Глава 7

Я пошёл следом за главой клана и втянул ноздрями аромат навоза, который смешивался с запахом яблонь, росших в каждом деревенском дворе. В домах же, несмотря на чертовски раннее утро, мелькали любопытные лица, а не менее любопытные собаки, шастали чуть в отдалении от нас. Они приветливо виляли хвостами под протяжное мычание коров, которые обитали в сараях, облепленных глиной.

Арахна не преминула заметить, ткнув пальцем в одну из дворняг:

– Пры положительной или нейтральной репутации домашные животные никогда не бросятся на героя.

– Даже если он такой урод, как Остряк, – услышал её слова Пушкин, покосившись на меня.

Затем он резко вытянул руку в сторону подошедшей к нему курчавой собаки с добрыми глазами и воздействовал на неё своей силой. Та оторвалась от грязи, пролетела по воздуху несколько метров и шмякнулась в лужу, где обалдело вытаращилась на героя. А тот самодовольно усмехнулся и высокомерно посмотрел на новичков, словно говорил: смотрите, что я могу, уроды.

После этого Пушкин двинулся к забору из окрашенных белой краской досок, за которым скрывался справный бревенчатый дом, ухоженный огород и кирпичная пристройка, из чьей трубы шёл густой чёрный дым. Он был почти таким же, как и тот, который возникал в те редкие моменты, когда готовила моя бывшая девушка.

Я грустно усмехнулся, вспомнив её, а потом услышал вопрос Гриши, который проник внутрь двора следом за главой клана:

– Арахна, а лесные звери нападают на героев?

– Они ведут себя так же, как обычные дикие животные. Еслы им хватит сил, то атакуют, – пояснила опытная героиня, заправив локон за ухо. – А вот чудовыща обязательно нападут. У ных настройки такие: увидел разумного – нападай. И вот ых надо опасаться. А в этом мире их столько, что хоть жопой жуй.

– Ясно, – проронил толстяк, признательно посмотрев на Арахну.

Та хмуро глянула в ответ, а затем закрыла за собой калитку, отрезая наш крошечный отряд от улицы.

В эту же секунду широко отворилась дверь пристройки. Оттуда дохнуло жаром и потянуло дымом, а следом показался широкоплечий черноволосый мужик с густой бородой. Он оказался на голову выше Пушкина и ощутимо шире. Я обратил внимание, что на нём были лишь короткие штаны и кожаный фартук. Ну и на ногах – высокие сапоги на толстой подошве. Похоже, это кузнец.

Он в эту секунду прогудел, вытирая тыльной стороной руки вспотевший лоб с глубокими горизонтальными морщинами:

– Здорова были, герой Зверь.

– Привет, Епифан, – вежливо поздоровался глава клана, срывая с дерева спелое яблоко с красными боками. – Топоры сделал?

– Угу, – кивнул тот, пробежав цепким взглядом карих глаз по нашей геройской банде, а потом степенно скрылся в пристройке.

– Деловой мужик, – прошептал я, тоже сорвав яблоко. – Протобизнесмен.

– Вот тебе обязательно всегда пасть раскрывать? – хмуро выдал Пушкин, грызя сочный плод. – Ты, наверное, мастер куннилингуса. У тебя ведь язык как помело.

Я не успел достойно ответить ему, так как на свет божий показался кузнец. В его руках были три боевых топора. Один он протянул мне, обдав запахом крепкого пота, второй дал Кристине, а третий достался Грише.

Я с интересом посмотрел на отливающий синевой металл, который оказался насажен на отполированную рукоятку, частично обмотанную чёрной материей. Хорошее оружие. Топор удобно лежал в моей руке. Скорее всего, он даже не выскользнет из неё, если вдруг ладонь покроется потом. В общем, зачётная вещица. Вот только бы ещё научиться пользоваться ею. Я немножко умел, но явно не тянул на хорошего бойца.

Тем временем Пушкин довольно проговорил, тоже оценив оружие, изготовленное кузнецом:

– Чёткие топоры. Вот три серебряные монеты – как и договаривались.

Мужик благодарно кивнул и принял деньги, а потом вдруг вскинул голову и прислушался. Я тоже напряг слух и уловил чьи-то голоса, приближающиеся ко двору кузнеца. Похоже, что это идут местные лентяи, которым требуются герои-помощники.

Так и оказалось – спустя десяток секунд за забором показалась четверка людей: заплаканная женщина в косынке, старик и два мужика, среди которых был и тот, что открывал нам ворота.

Я сразу же потопал к ним без понуканий со стороны Пушкина, а то он уже рот раззявил явно для какой-нибудь тупой остроты, но ему не выпало шанса продемонстрировать своё чувство юмора. Из-за этого он досадливо поморщился, а затем торопливо попрощался с кузнецом и поспешил за мной, да ещё так поспешил, что обогнал и первым покинул двор, оказавшись перед деревенскими жителями. А те ждали нас на улице. Мужики молчали, а женщина не прекращала реветь, чем сразу наполнила моё сердце жалостью. Мне ещё и мама вспомнилась… Эх…

Меж тем мы все вышли из двора кузнеца и предстали перед крестьянами. В это мгновение тот крестьянин, что открывал нам ворота, поклонился и отошёл в сторону, присоединившись к Пушкину и Арахне, которые стояли чуть в отдалении.

Я оценивающе взглянул на оставшуюся троицу, которой требовалась наша помощь, и мне сразу же не понравился старик и мужик. Было в них что-то отталкивающее, словно они точно знали, что мы вряд ли сможем отказать им, а значит – исполним любую их дурость. А вот у плачущей женщины в косынке и сарафане явно стряслась какая-то беда и вряд ли она так убивается из-за пригоревшей каши. Здесь точно дело серьёзное. Я хотел было подойти к ней, но не успел, так как к убитой горем крестьянке метнулась блондинка, видимо, решив помочь именно представительнице своего пола.

Гриша же, увидев, что Кристина занялась делом, скакнул к мужику в чистой белой рубахе и шароварах. Поэтому мне достался неряшливый старик с бородавкой на носу и сальными волосами. Он поправил мятую косоворотку и подошёл ко мне, мелко переступая кривыми ножками в старых лаптях. Я поморщился, услышав запах пота и перегара.

Дед начал дребезжать, глядя на меня снизу вверх выцветшими голубыми глазами, вокруг которых залегли мириады морщин:

– Сынок, курица моя пропала. Я их обычно возле деревни пущаю погулять, свежей травки пощипать. А тут – глядь, нет одной. Найди её уж для старика, а я отблагодарю тебя зельем, которое мне ещё от бабки досталось.

– Так может, курица твоя на юг улетела? – с усмешкой проронил я, уловив краем уха, что Гришке предлагают изничтожить каких-то мышей, уничтожающих посевы.

Пушкин тоже услышал, какое задание втюхивают толстяку и его рожа стала донельзя кислой, даже правый глаз задёргался. А уж когда он расслышал о курице, то и вовсе – звонко шлёпнул себя ладонью по лбу и что-то зло пробурчал, после чего с надеждой посмотрел на женщину, которая плакала на груди Кристины. Она пока не могла вымолвить ни слова, поэтому блондинки не знала, чем ей предстоит помочь.

Тем временем старик пораженно ахнул, выгнув лохматые седые брови, а затем застрочил, будто из пулемёта "Максим":

– Да какой улетела? Куры же не летают! Убегла она куда-то. Найти её надо, пока кто-нибудь не схарчил!

– Ох и тяжёлое же задание, – притворно выдохнул я, откусив сразу половину яблока, которое всё это время держал в руке. – Надо бы награду увеличить.

– Как увеличить? – опешил дед, ещё выше загнав брови к седым волосам, которые окружали розовую плешь.

– Вот так. Инфляция, знаешь ли. Курс доллара растёт, нефть дорожает, – продолжал гнуть я свою линию.

– Ничего не понимаю из твоих речей, – выдавил старый крестьянин, потерявший курицу. – Но чую, что ты от меня хочешь, а дать всё равно больше не могу. Так что отвечай: берёшься ли ты за моё задание или нет?

– Так, погодь, подумать надо, – резко прервал я его, обратив внимание на то, что женщина в косынке всё-таки заговорила, заставив Кристину побледнеть. А вот Пушкина наоборот – радостно оскалиться.

Я прислушался к словам крестьянки и сквозь рыдания сумел разобрать:

Загрузка...