниз, к стилизованной картинке дробовика. Нравилась мне эта пушка всё больше – простая в использовании и при странном внешнем виде и кажущейся громоздкости удивительно удобная или, как говорят, «прикладистая». Не утерпел я, потратил несколько дробовых патронов ещё на окраине Зоны, после чего высадил одиночными и короткими очередями полмагазина 5,56 по остову легковушки, целясь в ржавые пятна на дверях. Хорошо бьёт, точно, вопросов нет, отдача мягкая даже при стрельбе из дробовика, не говоря уже про нарезной малокалиберный ствол. Ну и если не соврал Хорь насчёт живучести, то вообще благодать. И, что ещё немаловажно, напоминала она внешне FN2000, непопулярную среди сталкеров, так что покушений на моё оружие скорее всего не будет. Одна небольшая проблема – заметно тяжелее новая пушка привычного для меня автомата, но не беда – знаю сталкеров, что с двумя стволами ходят: дробовиком для тварей Зоны и автоматом для всех прочих тварей. Вот это действительно сложно – хребет у сталкера не железный, и приходится брать меньше припасов.

Первый «сбор образцов» продолжался довольно долго. Манон, забыв обо всём на свете, тщательно выкапывала какую-то совершенно для меня невзрачную травку, потом комок земли вместе с растением следовал в специальный контейнер, и поиски продолжались.

– Знаете, ботаника в Зоне – совершенно невозможная наука, – поделилась она со мной, запаковывая, наверно, уже десятый «образец». – Проблема в том, что мы просто не успеваем классифицировать новые виды. От Выброса к Выбросу погибает десяток видов растений и возникает примерно столько же новых. Изменения стремительны. Такое ощущение, что эволюция здесь, в Зоне, не просто сошла с ума, а стала буйно помешанной. Нам остаётся находить и сохранять по возможности только самые интересные образцы растений… вот. Обратите внимание на это…

Добросовестно сделав вид, что заинтересован находкой, я продолжал внимательно следить за «пейзажем», потому как, кроме интересной, но в большинстве случаев безобидной флоры, в Зоне, к сожалению, обитала ещё и фауна. Сегодня нам везло – ни одной серьёзной зверюги не встретили, а несколько стаек слепых собак обошли вездеход на почтительном расстоянии, даже стрелять не пришлось. Оставалась последняя «точка» с опытной делянкой «ботаников», где они высаживали самую обыкновенную картошку, ячмень, пшеницу и прочее, интересуясь, что именно сотворит с ними Зона. Большинство растений, конечно, погибало ещё до Выбросов, остальное выжигали ядовитые дожди, но упрямые «ботаники» заново вспахивали «огород» и регулярно наведывались на свои делянки. Дорогу туда я знал хорошо, довёл быстро и без приключений. Собственно, приключения начались позже.

– Всё разгромлено. – Манон поковырялась шпателем в перерытой земле, подобрала несколько хилых колосков. – Не знаю, удастся ли что-то собрать.

– Не удастся. Быстро в машину, – приказал я, медленно отходя к вездеходу.

Не было печали… молодцы, «ботаники». Нашли место для своих «делянок». Бывшее садовое товарищество и брошенный посёлок. Сады, заросшие бурьяном огороды, деревянные домики, погреба, а дальше, на пригорке, даже целые улицы ещё почти не тронутых запустением кирпичных домов. Аномалий поблизости нет, но… поспрашивать у сталкеров, можно ли устраивать опытную станцию вблизи брошенного села, никто не сподобился. До сей поры проносило, и я был очень рад, что сегодня у нас есть вездеход. Иначе, наверное, хана…

Молодец Манон. Ни вопросов, ни уточнений. Быстро заскочила в машину.

– Что там? – вяло поинтересовался Ересь, но дробовик приготовил.

– Крысы.

Полуметровая тварь сидела на ветке яблони возле ближнего к нам садового домика. Быстро мотая вверх-вниз заострённым рыльцем, крыса ловила запахи. Костлявые лапки, которых явно было больше, чем положено, прочно цеплялись за кору, пара недоразвитых конечностей торчала даже на спине, покрытой редкими пучками чёрной слипшейся шерсти. Тварь громко скрежетала жёлтыми резцами. Не прячется, не убегает. Значит, не одна она здесь.

Из всех мутантов эти твари, похоже, приспособились к Зоне лучше, чем любое другое зверьё. Унаследовав от предков-крыс живучесть и приспособляемость к практически любым условиям, а также всеядность и плодовитость, они оккупировали половину всех брошенных посёлков и городов. И если поодиночке они были трусливы и не опасны, то в крупных стаях теряли всяческий страх. Гопстоп рассказывал, что даже кровососы избегали появляться в местах обитания таких крыс, с пути стаи мутировавших грызунов убирались чернобыльские псы и тушканы, совершенно, до безрассудства смелые и злобные твари, кидающиеся даже на припятских кабанов.

Я начал отходить к вездеходу, когда тварь, распялив красный ромб пасти, громко заверещала. И со всех сторон – от дачных домиков, ворохов гнилой листвы, провалов на месте погребов – начали выползать крысы. Облезлые, двух и даже трёхголовые, слипшиеся боками крысы, безглазые и с вздутыми, как пузыри, глазами, совершенно голые, красные, и покрытые мокрой, липкой шерстью. Вокруг запищало, заскрипело, послышалось натужное хрипение метровых гигантов, пока ещё неторопливой рысцой приближающихся к вездеходу.

– Давай к реке, – сказал я водителю, взбираясь на крышу вездехода, – там отстанут.

– Да чё там… крысы… – Ересь приложился и два раза выстрелил, причём попал – картечь свалила наповал трёх крыс и тяжело ранила четвёртую, двухголовую. Мутант с захлёбывающимся визгом начал злобно кусать кровоточащий бок, и твари, словно получив сигнал, разом бросились к вездеходу. Несколько мутантов намертво вцепились зубами в резину покрышек и повисли на ней, остальные начали прыгать, норовя забраться на крышу, но соскальзывали с бортов. И, когда вездеход тронулся, с сочным хрустом раздавив несколько тварей, я увидел буровато-серые потоки, выплеснувшиеся из открытых дверей брошенного посёлка. До них было ещё далеко, но в массе относительно мелких уродцев я заметил несколько настоящих гигантов с белыми безволосыми шкурами, собранными в мелкие складки, которые, задрав дугой чешуйчатые хвосты, неслись на широких махах к вездеходу. Уже на автомате врезав Ереси по шее, от чего тот даже не вякнул, должно быть, понял, за что, я попытался снять одну из гигантских крыс. В оптику было хорошо видно, как маленькими жадными ртами раскрылись бескровные раны на теле одной тварюги весом, наверное, под центнер, как она споткнулась и кубарем покатилась, давя своих мелких сородичей. Но из подвалов вылезали новые… придётся уходить.

– Семён, шины не прокусят?

– Да ты чё, их пулей не прошибёшь, – услышал я в гарнитуре негромкий смешок.

– Полагаю, делянки следует перенести в другое место. – Из открытого люка по плечи высунулась Манон. В её руке я заметил лёгкий «Глок». – Вам нужна помощь?

– Благодарю, нет.

– Нужна. – Француженка утвердительно кивнула головой и выбралась на крышу. Я не мог поверить – в её глазах горел настоящий азарт. В другое время у меня бы не заржавело сбить кулаком не в меру ретивого «ботаника» обратно в люк, но… это был не тот случай. Так что я просто мягко столкнул учёного вниз, запрыгнул сам и захлопнул лючок.

Первый удар крысы-переростка слегка качнул вездеход, когда за корявыми деревьями уже показалась река. Под колёсами сочно хлопнуло, захрустело, заскрежетали по обшивке когти, за бортами взвизгивало, верещало, то и дело за круглыми окошками мелькали вздутые тела и длинные голые хвосты. Я представил, что случилось бы, если б не вышло выцыганить вездеход, и внутренне поёжился. Сталкеров, доставшихся чернобыльским крысам, обычно записывали в без вести пропавшие. Любой, даже самый прочный комбез эти твари распускали на мелкие лоскутки, которыми потом устилали свои гнёзда, растаскивали вещи из рюкзаков, а от тел вскоре оставались только начисто обглоданные черепа и несколько трубчатых костей.

Когда вездеход тяжело ухнул в реку и начал отдаляться от берега, мутанты тут же потеряли к технике интерес и начали подбирать раздавленные тушки своих собратьев, устроив несколько драк за особо лакомые куски. Это я уже увидел, подняв лючок и выбравшись на крышу для лучшего обзора: на воде тоже встречались аномалии, не менее опасные, чем на земле. Открытую воду вездеход преодолел быстро, с хрустом и чавканьем проломился сквозь прибрежные кусты и чахлый камыш и, вывернув пласты зловонной чёрной грязи, покатил к последней, намеченной уже мной, точке маршрута. До бывшего Кордона оставалось меньше шести километров, а по этим местам я ходил много и потому не опасался неожиданных подлянок от Зоны. Хорошо, что взяли вездеход. Мысль о том, что стало бы со всеми нами возле тех делянок, если бы не машина, окончательно успокоила тот маленький атавизм совести, который, оказывается, во мне ещё оставался. Да и Манон была довольна – на новых для неё местах обнаружились «невероятно интересные образцы». По идее, когда вскроется наше с Хорём «дельце», не должны её сильно мурыжить. Всё-таки иностранка. Вот кому всерьёз достанется, так это, наверное, Семёну и Нюхелю. Эх, жаль водилу, неплохой ведь он парень. С другой стороны, а не всё ли тебе равно, сталкер? Дело обтяпал, считай, снарягу хорошую поднял, пушку надыбал? Вот и будь доволен, не фига разными Семёнами да Нюхелями голову себе забивать, дело это неблагодарное. Раньше, если уж на то пошло, ты вообще чихать хотел на всех, а сейчас чего-то беспокоишься. Но не идёт почему-то из головы мысль одна, так и стоят перед глазами лица Луня и девчонки его, и почти слышу слова Ереси: «А он смотрел просто и молчал». И сейчас словно стоят они и смотрят на меня, и ничего не могу я с этим поделать. Заноза в душе сидит… вон даже Ересь, подонок каких поискать, и то о многом задумался, молчал сутками, и, кроме как презрительного «сталкерок», я от него ничего другого не слышу. Ей-богу, врежу я ему как-нибудь за этого «сталкерка», но, если подумать, ему ведь в самом деле не за что меня уважать. И мордобоем, чувствую, этого не исправишь…

– В общем, вот что, ребятки. – Я спрыгнул с вездехода, когда мы уже подъехали к тому самому хутору на старом Кордоне. – Ящики все тихонечко перенесите во-он в тот подвал. На лестнице не грохнитесь только. И там складируйте.

Бойцы, апатично просидевшие всю дорогу в вездеходе и даже успевшие как следует выспаться, снова взялись за работу. Судя по их спокойным лицам, они умудрились проспать даже выстрелы и крысиную атаку. Впрочем, я сам запретил им выходить в Зону, а чем ещё заняться бойцу срочной службы, когда не гаркают, не гоняют и ничего не требуют? Правильно, дрыхнуть. Мало того, у меня создалось впечатление, что солдаты ещё не понимают, где, собственно, находятся.

– Эй, бойцы! Вы когда в местную часть прибыли?

– Позавчера…

– Что такое Зона, в курсе?

– Да, чё-то такое балаболил наш комвзвода, что тут радиация есть и всякие фиговины… ну, там, короче, так. А чё?

– Вы сами откуда такие?

– Я с Алтая, а Миха с Кубани.

Да, товарищи «долги», неплохо вы подкузьмили военным своим уходом с постов. Этих пацанов завтра в Зону отправят вместо профессиональных военсталов, что уже в Челябинскую Зону переброшены, и контрактников, которые хоть чуть, но соображали, как тут выживать надо. И эти двое – охрана учёного, причём иностранца… до чего же погаными должны быть дела у НИИ с их новым руководством, что они вынуждены необстрелянных срочников в сопровождение выделять. Уже смерти начались среди военных, а сколько их будет дальше… ничему, похоже, не учатся новые штабники.

– Понятно. Давайте, парни, быстренько, без перекуров, а то уже через час стемнеет.

Хорь, довольный просто до невозможности, тут же метнулся распоряжаться, что куда положить и как разместить. Семён облегчённо выдохнул, глядя, как ящики с «опасным барахлом» покидают вверенную ему машину. Когда всё было выгружено, я подозвал бывшего бармена и жестом показал – мол, отойдём в сторонку.

– Ты же здесь останешься, верно?

– Ну так… товар выгружен, начну раскладывать, там, подмету, вычищу. Замки новые, двери смазать…

– Я не про то. Как учёному и водиле объяснить, что мы без тебя обратно поедем? И на последующем разборе полётов они, думаешь, не скажут, куда ящики сгрузили?

– А, это… фигня, не зарубайся. Официально мне предъявить нечего, я ведь просто воздух увёз. А неофициально – да, меня за это очень даже могут убить. Но кто этим займётся? Экспедицию не отправишь, бойцов не соберёшь – говорю же, для этого нужна не надуманная, а серьёзная официальная причина. Группу сталкеров нанимать, чтоб меня стукнуть, – сомневаюсь. Это денёжков стоит, тратиться надо, а с теневыми капиталами в НИИ сейчас очень большие проблемы. И нужный я буду для вашего брата человек, причём с охраной – «Свобода» поможет, я договорился. Так что не боись – долю получишь, как я и обещал. Молодчина ты, кстати. Ловко всё придумал с транспортом.

– Уи-уи, гарсон. – Я попытался улыбнуться, а Хорь, напротив, поскучнел.

– Теперь тут мой дом, – сказал он грустно. – И не знаю даже, на сколько лет. Может, и насовсем. Ну да ладно, зато семья ни в чём нуждаться не будет, с квартирой, дети образование получат нормальное. Оно ведь того стоит, верно, сталкер?

– Верно. Оно того стоит.

– Эй… ты чего? – обеспокоенно спросил Хорь, но я, уходя в сторону, просто махнул рукой.

Не ожидал я такого. Ну, там, разговоры, конечно, разные ходили… да как оно обычно бывает? Где-то – не у нас, страна большая, мало ли, где что случается. За месяц или полтора до закрытия уже вовсю обсуждали, когда прикроют, даты называли, но… мне не верилось. Не могло быть такого, чтоб ракеты наши стране стали не нужны. Не верилось и тогда даже, как приехали специальные машины и порубили на куски сотню наших «изделий», отличных, проверенных, все испытания прошедших. Не сегодня-завтра их на вооружение принять хотели. Стоял я и смотрел, как тяжёлый нож на тросах превращает в металлолом те самые двигатели, в которые я душу и сердце вкладывал, и не горевал даже, как многие наши, а новыми глазами смотрел. И на семью свою потерянную, и на ночи бессонные, и на радость рабочих успехов, на все те похвальные листы и грамоты, и на бараки прогнившие. На мою жизнь падал тот тяжёлый косой нож, на куски меня рубил. Но нет, не горевал я. Просто новыми глазами смотрел.

Из бараков тех гнилых, грязных, нас, впрочем, не выгнали. Живите, сказали, что с вами делать… и с таким видом, словно одолжение сделали. Все наши, правда, жить в них не стали, а разъехались по родственникам и друзьям, кроме Павла Яковлевича, старого конструктора, соседа моего. Застрелился старик – ему-то ехать некуда было, он этим заводом и ракетами жил. Не понял я его тогда… но ещё верил. Верил в то, что со временем одумаются наши правители, вернут всё на свои круги, не может быть такого, чтоб КБ наше стране больше не пригодилось. Крепко я в это верил, но одной лишь верой дочку не прокормишь. Написал сестре письмо в Москву – мол, некуда деваться, да только у неё к тому времени уже муж был и дети… конечно, не могла она меня к себе заселить. Но пообещала разузнать, у мужа, мол, связи имеются, найдёт что-нибудь. И он нашёл.

Под Каширой колхоз бывший развалился, земли в аренду сдавались, как раз занимался он этими вопросами, искал фермеров. Приехал в Москву с дочкой, встретился с ним, и в этот же вечер отвёз он меня туда. Квартиру в хорошем, крепком доме дал, с кредитом помог, оформил аренду на землю. И места хорошие – лес, река, поля, правда, к тому времени уже заросшие, красота, природа. После бараков тех протухших и зим трескучих мне места те раем показались. И ударился бывший инженер в сельское хозяйство, рьяно, изо всех сил. С местными познакомился, взял на работу несколько мужиков непьющих, что называется, под честное слово, сеструхин муж с техникой, удобрениями помог. И – понеслась… пахал я с утра и до вечера, книги по птицеводству и разведению свиней штудировал, когда и мужики подсказывали, как и что, для меня же всё это поначалу непонятно было. Коровник отреставрировали совместными усилиями, хоть и в долги залезли. Но первый урожай сняли на «отдохнувшей» земле отличный просто, на славу картошка да капуста уродились, с хорошим наваром удалось реализовать – дефицит случился, и Москва до картохи тогда жадная была… а потом пошло и пошло… квартиру я выкупил в собственность. Власти с арендой поблажку сделали образцовому хозяйству, в газетах статью напечатали. Коров, свиней завели, опытный участок с клубникой, теплицы. Народ ко мне на работу пошёл, арендовали ещё несколько гектаров земли. Коптильню я построил, начали окорока да колбасы делать – очень хорошо их раскупали. Думал, вот оно, прекрасно как складывается, всё выходит правильно, работа мне эта нравилась. Не сказать, что в деньгах купались, этого не было – большую часть заработанного обратно на хозяйство тратили, на солярку, ремонт, ещё один свинарник строился, мужикам тоже платил я за работу. Но и нищеты той, с пустыми макаронами, уже не было. Телевизор цветной, импортный, по тем временам роскошь, мебель чешская, дом отремонтированный, свой, и по кредитам выплачивал. Но тут начальство сменилось в колхозе, и…

Делиться надо. Сказали мне это просто, без обиняков, прямым текстом. Злость меня тогда взяла. За аренду плачу, никому, кроме банка, пока вроде не должен, да и с ним скоро рассчитаюсь. Мне и ответили, что, мол, когда поднимался ты, не трогали, а сейчас нужно уметь благодарным быть тем людям, на чьей земле работаешь. Не выдержал – послал я их… и начались проверки. То один инспектор приедет, то другой. Придирки по мелочам, даже подстраивали всякие пакости: в молоко навозу кто-то плюхнул и в санэпидемстанцию доложил – штраф. Жижесборник какая-то подкупленная мразь в реку спустила – опять штраф. И намёки – делись. Совсем работать стало невозможно. Пытался пожаловаться, даже в милицию заявления писал – эти только посмеивались. И вредили.

Сжав зубы от злости и бессилия, начал платить. Присосались, паразиты, крепко, а тут ещё местные братки пожаловали. И та же песня – деньги давай, а мы охранять будем. Честно признался – свободных денег уже нет. Всё на хозяйство, аренду и в карманы местной чиновной братии разошлось, так что извините, ребята, ни копейки. Покивали, уехали, сказав: «Если чё – не обессудь».

И «если чё» случилось.

Горела моя ферма ярко, на километры было видать зарево. Горели трактора, уже свои, купленные, горели теплицы, пылал свинарник, жарко, в красном, дымном пламени исчезала пасека. Обрушилась коптильня с немецким, ещё не выкупленным оборудованием, дымил недостроенный колбасный цех. И второй раз за свою жизнь стоял я и смотрел, как умирает ещё одно моё дело, как пытались тушить начавшийся в десятке мест пожар, хотя этим ничего уже нельзя было спасти.

В милиции для виду повозились немного и расследование закрыли.

Страховые выплаты оказались мизерными. Долг перед банком, уже не такой большой, как раньше, погасить не удалось. Описали имущество и из квартиры переселили меня с дочерью в полуподвальное помещение старого дома в Кашире. Начал грузчиком подрабатывать да по ночам склад охранять. Чёрт с ним, не сломало это меня. Выдержал и снова начал лучшей доли искать да ждать, что стране мои таланты пригодятся. Ничего… всё путём было бы. Если…

Захворала дочь. Бледная стала и только тогда призналась, что болит у неё в боку, когда в первый раз в обморок прямо на уроке упала. И врачи начали мяться и глаза прятать, называя диагноз и стоимость лечения. Аукнулся тот взрыв двигателя под Красноярском, через столько лет отрава дала о себе знать…

Вторую ночь плохо сплю. Не дело это. Завтра в обратный путь вездеход вести, и голова нужна свежая, внимание острое. А вот не могу. Перепсиховал я и на пропускнике, и после разговора с Хорём, и потому сна – ни в одном глазу. Ночевали мы в вездеходе, разве что Хорь не пожелал расставаться с барахлом и потому закрылся в бункере, начиная его уже потихоньку обживать. Чтобы не будить всех, я перебрался в грузовой отсек, зажёг лампу и начал разбирать-собирать «фенечку». Хороший ствол… разобрался я в его устройстве моментально, дали о себе знать навыки технаря, и теперь изучал инструкции по уходу, прилагавшиеся к ЗИПу модульной винтовки. Благо, там был текст на немецком языке, который я частично знал, и понятные иллюстрации. Не соврал Хорь – крепкая конструкция, выносливая, по всему видать, но даже за самым надёжным оружием в Зоне особенный, тщательный уход нужен. От пушки тут вся жизнь твоя зависит, не должна она подвести в решающий момент, и тот сталкер, который своё оружие запускает, не бережёт, совершенно точно не жилец. Почистил. Смазал. И теперь уже собрал намного быстрее, руки запоминали последовательность движений, «привыкали» к новому оружию. Потом просто открыл лючок и выбрался на крышу вездехода. Не особенно умное решение, конечно, но старый Кордон всегда был спокойным местом, а подышать ночной Зоной хотелось больше, чем пресным, отфильтрованным воздухом грузового отсека.

– Вы позволите?

Ну да. Манон. Разбудил я её, видимо, хотя и старался не особенно громко клацать деталями оружия.

– Только если вы будете рядом с люком, – кивнул я. – Ночь здесь относительно безопасна, но…

– Понимаю. Полагаю, завтра вы уже не вернётесь в научный городок?

– Почему вы так решили?

– Это несложно. Я обо всём догадалась, когда вы заговорили о традициях посиделок в Баре. И ящиков в вездеходе стало гораздо больше за то время, пока я распивала скверное варево в том самом заведении. Ваш Хорь абсолютно ничего не понимает ни в кофе, ни в конспирации. – Француженка негромко рассмеялась.

– Догадались вы правильно.

– Говорю же – ценю в людях честность настолько, что хорошо научилась видеть фальшь.

– А вы не опасаетесь, что я за такое знание…

– Нет, нисколько. Если бы вы хотели просто доставить уведённые из-под носа НИИ припасы, стали бы вы с нами церемониться – высадили бы сразу, а не возили по всем намеченным точкам. И, полагаю, не от хорошей жизни вы решились на этот… шаг. Вот, возьмите. С этой карточкой вы сможете пройти на нашу научную станцию – она скоро откроется. Мари Лёпен будет далеко не последним учёным в штате, и… нам будут нужны опытные лаборанты.

– Благодарю. – Я положил карту доступа в нагрудный карман. Вряд ли когда я дойду до западных границ Зоны, сомнительно, что возьмут «неблагонадёжного» сталкера, особенно после нашего с Хорём дельца. Но – научила жизнь не разбрасываться возможностями. Не утянет меня пластиковая карточка.

– Вы хороший человек, сталкер Фреон.

– Чем же? – усмехнулся я. Давненько не слышал я в свой адрес ничего подобного.

– Сложно сказать. Я это просто чувствую. Спокойной ночи.

Да уж… видно, не очень хорошо вы понимаете людей, Мари Лёпен. Сдаётся мне, Ересь куда лучше во мне разобрался.

– Закрывайте люк, Манон. По ночам в Зоне опасно.

Хорь не спал. Сидя на тюках, он копался в какой-то пыльной коробке, которая, судя по её состоянию, находилась в бункере задолго до того, как сюда были выгружены наши ящики.

– Что тут?

– А… местная библиотека. Сталкеры, по ходу, натаскали, чтоб не скучно было «глушняки» да Выбросы пережидать. Глянь, десятка три книжек… и газет старых подшивка. Советских ещё времен… «съезд КПСС», ага… пятилетки, колхозники. Восемьдесят второй… за четыре года, как впервые долбануло. Хм… идея ничего. Книженции прочитанные можно скупать по дешёвке, а потом другим продавать. Навар невеликий, конечно, но то, что у меня есть лоток с печатной продукцией, – это не хухры-мухры. Как считаешь?

Я не ответил. Мне, в сущности, было всё равно, какие там идеи посещают Хоря. А вот в коробке немного покопался. Две стопки книг, обветшавших уже, попорченных сыростью, тлением, пожелтевшие, с налётом плесени. Ходят сталкеры по старым домам в поисках хабара, в подвалы заглядывают, в брошенные квартиры, особенно на «новых» территориях Зоны. И помимо артефактов прихватывают иногда прочие вещицы… Третья шарахнула внезапно, страшно, эвакуировали всех в спешке, да нет, вру я, далеко не всех… много народу так в домах и осталось, когда Зона в одну ночь разбежалась на десятки километров в разные стороны, и вместо тридцатикилометрового в диаметре пятнышка, почти совпадающего с бывшей «зоной отчуждения», стала здоровенным таким, неровным пятном. С севера на юг – считай, семьдесят километров, а с запада на восток – все сто двадцать в самой широкой части. И границы у неё теперь не такие, как раньше – гладкие и ровные, а с выступами, языками, словно брызгами от падения здоровенного шматка жидкой грязи. Много земли накрыло… да и «брызги», говорят, далёко разлетелись, только на Украине с десяток крошечных «зонок» нашли, из которых одна только чуть больше гектара, а остальные вообще в два прыжка перескочить можно. Однако хоть и мелкие они, но самые настоящие… даже аномалии имеются, маломощные, правда, но есть. Ну да не о них разговор… всё, что за Периметром, может быть, и любопытно, да только нам не полезно, и потому не интересовался я этим вопросом.

А вот домами, что на «новых» территориях оставались, интересовался. И не только в плане артефактов. В прошлом году нашёл в подвале одного из таких домиков два больших бронзовых подсвечника, а в другом – набор столового серебра, правда, немного фонящего. В результате патронами и тушёнкой обеспечил себя на полгода, и даже на новый комбез осталось. Ну и прихватывал, бывало, пару приглянувшихся книжек из шкафов – оно очень выручает, когда вынужден сталкер в схроне торчать по несколько суток или дожидаться дельного заказа. А книги из Зоны – они особенные. Да, обожжённые «кислотным туманом» так, что страницы по краям крошатся. Да, потемневшие от близкого присутствия «жарки», сыростью испорченные. Бывает, что и счётчик немного пощёлкивает. Но читаются они интереснее, что ли, ещё одна, своя у них история получается помимо той, что на страницах напечатана…

Вот потому и копался я в коробке. Плохих книжек сталкеры обычно с собой не берут.

– Слушай, мысль такая, – Хорь улыбнулся, листая книгу, – а давай эту Нюхелю на блокпост передадим! Пускай к литературе приобщается.

И торговец протянул мне ветхий томик Хэмингуэя «Прощай, оружие!».

– Ну, ништяк. В самый раз. Завтра бойцов и попрошу вручить лично от Хоря и Фреона. Типа, прочитали, возвращаем.

– Ага, – гоготнул Хорь. – Это будет весело. Завтра, кстати, скажи тем, кто в танке, что это, сбежал я к сталкерам. Ты точно хочешь обратно их провести?

– Точно.

– Да, как хочешь… мне кажется, проще было бы их бросить тут. Водила маршрут помнит, не заплутает, а если и вляпаются куда, нам-то какая забота? Спасателей вызовут, не пропадут.

– Нехорошо это, Хорь. Нельзя так. Я как бы обещал.

– Давно ли таким добрым стал? – Бывший бармен удивлённо поднял брови. – Хотя это не моё дело, поступай как знаешь. Главное, потом сюда возвращайся, с одним человечком познакомлю. Он тоже в деле, вместе пойдёте выходы шукать.

– Не понял…

– Да он надёжный, не боись. Опытный, связи и знакомства имеет. И… ну, я уже договорился.

– Ещё сюрпризы будут?

– Да не… это всё.

– В общем, если узнаю, что ещё какие-то договора имеются, о которых мне неизвестно, – я легонько прихватил Хоря за ворот, – то пеняй на себя. Не расплатишься, учти. А пока, в качестве профилактики будущих сюрпризов, бумажку свою достал и порвал.

– Какую?

– Ту самую, где за пушки и комбинезоны наши вычесть собрался. Считай, этим барахлом ты с нами за доставку товара расплатился.

Хорь поджал губы, вздохнул.

– Ну, ты и барыга.

– Чья бы корова, как говорится.

Торговец неохотно выудил блокнот, вырвал листок и вручил его мне.

– И ещё, – добавил я. – Если появятся новые условия, участники и прочие неожиданности, сам будешь искать проходы за Периметр. Понятно выражаюсь?

– Понятней некуда. – Хорь погрустнел.

– Ну, вот и славно.

В Чернобыль-7 меня, как и следовало ожидать, не пустили. Причём, похоже, дело было не в том, что мы с Хорём облегчили запасники Бара на две с лишним тонны разного ценного барахлишка. Полагаю, за это время наше дельце могло даже и не раскрыться – ну, закрыт Бар и закрыт на висячие замки, Хорь даже бумажку прилепил изнутри: «Инвентаризация». Никого этим не удивишь, вопросов в первые два-три дня не вызовешь. Просто я издалека заметил несколько карточек-пропусков, валявшихся возле терминала, и понятно было, что сталкеры-лаборанты сегодня стали просто сталкерами. Кроме того, мой ПМК отрубили от сети ещё рано утром, хотя мини-компьютеры Семёна и Манон исправно принимали сигнал. Не отключился даже ПМК Хоря – он до сих пор числился работником НИИ, а значит, начальство института пока не в курсе, какую свинью подложил им бывший бармен.

– Семён, тормозни здесь. Мне выходить пора. – Ох, не хочу я близко подходить к «нейтралке».

– Ты чё, в город не поедешь?

– Да не… дела ещё. Вот, книжку держи. Я у Нюхеля её брал почитать, вернуть надо. – И я передал водителю «Прощай, оружие». – Книга и в самом деле хорошая. Спасибо ему передай.

– Удачи вам, сталкер. – Манон улыбнулась. – Но пасаран! Помните, мы вас ждём на нашей станции.

– Счастливо. – Не оборачиваясь, я быстро потопал за покосившиеся кирпичные стены, за рухнувшую «водонапорку», заросли кустов. Вряд ли начнут стрелять, но… чем чёрт не шутит. Может, военным снова премии за отстрел сталкеров назначили. На спокойный, привычно-неторопливый шаг я перешёл, когда стена Периметра осталась далеко позади, скрылась с глаз за редким, покорёженным Зоной лесом. Вот и всё. Вольный бродяга, как и раньше, без прав, без документов, не существующий ни в одной официальной бумаге, вырванный из социума, даже из того маленького кусочка цивилизации, что был в Чернобыле-7. Странно, но я не чувствовал досады на то, что весь мой труд на благо НИИ пошёл прахом. Плевать. Не придётся больше таскать «капли», договариваться в подворотнях с барыгами, возиться с отчётами, бумажками, оформлять в Баре найденные арты. Снова один, хотя бы на путь до старого Кордона, где оставил Философа.

До бункера добрался я под вечер. Вокруг бетонной надстройки уже были вырублены кусты, убраны наслоения прелой листвы, и прямо над тяжёлой, бронированной дверью было аккуратно выведено свежей краской: «БАР «Схрон».

– О, здоров! Я думал, всё уже, поминай как звали. – Хорь вынес из бункера охапку тряпья вместе с гнилыми остатками стула. – Классное тут подземелье, только что замусоренное. Прикинь, там чуть дальше ещё восемь помещений, и уровнем ниже второй подвал есть. Здоровый, но сухой, чистый, там зал и сделаю, только освещение проведу. Походу, уровень ещё ниже есть, но туда дверь намертво заварена.

– Это ещё прошлый торговец в старые времена термитом заделал. Спокойно жить хочешь – оставь как есть, не ковыряй. Да, и дренажку прочисти, а то если сильный дождь – подтапливает.

– Да, сделаем. Тут знакомые ребята, что схрон предоставили, обещались водоочистную систему поставить. Ну и вообще…

– Ага. За спасибо.

– Ну, договорились, что доходом буду делиться. И дорожку, ежели найдётся, они тоже использовать будут. Подвал-то их. Да ты не зарубайся. Сказал я, что получишь обещанное, значит, получишь. Главное, тропинку отыщи, а уж за нами не заржавеет.

– А если вдруг не найду?

– Хреново, если не найдёшь. – Хорь поскучнел. – Придётся обмен через вояк налаживать. Оно, конечно, получится, но сколько придётся за это отпиливать, я думаю, ты догадываешься. И вещицы, которые правильным дядям нужны, так просто за Периметр уже не переправить. Это в большую монету всегда влетало, очень большую, а сейчас, с этими новыми порядками, будет вообще беда. Проще говоря, дяди задолбались делиться. Ты уж постарайся, сталкер.

– Это как получится. Раз договорились – я в деле, хотя ничего не обещаю.

– Понятно. Ну, давай в бар. Знакомиться будешь.

Ересь и тот самый сталкер, с которым предстояло познакомиться, сидели на продавленном диване в одной из комнат бункера. Перед ними прямо на полу лежал лист фанеры, и уже на нём две открытые банки с тушёнкой, порезанный батон и даже нашинкованная колбаса. Початая бутылка водки на импровизированном столе была уже не первой – рядом с фанериной лежали два пустых флакона «справжньої хутipської перцiвки», а Ересь заметно окосел и клевал носом.

– Приветствую, брат! Подходи, присаживайся. А то, поди, организм радиации по дороге нацеплял, вот и выведем.

– Наукой доказано, что водка в этом плане не помогает.

– Это я в курсе… но какой классный повод был, а? Теперь придётся просто тупо бухать без причины. Я Фельдшер буду.

– Фреон.

– Зда-р-рова, Фреон! – И сталкер крепко пожал протянутую руку.

Вихрастый, с открытым, улыбчивым лицом, в глазах смешливый прищур, и не поймёшь – то ли молодой, то ли уже далеко за тридцатник. Светло-русая борода, заплетённая в короткую косичку, крупная серьга в левом ухе – нечасто среди сталкеров встретишь такие «девайсы», видок от них получается едва ли не разбойничий. Но улыбка при этом совсем не злая, взгляд прямой, честный, даже любопытный. Но, самое интересное, комбез особенный, каких я уже года два не видел: лёгкий, камуфляжной расцветки, и эмблема на рукаве – зелёная волчья голова с надписью: «ВОЛЯ», а вокруг стилизованного щита мелкой вышивкой: «Liberté, égalité, fraternité».[1] Давно я «свободовцев» в Зоне не встречал, а если и заходил на Армейские склады, старался базу их обходить. Тёрки у них с «Долгом» были всегда нешуточные, а я на «Росток» заходил часто, как, впрочем, и все наши. Мало ли…

– Ооо… парень скис. Баиньки. – Фельдшер легко подхватил уснувшего Философа и оттащил на стопку матрасов у стены. – Ну, давай за то, чтоб печень зря не пропадала, раз уж с радиацией такой облом. Горилка зачётная, не левак.

– Давай. Отчего бы за удачу не хлопнуть. – И я уселся рядом, заранее подцепил кусочком хлеба золотистого желе из банки. Да… хорошо пошла. Вкусно, скажем так, сивухой совсем не отдаёт. Добрая водка, не соврал Фельдшер, хотя недурно было бы её немного охладить перед употреблением.

– Нормуль.

– А я что говорил! Теперь ещё по чуть, пока не остыло. – «Свободный» сноровисто разлил ещё по одной. – А потом уж посидим, обсудим дела насущные. Ты же в курсе новостей, да?

– Каких? – Вторая пошла ещё лучше. Давненько такой хорошей горилки не пробовал. Если из запасов Хоря, надо бы ему попенять за то, что торговал паленкой. – Вчера ПМК отрубился, и тишина.

– Военные расстреляли прямо с вышек большую группу сталкеров. Утром как раз. Шли ребята вдоль нейтралки, оно раньше безопаснее было. А по ним с пулемётов. Все там остались, говорят, восемь человек. Из научного городка большая часть сталкеров уйти успела, кто-то предупредил, ну а тех, кто остался, повязали или постреляли – замес, говорят, страшный в городе был. Четыре военные экспедиции в Зону вышли, две из них – к «Ростку». Ведут какие-то сталкеры, шкуры. Но ничего, далеко не проведут. Давай за упокой погибших бродяг, сталкер. А заодно отходную по тем уродам, что воякам продались. – И Фельдшер снова взялся за бутылку.

Выпили, не чокаясь, и «свободный» продолжил:

– Перемирие у нас с «Долгом» пока. Дружить – не дружим, но грызню приостановили. Уроды они, конечно, слов нет, я бы сам военных к «Ростку» провёл, чтоб они сохатых пошерстили за ребят наших, но не те времена, брат. На, держи… коды поставь на свою машинку, чтоб сигнал принимала. На «Ростке» станция работает, и наши тоже оборудование подключают. Без инфы в Зоне беда.

Пока я вводил десятизначные коды, Фельдшер задумчиво катал опустевшую бутылку по «столу», казалось, напрочь забыв о моём существовании. Но потом словно очнулся и, улыбнувшись, хлопнул в ладоши.

– Эх, жизнь идёт дальше. В общем, наслышаны в «Свободе» о тебе, мужик. Вроде как ты неплохо в подземельях шаришь, вот и попросили Хоря с тобой перетереть. Видишь ли, и так в последнее время «Свободе» нелегко живётся, а тут ещё и кислород нам перекрывают – старые каналы йок, денежка тоже йок, совсем плохо, однако. Глупые дядьки наверху большую бяку сделали всем и сразу, а пока поймут, если, конечно, поймут все местные нюансы, то уже поздно будет. Если не от пули армейской, так от голодухи вымрем.

– Ломать – не строить, – вспомнил я высказывание академика Яковлева.

– Точно, – кивнул Фельдшер.

Что за каналы – понятно. Все группировки в Зоне кем-то, да спонсировались. «Долг», например, почти не скрывал дружбы с военными и открыто сотрудничал с российско-украинскими вооружёнными силами, дислоцированными вдоль Периметра и на нескольких «внутренних опорных точках». Случалось, вместе вояки и «долговцы» «Монолит» шерстили, вместе и от мутантов отбивались, совместно в Зону ходили. И за всё это «Долгу» от новых штабников почётное звание присвоено: «незаконное вооружённое бандформирование». Так сказать, в благодарность. Хорошо помню лицо Седого в тот момент: сначала непомерное удивление, потом секундная растерянность, и вдруг заиграли у главного «долгана» желваки на скулах, сжались кулаки. Ох, не скоро военным удастся после такого фортеля доверие «долговцев» заслужить. Но и у чёрно-красных дела тоже скоро будут швах. Запасы у «Долга» есть пока, продержатся какое-то время. А дальше? У них же всё снабжение через военных и учёных шло…

– Слушай, а на «Ростке» «Позитрон-2», станция немаленькая, соответственно, «ботаников» море, лаборатории у них там полевые. Что с ними, не в курсе?

– Яковлев ещё держится, – сказал Фельдшер. – Сковырнуть такую фигуру не выйдет. Сам он упёрся, и нипочём с «Ростка» уходить не желает. «Ботаники» дружно подписали отказ эвакуироваться.

Ясно. Интересно, надолго ли хватит учёных. Снабжение у них тоже встанет – отговорка найдётся, мол, невозможно ни наземной технике, ни вертолётам добраться. Ещё чуть – и плакал «Долг». А также «Свобода» и мы за компанию. То-то «фримены» зашевелились, начали искать проводников. Знал бы, что с кем-то, кроме отмычки, по Зоне ходить придётся, послал бы я Хоря в глубокую аномалию.

– Тебе должны были сказать, что Фреон не любит попутчиков. – Я посмотрел в глаза Фельдшеру. – Особенно в Зоне.

– Говорили. Но дополнительный ствол и ещё одна пара глаз в таком деле лишними точно не будут. Не боись, обузой не стану. И ежели попутчиков не любишь, то Философ каким боком с тобой ходит?

Сказать ему или нет, что этот субъект – не совсем попутчик, а «страховка» на случай ненайденной аномалии? Или не нужно пока? Фельдшер этот вроде идеалист со взором горящим, не поймёт… а отношения портить перед ходкой не очень хочется – как бы не спелся он с Ересью, и тогда вполне может нарисоваться нехорошая перспектива для сталкера Фреона.

– А… отдельная история. Его, кстати, Ересь зовут. А всё-таки почему со мной идёшь?

– Ладно. – Фельдшер подтянул к себе рюкзак и вытащил оттуда небольшой металлический кейс. – Нужно мне за Периметр это вынести.

– Что там?

– Всё, что успели в Зоне насобирать. Сканы документов, фото, видео, обращения, статистика. Смерти. Короче, подробный срез всего, что тут творится. Несколько съёмных хард-драйвов в защитной упаковке.

– И зачем?

– В связи с новыми порядками потребовалось нашим… партнёрам. Ты же знаешь, мы информацию всегда очень тщательно собирали. Компромат на местных начальничков копили, кино снимали, фотографировали, интересные бумажки временами тырили. Знаешь, всё равно бы сделали так, чтоб тайное явным стало, а уж по чьей милости информация всплывёт, не суть важно. Видишь ли… если проход найдём, треба ведь сделать так, чтоб как можно дольше этот самый выход не был найден всеми прочими заинтересованными пиплами. Вот и надо, брат, важнецкого козыря нашим союзничкам вручить, на всякий пожарный случай. Ну, это мне по крайней мере так наше начальство объяснило. А там видно будет, для чего и почему. «Свобода» попросила – значит надо.

Но что-то погрустнел Фельдшер. Плечи опустил, снова начал катать пустую бутылку.

– Не нравится мне это всё, Фреон. Как по мне, давно бы эту инфу всем… знаешь, абсолютно всем людям показать и рассказать, что здесь на самом деле творится. Ведь врут, дико врут про Зону там, на Большой земле. Ни одной правдивой бумажки за Периметр не уходит, ежу понятно, и никто не знает, сколько здесь народу мрёт. Молчат, гады, или брешут по-чёрному. А это… неправильно. Ведь если бы по-честному, стал бы ты, Фреон, по подвалам ныкаться и на птичьих правах существовать, если бы знало человечество про Зону? Ну, то есть всё знало? Нет, брат… был бы ты тогда большим белым человеком, героем, несущим свет в этот мир, прогресс бы двигал. Уважение, деньги, достойная жизнь, а если повезёт, то и старость. А не как сейчас – всякую мразь кормим, что на смертях сталкеров жиреет год от года, и подыхаем безвестно в грязных канавах. А на этого глянь… Ересь. Знаешь, сколько таких желторотых враньём про Зону соблазнили? Сколько их тут по кустам осталось? Знали бы правду, то разве сунулись бы?

– Правду? Хм… ты всё справедливость хочешь найти, фримен? Чтоб по-честному? Э нет… не так мир устроен, пора бы уже понять, не сопляк, поди. Думаешь, если б узнали правду, всё так вот взяло бы, да и поменялось? Хех… не в правду человек верит, а в сытое брюхо и тёплый угол, да чтоб работать поменьше и послаще жрать. До фонаря им вся твоя истина, я тебе точно говорю, чихать им и на Зону, и на людей, что здесь живут. Ну, пошумят чуть, газетчики подзаработают, может, даже митинг где-нибудь в Европах состоится – людям, в сущности, иногда нужно немного покричать и ногами потопать для самоутверждения. На большее не рассчитывай.

– Хорошего ты мнения о людях, – удивлённо присвистнул Фельдшер.

– Поводов пока не было, чтоб его поменять, – огрызнулся я. – Ты вроде по делу хотел поговорить?

– Лады. Ну, по делу, так по делу. Вот, короче, что мы имеем…

Остатки трапезы были сдвинуты с фанерины, и на неё легла карта Зоны с «новыми» территориями. Глаз привычно отметил Янтарь, Склады, Тёмную долину, странные пометки в «новых» районах, и хоть и видел я такие карты не раз, не переставал поражаться, какой громадной стала нынешняя Зона по сравнению с той, старой.

– В общем, начать, наверно, лучше с Агропрома-2. Там к западу от бывшего НИИ продолжается подземная транспортная ветка… никто далеко не заходил, но здесь и здесь есть хреновины, напоминающие надстройки вентиляционных шахт…

– Забудь. Там всё затоплено.

– Бывал?

– Бывал…

В тоннеле было шумно от непрерывно сыплющихся с потолка капель. Удары множества водяных шариков о бетонные плиты подземной дороги создавали непрерывное, многоголосое эхо, к которому я, правда, уже привык и почти не замечал, вылавливая в этом звонком шуме иные звуки. Потому и запеленговал тихие, шлёпающие шаги и успел выстрелить на звук прежде, чем луч фонаря выхватил бледного, почти полупрозрачного урода.

Нечто перламутрово-белёсое, студенистое, похожее на помесь обезьяны с жабой, открывало беззубую пасть и тянуло ко мне тонкие суставчатые лапки. Из простреленного горба, заменявшего мутанту спину, на размокший бетон выливалась маслянистая зеленоватая жидкость, под кожей сросшихся век шевелились незрячие глаза. Тварь перевернулась на живот и издала звук, похожий на громкую отрыжку, и дальше по коридору низко заурчало, хрюкнуло, и частые шлепки слизистых лапок стихли в одном из узких боковых ответвлений. Этот уродец, да ещё, пожалуй, нечто грязно-белого цвета с непомерно раздутой, словно пузырь, мягкой головой были единственными тварями, встретившимися в этом нескончаемом туннеле, да местами лежали промеж горок прочего хлама аккуратные кучки тонких, словно прутья, ломких костей. Бестолковое подземелье… можно было бы и не ходить. Не то что артефактов, но даже ничего похожего на аномалию не нашлось, хотя последнее обстоятельство скорее радовало, чем огорчало. А так… мокрый бетон всех оттенков серого, весь в пятнах, наплывах, а сверху известковые сосульки на сводчатом потолке. Мелкое стекло от давно упавших на пол ламп дневного света хрустит под ботинком, лужи кругом, рыжая от ржавчины арматура, куски проводов в гнилой изоляции, обросшие плесенью шкафы из ДСП в боковых закутках. И холодно, кстати, ощущение такое, что до самых костей отсырел. Звук капель неуловимо изменился только под вечер, когда уже отмахал под землёй километра четыре, не меньше, а сам туннель заметно пошёл вниз, и оттого, наверное, отдельные лужи, встречавшиеся по пути, стали одной, но большой, от стенки до стенки. И дальше, насколько хватило света мощного фонаря, лужа не кончалась, зато опускался потолок. Можно было бы пройти, чтоб удостовериться, что туннель действительно затоплен, но там, на самом краю освещённого пространства, стояли люди. По крайней мере мне так показалось вначале… десяток белых, морщинистых тел по пояс в воде, и оловянно блестят в свете фонаря пустые глаза. Неподвижно стоят, даже не шелохнутся, только быстро зевают черными ртами, словно рыбы, выброшенные на берег. Дальше я не пошёл, естественно, а сразу развернулся и обратно, к свету, держа наготове автомат и постоянно оглядываясь. Никто за мной не погнался тогда, не преследовал… но с тех пор по этой секретной транспортной ветке я не ходил, хотя заказы и случались пошукать там потеряный транспорт с боеприпасами.

– Там затопило всё, – добавил я. – И… недоброе место. Не пройдём.

– Ну, ты даёшь, мэн. Недоброе место, скажешь тоже… как будто в Зоне они для человека ласковыми бывают. Тогда что на Янтаре?

– Можно посмотреть. Но видишь, там вряд ли будут выходы в тоннели. Комплекс глубокий, но в целом… компактный, что ли, не находил я ничего такого, чтоб на пути сообщения указывало. Да даже если и есть, караванам далековато придётся ходить. Секретная лаборатория здоровая, это да, но… мне кажется, время потеряем.

– О'кей, как скажешь. Вычёркиваем. Глянь здесь ещё, к западу от Болот. Наши ходили, говорят, бункеры есть и вниз лестницы, но… сам понимаешь, спускаться стрёмно им было, так, на карте отметили – и домой.

– Посмотрим. Там может быть ветка от Городища до бывшего вахтового посёлка, что на «новых» территориях, и дальше на Большую землю где-нибудь в районе Петровского. Но это только предположения. Проверить надо.

– Решено. Завтра туда и намылимся. – Фельдшер сложил карту, зевнул и завалился на диван. Засопел он практически сразу. Немного завидую людям, способным вот так засыпать.

– Слухай, давай чутка тормознём, – негромко попросил Фельдшер, и я обернулся.

– Чего, притомился?

– Да не я. Вон, Философ прихрамывает. Надо бы привал устроить.

Я осмотрелся. Место для остановки было не очень подходящим: широкая, хорошо просматривающаяся луговина с пластами слежавшейся, буроватой осоки, редкие ольховые гнилушки серыми столбами… и под ногами чавкает мутная влага. Западный край Болот… дальше будет ещё веселее. Хорошо, что ботинки «Кольчуги» непромокаемые. Был бы в старом комбинезоне, то воды в обувь уже набрал бы по литру.

– Садись, чудик. – Фельдшер выбрал кочку посуше. – Снимай боты. Тваю налево… слушай, Фреон, ты где эту… Ересь откопал?

Вот уж не думал я, не гадал, что портянки Философ вязать не умеет. Носки-то свои он уже все издырявил, ни одной пары не нашлось, вот и выдал я ему вчера две новенькие портянки, вырезанные из мягких, но прочных подкладок «Покровов». На другое эти костюмы не годились, а так как Хорь их забирать из Бара не стал, то я обеспечил себя хорошим материалом на год вперёд. Но представить, что мой «напарничек» такое у себя на ногах накрутит, я не мог. Куски ткани на ступнях были просто завязаны узлами, и естественно, кожа на пятках была стёрта до крови. Всё, приехали.

Фельдшер сноровисто достал походную аптечку и на удивление профессионально начал обрабатывать потёртости. Пинцет взял, кусок ваты в какой-то буроватой жидкости обмакнул, после чего быстро и аккуратно почистил ранки. Ересь зашипел, дернул ногой, но «свободовец» держал крепко.

– Тихо, не рыпайся… сейчас повязку наложу…

– Слышь, ты прямо настоящий доктор. – Я смотрел, как ловко ложатся витки бинта. – Где так настропалился?

– А тебе имя ни о чём не говорит? – Фельдшер усмехнулся. – Ни разу и не спросил за всё время. Разговорчивый ты мужик, это я заметил… а настропалился в медакадемии. Я же по профессии хирург. Причём с небольшим стажем, ага. Ты сам-то кто?

– Инженер-конструктор.

– Ну на фиг? Так мы с тобой, получается, интеллигенция, блин?

– А то, блин! Интеллигенты и есть, а хрен ли? – улыбнувшись, кивнул я.

И Фельдшер весело, заразительно рассмеялся, не прекращая, впрочем, оказывать первую помощь.

– Я, честно говоря, решил, что ты вообще улыбаться не умеешь. Я уж про себя «несмеяной» прозвал, думал, тоскливый тип. Но теперь вижу, мужик ты, в общем, ништяковый, хотя и замкнутый.

– Спасибо за характеристику. – Надо же, разговор пустячный был по поводу профессий, считай что трёп, а вечные тучки в душе чуток разошлись. Нет, спасибо нужно будет сказать Хорю за попутчика. Понятно, что «Свободе» очень интересно будет, занимается ли их проблемой сталкер Фреон, или всё же решил-таки кинуть Хоря, получив задаток в виде пупки и комбинезонов. Не просто кейс за Периметр Фельдшеру вынести надо, а ещё и проследить за соблюдением «договора». Я это знаю, «фримен» это тоже знает, но об этом не говорим – зачем? Отношения портить в команде? Конечно, это обстоятельство раньше меня не сильно воодушевляло. А вот теперь даже рад, что Фельдшер с нами идёт. Тем более что кинуть торгаша никогда не поздно, если вдруг ходка невыгодной станет, и «свободный» в этом деле вряд ли мне сможет помешать.