Феникс. Возродиться из пепла

Светлое начало

После разговора с Юстианой мысли о судьбе мамы не выходят из головы. Все свободное время я штудирую фолианты, но в них содержится лишь общая информация об архангелах, нет ни родовых древ, ни подробностей о жизни до становления.

Как она сумела подняться так высоко? Обязана ли я теперь выбрать сторону рая? И могу ли встретиться с ней, чтобы лично спросить об этом?

Пропустив два тренировочных полета, я прохожу вдоль длинного ряда полок, набираю очередную стопку книг и спешу к себе в комнату. Игнорируя занятия, я рискую надолго остаться со слабыми крыльями, но сейчас важнее узнать ответы. Особенно, учитывая средневековые нюансы нового мира – все, что раньше за пару секунд можно было найти в Интернете, теперь приходится по несколько дней раскапывать в библиотеке. Но даже если понадобится не спать по ночам и перетрясти каждый стеллаж, я это сделаю.

Галерея ожидаемо пустует, и я без лишнего внимания замираю напротив изображения мамы. Пусть я забыла ее голос и прикосновения, возле фрески меня переполняет необъяснимое спокойствие, как в детстве – память еще хранит ощущения. Я с интересом всматриваюсь в детали, пока не замечаю витиеватую надпись, проступающую сквозь облака:

«Архангел Юдифь3, карающий меч Господа нашего».

– Меч, – бормочу я, перебирая справочники.

Конечно же, я искала не там. Обычные энциклопедии не подойдут – надо взять те, которые связаны с правосудием.

– До сих пор не выучила, что тщеславие – грех? – ироничный голос за спиной заставляет меня обернуться. Люцифер с ленцой прислоняется к резной раме и кивает в сторону фрески. – Думаешь, как выгоднее использовать ее лавры?

– В отличие от тебя я горжусь своей матерью, – знаю, что нельзя его провоцировать, но не могу не съязвить: – Хотя, кому я это рассказываю? Тебе незнакомо подобное чувство – ты гордишься только собой. А отца и вовсе боишься.

Я рефлекторно бью по единственно возможному слабому месту и угадываю – лицо Люцифера багровеет от гнева. Преодолев разделявшее нас расстояние, он впечатывает меня в стену с такой яростью, что я выворачиваю крыло.

– Придержи язык, необращенная.

От боли сводит лопатки, но я слишком зла, чтобы смолчать.

– А если не стану, что ты сделаешь? Снова поглумишься и сотрешь мне память?

Он кривится, а я продолжаю с ненавистью смотреть в потемневшие глаза.

– Только вот незадача – я больше не смертная, и со мной в разы больше возни. Так что прибереги свои «трюки» для кого-нибудь еще.

– Умерь свою гордыню, – Люцифер хищно прищуривается.

– Сначала ты обуздай свой гнев. А если не прекратишь цепляться, я расскажу всем, что ты делал со мной на земле.

– Ты мне угрожаешь? – Люцифер готов спалить меня взглядом.

Рука, сжимавшая плечо, перемещается к горлу и сдавливает так, что перед глазами мельтешат звездочки.

– Всего лишь предупреждаю, – хриплю я.

Воздух в легких заканчивается, но я упрямо терплю – не стану умолять. Не дождется! Я больше не та наивная девчонка, которую он соблазнил.

– Не начинай со мной войну, иначе пожалеешь, – в голосе Люцифера слышна неприкрытая злость. – Если я хотя бы намекну, что ты вступала в связь с демоном, ты вылетишь отсюда, не успев прочитать «Отче наш».

– Без доказательств тебе никто не поверит. А я не собираюсь позволять тебе снова…

Я запинаюсь, не выдержав тяжелого взгляда. Становится невыносимо сложно спорить, но не из-за нехватки кислорода – жар ладони вызывает покалывание вдоль позвоночника, а сердце колотится сильнее, чем в ночном кошмаре. Почему я так нервничаю? Неужели я до сих пор восприимчива к его прикосновениям?

Почувствовав реакцию моего тела, Люцифер самодовольно хмыкает и чуть ослабляет хватку, позволяя сделать вдох. А когда я с облегчением втягиваю в себя воздух, добавляет с ехидцей:

– Если я захочу, ты раздвинешь ноги прямо здесь, перед ликом святой мамочки.

Горячие губы касаются уха, а свободная рука скользит по бедру, задирая тонкую ткань юбки – Люцифер готов выполнить угрозу. А я… цепенею, как уже было на земле. Как же остановить это безумие? Не придумав ничего лучше, чем уронить книги, я отправляю ему под ноги всю увесистую стопку. Люцифер на мгновение теряет концентрацию, и этого оказывается достаточно, чтобы его оттолкнуть.

– Гори в аду! – кричу я на весь коридор.

Убегая прочь, я жду проклятий в спину, но слышу лишь довольный смех. Он снова поиздевался всласть, а я в очередной раз продемонстрировала слабость.

Из учебного крыла я выскакиваю никем не замеченной – после занятий внутренний двор и беседки пустуют, а гуляющие в саду парочки далеко и слишком увлечены друг другом, чтобы обращать внимание на взъерошенную необращенную.

У ближайшего зеркала в холле я приглаживаю волосы и расправляю перья. Получается более-менее сносно, и если ненароком встретится кто-то из преподавателей, мой вид не вызовет подозрений. Если бы еще и внутреннее смятение можно было с такой же легкостью привести в порядок. Проклятый Люцифер! Из-за него моя выдержка трещит по швам.

В коридор со спальнями я захожу с высоко поднятой головой – что бы ни творилось на душе, никто не должен об этом узнать.

– Ну же, хватит! – за дверью раздается взрыв хохота – кажется, у нас гости.

С наигранной улыбкой я захожу внутрь и обнаруживаю веселую троицу – Лэм, Айри и один из их друзей демонов лежат на кровати в горке подушек, и пытаются читать мысли друг друга.

– Поверить не могу, ты… подкатывал к Инферне? – Айри отдергивает руку от его виска.

– А почему бы и нет, если настойчиво предлагают? – демон небрежным жестом убирает со лба длинную кудрявую прядь. – Или ты завидуешь?

– Помечтай, – огрызается за нее Лэм.

– Звучит как ревность, – он улыбается и по-хозяйски пристраивает ладони им на бедра. – Девочки, не ссорьтесь, меня хватит на всех.

Айри не отталкивает руку и, заметив меня, лениво интересуется:

– Присоединишься?

Никогда не привыкну к той легкости, с которой они переступают рамки приличий.

– Сразу с тремя я еще не развлекался, – ухмыляется демон, приподнимаясь ко мне навстречу, и представляется: – Зепар.

– Эвелин, – киваю я. – Для друзей просто Иви.

Он театрально целует мою руку и легонько ее сжимает. Кожу щекочет приятное тепло. Кажется, что мы знакомы много лет. Я невольно расслабляюсь.

– Будь осторожна, – предостерегает Лэм. – Его отец – демон похоти.

– И Зепар знает о ней все, – многообещающе добавляет Айри. – Как и об удовольствии.

– Да бросьте, – наигранно отмахивается он, не сводя с меня хитрого взгляда: – Я лучше продемонстрирую.

Его палец медленно скользит по запястью, и по шее неожиданно пробегает холодок. Волнующий и пугающе завораживающий – подозрительно схожим образом тело реагировало на прикосновения Люцифера.

Это же… дурман!

– Поверю на слово, – вспыхнув, я освобождаю руку. – Была рада познакомиться.

И на всякий случай делаю шаг в сторону. Неизвестно, какой радиус действия у демонических чар. Лучше не давать повода глумиться над собой.

– Я же говорил, она почувствует влечение, – Зепар протягивает ладонь Айри. – Я выиграл. С тебя два златника, как обычно.

Та расслабленно потягивается:

– Я бы оспорила, но мне лень.

Но монеты все-таки отдает.

– Еще бы, это ваше семейное качество, – хмыкает Зепар, перекатывая золотые кругляшки между пальцами.

Подбрасывает, ловит в воздухе и с самодовольной улыбкой убирает в карман.

– Почему семейное? – шепотом спрашиваю я у Лэм.

– Айриса – дочь Бельфегора, – поясняет та. – Его грех – лень. Он соблазняет праздностью и богатством.

Так вот откуда взялась неуемная страсть к нарядам! Это в ее крови. К чему утруждать себя учебой, если цель жизни – развлечения?

– А я смогу выбрать грех, когда меня примет ад? – от мысли о перспективах у Лэм загораются глаза.

– И какой? Тщеславие? Или, может, скупость? – Зепар снова плюхается на кровать и раскидывает руки в приглашающем жесте.

Лэм, не стесняясь, укладывает голову ему на плечо:

– Мне больше нравится коварство. А ты, что скажешь, Иви?

– Нашла, у кого спрашивать, – Айри обнимает Зепара с другой стороны. – С такой матерью, как у нее, она будет бороться с грехами, а не обсуждать их.

– Светом своим архангелы озаряют путь к Господу нашему, – зачитывает Юстиана со старого пергамента. – Их главная цель – славить имя Его, наставлять праведников и очищать сердца.

– А какая миссия у архидемонов? – поднимает руку Лэм. – И правда ли, что на самом деле у них не семь чинов, а девять, как и в раю4?

Надо брать пример с ее упорства – она явно преуспела в своей цели досконально изучить адскую иерархию.

– Об этом вам на следующем занятии расскажет Данталион.

И лекция наверняка пройдет на территории ада, раз читать ее будет декан факультета демонов. Лэм принимается ерзать от нетерпения – уроки на небесах ей порядком надоели.

– Теперь запишите, кому покровительствуют архангелы, – продолжает Юстиана, откладывая свиток.

С трудом сдерживая зевок, Лэм придвигает к себе чистый лист. От монотонной диктовки становится невыносимо скучно, но я продолжаю выводить имена, размышляя. Юстиана досконально знает историю небес. Может быть, она поделится подробностями о выборе, который сделала мама? Вдруг именно это определит мой собственный?

Дождавшись, когда все разойдутся, я подхожу к ней.

– У тебя остались вопросы? – сцепив руки в замок, Юстиана смотрит на меня.

Я слышала, что ангелы, как и демоны, умеют читать мысли, но даже это не помогает упорядочить царящий в голове сумбур.

– Я только… хотела узнать, как понять, где твое место? И как…

– … твоя мама приняла сторону небес?

Я киваю и, тяжело вздохнув, выдаю наболевшее:

– Неужели она выбрала сразу? Не раздумывая, не сомневаясь и… не пожалев?

Ведь обратного пути не будет. А ошибка может стоить дальнейшей судьбы.

Юстиана понимающе улыбается:

– Джудит была талантливой необращенной и могла выбрать любую из сторон, но ее светлое начало оказалось сильней.

Я с досадой отвожу взгляд. А вдруг я не такая? Вдруг я всего лишь жалкая копия своей матери, и никаких начал у меня нет?

– Придет время, и ты даже не задумаешься о выборе, – Юстиана гладит меня по плечу, успокаивая. – Как и твоя мама, которая оказалась настолько сильна, что разрушила стереотип о необращенных.

– Какой? – я удивленно вскидываю брови.

– Раньше ни один из них не становился архангелом.

– Как же ей удалось?

– Говорят, она совершила великий подвиг, и Господь ниспослал ей новые крылья.

Пересекая внутренний двор, я обдумываю слова Юстианы и едва смотрю по сторонам. Хочется верить, что внутри меня действительно сокрыта сила, которая поможет принять правильное решение. Только как ее обнаружить?

Поток невеселых мыслей останавливает ссора, развернувшаяся у входа в замок.

– Передай своему отцу, что мне нет дела до его нравоучений.

Судя по тону, Люцифер снова взбешен, и я прячусь за ближайшим деревом – хватит встреч на сегодня.

– И пусть держится подальше.

Не просто взбешен, но и нарывается на драку.

Я не вижу лица его собеседника – мешают огромные белые крылья – но его поза кажется расслабленной, а голос невозмутимым:

– Если это так важно – скажи ему лично.

– Не испытывай мое терпение, Теонис! Ваше семейство давно этим славится.

– Иначе ты пожалуешься Сатане?

Он же… подначивает Люцифера! Нетипичное поведение для ангела. Я невольно замираю, с любопытством наблюдая за их перепалкой, но насладиться зрелищем мешает Ромуил.

– Уймитесь оба! – спустившись по ступеням, он направляется к спорящим.

Люцифер демонстративно разворачивается и уходит, а Ромуил, вместо того, чтобы его отчитать, напускается на Теониса:

– Мы не раз обсуждали твое поведение, сын, но вместо терпимости ты открыто демонстрируешь неприязнь!

Я еле сдерживаю возмущенный возглас. Вот же невыносимый характер! Ромуил даже к собственному сыну предвзят.

– Запомни, Тео, чтобы стать архангелом, репутация должна быть безупречной…

Не дослушав их разговор, я огибаю учебное крыло и усаживаюсь на скамью в одной из беседок. Неужели и моя мама будет такой же требовательной? И что она сделает, если я не пойду по ее стопам? Пусть я не собираюсь на сторону ада, но и выбирать небеса от безысходности не хочу.

– Ты ведь Эвелин Райли? – тоскливые размышления прерывает появление Теониса. Подойдя ближе, он опирается плечом о мраморную колонну и с интересом наблюдает за мной. – Я слышал о твоей матери.

Воодушевление тут же тонет в досаде.

– Да уж, как самостоятельная личность я никому не интересна, – раздраженно бросаю я.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

Он отстраняется, намереваясь уйти. Действительно сожалея, без тени позерства и не пытаясь изобразить оскорбленного – я чувствую искренность.

– Подожди, – поддавшись порыву, я вскакиваю.

Теонис удивленно оборачивается, и я замечаю, какие ясные у него глаза. Необязательно просить прощения – видно, что он не держит зла – но я все равно хочу объясниться.

– Я не должна была срываться. Просто… тяжело в один миг стать частью неведомого мира.

– Это и твой мир, – возражает Теонис. – Небеса, ад и земля едины.

– Сложно его понять и принять, – вздыхаю я, устало опускаясь на скамью. – На лекциях нам уже рассказывали о многомерности пространства, но это не укладывается у меня в голове.

– Позволишь объяснить? – он присаживается рядом, но не вплотную, а на достаточном расстоянии, намеренно подчеркивая отсутствие низких помыслов.

– Только если не так же уныло, как делает Ромуи… – я испуганно прикрываю рот ладонью, осознав, кому это сказала. – Прости…

– Отец не всегда умеет заинтересовать, – Теонис искренне усмехается, и на его щеках появляются едва приметные ямочки. – Хоть и ратует за просвещение.

– Я готова учиться.

– Тогда начнем с самого начала. Каким мир представляли в древности?

Он складывает ладони на коленях и замолкает, ожидая ответа, а я принимаюсь гадать:

– Ты имеешь в виду теорию о трех слонах и черепахе?

– Нет. Лучше вспомни о шумерах.

– Они считали, что существуют верхний, средний и нижний миры – небеса, земля и ад соответственно.

– Верно, – кивает Теонис. – На такой простой модели нам было легче объяснять устройство сущего менее развитым созданиям.

– Хочешь сказать, что на заре эпох ангелы делились знаниями с людьми?

Так вот почему шумерских царей изображали с крыльями! Древние жители Месопотамии не придумывали легенд, а восславляли тех, кто их обучал, увековечив в камне.

– И ангелы, и демоны, – Теонис пожимает плечами, словно вывод напрашивается сам. – Нам было важно заложить фундамент веры, а понимание более сложной сути пришло позже: миры не лежат один под другим, а сплетаются воедино, проходя сквозь пространство и время.

– То есть… смешиваются? – перебиваю я, пытаясь провести аналогию. – Как вода?

– Да, – Теонис с энтузиазмом хватается за подсказку. – Подобно водам сливающихся рек, когда не разберешь, где какая. Есть время, и есть движение – в них пребывают частицы каждого мира.

– А почему эти миры не раскидывает в стороны?

Что было бы весьма логично, учитывая, что они перемещаются.

– Потому что есть нерушимые точки соприкосновения. Между адом и раем – это приграничье, между адом и землей – земное ядро, между небом и землей – горные вершины.

Значит, миры все-таки закреплены, и поэтому их не уносит прочь. Господи, как же разобраться во всем этом хаосе? Новая реальность слишком запутана и неправдоподобна. Нельзя находиться везде и нигде одновременно!

– А Тьма вечности? – я продолжаю искать противоречия. – Тоже смешивается с мирами?

– Она их окружает, – терпеливо поясняет Теонис.

– Как космос? – мне все сложнее подбирать сравнения. – Но почему мы тогда не проваливаемся сквозь все эти… слои?

– Их сдерживает лимб. Только открыв проход сквозь него, можно попасть из одного мира в другой – так мы оказываемся на земле, и так же души умерших попадают в Чистилище.

Я начинаю понимать, к чему он клонит:

– Так болезненный свет после аварии…

– Это свет лимба, – подтверждает догадку Теонис.

Я стискиваю виски ладонями, надеясь уцепиться хоть за что-то привычное:

– Я думала, так называют место для душ, не попавших ни в рай, ни в ад…

– Люди утратили истинное знание о лимбе, а мы не спешим восполнять пробел, чтобы не повторилась история с Данте. Хватит и одного раза, когда несведущий оказался в преисподней, будучи живым.

У меня холодеют кончики пальцев. Так «Божественная комедия» не выдумка?

– Он действительно видел ад? – восхищенно шепчу я.

Теонис не разделяет моих восторгов:

– И что с того? У людей появились спорные записи про девять кругов, но никто по-прежнему не знает основ.

Я разрываюсь от количества навалившейся информации.

– Давай проверим, ухватила ли я суть, пока мой разум не вылетел во Тьму вечности, невзирая на лимб. Есть некий клубок из трех вселенных, которые постоянно перемещаются в пространстве и времени, но при этом они насмерть склеены в особых точках, чтобы движение не смещало их слишком далеко друг от друга?

Не верю, что я это произнесла. И, кажется, приняла как данность.

– Именно так, – кивает Теонис и философски добавляет: – Ты не чужая в этом мире, просто раньше жила по другую сторону лимба. А теперь…

– А теперь я здесь. Потерявшаяся и обязанная выбирать, – я перевожу на него отчаянный взгляд. – Тебе легче, ведь ты урожденный.

– Даже необращенным я бы все равно встал на сторону небес, ведь у меня светлое начало. Как и у тебя.

– Ну? – допытывается Лэм. – Какой грех мне подойдет?

– Господи, да зачем тебе это? – я всплескиваю руками.

– Не поминай Творца всуе, – Айри шутливо грозит пальцем. – Или тебя постигнет великая кара.

– О чем ты?

Вместо объяснений она закатывает глаза.

– Все началось с тайного имени Бога, – отвечает за нее Зепар. – Его сила настолько велика, что одним звучанием может вызвать дрожь небес и ада5. Поэтому ни его, ни известные имена не стоит произносить без причины.

– Мы были созданы по образу и подобию Творца, – Айри, нехотя, поднимается с кровати и идет к шкафу. – Следуя его примеру, демоны выбирали себе тайные имена, чаще двойные, и тоже запрещали смертным произносить их целиком.

Пока она шарит на полках, рассказ продолжает Зепар:

– Со временем молитвы изменились, имена слились, и никто уже не вспомнит древних воззваний к Ваал-Фегору или Бааль-Зевуву6, а вот тайное имя Бога по-прежнему под запретом.

– Хватит скучных историй, – кривится Айри, доставая на свет очередное платье и, придирчиво покрутив в руках, кидает его Лэм: – Давайте погуляем.

– Полетишь с нами в сенот? – Зепар поворачивается ко мне.

Легким кивком я принимаю приглашение. Хоть он и демон, в отличие от остальных совершенно не раздражает. К тому же за пять минут в его компании я узнала больше, чем за неделю лекций у Юстианы. Почему бы не продолжить общение?

Девчонки хитро переглядываются.

– Это место – только для своих, – поясняет Лэм, когда мы оказываемся в коридоре. – И если Зепар тебя позвал, делай выводы. Ты ему интересна.

– Скорее, ему нужно то, что она прячет под этой дешевой тряпкой, – Люцифер появляется из-за угла и, проходя мимо, небрежно задевает мою юбку – ту самую, под которую пытался залезть четверть часа назад. – Потянуло на свежую плоть, Зепар? Тогда вынужден огорчить, эта с душком.

Мои щеки пылают от ярости, но я напрасно надеюсь на справедливую месть. Зепар лишь отшучивается – даже демоны не смеют дерзить Люциферу.

У выхода из крыла со спальнями собирается целая толпа. В ней я без труда замечаю светлую макушку Теониса. Как и все остальные, он озадаченно рассматривает разбросанные куски мрамора. Решив, что обвалилась часть лепнины, я поднимаю голову к потолку, но барельефы оказываются целыми. Подойдя ближе, я понимаю, что вскрыта часть пола, и из глубоких вмятин складывается рисунок – демоническая печать. Размашистая и неаккуратная, она тянется во всю ширину холла, от стены с солнечными часами до статуи херувима.

– Какого… – начинает Айри и осекается, разобрав надпись вокруг печати.

Ангелы и демоны перешептываются, с опаской повторяя одно и то же имя. Я удивленно смотрю на застывшего рядом Зепара:

– Кто такой Дамаил?