Вечер был украшен походом в ресторан. Конечно без его жены, которая занималась ребенком. Бригада была ташкентская, так что изобиловали восточные блюда. Я взял лагман[1] и плов. Естественно, взяли и бутылку старого коньяка «Дагестан», который хорошо пошел с капустными салатами и нарезками сыра. Характерно, что по окончанию ужина оба сделали попытку рассчитаться за стол. Я уступил Ашеру заплатить двадцать пять рублей, но зато на чай дал четвертак, что узкие глазки Нахалата оценили. Понты, конечно, но у восточных людей принято меряться пиписками, так что я немного возвысился в глазах узбека. А деньги у меня были и немалые. Продал машину, немного снял со счетов, полагая что наличные более нужны среди азиатов.
Вот так и ехал (я на три килограмма прибавил в дороге) пока не вкатились на платформу провинциального Ташкента. Полного тепла и каких-то «восточных» запахов благовоний и фруктов. По совету Ашера я джолжен был сперва утроиться в гостинице на против Воскресенского базара. Но я не удержался — почтил память Ахматовой.
… Ахматова находилась в Ташкенте с ноября 1941 по май 1944 — с ноября 1941 по конец мая 1943 она жила в доме на ул. Карла Маркса, 7, в Общежитии московских писателей — который она называла «лепрозорием» и иногда «вороньей слободкой», а свою маленькую комнатку — «копилкой» — до того как комнату выделили для эвакуированных здесь размещалась касса Управления по делам искусства — сейчас эта часть бывшей улицы Маркса называется Сайилгох — место на котором стоял дом выходит на площадь Мустакиллик — от него сохранился лишь пандус перед фонтаном — в мае 1944 г. она переехала в «белый дом» на Жуковской, 54 — здесь Ахматова сначала жила на балахане (надстроенная комната «на крыше»), в которой до этого жила вернувшаяся в Москву Е. С. Булгакова — «колдунья», а после отъезда Луговского, занимавшего вместе с сестрой две комнаты, заняла одну из их комнат — сейчас Жуковская названа именем Садыка Азимова — дом также не сохранился — история ташкентских домов и топонимов — хорошая тема для детектива… И еще всего одно четверостишье, так и названное:
Ташкент
Затворилась навек дверь его
А закат этот символ разлук…
Из того ж драгоценного дерева —
Эта скрипка и тот же звук.
Я вспотел в своей неизменной дубленке, пока дочапал до гостиницы. Напротив отеля был расположен огромный Воскресенский базар. Торговый комплекс занимал территорию в несколько гектаров. Выбор товаров на рынке был огромен: здесь можно было купить и дорогие духи, и ветхие предметы старины.
Здание отеля, как мне сказали в администрации, построили в 1958 году. Сооружение имеет п-образную форму и состоит из центрального пятиэтажного корпуса и двух прилегающих к нему четырёхэтажных пристроек.
Вероятно, гостиница «Ташкент» была частым местом проживания обеспеченных гостей. Горничный отеля (тут почти нет женской обслуги) сообщил, что здесь останавливались боксёр Мухаммед Али и один из правителей Индии. На первом этаже здания расположена галерея с фотографиями известных постояльцев гостиницы. Надеюсь, я не попаду в эту выставку.
И конечно, администратор знал Нахалат Ашера, что выразилось в предоставлении мне полулюкса.
— Живи, дорогой, сколько хочешь, — сказал сопровождающий, — друг Нахалата — мой друг!
И не глядя смахнул мой полтинник в ящик конторки. И это не считая оплаты номера на пять дней по 3–20 в сутки. Даже в Москве брали максимум четвертак, но чаще ограничивались червонцем. «Таких друзей — за хобот и в музей! — подумал я раздраженно».
Ну а дальше моя жизнь потекла привычно и неторопливо. По какой-то, мне неведомой, причине Комитетчики не обнаружили меня в Узбекистане. Хотя я зарегистрировал свое присутствие и временную прописку в городском отделе милиции и официально устроился на работу. Кстати, на склад к своему попутчику — Ашеру. Ну нельзя в советском союзе не работать, могут пришить статью 209[2] — тунеядство и отправить на зону.
То, что у меня была инвалидность, в какой-то мере оправдывало. Но второй вопрос — на какие средства живешь — мог оказаться опасным и привести на след Комитет. Так что спокойней было устроиться фиктивно или как я — сутки через трое.
А хитрому узбеку нужен был свой человек, ибо по ночам бывало приезжала машина и спорые грузчики грузили в нее часть товаров. А мне помимо зарплаты (в 114 рублей, минус подоходный налог и за бездетность) капало еще двести в конверте за молчание.
Жилье я тоже снял. Чисто узбекское.
С минимумом мебели — одна комната большая, вторая — спальня, где хозяева для меня все же поставили кровать, с неизменной верандой и персиковым садиком. Среди таких же домиков в «махалле». Об этой скученности в доброжелательстве людей хорошо сказал местный поэт Сухбат Афлатуни:
«Махалля переводится как 'место»
несколько домов из саманного теста
слипшихся как пельмени
помешиваемые шумовкой времени
а детство переводится только как «детство»
солнце между уроками чтения и пения'
Я снял домик на полгода. Не дорого — всего за тридцать пять рублей в месяц. Он все равно пустовал, хотя был полностью жилым. Такие домики строят для детей, в ожидании их взросления. Но будущему хозяину дома пока было всего семь лет. Тем ни менее он уже был повенчан с такой же соплюшкой, да и дом соседи построили совместно. Для будущих жениха и невесты.
А по случаю моего вселения закатили праздничный ужин, который стоит описать подробно.
На ташкентских гостевых достарханах сейчас достаточно много современных продуктов. Это от избытка цивилизации.
Но традиционный чай вначале трапезы, лепешки, сухофрукты, миндаль и фисташки никто отменить не в силах. Да и не вправе.
Прелюдия к основной трапезе — горячая самса с мясом и курдючным жиром — думбой. Она была овальная, с тонкими золотистыми стенками в веснушках жареного кунжута.
После самсы последовала традиционная шурпа. Ароматная, обжигающая, с куском мяса на тонком ребрышке.
После шурпы вновьпили горячий чай.
Затем наступил час «Ч». Пришло время плова.
Ташкентский махаллинский плов. Где рассыпчатый рис, много мяса, кусочки думбы, кружок колбасы-казы и маленькое, прогретое в плове яичко беданы (перепелки).
Ах, как мне было уютно! Наверное я в душе был восточным человеком…
Вот так и текла моя жизнь. Я учил язык, купил маленький телевизор и попытался достать туристическую путевку по дружественным странам — Болгария, Польша и т.д. Нахалат Ашер твердо пообещал договориться с профсоюзом и обеспечить мне желанную поездку по странам социалистического лагеря.
— Стоить будет две тысячи, — таинственно сказал он жирными губами мне на ухо, — осилишь.
— Осилю, — ответил я, подумав, что надо бы подкупить валюту. По слухам продавали на местном пышном базаре немецкие марки. Время евро еще не наступило.
Народ каламбурил: «Курица не птица, Болгария — не заграница». В этой стране и впрямь все было привычное: буквы на вывесках, понятная речь и даже лозунги, как дома — те же коммунистические. Зато в Болгарии были дубленки, а в СССР нет. Мне, конечно, дубленка не требовалась. Зато у профсоюзного боса был сын, который по комплекции почти равнялся со мной. О чем по-секрету теми же сальными губами сообщил Ашер. И я намек понял.
Местком (местный комитет профсоюзной организации) дал добро, а я переоделся в куртку, благо уже стало тепло и даже жарко, как обычно в апреле. В конце апреля температура воздуха составляет 20 градусов, днём она достигает 26 градусов, а ночью опускается до 12. Ну как не вспомнить погоду в Израиле, где я доживал старость. Теперь следовало получить в ОВИРе заграничный паспорт и купить заветную путевку. Меня заверили, что все в ОВИРе будет якши!
Туры в Польшу, Чехословакию, ГДР в среднем стоили около 250–270 рублей, не считая дороги, или немного больше. Поездки в Румынию и Болгарию обходились чуть дешевле.
Мне продолжало везти: не только ОВИР пропустил и одобюрил, но и путевка оказалась смачная: круиз по морю с заходом в страны нашего лагеря, а потом пять дней в Югославии, в курорте Дубровники. Мне даже дали памятку туриста, где после предостережений и основ поведения Советского Человека было сказано:
'Жемчужина Адриатики — так часто называют Дубровник, один из красивейших городов на побережье Южной Далмации. Этот древний город основан в VII веке. В Дубровник едут за вкусной едой, архитектурой в венецианском стиле, очень красивыми пейзажами, ухоженными пляжами.
Канатная дорога на вершину горы Срджв над Дубровником — отличная возможность полюбоваться с высоты птичьего полёта на Адриатическое море и Элафитские острова. Нижняя её станция находится на улице короля Петра Крешимира IV в северной части Старого города. Отсюда раз в полчаса наверх отправляется вагончик. Билет можно приобрести на станции…'. Кроме того от Дубровников Советских туристов возили на автобусе в Италию. На один день…
Отъезд намечался на 26 апреля 1966 года рано утром, чтоб успеть на паром…
[1] При большом количестве бульона лагман похож на суп, при других способах приготовления — как лапша с подливой и сложной начинкой.
[2] С 1961 по 1991 гг. в СССР все трудоспособные граждане, которые уклонялись от общественно полезного труда, назывались тунеядцами.
Статья №209
Под это понятие подпадали те случаи, когда лицо уклонялось от общественно полезного труда и проживало на нетрудовые доходы более 4-х месяцев подряд или в общей сложности в течение года, и в этой связи ему было сделано официальное предостережение о недопустимости такого образа жизни.