Когда ты из семьи одаренных некромантов, очень мало что способно удивить. Каждый день детства Офелии состоял из трупов, которых тащили в особняк Гриммов и обратно, походов на кладбище, выслушивания жалоб матери на очередной вызванный демонами вирус, охвативший Новый Орлеан, или многочасовых лекций о каждом типе паранормальных существ, с которыми она однажды может столкнуться. Оборотни, вампиры, ведьмы.
Но проснуться и увидеть призраков, таящихся в спальне и коридорах на следующее утро после обнаружения безжизненного тела собственной матери, казалось странным даже по ее меркам. Офелия сомневалась, что когда-нибудь сможет привыкнуть к бледно-голубым существам, которые то появлялись вокруг нее, то исчезали из виду. Призраки же по большей части ее не замечали, бродя по особняку Гриммов и улицам Нового Орлеана словно бесцельные блуждающие огни, пока они с Женевьевой занимались организационными вопросами из-за смерти матери. Если Офелия не обращала на них внимания, большинство оказывало взаимную любезность. Но некоторые, казалось, наслаждались, заставляя ее поежиться. Когда она случайно ловила их пристальные взгляды, они отказывались отводить глаза. Следили за каждым движением. Провоцировали на разговор.
Обе сестры были на ногах с самого рассвета. Вернее, не спали с самого рассвета. Офелия провела утро, готовя мать к тому, чтобы ее забрал городской коронер, пока Женевьева собирала все необходимое для получения свидетельства о смерти и публикации некролога в «Нью Орлеанс Пост». Теперь до наступления сумерек оставался всего час, и они с Женевьевой были примерно в квартале от офиса коронера – шли сказать последнее «прощай». В отличие от прочих смертных, некроманты не утруждали себя такими традициями, как похороны или поминки. Они прощались с телесными формами близких, а потом ждали возможности встретиться с ними в загробной жизни. Любая грандиозная церемония казалась слишком заключительной при такой связи с мертвыми.
Офелия задавалась вопросом, существовало ли торжественное напряжение, повисшее во влажном воздухе, только в ее сознании, или город каким-то образом ощущал тяжелую потерю. Словно он знал, что она никогда не сможет заменить Тесси Гримм, и скорбел.
Новый груз магии, поселившийся внутри, скручивал живот. Рано или поздно она почувствует желание ее выплеснуть – это лишь вопрос времени. Избыток накопленной энергии без высвобождения разъедает изнутри.
– Ты как? – пробормотала Женевьева.
– В порядке, – солгала Офелия.
Вместо того чтобы уличить ее в обмане, Женевьева любезно перевела разговор на другую тему:
– Я когда-нибудь говорила, как ненавижу жить в городе с такой влажностью?
– Почти постоянно.
– Это ужасно портит волосы, – проворчала Женевьева, будто Офелия ничего не ответила. – Наверное, в аду не так влажно, как здесь.
Офелия фыркнула.
– Точно, так и говорят. Отправляйтесь в ад – да, у нас тут дьяволы и демоны, но, по крайней мере, ваши волосы не будут виться.
Женевьева сморщила нос.
– Тьфу, не упоминай их. Это же как приглашение.
Разумеется, это работало не так. Если вы только действительно не наткнулись на дьявола или он не наткнулся на вас, отдельных дьяволов можно призвать, только если произнести правильные слова или имена – как и многих других паранормальных существ. Она почти не сомневалась, что Женевьева об этом знает, но, с другой стороны, ее сестра не получила образования того же уровня, что Офелия. И даже если бы получила, то точно не захотела бы пользоваться этими знаниями. Женевьева почти всегда меняла тему при упоминании дьяволов или подобных существ. Офелия же находила лекции о девяти кругах ада самыми увлекательными из всех уроков матери. Куда интереснее многочасовых рассказов о том, как оживлять трупы, чтобы они выполняли приказы, как разговаривать с мертвыми и как избежать одержимости… Истории о территориях ада всегда были жутким увлечением Офелии.
Вероятно, потому, что, в отличие от ее собственной реальности, такое место, как ад, обещало нечто фантастическое. Красивые дьяволы, духи и демоны, которые могли увлечь в магический, опасный мир. Как в темных любовных романах, которые она читала в библиотеке поместья Гримм, когда не могла заснуть. И возможно, опасность не должна была столь сильно привлекать Офелию, но она провела большую часть жизни в изоляции, в пыльных стенах усадьбы, и жаждала чего-то, что заставит сердце биться быстрее. Чего-то иного, чем незнакомая магия, которая пульсировала теперь в ее венах.
Конечно, как и в случае с магией, Офелия быстро поняла: желание чего-то приятно, лишь когда остается желанием. Далекой мечтой. Обладание какой-либо силой было для Офелии столь же чуждо, как возможность приключений или романтики. Кроме того, она сомневалась, что справится с этой силой. Наблюдение за работой матери с мертвецами никогда ее не беспокоило, но мысль о том, что ей придется управлять магией, такой хрупкой вещью, как сама жизнь, почти заставила ее пожалеть, что она узнала о трагической судьбе матери до полуночи и забрала ее магию.
Если ты не вернешься домой до темноты, вы с Женевьевой умрете, – прошептал Голос Тени, пробуждаясь от ее тревоги и заполняя сознание, словно дым.
Сколько она себя помнила, голос обитал в самых темных уголках ее разума. Он велел ей проходить через определенные двери, иначе вся ее семья погибнет. Заставлял ее беспрестанно стучать, чтобы получить минуту наедине с собственными мыслями. Настойчиво подталкивал к самым ужасным преступлениям против самых уязвимых существ. Когда она была младше, то боялась, что одержима. Собрала однажды вещи и прошла несколько километров по дороге, чтобы избавить семью от собственного зла, пока мать не нашла ее и не объяснила, что Голоса Тени на самом деле не существует. Это просто порождение ее разума. И ей придется жить с ним всегда.
Солнце скоро сядет, – продолжал Голос Тени. – Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Она прогнала голос, переключив внимание на морг, который наконец появился впереди. Женевьева схватила Офелию за локоть, ища утешения, когда они зашли в причудливое здание и в небольшой передней раздался звон колокольчика.
– Здравствуйте, дорогие, – поприветствовал их знакомый. Город был достаточно мал, чтобы он исполнял обязанности и коронера, и похоронного распорядителя, не говоря о любой другой странной и жуткой работе, в которой могла возникнуть потребность. Уже пожилой – может, около шестидесяти, с седеющими волосами и белыми усами, которые отчаянно нуждались в стрижке. – Сюда.
Они последовали за коронером по коридору в заднюю часть здания. Он придержал для них дверь и махнул рукой, приглашая в большую комнату, заполненную гробами.
– Ужасное место, – прошептала Женевьева.
Офелия быстро оглядела комнату, зацепившись взглядом за единственный открытый гроб. Она приблизилась, тяжело сглотнув, и чуть не задохнулась от ужаса, когда увидела женщину внутри.
Простое кремовое платье, в котором их мать была прошлым вечером, исчезло, и его заменило замысловатое черное одеяние из шифона, делавшее ее светлую кожу еще бледнее. Их мать выбрала это платье заранее, на случай если ее дух решит остаться, – Тесси Гримм категорически отказывалась проводить вечность в качестве призрака в корсете. Но, увидев платье в гробу, Офелия подумала, что, возможно, они приняли неправильное решение.
– Черт. Так она похожа на… – Женевьева сморщила маленький, острый носик, когда подошла к Офелии и заглянула в гроб, – призрака. Я же говорила, лучше фиолетовое.
Офелия вздохнула и постучала костяшками пальцев – один, два, три – по стенке гроба, чтобы успокоить разум. Она была согласна насчет платья, но теперь слишком поздно. Кроме того, окно, через которое мог вернуться дух их матери, в любом случае давно закрылось. Души, решившие не сразу переходить на Другую Сторону, возвращались в течение нескольких часов после смерти. А значит, это их последнее прощание. Выбранное платье уже не имело значения.
Офелия понимала: она должна быть счастлива, что душа матери оказалась достаточно умиротворенной для перехода. Она повторяла эту мысль, с болью на сердце продевая иглу через нежные веки матери, прежде чем коронер забрал тело этим утром. Старый трюк некромантов, чтобы душа покоилась мирно и ее не тревожили нежелательные воскрешения.
Тем не менее в глубине души ее что-то терзало, подсказывая: это прощание – не навсегда. Именно поэтому она до сих пор не пролила ни слезинки.
– Пожалуйста, распишитесь здесь, мисс Гримм, – подсказал коронер и вырвал ее из мыслей, деликатно стукнув ручкой по тыльной стороне ее ладони.
Офелия выхватила у него ручку и еще дважды постучала по тыльной стороне ладони, прежде чем написать свое имя внизу пергамента, который он положил на закрытую часть гроба. Коронер странно посмотрел на нее, заметив тик, но лишь благодарно кивнул, засунул ручку обратно в карман пиджака и мягко по нему похлопал.
– Вы точно отказываетесь от вскрытия? – настаивал он. – Знаю, все признаки указывают на сердечный приступ, но она была слишком молода, чтобы сердце отказало без…
– Вы не будете вскрывать нашу мать, – твердо заявила Женевьева. – Достаточно того, что Офелия зашила ей…
Офелия ткнула сестру локтем в живот. Зашивание глаз трупа нитью, благословленной демоном, – тщательно хранимый секрет в сообществе некромантов. В противном случае обычные смертные могут начать заниматься этим сами, и некроманты лишатся возможности воскрешать или заставлять кого-то вселяться в них. Это означало, что их мать не смогла бы помочь тем, кто хотел воскресить умерших близких по той или иной нелепой причине. Впрочем, вряд ли многим хватило бы смелости на такой ритуал – Женевьева едва не лишилась завтрака, когда застала Офелию за наложением швов, – и сама Офелия тянула до последней секунды, чтобы выполнить необходимые меры до прибытия коронера.
– Неважно, – пробормотала Женевьева. Она залезла в складки платья и достала документы, над которыми работала все утро. – Вот ее свидетельство о рождении и написанный нами некролог.
Мужчина почесал густые белые усы, переводя взгляд с одной сестры на другую и словно размышляя, как реагировать на их странное поведение.
– Я отправлю копию свидетельства о смерти в поместье Гримм как только смогу, – наконец сказал он, забирая бумаги из рук Женевьевы. – У вас есть несколько минут, чтобы попрощаться. Я буду ждать за дверью и закрою все после вас.
Девушки согласно кивнули и повернулись к матери, когда он выскользнул из помещения.
– Она ведь не вернется? – пробормотала Женевьева.
Офелия глубоко вздохнула.
– Не похоже.
– С нами все будет в порядке, – сказала Женевьева скорее себе, чем Офелии. – Если проблема в сердце, скорее всего, это просто случайность. Уверена, мы ничего от нее не унаследовали. В конце концов, бабушка всю жизнь была здорова как лошадь и, вероятно, оставалась бы с нами гораздо дольше, если бы не несчастный случай. Мама не хотела бы, чтобы мы волновались.
– Нет, она бы хотела, чтобы мы двигались дальше. Это так на нее похоже – оставить меня здесь одну продолжать семейное дело. – У Офелии вырвалось нечто среднее между смешком и всхлипом. – Не представляю, как, по ее мнению, я справлюсь одна. Я никогда не стану так же хороша, как она. Я прошла лишь половину того обучения, которое она успела получить к моменту смерти своей матери.
– Никто не ждет от тебя идеала, Офи, – успокоила Женевьева.
– Она ждала, – возразила Офелия, вспоминая глубокие разочарованные вздохи матери каждый раз, когда она ошибалась, произнося заклинание, или соображала недостаточно быстро. – Возможно, она никогда не давила на тебя, но от меня она всегда требовала большего. И даже если мама не ждала от меня совершенства, я не могу не требовать его от себя.
– Офелия, – с упреком сказала Женевьева. – Ты несправедлива к себе.
Офелия сморщила нос, но ничего не ответила. Женевьева не понимала. Как она могла? Женевьеве все детство позволяли свободно бегать, а Офелия сидела в особняке Гриммов и изучала семейное ремесло. Голос Тени насмехался над ней каждый раз, когда она совершала ошибку.
Если бабушка познакомила Новый Орлеан с некромантией, то Тесси Гримм сделала ее привлекательной как для туристов, так и для местных жителей. В поместье Гриммов был постоянный поток посетителей от рассвета до заката, с понедельника по субботу жители Нового Орлеана бежали к Тесси Гримм практически по любому мыслимому поводу.
Можешь связаться с моим братом на Другой Стороне, чтобы я мог попросить прощения?
Можешь воскресить мою девушку, чтобы она подтвердила полиции мою невиновность?
Можешь уговорить полтергейста вселиться в моего мужа и сделать его терпеливее?
Теперь все это легло на плечи Офелии.
– Мы должны двигаться дальше, – продолжила Женевьева, прервав ее мысли. – Отпустить ее и продолжить наследие.
– Продолжать наследие буду я, – поправила Офелия. – Ты не привязана к поместью Гримм. Это не твое бремя, и я никогда тебе такого не пожелаю.
Офелия прикусила нижнюю губу и на мгновение закрыла глаза, глубоко вздохнув, прежде чем горе и тревога выплеснулись наружу. Она предпочла бы сосредоточиться на ярости. Ярости из-за того, что мать оставила ее одну и семейная магия с усадьбой Гриммов достались ей задолго до того, как она оказалась готова. Она понимала, что нельзя злиться на мертвых, но гнев переварить оказалось легче, чем горе, которое скрывалось под кожей. Ярость и злость придали бы сил, толкали бы вперед, но если она поддастся горю, то может и не выбраться из этой ямы.
Женевьева возмущенно посмотрела на сестру.
– Ради всего святого, я не собираюсь уходить и бросать тебя навсегда, Офи. И не нужно ничего решать насчет особняка прямо сейчас, ладно? Тебе не обязательно перенимать мамину манеру помогать всем подряд в Новом Орлеане только потому, что они с бабушкой так делали. Знаю, сейчас это кажется немыслимым, но то, что мы унаследовали особняк Гриммов, еще не значит, что мы должны…
– Стоп, – потребовала Офелия, снова заглядывая в гроб.
Женевьева сжала губы. Офелия пока не знала, как сказать сестре, что теперь, когда матери не стало, судьба особняка Гриммов была практически решена. Ведь Женевьева по-прежнему мечтала, что они вдвоем отправятся путешествовать по миру, как обещали друг другу в детстве.
Офелия протянула руку и провела кончиками пальцев по впалой щеке матери. Как только она покинет эту комнату, сможет видеть Тесси Гримм только в воспоминаниях. Воспоминаниях о странной женщине, выпивающей по семь чашек чая в день, – от нее пахло ванилью и чаем, смешанными с ароматом заклинательных солей и магии. О ее успокаивающем голосе, читающем вслух в библиотеке особняка перед обедом, и металлическом лязге мечей во время вечерних уроков фехтования. Как она обучала Офелию всем правилам магии и обращению с мертвыми, пока Женевьева брала уроки игры на фортепиано в гостиной. О запахе гумбо и медового кукурузного хлеба каждое воскресенье зимой.
– Когда-нибудь мы встретимся снова, – поклялась Офелия.
Если ты не постучишь в эту дверь три раза в течение следующих пяти секунд, – прошептал коварный Голос Тени в ее голове, – ты тоже умрешь.
Офелия втянула воздух, когда в голове промелькнули образы ее собственной безвременной кончины. Темная фигура, разрывающая ее мягкую плоть длинными, как пальцы, когтями.
Тик-так.
Мышцы свело от адреналина, и она резко повернулась к двери.
– Офелия? Черт. Снова голос? – спросила Женевьева, бросившись к ней в своих розовых юбках из тафты и с тревогой протянув руку.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Спотыкаясь о собственный подол, Офелия поспешила к выходу и трижды ударила костяшками по прочной двери, прежде чем Голос Тени отсчитал последнюю секунду. Наступила тишина. Голос снова исчез, испарившись из разума, как туман.
– Дорогие? – заговорил коронер с другой стороны двери. – Вы стучали? Дверь не заперта, вы же знаете.
Ни одна из девушек не потрудилась объясниться, когда Женевьева открыла дверь. Они вышли, и мужчина глянул на них с жалостью, прежде чем запереть помещение и отвести их к выходу. Женевьева бросила на него короткий взгляд. Она ненавидела жалость.
– Удачи.
Коронер кивнул им, и они вышли на вечернее солнце. Офелия слегка опустила голову в знак благодарности, следуя за Женевьевой, – ее младшая сестра не стала утруждать себя любезностями, и они удалились.
Воздух в Новом Орлеане по-прежнему гудел от странного напряжения – Офелия ощутила его еще по дороге в морг, но на пути домой заметила, что оно немного изменилось. Мысли о прощании с матерью настолько поглотили ее, что она могла думать только о своем горе. Но теперь Офелия видела: сегодня Новый Орлеан в странном состоянии.
Улицы Гарден-Дистрикт казались темнее обычного, несмотря на длинные лучи вечернего солнца. Офелия слышала звук своих каблуков, стучавших по тротуару, когда они с Женевьевой медленно шли по дороге. Обычно по улицам сновали туристы и разъезжали экипажи и где-нибудь вдали гудела джазовая музыка. Но сейчас улица перед ними была неподвижна, пропитана тенями и тишиной, которая звучала для Офелии громко и ясно: в воздухе таится что-то коварное.
– Нам нужно домой, – поторопила Офелия Женевьеву, лихорадочно осматриваясь вокруг. – Это неправильно.
– О чем ты? – спросила Женевьева, приподняв бровь. – Мне кажется, все в порядке. Сегодня вечером вообще никого нет.
– Именно, – пробормотала Офелия. – Сейчас туристический сезон – почему так тихо?
– Раньше тоже было тихо, – напомнила Женевьева. – Может, все испугались попасть под дождь. Тучи висят как-то слишком низко.
Офелия запрокинула голову и посмотрела на клубящиеся серые облака вдали. Может, Женевьева права, может, все испугались дождя. Но это не объясняло ее нехорошего ощущения. Или почему ветви дубов казались кривее обычного, а влажный воздух – удушливее.
Офелия заметила движение справа, глубоко в тенях, за причудливыми коваными оградами домов, и ее пульс участился. Она прижалась к сестре, когда они замедлили ход и остановились рядом с кафе на перекрестке, – сквозь ее толстые серые юбки пронесся ветерок, и через мгновение в нос ударил знакомый запах горячей выпечки и сахарной пудры.
– О! – Женевьева схватила Офелию за руку и потянула к кафе. – Дай мне минутку, Офи, там моя подруга.
Прежде чем Офелия успела возразить, Женевьева забежала в кафе и с приветственным криком бросилась к девушке, которую Офелия никогда раньше не встречала. Увидев через окошко двери, как непосредственно и жизнерадостно ее младшая сестра обняла незнакомку, Офелия почувствовала легкую зависть. Кроме Женевьевы, Офелия не могла так поприветствовать ни одного человека на свете.
А Женевьева оживленно болтала с этой девушкой с золотистыми волосами, и яркие небесно-голубые глаза сестры блестели – Офелия такого блеска давно не видела.
Пока ты сидела взаперти, помогая матери вызывать мертвых, твоя сестра заводила друзей, – сказал Голос Тени. – Вероятно, ты ненавидишь ее за это? Разве не хочешь причинить ей боль? Заставить истекать кровью? Они думают, что она идеальная, и забавная, и красивая, а ты…
– Хватит, – прошептала она вслух и постучала костяшками по стеклу.
Раз, два, три.
Голос испарился.
– …слышал? Фэрроу Генри заявил, что пойдет. Если слухи верны, он не продержится там и двух ночей, – раздался глубокий голос за спиной.
Офелия обернулась и увидела двух мужчин примерно ее возраста, идущих к ней со стороны перекрестка.
– Племянник Ричарда Генри? – рассмеялся другой. – Он родился с серебряной ложкой во рту. Ставлю двадцать серебряных, он смотается в первую же ночь из-за недостаточно роскошной комнаты.
– Ему повезет, если он не умрет от сердечного приступа в первые два часа, – согласился первый.
Первый – тот, что повыше, не удостоил Офелию даже взглядом, когда они перешли улицу и протиснулись мимо нее в кафе. Другой посмотрел ей в глаза и двинулся дальше. Они неторопливо подошли к Женевьеве, и Офелия сглотнула, когда сестра со смехом запрокинула голову, восторженно сжав руку мужчины повыше. Женевьева могла обмануть друзей, притворяясь, что все просто прекрасно, но Офелия знала сестру достаточно хорошо, чтобы увидеть за маской скрытую боль. Вероятно, новость еще не успела просочиться в светские круги Нового Орлеана, а Женевьева определенно не из тех, кто портит настроение столь тяжелыми откровениями.
Офелии пришлось отвести взгляд. У Женевьевы за пределами особняка целая жизнь. Люди, с которыми она общается, делит воспоминания, – а Офелия даже не знает их имен.
Прежде чем она успела слишком глубоко погрузиться в мысли, что-то мелькнуло в стекле. Офелия отшатнулась от двери, обернулась и чуть не задохнулась от увиденного.
В паре метров от нее появилось привидение. Его окружало ледяное голубое сияние. Голубой цвет Гриммов. Конечно.
Привидение повернуло к ней голову.
Офелия сглотнула.
– Я не она.
Привидение приблизилось.
– Уходи.
Офелия взмахнула рукой, прогоняя его.
– Я не она, она ушла. Я никогда не стану ею. Оставьте меня в покое.
Все в Новом Орлеане знали искусного некроманта Тесси Гримм. Даже мертвые. Особенно мертвые.
Привидение открыло рот, словно собираясь поспорить, но прежде, чем оно успело произнести хоть слово, кто-то прошел прямо сквозь прозрачное тело. Оно развеялось, как дым на ветру.
– Он здесь, клянусь, – настаивал мужчина, который только что неосознанно прошел сквозь привидение, склонив голову к партнерше. – За старым собором, где раньше было кладбище. Эмма сказала, что видела его там вчера.
Услышав слова мужчины, Офелия насторожилась. Она не ошиблась. Странная тишина и лишь перешептывания вокруг убедили ее: в воздухе витает что-то нехорошее.
Офелия повернулась к кафе и распахнула дверь. Когда она подошла, Женевьева и ее друзья даже не заметили ее, увлеченные разговором. Очень приглушенным разговором.
Офелия прочистила горло.
– Женевьева?
Женевьева перестала шептать и повернулась к Офелии. В глазах мелькнуло удивление, как будто она вообще забыла о сестре.
– О. Офи.
– Почти стемнело, – сказала Офелия. Других объяснений не требовалось. Женевьева прекрасно осознавала срочность.
Повернувшись к друзьям, она вздохнула.
– Простите, мне нужно идти. Но я обязательно сообщу, когда смогу поужинать. Нам будет о чем поговорить.
Остальные согласно закивали, с любопытством скользнув взглядами по Офелии, но никто не потрудился представиться или ее поприветствовать. Оно и к лучшему – Офелия была не в настроении общаться.
Когда они вышли, плотно закрывая за собой дверь, Офелия спросила:
– Кто это?
– Просто знакомые, – отмахнулась Женевьева.
– Где вы познакомились? – не отставала Офелия.
Женевьева бросила на сестру игривый взгляд.
– Ничего предосудительного, если ты об этом.
– Конечно нет. – Офелия покачала головой, взяла Женевьеву под руку и потащила за собой, когда над ее плечом появилась очередная вспышка сияющего синего света. – Просто ты никогда раньше о них не рассказывала.
– С тобой все в порядке? – спросила Женевьева.
Еще одна вспышка синего света справа. Офелия замерла, встретившись взглядом с очередным привидением.
– Офи? Ты выглядишь, будто увидела… ох. – Глаза Женевьевы расширились. – Это оно, да? Ты теперь их видишь.
– Отвлеки меня, – потребовала Офелия. – О чем вы там говорили?
Они перепрыгнули через яму на тротуаре, удаляясь от Гарден-Дистрикт.
– О, хм… – Женевьева замялась. – Фэрроу Генри! Да. Точно. Всего лишь мелкие сплетни о самом печально известном холостяке Нового Орлеана.
– Ты его знаешь? – удивилась Офелия. – Те два парня говорили о нем, когда вошли.
– Нет. Да. Нет. – Женевьева рассеянно покачала головой. – Он пригласил меня на один из прошлогодних балов. Его отец – один из организаторов Марди Гра. Мистик.
– Не припомню, чтобы ты ходила на бал, – заметила Офелия.
Женевьева фыркнула.
– Я и не пошла. Собиралась, сшила себе платье и все такое, но потом этот придурок меня подставил и позвал кого-то другого. Но я все равно пришла на парад. Не устояла перед возможностью заставить его понервничать.
Офелия подняла брови и рассмеялась, удивленная смелостью сестры. Женевьева порой выражается похлеще моряка. Хотя при мысли, что кто-то может обидеть ее сестру, у нее закипала кровь – не говоря о том, что пытаться найти кого-то получше просто смешно. Женевьева обвинила бы Офелию в предвзятости, но любовные письма, приходящие от различных поклонников каждый месяц, говорили об обратном.
– Ну, у него явно нет мозгов, если он упустил шанс с тобой, – прокомментировала Офелия.
Женевьева фыркнула.
– Все в порядке. В качестве мести я трахнула его лучшего друга прямо на платформе.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и обе без раздумий ускорили шаг, проходя мимо красочных домов в центре города. Мать научила их двум золотым правилам, касающихся улиц Нового Орлеана после наступления темноты: первое – если тьма смотрит на тебя, никогда не смотри в ответ. Это верный способ попасться дьяволу.
Дьяволы бродили по Новому Орлеану столь же давно, как ведьмы и вампиры, – даже дольше. Офелия никогда их не встречала и не была готова к реальной встрече, даже получив от матери знания об этих коварных существах. Пока нет.
Второе правило гласило: если вы все же нарушили первое, никогда не заключайте с дьяволом никаких сделок. Если только не хотите потерять душу. Это правило многие чрезмерно любопытные туристы, похоже, так и не усвоили, стекаясь в такие места, как Новый Орлеан, – места, наполненные магией, – в поисках вещей, о которых ничего не знали.
Те, кого отчаянно манили существа, скрытые в темноте, вряд ли в итоге оставались довольны встречей.
Офелия огляделась – на улицах почти не осталось людей. Пара лавочников, закончивших работу, и храбрые уличные артисты, только начинающие день, – все это совсем не успокаивало. Но, по крайней мере, они не совсем одни.
Словно в подтверждение, мимо промчалась карета, и цокот копыт по тротуару растворился в страстных нотах джаза, набирающих силу вдалеке. Проходящая мимо пара покачала головами при виде идущих под руку сестер, и Офелия не поняла: это неодобрение или сплетни об их матери уже так широко распространились, что случайные прохожие начали приносить соболезнования. В любом случае Офелия бросила на них такой леденящий душу взгляд, что те вздрогнули и поспешили прочь.
– Похоже, тебе передался и мамин дар пугать горожан. – Женевьева слегка наморщила нос. – Скажу честно, Офи, теперь на тебя немного сложнее смотреть.
Неудивительно, что Женевьеву тревожил новый цвет глаз Офелии. Ее младшей сестре всегда было тяжело смотреть матери прямо в глаза, и она всю жизнь ясно давала понять: если Офелия трагически умрет, не оставив наследников, Женевьева не продолжит семейное дело.
Реакция людей на их странную маленькую семью всегда беспокоила Женевьеву, и когда она достигла определенного возраста, то даже начала отказываться выходить с матерью в город, чтобы не столкнуться с кем-то из друзей. Офелию все это не волновало.
Может, потому что она знала – в один прекрасный день это станет ее судьбой. А может, Женевьева смущалась из-за слов друзей, а у Офелии друзей никогда не было, и давление оказывать было некому. Несколько раз у Офелии появлялись поклонники, но все отношения заканчивались быстрыми, страстными романами, которые сходили на нет столь же стремительно, как начинались. Ни один не доходил до стадии, когда она могла представить его своей семье.
Офелия задумалась, способна ли она освоиться в нормальном обществе без матери в качестве проводника. Смерть была чем-то знакомым. Жизнь – вот настоящее испытание.
Женевьева внезапно вздрогнула и оглянулась со странным выражением лица.
– Что такое? – забеспокоилась Офелия.
Женевьева замялась.
– Один из моих друзей сказал… про… – Она покачала головой. – Неважно. Давай просто вернемся домой. Мне холодно.
– Давай возьмем экипаж, – предложила Офелия, когда наступила ночь. – Понимаю, транжирить деньги нельзя, но я не хочу оставаться здесь ни на секунду дольше необходимого.