На удивление спокойно отреагировал полковник Бурый на сообщение об избиение очередных представителей чеченской диаспоры. Нет, в этом времени они диаспорой не считались, а числились добропорядочными гражданами Советского Социалистического Союза Республик. Но то, что они могут потерять авторитет на Черноморском побережье, взбесило Фархада Рашидова. И он бы несомненно принял жесткие и экстренные меры, кабы не тень, проникшая в его покои ранним утром. Фархад немного посипел под грубой ладонью этого таинственного визитера и замер, выгнув спину в попытке последнего вдоха.
У трупа неестественно выпучились глаза и бородатое лицо посинело, а нос заострился.
А я вечером смог наконец пообщаться с Боксером. Это был легкий флер эмоций, паутинка понимания, но узнаваемое и в чем-то родственное. Мне по-стариковски хотелось покоя, уюта. А Боксер в новом своем понимании окружающего мира напротив — ликовал. И намекнул, что не будет мне покоя, если не уничтожить главу мусульманской банды.
Я отнесся к факту предполагаемого убийства спокойно. Люди, прошедшие горнило девяностых, ко многому относятся спокойно!
Алиби у нас сохранилось, ибо вышли и вернулись в санаторий через окно. И дежурившая в коридоре второго этажа медсестра была готова подтвердить это алиби. Но не потребовалось.
Начальник милиции не заинтересовался внезапной смертью видного чиновника, а оперативная служба списала убийство на национальные разборки. Крымские татары очень недобро относились к чеченской группировке…
И лишь на другой день полковник попросил меня заглянуть к нему и робко поинтересовался в каких же отчаянных частях служило мое тело. Но я и сам толком не знал, хотя расправа с бандитами впечатлила и запомнилась. Приемы, используемые Боксером и скорость реакции вызывали уважение. Это была адская смесь оперативного самбо и незнакомой мне техники, но явно имеющей аналоги в Китае. Я и сам в молодости занимался тайским боксом, да и в армии изучал самбо. Но особых успехов не достиг. Мне больше нравились настольный теннис и шахматы.
— Товарищ полковник, — сухо сказал я, — вы сами понимаете каков режим секретности. Но готовили нас на совесть…
— Да я просто к тому, что может вы и кружок самообороны у нас вести будете. А то мои оглоеды физкультуру не очень жалуют. Самбо, конечно, изучали на курсах, но этого недостаточно.
— Я еще и ваше предложение работать кинологом не принял, — ответил я.
— Ну так думаю — примите. Оклад хороший, места и природа у нас прекрасные. Жилье для вас выбьем. Чем не место жить и работать. Курсы закончите, у нас тут недалеко — в Нальчике курсы есть международные для собачников. Сразу звание повысим.
Про международную милицейскую школу кинологов в Кабардино-Балкарии я слышал. Сначала это была школа милиции, которая стала настоящей кузницей кадров в области служебно-розыскного собаководства, оперативно-розыскной и административной деятельности и следственной практики. В годы Великой Отечественной курсанты и преподаватели Нальчикской школы милиции грудью встали на защиту Родины и Кабардино-Балкарии от немецко-фашистских захватчиков. Многие из них погибли в схватке с врагом, ценою жизни приблизив долгожданную победу. В послевоенные годы школа продолжала выполнять главную задачу — подготовку специалистов-кинологов и оперативных работников.
Вернувшись со службы я даже подумывал пойти в милицию именно собаководом, но журналистика переманила. Вот тогда и брал интервью в местном питомнике от уголовного розыска, а его начальник — Виктор Другов как раз эту школу и кончал.
— В «кабарду» — не в Чечню, съездить можно. А вот чеченцы урок после войны не усвоили, заново наглеть начали. Вы, конечно, помните указ президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1944 года «О ликвидации Чечено-Ингушской АССР и об административном устройстве ее территории», который гласил:
«В связи с тем, что в период Отечественной войны, особенно во время действий немецко-фашистских войск на Кавказе, многие чеченцы и ингуши изменили родине, переходили на сторону фашистских оккупантов, вступали в отряды диверсантов и разведчиков, забрасываемых немцами в тылы Красной армии, создавали по указке немцев вооруженные банды для борьбы против советской власти… президиум Верховного Совета СССР постановляет: всех чеченцев и ингушей, проживающих на территории Чечено-Ингушской АССР, а также прилегающих к ней районов переселить в другие районы СССР, а Чечено-Ингушскую АССР ликвидировать».
— Вы что ж, наизусть помните?
— Нет. Специально заходил в библиотеку, освежил память. Кабардинцы тоже во время войны отличились, встретили фашистов подарком — черной масти ахалтекинса подарили, а когда советские войска пришли — белого, якобы для Сталина. Вы извините, но не православным доверять до конца не стоит. Наверное и у самого с татарами проблемы были?
— Были. Да и до сих пор есть, — вздохнул полковник. Вот я и пытаюсь расширить собаководство да и физические навыки бойцов улучшить. Мы же собак в караульной службе в порту используем, а нам за это деньги переводят для премий и разных нужд. Ну тех собак, которые к следовой службе не пригодны.
Полковник говорил привычное, а сам думал: «Какой же ты службой к нам направлен, что одним махом чеченскую банду ликвидировал? А когда ты за татар примешься, что нам надо будет делать? Опять закрывать глаза и списывать в глухари убийства и нанесение тяжких…»
А я, развесив уши, искренне хотел пойти работать в питомник при милиции и надеяться, что «подвиги» Боксера остались невостребованными уголовкой.
Но уже спустя немного времени, на набережной, где я занял место в стекляшке и наслаждался молочным коктейлем[1], который в будущем исчез с прилавков в России, но остался национальным напитком в США[2], Ветеринар предостерег нас от прекраснодушия.
Его тревога передалась и мне. Начав рассуждать логично пришел к выводу — бежать надобно, пока мной чекисты не заинтересовались. А благодушие полковника как раз и вызвано тем, что он считает меня «конторским».
«Странно, — явственно засомневался Боксер, — он Отечественную воевал, награжден. Неужто ему не противны все эти националы!»
«Короче, — подвел итог я, — у нас еще максимум неделя. И надо линять. Хорошо бы в Турцию, но придется в Таганрог. Тихий городок. И тоже на берегу моря. У меня когда-то там дружок жил — Геннадий Алешня. Кинолог. Он самого настоящего динго держал дома! Но сейчас он еще маленький, я был старше его лет на двадцать тогда…»
И я неспешно отправился на стоянку такси, чтоб вернуться в тишину Ливадии. А по дороге заскочил на рынок и прикупил несколько гроздей темного винограда без косточек. Эти ягоды с явственным вкусом подвяленного изюма я просто обожал и в прошлой жизни покупал много и хранил в своей квартире в отдельной комнате, в которой было сухо и прохладно. Я хранил кисти бордового винограда с длинными корешками в упаковках для яиц, чем обеспечивал сохранность до 4 месяцев.
Дело было в Израиле, где я и провел старость. А комната — бомбоубежище (миклат на иврите).
В санаторий успел как раз к обеду. Отдыхающих было немного, а за моим — люксовым столом и вовсе одна пара. Генерал ПВО с молодой (лет 27) женой. Он ходил в штатском, но в первый же завтрак представился:
— Я служу в ПВО, генерал, но попа и морда пока не выделяются.
Намек на старую шутку: «Папа служит в ПВО, морда — во и жопа — во!» Действительно, служба там по большей части сидячая. Особенно в спокойном 1966 году, где не летают в небесах самонаводящиеся ракеты и дроны. Перед смертью я вдоволь наслушался сирен, ибо как раз разгоралась война с ХАМАС и «Хезболла»…
[1] Ингредиенты:
мороженое — 80–100 г;
молоко — 1 стакан;
фруктовый сироп — 2 ст. л.
[2] Молочный коктейль, или Милкшейк (от англ. milkshake) — десертный напиток на основе молока и мороженого, один из символов американской кухни.