Глава 39 Уход

целившись широко раскинутыми руками, мы плыли в небе – огромная воздушная семья. Оставшийся внизу город вновь расцвел сверкающим тропическим лесом, теплый ветер доносил сотни пьянящих ароматов, мы купались в благоуханном облаке. Счастливые совместностью, мы замкнули нашу цепь вокруг Шеппертона, радушное солнце озаряло нам лица.

Навсегда покидая этот город, мы решили воздать ему благодарность. Ошуюю меня и одесную были отец Уингейт и миссис Сент-Клауд – восторженная юная пара, наслаждающаяся первым своим полетом. Мы парили над шоссе, ничуть больше не тревожась, что водители стремящихся в Лондон машин не могут нас узреть. Мы пропорхнули над бетонным столбом, о который я споткнулся при памятной первой попытке оставить Шеппертон, и отслужили благодарственную службу валунам и булыжникам в поле. Мы воздали хвалу островам кухонной утвари и спальным гарнитурам, насосам автозаправки и ржавой машине, что дала мне когда-то приют.

– Прощай, Блейк…

Миссис Сент-Клауд отпустила мою руку и начала удаляться, совсем уже юная девочка в своем первом воздушном наряде.

– Пока, Блейк!.. – крикнул мне мальчик, продавец супермаркета; теперь ему было лет десять.

– Блейк…

Отец Уингейт сжал мои плечи, обратив ко мне тонкое, полудетское лицо восторженного послушника. Мы обнялись, он уплыл, а я все еще ощущал на губах его юную улыбку.

Но я уже знал, что не могу уйти вместе с ними. Я научил их летать, проведя тайными вратами своего тела, теперь они сами найдут дорогу к солнцу. Но есть ведь и другие – трое детей, олени и птицы, полевки и змеи, безоглядно отдавшие мне себя. Лишь направив к солнцу последнее из живых существ, смогу я уйти и сам.[10]

Они уже были в сотне футов надо мной – счастливые дети, летящие, взявшись за руки, в светлые просторы неба.

– Прощай, Блейк…

Голоса их звучали все тише, а затем пропали вовсе. Один в этом маленьком небе, я скользнул вниз, сквозь недвижность воздуха. Стоя на крыше гаража, довольный, что я направил обитателей Шеппертона на путь, и безмерно утомленный этой тяжкой работой, я смотрел на опустевший город. Теперь я знал смысл странного холокоста, увиденного мной из кабины утопающей «Сессны»: это было провиденье озаренных душ горожан, коих я взял в себя и научил летать, каждый из них – полоска света в тысячецветно-радужной короне солнца.

Загрузка...