Файлы Сергея Островски

Дело об откушенном пальце

— Вот тут это произошло, сэр. Я был у себя в кабинете, за той дверью, услышал стон, выбежал, сразу набрал девять-один-один… Я вам говорю, он это сделал нарочно! Ладно, он не специалист по пластикам, но ведь он инженер, так? Как вы считаете, мистер Островски, инженер должен понимать, что расплавленный поликарбонат — это не гель для рук, или не должен?!.. Прошу, вот сюда.

Клиент моложе меня, подумал Сергей. Существенно моложе. Ивен Стрингер, руководитель и директор по науке Repeat&Return Ltd. (компания состояла из трех человек, включая Ивена), был похож на капитана школьной спортивной команды. Причем этой команде только что коварно и незаслуженно присудили поражение. Высокий, кудрявый, с мальчишеским румяным лицом, на котором написано: «ТАК НЕЧЕСТНО!»

— Из общих соображений должен, — осторожно согласился детектив Островски, — но частные случаи бывают разные. Я встречал людей, которые годами водили машину или ховеркрафт, при этом не имели водительских прав и не знали элементарных вещей. Понимаете, ничего сверх того, что нужно, чтобы ехать прямо, вправо и влево… (Ивен выпятил губу, показывая, что пример его не убедил.) Хорошо, давайте я перескажу, что понял из вашего письма, а вы меня поправите, если заметите неточность.

Ивен кивнул.

— В апреле к вам обратился некий Крис Новак с просьбой распечатать объект… что это было?

— Защитные очки.

— Очки, так. Он дал вам свой файл, вы проверили его и запустили печать. Он сразу сказал вам, что хочет наблюдать за процессом?

— Нет, этого он не говорил. Просто отказался пройти в холл, я не настаивал… если бы я знал, сам бы его отвел за руку, но откуда мне было знать?! Многие просятся понаблюдать. Людям это нравится.

— Я понял. Значит, он остался там, у принтера, а вы вернулись в кабинет.

— Так. А потом… давайте я вам покажу запись с камеры.

Ивен поднял экран и сделал приглашающий жест.

Сергей увидел 3D-принтер, мимо которого они только что прошли, еще не заключенный в прозрачный короб. Рядом на высоком табурете сидим человек средних лет и заурядного вида. Головка принтера мечется туда-сюда, стремительно, плавно и точно укладывает тончайшую пластиковую паутинку в нужные места; зрелище в самом деле завораживает, как движения рук крупье или мельтешение пчел у летка. На подсвеченной подложке становятся ярче и ярче две блестящие полоски, надо полагать, основания стекол очков. Человек на табурете нахмурил брови, склонился вперед, что-то выглядывая. Прошло секунд тридцать, прежде чем он придержал одной рукой головку принтера и сунул указательный палец другой в зону печати. («Видели?!» — прошептал Ивен.) Рычаг вырвался из руки, и в следующих кадрах было прекрасно видно, как паутинки снова и снова пересекают палец, и прозрачное кольцо на пальце становится багрово-черным. Сергей, не удержавшись, выругался, Ивен хмыкнул — как человек, который показывает приятелю любимый фильм и радуется, что тот оценил самый классный момент. Лицо Криса Новака еще секунду-две оставалось спокойным, а потом он отдернул руку, страшно скривился и застонал. Картинка замерла.

— Да. Впечатляет, — признался Сергей. — Я не инженер, но я не стал бы совать туда палец. Честно скажу, я и стило от вифона не стал бы туда совать. Он как-то объяснял свои действия?

— Просто отлично объяснил. Сказал, что хотел что-то поправить в модели! Думал, что пластик только теплый… Вот скажите, как можно было такое думать, если изделия используют в интервале до ста двадцати пяти по Цельсию?!

Сергей пожал плечами. Еще в полицейском управлении он убедился, что люди совершают необычные и труднообъяснимые действия куда чаще, чем можно подумать, а год с лицензией частного детектива подкрепил это наблюдение яркими примерами. Один человек внезапно являет хитрость, которой от него никак не ожидаешь, другой — феноменальную тупость. Ты с ума сходишь, просчитывая его мотивы и возможности, а он просто идиот…

— И заметьте еще вот что. Если бы вы хотели поправить какую-то мелкую деталь, какой рукой бы вы это делали?

— Хм… да, верно. Он не левша?

— Он не левша. Он сволочь! Через неделю он снова пришел. Тычет мне в нос свою руку в стерильной перчатке, требует компенсации за увечье. У нас не огорожена опасная техника, не вывешены предупреждения… Я сказал ему, что не собираюсь идти у него на поводу, потому что его требования необоснованны.

— Так и сказали? — с любопытством спросил Сергей. Румяные щеки Ивена еще сильнее порозовели.

— Ну, общий смысл был такой. Конечно, мне не стоило упоминать Дарвиновскую премию… Короче, он ушел, а через день я получил письмо от его адвоката.

— Он хочет получить компенсацию через суд? Много?

— Сто тысяч.

— Да, это скорее премия Стеллы.[2]

- Что?

— Нет, извините, это я о своем. Продолжайте, пожалуйста.

— Ну хорошо, компенсация, в этом есть смысл. Мы виноваты. Учитель физики у нас в колледже всегда говорил: рассчитывай на максимальную глупость. Но про эту историю появилась новость, сначала на городском портале, потом пошло шире… Все, кому не лень, пишут про Новака и Стрингера. Количество заказов упало втрое. Позавчера меня в баре спросили, зачем я откусил клиенту палец.

— И что вы ответили?

— А-а… Вы не шутите, мистер Островски. Это то, зачем я вас пригласил. Докажите, что он специально причинил себе увечье.

— Это будет непросто, мистер Стрингер. При всем уважении, ваш учитель прав: если дурак покалечился, виноват тот, кто не присмотрел за дураком.

— Но он не дурак! Неужели вы не видите?! Он знал, что случится, и сам этого хотел!

— Допустим. У вас есть предположения о мотивах?

— Деньги, — сказал Ивен. — Решил получить с нас компенсацию.

— И потратить ее на протез, — задумчиво договорил Сергей. — Я посмотрел, пока ехал, — полнофункциональный тактильный протез примерно во столько ему и обойдется.

— Он может выбрать эконом-вариант.

— Вряд ли. Ему нужны обе руки, он работает с электрическими схемами, вручную что-то такое делает. Хотя рука и левая, как минимум тактильная чувствительность нужна…

Если только он не надумал сменить профессию, тогда ампутация пальца — хорошая причина, а компенсация может быть использована для старта в новом направлении. Запомним версию, а пока продолжим разбираться с предыдущей.

— Как вы полагаете, у него не было причин вас ненавидеть? Может, его интерес не в том, чтобы деньги были у него, а в том, чтоб у вас их не было?

— Денег и репутации, — уточнил Ивен. — Похоже на правду. Но что мы ему сделали?!

— Я первый спросил. Никаких предположений?

— Ну-у… Есть холивар между нашими и стариками. Они считают, мы занижаем стандарты, лепим дерьмо из дерьма, отбираем у них хлеб, само собой. Типа, из-за нас люди забудут, что такое настоящее качество, не будут знать цены хорошим вещам.

— А это не так?

— Это — не так, — с нажимом произнес Ивен. — Они непоследовательны и нелогичны. Или мы лепим дерьмо, или мы отбираем у них хлеб, верно?

— В общем, да. А какое из двух «или»…

— Вот, посмотрите! — Ивен взял со стола и протянул Сергею миниатюрную статуэтку высотой в два сустава мизинца.

— Нэцкэ?

— Окимоно, — поправил Ивен. — Нэцкэ с отверстием, их носили как подвески. Вот честно, мистер Островски, если бы ее дал вам не я, вы догадались бы, что это три-дэ-печать?!

Сергей повертел фигурку в пальцах, поднял к глазам. Полированная кость — как будто настоящая, и вес правильный, и упрямая живая прохлада. Сначала кажется, что это стройная молодая женщина присела и наклонилась вперед, во что-то вглядываясь, потом видишь морщины у растянутого рта, жилистую руку, худые, обезьяньи ступни. Жидкие пряди волос, узоры на отворотах кимоно намечены тончайшими волосяными линиями, и даже видно, что одежда на плече разорвана.

— Нет, не догадался бы, — признал он. — Разрешение, конечно, потрясает.

— Тут многое зависит от сканирования, — с напускной скромностью сказал Ивен. — Японцы выкладывают очень качественные файлы. На подошве, естественно, маркер, — видите углубление? Так хитро сделано, что убрать его из файла нельзя. Да и зачем? Вещи известные, место их пребывания известно, это все равно что распечатать Мону Лизу. Но можем мы все. (Это прозвучало не то чтобы гордо, но уверенной такой констатацией… Вишну, Брахма, Ивен Стрингер.) Или почти все. У нас самый широкий спектр услуг в городе. Конфетки и пластиковые игрушки печатают многие, это неинтересно.

— Мону Лизу… Хорошо, мистер Стрингер, с Моной Лизой пусть разбираются искусствоведы, а теперь скажите мне вот что. Если я захочу, чтобы вы распечатали для меня… допустим, копию моего вифона, сможете ли вы это сделать и что на это скажет производитель?

— Можно взглянуть, какой у вас?.. Ага. На самом деле это девяносто процентов заказов. Человек доволен своим устройством, он не хочет привыкать к новой модели, он хочет точно такое же, как у него было. Если производитель выкладывает файлы, нет проблем: я печатаю клиенту новый вифон, и часть оплаты уходит правообладателю. Ваш могу напечатать, в «Тайчи» ребята не жадные, все доступно, кроме брендовых новинок. Напечатаю корпус с экраном, всю механику, естественно, межсоединения. Это, кстати, посложнее, чем окимоно, внутренние структуры, множество разных материалов. Но чипы придется приобретать отдельно, у меня не то разрешение, тут нужен молекулярный принтер.

— И такие бывают?

— Бывают, но это уже не совсем принтеры. Короче, напечатать могу, хотя и не весь. Но и ломается чаще всего корпус, экран, аккумулятор — вы не представляете, что люди делают с вифонами. Конечно, на корпусе будет пометка, что это не оригинальное устройство, а три-дэ-копия. Считается, что такие устройства менее надежны, но… — Ивен важно покачал головой, — это городская легенда. Они так же надежны.

— Я понял. А если файлы именно для этого устройства не выложены?

— Тогда нет. У меня ограниченная лицензия на сканирование: только простые объекты — мелкие бытовые предметы, одежда. На одежду много заказов, это тоже задача — принесут рваный свитер, приходится после сканирования редактировать файл… Так вот, одежда, всякая посуда, но не электроника, не спинтроника, не произведения искусства, имеющие высокую художественную ценность, бренды и франшизу обычно нельзя. Разумеется, нельзя сканировать и печатать никакое оружие или детали к нему… на самом деле я обвешан запретами, как рождественская елка, иногда удивляюсь, почему еще что-то можно.

Парень занервничал? Рассказывает больше, чем его спросили, — так болтают, когда хотят, чтобы не спросили о чем-то конкретном…

— Но вы говорили, что Новак пришел со своим файлом.

— У него были очки, простой объект. Мог бы прийти с очками, я бы отсканировал и распечатал копию, разницы нет.

— А если клиент приносит файлы электронного устройства?

— Он либо показывает, где скачал, либо подтверждает свое право на использование этих данных… Э, а почему вы спрашиваете? Это имеет отношение к делу? Мы не нарушаем копирайт, если вас это интересует!

— Конечно, не имеет. Я просто хотел кое-что уяснить для себя. Извините за дурацкие вопросы, я не очень разбираюсь в вашем бизнесе.

— Ничего, — сказал Ивен. — Я тоже погорячился. Вы возьметесь за это дело?

— Возьмусь, — Сергей протянул ему руку. — Напечатайте мне что-нибудь на память, мистер Стрингер, и я пойду работать.

— Что-нибудь на память… Пэм! Распечатаешь бантик для мистера Островски?

— Запускаю!

— Пойдемте, — Ивен вскочил из кресла. — Пока подойдем к устройству, будет готово. Хочу, чтобы вы увидели его там, а то многие отказываются верить.

Пэм, согласно бэджу — ведущий инженер, была еще моложе, чем ее шеф. Лопоухая девочка из тех, что имеют привычку сидеть на столах и корчить рожицы, в юбке поверх штанов и с кожаными браслетами на обеих руках. А на шее — колье из серебряных молекул-мономеров, соединенных гибкими связями. Принтер трудился над открыткой, украшенной блестящей ленточкой.

— Прошу!

Открытка «Привет из Нотвилла» была еще теплой. Бантик медленно расправлялся.

— Потяните за кончик ленты, — подсказал Ивен.

Бант развязался. В тех местах, где был узел, сохранялись складки, но лента была абсолютно ровной. Будто из ткацкого станка или где их там делает.

— Как вам это? — Пэм сделала бровки домиком.

— Невозможно поверить. В самом деле, потрясающе.

Пэм изобразила гордый реверанс, и директор R&R наконец-то улыбнулся.

— Вы любите свою работу? Все это сканирование, три-дэ-печать?

— Любим? — Ивен переглянулся с девушкой, как переглядываются родители, услышав детский вопрос. — Мистер Островски, мы, когда начинали, воровали мешки из мусорных контейнеров.

— Зачем?

— Не хватало средств на расходные материалы. Вручную сортировали пластик, измельчали шредером и сами тянули нити для принтера. Вообще-то продажные нити делаются точно так же, но все равно мы это не афишировали. Теперь покупаем, конечно.

— Покупали, — вполголоса уточнила девица.

— Пэм!

— И, да, если придется, опять будем воровать мусор! Нас не прикончат! — Пэм подтверждала свои тезисы кивками и ударами кулачка по коленке. Ивен только вздохнул.

Врача скорой помощи Дебору Уильямс рассмешило предложение пообедать с частным детективом в обмен на информацию. Была она по-докторски снисходительна и сразу предупредила, чтобы он и не думал задавать вопросы, нарушающие права пациента. Леди без возраста, гладкое смуглое лицо без косметики, гладкая волна серебристых волос, ироническая усмешка на полных губах.

— Вас не удивил этот случай?

— Меня?.. Дорогой мистер Островски, этот случай далеко не самый идиотский в моей практике.

— В самом деле?

— В самом деле. Человек сунул палец в рабочую зону принтера, о Господи!.. Второе место в моей коллекции поводов к вызову — «дразнил бультерьера пенисом»… Нет ничего смешного, мы еле спасли его.

— А кто на первом месте? Хотя нет, уже не уверен, что мне надо это знать.

— В любом случае я бы не сказала. Женская солидарность.

— Я понял… Так возвращаясь к Новаку. У вас осталась запись с видеоочков?

— Да, конечно.

— Вы могли бы мне ее показать?

— Прямо сейчас?..

— Если можно. Я хотел бы просто посмотреть.

— Не вижу причин говорить «нет», но придется подождать. Записи в нашей базе, я сделаю запрос.

В базу пускали по отпечатку пальца: Дебора положила подушечку указательного на «глаз» своего вифона и запустила сканирование. Потом попросила Сергея отвернуться, чтобы она могла ввести код. Наконец ролик загрузился, Сергей пересел на ее сторону, чтобы смотреть вместе с ней.

В первых кадрах не было ничего особенного. Здравствуйте, где пострадавший, все будет в порядке, мистер Новак, дайте руку…

— Постойте, доктор. Можно здесь дать увеличение? Назад на пять секунд, где его ладонь, и как можно крупнее.

— Что, вот так? — экран стал телесно-розовым.

— Да, большое спасибо, — невозмутимо сказал Сергей и начал двигать изображение. — Ага. Что вот это, по-вашему?

— След инъекции… — в голосе Деборы впервые послышалась неуверенность.

— А вот еще один. Вы делали ему укол?

— Нет. — Она обернулась к Сергею, вскинула круто загнутые ресницы, и он сообразил, что доктору нет и тридцати. Старше ее делали серебристая краска для волос и духи-унисекс. — То есть делала, но позже, это — первичный осмотр… Кто-то ввел ему обезболивающее до того, как я приехала? Они не сказали.

— Эта версия напрашивается, но никто не вводил ему обезболивающее. И сам он себе ничего не вводил, с ним все время была сотрудница фирмы, и видеозапись с камер есть. Она дала ему две капсулы стоп-эйча, и это вся медицинская помощь, которую он получил до вашего приезда. Значит?..

— Значит, это было сделано еще раньше? До того как он…

Сергей кивнул.

— Ваш пациент с бультерьером был таким же предусмотрительным?

— Тот не был. Но вообще пациенты со склонностью к самоповреждению бывали.

— Со склонностью? Вы хотите сказать, им это нравится? А тогда зачем он делал себе уколы?

— Некоторых привлекает… м-м… не боль, а сам факт увечья. — Дебора по-кошачьи сморщила нос. — Это надо корректировать, иначе в следующий раз может быть и не палец.

— У него в медицинской карте было что-то о самоповреждениях?

— Нет, не было. Я бы заметила, эту информацию выделяют.

— А скажите, Дебора, нормально ли для такого пациента потом требовать денежной компенсации с владельца принтера?

Прежде чем ответить, Дебора закрыла окошко с видео и по-девчоночьи подперла щеку кулаком.

— Вполне! Нам выдвигают претензии самоубийцы, которых мы спасаем, родственники самоубийц, которых мы не спасаем… Что может быть нормальнее, чем требовать компенсации?

Сетевой поиск не показывал, что Крис Новак — сумасшедший. И что он планировал сменить специальность, тоже ниоткуда не следовало. В Сети Новак рассуждал о микросхемах, транзисторах и конденсаторах, о выходах, каскадах, ширине импульсов… — в общем, более 95 % всего, что он писал, было про это. Новак руководил сообществом, в котором все это обсуждалось, участвовал в трех других таких же и в них тоже имел высокий рейтинг. Сообщества были довольно-таки герметичными — не потому, что туда кого-то не пускали, наоборот, читать можно было все, регистрацию требовали только для скачивания файлов (например, если кому-то позарез нужна схема печатной платы ХХ века). Проблема была в другом: вся эта открытая информация предназначалась для посвященных. Детектив Островски понимал очень приблизительно, чего хотят эти люди друг от друга, о чем спорят и чему радуются. Зато было понятно, что Новака в этих кругах уважают: ссылаются на его посты и комменты, вызывают его в треды, чтобы рассудил, причем его ответ как минимум в трех случаях закрыл продолжительную дискуссию.

Сергей думал, что все эти электрические схемы для устройств, которые должны делать то-то и то-то, давно рассчитывают и рисуют компьютерные программы без участия человека. Оказалось, нет: это профессия, и престижная, нечто среднее между логической игрой и прикладным искусством, но, в отличие от того и другого, хорошо оплачиваемая.

Тут обсуждали не только схемы, заставляющие мигать светодиоды, но и, например, инфразвуковую пушку, глушилку для телефонной связи, электрошокер якобы для отпугивания собак или устройство для отключения видеокамер. Кто бы сомневался — чисто академически обсуждали, как интересные задачи… Кстати, и мигание светодиодов — развлечение не всегда невинное. Новак в этих темах не комментировал, а одну, про электрошокер, прекратил своей модераторской властью за несоблюдение правил сообщества. Однако это ничего не значило: кто же болтает о деле у всех на виду?

Не удалось найти никаких признаков того, что Новак кому-то завидовал или кого-то ненавидел. Недолюбливал, пожалуй, дураков. Со случайными людьми, требовавшими объяснить очевидные, по меркам сообщества, вещи, модератор Новак расправлялся круто. Интереса к 3D-печати он тоже не проявлял, не высказывался ни за, ни против. За неделю до инцидента интересовался, где можно распечатать защитные очки для сварочных работ, и ему тут же подкинули адрес R&R.

После инцидента Крис Новак вышел в открытую сеть один раз. В кратких словах (понятно, одной правой набирать неудобно) передал модераторство и написал, что едет лечиться. Его проводили добрыми пожеланиями, через некоторое время в разделе для праздной болтовни возникло обсуждение случая с откушенным пальцем, вскоре прекращенное как бессодержательное. Один из участников практически слово в слово повторил Ивена, насчет того, что только идиот мог сунуть руку в зону печати. Друзья Новака защищали его и ругали R&R, упирая на то, что «мы не все знаем» и «блогеры всегда врут». Похоже, тут мало кто был знаком с Новаком по реалу. Но один такой нашелся.

Никогда ничего не выбрасывайте. Устройство было похоже на голову Чужого: круглое, серо-серебристое, два динамика как фасетчатые глаза, прямоугольный ротик и откидная крышка черепа, скрывающая затейливую механику. Насколько Сергей понимал, оно предназначалось для воспроизведения звуковых файлов с давно вымерших носителей, а также для приема радиопередач. Квартирный хозяин на его вопрос беспечно ответил, что эта штуковина ему не нужна, и если жильцу она мешает, то он может без колебаний отнести ее в контейнер для техномусора.

Роберт Эмери, также известный как rem_rem, оказывал услуги по ремонту устаревшей техники. Когда Сергей предъявил ему голову Чужого, глаза у Роберта полыхнули так кровожадно, будто все его предки воевали на окраинах обитаемой Вселенной. Сергей поинтересовался, нельзя ли оживить эту рухлядь хотя бы частично, чтобы она работала в режиме радио на удивление друзьям и девушкам. Дальше говорил Роберт, Сергей слушал и старался делать понимающий вид. Через четверть часа рассуждений об элементной базе и прочих загадочных предметах он спросил, во что это обойдется, непритворно удивился, покачал головой, вник в стоимость антикварных комплектующих… Знаете, мистер Эмери, я подумал, что будет лучше, если я подарю ее вам. Нет, серьезно, для меня это баловство, а вы, я вижу, хорошо в них разбираетесь. Да что вы, не стоит. Пива? Пива можно.

Дальнейшая беседа протекала в пивном баре — может быть, в том самом, куда Роберт ходил с Новаком. Роберт взял к пиву сэндвич с тунцом, обозначенный в меню как «правда очень большой», и сразу вцепился в него зубами, не прекращая говорить и рассыпая хрусткие крошки — по-видимому, это был его поздний обед. Сергей заказал себе такой же, но обычного размера.

Заведение было антуражным. В полумраке вспыхивали разноцветные лампочки; по углам что-то попискивало, электронные дудки дудели примитивные мелодии, а порой слышались совсем чудные звуки — щелчки, жужжание, треск и металлический шорох, будто кто-то надраивал зубной щеткой дуршлаг для спагетти. Стены украшали пластиковые панельки с блестящими техноузорами. От «печатных плат» (это они и были) перешли к 3D-печати и к случаю с Новаком. Роберт явно гордился своим знакомством со старожилом форума и сам рассказал, в какую клинику тот лег на протезирование — почему-то в Сан-Диего.

— …Конечно, понимал, что пластик горячий, кто же этого не понимает, но… я думаю, это вроде невроза. Он много работал, в таком состоянии иногда находит.

— Вроде невроза?

— Ну да. Когда знаешь, что нельзя, а тянет сделать это. Дотронуться до проволоки красного каления, до бегущего шкива, все такое. Нервное явление. Я считаю, Крис абсолютно прав: они должны были поставить нормальное ограждение.

— А хозяина этой три-дэ-мастерской ты знаешь?

— Не то чтобы знаю. Он тусовался на «Эмаунт Энджин», это рынок старых деталей.

— Что-то продавал? — Сергей почувствовал, как фрагменты начинают складываться.

— М-м, не помню. Нет, скорее что-то покупал. А в чем дело?

— Ничего особенного, просто удивился. Где три-дэ-печать, и где антикварные детали. (Он уже успел заметить, что лучше говорить «антикварные», а не «старые».)

— А куда же они без нас. Знаешь, когда говорят, что на принтере можно напечатать все, это значит «все, кроме действительно нужных вещей». Пустой корпус они могут напечатать.

— Но я так понял, у них проблемы с разрешением, они микрочипы не могут, верно? А ведь в старых приборах все было крупное.

— Им от этого не легче. Вакуум не напечатаешь.

— Вакуум?

— В лампе.

— В лампе, ага, согласен. — Сергей покосился на старинную желтую лампу, скрытую железной заслонкой в круглых отверстиях, подставил ладонь под теплые световые горошины. Роберт продолжал перечислять, чего еще нельзя напечатать на 3D-принтере, но он уже не слушал.

Допустим, так: Ивен печатает корпус к какому-нибудь патефону несказанной ценности, покупает к нему начинку, потом продает Новаку как оригинальное изделие. Новак перепродает патефон какому-нибудь коллекционеру, тот узнает про подделку и очень огорчается. Среди преступников попадаются эстеты, а среди эстетов — темпераментные люди с большими возможностями, и можно представить ситуацию, когда палец — приемлемая цена за ошибку…

— А Новак тоже увлекался антиквариатом?

— Новак? Нет, он — нет. Он был весь в своих разработках.

— Ну да, ведь это дорогое хобби, как я понял, — небрежно сказал Сергей.

— Дорогое?! Серж, да ты что! С деньгами у Криса никогда не было проблем, он бог схемотехники! Он работает на этих… ты знаешь, которые нефть качают из канадских песков, что-то ставит им на трубы, представляешь, как они платят? Но винтаж, хай-энд — не его, ему это не интересно. Понимаешь, это надо любить, или нет смысла…

Ну, это мы еще проверим. Должно быть что-то. Нельзя идти против адвокатов с двумя розовыми точками на ладони у их клиента.

В лентах комментариев новостных изданий дело об откушенном пальце обсуждалось активно, анализ занял у Сергея полночи и все утро. Но жемчужное зерно удалось найти. Ник Robin Goodfellow оставил, например, такие комментарии:

Может, и обычный безумный конспиролог, но проверить стоило. Вычислить, кто такой Добрый Малый Робин и где с ним можно встретиться, оказалось несложным, он практически не шифровался. Точнее, она.

Маленькая кофейня на Четвертой. Двое-трое посетителей, стандартный интерьер в коричневых тонах, воздух такой, что его можно раскладывать по чашкам вместо пенки (почему сам кофе не пахнет так замечательно?). Она была здесь. В таком возрасте нет смысла врать, указывая в профайле любимое заведение.

Доброго Малого Робина в реале звали Клэр Томсон, и было ей восемьдесят четыре года. Миссис Томсон походила на старого римлянина. Или на жителя планеты Вулкан из саги «Звездный путь»: короткая седая челка над черными бровями, желтовато-смуглый тон кожи, выражение лица угрюмое. Она заботливо прислоняла свою трость к соседнему креслу: зацепила набалдашником за подлокотник, приподняла руку на полдюйма, усомнилась, не упадет ли трость, поправила, добиваясь максимальной устойчивости. Вытащила из сумки старомодный маленький вифон, стала что-то просматривать.

Где эта старуха и где инженеры, Островски? Никаких пересечений — она в прошлом театральный критик, отсюда шекспировский ник. Жена режиссера, знаменитого в свое время (еще до рождения Сергея Островски) — тому вообще лет сто. В конце концов, мало ли психов и странных шутников оставляет многозначительные комментарии к новостям… Ладно, что толку гадать.

— Извините за беспокойство, вы не могли бы объяснить, как отсюда пройти к центру?

— К центру? — голос у нее был звучный и неожиданно низкий.

— На Маркет-сквер, мне надо там встретиться с друзьями.

Поднялись тяжелые веки, темные глаза строго уставились на него.

— Вы можете сразу сказать, что вам от меня нужно. Это сбережет вам время.

Старческая рука с массивным серебряным перстнем на среднем пальце указала место напротив. Сергей сел, поставил свой одноразовый стакан. Он-то надеялся, что туристические ботинки и куртка, завязанная вокруг пояса, сработают.

— О-кей, как вы догадались, что мне не нужно в центр?

— Вы знаете дорогу, — объяснила она. — Вы живете здесь, в Нотвилле, я вас видела не менее десяти раз. И, я думаю, вы что-то вроде копа в штатском. Итак?

Вот тебе и чокнутая старуха. Сергей отсалютовал ей стаканом с кофе.

— Вы совершенно правы, миссис Томсон. Меня зовут Серж Островски, я частный детектив, и меня нанял Ивен Стрингер из Repeat&Return. Вы, вероятно, слышали, в чем его обвиняют. Обвинение представляется ему несправедливым, и у него нет таких денег. Нам нужны доказательства против истца: мы считаем, что он хотел лишиться пальца.

— Почему вы решили, что у меня есть доказательства?

Изобразив приличное смущение, Сергей рассказал ей, как разбирал комменты. Интеллектуалы-гуманитарии на такое обычно сердятся, — нарушение личного пространства, полицейские приемы, — но она только хмыкнула.

— Не говори или не жалуйся, что тебя слышали… Что ж. Новак — внучатый племянник моего мужа. Артур страдает хроническими болями в пояснице, мы делаем ему уколы анестетика в определенные точки. Этот Новак зачастил к нам в гости, а потом украл две ампулы.

— Вы видели, как он их брал?

— Нет, но их было тринадцать, а после его визита осталось двенадцать. Артуру я ничего не сказала, разумеется. Вилокаин не наркотик, и зачем ссорить их с племянником, — мой муж последнее время не выходит, а Крис его развлекал. Потом история повторилась — в следующей упаковке было восемнадцать, стало семнадцать, и после этого он больше не приходил. А потом эта история с его пальцем. Я сразу все поняла.

— Вы поняли, зачем он это сделал?

— Я не знаю, зачем он это сделал, и это меня не интересует. Может быть, он сумасшедший. Но то, как он подставил этого бедного мальчика, специалиста по трехмерным копиям… — она сокрушенно покрутила головой. — Вы говорите, он требует денег?

— Сто тысяч. Миссис Томсон, — Сергей подался вперед и поймал ее взгляд, — вы уверены? Вы могли бы подтвердить под присягой, что две ампулы пропали во время визитов Новака?

Клэр Томсон поглядела на него снисходительно. Затем повернула голову, позируя в профиль, и двумя пальцами подняла седые волосы над ухом. Ухо не было заостренным. О нет, гораздо лучше!

— Я уже позабыла, как это вдохновляет, когда мужчина вот так на меня смотрит, — она усмехнулась, показав белоснежные зубы. — Да, я могла бы подтвердить под присягой, и нет, я не ошибаюсь.

Выпуклая, телесного цвета наклейка на виске, формой напоминающая бумеранг или русскую букву Г, — мнемопротез, поддерживающий функцию гиппокампа. Показания таких людей часто приравнивают к документам, у них эйдетическая память. Выдавать себя за туриста было глупо. Старая дама при желании могла бы не только подсчитать, сколько раз до сего дня она видела Сергея Островски, или любого другого человека, но вспомнить дату, время и обстоятельства каждой встречи.

— Миссис Томсон, это просто классно. У меня счастливый день. И вы могли бы сказать мне, когда он начал бывать у вас и когда пропали ампулы?

— Конечно. Позвольте, я открою календарь, вам ведь нужны числа, а не дни недели?.. Первый раз он пришел четырнадцатого февраля, принес мне цветы, наглец. До того никогда не бывал у нас, только присылал поздравления по праздникам. Потом заходил еще три раза, пятого, двенадцатого и двадцать второго марта — тогда взял первую ампулу, потом еще второго и седьмого апреля. Вторую он украл четырнадцатого апреля и больше не появлялся.

За пять дней до инцидента с пальцем. Это хорошо, а вот вифон в ее руке… Такой был у бабушки по отцу: плоский, блестящий, будто из черного стекла, свечение экрана с оттенком в синий. На поверхности экрана, когда он гаснет, видны радужные переливы, корпус тоже выглядит новеньким. Как будто его только что вынули из коробки. Или из зоны печати. Старый мягкий пластик таким блестящим быть не мог, сколь бы аккуратно с ним ни обращались.

— А если кто-то другой сделал укол?

— Кто? Мы живем вдвоем, у нас редко кто-нибудь бывает.

— А сам мистер Томсон? Ведь мог быть внезапный приступ, он не захотел вас беспокоить…

— Молодой человек, — баритон Клэр исполнился яда, — доживите до девяноста лет, и я посмотрю, как вы сами себе сделаете укол в это место! Две ампулы взял Крис Новак, я скажу это и в суде.

— Благодарю вас, миссис Томсон. Насколько я знаю, вы одна из немногих, кто сочувствует моему клиенту. Так мило с вашей стороны, ведь общественное мнение против него.

— А я против общественного мнения. Мне не привыкать.

— Это единственная причина?

— То есть?

— Вы не знакомы с мистером Стрингером?

Это движение глаз и бровей, прежде чем ответить «Кажется, я как-то обращалась к нему»… «Кажется», о да. До чего избирательно у женщин работает эйдетическая память! Хорошо, не будем давить.

— Разрешите еще один вопрос. Новак ничего не говорил при вас о своих финансовых проблемах, о том, что ему нужны деньги?

А вот этот вопрос был неудачным. Он слыхал еще в полицейской академии, что у свидетелей, носящих мнемопротезы, бывают резкие колебания настроения и потому обращаться с ними надо по-саперски бережно и аккуратно.

— Нет, не говорил, — холодно ответила миссис Томсон. — С какой стати ему было об этом говорить? Он не настолько близкий родственник, чтобы рассчитывать на финансовую помощь или наследство. Серж, если у вас всё, я хотела бы немного почитать. Вам нужны мои координаты?..

Сергей ретировался за свой столик, допивать остывший кофе. Вместо обычных кусочков сахара в сахарнице сверкали белизной ажурные сферы и кубики, каждый со своим узором. От 3D-печати сегодня решительно некуда было деваться.

Чтобы узнать, какие неприятные воспоминания мог воскресить у миссис Томсон последний вопрос, долгих поисков в Сети не потребовалось. Артур Томсон в январе прошлого года перечислил крупную сумму своему бывшему театру, об этом много писали. Настолько крупную, что это вызвало неудовольствие детей и прочих наследников…

Кстати, копия вифона вместо старого может понадобиться, если в старом есть что-то компрометирующее. Что-то, что требуется скрыть от мужа или других членов семьи… Нет, Островски, это тебя не туда понесло. Тогда копия должна была бы выглядеть старой, так? Но это еще одно любопытное применение 3D-печати. Фабрика фальшивых улик.

Когда он поднял голову, Клэр уже не было. Доела свой десерт и удалилась. Впрочем, оставался еще один ресурс: хозяйка кафе, которая незаметно, по ее мнению, рассматривала его из-за стеллажа с пирожными. Красивая дама, немного слишком крупная для того, чтобы ее красота всерьез отвлекала от расследования. Зовут Рита. Сергей сел к стойке, попросил воды с апельсиновым соком и десерт по ее выбору.

— Мне показалось, вы подружились с нашей Клэр?

«Нашей» прозвучало собственнически: так хозяева заведений говорят о постоянных посетителях.

— Просто подошел познакомиться. Знаете, ведь ее муж — режиссер Томсон, это при нем театр поставил «Сон в летнюю ночь» на реке, под открытым небом.

— Ой, правда? А я не видела.

— У вас не было ни единого шанса, — галантно сказал Сергей. — Шоу прекратилось еще в сороковые.

Рита кокетливо рассмеялась.

— Да, они оба совсем старенькие! Его я никогда не видела, а она часто заходит. Через день, через два.

— Давно?

— По-моему, всегда! Не помню времени, когда она не заходила.

— У нее такой странный вифон, — кинул Сергей пробный камень.

— Это не вифон, дорогой. Это называется тилифон.

— Простите?

— Тилифон, — важно произнесла хозяйка. — Они были до вифонов, может быть, видели в «Миллениуме»? Там у всех героев такие. Без клавиатуры, без кино и видеосвязи, только говорить и читать, и еще фотоаппарат в них был.

— То есть этому устройству лет пятьдесят? И оно работает?

— О, ну, именно этому, я думаю, не больше года, — хозяйка загадочно опустила темно-синие ресницы.

— Как так?

— Сейчас расскажу. Это было как раз год назад. Сидит Клэр, вот там же, за своим столиком. Заходит другая старушка — ее дочь, я потом поняла. Сначала все нормально, поцеловались, сделали заказ, общаются. Потом начали ссориться, что-то насчет обязательств, долга, ну вы представляете, семейные дела. А потом мать отвернулась и достала свой тилифон — мол, больше не хочу с тобой говорить. А дочь выхватила его — и швырнула об пол, и каблуком прямо на экран.

— Какие страсти.

— Страсти, ага. А та: ах-ах, что ты делаешь, папа мне подарил его на нашу годовщину! А эта такая: я знаю! Повернулась и пошла. Вот какие стервы бывают на свете. Что бы она ни сделала, она мать тебе, я так считаю.

Сергей сомневался, чтобы Клэр могла произнести «ах» даже в такой ситуации, но вся сценка была представлена живо. Шекспировской труппе мистера Томсона было бы чему поучиться.

— А что дальше?

— А дальше вот что. Она сидит так (хозяйка уперлась локтями в стол и сцепила пальцы перед подбородком). Сидит молча и слезы: кап, кап. Я хотела к ней подойти, но тут морозилка запищала, десерты надо было переставить. А потом смотрю — с ней рядом эта девочка. Уже подобрала обломки, разложила на столе, и что-то такое водит пальцами в воздухе, что-то ей объясняет…

— Какая девочка?

— Из ремонтной службы. Чинила у нас мороженицу, потом я ей, конечно, собрала бесплатный бранч. И вот она, значит, сидит рядом с Клэр, гладит ее по руке, что-то обещает. А потом забирает обломки и уходит. А через день, смотрю, Клэр моя пришла веселая, спокойная. И тилифон опять у нее, точно такой, как тот был.

— Надо же. А что за ремонтная служба, не помните?

— Ой, откуда? Сломалась мороженица, там какая-то маленькая штучка в мешалке. Мы вывесили тендер на сайте, они выиграли.

— А в той девушке было что-нибудь особенное?

— Милый, я девушками не интересуюсь! Помню, что совсем молоденькая, я даже удивилась, что она в технике понимает. Одета по-чудацки, стриженая как мальчик, и ушки смешные — вот такие, как ручки у кастрюли. Я бы на ее месте ушки прикрывала прической.

Выйдя в маленький сквер, Сергей присел на ограждение у клумбы. Солнце сверкало сквозь листья, мимо пробежал мальчишка, ведя пластиковым мечом по рифленому заборчику.

В сущности, уже можно отчитаться перед клиентом. Человеку, который украл анестетик и сделал себе инъекцию, не стоит публично утверждать, будто он не знал, что произойдет с его пальцем. Но раздражает отсутствие одного крохотного фрагмента: доказанного мотива.

Предположения о том, что Новак как-то завязан с торговлей антиквариатом, или ненормален, или на кого-то зол, не подтверждаются. Зато всплыл компромат на Стрингера. Безусловно, ушастая девица из ремонтной службы — это Пэм, и помощь пожилой леди была нарушением копирайта. Копия такого старья наверняка нелицензионная, когда их выпускали, не было никакой 3D-печати. Ясно, почему Клэр не удержалась и вступилась за Стрингера в Сети. Повторить и вернуть подарок мужа — это дорогого стоит.

Изготовление «тилифона» — преступление небольшое и, очевидно, никак не задевающее интересы Новака. Но если Стрингер сделал это один раз, то мог сделать и другой. Мне показалось, он и вправду не знает, что Новак имеет против него. Притворялся? Или, возможно, ему известна только часть истории, если он выполнял заказ или просьбу другого человека? Надо спросить его как следует, занимался ли он этим. Парень, можешь выдохнуть, я не бренд-аудитор, я сыщик, которого ты же и нанял…

Обидно будет, если Новак все-таки окажется ненормальным. Такой красивый сценарий с торговлей поддельным антиквариатом!

Да, вот еще что у меня осталось: почему Калифорния? Какого черта Новак поехал протезировать свой палец в Сан-Диего, к самой мексиканской границе? Чем его не устроили нотвильские клиники? Есть какая-то ирония в том, что новый палец ему сделают с помощью технологий 3D-печати, будь он живой, из его собственных клеток, или нейроуправляемый протез… Или, может, никакого протеза ему не делают, а в Сан-Диего сидит обманутый клиент, который устал ждать денег и настаивает на личной встрече? Для начала надо попытаться узнать, действительно ли он в этой клинике. Как там сказал Эмери — Калмановский или Колмановский университетский нейрологический центр?..

Центр нашелся моментально. На главной странице красовался мозг, в котором вспыхивали и гасли разноцветные линии, замысловато изломанные и переплетенные, как маршруты на карте подземки большого города. Ортопедия и протезирование в перечне услуг были. Сергей открыл одно подменю, другое…

Рита из кофейни наблюдала через окно, как давешний длинноволосый посетитель, сидевший у клумбы, вскочил на ноги и исполнил нечто вроде джиги, беззвучно хохоча и прижимая вифон к груди, а потом снова сел и начал что-то быстро набирать. Поднял голову от экрана и замер, глядя в небо. Посидел так с минуту и вернулся к письму. Вот интересно, что человеку могла написать женщина, чтобы он был такой счастливый. А еще говорят, современные мужчины не способны на искренние эмоции…

— У меня хорошие новости, мистер Стрингер. Я получил надежные доказательства, что Новак перед тем, как совать палец в ваш принтер, ввел себе анестетик.

— Значит, он сделал это нарочно! — Ивен просиял. — Как я и говорил. Спасибо вам, мистер Островски. Думаю, с этим можно идти в суд?

— Вы правы. Но у меня есть еще одна идея. Новак сейчас в Сан-Диего, в Колменовском центре медицинских исследований. Мне кажется, я знаю, зачем он там.

— Ему делают новый палец?

— Можно и так сказать. Но я должен убедиться… уточнить кое-что. А для этого необходимо повидаться с ним лично. Он заблокировал адрес, но я обратился в этот центр, попросил связать меня с ним. Сказал, что представляю ваши интересы, в подробности не вдавался. Он согласен на встречу.

— Лично? — Ивен наморщил лоб. — В Сан-Диего? А не проще связаться по Сети?

— Нет, боюсь, не проще. И я почти уверен, что уговорю его отозвать иск. (И мне просто любопытно, но это мы не станем обсуждать.) Если так будет, вы вернете мне стоимость билета на самолет?

— Если он отзовет иск… конечно, мистер Островски, разумеется. Но скажите, что вы такое про него поняли?

— Скажу, как только смогу доказать. А пока… знаете, мой дядюшка любит рассказывать такую историю. Когда-то давным-давно, когда автомобили еще заправляли бензином из нефти, один тип купил себе машину. Новенькую и очень-очень крутую, ни у кого такой не было. И вот он с друзьями обмывает покупку и говорит: спорим, что я прямо сейчас забью в крышу моей новой тачки пятидюймовый гвоздь? Друг ему: да ладно, ставлю сто долларов, что ты этого не сделаешь. Ах так? — говорит тот тип и встает с места. Все идут в гараж, он вынимает из-под верстака ящик с инструментами, берет молоток, берет гвоздь, и… — Сергей изобразил удар молотком.

— И в чем подвох?

— Друзья так же спросили. Каждый подошел, подергал гвоздь, ощупал крышу — забыл добавить, что тогда кузова автомобилей были металлические. Никакого обмана: листовой металл, большой ржавый гвоздь, сквозное отверстие, острие торчит из потолка салона. Все хором сказали: «Ну ты и дурак», тот, кто поспорил с ним, отдал сто долларов, и пошли допивать.

— Но это не конец истории?

— Не конец. Через неделю друзья увидели, как он рассекает на своей машине. Он сделал в крыше люк — такой квадратный, раздвижной, тогда это был самый предел крутизны. Установка люка обошлась в сто долларов.

Ивен запустил пальцы в шевелюру на затылке, да так и встал, сам себя держа за волосы.

— Ага. Стойте. Если это была крыша, то что у нас люк?.. — Моргнул, пошевелил губами, и вдруг лицо его озарилось пониманием.

Сергей улыбнулся ему, сделал прощальный жест и вышел.

Самолет прилетал в пять утра по Сан-Диего, других вариантов не было. Однако дома было уже восемь, в полете Сергей успел вздремнуть, и спать уже не хотелось. Он отправил контрольное ОК маме (потому что лучше это сделать, чем забыть), арендовал машину и поехал в направлении Колменовского медицинского центра.

Калифорнийские пальмы — плюмажики перистых листьев на высоченных столбах — забавно пародировали прожекторы вокруг летного поля. Небо над аэропортом уже с утра казалось пыльным, выцветшим от жары, но что-то в его оттенке намекало на близость океана. Сергей даже углядел справа от шоссе, за шеренгой пиний, бледно-голубую воду залива. Прямо по курсу небо розовело. Полицейские очень смешно выглядят на фоне зари, вспомнил он. А частные сыщики — тем более обхохочешься.

Сообразив, что в клинике еще все спят, стал выглядывать на карте навигатора мотель подешевле. Мотели тут были через каждые двести метров, и он повернул к ближайшему «минимуму». Пару часов провалялся на койке в тесном номере, лазая по Сети. Полезные для беседы материалы оказались такими искрометными, что он все-таки задремал. Проснулся от колокольчика почтовой программы: 8:15, Крис Новак готов увидеться с ним.

Дорога не заняла и двадцати минут. Короткая дорожка вела от шоссе к белому зданию затейливой архитектуры, — цилиндрические корпуса, соединенные переходами в виде римских акведуков, стеклянные фасады сине-бирюзовые, такого цвета бывает вода в бассейне. Белую стену у центрального входа украшают зеркальные буквы UCSD. И вокруг те же пальмы — как огромные хвосты с помпонами, воинственно задранные в небо.

Новак ожидал его в парке. Сидел на белой скамье под обильно цветущим деревом, держал в руках какой-то гаджет и гладил его, будто кошку. Лет сорок, весь какой-то бесцветный. Лицо правильное, но из тех, которым художник забыл добавить красок и блеска. Мраморная парковая статуя? Скорее фигура из папье-маше.

— Доброе утро, мистер Новак, — Сергей протянул ему руку, Новак отложил свой гаджет, привстал и, отвечая на пожатие, странно махнул в сторону левой рукой, словно ловя равновесие. Правая рука у него была холодная, видимо, долго сидел неподвижно в тени. — Меня зовут Серж Островски, я представляю интересы мистера Стрингера.

— Зачем у вас диктофон? — голос сухой, монотонный, с ноткой превосходства.

— Диктофон? — невинным тоном переспросил Сергей.

— Вот здесь, — указательный палец левой руки уперся в нагрудный карман его рубахи. — Он у вас включен. Не надо этого. И очки тоже выключите.

Сергей вытащил из кармана диктофон, придавил кнопку, показал Новаку табло. Потом снял зеркальные очки.

— Очки выключены, можете убедиться, — вручил их собеседнику. — И спасибо, что облегчили мне разговор.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сделали себе не простой протез. У вас теперь вместо указательного пальца сенсор электромагнитных излучений, верно? Датчики Виганда или что-то в этом роде. Местная специализация, такого больше нигде не делают.

Новак иронически скривил лицо.

— Вы так говорите, будто это что-то плохое. Если я лишился пальца по вине вашего доверителя, то могу заменить его хоть фонариком, хоть ключом от банковской ячейки. Это мое дело.

— Разумеется, мистер Новак. Но проблема в том, что вы причинили себе увечье сознательно. Видеоочки врача скорой помощи зафиксировали следы уколов на вашей левой руке, а Клэр Томсон, супруга вашего родственника, показала, что вы украли у них вилокаин. Хорошо придумано — покупка оставила бы следы в Сети. Вы ведь не знали, что у нее мнемопротезы?

Новак ничего не ответил.

— Да, технологии — то, что меня всегда поражало. «Новые чувства», как это называют, правильно? Я всего день как пытаюсь в этом разобраться, могу что-то спутать. Сенсорные сигналы от пальцев идут в кору мозга, там пальцам отведена территория величиной с Техас. Нет пальца — нет сигналов, кора страдает без работы, и ее легко загрузить новыми задачами. Это лучше, чем фантомные боли. Но врачам запрещено проводить ампутации, чтобы поставить пациенту инфракрасный либо электромагнитный сенсор, — за это отбирают лицензию. Вы могли бы, скажем, отрубить себе палец топориком и придумать правдоподобную историю о приготовлении барбекю в пьяном виде. Но предпочли совместить неприятное с полезным — и пальца лишиться, и раздобыть денег на дальнейшие манипуляции. Долго искали такое место, где командует наивный энтузиаст, не слишком озабоченный техникой безопасности?

Не люблю, когда собеседник так молчит. Поди пойми, что он тебе готовит, — то ли сейчас признает поражение, то ли начнет драться.

— Мистер Новак, согласитесь, что вы не очень хорошо поступили с моим клиентом. Я не адвокат, если вы хотели спросить, — я частный детектив…Так вот, он годится вам в сыновья. Он не торгует воздухом, а работает руками и головой. А вы фактически собирались его пристрелить. Конечно, вы понимали, что его скромный бизнес не выживет, если судебное решение будет в вашу пользу?

Тонкие губы наконец-то разжались.

— У меня в его годы не было собственного дела. Никогда не было. Всегда был наемным работником.

— Что вам помешало?

Молчание. Неразговорчивый собеседник попался.

— Послушайте меня, мистер Новак. Вы, наверное, уже поняли, что с той информацией, которая у нас есть, мой клиент не проиграет дело. Более того, самоповреждение с целью вымогательства — неприятные слова. Но у меня к вам хорошее предложение. Отзовите иск против Стрингера, скажите, что это была ваша вина и ваш просчет. И если к вам обратятся новостники и блогеры, не сочтите за труд подтвердить, что сами себе откусили палец. Насчет причины — я бы рекомендовал невроз от переработки. Сами не знали что делаете, вдруг захотелось… меня уверяли, что так бывает.

— Если б я знал, что мальчишка наймет детектива… — Новак потер себе лоб.

— То что? Действовали бы хитрее?…Знаете, мистер Новак, замыслы вроде вашего не приводят к успеху, когда начинаются с подлости. Вы хотите стать супермастером, и станете им, но это был бы плохой старт. И ладно бы у вас не было денег…

Новак судорожно вздохнул.

— Как меня достали моралисты со всеми козырями на руках. Не надо мне ваших проповедей. Я отзову иск. Если хотите, отправлю письмо прямо при вас.

— Это верное решение. Спасибо вам большое.

— И от ваших комплиментов меня избавьте.

— Я понимаю. Мистер Новак, если позволите, еще личный вопрос?

— Личный? — Новак поморщился. — Слушаю.

— Это ваше шестое чувство. Как оно работает? Электромагнитные поля — они холодные, горячие или какие?

Новак несколько секунд разглядывал его в упор. Потом улыбнулся.

— Не то чтобы… Да, пожалуй, холодные. Они вроде воздушных потоков, но только один палец их чувствует. Знаете, как бойскаутов учат определять направление ветра — оближешь палец, поднимешь и чувствуешь холодок. Близко к источнику бывают очень холодные. Как ледяные градины. Или как мята, это не настоящий холод… Но у них есть плотность, и еще… Представляете индейские плетенки из бисера? Вот когда я приближаю палец к микросхеме, я чувствую что-то вроде этого.

— Невидимые бусины?

— Да, невидимые. Только у них есть цвета, и они шевелятся. Знаю, звучит так, как будто я спятил. Доктор говорит, чтобы я тренировался и записывал свои впечатления. Говорит, что мой мозг сейчас сам определяет, как и что я буду чувствовать, он составляет свою кодировку, для вектора индукции, для напряженности. Что-то будет цветом, что-то теплом или фактурой. Я постепенно разберусь.

— А у людей есть поля?

— Ха! У тех, кто носит на себе гаджеты. Биополей нет, или, по крайней мере, я их не ощущаю.

— Вы не жалеете, что сделали это?

— Нет. — Новак энергично помотал головой. От его флегмы не осталось и следа. — Не жалею. Ни одной секунды.

— А вы планируете вернуться в Нотвилл?

— И что, если планирую?

— Ну, мы с вами могли бы обменяться контактами. При моей работе бывают нужны консультации специалистов, разумеется, платные.

Новак опять умолк. Но теперь было похоже, что он не верит глазам и ушам и едва сдерживается, чтобы не исследовать левой рукой сидящий рядом с ним феномен. Дабы проверить наличие встроенного генератора абсурда.

— Ты только что забрал у меня сто тысяч долларов и теперь предлагаешь поработать на тебя?

— Так в этом и дело! — с готовностью объяснил Сергей. — Я хотел бы скомпенсировать вам ущерб, хотя бы маленькими порциями.

— Видал я бессовестных типов, но не таких, — проворчал человек с шестым чувством и вытащил свой вифон.

Уже подойдя к машине на стоянке, Сергей получил сообщение. Ивен перевел ему деньги: и оговоренную сумму гонорара, и стоимость билетов. Жизнь повернулась светлой стороной.

Детектив Сергей Островски оглянулся — не видит ли кто, — облизал палец и поднял его вверх. Ветра не было вообще, ниоткуда. Хотя… кажется, там у нас океан? Жара еще не достигла пика, и до регистрации на обратный рейс остается часа четыре. Вполне можно успеть на пляж.